Текст книги "Секретная просьба (Повести и рассказы)"

Автор книги: Сергей Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава VI
ПОНРАВИЛСЯ ЧЕМ-ТО СОЛДАТ ГОСУДАРЮ

ПЫЛЬ И ПАЛКИ

Свистят, надрываются, плачут флейты. Нескончаемо бьют барабаны.

Жах, жах! – взлетают над строем и опускаются палки.

– Братцы, помилосердствуйте!

Солдаты стоят двумя рядами. Ряд перед рядом. Лицом друг к другу. В узком проходе идёт человек. Он оголён до пояса. Пригнулся, едва ступает. Взлетают палки над головами солдат, ударяют по оголённой спине несчастного.

Разносится в воздухе: жах, жах!

Бьют барабаны. Надрываются флейты.

– Братцы, помилосердствуйте!

На плацу перед казармами идёт экзекуция. Солдат, принявших участие в восстании декабристов, прогоняют сквозь строй. Гонят их в Московском гвардейском, и в гвардейском морском экипаже, за Невой на Аптекарской улице в лейб-гренадерском полку. Гонят на Украине в полках Черниговском, Тамбовском, Саратовском. Гонят в других полках.

Жах, жах!

Бьют барабаны. Надрываются флейты.

– Братцы помилосердствуйте!

Ещё до того как окончилось следствие по делу декабристов-офицеров, специальные военные суды огласили приговор солдатам восставших полков. Погнали виновных под палки. Называлось это – шпицрутены. Солдаты получали по четыре, шесть, восемь и даже двенадцать тысяч ударов. Не все из них вынесли столько шпицрутенов, не все из них выжили.

Но это лишь часть наказания.

Что заклубилось там вдалеке?

Пыль, пыль, пыль…

Чей громыхает голос?

– Левой! Левой!

Чей раздаётся шаг?

Это идут солдаты.

Солнце палит. Идут солдаты. Непогода, град. Идут солдаты. Развезло от дождей дороги. Идут, месят солдаты грязь.

– Левой! Левой!

– Живей, скоты!

– Живее!

Приказал царь Николай I отправить восставших солдат на войну, на Кавказ. В ссылку идут солдаты.

ПОПУТАЛ БЕС

– С тебя всё началось! – кричал при допросе на Михея Шутова командир Черниговского полка полковник Гебель. – Когда бы не ты, не быть на свободе злодею! (Гебель «злодеем» называл Сергея Муравьёва-Апостола). Не возмутить бы злодею Черниговский полк!

Не отпирался Шутов в своей вине:

– Ваша правда, ваше высокоблагородие, ваша правда. Так ведь попутал бес.

В канун восстания Черниговского полка подполковник Сергей Муравьёв-Апостол был схвачен и арестован. Сидел он под караулом в селе Трилесы. Начальником караула был фельдфебель Михей Шутов. Вскоре в Трилесах появились офицеры-декабристы. Шутов с караулом примкнул к восставшим. Сергей Муравьёв-Апостол был освобождён и стал во главе восстания.

– Когда бы не ты, – продолжает полковник Гебель, – из караула никто не посмел бы команды моей ослушаться. (Полковник Гебель призывал тогда солдат сохранить верность царю.)

Не отпирался Шутов в своей вине.

– Ваша правда, ваше высокородие, ваша правда. Так ведь попутал бес.

– Ты чуть не убил меня, – наседает полковник Гебель.

И это правда. Бросились тогда солдаты с ружьями на полковника Гебеля. Еле полковник спасся.

Не отрицает Шутов и здесь вины.

– Ваша правда, ваше высокородие, ваша правда. Не убил. В живых вы остались. Так ведь попутал бес.

– Дурак! – закричал полковник.

– Так точно – дурак, – согласился Шутов. – Оно же, конечно, раз поднял ружьё, так что же тут думать – коли без промаха.

Взвизгнул полковник Гебель, хватанул по щекам гренадера.

Михея Шутова двенадцать раз провели сквозь тысячный строй солдат, а затем погнали в Сибирь на вечную каторгу.

НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ

Когда войска стояли на Сенатской площади, Николай I подсылал к восставшим разных лазутчиков. Интересно было ему узнать, какие речи ведут декабристы, кого ожидают к себе на помощь, кто старший у них над войсками, много ль вообще солдат, что говорят в народе, забившем Сенатскую площадь.

Подходили лазутчики то тихо, осторожно, через соседние улицы, крадучись, то словно свои – в открытую, заводили беседы разные. Затем возвращались опять к царю, доносили о том, что видели.

Были посланцы в чинах и званиях, просто жандармы были, появлялись люди в партикулярном – гражданском – платье. А тут подошёл подпоручик гвардейский, совсем молодой, кудрявый.

Покрутился подпоручик возле народа, потом поравнялся с солдатской цепью, завёл разговор с солдатами. Вначале осторожно, издалека: мол, погода сегодня неважная, мол, пробирает насквозь мороз. Гренадеры стояли в одних мундирах.

Какой-то усач поддакнул:

– Ваше благородие, как есть, всё равно. Аж холодит внутри. Оно, конечно, в казармах лучше.

– Да и дело как раз к обеду, – обронил невзначай подпоручик.

Забурчало в гренадерских желудках от этих слов. Представились каша и щи солдатские. Кто-то слюну глотнул. Сожалеючи кто-то вздохнул:

– Как раз в эту пору к еде команда.

Смотрит подпоручик – народ податливый. Решает, пора о главном. Глянул быстро по сторонам, нет ли из восставших офицеров кого поблизости. Голос до тихого сбавил:

– Покайтесь. Простит государь. Покайтесь!

Не ожидали солдаты таких речей. Ясно теперь гренадерам кто перед ними такой и зачем он сюда пожаловал.

– Покайтесь. Простит государь. Покайтесь!

Всколыхнулся солдатский ряд:

– Да что тут слушать. Бей ты его, кудрявого!

– Прикладом его, прикладом!

– А ну придави штыком!

Избили солдаты лазутчика. На четвереньках едва отполз.

Потом на допросах, когда задавали вопрос – кто же избил подпоручика, все отпирались: не знаем, не ведаем, и в глаза-то не видели, и слыхом не слыхивали. И вдруг:

– Я!

– Я!

– Я!

Десять, двадцать уже назвалось. Признаются всё новые, новые. Оказалось, что солдатами был избит подпоручик Яков Ростовцев. Тот самый предатель, выдавший план декабристов царю Николаю I.

Узнали солдаты, кого они били. Проснулась солдатская гордость. Каждому хочется, чтобы знали теперь другие, что и он колотил предателя. Вот и стали они признаваться. Даже нашлись такие, которые и близко к месту тому не стояли да и вообще о том, что кого-то когда-то побили, впервые сейчас услышали, однако и эти теперь кричали:

– Я тоже его хватил!

– Я тоже по роже смазал!

Вот ведь поворот неожиданный.

Хоть и пришибли тогда на Сенатской солдаты изрядно Ростовцева, но нужно сказать, что ему повезло, конечно. Не знали солдаты в лицо предателя. Если бы знали, вовсе не встал бы с земли Ростовцев.

ПРОСТИ

Лежал он побитым. Без стонов и вздохов. Сил не хватало на стоны. Лежал в казарме, на полу, на соломе. Спина превратилась в кровавое месиво.

Два солдата пришли к несчастному. Ступали тихо, не по-солдатски, словно по пуху шли.

– Дядька Андрей!

Поднял тот веки, повёл глазами.

– Дядька Андрей, прости!

Опустились они на колени, пригнули солдатские головы.

Олимпий Лазыкин и Аким Петухов были из тех, кто не примкнул к восставшим. Служили они в лейб-гренадерском полку с дядькой Андреем в одном полувзводе. Дядька Андрей из бывалых солдат бывалый. Двадцатый год на солдатской службе. Петухов и Лазыкин почти новички – первых мундиров ещё не сносили. 14-го декабря вместе со всеми восстал полувзвод. Дядька Андрей, как и все, ушёл на Сенатскую площадь. Петухов и Лазыкин в казармах остались. Разошлись их солдатские судьбы. Бывалый пошёл под палки. За верность царю молодые добились чести. Только честь вот им какая выпала палками бить своих.

Началась в лейб-гренадерском полку экзекуция. В два длинных ряда стоят солдаты. Это те, кто будет виновных бить. Среди них Петухов и Лазыкин. Друг против друга. Держат в руках шомпола.

Вот идёт Пантелей Долговязов. Жах! Вот Семён Рытов, Даниил Соловьёв. Жах! Жах! Трофим Фёдоров, Фёдор Трофимов. Жах! Жах!

А вот и дядька Андрей ступает.

Ещё издали видят его Петухов и Лазыкин. «Пропущу», – решает Лазыкин. «Пропущу», – Петухов решает. Поравнялся сними дядька Андрей. Пропустили солдаты его без удара. Только прошёл гренадер, как тут:

– Стой! Назад!

Хитрость солдат офицер заметил. Заставил он дядьку Андрея вернуться назад.

– Бей! – закричал на Лазыкина.

Вскинул тот шомпол. Ударил.

Жах!

– Бей! – на Петрова кричит офицер.

Вскинул тот шомпол. Ударил.

Жах!

Двенадцать тысяч ударов назначили дядьке Андрею. Двенадцать раз он прошёл сквозь тысячный строй солдат. По двенадцать раз опустили Лазыкин и Петухов свои шомпола на его оголённую спину.

И вот теперь оба стоят на коленях.

– Дядька Андрей, прости!

Шевельнулся солдат. Повёл утухающим взглядом:

– За что вас простить, родимые?

– За палки, за палки, – частит Петухов. А про себя: «Помрёт, помрёт не простивши. Грех на душе оставит».

– Так то офицер, – добавляет Лазыкин. – Кабы да по нашей воле…

Привстал на руках страдалец.

– Дурни, за палки давно простил. Но мне – с кем не пошли на площадь, тем упадите в ноги.

Сказал и рухнул опять на пол. Подхватили душу его архангелы.

ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ ФАМИЛЯТ

На юге, во время летних лагерей, в палатке у Сергея Муравьёва-Апостола собирались офицеры-декабристы. Мечтали они о будущем, говорили о планах и целях восстания. Иногда приходили сюда и солдаты. Однако мало свободного времени у солдат. То наряды, то караулы. То строевым, то церемониальным шагом под солнцем палящим ходят: «Выше ногу! Ровнее шаг!» То ружья и сабли чистят.

Вот в Саратовском пехотном полку кто-то из солдат и придумал. Пожаловался он фельдфебелю:

– Господин фельдфебель, господу богу некогда помолиться.

Фамилия у фельдфебеля была Фамилят.

Доложил Фамилят ротному командиру: мол, приходил такой-то солдат, мол, была у солдата жалоба: господу богу некогда помолиться.

– Набожный солдат. Похвально, – сказал Фамиляту ротный. Посмотрел на фельдфебеля, распорядился: – Найти для солдата свободное время.

Через несколько дней другой солдат подошёл к фельдфебелю:

– Господин фельдфебель, господу богу некогда помолиться.

Доложил Фамилят ротному командиру: мол, приходил такой-то солдат, мол, была у солдата жалоба: господу богу некогда помолиться.

– Похвально. Похвально.

Разрешил ротный молиться и этому.

За этими двумя приходили к фельдфебелю третий, четвёртый, пятый. Отпускал своей волей фельдфебель теперь солдат.

Во время следствия оказалось, что посещали палатку Сергея Муравьёва-Апостола именно те солдаты, которых отпускал Фамилят из роты.

Взялись за Фамилята.

– Отпускал?

– Отпускал.

– Зачем отпускал?

– Господу богу некогда помолиться. Народ у нас набожный, – начинает Фамилят, – богобоязненный. Посты соблюдает каждый.

– «Посты»! – ругнулись на Фамилята. – Сколько отпускал?

– Пятерых.

– Ясно.

Допросили ротного:

– Отпускал?

– Отпускал.

– Скольких отпускал?

– Двоих.

Ясно. Обвинили Фамилята в содействии декабристам. Сняли с него нашивки за безупречную службу, разжаловали в рядовые.

Жалели тогда фельдфебеля:

– Ни за что пострадал Фамилят!

И лишь немногие знали, что совсем не в последних здесь был Фамилят. Что не только фельдфебель знал, куда и зачем ходили его солдаты. Но и про бога не кто иной, как сам Фамилят, и выдумал.

ПОВЕЗЛО

Были они друзьями – Трофим Федотов и Фёдор Трофимов. Вместе в лейб-гренадерском полку служили. Вместе французов били, гнали с родной земли.

Есть что обоим вспомнить.

Грудью стояли они под Смоленском.

– Помнишь, Троша?

– Помню, Федя. Как же о том забыть!

Ломали хребет французу в Бородинской кровавой сечи.

– Помнишь, Федя?

– Помню, Троша. Как же о том забыть!

По Европе вместе друзья шагали. Гнали врага в Париж.

– Помнишь, Троша?

– Помнишь, Федя?

– Как же о том забыть!

На Сенатской площади тоже рядом друзья стояли.

Не простые они солдаты. Барабанщик – Трофимов. Знаменосец – Федотов.

Это он, Фёдор Трофимов, бил в барабан тревогу, когда поднимался лейб-гренадерский полк.

Это он, Трофим Федотов, на Сенатскую площадь полковое гвардейское знамя нёс.

Когда началась расправа над солдатами-декабристами, стали выяснять, кто первым в лейб-гренадерском полку начал бить в барабан тревогу.

Доложили – Фёдор Трофимов.

Кто вынес из казармы полковое знамя?

Доложили – Трофим Федотов.

Всыпали Трофимову шесть тысяч шпицрутенов. Столько же всыпали и Федотову.

Разлучили друзей-приятелей.

На Кавказ погнали Трофимова. В Сибирь упекли Федотова.

Ходит Трофимов в огонь, в атаки. Глубоко под землёй в сырых рудниках таскает Федотов тяжёлые тачки.

Но не забыли друзья друг друга.

Есть что обоим вспомнить.

Вместе рвались они к свободе.

«Помнишь, Федя?»

Несётся из дальних далей:

«Помню, Троша. Как же о том забыть!»

Вместе о счастье народном думали.

«Помнишь, Троша?»

Несётся из дальних далей:

«Помню, Федя. Как же о том забыть!»

Не утихает их дружба солдатская.

«Э-эх, не повезло, не повезло Фёдору, – сокрушается в Сибири Трофим Федотов. – Я тут камни всего таскаю. А он ведь пошёл под пули».

«Э-эх, не повезло, не повезло Трофиму, – рассуждает Фёдор Трофимов. Я-то хожу на воле. А он в кандалы закован».

Кому повезло, разберитесь сами: на Кавказе убили Трофимова, сгноили в Сибири Федотова.

ОСТАВЛЕН В ПОДОЗРЕНИИ

Радовался солдат Агафон Щербинин. По шесть тысяч шпицрутенов получили его товарищи, в том числе и родной брат Агафона – Филипп Щербинин, а он, Агафон, наказания избежал, хотя, как и все, когда взбунтовался Черниговский полк, был в общем строю со всеми.

При допросе Агафон Щербинин вину свою отрицал. Друзья тоже его не выдали. В общем, открутился солдат от палок.

Избежал Агафон наказания. (Однако в протоколах суда напротив его фамилии было помечено: «Оставлен в подозрении»

Отлежались друзья Агафона после шпицрутенов, пошагали кто в Сибирь, а кто на Кавказ. Щербинин в полку остался.

Рад был солдат, да рано радовался.

Не стало жизни ему в полку. Чуть что – солдат в подозрении.

Отлучится ль куда солдат, лишнее слово при встрече бросит, закричит ли во сне Щербинин, сразу начальство теперь гадает, спроста ли так поступил солдат, не замыслил ли снова солдат худого.

Повернётся не так солдат, собьётся, спутает шаг, в стрельбе из ружья промахнётся, опять на солдата все косо смотрят. Спроста ли так поступил солдат?

Измучился Агафон Щербинин. Стал проситься в соседний полк. Добился.

Прибыл сюда. И что же?

То же самое. Даже хуже.

Стал проситься в дальний какой-то полк. Добился.

Прибыл сюда. И что же?

То же самое. Даже хуже.

В подозрении ведь солдат. Всюду за бедным слежка.

Исстрадался совсем Щербинин. Решает уж лучше во всём признаться. Пусть всыплют, как всем, шпицрутенов. Пошлют на Кавказ. Вместе со всеми будет.

Признался Щербинин.

Обрадовалось начальство: «Ага, не зря в подозрении был!»

Прогнали солдата сквозь строй. Всыпали шесть тысяч шпицрутенов. А за то, что молчал, за то, что не сразу сознался, и ещё добавили столько же. Выжил солдат после шпицрутенов, ждёт, когда же пошлют его на Кавказ.

Ждал, ждал. Не послали.

Решило начальство:

– Пусть остаётся здесь. Глаз за ним острый нужен.

Был оставлен солдат в полку. До конца своих дней промаялся.

ЧУДАК ЧЕЛОВЕК

Рядовой лейб-гвардии Московского полка Николай Поветкин отказался присягать Николаю I.

– Не желаю, – сказал солдат. (До этого Поветкин уже присягнул Константину.)

Уговаривали его товарищи:

– Дура! Царь есть царь. Николай, Константин – кому ни служи, едино.

– Не желаю, – твердил солдат.

Рассмотрение солдатских дел в Московском полку вёл полковник барон Шлиппенбах. Шлиппенбах уговаривал.

Не помогло.

Начальник Главного штаба генерал Дибич уговаривал. Родной брат Николая I великий князь Михаил уговаривал.

Не помогло.

Случай был редкостный.

Побили солдата тюремщики. И это не помогло. Упрям человек. Чудак человек.

Доложили Николаю I. Обозлился царь. «Ах он такой-сякой!» Погнал солдата в Сибирь на вечную каторгу.

Отказался присягнуть Николаю I и старый генерал-аншеф Долгоруков.

Уговаривали Долгорукова друзья-генералы. Жена просила, в ногах валялась. Дети молили. Не помогло.

Уговаривал военный министр Татищев. Родной брат Николая I, великий князь Михаил, уговаривал. Не помогло.

Доложили Николаю I.

– Долгоруков? Генерал-аншеф?

– Так точно, ваше величество.

Обозлился царь: «Ах он такой-сякой! Лишу упрямца я царской милости». Приказал не пускать на балы во дворец.

Узнали солдаты, какое наказание Долгорукову.

– Вот так тебе немилость!

– Волк на волка, считай, не бросится!

– Аист лягушку глотнёт, не аиста!

Обидно им за Поветкина.

– Раз солдат – так гони в Сибирь!

– Коль лютость – так к нашему брату!

– Братцы! Не любит наш государь солдат – вот она горькая правда.

Солдат Касьян Епиходов молчал, молчал. Однако при этих словах сорвался.

– Любит, не любит – не в этом стать. Глубже смотрите в дело. Не генерал ему страшен, а страшен солдат. Вот она, лютость, идёт откуда. Вот где зарыта правда.

ОБМАНУЛИ

Николай I всячески старался доказать, что солдаты по ошибке, случайно пошли за декабристами. Мол, декабристы их обманули.

Приехал как-то царь в Царское Село, в свой загородный дворец. Смотрит, у входа на карауле стоит солдат. С ним и заговорил Николай I:

– Ну что, служивый, обманули злодеи вас?

– Так точно, ваше величество! – гаркнул солдат.

Доволен царь Николай I. «Вот она, правда, в словах народа».

Понравился чем-то солдат царю. Костью крепок, в плечах широк. Глаза ясные-ясные, синие-синие.

– Обманули, государь, обманули, – продолжает солдат. Говорили, поубавится срок нашей солдатской службы. А где оно всё? О том и не слышно.

Царь вскинул глаза на солдата. «Да что он – дурак? – подумал. Конечно, дурак. Эко глаза коровьи».

Раздосадовал солдат Николая I своим ответом. Плохо спал в эту ночь государь. Всё о солдате думал. «А может, он не дурак, может, очень хитрый солдат попался».

Утром вышел в парк на прогулку царь. Выходит, видит – на карауле стоит солдат. Другой, конечно. Прежний давно сменился. Обратился Николай I к солдату:

– Обманули злодеи вас!

– Так точно, ваше величество! – гаркнул солдат. Замер по стойке «смирно».

Царю солдат чем-то понравился. Строен, подтянут, высок.

– Обманули, государь, обманули, – продолжает солдат. – Обещали народу волю. А где она, воля? Теперь-то с кого спросить!

Глянул царь на солдата. «Да что он – дурак? – подумал. – Дубина. Вона как вымахал. Конечно, дурак».

Пошёл государь по парку. Пруд обогнул. Поравнялся с беседкой. Смотрит, и здесь на карауле стоит солдат.

Обратился к солдату царь:

– Обманули злодеи вас?

– Так точно, ваше величество! – гаркнул солдат.

Понравился чем-то солдат государю. На редкость лицо симпатичное.

– Обманули, ваше величество, обманули, – продолжает солдат. – Про землю они говорили. Мол, будет земли передел. А где передел? По-прежнему всё осталось.

Сплюнул царь Николай I от обиды. Глянул в лицо солдату. «Дурак, конечно, дурак. Вот и морда какая противная». Обозлился, обиделся царь. Прекратил он прогулку. Быстрым шагом пошёл по двору. Идёт, о солдате думает. «Дурак, дурак. А может, просто хитрый солдат попался?!»

Подошёл государь ко дворцу. Смотрит, на карауле стоит солдат. Другой, конечно. Сменился прежний.

Понравился чем-то солдат государю. Хотел Николай I солдату задать вопрос. Однако не решился, не задал. Лишь бровью, как ворон крылом, повёл. Лишь глазом недобрым глянул.

ХМЕЛЬНЫЕ СОЛДАТЫ

Нет покоя царю Николаю I. Хочется ему доказать, что офицеры-декабристы – это одно, а солдаты-декабристы – это совсем другое. Мол, вышли солдаты на Сенатскую площадь совсем случайно. Произошло, мол, всё по недоразумению.

Думал, думал царь Николай. Ничего не придумал.

Поручил придумать своему брату великому князю Михаилу. Думал, думал великий князь Михаил. Ничего не придумал.

Вызвал царь военного министра Татищева.

– Думай! – сказал и этому.

Но и Татищев оказался на выдумку тоже слаб.

– Дурново! Дурново! – позвал государь.

Явился флигель-адъютант Дурново.

– Думай!

Сидит, думает Дурново. Наконец просиял:

– Придумал!

– Ну, ну?

Объясняет Дурново, мол, надо сказать, что были солдаты в тот день хмельные. Вот почему на Сенатскую площадь они и вышли.

– Хмельные! Откуда?! – нахмурился царь.

– Злодеи их подпоили. Вот откуда, – сказал Дурново.

Царь улыбнулся:

– Идея! Умён Дурново. Идея!

Стал после этого царь и налево и направо всем говорить:

– А солдаты того – выпивши были тогда солдаты.

Даже английскому посланнику как-то сказал:

– А вы знаете, милостивый государь, солдаты оказались в тот день хмельные. Я даже и сам не думал. Представьте, подпоили их офицеры. Вот до чего дошли.

Затем то же самое сказал и посланнику французскому.

Доволен царь Николай I. Разнесут теперь посланники эту весть по всему белому свету. Интересно ему, что же они в свои страны напишут. Приказал проследить. Перехватили жандармы донесения посланников, показали царю.

Писал английский посланник о том, что был у него разговор с царём Николаем I. Разговор касался недавних событий.

«Верно, правильно», – кивает головой Николай I.

Почти слово в слово передал английский посланник свой разговор с Николаем I, а в конце: «Судя по тому, какую нелепицу мне говорил государь, был он в состоянии вряд ли трезвом».

Глянул царь на письмо французского посланника, а там и ещё сильнее: «Судя по тому, какую глупость мне говорил государь, не солдаты тогда на Сенатской площади, а сам император русский находился явно в хмельном возбуждении».

Помутилось в глазах у царя Николая I. Схватился рукой за сердце:

– Дурново! Дурново!

Мчит Дурново, тащит капли ему от сердца.

Однако на этот раз не потянулся к лекарству царь. Размахнулся отец-император и по шее советчика съездил.

СПОХВАТИЛСЯ

Уже на Кавказе давно солдаты. Тот, кто приговорён к сибирской каторге, давно дошагал в Сибирь. После этого время ещё прошло. И вдруг спохватился, подумал царь Николай I, а всех ли он наказал примерно, не забыт ли какой солдат.

– Дурново! Дурново!

Явился флигель-адъютант Дурново.

Вместе сидят, гадают.

Дурново называет полки и солдат. Царь вспоминает – наказаны, нет ли?

– Лейб-гренадеры?

– Наказаны.

– Гвардейский морской экипаж?

– Наказан.

– Солдаты, что несли полковое знамя, когда шёл на Сенатскую площадь Московский полк?

– Не забыты, Дурново, не забыты.

– А те, что, потерявши последний стыд, били в барабаны, когда выступали святые отцы – отец Серафим и отец Евгений?

– И этих господь приметил.

– Унтер-офицер Фёдор Анойченко?

– Наказан, наказан. До смерти, кажись, забит.

– Михей Шутов?

– Фёдор Трофимов?

– Трофим Федотов?

Называет Дурново всё новых и новых солдат. Хорошая память у государя:

– Наказан.

– Наказан.

– Наказан.

Сидят Дурново и царь. Гадают. Ломают головы. Кто же ещё забыт? И вдруг:

– Знаю, – кричит Дурново. – Знаю!

– Ну, ну?

– Про этих забыли, ну как их… про тех.

– Да толком же ты говори!

Забыл Дурново, как называют тех, про кого он вспомнил.

– Ну про тех, ну как их… про этих.

Водит рукой Дурново по воздуху.

– Болван, – обозлился царь.

– Про… про… – Наконец Дурново просиял: – Про писарей.

– Фу-ты!

Некоторые из армейских писарей были причастны к восстанию декабристов. Они переписывали революционные воззвания.

О них и вспомнил теперь Дурново.

– Молодец, – похвалил Николай I. Дал он приказ разыскать писарей.

Ищут. Не могут найти.

– Ищите! Ищите!

Ищут. Не могут найти.

– Ищите! Ищите!

Наконец разыскали.

– Кто же такие?

– Иван Хоперский, Иван Дмитриевский, Иван Нововоздвиженский.

Похвалил государь жандармов за верную службу. Приказал наказать писарей.

Вечером кто-то шепнул царю: мол, безвинных он посылает под палки. Мол, не нашли жандармы виновных, вот и других назвали.

– Иван Нововоздвиженский, ваше величество, в то время и вовсе при роте не был.

Посмотрел на советчиков царь.

– Был, не был, раз писарь, гони под палки. Знаю я этих писак. Разбойное это племя.