Текст книги "Приключения студентов
(Том II)"

Автор книги: Сергей Минцлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Смуглое лицо Киджи посерело.

– Когда так, то не купите ее и вы!.. – грубо произнес он.

– За это я вам ручаюсь!

– Напрасно! Через месяц или два сами придете предлагать ее… не сомневайтесь!.. – с усмешкой ответил феррарец.

– Что?!.. – вдруг заорал Киджи и схватил с глыбы положенный им каменотесный молоток. – Ты, свиной окорок, думаешь, что я когда-нибудь буду с моей статуей напрашиваться? Тебе достанется она? – Он размахнулся и, не успели окружавшие удержать его, грянул статую по голове; она разлетелась на куски.

– Получай, получай ее, на!!.. – бешено кричал художник, круша статую. – А теперь вон, к чертовой бабушке, поганое рыло, пока я не сделал фрикасе из твоих свинячьих ушей!

Мартин и Адольф ухватили взбешенного художника под руки.

Феррарцы вытащили шпаги.

Из мастерской с молотами в руках бежали помощники и с угрожающим видом столпились против прижавшихся к стене заказчиков.

– Уходите, синьоры, вас никто не тронет! Но впредь помните лучше свои слова!.. – сказал Кастро, успокаивая приятеля.

Феррарцы воспользовались минутой и удалились; поток ругательств Киджи провожал их.

– Вот дьявол!!.. – бледный от негодования, проговорил младший, садясь на великолепного буланого коня.

– Я ему покажу, как разбивать статую моей жены!.. – злобно пообещал другой и оба всадника, сопровождаемые четырьмя слугами, звонко поскакали в глубь города.

На другой день мастерскую посетил Карнаро со своими учениками.

Осколки статуи были убраны, но Киджи, бушевавший всю ночь в траттории после истории с феррарцами, был мрачен как туча, поматывал по-козлиному бородой и, молча и не глядя ни на кого, свирепо громил мрамор для нового саркофага.

Карнаро внимательно всматривался в работы художников и Яна, затем поблагодарил любезного Кастро, все время сопровождавшего его, и вышел на улицу.

Марк сейчас же забросал Карнаро вопросами.

– Ян очень талантлив!.. – ответил художник. – Но подражать своим учителям он не должен!

– Почему? Разве они плохи?

– Нет… И в них имеется огонек! Но все искусства теперь в глубочайшем упадке! Вам разве не бросалось до сих пор в глаза, что всюду одичали даже дворцы, что изображения людей стали гораздо уродливей их самих; тысячу лет назад все было наоборот! Значит, надо учиться у древних, а не у современников. А мы пережигаем мраморные статуи на известь!..

– Это правда!.. – произнес чей-то голос. – Совсем недавно у нас в Пизе до тысячи языческих статуй были разбиты монахами!

– Где же надо учиться скульпторам? – спросил Марк.

– Только в Риме!.. – сказал Карнаро. – Он и мертвый велик!

Городские ворота незаметно остались позади и ученики и учитель очутились в поле. Хлеб был уже давно сжат и свезен; далеко, далеко простиралось желтое жнивье. Карнаро свернул прямиком в сторону и почти сейчас же открылся неглубокий овраг с одиноким черным камнем на дне – креслом философа; все тесно – кто сидя, кто лежа – расположились перед ним полукругом.

– Учитель… – сказал один из учеников. – Вы обещали побеседовать с нами о пути к истинному знанию?..

– Да!.. – ответил Карнаро. – Но прежде, чем говорить о знаниях, надо упомянуть о заблуждениях. Мы живем среди дремучего леса из них; они выросли из нас самих и потому мы их не замечаем. Начну с главнейшего заблуждения человека – будто бы он царь вселенной и будто все в мире создано и предназначено для него. Это гордый самообман! Человек – песчинка на берегу моря и только! Вот первое, что вы все должны понять и усвоить! Тогда перед вами сама собой откроется вторая ступенька познания – что человек может гордиться только своими делами, а никак не тем, что он ходит на двух ногах и может одевать их в сукно и бархат! Я вас зову к неверию…

– Как?!. – с испугом воскликнул голос. – Не верить в Бога?!.

– Божественных начал я не касаюсь, они превыше нас и наших знаний!.. – возразил Карнаро. – Я зову вас не верить не в Божье слово, а в человеческое; не верить ничему, что вышло и выходит из-под калама и из головы человека! Пусть это будет сам великий Птоломей или блаженный Августин – не верьте им на слово, а рассуждайте сами. И если ум ваш согласится с ними – принимайте их положения, нет – отрицайте и ищите дальше. Есть вопросы никем не разрешимые и не потому, что они мудры, а потому, что они глупы. К сожалению, этого не видят и сотни людей ломают головы над ерундой вроде того – почему Ева была сотворена из ребра Адама? Решений может быть несколько тысяч. И если я решу так – «потому, что накануне шел дождь», то этот ответ будет нисколько не глупее всех остальных!..

Среди напряженно слушавших учеников раздался смешок.

– Значит, прежде чем рассуждать, оцените – стоит ли дело труда или нет? Не занимайтесь Сизифовым трудом; высоко цените слово – это крылья, возносящие вас к солнцу вечного, истинного! Помните глубочайшее откровение святого апостола Иоанна – «в начале бе слово и слово бе Бог и Бог бе слово…»

ГЛАВА XXXII

Беседа Карнаро, шедшая так вразрез с веком, произвела глубокое впечатление на Марка и Мартина. Впервые услыхали они не только о возможности сомнений в установившихся авторитетах, но даже о необходимости проверки их. Привыкшему к безусловной вере во все написанное, Марку эта смелая речь казалась жуткой и несколько кощунственной; упорный и прямой Мартин, склонный к сомнению и проверке всего умом, а не сердцем, как Марк, ощущал радость, взыгравшую у него в душе.

Толпа слушателей философа, войдя в город, рассыпалась по разным направлениям и Марк и Мартин оказались вдвоем у древней широкой и низкой баптистерии Св. Джиованни, патрона Флоренции, в которой на Пасхе, сразу в один день, крестили всех детей, родившихся в течение года.

Неподалеку от входа в нее толпились несколько десятков прохожих; на свободном пространстве между ними четверо человек дрались на шпагах; два цветных и два черных плаща валялись на земле неподалеку от них; бой кипел горячий и не прошло и минуты, как вскрикнул и повалился один из бойцов; за ним навзничь опрокинулся другой; владельцы цветных плащей накинули их на свои плечи, вытерли шпаги и, не торопясь, стали удаляться с площади. Их никто не преследовал.

Часть зрителей бросилась помогать упавшим, другие, стоя в стороне, толковали о причине ссоры и обсуждали качество ударов.

Один из бойцов был убит, второй ранен в живот и по одежде его медленно текла кровь.

– Я знаю, почему я ранен!.. – слабеющим голосом проговорил он. – Вчера я поел скоромного!..

В тот же день вернулся Луиджи, исчезавший куда-то по своим делам, и в числе новостей привез весть, что из Болоньи, с паломниками из местной знати, отправился с семьей в Рим и рыцарь Готье – там должна была состояться свадьба Габриэль.

Ян, при котором в траттории сообщили это, изменился в лице; веселое и бодрое настроение, державшееся у него все последние дни, разом исчезло. Он посидел немного с собравшимися товарищами, затем отговорился головной болью и удалился.

Луиджи сообразил, что не следовало говорить при Яне о Габриэль, и хлопнул себя по лбу.

– Осел я!.. – воскликнул он.

– Неужели, синьор?.. – серьезно спросил при общем смехе Киджи. – Как, значит, мы в вас ошиблись!

На другой день Ян показался в мастерской на несколько минут и исчез неизвестно куда. На третий он не пришел совершенно. Луиджи отправился на разведку и наконец разыскал его в одном из погребков мертвенно пьяным. К вечеру он протрезвился и мрачный, с измятым лицом, лежал на постели и молча слушал ругательства, которыми осыпал его неаполитанец.

– Завтра я ухожу… – вдруг проговорил Ян.

– Куда?.. – изумился Луиджи.

– В Рим.

– Послушай, брат, поговорим до конца?.. – Луиджи присел на край кровати приятеля. – Ты веришь, что я желаю тебе добра?

Ян кивнул головою.

– Так поверь и тому, что всю эту твою канитель надо бросить! Ну скажи, пожалуйста, есть ли хоть капля здравого смысла в том, что ты няньчишься с какой-то любовью, да еще к кому – к важной синьорите. Что в ней особенного? Макароны, подумаешь, какие! Выдадут ее за тебя замуж? Нет, будь я трижды проклят!

– Я этого и не ищу… – проговорил Ян.

– Так черта ли тогда тебе надобно? Девчонок и прехорошеньких кругом тысячи: тискай их, где можешь, и кончено! Живи и не куксись – в этом, брат, вся соль жизни! А уж пьянствовать, как какому-то мужику, тебе стыдно!

– Это все верно!.. – отозвался Ян. – Только я все-таки в Рим уйду.

– Зачем?

– Так… – Ян уперся взглядом в стену. – Надоело здесь все.

– А скульптура твоя?

Ян пренебрежительно махнул рукою.

Не успел Луиджи ответить – дверь в каморку, где шел разговор, распахнулась и вбежал в белом переднике один из помощников Кастро.

– Синьор Киджи ранен!.. – запыхавшись, произнес он.

Луиджи подскочил как на пружине, Ян поднялся и сел.

– Кем, где?.. – спросил неаполитанец.

– На улице. Трое каких-то неизвестных набросились на него сзади, ударили в спину кинжалом и убежали!

– Жив?

– Да!

Луиджи забрал все нужное для перевязки и бросился с Яном вслед за вестником.

Когда они явились во взбудораженную мастерскую, Киджи был уже раздет и лежал на земле, на брезенте, стонал и ругался. Луиджи в качестве доктора осмотрел его рану и убедился, что кинжал только скользнул по ребрам и просек тело до кости.

– Опасность есть, но я здесь!.. – важно объявил он окружавшим. – Я отвечаю, что через несколько дней поставлю больного на ноги!

Неаполитанец быстро, умелой рукой обмыл рану и принялся делать перевязку.

Вечером, после происшествия с Киджи, Луиджи позвал троих товарищей и зашел вместе с ними в погребок. Как обычно, потребовали вина и неаполитанец рассказал тайну Яна. Надо было что то предпринять, чтобы удержать его от нелепых выходок.

– Обалдел парень!.. – проговорил Мартин. – Эка лезут в голову людям разные глупости!

– Он непременно уйдет, а одного его отпустить нельзя!.. – сказал Марк и Луиджи поддержал его.

– Что ж?.. мы ведь не собирались зимовать во Флоренции?.. – добавил Мартин. – Так, ведь, Адольф?

– Так!.. – пророкотала октава.

– В пути его пообдует немного!.. – заметил Луиджи. – Глядишь, и образумится человек! Ах, черт его побери, трубадур еще какой выискался?!

Через неделю после этого разговора из ворот Флоренции показался навьюченный серый ослик, а за ним целая толпа народа: болонских гостей, так неожиданно собравшихся уходить от них, провожали Кастро с семьей, выздоровевший и по-прежнему лохматый Киджи, философ Карнаро и многие другие.

В парасанге от города был сделан привал и из-под плащей художников появились пузатые кувшины и корзинка со стаканами. Вино было налито.

– За наше будущее светило и за моего милого доктора!!.. – зычно протрубил Киджи по крайней мере на пол– парасанга. – Счастливого пути и возвращения!!

Все зачокались и выпили.

– А я пью за счастье всех уходящих!.. – сказал Карнаро.

– Верю в то, что, быть может, кто-то из вас уносит с собой флорентийское зерно и взрастит его в душе своей. Еввива!! – крикнул он и залпом осушил стакан.

Луиджи сорвал с себя шляпу и замахал ею.

– За вас всех!!.. – возгласил он. – Еввива!!

– Еввива!!.. – раздались дружные крики и, под перекрестный пожелания счастья и маханье шляпами и руками, маленький караван тронулся дальше.

Несколько раз путники оборачивались и видели, что новые друзья стоят на прежнем месте и смотрят им вслед. Перевал дороги скрыл их и только серый лес из башен долго еще виднелся путешественникам.

Вино и теплые проводы, устроенные флорентийцами, привели всех в благодушное и шутливое настроение. Луиджи обнял шедшего с ним рядом Марка.

– Эх ты, ротозей!.. – сказал он ему. – Такая хорошенькая рожица с тебя глаз не сводила, а ты философские мыльные пузыри пускал?

– Кто, какая рожица?.. – удивленно спросил Марк.

– Да старшая сестра Кастро, та, что с пушком на верхней губке! Вспомнишь про этот пушок – так даже с курткой судороги делаются!

Марк смутился.

– Поди ты со своими глупостями!.. – ответил он. – Уж попадет тебе когда-нибудь за твои шашни!..

Луиджи засмеялся и запел, прищелкивая пальцами.

– А ты помнишь, что здесь очень опасно?.. – обратился к нему Мартин. – Кастро предупреждал, что ухо надо востро держать!

– Нигде, брат, губ распускать нельзя! – воскликнул неаполитанец. – Главное – надо знать кому, и когда молиться! Святой Юлиан посылает хороший ночлег и охраняет в пути. А вот если погода испортится да болота начнутся – тогда не знаю, какого святого призывать! Завидовать нам будет некому: путь неблизкий!

– А дорогу ты хорошо знаешь?.. – спросил Марк.

– Все дороги ведут в Рим!.. – важно заявил неаполитанец. Он выпустил из корзины своего ворона и стал забавляться со смышленою птицей. Она то летала над караваном, то садилась на плечо к своему хозяину.

– Раз она спасла меня!.. – промолвил он. – И еще какую-то роль сыграет в моей жизни, помяните мое слово!..

– Пророк еще какой нашелся!.. – пробурчал Мартин.

Под вечер путники завернули в одно из нескольких попадавшихся им имений; не то замок, не то дворец в нем лежал в развалинах; несколько низких, видимо, наскоро сколоченных, строений-овчарен было разбросано среди невылазно-грязного, обширного двора; слышался густой овечий запах; навстречу с яростным лаем кинулись громадные лохматые собаки. Отбиваясь палками, путники добрались до дома, переделанного из остатков башни; из открытой двери выглянула черная курчавая голова, затем другая, потом показался плотный пожилой человек угрюмого вида.

– Отогнать собак!!.. – вдруг разъярившись, свирепо крикнул он и из-за спины его вынырнули несколько рабов с перевязанными веревочками длинными волосами и набросились на собак, хлеща их длинными бичами. Псы с визгом кинулись в стороны и замолкли.

– Мы певцы… – произнес, снимая шляпу, Луиджи. – Не позволите ли переночевать у вас?

Управитель зажевал губами, рассматривая гостей.

– Можно… – разрешил он наконец. – Сведите под виллу их!

Двое рабов поспешили исполнить приказ и путники тронулись за ними. Отведенное им место для ночлега оказалось двумя очень большими сводчатыми подвалами, где, по всей видимости, когда-то помещалась кухня. В одном находился стол и пара длинных скамеек. В углу из крупных булыжин был устроен очаг; стены около него блестели от копоти, как каменный уголь. Рабы развели огонь, принесли несколько охапок соломы и в осветившемся подвале сделалось уютно. Путники уже стали раздеваться и устраиваться на ночь, когда на лестнице показался высокий светлорусый человек, несший только что освежеванного молодого барана; вошедший положил тушку на стол и ломаным языком сказал, что это дар гостям от управителя.

Луиджи, уже разлегшийся было на соломе, вскочил и вместе с принесшим принялся пристраивать барана к треноге для жарения.

– Не немец ли ты?.. – обратился к нему Марк.

– Нет, господин! – ответил присланный. – Я из Киева…

Ян быстро оглянулся.

– Ты наш, славянин?!.. – воскликнул он.

Раб вскинулся, услыхав родную речь.

– Господин из нашей страны, с Днепра?!.. – радость и изумление написались на лице его.

– Почти!.. – ответил Ян. – Давно ли ты здесь, как ты попал в рабство, как тебя зовут?

– Ярославом. Жив ли наш ласковый князь, Владимир-господин?

– Жив и славен по всему миру!

– А я ничего не знаю про нашу светлую родину! Как там хорошо, господин, какое небо у нас, Днепр какой синий, сосны не в обхват! – Он завесил лицо широким рукавом своей грязной холщовой хламиды и беззвучно заплакал.

– Где же тебя схватили?

– В ладьях на Цареград мы шли… греки обманом завлекли нас, опоили зельем и продали на рынке!.. Десять лет уже, как я не видел родины!..

– О чем стрекочут эти сороки?.. – полюбопытствовал Луиджи.

Немцы пожали плечами.

– Странно – мужчина с бородой, а плачет!.. – заметил Мартин.

– А выкупиться тебе нельзя?.. – продолжал свой разговор Ян. – Сколько за тебя хотят?

Ярослав покачал головою.

– Наш господин никогда не продаст нас, рабы очень дешевы!.. – ответил он. – Мы все осуждены умереть от лихорадки в здешних болотах!

– А если бежать?.. – вполголоса вымолвил Ян.

– На мне тавро, господин! Никто не поможет мне!.. – Он распахнул хламиду и скинул ее с плеча – спина его вся была покрыта сине-багровыми полосами. – Вот мой побег! – пояснил он, показывая их и руки, потертые, видимо, недавно снятыми кандалами почти до кости.

Когда баран был готов, Ян отрезал большой кусок жаркого и дал его земляку; тот с жадностью голодной собаки проглотил его и Ян только тут рассмотрел, какой исхудалый его собеседник и как горят у него глаза.

Долго ворочался на постели Ян в ту ночь и думал о Ярославе и сотнях тысяч несчастных, томящихся в рабстве по всему свету.

Ранним утром другого дня путники слышали сквозь сон шум и блеяние множества овец, но подыматься было лень и, когда наконец встали, на дворе было уже тихо и мертво; не замечалось даже собак и караван выбрался на дорогу.

Было довольно свежо, хотя день сиял яркий.

Солнце чуть передвинулось за полдень, когда путники заслышали за собой топот нескольких лошадей и из-за изгиба дороги показались трое верховых; впереди них, неуверенно мотаясь из стороны в сторону, бежали две собаки. Догнав караван, всадники сдержали коней.

– Не видали ли вы беглого раба?.. – спросил старший из погони; он быстро оглядел путников и убедился, что того, кого они ищут, нет. – Высокий он, светло– русый?

– Не встречали!.. – ответил Луиджи.

– И не перегонял вас такой?

– Нет, никто не перегонял. Да что он, пеший или конный?

– Пеший.

– Так что же – собаки с вами – ищите!.. – сказал Луиджи.

– Да вот не идут что-то!.. – ответил старшой. – Сначала, было, ходко взялись, а потом хоть ты что!..

Собаки, действительно, равнодушно лежали по бокам дороги и жарко дышали, вывалив красные языки.

– Не идут собаки – значить нет его здесь!.. – сухо произнес Ян.

– Да куда ж он бросился тогда?.. – спросил старшой. – Не во Флоренцию же побежал?

– Да, в подесты[4]4
  Правитель города, обязательно приглашается из другого города на определенный срок.


[Закрыть] его там не выберут!.. – глубокомысленно заметил Луиджи.

– Он, должно быть, как в тот раз, где-нибудь около дома на болотах отсиживается, пока хлеб не выйдет!.. – решил всадник. – Ну, будьте здоровы!..

Погоня повернула коней и шагом поехала восвояси. Двинулся дальше и караван.

Минуло несколько часов и шедшие по совершенно пустынной дороге путники вдруг услыхали за своими спинами негромкий крик. Все оглянулись и увидали, что из кустов выбирается какой-то лохматый, весь облепленный грязью человек. Ян сразу признал в нем Ярослава.

Караван остановился; раб подбежал к Яну, упал на колени и обнял его ноги.

– Господин?.. – надорванным голосом произнес он. – Убей меня, но не гони!.. Я бежал из виллы!

Товарищи Яна окружили их; лица у всех, кроме Марка, посумрачнели: за укрывательство беглого раба возмездие ожидало жесточайшее.

– Да как ты ухитрился уйти?!.. – спросил Ян.

– Я пробежал немного по дороге, потом свернул на болота и ими все время шел за вами; несколько раз озера переплывал – след собаки и потеряли! Я не собирался бежать, а повидал тебя, услыхал нашу речь – так и потянуло! Вышел от вас вчера на двор, остановился, гляжу на звезды, слышу – журавли кличут, летят… Этого уж я не мог стерпеть!

– Что ж нам теперь с ним делать?.. – обратился Ян к общему суду.

– Да какое нам до него дело?.. – отозвался Мартин. – Пусть идет, куда хочет!

Марк отрицательно качнул головою.

– Нет!.. – возразил он. – Если мы прогоним его, он погибнет в болотах либо убьют его! А он человек!

– Важное кушанье, что и говорить!.. – процедил сквозь зубы Луиджи. – Но все-таки, черт с ним, пусть с нами тащится! Что нам – дороги, что ли, жалко? Чуть что – опять в болота нырнет!

Ян решительно поддержал его; Мартин более не возражал.

Беглеца накормили, всякий уделил ему что мог из одежды и осчастливленный, взволнованный Ярослав пошел в новый жизненный путь со своими избавителями.

Часов в пять дня справа заблестело небольшое озеро. С довольно высокого западного берега его смотрелось в водную гладь необыкновенное белое здание, приковавшее к себе внимание всех, кроме Луиджи.

Казалось, оно все состояло из длинной колоннады, сквозь которую голубело небо. К озеру широкими, длинными ступенями нисходила величавая лестница; кругом раскидывался густой, то багровый, то золотистый лес.

– Вилла Поппеи, жены Нерона!.. – сказал Луиджи. Все столпились и стали разглядывать здание. Ослик воспользовался случаем и принялся щипать траву.

– Здесь мы и заночуем!.. – добавил неаполитанец.

– Здесь?.. Где жил Нерон?!.. – с суеверным чувством переспросил Марк.

– Мало ли где он жил!.. – возразил Луиджи. – Теперь вилла давным-давно разорена и разрушена. Туда и не заглядывает никто!

– Кем разорена?

– Да мало ли чьи полчища тут тысячи лет шлялись?.. Говорят, Тотилла какой-то окончательно доконал ее! Видите, какой дворец будет у нас: недаром я всегда молюсь в пути святому Юлиану – запомните этого святого!

Караван свернул по тропке, едва намечавшейся среди густой поросли дубняка; она сменилась многовековым лесом; показалась развалившаяся кирпичная стена, служившая когда-то оградой. От ворот уцелело только два могучих, покосившихся каменных столба; за ними опять тянулся лес, росший на вымощенной площади – на бывшем дворе; желтым ковром его усеивали опавшие листья; с мягким шелестом они медленно стекали с деревьев.

Показались новые развалины; по сохранившимся аркам и переходам можно было распознать висячие сады; за ними открылась мраморная колоннада с высокой двухэтажной серединой.

Стены и колонны были увиты курчавым вечнозеленым плющом и пламенным виноградом.

Путники остановились.

– Куда же идти? – спросил Ян, взяв ослика за повод.

– Я тоже не бывал здесь, не знаю!.. – ответил Луиджи. – Вали прямо!

Двери не было. Ослик зашуршал грудой опавших листьев, целым сугробом наметенных у входа, и мозаичный пол золотистыми и розовыми кругами разбежался под их ногами; мрамор высоких стен был не тронут ни людьми, ни временем. Каких-либо вещей не имелось и признака. На расписанном потолке в красноватых силуэтах была изображена охота богини Дианы. Караван втянулся в следующую дверь, и шедший впереди Ян вдруг остановил ослика и попятился; оцепенели и остальные: со всех сторон из-за внутренних колонн показались вооруженные люди в черных плащах и шляпах. Их высыпало так много, что о сопротивлении нечего было и думать.

– Это вы, молодцы, к кому же пожаловали?.. – насмешливо осведомился один из незнакомцев, подходя ближе. – Дубины к черту!!.. – вдруг прикрикнул он, заметив, что Адольф уже собрался расшибить его в лепешку.

Мартин и Марк обезоружили Адольфа; все побросали палки на пол.

– Мы странствующие певцы, синьор!.. – еще не оправившись от испуга, произнес Луиджи. – Мы хотели переночевать здесь!

– И переночуете!., траттория здесь великолепная!.. – под общий смех отозвался незнакомец. – Отведите их вниз и заприте!..

Несколько человек сперва разгрузили корзины ослика, затем то же проделали с карманами пленников и гурьбой повели их куда-то по темной лестнице.

Мартин спускался рядом с Луиджи.

– Помолился святому Юлиану!.. – сердито буркнул Мартин. – Очень он помогает в пути!

Луиджи не отозвался.

Путников заперли в каком-то подземелье. Высечь огня было нечем и все, опасаясь провалиться в тартарары, тесно разместились на полу у входа, где кому привелось. Никто не двигался.

– Есть здесь кто-нибудь, кроме нас?.. – громко спросил после долгого молчания Марк.

Отзыва не было.

– Мы одни!. – послышался в некотором отдалении голос Мартина. – Иди сюда!

Марк поднялся, вытянул впотьмах вперед руки и, нащупывая ногой землю перед собою, стал продвигаться на голос. Перекликнулись и Ян с Луиджи и с Ярославом и тоже, простерев вперед руки, нашли друг друга.

– Что с нами сделают?.. – сказал Ян и опять ниоткуда не было ответа.

Прошло с час времени и в коридоре заслышался глухой шум и голоса; яркий свет нескольких факелов ослепил пленных: они, скучившись в разных позах, сидели на полу в низкой, но большой комнате, уставленной вдоль стен множеством резных лавок и табуретов. В дверях стоял высокий, чернобородый человек с орлиным носом и блестевшими глазами. Из-за спины его выглядывали несколько любопытствующих.

Луиджи лицо его показалось знакомым.

– Что за народ?.. – голосом, привыкшим повелевать, спросил незнакомец.

Все поднялись на ноги.

– Ваши знакомые, синьор Ветер!.. – отозвался Луиджи; он отстранил соседа, за которого в первое мгновение отшатнулся, и выступил вперед.

– Святой Джиованни?!.. – воскликнул незнакомец. – Да это ты, петушок?.. И рыжие усы здесь? Куда вы направлялись?

– В Рим, синьор… покаяться в грехах хотим!

В смиренно опущенных глазах и на внезапно сделавшемся постным лице неаполитанца отразилось столько лукавства и юмора, что собеседник его расхохотался.

– Дело доброе!.. – заявил он. – Помяните и меня грешного в своих святых молитвах!

– Непременно, синьор!.. – подхватил Луиджи. – К сожалению, мессу за ваше здоровье нам придется попросить отслужить бесплатную!..

– Почему?

– Потому что свидание с вами так нам дорого, что вряд ли во всех наших карманах отыщется теперь хоть один кватрони!

Незнакомец засмеялся снова.

– Все вернуть!.. – приказал он своим людям. – Наложите им в корзины всякой всячины, об остальном я сам позабочусь. Ну, марш все за мною!

И он вышел в коридор, затем поднялся наверх; за ним вперемешку повалили путники и их стража.

В одной из отдаленных комнат оказалось несколько длинных столов и скамеек.

– Наша столовая!.. – проговорил чернобородый. – Если хотите, здесь на ночь устраивайтесь – нет – вниз идите – там целый лабиринт и там теплее!..

– Мы к холоду привыкли!.. – сказал Луиджи. – Разрешите остаться наверху?

– Как знаете!..

Стало сильно темнеть и по углам столовой зажгли четыре факела; столы быстро покрылись всякою снедью, откуда-то прикатили целую бочку вина и началось шумное пиршество.

– Кто эти люди – как ты думаешь?.. – потихоньку спросил Марк у Луиджи, сидевшего с ним рядом.

Тот удивленно глянул на него.

– Да неужели сам не видишь?.. Ангелы с небес! А зовут их разбойниками!

После ужина началось пение и многочисленный хор долго оглашал древние стены; Ян и Ярослав, незамеченные никем, вышли из-за стола и попали на открытую, широкую и тоже мраморную веранду. Из черно-синего неба прямо на них глянул узкий серп месяца; мигали несколько звезд. Нет-нет и безмолвный лес, вторя вилле, вдруг разражался бурными криками, хохотом и пением.

Ян и его товарищ долго стояли и слушали ночь. На белых плитах пола лежали от них две слабые тени. Лица обоих были подняты к небу – оттуда доносилось курлыканье журавлей.

В полдень другого дня путники остановились близ дороги для обеда уже далеко от волшебной виллы и сделали обрадовавшее их открытие: кроме многочисленных съестных припасов в одной из сум оказался тяжелый узел, заключавший в себе дар предводителя разбойников – двести золотых монет.

Луиджи желтой струей высыпал их перед товарищами на плоский камень.

– Что, рыжеусый кит – какому святому надо молиться в пути?!.. – торжествующе воскликнул он.