Текст книги "Когда гремели пушки"

Автор книги: Сергей Бирюзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

К исходу 13 апреля все юго-западное побережье Крымского полуострова было полностью очищено от оккупантов. Я и командующий артиллерией фронта генерал С. А. Краснопевцев, находясь в это время в 19-м танковом корпусе, стали свидетелями волнующего события – освобождения Симферополя.

Мы въехали в город, когда он был еще окутан пороховым дымом, на южной и восточной окраинах завершался бой. Некоторые дома и даже кварталы оказались разрушенными, но в целом Симферополь остался цел. Благодаря стремительному наступлению наших войск противнику не удалось осуществить свои черные планы уничтожения там всех жилых домов, культурных учреждений, парков и скверов. Город был по-весеннему хорош в своем зеленом убранстве и цветении.

На следующий день во взаимодействии с партизанами удалось освободить и Бахчисарай. А еще через три дня, 18 апреля, с нами соединилась и влилась в состав 4-го Украинского фронта Отдельная Приморская армия. Действуя далее совместно с войсками 51-й армии, она сыграла видную роль в освобождении южного побережья Крыма...

Со всех сторон гитлеровцы бежали к Севастополю, надеясь укрыться за мощным поясом его укреплений. Однако это удавалось далеко не всем. Плененный нами командир 85-го немецкого батальона майор Эльмар Крауз на допросе показал:

– Неослабевающие удары советских войск парализовали наше сопротивление. Остальное довершила паника, охватившая солдат и офицеров. Целые батальоны срываются с места и мчатся куда глаза глядят. Из моего батальона ни одному человеку не пришлось достигнуть Севастополя. Две роты полностью разгромлены при погрузке на автомашины, а остатки сдались в плен вместе со мной...

Как и под Котельниково, немцы прикрывали свой отход румынскими подразделениями. Однако и здесь эта мера не всегда выручала гитлеровцев. Чаще всего и те, кто бежал первым, и те, кто прикрывал это бегство, очень скоро снова встречались вместе на пункте сбора военнопленных.

К Севастополю первой вышла с севера и северо-востока 2-я гвардейская армия. Затем туда же пробились и некоторые дивизии 51-й армии. Приморская армия, выбив врага из Балаклавы, завязала бой на восточных и юго-восточных скатах Сапун-горы.

Таким образом, весь Крым, за исключением Севастопольского укрепленного района, был очищен от фашистских оккупантов. Это являлось большой победой. Однако мы не были полностью удовлетворены – не удалось ворваться в Севастополь на плечах отступающего противника и освободить город с ходу.

Взять укрепленный район с ходу вообще очень трудно. Будь тогда в нашем распоряжении парашютно-десантные войска, может, это и удалось бы. Но парашютистов у нас не имелось. Больше того, при подходе наших стрелковых и танковых соединений к Севастопольскому обводу им не смогла оказать нужной поддержки даже бомбардировочная и штурмовая авиация. Это явилось следствием того, что при подготовке к операции Ставка не смогла полностью удовлетворить потребность фронта в авиационном горючем.

А Гитлер неистовствовал. 25 апреля он еще раз напомнил командующему 17-й армией: "Удерживать Севастополь во что бы то ни стало".

По воздуху и по морю враг продолжал подбрасывать туда подкрепления.

3

Севастополь...

Невидимый за грядой окружающих его гор, лежал он перед нами – город русской славы. 250 суток бились за него немецко-фашистские войска. А сколько потребуется нам?..

На этот волновавший тогда всех вопрос попытался ответить А. М. Василевский:

– Наше время исчисляется часами. Верховный Главнокомандующий требует в кратчайший срок преодолеть укрепленный район и овладеть Севастополем.

Но враг тоже имел свои планы и принимал соответствующие меры. Прежний командующий 17-й немецкой армией генерал Енекке был снят с должности Его заменил Альмендингер. 3 мая 1944 года, обращаясь к своим войскам, он писал: "....Я получил приказ защищать каждую пядь севастопольского плацдарма. Его значение вы понимаете... Я требую, чтобы все оборонялись в полном смысле этого слова, чтобы Никто не отходил, удерживал бы каждую траншею, каждую воронку, каждый окоп... Плацдарм на всю глубину сильно оборудован в инженерном отношении, и противник, где бы ни появлялся, запутается в сети наших оборонительных сооружений... 17-ю армию в Севастополе поддерживают мощные воздушные и морские силы".

Как и все, что выходило и выходит еще из-под пера гитлеровских генералов, этот документ не лишен был бахвальства. Но нельзя тем не менее не признать, что севастопольский "орешек" был действительно крепок. Фашисты не только восстановили все долговременные железобетонные укрепления, возведенные нами в 1941-1942 годах, но и всемерно усилили их. Огневых средств у противника было так много, что на каждую нашу стрелковую роту, действовавшую в первом эшелоне, приходилось в среднем 32 пулемета и 15 минометов. На небольшом клочке земли под Севастополем гитлеровское командование сосредоточило около 72000 солдат и офицеров.

Наиболее сильным узлом сопротивления являлась Сапун-гора, прикрывавшая подступы к городу с юго-востока. В отвесных уступах этой горы были сооружены в шесть ярусов траншеи с лотами, прикрытые противотанковыми и противопехотными минными полями, а также проволочными заграждениями в несколько рядов.

Грозным препятствием на нашем пути являлись и высота Сахарная головка, и Мекензиевы горы. Как сейчас помню, зашел ко мне в те дни член Военного совета фронта генерал Субботин и положил на стол немецкий плакат. На плакате был изображен Севастополь, окаймленный сплошными линиями крепостных сооружений, батареями орудий всех калибров, танками и густым частоколом из ножевидных немецких штыков.

– Вот, полюбуйся, как они свою оборону рекламируют, – сказал Никита Евсеевич.

Я взглянул на плакат и отодвинул его в сторону.

Некогда было рассматривать эту мазню. Штаб фронта работал днем и ночью, подготавливая штурм Севастополя. Контролировалась перегруппировка войск.

Принимались меры по обеспечению их боеприпасами и горючим, что было чертовски трудно, так как фронтовые и армейские склады находились еще за Сивашем и в районе Керчи. Проводилось дополнительное изучение оборонительной системы и расположения войск противника.

Под Севастополь требовалось стянуть всю артиллерию фронта. По нашим расчетам, плотность ее должна была составить до 300 орудий и минометов на километр фронта. И мы действительно добились такой плотности. Для того времени это была рекордная цифра! Во всех дивизиях вновь появились штурмовые группы, которым предстояло действовать впереди боевых порядков пехоты – уничтожать доты, дзоты и другие инженерные заграждения. С личным составом этих групп проводились специальные занятия на местности, детально отрабатывались приемы ликвидации огневых сооружений в горных условиях и способы ведения боя в траншеях.

В подразделениях проходили партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждались задачи предстоящего штурма. Коммунисты и комсомольцы клялись, что с честью пронесут славу Сталинграда к стенам Севастополя. И, как обычно, накануне тяжелого боя тысячи беспартийных солдат и офицеров подавали заявления о приеме их в партию.

Военный совет фронта с участием представителей Ставки К. Е. Ворошилова и А. М. Василевского заслушал подробный доклад начальника разведки, потом – меня и принял наконец окончательный план завершения Крымской операции. Главный удар решено было нанести с востока и юго-востока города (со стороны Сапун-горы и южнее ее) силами 51-й и Приморской армий. Этому направлению мы отдали предпочтение по многим обстоятельствам. Здесь местность больше чем в других местах позволяла применить танки. От Сапун-горы открывался кратчайший путь к пристаням, которые необходимо было захватить и тем лишить противника возможности эвакуироваться морем. Наконец, мы были уверены, что фашисты никак не могут предполагать, будто мы решимся повторить неудачный опыт Манштейна, который два года назад пробовал взять Севастополь прежде всего со стороны Сапун-горы и потерпел там полную неудачу.

А вот для вспомогательного удара мы избрали как раз то направление, откуда Манштейну удалось в конце концов пробиться к городу. Этот удар наносился с северо-востока, через Мекензиевы горы, силами 2-й гвардейской армии. Предпринят он был двумя днями раньше решающего штурма с таким расчетом, чтобы привлечь сюда хотя бы часть сил противника с главного направления.

4

Помню, каким ясным и ласковым было крымское утро 5 мая 1944 года. Но вдруг задрожала земля, громовое эхо раскатилось по горным долинам. Над Севастополем и его окрестностями поднялись черные тучи пыли и дыма...

Два часа наша артиллерия и авиация сравнивали с землей оборонительные сооружения гитлеровцев. Темп огня нарастал с каждой минутой. Никто не мог разговаривать, объяснялись жестами. А в последние 10 минут огневого налета сам воздух, казалось, приобрел упругость металла – это к ствольной артиллерии подключились гвардейские минометные части.

Не умолкла артиллерия и тогда, когда войска пошли на штурм.

Штурм проходил на редкость дружно. Гвардейцы цепко карабкались по скатам Мекензиевых юр. Над боевыми порядками развевались полотнища знамен.

Противник не сомневался, что именно здесь наносится главный удар, и сразу же стал стягивать сюда пехотные части и артиллерию с других направлений. А мы только и ждали этого...

В ночь с 6 на 7 мая А. М. Василевский и Ф. И. Толбухин выехали на передовой командный пункт фронта, оборудованный на Балаклавских высотах. Я же с начальником разведки еще раньше их обосновался на наблюдательном пункте генерала Кошевого – в 63-м стрелковом корпусе. Этот корпус в составе 51-й армии должен был наступать на Сапун-гору.

Задолго до рассвета саперы 12-й Мелитопольской штурмовой инженерно-саперной бригады под командованием полковника П. Г. Павлова проделали у подножия Сапун-горы более десяти 15-метровых коридоров в многорядных проволочных заграждениях противника.

Ими же были разведаны проходы в минных полях. Эта нелегкая, стоившая крови подготовка, осуществленная саперами, позволила головным частям 77-й стрелковой дивизии под командованием полковника А. П Родионова в течение нескольких минут достигнуть первой линии вражеских траншей.

7 мая утром наши войска перешли в наступление по всему фронту. И повсеместно противник оказал им сильное сопротивление.

С нашего наблюдательного пункта было хорошо видно Сапун-гору. Она вся окуталась дымом и пылью. То и дело фашисты выскакивали из укрытий, пытаясь контратаковать наши части. Завязались кровавые рукопашные схватки...

Уже вечерело, когда на гребне Сапун-горы в полосе наступления 51-й армии затрепетали красные флаги. Почти одновременно с этим несколько южнее поднялись на Сапун-гору и высоту Карагач головные части 11-го стрелкового корпуса Приморской армии

8 числе первых достигли этого заветного рубежа подразделения героев Сталинграда – капитана Шилова, старшего лейтенанта Калиниченко, лейтенанта Дзигунского. Здесь же оказался и взвод разведки 953-го стрелкового полка 257-й стрелковой дивизии, тот самый, что отличился еще осенью, первым перейдя вброд ледяную воду Сиваша и проложив путь на плацдарм передовым частям 51-й армии. Взводом по-прежнему командовал лейтенант М С. Головня. И, как всегда, бок о бок с лейтенантом шли удальцы разведчики старший сержант Николай Гунько, получивший прозвище "Кошка-2", и солдат Илья Поликахин – комсорг взвода.

При штурме Сапун-горы Поликахин получил ранение в голову, но остался в строю. Вместе со своим взводом он, опять-таки в числе первых, достиг Севастополя и участвовал в жарком бою за вокзал Там разведчикам удалось спасти большое количество оборудования крымских санаториев, которое фашисты сперва хотели вывезти в Германию, а когда расчеты на эвакуацию провалились, решили уничтожить...

Красноармеец Илья Иванович Поликахин был у нас на фронте человеком приметным В газетах печатались его стихотворения. Одно из них, написанное в 1943 году, как раз накануне Крымской операции, автор подарил мне совсем недавно, когда мы встретились уже в Москве. Вот оно:

Я иду путем военным, жестким

Тяжести походов на плечах,

У меня в билете комсомольском

Крепкий, четкий профиль Ильича.

Я смотрю – и трудно наглядеться:

Головы знакомой поворот,

Ленин! Он всегда со мной, у сердца,

Учит, направляет и ведет.

Я ему шепчу совсем по свойски:

"Скоро песни счастья зазвучат "

У меня в билете комсомольском

Крепкий, четкий профиль Ильича!

Но, по правде сказать, популярность Ильи Ивановича Поликахина среди его фронтовых друзей и начальников определялась не столько принадлежащими ему проникновенными поэтическими строками, сколько славными боевыми делами. За время войны он семь раз был ранен, многократно контужен и, неизменно возвращаясь в строй, дрался с врагом, не ведая страха. За проявленное в боях мужество И. И. Поликахин удостоился высшей награды, по представлению командования 4-го Украинского фронта Президиум Верховного Совета СССР присвоил ему звание Героя Советского Союза.

В настоящее время Илья Иванович проживает в Московской области. Несмотря на инвалидность, ведет большую общественную работу, часто выступает перед школьниками, молодыми рабочими и колхозниками с рассказами о Великой Отечественной войне Прославленный участник штурма Сапун-горы – всегда желанный гость в частях Московского военного округа. В газетах по-прежнему печатаются стихи и статьи И.И. Поликахина.

Из других героев штурма Сапун-горы не могу не вспомнить здесь рядового 105-го полка 77-й стрелковой дивизии Ивана Карповича Яцуненко. Почти у самой вершины он принял красный флаг из слабеющих рук сраженного пулей парторга роты старшего сержанта Евгения Смеловича и в тот же момент услышал позади удивительно знакомый голос:

– Правильно, сынок! Неси дальше.

Яцуненко повернулся и увидел родного отца. Но тут же разорвалась вражеская мина, и отец свалился замертво рядом с парторгом.

Иван Карпович одновременно с тт. Дробяско и Бабожановым водрузил штурмовое знамя на вершине Сапун-горы, а потом получил ранение и попал в госпиталь. Долгое время Яцуненко считался погибшим и на гранитном памятнике павшим героям штурма Сапун-горы была высечена его фамилия Только спустя десять с лишним лет однополчане разыскали Ивана Карповича и сообщили ему, что он удостоен звания Героя Советского Союза. Подвиг И. К. Яцуненко запечатлен и в замечав тельной диораме, написанной коллективом художников студии им. Грекова под руководством П. Т. Мальцева, которая установлена ныне в мемориальном музее на Сапун-горе.

Штурм Сапун-горы нашими войсками – одна из блестящих страниц в истории Великой Отечественной войны. В 1942 году гитлеровцы в течение длительного времени вели на нее наступление, потеряли здесь десятки тысяч своих солдат и офицеров, но желаемого результата не добились. А вот нам удалось овладеть этой сильно укрепленной высотой в течение одного дня!

Со взятием Сапун-горы путь на Севастополь был открыт. Во второй половине дня 8 мая командующий 51-й армией ввел в бой второй эшелон Свежие части развили успех и прорвались к внутреннему оборонительному обводу Севастополя.

В то же время действовавший на правом фланге 51-й армии 1-й гвардейский стрелковый корпус овладел рядом высот, расположенных северо-восточнее города, и тем самым расколол на две части северную группировку противника.

Дивизии 2-й гвардейской армии также продвинулись вперед, преодолели Мекензиевы горы и прорвали внешний оборонительный обвод вражеских укреплений.

Утром 9 мая наша авиация нанесла новый сильный удар по единственному оставшемуся в руках противника аэродрому на Херсонесском мысу, а также по его войскам и кораблям. 2-я гвардейская армия под прикрытием артиллерийского огня прорвалась к Северной бухте и приступила к форсированию залива. Первыми на Корабельную сторону переправились два полка 24-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием полковника Г. Я. Колесникова и к вечеру полностью очистили от гитлеровцев весь этот район.

Находясь в тот день во 2-й гвардейской армии, я стал очевидцем весьма занимательного зрелища. По направлению к берегу двигалась длинная вереница бойцов, несших какие-то длинные черные ящики. Присмотревшись, мы поняли – это гробы с белой фашистской [Схема 9] свастикой по бокам. Я несказанно удивился: куда их несут? И только когда красноармейцы стали спускать гробы на воду и устраиваться на них, чтобы переправляться на этих "подручных средствах" через бухту, все стало ясно. Оказывается, фашистские интенданты проявили "трогательную заботу" о гарнизоне, оборонявшем Севастополь, – заблаговременно запасли для него изрядное количество гробов. Однако оккупантам не пришлось воспользоваться даже этим.. Выбив гитлеровцев с берега Северной бухты, наши части захватили их похоронный склад. И бойцы, не теряя времени на поиски более подходящего материала, использовали для переправы продукцию немецких гробовщиков.

Бои перенеслись на улицы Севастополя. Войска 51-й армии ворвались на северо-восточные и восточные окраины города. С юго-запада в Севастополь вступили части Приморской армии. 19-й танковый корпус успешно продвигался в прибрежной полосе в направлении бухты Камышевая. Бок о бок с войсками 4-го Украинского фронта героически сражались бригады морской пехоты.

Судьба Севастополя была решена. Гитлеровцы уже не рассчитывали удержать его – все их усилия были направлены теперь на то, чтобы эвакуировать морем остатки своих войск.

К исходу дня 9 мая войска 4-го Украинского фронта окончательно овладели Севастополем. Лейтенант Н. Я. Гужва водрузил над зданием, в котором размещалась раньше знаменитая Панорама Севастопольской обороны 1854 года, наше победное Красное знамя.

5

10 мая радио возвестило на весь мир о том, что Москва от имени Родины салютует войскам 4-го Украинского фронта и морякам Черноморского флота, освободившим город-герой, крепость и важнейшую военно-морскую базу на Черном море. Объявляя приказ Верховного Главнокомандующего, радиодиктор Ю. Левитан с присущей ему торжественностью произнес:

– Ликвидирован последний очаг сопротивления немцев в Крыму, и Крым полностью очищен от немецко-фашистских захватчиков.

Мы с Федором Ивановичем невольно переглянулись. Командующий, вероятно, подумал в ту минуту: "Зачем это Бирюзов поторопился передать в Москву такие сведения?"

А я, грешным делом, мысленно упрекнул Толбухина: "К чему такая поспешность?" Мне казалось, что сам он доложил в Ставку о полном очищении от гитлеровских войск всего Крымского полуострова.

В действительности же в Крыму оставалась еще довольно значительная группировка врага, прижатая к морю на мысе Херсонес и яростно сопротивлявшаяся там в ожидании каравана судов из Румынии для ее эвакуации. Ф. И. Толбухин пытался доложить об этом Верховному Главнокомандующему, но И. В. Сталин не дослушал до конца его доклада и потребовал, чтобы завтра же вся крымская земля была свободна от оккупантов.

Федора Ивановича очень это расстроило. Срок, установленный И.В. Сталиным для полной ликвидации остатков фашистских войск, показался ему нереальным. Я постарался успокоить его, стал доказывать, что у нас все-таки есть шансы выполнить задачу, поставленную Верховным Главнокомандующим.

Толбухин заметно оживился и тут же предложил мне вылететь на По-2 к мысу Херсонес с тем, чтобы на месте организовать дело. Одновременно командующему 8-й воздушной армией было приказано топить транспорты противника на подходе к мысу Херсонес и закрыть туда доступ для вражеской авиации.

В течение 10 и 11 мая противник продолжал удерживать этот последний клочок крымской земли. Наибольшие неприятности нашим войскам причиняла зенитная артиллерия гитлеровцев, поставленная на прямую наводку.

В ночь на 12 мая мы тоже стянули к Херсонесу значительное количество артиллерии, провели здесь мощную авиационную подготовку, и с рассветом части Приморской армии, а также 10-й стрелковый корпус 51-й армии и несколько подразделений из 19-го танкового корпуса пошли в решительную атаку. На этот раз противник не смог оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Видимо, он был уже деморализован.

Вскоре командир 10-го корпуса генерал-майор К. П. Неверов доложил, что его полки вышли к морю и видят на поле бесчисленное количество убитых. "Откуда убитые-то? – удивился я. – Ведь настоящего боя еще не было". Но тут подъехал офицер связи и подтвердил, что он тоже "лично видел горы трупов". Загадку эту неожиданно разрешил сам К. П. Неверов. Когда он приблизился к тому месту, где виднелось "бесчисленное количество убитых", оказалось, что на земле лежат... живые солдаты и офицеры противника, притворившиеся мертвецами. Пропустив мимо наши танки, "убитые" бодро вскочили перед советскими автоматчиками и подняли вверх руки.

К полудню 12 мая ни одного вооруженного врага на территории Крыма не осталось. Остатки 17-й немецкой армии были пленены. Лишь наиболее оголтелые гитлеровцы, боясь суровой кары за содеянные ими преступления, рискнули выбраться в открытое море на лодках, плотах, бочках. Но все они либо нашли свою погибель в волнах, либо были взяты в плен нашими моряками.

За годы войны мы привыкли ко всякого рода измышлениям и лжи геббельсовского ведомства пропаганды. Однако на сей раз этот трубадур фашизма превзошел самого себя: он заявил на весь мир, что "эвакуация немецких войск из Крыма в Румынию явилась выдающимся достижением гитлеровской стратегии". В действительности же эта стратегия обошлась Германии очень дорого. В боях за Крымский полуостров враг потерял свыше 111 тысяч человек убитыми и пленными, а также всю боевую технику, какая имелась на вооружении в 17-й немецкой армии и румынских дивизиях. Большие потери понесли также вражеская авиация и флот.

С ликвидацией Крымской группировки противника обстановка на Черном море резко изменилась в нашу пользу. Советский Черноморский флот и советская авиация получили возможность более эффективно действовать на вражеских коммуникациях. И наоборот, фашистское командование, потеряв Севастополь, вынуждено было базироваться только на порты Румынии и Болгарии.

Поражение немецко-фашистских войск в Крыму окончательно подорвало авторитет гитлеровской Германии среди стран, расположенных в бассейне Черного моря. В частности, пересмотрело свои внешнеполитические позиции турецкое правительство и наотрез отказалось от вооруженного выступления против Советского Союза.

В освобожденных городах и селах Крыма повсеместно проходили в те дни митинги, на которых трудящиеся взволнованно говорили о нашей великой Родине, о Коммунистической партии и склонили свои головы перед светлой памятью тех, кто отдал жизнь в борьбе с ненавистными иноземными захватчиками.

С гор и из лесов возвращались крымские партизаны. Их встречали восторженно. За период борьбы в тылу противника они истребили более 29 тысяч гитлеровцев, взорвали 78 воинских эшелонов и уничтожили большое количество вражеской боевой техники.

Войска наслаждались заслуженным отдыхом. Пользуясь случаем, наши солдаты и офицеры совершали экскурсии по историческим местам, любовались красотами крымской природы, хотя все здесь напоминало еще о варварстве оккупантов. Гитлеровцы вырубили многие прекрасные насаждения, не пощадив даже всемирно известного Никитского ботанического сада. Знаменитые крымские пляжи были обнесены колючей проволокой. Прибрежные санатории фашисты превратили в доты; в стенах дворцов зияли пулеметные амбразуры и бойницы для артиллерийских орудий.

Но как ни заманчив был отдых под благодатным крымским солнцем после долгих месяцев напряженных боев, мысли всех устремлялись туда, где еще продолжалась упорная борьба с немецко-фашистскими захватчиками. Все мы, от рядового солдата до командующего фронтом, с нетерпением дожидались приказа о переброске.

Одна за другой покидали дивизии Крым. Потом дошла очередь и до нас. Ф.И. Толбухин (теперь уже генерал армии) получил назначение на должность командующего войсками 3-го Украинского фронта, я был назначен начальником штаба этого же фронта.

Эти новые назначения мы восприняли как своего рода награду. Они свидетельствовали о большом доверни к нам со стороны Центрального Комитета партии и Советского правительства. Ведь 3-й Украинский фронт предназначался для активных действий у "ворот" Балканского полуострова. Там назревали важные события...

Я сразу же заторопился с отъездом. Условился с Федором Ивановичем, что вылечу на несколько дней раньше его, чтобы подготовить ему подробные доклады об обстановке и состоянии войск. Меня тепло проводили мои боевые товарищи: М.М. Пронин, Т. Т. Хрюкин, М. Я. Грязнов и другие. Они пожелали мне всяческих "успехов" и просили не забывать пережитого вместе на Миусе и Молочной, в Таврии и Крыму.

Когда взлетел самолет, над морем поднималось солнце. Его лучи играли на волнах, переливаясь всеми цветами радуги. Правее внизу в голубой оправе своих знаменитых бухт лежал разрушенный Севастополь. В его гавани уже стояли боевые корабли Черноморского флота.

Бросил взгляд вверх и увидел четверку краснозвездных "ястребков". Это, видимо, Хрюкин выслал эскорт для сопровождения нашего совсем беззащитного Ли-2. Вскоре под нами появился мутный Сиваш. Берега Гнилого моря казались непривычно пустынными. Всего полтора месяца назад здесь неумолчно гремели пушки, а теперь вдруг такое безлюдье и тишина. Но рассудок подсказывал, что тихо пока только здесь, где уже прошел с боями наш неустрашимый, несгибаемый, скромный в своем легендарном величии простой советский солдат. А там, на западе, вдоль всего необозримого фронта, от студеного Баренцева моря до теплого Черного, все еще гремят и гремят пушки.

Мой путь лежал туда. И заботы мои были уже далеко от Крыма.

Вот порвалась и последняя ниточка, связывающая меня с освобожденным от врага полуостровом: четверка истребителей, покачав крыльями, отвалила в сторону и повернула на свой аэродром. Прощай, Крым!

Примечания

{1}Стремясь реабилитировать себя в глазах немецкого народа, Манштейн в своих мемуарах "Утерянные победы" утверждает, что советские войска разгромили его под Сталинградом только потому, что имели многократное численное превосходство. Это никак не соответствует действительности. В период контрнаступления под Сталинградом мы почти не имели численного превосходства над войсками врага. А если взять авиацию и танки, то их у гитлеровцев было там больше, чем у нас.

Наша победа была добыта здесь не числом, а умением. Искусное сосредоточение ударных группировок на решающих направлениях, тщательно подготовленный и умело осуществленный прорыв, смелый маневр подвижными войсками в оперативной глубине – вот что позволило нам сначала окружить под Сталинградом трехсоттридцатитысячную армию врага, а затем разгромить и Манштейна, который должен был вызволить ее (Прим. авт.).

{2}Вспоминая об этом теперь, Манштейн опять фальсифицирует историю свое бегство он называет "планомерным" выводом войск из-под нашего удара с целью спасения их от окружения. Ему, как видно, очень хочется выглядеть не только дальновидным полководцем, но и гуманным человеком, заботившимся о спасении немецкой армии.

Характерно и другое. Будучи вынужденным признать здесь возросшее боевое мастерство советских войск, Манштейн тщится объяснить это тем, что якобы наше командование "приняло немецкую тактику глубокого прорыва". Кому-кому, а уж Манштейну-то хорошо известно, что теория глубокой операции с использованием крупных соединений танков, механизированных войск и авиации зародилась и впервые была разработана в СССР. Он ведь сам приезжал к нам в тридцатых годах на маневры, чтобы поучиться этому искусству (Прим. авт.).