Текст книги "Воспитанник Шао.Том 2.Книга судьбы"

Автор книги: Сергей Разбоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава двенадцатая

Динстону долго пришлось набирать номер телефона капитана Луиса, пока тот оказался свободен. Недовольный и грубый голос резко разорвал монотонное гудение трубки:

– Кому я понадобился?

По рабочей бодрости голоса полковник понял, что бразилец в нормальном состоянии и что с ним сейчас можно обсуждать любые проблемы.

– Хэллоу, сеньор Луис. Это полковник Динстон вас забавляет.

– А-а, старина, приветствую тебя и очень рад слышать. Какими путями твое драгоценное сердце забрело сюда, на край цивилизованной земли.

– Дружище, ты как всегда в ударе, и сыплешь комплименты подобно опытному конферансье. У меня сегодня к тебе очень конфиденциальное дело. Мне нужна встреча с тобой.

– Охотно, амиго. В семь вечера я у твоей бутылки, как солдатский штык.

– Дорогой Луис, обстоятельства требуют раньше.

– Нет, нет. Ты что. Утром мой шеф такой разнос устроил всему нашему отделению, что дня три-четыре надо очень делать вид рабочей обстановки. Хотя, если честно, бумажной волокиты сейчас невпроворот.

Сегодня раньше никак. Одних мокрых дел у меня более десятка. Могу выслушать по телефону.

– Ты что? Стал бы я из-за пустяка терзать твою изнуренную непосильной работой душу.

– Знаю, знаю, дорогой амиго. Но все равно раньше семи сегодня я не осмелюсь выйти из участка. Сам понимаешь, начальство. Оно у нас очень грозное.

– Хорошо. Приходится соглашаться. Ровно в семь я в машине напротив вашего парадного входа.

– И, если немного вперед проедешь, все будет о'кей. Тогда жди, я буду.

– О'кей.

– Пока.

Но и после семи полковник просидел в машине с сигаретами минут пятнадцать.

Капитан вышел взъерошенный и как всегда чем-то очень недовольный.

Но с Динстоном был, как за пани-брата; хоть и грубоват, но достаточно тактичен, чтобы сохранять дружеские отношения.

– Так в чем дело, мой дорогой сеньор полковник? – громко начал он, по-хозяйски усаживаясь в машину. – Я вас очень внимательно готов выслушать и дать кое-какие советы.

– В машине не тот разговор. Дело серьезней, чем вы себе представляете.

– Ты подозреваешь, что твоя машина прослушивается? Не поверю никогда, дружище.

– А почему бы и нет. В вот ресторанчик, где-нибудь на тихой окраине, очень помог бы нашим мыслям и нашей беседе.

– А там, ты думаешь чище, ушей меньше.

– Думаю, что да. Бразилия не так богата, чтобы в каждом кабаке «жучков» и мужичков приставлять.

– Что верно, то верно. Нам до вас еще краситься и краситься.

Полковник плавно повел автомобиль. На зеленой окраине города притормозили. Зашли в небольшой полутемный ресторанчик. Динстон заказал две бутылки самого лучшего вина, которое имеется в подвалах и несколько изысканных блюд, какие только может приготовить местный повар.

Бразильский полицейский был довольно развязным офицером, но джентльменом слова. За что американец уважал его и использовал за хорошую плату. После рюмки вина, Динстон без всяких предисловий начал разговор.

– Сеньор капитан, нужно ликвидировать одного русского агента.

Луис крякнул, небрежно и удивленно посмотрел на американца, аппетитно опрокинул вторую рюмку. Взял крепко зажаренную ножку цыпленка, обильно посыпанную перцем и смоченную самыми острыми соусами.

– Полковник, дорогой, какие дела. Шепотом, и так секретно. Вы меня, право, очень удивляете. Я уже думал, что вы предложите мне, переворот какой устроить где-нибудь в маленькой стране. А вы? Ликвидировать. Вы всегда были фигурой более крупной, чем такие мелкие беспредметные предложения. Разве мы мало постреляли всякого люда? И русских в том числе. Разве у нас с тобой возникали на этот счет какие проблемы? Ты хорошо платил, мы хорошо делали. Я просто не смею тебе отказать, если, конечно, тебе это очень нужно. Скажи: что, где, когда.

Фотографию. И все проблемы сняты. Это ты мог и по телефону намекнуть.

Динстон налил еще по одной, поднял свою рюмку.

– За что я вас уважаю, дорогой капитан, так это за вашу готовность всегда помочь Америке.

– Э-э, сеньор, о чем разговор. Если мы не будем друг другу помогать, коммуняки нас со всем скарбом съедят. Здесь мы должны стеной стоять. Как они, гады. Где этот ваш шпион?

– Сейчас, скорее всего где-то в Паулу. Проморгали наши агенты. Он оказывается умудрился выступить в кэтче, где убил какого-то монгола и его секунданта. След русского на сегодня неизвестен.

– Если это тот случай о котором я слышал, то мне все так кажется неправдоподобным, что я слушаю эту историю, как забавную шутку.

– Не скажите, сеньор Луис. Тот агент и вправду силен.

– Ну и что? Он же невысокий. А там такие богатыри. Все под два и более метра. Они стены кулаком прошибают. А тут?

Офицеры открыли новую бутылку: налили, выпили.

– Капитан, – полковник понизил голос, – где-то в городе также скрывается группа китайцев. Пять человек. Их тоже необходимо всех чикнуть, как котят бездомных.

– Уважаемый сеньор, – голос бразильца отрадно хмелел, – и этих мы тоже почирикаем. Какие дела? Адреса и прочее.

– Луис, этих, наверное труднее будет. В Асуньоне они сумели коварно поразить несколько полицейских. Один из них из охраны Стеснера.

– Как? Подняли руку на людей дорогого Альфреда в его же столице.

Это уже наглый беспредел. Вызов. Куда их спецслужбы смотрели? За это мы им здесь… Ну… Вообще… Короче спалим за. городом где-нибудь на грязной свалке. Негодяи, а! Сотрудников представителей власти убивать.

Где закон? Почему он не работает? Это для меня поразительно-непривычная новость. В этом вопросе мы принципиальны и жестоки.

Капитан в злости жадно схватил бутылку, энергично налил еще по одной.

– За невинно убиенных выпьем, уважаемый сеньор полковник. За это нужно сполна отомстить. Какого черта они там делают? Сюда, какого лысого дьявола притащились. Гибель свою ищут: найдут. Предоставим. По обойме на каждого. Ты же знаешь нас, полковник. Мы такие оскорбительные выпады никогда не прощаем и прощать не собираемся. Руку на представителей власти поднимать. Кто же тогда за соблюдением законности следить будет? За каждого нашего полицейского мы настреляем по сотне и китайцев, и русских. Их и так неисчислимо развелось в наших краях. Где их только нет. И права уже качают на нашей доброй земле. Я им покажу. Наши парни всегда готовы кого-нибудь подстрелить или зажарить живьем. А то все бездомных, да плебеев уничтожаем. Неинтересно. Это не охота. «Эскадрону» нужны дела покруче. Ваше предложение очень взбодрит наших ребят, дорогой сеньор полковник. Я рад. Есть работа для ума и сердца.

Динстон в полном удовлетворении еще раз чокнулся бокалами с отчаянным Луисом.

– Только, сеньор капитан, надо учесть, что те бестии сами хорошо обучены и стрелять, и драться. Надо обложить их так, чтобы никуда не могли деться.

– А куда они, голубчики, денутся? Только в море. На святое дело начальство обязательно выделит минимум роту карабинеров, батальон солдат, и я своих следом напущу. Здесь все по государственному и принципиально, – гордо поднял палец, посмотрел нащустой бокал, еще налил. Выпили. – Тут мы не отступим. Нельзя. В этом благородном мероприятии нет даже криминала. Все законно. Я уверен: у ваших китайцев и русских нет никаких документов и виз на проживание. Это нелегалы, контрабанда. А с нелегалами, ты знаешь, как мы разговариваем. Собакам на съедение и весь разговор. И никаких отписок, никаких делов.

– Надо дать указание постовым и оперативникам, что бы присматривались. Они где-то в бедняцких районах.

– Уважаемый сеньор Динстон, свою работу я знаю. Кроме оперативников у меня еще целая армия осведомителей. Будет сделано не хуже, чем в детективных романах.

Полковник удовлетворенно выписал чек на пять тысяч долларов.

– Это вам, сеньор Луис, за вашу непреклонную борьбу против коммунизма. Америка ценит таких, как вы. Если со временем возникнет желание перебраться в Штаты, я вам оформлю все необходимые документы.

– Премного благодарен, господин полковник. Но, пока я и здесь ценен для начальства и очень неплохо кормлюсь.

– Рад за вас, капитан, и всячески буду поддерживать вас в вашей нелегкой работе.

– Ха! Спасибо. Работа наша не пыльная, но грязная черт побери и нервная.

Довольные друг другом и сытным ужином они поднялись. Шаткой походкой, порыгивая и икая, поплелись к машине. Динстон отвез капитана домой. Этот бравый и безотказный Луис был, наверное, единственным человеком, с которым у Динстона всегда было все о'кей. Он был полностью удовлетворен беседой с капитаном и как-то ему спокойнее думалось, что на этом этапе он переиграет и Маккинроя, и монахов.

Здесь китайцы вне закона, а значит закон на его, Динстона, стороне.

Глава тринадцатая

Пекин. Сухо. Пыльные ветры с полупустынь Монголии.

Улица Дунсяо-мансян.

– Линь, почему так долго нет донесений от нашего доброго друга товарица Чана? Может я поторопился, выслав ему деньги и человека?

Загуляли ребятки. Гудят на все командировочные.

– Видно, пока им нечего писать.

– Еще бы. О девочках писать не будешь. Но, даже если нечего писать, надо присылать депеши что жив, здоров, не кашляю, того и вам желаю. А так, что я должен думать?

Линь болезненно сощурился в свои маленькие очки, прокашлялся в кулачок.

– Может послать ему еще пару лейтенантов?

– Еще чего?

– Латина-регион не маленький. И, наверное, не в каждом населенном пункте там имеется почта.

– Не зуди ты. Там цивилизация развита получше нашей. Это наша метрополия не в достаточном количестве имеет почтовые отделения. А в Бразилии на это счет нет проблем. Тем более, что мы там имеем неплохую агентурную сеть и посольство со всеми дипломатическими структурами. И Чану они подчиняются в той же мере, что и мне. Они в курсе всех подозрительных происшествий в районе. Не думаю, что Чан там ходит деревенским профаном и только из газет выуживает полезные сведения. Да, подзабыл: передашь ему, пусть готовит отчет по агентур ной сети.

– Это он и без нас прекрасно помнит. – А не опасно ему там волочиться таким гулящим повесой. Высчитать могут.

– За это ему платят. Полковник, как-никак.

– Без дипломатического прикрытия поехал.

– Виза у него есть. В остальном посол должен подсобить в полной мере.

– А чего он тогда с нас деньги вышибал? Посол, что, не может отсчитать, сколько нужно.

– Видно, скрывается. Именно не хочет светиться в посольстве. Есть причина значит.

– Пусть напишет.

– Не время. Да и чего писать. Забыли, какой он, Чан. Молодой монах годами бегает и не болеет. А Чан-это зверь не меньшей силы.

– Все вы успокаивать умеете. А чтобы помочь– эгоисты.

– Разведка больше требует работы в одиночку.

– Что ты мне про прошлый век рассказываешь. В одиночку только с бабами предпочтительнее. А в разведке сейчас строевой коллективизм.

Время одиночек закончилось еще до Первой мировой. А сейчас очень часто в спину стреляют, закапывают. И по радио не предупреждают. Это ты знаешь не хуже меня. Или у нас потерь не бывает в отделах? Как мне с вами трудно. Боже мой. Когда все это кончится. Когда вы серьезней начнете относиться к своим прямым обязанностям? Товарищ Линь, вы же намного старше Чана. Ладно, он авантюристичный офицер. А вы? Посылайте еще одного лейтенанта. Только толкового. И пусть Чан не своевольничает мне. Каждые три дня его донесения должны лежать на моем столе. Он там на работе, а не на гастролях. Написал на прошлой неделе ересь какую-то и думает, что мы ее здесь очень долго изучать будем. Поторопитесь Линь: самолетом через пару дней хочу весть получить. Дипломатической почтой пусть пользуется. Ей еще можно доверять. Отпиши туда, я подпишу. Кто там ответственный в министерстве иностранных дел.

– А там каждый месяц люди меняются.

– Но они же проходят через наш контроль. Что, там нельзя никому верить?

– Можно, товарищ генерал.

Наконец, после длительной и тяжелой тирады старый генерал устало улыбнулся и совсем мягко по-отечески посмотрел на офицера.

– Неужели и вы считаете, что там есть какие-то препятствия, мешающие Чану спокойнее работать?

– Чан зря наводить серьезность не будет. Что-то там его видно тревожит более, чем мы даже может себе представить.

– Кто ему может там мешать?

– Думаю, он опасается людей Динстона. Только американец знает полковника. И, если Чан засветится, американец прочно сядет ему на хвост и вряд ли что позволит Чану предпринять в Бразилии. Злопамятный янки все ему припомнит.

– Только это?

– Думаю, что только это. – А Маккинрой?

– О-о, с тем можно работать даже будучи врагами. Это человек. А Динстон – он же солдат, и все. Какие тут джентельменские отношения? Он даже как союзник опасен.

– Ну ты наговорил. Не такой уж Динстон и простофиля.

– Поэтому его Чан и опасается больше всех.

– Ты меня изрядно запугиваешь этими словами.

– Но оно так и есть. Если бы я находился в Латине, то более всего опасался бы именно Динстона. Никому из нас он не простит свое фиаско в Китае.

– Нет, нет, – замахал генерал руками. – Ступай. Делай все, что я сказал, только быстро. Посылай спецотделение в посольство под командование Чана. И пусть, если потребует обстановка, вступает с Динстоном даже в вооруженную схватку. Я жду от него теперь самых подробных донесений. Беги, работай.

Линь удовлетворенно кивнул головой, отдал честь престарелому, но доброму шефу, и тихо-тихо, как привидение исчез из кабинета.

Генерал, недовольный, остался сидеть, нервно уставившись на первое письмо Чана.

Часть III

Идет за веком век.

От смерча-смерч.

О. гордый человек!

Тобой гордится смерть.

Лучезар ЕЛЕНКОВ.

Глава первая

Демонстрация, исподволь руководимая невидимой рукой, быстро принимала провоцирующий характер. На первой митинговой части ораторствующие профсоюзные вожаки не столько разъясняли экономические требования и социальные обоснования этих требований, сколько призывали набираться решимости, крепиться и идти на штурм капиталистической цитадели в лице городской мэрии.

Черствый Мин, сухо выслушавший длинные и бестолковые речи организаторов, в свойственной ему манере лаконичного аскета высказал свое мнение Вану и Коу Кусину-придурки. Тянут толпу на побоище.

Ван, имевший опыт гораздо больший, чем Коу и Мин вместе взятые, не менее категорично добавил:

– Побоище будет в любом случае. Для этого все и готовилось. Не нам судить местные особенности. Наш Китай на этот счет ничем не лучше.

История вся на крови. Правы мы или не правы, втесавшись в эту пролетарскую веселуху, все же должны помочь хотя бы сравнять силы противоборствующих сторон. Это быстрее приведет к иным рассуждениям и необходимости вести более детальные переговоры с народом.

– Но и мы должны суметь в любую минуту убрать своих бойцов, если полиция решит применить оружие.

Сомневаясь в конечном итоге готовящегося, дополнил свои размышления Карающий Глаз.

– Несомненно. Если потребует обстановка, мы немедленно сделаем это. Сейчас наши воины натираются тигровой мазью. Где-то в ближайших кварталах Хан Хуа. Контакта с ним еще нет. Осторожничает. Но, думаю, они тоже готовы. Наши агенты передали любопытную новость: на городском турнире по кетчу выступил странный европеец совсем не борцовского роста и веса. Убил какого-то кровожадного партнера монгола на ринге и его секунданта ударами кулака. Можно не сомневаться, что это может быть делом только рук нашего брата Руса. Хотя странно: в Парагвае он проявил виртуозную осторожность, почувствовал слежку, вовремя исчез, а здесь под свет юпитеров лезет. Климат что ли другой. Или не так здесь его ищут, как там.

– А может он догадывается, что кто-то из наших монастырей находится здесь и подает знак.

– Не думаю. Это очень рискованно и глупо. Ищейки Динстона не так наивны, что можно сбрасывать их со счетов. Слухи о турнире и они уловят. А дальше дело техники. Наверное, он без денег.

– Если учесть, что и полиция работает на полковника, то положение Руса ухудшается.

– Но он, как всегда надеется, что опередит своих противников.

– Поэтому и ему, и вообще всем нам на руку, если мы произведем небольшой переполох в городе. Спутаем карты Динстону. Да и сами может что-нибудь нащупаем.

– Да, это будет достаточно понятный сигнал для нашего брата, – продолжая изучающе глядеть в окно на волнующее море демонстрантов, согласился Коу.

– Ничего страшного не должно произойти, – подтвердил Ван. – Местная детвора собрана и уже побежала отслеживать крыши. Самое опасное может исходить оттуда. Если Динстон расположил там стрелков, то не избежать крови.

– Но, если снайперы задраят чердачные люки, как пацаны с ними справятся?

– С ними несколько взрослых. Они взорвут люки. Нельзя чердаки оставлять. Оттуда самая опасная угроза.

– Но можно и из окон стрелять.

– Оттуда труднее. Жильцы – это свидетели.

– А успеют пацаны все крыши оббежать?

– Должны. Их больше двухсот человек. Семь групп. Снайперов не может быть больше двух-трех человек. Они не осмелятся ввязываться в бой с такой напористой оравой.

– Значит, как мы и рассчитывали, остаются только формирования помещиков.

Коу Кусин принимал руководство операцией от Вана и прощупывал все варианты. Перед этим ему пришлось много ездить, собирая информацию от китайской эмигрантской диаспоры. И только сейчас знакомился с обстановкой в городе и с планами Вана.

– Этих будем ломать. Они вне закона. Это непосредственная опасность для митингующих, – холодно заключил Ван свои решения в устной форме.

…Наконец толпы демонстрантов двинулись по проспекту.

Транспаранты, палки были почти у каждого. Где-то рядом играла бравурная музыка. И где-то рядом несколько пар упорных глаз внимательно следили за шествием.

– Мин, пора идти. Первую группу поведешь по правой стороне улицы.

Сен Ю со второй по левой. Наших китайцев ты увидишь. У них виски подкрашены красной краской. Дальше все по плану. Мы будем корректировать ваши действия. Не торопитесь.

Мин слегка кивнул и мигом исчез в коридоре.

Ван и Коу продолжали наблюдать из зашторенного окна движущуюся людскую массу, прикидывая в уме по нескольку раз возможности, которыми они обладают. Нестройный шум Дикой улицы глухо доносился раскатывающим рокотом в помещении. Через несколько минут охранник провел в зал возбужденного паренька с головой, густо обсыпанной годовалой пылью на курчавых волосах. На плечах и спине клочьями висела слоеная паутина.

– Одиннадцать крыш облазили, – прямо с порога затараторил он. – На одной обнаружили двоих с винтовкой. Мы им в спину настреляли несколько обойм. Винтовку забрали. Рация была у них.

Коу некоторое время молчал, осмысливая и анализируя сказанное.

Обернулся к Вану.

– Все так и есть. Свирепый Динстон и компания очень серьезно подготовили провокацию.

Обратился к подростку.

– А трупы куда дели?

Тот непонимающе пожал плечами.

– Там оставили. А что надо было делать?

– Мы и сами не знаем, – махнул рукой в сторону. – Пусть лежат-американцу для богатства воображения. С вашей стороны пострадавших нет?

– Нет! – Звонко рапортовал герой. – Мы быстро, как в кино. Одного сразу, другой еще немного ворочался.

– Молодцы. Сумели. Продолжайте осматривать следующие чердаки. Если снайперы убегут, пусть убегают. И пусть расскажут полковнику, как он их подставляет. Все равно на этом их миссия заканчивается. Они не осмелятся во второй раз предпринимать акцию. Будьте осторожны: на других крышах могут оказаться профессионалы поопытнее и поудачливее.

Они могут вас тоже настрелять. Но вы, главное, пошумите. Гранаты не жалейте. Следующий раз приходи вот по этому адресу.

Коу показал ему листок.

– Запомни. Приходи один. С пустой бутылкой из-под молока. Ясно?

– Ясно, – сверкнул белыми зубами мальчишка и побежал.

Неистовая и шумная толпа демонстрантов вытянулась в ровную колонну. Голова ее уже удалилась на значительное отдаление от дома, где находились монахи. Пора было перебираться ближе к мэрии, куда двигалась людская масса. У монахов там была забронирована квартира, откуда можно было детально наблюдать за происходящим на улице.

Четыреста человек полицейского кордона расположились в четыре шеренги: со щитами, в касках, с дубинками. Народ подошел вплотную.

Живая масса неровно колыхалась, угрожающе бурлила. Чего-то выжидала.

Плакаты и транспаранты по рукам перешли в первые ряды. Полицейский строй, как фаланга Александра Македонского, стоял ровно, неподвижно.

Лики, сквозь органическое стекло шлемов, были белы, словно образы чахоточных инопланетян. Людское разноголовье, будто черви в теплую погоду, шевелилось в нерешительности, в опаске, но больше в беспомощности. Бойцовский порыв, так явно и мощно продемонстрированный перед этим на митинге, под впечатлением организованных, дисциплинированных шеренг, предметно таял и медленно сникал.

– Старший полицейский офицер в большой громофон приказывал отойти на положенное безопасное расстояние, а лучше подобру-поздорову разойтись по домам. Народ глухо стоял и мелко роптал. Слышны были отдельные выкрики: – "А где наши дома?", "В ваших подворотнях?". Никто не пытался повиноваться хотя бы голосу предосторожности. Озлобленность людей накалялась над пространством улицы. Какой-то очень мощный бас разнесся над толпой: – "Дайте нам пройти к мэрии. Мы вручим мэру наши требования и делу конец. Не стойте на пути, не мешайте". Наступила нездоровая тишина и последовала звучная команда в мегафон. Первая шеренга полицейских подняла щиты, медленно двинулась на демонстрантов.

Передние ряды народа опасливо попятились назад. Но твердый шаг полицейских неумолимо сокращал расстояние. Послышалась новая резкая команда и резиновые дубинки хлестко заходили по плечам и головам совсем оробевших людей. Они паникующе хлынули вспять, но задние напирали. Образовалось опасное столпотворение. Серые щиты и темные шлемы продолжали настойчиво теснить неорганизованную толпу, профессионально раздавая удары по матерящимся лицам и согнутым плечам.

Наиболее здоровые и отчаянные все же отмахивались палками. Но защитная амуниция и техника работы резиновыми демократизаторами полицейских была на несколько порядков выше народной выдумки. Некоторые от ударов падали. Общий крик, проклятия усиливались с каждой минутой. Народ панически голосил, загнанно зверел, но продолжал пугливо отступать, как дворняжка перед дворником. Главный проспект был широк и одновременно по всей линии соприкосновения большое количества, людей получали шишки, ссадины и травмы. Некоторых, оглушенных безжалостными ударами по голове, спешно оттягивали в ближайшие подворотни.

Ван и Коу из закрытого окна через щели плотной ткани спокойно взирали на панические маневры демонстрантов. Казалось, монахов это меньше всего интересовало. В руках Карающего Глаза была короткая винтовка с оптическим прицелом. Он, стоя, опирался на нее и отрешенно чего-то ждал.

Вскоре снова прибежал тот же парень с пустой бутылкой и уже толково со зннием дела доложил, что еще на двух крышах обнаружили людей с винтовками. Обстреляли, закидали гранатами. Если кто из них и жив, то обязательно ранен. Сами мальчишки вовремя убежали.

– Отлично, молодые бойцы, – Коу Кусин хотел улыбнуться парню, но кроме сдавленного подобия ничего не получилось. – Свое дело вы сделали на все сто процентов. Оставшиеся сами постараются скорее убраться с обнаруженных мест. Жизнь дороже. Никто из них не собирается долго истекать кровью. Значит так, – Коу все же улыбнулся веселее, дал мальчишке толстую пачку дензнаков, – если кто ранен или имеет какие травмы-в больницу. Эти деньги оплата за лечение и прочее. Сегодня вам больше показываться не надо. Вы засвечены. Вам надо переждать.

Поступайте в распоряжение Пака. Он и раненых развезет и вам скажет, что делать. Раздаст каждому из вас вами заработанные деньги. Ну, беги к своим.

Парень гордо вскинул вверх кулак и весело убежал. Коу по рации передал, чтобы в дело вступали местные ополченцы китайцы. Так он с Ваном назвал эмигрантов из Китая. Им предстояло ломать строй полицейских шеренг. Сотня с лишним человек, выставив перед собой шесты, как копья, одновременно навалились на щиты. Каждый шест держало по семь человек. Сзади входновенно надавила толпа, и мощный центр полицейского строя, как ни упирался с помощью грозного громофона и стоэтажной матерщины старшего офицера, беспорядочно разошелся по сторонам, как швы на старой подкладке. Длинные шесты не позволяли полицейским дотянуться до людей своими дубинками. А те продолжали энергично толкать в щиты и валить наземь полицейских. Масса людей обтекала лежащих, била их и дальше неслась давить на уцелевшие ряды.

Полицейские начали нести потери. Чтобы сохранить силы, кадры и мобильность, оставшиеся подразделения дружно, по команде старшего, разошлись в стороны, образовав по два отряда с каждой стороны улицы.

Толпа победно заликовала, рванулась вперед и потекла широким потоком на площадь. Полицейские организованно перестроившись, двумя группами отходили к площади параллельно демонстрантам. Офицер продолжал в мегафон призывать митингующих к законности и порядку.

Казалось, демонстранты достигли своей цели: умело, без большого побоища и жертв выходили на простор огромной площади. Но, совсем неожиданно и непредвиденно пространство ближайшей улицы оказалось заполнено внушительной толпой взведенных горячительными напитками молодых людей. С черными флагами, с черными транспарантами. Передние были вышколено наряжены, последующие одеты в куртки из толстой кожи.

Их было не более полутысячи человек, но шли они скоро и прямо наперерез демонстрации.

Коу поднес рацию к губам.

– Мин, связь.

– Слышу хорошо, Мин.

– С правой улицы прямо на колонну движется группа неизвестных. По всей вероятности это и есть отряд плантаторов и чернорубашечников.

Полицейские отходят в левую часть площади. Численность черного отряда в пределах пятисот человек.

– Все понял. Готовимся. Мин.

С подворотен и с перекрестных улиц на демонстрантов взирало изрядное количество случайных прохожих и любопытных. Стояло много припаркованных машин.

Никаких криков, подготовительных маневров от подходящих не последовало. Наемники с ходу врезались в демонстрантов. Страшно засверкали на солнце окровавленные цепи, пруты, трубы. Некоторые имели притороченные к предплечьям рук боевые, длинные саблевидные стилеты.

Ими они с особой жестокостью набрасывались на людей и наносили глубокие опасные резаные раны. Разом поднялся громкий панический вой.

Люди в ужасе отхлынули назад, оттаскивая за собой раненых и изувеченных. Но боевики быстрыми шагами преследовали давящих друг друга демонстрантов. Народ побежал. Образовалось открытое пространство между убегающими и догоняющими. Там остался стоять один, невысокий, в сереньком спортивном костюмчике с нелепым детским флажком в руке. Его худое лицо с орлиным носом невозмутимо застыло в потоке общей паники: словно икона на пожаре. Люди продолжали тесниться назад. Еще несколько однообразных остались стоять с такими же флажками как придурки на танцплощадке.

События развивались стремительно и непредсказуемо.

Над первым, скромно и глупо стоящим, занеслись самонадеянные пруты для покарания. Вдохновленные, искривленные в возбуждении лица атакующих были жестоки и безжалостны. Вдруг флажок в руках стоявшего вытянулся во внушительную телескопическую стальную трубу– она молниеносно завертелась в руках невозмутимого члена демонстрации.

Первые, трое нападавших, были быстро повержены поочередными и опережающими ударами стального предмета в головы. От разящих движений они живо попадали на землю, хватаясь за кровоточащие раны. Взрыв бешеного рева прокатился по рядам атакующих. Со звериной дикостью бешеных членов психушки, обиженных незаконным ограничением свободы, боевики набросились на неизвестного, посмевшего противостоять им. Но он, отходя мелкими шагами, продолжал умело отбивать удары врагов и наносить им травмирующие движения в голову, по коленям. Скоро он сравнялся со стоящими за ним в редкой шеренге, такими же меланхоличными с виду демонстрантами.

Один из боевиков с длинным саблевидным стилетом сблизился с первым и в длинном выпаде произвел движение в живот. Но монах, отводя трубой опасный выпад противника, почти одновременно другим ее концом засадил в исступленно разинутый рот верзилы свое немудреное оружие. И ею же откинул обмякшее тело под ноги следом наступавшим.

Редкий строй невозмутимых монахов сошелся с плотной массой возбужденно-агрессивных, подогретых сопротивлением, неизвестных боевиков.

Ван и Коу внешне спокойно, но внимательно наблюдали за общей схваткой. Это Сен Ю первым принял удар. Дюжина нападавших лишилась подвижности от несильных, но точных ударов монаха. Сейчас уже в руках у него мелькал массивный стальной прут двух с половиной метров длины.

Им он крутил с такой же скоростью, как и трубу до этого. Одиннадцать монахов, тоже с прутами, занявшие пространство в сорок шагов по фронту, методично, с расчетливой холодностью роботов ломали кости настойчивым нападавшим. Противостоять железным шестам, хотя бы с эффектом равных, боевики были не в состоянии. Короткие пруты и трубы могли только блокировать удары монахов. Но сила и скорость крутящихся шестов, мощь ударов была такова, что оружие боевиков выбивалось из рук или они падали вместе с оружием наземь. Следом сталь шеста со скоростью молнии опускалась на головы или позвоночники безмерных в своей ярости наемников. Задние начали швырять в монахов своими боевыми приспособлениями. Но попасть в серые фигуры было очень проблематично.

Теперь уже крутые боевики под натиском неотразимых ударов и с возрастающими потерями попятились медленно, нехотя назад. Несмотря на то, что желание поразить монахов у них было преобладающим. Они дружно маневрировали, пробовали еще наскоком с громким боевым кличем как-нибудь оттеснить чужаков, поразить их, но итогом всех этих усилий был очередной удар по ногам, следом по голове и шумное, яростное до этого тело становилось аморфным и беспомощно тянулось куда-нибудь в сторону от побоища. Подняться, отбежать не хватало ни сил, ни возможности.

Минута, полторы боя, а на земле корчилось более сотни изувеченных членов черной демонстрации. Монахи не спеша, методично, словно подчиняясь чьей-то команде, перешли в наступление и стали гнать противника обратно на ту улицу, с которой те появились.

Коу немного выждал, передал по рации Мину, чтобы тот внимательнее следил за боевиками. У них в любой момент могло появиться огнестрельное оружие. Сам же Коу и еще несколько человек следили за окнами и крышей противоположных зданий улицы. С той стороны тоже были люди, которые также следили за окнами и крышей на этой стороне.

Народ, сначала с любопытством взирающий на неординарный уличный спектакль, пришел в себя, воспрянул. Вслед за монахами пошли самые смелые, а за ними робко, но настойчиво следовали остальные. Теперь они с максималистским упоением безжалостно доколачивали ногами поверженных боевиков. Подбирали, брошенное ими холодное оружие и через головы монахов швыряли в чернокурточников. Многие из боевиков были в мотоциклетных шлемах, но от мощных сокрушающих ударов стальных шестов они лопались, как глиняные горшки. Тела падали на землю, оглушенные силой и звоном опускающего на голову металла. Шейные позвонки жалобно хрустели, как раздавленные яйца, и живой доселе организм падал зачастую на землю уже неживым. Враг злобно огрызался, но под напором мастерства и организованности отступал. Нехотя. Не признавая свое бессилие. Отмахивался, отбрыкивался. Старался нанести урон. Почти все боевики были на голову выше монахов. Они никак не могли понять: как это какие-то серые неизвестные людишки переигрывают их в единоборствах также просто, как они до этого только что почти разогнали большую толпу возбужденных мужиков. Но уровень подготовки, профессионализма сместился на другую сторону баррикад. Монахи поражали наемников, как подвижные чучела на тренировках. Уже целые группы со стороны демонстрантов осмелели, вырывались вперед и колотили палками направо и налево. Не каждому, правда, это удачно удавалось. Не имея навыков борьбы в толпе, они пропускали опасные удары, падали, заливаясь густой кровью. Но сейчас им было куда отползать и принять первую медицинскую помощь. Монахи продолжали ровно и невозмутимо теснить боевиков дальше по улице. Общая картина побоища была ясна. Еще несколько секунд – еще несколько упавших наемников и оставшиеся, не ожидая развязки, бросились бежать. Демонстранты дружно гнали их дальше. Количество потерпевших с обеих сторон было велико. Повсюду или валялись одинокие тела, или с посторонней помощью некоторые медленно плелись на другие улицы, где их поджидали санитарные машины.