Текст книги "Экологический роман"
Автор книги: Сергей Залыгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Наконец беженский поезд пришел – слезы, вопли, кого-то ограбили, укого-то что-то потерялось. Марлена чмокнула Голубева в небритую щеку.
– А вот и мы! Мы приехали! Я же говорила: обойдется! Дети некрасивый, сивый с рыжим (в деда Голубева?) мальчик Ольвиан и смуглая красотка, вся в мать, девочка Олимпия – каким-то образом были очень похожи друг на друга, и тот и другая безрадостно и безо всякогоинтереса уставились на Голубева: что за человек? седой? А ведь до отъездана Кавказ с этим человеком отношения у них были дружеские, уважительные, родственные.
Пока выбрались с платформы, из беженской истерики, пока за баснословные деньги нашли левака, чтобы он на своем истрепанном, в пятнахржавчины "жигуленке" отвез их домой, Марлена, ни на минуту не замолкая,объясняла и объясняла Голубеву, какая она все-таки умная, как ловко давалажелезнодорожникам взятки, чтобы уехать, золотой крестик, подаренный ейсвекровью, с себя сняла, а дети так и не проронили ни слова. Приехали наквартиру Голубевых-старших, Татьяна пришла в ужас, принялась внучатотстирывать и мыть, одежонку с них снимать, что-то из одежонки выбрасывать в мусоропровод, что-то зашивать, все это охая, ахая и плача тоже.Детишки понемногу отошли, робко, но стали улыбаться, посмеиваться.Марлена же искренне своим кавказским приключениям удивлялась:
– Как в настоящем спектакле!
Марлена считала себя знатоком театрального искусства, писала пьесы, нопочему-то у нее не получалось, театральные завлиты, злодеи, ее зачем-топрямо-таки преследовали.
Неделю Марлена с детьми прожила в доме Голубевых (и начала писатьновый киносценарий), потом уехала на свою собственную квартиру. Татьяназа это время совсем изошлась – еще поседела, еще сгорбилась, для Голубеваже если уж не вся нынешняя жизнь, так вся перестройка, все заседанияВерховного Совета, все президентские выступления стали с этого времени ассоциироваться с вокзалом, на котором он провел двое суток (президента бытуда! хотя бы на сутки!). Голубев и хотел бы иначе все видеть, но иначе у него,хоть убей, не получалось.
А еще вспоминался ему недавний – месяца два тому назад – разговорс сыном.
Голубев просто так, к слову, упрекнул Алексея в легкомыслии, а тот вдруг отреагировал.
– Ну что ты, право, отец! "Легкомыслие, легкомыслие!" Скажи, что такое легкомыслие? Если я не проповедую ноосферу по Вернадскому – значит,я легкомысленный?
– Вернадский и в самом деле тут необязателен. Но для тебя не существует будущего! Вот в чем все дело!
– А для кого оно существует?
– Для России и для меня. Для миллионов.
– Ну как это оно может существовать для меня, отец, если его уже многие века не существует для России?
– Что-что? Объясни, пожалуйста!
– Дело ясное. При Екатерине Россия выиграла Семилетнюю войну – ичто? Что она имела от этой победы в последующие времена? Ровным счетомничего, одна морока.
– Ну, это дело известное. Что правда, то правда. А война с Наполеоном?
– Россия Наполеона доконала, верно, планы Наполеона не сбылись,верно, он Австрию не завоевал, в Англии не высадился – верно, а нам-токакое было дело до всех этих европейских счетов-пересчетов? Ну сидели быродственники Наполеона на троне в Вене и Неаполе – нам-то что? Нам чтонужно-то было историческая роль, казаки в Париже или собственноеблагополучие, собственное будущее?
Голубев захлебнулся от злости, от собственной растерянности. Алексей,посмеиваясь, будто бы между прочим гнул свое: 1905 год – это будущее?1917 год – тоже будущее? коллективизация и ГУЛАГ – это оно? победа в1945-м – оно? Мы победили, это правда, но теперь побежденная Германияпомогает нам выкарабкаться из ямы. Уступим Японии Курилы – и онапоможет. Мы заняты суверенитетами, кровавыми уже сегодня, а с какимживем завтрашним днем – никто не знает. И спекуляциями заняты. Иворовством. И коррупцией. И алкоголизмом. Это – будущее? Самая богатаяв мире страна ходит по миру с протянутой рукой – будущее? Политика безпрогноза – это авантюра. Наше будущее? Это – как? Это по Вернадскому?
Голубев пришел в ярость:
– Русофоб! Циник! Я и не знал, кого я воспитал!
– Успокойся, отец. С тобой откровенно и поговорить-то нельзя. Будьдобр, успокойся! Если бы я был русофобом, хотя бы человеком не русским,я бы давно из России умотался – у меня на каждый месяц две такихвозможности. Но я человек, к твоему сведению, русский. У моего отечестванет будущего и у меня его нет – вот и все. Так бывает. И не очень редко. Неу каждого человека есть будущее и не у каждого народа. История этоподтверждает – неужели непонятно? Лично мне понятно, но я не бегу изРоссии. У меня две семьи, и обе здесь. Значит? Значит, я патриот. Если япатриот легкомысленный, это логично: уж наверно, я последний в нашемроду патриот, а все последние всегда легкомысленны. Как ты думаешь, отец,что такое легкомысленность?
– Наверное, отсутствие глубокой мысли.
– Ничего подобного! Просто легкомысленный человек недолго помнитвсе плохое. Я когда-то, лет двадцать тому назад, один час шестнадцать минут думал и пришел к выводу: все плохое и все самое трудное – не мой вопрос, не моего ума дело. Вот и экология – да разве она моего ума? Вот и вы,мои старички, тоже русские. Тоже в России. Ну вот и терпите, набирайтесьлегкомыслия. Тебе, отец, с Владимиром Ивановичем приходится терпеть.Трудновато? Да?
Голубев был ошеломлен, не нашелся, что сказать. Еще и потому ненашелся, что Алексей вдруг погладил отца по голове. И слегка по плечу. АГолубев не припомнил другого такого же случая – не было.
Такой разговорец с Алексеем два месяца назад.
Перед Голубевым был его сын, малознакомый человек, легкомысленный, но – муж, с собственной логикой. Перед его логикой отец отступал, хоть и не признавался в этом. Не повлиял ли тот разговорец и на встречу Голубева с классиками географии? На реке Припять?
Все может быть: повлиял.
В России принято умирать с музыкой, вот Голубев и устроил музыкуклассикам-географам. Почему бы не устроить похоронную сюиту, еслимелодия сама напрашивается? Почему бы не сорваться с цепи? Уважал-уважал классиков, считал себя продолжателем их дела и вот аскандалил. Не для того ли, чтобы самые невероятные для себя вещи приравнять к нулю? Приравнял, а тогда никакие величины над тобой не тяготеют, и вот уже ты свободен принять окончательное решение:
– Даешь занавес!
Время шло. 2 августа 1993 года, времени оставалось минимум четыре дня, максимум пятнадцать. Голубев сожалел: почему прекрасная мысль не пришла к нему на год-другой пораньше? Хотя бы на полгодика. На четверть годика. Припяти, что ли, ему не хватало?
Он, Голубев, два месяца тому назад глаз лечил – катаракта, хлопот было, хлопот! Он к Святославу Николаевичу Федорову хотел устроиться в больницу – не вышло, а в больнице рядовой ему сделали что-то так, что-то не так, пришлось дважды ложиться в больницу, в палате больные здорово матерились по политическим и другим поводам, играли в карты и выпивали, все это Голубеву не нравилось, он вздыхал, – а что поделаешь? Ничего другого не было, быть не могло. А выход был: уже тогда принять решение – и черт с ней, с катарактой, не все ли равно стало бы, есть она или нет ее?
А зачем было Голубеву, старику, пенсионеру, два-три лишних месяца, два-три лишних года толкаться в очередях? Давиться в трамваях и метро? Бр-р-р!
А зачем Голубеву был и еще какой-то плюс к тридцати, если само-тоэкологическое движение в России быстро-быстро шло на убыль, если егоприбрали к рукам дельцы и спекулянты? Заплатят такому специалисту "как следует", и любая экспертиза с предусмотренным результатом – вот она, готовенькая: экологическое состояние Н-го комбината удовлетворительное, рекомендуется осуществить такие-то и такие-то мероприятия...
А то экологический пароход поплывет по Волге либо по пути из варяг в греки, в каждом городке экологи (артисты, писатели, лекторы) останавливаются, устраивают для местных жителей концерты, танцуют, просвещают народ по проблемам охраны природы, играют на гармонике, на других музыкальных инструментах – и вперед, к следующему причалу!
Голубев в таком вот экомаршруте однажды участвовал. По Волге. Маршрут был трехнедельный, он не выдержал и через неделю сбежал. И это в то время как среди разрухи и безвластия снова возрождаются проекты переброски речного стока? Упаси Бог! Снова васильевы, полад-заде, воропаевы – упаси Бог!
Был у Голубева и технический вариант, по всей вероятности, прогрессивный: со времен болезни сосудов сердца и головного мозга, с тех счастливых времен, когда он беседовал с Азовским и Поляковым, он не мог спать на левом боку: засыпает прекрасно, безмятежно, а спустя час-другой просыпается от судороги предсмертной – сердце бьется, в голову удар.
Так вот чего бы, кажется, проще: всякий раз засыпать на левом – рано или поздно должно ведь сработать? Мгновенно? Но что-то мешало провести такую серию, которая и на год могла растянуться, и каждый вечер на ночь глядя он лез бы в петлю очень ненадежную – то ли петля выдержит вес тела, то ли не выдержит? Нет, этот способ Голубев не мог счесть благородным.
Или вот: характер у Голубева стал прямо-таки дрянь." Раз в неделю емухотелось бить окна, раз в месяц – посуду, еще что-нибудь, а ворчать, дескать, "и чего живу, когда помирать давно пора?" – так это чуть ли не каждый день. Окна он не бил, посуда, к сожалению, билась сама, замечания по поводу смерти до поры до времени были некорректными, даже унизительными: ворчать ворчишь, а не помираешь. Зато когда к нему пришла счастливая мысль, тут все и встало на свои места, и впервые в жизни он был уверен: завтра будет лучше, чем сегодня, и так до самого конца! Что и говорить – обладала река Припять собственной, ни одной другой реке несвойственной мудростью, научила плавателя Голубева!
А еще беда человеческая: разучились люди умирать. В суматохе, никто неисповедуется перед смертью, родственники не собираются попрощаться сумирающим – разве что похоронный митинг устроят: "Мир праху твоему,отличный товарищ!"
Войны, дележ суверенитетов, одиннадцать чемоданов вице-президентаРуцкого в России, бесчисленные чемоданы в других странах бывшего СССР,жизнь – копейка (рубль, два рубля по новому курсу), ну а если жизньтак дешева, откуда же взяться дороговизне смерти? Высокой ее квалификации? Похороны – да, стоят дико дорого. Но умереть стоило гроши.
Средства массовой информации тоже смотрят на вопрос сквозь пальцы обратились бы, не откладывая на будущее, к Голубеву, покуда он ещев памяти, много любопытного могли бы почерпнуть. Но ТВ не интересуется, а Голубев даже от Татьяны скрывается:
– Отдыхаю... После Припяти... Отдохну – поговорим.
Представить себе невозможно, но был человек, который догадался о том,как в действительности обстоит дело, почему день-деньской лежит и невстает Голубев, что Голубев задумал. И по телефону догадался-то, по самой, казалось бы, неуловимой интонации.
Этим человеком был Мотька Краев, он позванивал между десятью идвенадцатью утра, потом сказал:
– Брось дурить, Николашка. От меня не скроешься!
– От тебя не скрываюсь, – признался Голубев. – Бесполезно. Однакоучти: это дело не твое!
– Вот так раз! Не мое! Оскорбить меня хочешь?
– Нет, право же, Мотя, не лезь не в свое дело. Тем более дело решенное!
– Честное слово – решенное? Если так, не полезу.
– Я тебе благодарен. Скажи – а ты неужели не собираешься? До хаты?
– Вот еще! Будто у меня других нету хлопот! Их у меня и без этогопо уши!
Они еще потрепались, потом Мотька (за восемьдесят, а он все ещеМотька!) сказал:
– Давай кончать. А то у меня слезы на глазах. Желаю успеха!
– Это я тебе желаю: будь здоров!
И Голубев отдыхал в полном смысле слова, как никогда в жизни,вспоминая то, что ему и хотелось и требовалось вспомнить, о чем стоилозаключительно подумать.
Об Асе думал: Ася не обманывала, когда сказала главному врачу детскойбольницы, что уезжает того ради, чтобы умереть. Так оно и было, точно так,и уверенность эта еще подкрепляла его спокойствие: не он один принялподобное решение, Ася уже давно-давно приняла такое же, разные обстоятельства жизни приводят к одинаковым решениям. Снова очень близка емуАся. Мало все-таки он о своей любви до сих пор думал, мало, мало! Пустьи не стала их любовь их настоящим, но разве только о настоящем людидумают?
Время шло. График исполнялся. 4 августа 1993 года было, и тут интересно сделалось Голубеву: почему же все-таки он природный человек, чемприроден? Сомнений не было, а все-таки? Был же какой-то смысл, какие-то у него склонности, вот он (по Вернадскому?) и ощущал живое вещество. Вжизни своей он никогда не имел собаки, но неизменно ощущал себя средимножества собак, кошек, лошадей, слонов, жуков и червяков. Хорошо этоили плохо, но существование жизни было ему значительнее какого-либосущества, а любой пейзаж уходил за видимый горизонт в пространство земного шара, а вращение этого шара вокруг собственной оси и вокруг Солнцабыло и его собственным вращением, он это улавливал.
Как жаль, как жаль, что в свое время ни Азовскому, ни Полякову онне успел об этом рассказать!
Так или иначе, а с некоторого времени и едва ли не каждый день Голубев переживал часы ненависти к себе. И не по одному, а по множеству пунктов.
1. Да, он выступал против проекта Нижне-Обской ГЭС, да, одержалверх, был очень горд. Но если бы ГЭС построили, если бы она дала ток, разве он, Голубев, отказался бы от нижнеобских киловатт-часов? Ни в жизнь!Как пользовались бы энергией Нижне-Обской ее проектировщики инженеры Чиликин, Мальков, Большой Начальник, сотрудник странного учреждения Томилин, так же, не больше, но и не меньше, пользовался бы и он, Голубев.
Фарисейство!
2. Когда-то он сказал Асе:
– Ася! Ты любишь меня только на расстоянии, вблизи – ничуть. Вблизи, случается, ты меня ненавидишь!
– Если и ненавижу, бывает, но все равно потому, что люблю, ответилаАся и вскоре скрылась от своей любви.
Он все еще любил Асю, живую ли, мертвую – не знал какую.
3. Он никогда не понимал своих детей – Алешу и Аннушку. Они тоже не понимали его. Следовательно, жизнь его была неполноценна.
4. Чем очевиднее истина человеческого бытия, тем она беззащитнее -давно надо было догадаться, а не только что.
Нет ничего реальнее аксиом, между тем защитить аксиомы можно лишьс помощью неестественных доводов, и это только говорится, будто аксиомыи догмы не требуют доказательства. Еще как требуют! Вот этого-то он никогдаи не понимал, недоумок. Недоумок и есть!
5. Чернобыльская катастрофа – это вовсе не частный случай современности, но сама современность, это чернобыльская действительность экономики, нравственности, государственности, общественной жизни, не говоряуж об экологии. Вот в какой действительности он жил, не справляясь с задачей жить, не умея задачу обдумать.
6. Голубев сам о себе воображал, будто он борец. Да еще какой! На самом же деле никакой он не борец. Его природным предназначением былоразвивать тезис Воейкова "реки – продукт климата", изучать формированиеречного стока, опираясь на теорию вероятностей и конкретные географические условия. Вот и все. Так оно и было бы, если б с какого-то потолкана него не свалились Гипроводхоз, Минводхоз, Минэнерго, а ему пришлосьпротив них обороняться.
Он всю жизнь просидел в обороне, потому в голове его так и не зародилось ни энергетической, ни мелиоративной альтернативы, которую можнобыло бы выдвинуть против своих противников. И вообще, может ли бытьэколог нападающим? Эколог всегда обороняется, оборона никогда не приносит решающей победы. Экология – это наука не прогресса, а стабилизации.
7. Ничего-то он не открыл в природе, ни одного неизвестного ее качества и закона, ни одной ее тайны даже чуть-чуть не приоткрыл. Должно быть, предвидя этот исход, еще ребенком он хотел броситься в реку с моста. Вот когда он был умен!
8. Если на то пошло, значит, ему надо было поступать не на географический, а на юридический факультет. В США 85 процентов всех проектовприродопользования проходят через суд, а у себя в стране Голубев так и не смог начать ни одного сколько-нибудь заметного уголовно-экологического процесса, привлечь к суду крупного экологического преступника.
9. Голубев чем дальше, тем все сильнее чувствовал себя одной шести-миллиардной частицей человечества. Быть всего-навсего 1/6 000 000 000 чего бы то ни было – это очень прискорбно, без самоуничижения при этом необойдешься. Он и не обходился.
10. Голубев был русским человеком, а кто это такой – русский человек сегодня? Во что он верит? Какие свободы и нынче ему предоставлены?Свобода грабежа (не умеешь грабить – ограбят тебя)? Свобода нищенства(не будешь богатым – будешь нищенствовать)? Свобода лжи (не умеешьлгать – оболгут тебя)? Голубеву припоминалось: когда-то в союзном парламенте премьер-министр Рыжков предложил повысить цены на 30 процентов.Что поднялось! Парламентарии-оппозиционеры заявили, что они лягут нарельсы, но не позволят грабить народ! Теперь они у власти (к власти ихпривели гэкачеписты, это тоже русская ситуация). Кто же виноват? Русскийчеловек всегда и тщетно ищет виновников. Но не сам ли он и виноват?
11. Голубев-то разве не виноват? Куда ни кинь – везде! Ну а если ужон юрист, если он прокурор, так прежде всего самому себе.
12. С некоторых пор Голубеву стало казаться (казаться ли?), что он начьей-то худой заметке. Вот уже и газеты перестали печатать его статьи поэкологии. Трижды в последний год были сняты его выступления по ТВ.Видимо, так и было: он отработанный элемент, а двенадцать пунктов – цифра для случая вполне подходящая, не надо тринадцатого. Двенадцать тоже возводится и в квадрат и в куб и т. д.
В конце-то концов он ведь переживал счастливые дни, рассчитываясь ссамим собою по своей воле – вот уж свобода так свобода!
Вот уж свобода так свобода, но пункт тринадцатый и в этой свободене отступился.
13. Нет, не мог он жить в обстановке таксомоторного парка (No 13?),где нет ни одной новой машины, нет запчастей к старым, нет и ни одноймысли по поводу завтра, а все держится на соплях и хамстве, с которымтаксисты "координируются" с пассажирами, а начальник парка и начальникиколонн тоже строят себе шикарные дачи.
Если же это не таксопарк, а ресторан какой-нибудь или какое-нибудьвысокое государственное учреждение – какая разница? Никакой!
Если уж пункт тринадцатый так или иначе складывался, надо бы оставить его в виде записки.
Он записал строчку, но другого, отвлеченного, содержания:
"Из хаоса еще никогда не возникала демократия".
Проблема переброски, за и против, стала первой (перестроечной?)схваткой между беспартийностью и партийностью. Академики А. Л. Яншин,Г. И. Петров, А. А. Дородницин, В. П. Маслов, Б. С. Соколов былибеспартийными, они и выступили против министров (беспартийных министров в СССР не было, не могло быть), против партийного правительства, в поддержку природы. Не таким уж четким было это разделение на "б/п" и "чл. КПСС", а все-таки было – не удалось Сталину сделать всю интеллигенцию партийной. "Наверное, потому, – думал Голубев, – что беспартийна сама природа – ей чужда идеология".
"К сожалению, – еще думал Голубев, – беспартийности не хватило наперестройку. Невероятный дефицит!"
Слово "природа" соседствует в словарях со словом "Припять"! Специально для Голубева, что ли? А он-то, он-то: до сих пор не сделал из словарей иэнциклопедий выписок всех значений этого слова. Силенок еще хватало, ивот с помутневшим уже зрением, дрожащими руками, но с энтузиазмом онпринялся за дело.
Настольный словарь (1864):
"Природа – то же, что и мир, все предметы, постигаемые нашимичувствами, которых не коснулась рука человеческая, врожденное свойство лица или предмета":
Владимир Даль (1882):
"Природа – естество, вся вселенная, все мироздание, все зримое, подлежащее пяти чувствам, противополагается Создателю".
Большая энциклопедия (1904):
"Природа – окружающий нас мир в своих закономерных изменениях и совсем своим содержанием, насколько последнее не подвергалось еще изменению под влиянием людей, противоположность культуры и искусства. Идеивозвышаются над природой до оценки прекрасного, доброго и целесообразного".
Большая Советская Энциклопедия (1940):
природа – такого понятия в этой энциклопедии нет (есть "Припять","Приручение животных", "Присвоение власти").
Большая Советская Энциклопедия (1955):
"Природа: окружающий нас материальный мир. Вселенная никем несотворена, бесконечна во времени и пространстве. Человек и его сознание есть высшее порождение природы.
Большая Советская Энциклопедия (1975):
"Природа – все сущее, весь мир в многообразии его форм. Объект науки... предельная абстракция, основными характеристиками которой являются универсальность, законообразность и самодостаточность. Общее понятие, задающее принципиальную схему понимания и объяснение того или иного конкретного предмета изучения... совокупность конкретного предмета изучения... Совокупность естественных условий существования человеческого общества... потребление заменяется покорением природы... отношения глобального управления... границы допустимого воздействия... капитализм хищническое отношение к природе... Сама сущность социализма активноблагоприятствует рационализации отношения к природе... на Западе -экологический пессимизм... социализм показывает, что общество,основанное на общественной собственности, в состоянии разумно регулировать свои отношения с природой".
Советский энциклопедический словарь (1990):
"...все сущее, весь мир в многообразии его форм – материя, универсум, Вселенная. Объект естествознания. Совокупность естественных условий существования человеческого об-ва. Осуществление обмена веществ между человеком и П. ...Совокупная деятельность об-ва оказывает все более заметное влияние на П., что требует установления их гармоничного взаимодействия. См. Охрана природы".
Голубев посмотрел:
"Охрана природы – комплекс мер по рациональному (неистощительному) использованию живой и неживой природы... В постановлении ЦК КПСС и СМ СССР в 1988 г. определены главные задачи и основные направления природоохранной деятельности. Создан союзно-республиканский Гос. комитет СССР по охране природы".
Надо же, а он, Голубев, и не помнил этого постановления. Ах, нехорошо, ах, нехорошо! Впрочем?
Впрочем, сойдет: СССР уже нет!
Слишком мало случаев и эпизодов, соединяющих человека с человечеством, а человечество с природой. Природа, ее живое вещество, – тоже ведь общество, а не только среда обитания. Какая же это среда обитания, если любое живое вещество более требовательно к условиям своего существования, чем человек? Южные бактерии, и червячки, и животные не живут на полюсах, но человек живет везде. Это по Адаму Смиту, Марксу, Ленину, Сталину природа не более чем одна из трех составляющих производственной деятельности человека (две других – труд и капитал).
Лето шло вокруг дождливое, ненастное, грозовое, но это уже не касалось Голубева, не его это было дело... Единственно что он воспринимал отчетливо и с удовольствием, это громы: они гремели натурально, без участия художественной литературы, ядерной науки и политики, сами по себе.
Очень приятно! Природа, слава Богу, не забывала его, забытого человека,жизнь которого была тревогой за жизнь.
Голубев был не прочь спрятаться от многих-многих проблем, но прятаться надо вовремя, а не после того как проблема рассмотрит тебя со всех сторон и во всех деталях. Он опаздывал неизменно.
Ядерное оружие безобидно в режиме хранения, но складирование искусственных радиоизлучающих отходов (в том числе и сами АЭС, проработавшие свыше тридцати лет) может разорить самую богатую страну.
"Атомные станции – позорное прошлое человечества", – когда-топрочел Голубев.
Сорок килограммов ядерного урана изымается в Ираке. Этого достаточно, чтобы изменить лик планеты, вес которой составляет 5976 1021 килограммов, а площадь поверхности 510,2 миллиона квадратных километров.
В России первых лет XX века было двенадцать инженеров-гидротехников сельского хозяйства, но один только Жилинский Иосиф Ипполитовичосушил-оросил-обводнил больше миллиона десятин и ни одной десятиныпри этом не испортил. В кадрах Минводхоза два миллиона человек, тысячиинженеров, и они списывают и списывают миллионы гектаров "улучшенных" земель.
Уже Платон был социалистом, уже Аристотель, ученик Платона, социализм не признавал, уже большевики отлучили Платона от социализма: он не выбросил лозунга "рабы всех стран, соединяйтесь!".
Пока двигателями для человека были животные – лошади, буйволы,ослы, верблюды, собаки, олени, – которые двигались со скоростью, присущей им от природы, человек и не вступал в противоречие с природой, но паровая машина, знаменитые Ползунов и Уатт, вывели человека в исходную точку антиприродного движения.
Земледелие, правда, и до сих пор остается природным промыслом, потомучто почвы и растения не допускают скоростей пахотных и уборочныхагрегатов выше вполне определенного предела, близкого к скорости движения лошади, запряженной в плуг либо в жатку. Стоит превысить этускорость – и почвы уплотнятся, как уплотняется дорожный грунт, распылятся, как распыляется дорожная пыль, а стебли растений полягут наземь,минуя жатвенный аппарат, либо вместе с семенами превратятся в бесформенное месиво. Это значило, что земля ставит свои условия земледелию.
Если бы Ельцин и Хасбулатов знали, как надоели они Голубеву! Природыдля них уже не существовало.
При жизни Голубева не было в России такого правительства, которое необманывало бы его, выполняло бы свои обещания: Николай II, Львов,Керенский, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев.
Правда, к троим из этих девятерых у Голубева было особое отношение пусть и под давлением обстоятельств, а все-таки они ушли от властисами и объяснили, почему ушли.
Эти трое: Николай II, Львов, Горбачев.
Но все бы перенес Голубев, если бы не чернобыльская катастрофа, ужочень она долговечна! Более долговечных проблем, может быть, и не было.
Да здравствуют экологические правительства всех государств и народов! (Таковых все еще нет, но если в ближайшем будущем не будет -человечества тоже не будет.)
Все дело в отношениях между целым и частью. Между системой и еесоставляющими.
Вот он человек – член семьи. Семья как составляющая общества.Множество различных обществ, составляющих человечество. Человечество иживое вещество Земли (и неживое тоже). Земля и Солнечная система – вездечасть и целое.
По поводу Земли Голубев проделывал – и ему казалось, будто удастся, -мысленный опыт: одну за другой лишал Землю частностей, прежде всегочисел. Чисел веса Земли, ее объема, размеров, ее орбиты и ее времен – и чтоже? От Земли ничего не оставалось, кроме нечисленной бесконечности.Нынче Голубев и сам себя запросто представлял уходящим в бесконечность.Еще недавно он предполагал – изойдет в нуль, но нет, ничего подобного,теперь уже было ясно как день; его ждет бесконечность! С нетерпением ждет.И у него тоже проявлялось нетерпение: ведь в принципе бесконечность начало всего, поскольку в ней существует бесконечное количество космических тел, одно из которых в конце концов может стать Землей. Вернее всего, это может случиться не без участия некой Высшей силы, думал Голубев, онбыл согласен с принципом Высшего созидания, но сомневался в том, чтоТворец может проследить за эволюцией и поведением всего того, что Имсоздано. Впрочем, это другой вопрос, но так или иначе, а только Земляприобрела собственные, ей одной присущие числа, ей одной свойственныеусловия, необходимые для существования живого вещества. Нужны условия,а тогда будет все, что в этих условиях может быть, вот и жизнь стала естьтолько потому, что могла быть. Любопытно, как никогда прежде в жизниГолубева, и, значит, так: Земля третья от Солнца планета (148 миллионовкилометров), а попробуй поживи и поразмножайся на планете второй, Венере (108 миллионов километров), если там температура поверхности 750+ С,а сутки равны 224 суткам земным? Марс (228 миллионов километров) -планета четвертая, температура от -80 – 60 до +43+ С, сутки – что-то около700 (687) земных, тоже не сахар. А вот Земля это не просто она, а райземной. (Такие же рассуждения, думал Голубев, применимы и к Солнцу всистеме галактики, и к галактике в дальнейших системах.)
И все бы хорошо, всем был бы прекрасен тот невероятный Случай,который – Земля, если бы человек не принял роли Антихриста. Конечно,далеко не все живые (да и мертвые тоже) люди с этим согласятся, но Голубевувсегда были близки интересы, физиология и умонастроения всего живоговещества, он точно знал: там другого мнения быть попросту не может. Темболее не может, что там и выбора не было, а здесь выбор был – Христос иАнтихрист.
Но Христос, Магомет, Будда и другие так и не смогли отвратить человека от его антиприродности. Чего же тогда с Голубева-то спрашивать?
Произвол памяти: апрельская 1986 года чернобыльская катастрофа, онаведь в тот раз не кончилась, она (это привлекло внимание лишь немногих)продолжилась 11 октября 1991 года в 20 часов 36 минут, когда на Чернобыльской произошло короткое замыкание, большой пожар. Горела крышамашинного зала, два ее пролета, отключены блоки третий и пятый (четвертыйвзорвался в 1986 году). Все рушится, взрывается, грохот, беготня, паника(В. Ф. Скляров, "Завтра был Чернобыль").
И – пронесло...
Чуть ли не каждый день Голубев узнавал по ТВ: там взрыв, тут поезд долой с рельсов, отравлена река, истреблен лес, где-то пожары, стрельба,ракеты, – но все еще не доходит до катастрофы глобальной, все ещепроносит и проносит, все еще милует Бог.
Наверное, академика Валерия Алексеевича Легасова милость не устраивала, он переживал ужас (многое пережил и Голубев, но ужас – увы! егоминовал), не мог Легасов согласиться с тем, что:
до сих пор даже и не сформулирована концепция создания устойчивыхэкологических систем; до сих пор нет критериев эффективности самовозобновляемых, самой природой к энергетике предназначенных источников энергии (солнца, ветра, приливов-отливов);
до сих пор строим АЭС и только через пятнадцать – двадцать лет убедимся в их бесперспективности.
Академик Легасов Валерий Алексеевич эти пятнадцать – двадцать летпринять не мог, 24 апреля 1988 года он покончил с собой.
Есть люди, для которых чернобыльская действительность оказалась ихсобственной действительностью.
А ведь пора бы уже, пора прикоснуться к чему-то душевному, исповедально-завещательному! Или Голубев был лишен такой способности, или этаспособность выражалась в нем не как у людей?
Когда-то, вернувшись из мира чистой науки, Голубев сказал сыну:
– Знаешь, сын, я и сам не знаю – то ли стоит жить, то ли не стоит? Алешка, совсем еще в то время парнишка, отозвался так;
