Текст книги "Роксолана. Королева Османской империи (сборник)"
Автор книги: Сергей Плачинда
Соавторы: Ирина Кныш,Николай Лазорский,Юрий Колесниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
– Если правда, пусть Бог помогает, ибо турки всех уже допекли.
– А может король и запретит Байде, как никак, а султан – великая сила!
– Байда не боится даже самого султана, а что до короля!.. Тот только будет грозить кулаками.
– Так оно и есть, но к этому Байде слетелось казачества множество…
* * *
После грозы, именно перед Иваном Купалой, наступила хорошая пора. Все готовились к этому большому празднику, который по старому стилю как раз выпадал на июнь, на день Ивана Крестителя. Это был праздник весны. Тогда именно девушки плели венки и пускали на воду (гадали), пели обрядовые в то время песни, хлопцы жгли костры, но огонь святой добывали трением сухого дерева о дерево (древний обряд), парами перепрыгивали через костер, хором вспоминали мистического Купалу, который в воду упал и утащил за собой девушку Маренку. А в конце праздника галдели и бегали за девушками, стараясь поймать для себя Маренку.
В Санджарах к этому празднику готовились несколько дней. Девушки и парни надевали лучшую одежду, плели венки, каждый из своего сада, и после обеда уже ходили парами и пели удивительные песни об этом божестве. Другие уже шли к большим Санджаровским озерам и пускали на воду венки. Хлопцы мастерили колесо, оборачивали соломой, добывали святой огонь трением и так в пламени пускали с горы в самое глубокое озеро, где никто никогда не купался, потому что было страшно, потому что в нем жил водяной. Ходили только вместе на это темное озеро к водяному, каждая бросала венок, а после все бежали в степь наперегонки, бежали к густо засеянным рожью-пшеницей родным и к таким приветливым полям… Там, на раздолье, раздавался смех, звонкие песни и радостные крики.
– Ты бы, Настенька, погуляла с девушками, – говорила тетя своей любимой племяннице. – Все шьешь-вышиваешь или читаешь своего старого грека. Пришли к тебе подруги! Просят идти с венками к озерам…
Настенька посмотрела в окно. У крылечка, действительно, стояли девушки, которых она хорошо знала, а кое с кем и дружила. Здесь были Стеша Лещина, Дарка Недоля, Оксана Швыдкая и какие-то панночки, которых она еще не видела здесь: видимо из соседних хуторов – в село многие бегали к подругам, а то, может, и к кому-то из хлопцев. Настенька крикнула им:
– Заходите! Я сейчас…
Она как раз читала грека Гомера. Греческому языку научил ее известный в Елецком монастыре ученый монах-грек отец Исидор. Учил долго и терпеливо, так как Настенька была способна к науке. Зато и выучил себе на удивление: бурсачка, как он ее называл, хорошо усвоила этот запутанный язык. Тогда именно она уже пыталась читать Гомера – в монастыре, с помощью того же монаха читала «Илиаду». Теперь на досуге Настенька часто читала эту толстую книгу, которую ей подарил монах на память, и долго после размышляла над тем, о чем писал древний грек. Она быстро спрятала свое сокровище в глубокий ящик еще и накрыла цветастым платком, оделась по-праздничному и вышла на крыльцо.
– Пойдем к нашим девушкам! – тянула ее за рукав кареглазая Стеша.
– А куда пойдем? – спрашивала пугливая Настенька. – Я не пойду далеко.
– Нет, это недалеко, вот здесь…
– Наши все на озерах, хотят, чтобы и ты была с нами, вместе веселее, – щебетали девушки…
– Там все поют, хлопцы уже пускают колесо-солнышко…
И почти силой увели Настеньку.
– Я не пойду к большому озеру! – говорила она, – это далеко и… там страшно…
– Мы и сами боимся идти… Подойдем к самому маленькому, оно же здесь, рядом… Не пугайся, мы все будем вместе.
И все со смехом и шутками побежали к озерам.
* * *
В другом углу, за никем не обозначенными границами, стояла высокая вышка с поперечными ступенями, наверху небольшой помост смотрел на восток, в Дикое Поле. На земле, недалеко от вышки, стояли пустые куфы, хорошо смазанные смолой, одна поверх другой – пирамидой. Рядом с этими куфами всегда дежурил казак с готовым квачем. День располагал к любой неожиданности. Ордынцы хорошо знали, что на Ивана Купала собираются хлопцы и девчата. Да и надо отметить, что уже достаточно поднялась рожь, а степь густо покрылась высокой травой – можно и спрятаться и высмотреть добычу. Поэтому старый казак, помощник пана сотника Свирид Молочай, неоднократно предостерегал:
– Будьте осторожны, несмотря на то, что в поле тихо, не шелохнется ничего… Ордынец только и ждет такого момента… Поэтому надо внимательно присматриваться, не упускать из виду тихое поле, ибо только там и гнездится наша беда…
Хлопцы только сели обедать… им из села в честь праздника подростки принесли хороший обед и даже макитру (горшок) пирогов со шкварками, сам сотник прислал. И сказал еще: если, не дай Бог, случится какая неожиданность, чтобы скорее жгли куфы, а сами быстро мчались в село наперерез ордынцам.
– Хорошо, знаем это и без пана сотника, – бормотал пан Свирид. – А вы, хлопцы, не очень-то ласкайте чарки с наливкой, потому… может такое случиться, что и на коня не вскочите.
– Вскочим, отец, не переживай за нас, – говорил молодой Терешка Рукавица, пряча ложку за голенище.
– Немного бы полежать после обеда, – зевнул Зиновий Барат.
– Тю на тебя! – Гневно прошептал его собрат Остап Листопад. – И думать не смей: ты же на страже.
– Да, моя сейчас очередь лезть на мачту…
И тихонько встал.
– Дежурный! На вахту! – крикнул старый Свирид.
– Я здесь! – крикнул тоже Барат. – А ну-ка, Темка, слезай скорее и иди доедать кашу. Быстро!
Зиновий вскарабкался на вышку и уселся на самом верху выслеживать врага.
* * *
Быстрый Зиновий орлиным взором окинул степь. И увидел, что высокая трава стала колыхаться то в одну сторону, то в другую сторону. Он свистнул старому Свириду и махнул шапкой.
– А что там? – подошел старшина. – Что-то увидел?
– Да! – Крикнул с горы часовой. И казак спрыгнул на землю. Старый Свирид, тяжело поднимаясь по ступенькам, влез на верх. Через минуту-другую уже кричал, что есть мочи:
– Татары! Вон они, вон, Зиновий, видишь? – показывал он в сторону далекой могилы.
Теперь уже и Зиновий не колебался. Стоя у мачты, он видел, как где-то мелькнула голова ордынского коня. Так подкрадывались татары. Старый казак свистнул, и из-за балки выскочили на лошадях полсотни казаков, все с копьями и арканами.
– Поджигальный! Зажигай куфы! – гремел пан Свирид.
Поджигальный уже подносил воспламенившийся квач к пирамиде пустых куф. Яркое пламя мгновенно охватило сухие куфы. Знак был дан, и через мгновение в необъятной степи уже горели пирамиды куф аж до самой Полтавы.
* * *
В селах суетились люди: все знали, что подожжена крайняя куфа в селе Санджары. Молодые и старые хватали ружья, копья, косы, садились на коней и летели в лагерь скованных цепями возов. Пан сотник только махнул рукой и крикнул что есть силы:
– Наперерез ордынцам!
Но казаки и хлопцы и без приказа хорошо знали, куда мчаться: они летели на лошадях туда, где зловеще горели смоляные куфы. Ордынцы на лошадях шумно вбежали в деревню, забрасывая на ходу арканы, жгли дома и торопливо искали добычу. Но в селе было мало людей, все в основном в поле. Казацкая дружина успела молниеносно напасть на татарина.
– К озерам, там ордынцы! К озерам… там наши девушки!
Действительно, ордынцы уже шныряли у озер. Казаки мчались на взмыленных лошадях и еще издали увидели разбойников: одни заманивали стражу в чистое поле, другие арканили юношей, девушек и тех молодых женщин, которые пришли сюда на досуге посмотреть, как гуляют хлопцы и гадают на венках девушки. Третьи уже с пленницами уносились на шлях (дорогу) и прямиком в Дикое Поле.
– Догоняйте, преследуйте пленниц! – вопил пан Свирид. – Не теряйте времени… За мной! Там пленницы, и с ними дочь сотника…
* * *
Они догнали арьергард, состоявший из сотни татар, который прикрывал «белый ясырь», и стали сражаться. Эти казаки не зря назывались лучшими. Раздраженные грабежом ценного сокровища – молодых панночек, они догнали золотоордынцев и врезались в самую их гущу и вслепую начали сечь ятаганами с такой силой, что арьергард неожиданно развернул лошадей и стал убегать. Татары бежали по обычаю в овраги, в глубокие овраги, откуда их можно было только вытаскивать, напрасно теряя много времени. А «белый ясырь» исчез, как в воду канул. Казаки на загнанных лошадях вынуждены были возвращаться без пленниц. Проклиная все на свете, молодой Зиновий звал Бога в свидетели, что найдет панну Настеньку и в самом Константинополе, лишь бы скорее приехал к нему на помощь пан Ярема Сангушко.
Йозеф Брандт. «Запорожцы»
Село не очень пострадало от набега ордынцев. Было тихо, безветренно, и поэтому сгорели только шесть домов, избиты двенадцать душ… Но орда взяла почти всех девушек у озер, взяла и кареглазую Стеху, и Одарку Недолю, и Оксану Швыдкую, и вместе с ними панну Настеньку… Не нашли и пятерых лучших хлопцев… Эта утрата очень огорчила не только Санджары, но и все окрестности, и Полтаву.
Самого пана сотника нашли на пороге дома с пробитым виском, кровь тоненькой струйкой стекала на пол, а недалеко от него стонала казачка Домаха Кныш. Она была ранена и перепугана. Ее быстро перенесли в дом, обмыли рану на ноге, дали перцовки от лихорадки и укрыли кожухом. Через некоторое время она пришла в себя и рассказала, как сам сотник спасал ее, убил татарина.
– Меня спас, а дочь навеки потерял и сам голову сложил, – рыдала безутешная казачка.
Санджаровцы молча слушали и со скорбью смотрели на мертвого пана сотника.
– Вот так мы повеселились на Ивана Купала… Не забудем по гроб жизни этого страшного несчастья… – вздыхал старый Свирид, вытирая рукавом слезы. – А где же наш Зиновий?
– Я здесь, пан Свирид…
– Хорошо… Не надо бросать без присмотра вышку в поле: ордынец может вновь вернуться.
– Там сейчас Григорий Копыстка и еще полсотни… А ордынцы не вернутся: уложили их наши спать вповалку в Диком Поле.
– Да… – прохрипел пан Свирид, – только вот Настенька… не отбили… – И непрошеная слеза вновь скатилась на седой ус.
– Настеньку и всех наших пленниц найдем в самом Стамбуле, – заскрипел зубами Зиновий. – Скоро будет здесь пан Ярема и… вдвоем найдем, а третий поможет…
– Кто этот третий?
– Казак Байда, которым татарки пугают своих детей…
* * *
Настенька никогда и не думала, что судьба так зло пошутит с ней. Впервые в жизни увидела воочию Дикое Поле, о котором дома говорили со страхом.
Ордынцы торопились прочь в степь дальше от побоища. Был взят хороший ясырь, и татары весело переговаривались. Преимущественно поймали пленниц из богатых сел Полтавщины: были здесь панны, сильные парни, даже подростки. Испуганные женщины дрожали, сбившись в кучу, когда татары связывали руки ремнями, просовывая через эти ремни шесты и длинные вожжи. Несколько десятков молодых ордынцев окружили пленных и погнали несчастных широкой степью, подгоняя плетьми. Останавливались ненадолго, кормили провяленной кониной, пить давали немного. Такие муки могли выдержать только сильные мужчины, многие из плененных умерли в пути, мертвых и слабых отвязывали и без сожаления оставляли в степи: орлы все время летели следом. Люди уже не плакали, не стонали… Молча, с почерневшими лицами, чуть прихрамывая под татарскими кнутами они шли и шли по безграничной степи.
Среди обездоленных была и хрупкая панна Настенька… На второй день утром Настенька упала. Молодой ордынец поднял было кнут, чтобы ударить, как почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку.
– Шайтан! – кричал старик-татарин, присматриваясь опытным глазом к обморочной панночке. – Шайтан… неверный! не умеешь ухаживать за хорошим товаром! и коза стоит больших денег… зачем так быстро гнал ее! – яростно закричал он на парня и со всего размаха ударил неудачника плетью.
Он приказал отвязать панну, налил ей из бутылки свежего кумыса и положил на повозку.
Только на пятый день чамбул пришел в Крым… Пленников рассортировали, некоторых угнали дальше в неизвестном направлении, остальных повели на базар, где всегда было много желающих купить невольников, покупали кого куда: кого – в поле на тяжелую работу, кого – на весла турецких галер, кого – на жернова перетирать муку, а девушек и женщин – в гаремы богатых ордынцев. Таких девушек звали здесь «одалисками». Настеньку оглядел какой-то татарин в архалуке, причмокнул языком и тихонько что-то сказал старику-ордынцу, который спас пленницу в степи от неминуемой смерти. К вечеру ее принарядили, какие-то татарки намазали благовониями и дали поесть, но она только жадно пила воду и еще кумыс, который быстро утолял жажду. Потом обложили подушками и увезли в Бахчисарай.
Уже на второй день ее отвели в какой-то дворец, где усадили на низенький мягкий диван. Здесь тоже натирали ароматными маслами и угощали шербетом. Но Настенька ничего не ела. В комнату приходил тот самый ордынец в шелковом архалуке, что очень удивило пленницу. Опять рассматривал ее, причмокивая языком. Очевидно, он что-то хотел сказать, но отошел, когда пленница стала испуганно жаться к стене.
Вечером пришла женщина – еще молодая, в хорошей татарской одежде, но в глазах ее будто застыла огромная тоска. Наверное, она была знатная пани, по крайней мере, так думала Настенька. «Знатная пани» строго посмотрела на Настеньку, потом подсела к ней и неожиданно спросила на нашем языке:
– Почему не ешь?
Настеньку это удивило, и она даже бросилась к татарке.
– Вы говорите на нашем языке! – шепнула она. – Помогите мне, пани, уйти отсюда, умоляю вас!
– Куда пойдешь? – удивилась пани.
– Домой пойду, к моей тете, к моему отцу… в Украину…
Пани долго смотрела на пленницу, потом улыбнулась и взяла ее за руку.
– Разве ты не знаешь, куда пришла? Пришла в Бахчисарай, к самому крымскому хану. Тебя он никуда не отпустит, даже если ты захочешь… Я тоже когда-то горевала, не зная… я тоже пленница, только давно меня взяли с Подолья.
– Я не хочу, я все равно убегу…
– Поймают, зашьют в кожаный мешок и бросят в море. Настенька прижалась плотнее к стене и с ужасом смотрела на женщину. Она тяжело дышала, потом стала кашлять.
– Почему ничего не ешь? – спрашивала женщина.
– Не хочу, – прошептала пленница с отвращением.
– Должна есть… Ты красивая и поэтому тебя берегут, церемонятся с тобой, купают, смазывают благовониями. Хотят подарить султану…
– Не хочу…
– Тебя не спрашивают, хочешь ты или не хочешь. Ешь… вот вкусный плов… Должна есть.
– Не хочу… лучше уж умру!
– Не будешь есть – осунешься за неделю, станешь некрасивой, и тогда никто на тебя не посмотрит. И тебя отдадут старому татарину, будешь работать в поле, тяжело работать до самой смерти. Лучше позаботься о своей красоте. Ешь плов и шербет…
И неизвестная пленница из Подолья принесла ей вкусное блюдо. Она приходила каждый день, помогала, как могла и чем могла. Так продолжалось, наверное, месяца три. Однажды пришла и сказала:
– Хан приказал тебя лелеять, как дите, даже развлекать, чтобы не скучала.
– Зачем это? – удивилась Настенька.
– Затем, что хочет подарить тебя самому султану турецкому, а не продать, – это я знаю наверняка.
Настенька похолодела: «Это мой конец – думала она в отчаянии. – Это уже последние дни мои, попала в западню и не выйду, наверное, никогда на свободу, зашьют в мешок и бросят в море. Прощай, Украина… Прощай, село… Прощай, пан Ярема». И она заплакала.
– Что же мне делать? – шептала она.
– Ничего… жди, что будет…
– Я не могу ждать…
– Сможешь… я тоже говорила, что не смогу, но все же привыкла…
– Я потеряю тебя, моего единственного спасителя… я умру с горя!
– В Стамбуле у этого султана есть гарем, там живут много женщин хороших-прехороших, а среди них, я слышала, есть и наши, называют их в гареме «черкешками», а как встретишь их, может, и подружишься. Мне, милая, хуже, – тянула она уныло. – Здесь, в Бахчисарае, я одна-одинешенька. Когда в Стамбул уедешь, скучать я по тебе буду, мое сердце. Итак, моя перепелка, давай обменяемся крестиками и будем навеки сестрами.
Настенька обняла пленницу и горько заплакала. Отдавая ей свой крестик, она сказала:
– Кто из нас первый выйдет на свободу, пусть даст знать родственникам о горькой нашей судьбе.
– Пусть будет так, дорогая, – целовала ее старшая пленница.
– Я подольская, из села Кадиевки, имения магнатов князей Острожских, а зовут меня Оксана Барат; окликнешь моего родного брата Зиновия Барата, если где-нибудь его встретишь, а где он сейчас – не знаю.
– Я знаю, – слушая внимательно, сказала тихо Настенька.
– Ты! Боже мой… – почти простонала Оксана. – Как… откуда ты знаешь?
– Он у пана Яремы Сангушко городовым казаком, а пан Ярема в Лубнах, в имении князя Вишневецкого… Пан Ярема мой жених… – плакала уже Настенька.
* * *
В Настенькины покои повадился ходить настоящий турок-геркулес. Он разговаривал с нею ласково, но каким-то женским голосом. Через некоторое время Настенька услышала краем уха о своей дальнейшей судьбе: она была неутешительна. Как говорила Оксана, так и произошло: хан отправлял ее в Стамбул, к самому турецкому султану. А повезет ее морем тот великан-турок, главный евнух, как говорила Оксана. Зовут его Ахмет-бей; он кроткий человек – если гаремные женщины послушны, а если нет – идет к самому султану с жалобой, тогда уже порядок наводит сам султан.
– Как же султан наводит порядок? – спросила Настенька.
– А так… прикажет зашить живьем в сумку, а потом в Босфор… – И весело засмеялась. Она узнала от Ахмета, что тоже поедет, чтобы развлекать Настеньку в пути. Хан очень хочет угодить султану.
– Ты рассказываешь такие ужасы и еще смеешься, ну и шутки, – уколола подругу Настенька.
– Какие шутки! Мне, милая, не до шуток: провожу тебя до Босфора, а потом снова в Крым, к своему хану…
Стамбул. Фонтан Султана Ахмеда III
А этим мешком я и не думала шутить: у тамошнего султана такие порядки, но так поступают только с непослушными.
Она помолчала, потом шепнула:
– Думаю, что ты будешь кроткой и тихой, таких любит султан, тогда избежишь любых бедствий…
– Лучше бы зашили меня в мешок, чем так скитаться…
– Не смей такое говорить! – пригрозила Оксана. – На все милость Божья, Он помилует нас, поэтому будем молиться, чтобы освободил из тяжелой неволи, – и поцеловала пленницу.
У Ахмета было двадцать пять стражей, они должны были следить за пленницами – если за какой-нибудь не уследят, всем им будет «секир-башка». Он важно ходил и всегда оказывался там, где его не ждали. Тогда улыбался, чмокал толстыми губами и по-женски лепетал: «якши… якши…»
* * *
По морю плыли в комфорте. Обеим женщинам разрешено было сидеть на мягких турецких канапе. Оксана рассказывала все, что знала об этой стране. Издалека все города походили на какую-то волшебную восточную сказку с белоснежными минаретами вдоль моря, с черными неизвестными ей людьми, большими волнами на воде… Откуда-то налетал теплый ветер, который нежно ласкал лицо и расчесывал волосы… Это было Черное море – так говорила милая Оксана.
Все было хорошо… бесконечно хорошо!
К вечеру были уже возле Золотого Рога.
– Это уже настоящая Турция, – громко сказала Оксана. – Теперь будем искренне молиться Богу, чтобы удачно причалить к басурманской земле и вместе освободиться оттуда.
А галера все плыла и плыла… Огнями блестел Золотой Рог, и сияли роскошные дворцы турецкого султана.
* * *
Бледный, как полотно, слушал пан Ярема Сангушко печальный рассказ молодого казака Зиновия Барата об ужасном пленении Настеньки Висовской и о смерти старого пана сотника на пороге своего дома.
– Что будем делать? – хрипло спросил пан Ярема.
– Нам рассказывали татарские языки, что Настеньку видели в самом Бахчисарае, а значит, и в доме хана. Можно приехать с выкупом, татары жадные до денег, – вмешался молодой казак.
– Никак не соблазнить хана даже мешками червонцев, – бросил старый казак. Он не простой себе татарин, не пойдет и на обмен.
– Почему так думаешь? – спрашивал озабоченно пан Ярема.
– Спросите его… – кивнул Молочай на Барата.
– Потому не пойдет на обмен, потому что уже пробовали, – вымолвил тихо казак. – В той стороне живет пленницей сестра Оксана. Точно пока не знаю, но ищу ее… Об одном только хорошо знаю: хан подбирает лучших девушек для самого султана…
– Вот как!
– Та-ак… Хочет выслужиться, собирается, будто, просить помощи султанской, военной помощи, поэтому никогда не пойдет ни на золото, ни на обмен.
– Что же мне делать… спасите! – отчаянно крикнул пан Сангушко.
Все молчали. Только старый Молочай робко сказал:
– Искать настойчиво и отбить любой ценой…
– Умная речь, – улыбнулся Зиновий.
– Другого совета нет, – вздохнул пан Ярема.
– Что же, отбить – значит отбить, – выпалил Зиновий, – получится все в кучу: может, и я свою сестру где найду, однако, не так легко это сделать: это не казак, которого можно отбить в чистом поле, а девушка, которую где-то спрятали. В гареме, например. Вытащи ее оттуда!
– Тогда и я скажу, – наконец вымолвил пан Ярема. – Возьмем казаков отборных и айда в Сечь, к пану кошевому Байде на совет, правильно говорю?
– Да, батьку, да, – встрепенулся Молочай. – Не забудьте только и меня взять: думаю, что мне больше всех стоит ехать на поиски панночки, потому что… пожалуй, я больше всех виноват: не уберег от ордынца, если бы сам охранял, не произошло бы такой беды для нас всех! – и он печально покачал головой.
– Не печалься, казак… Виноватых среди нас и много, и мало, – говорил уныло пан Ярема. – Может и мне не следовало так далеко уезжать, для того чтобы только сражаться с предателем Острожским.
– Бог не без милости, казак не без доли! Будем звать девушку, пока не отзовется, – твердо сказал пан Зиновий. – Не впадайте в тоску…
– Вот что, паны казаки, – перебил его пан Ярема. – Соберите здесь отряд, так с полсотни лучших казаков, вы тут всех знаете. С этим отрядом завтра-послезавтра поедем в Лубны, к самому князю Александру Вишневецкому. Буду просить и совета, и помощи, а тогда айда все в Сечь.
– Айда в Сечь, к пану кошевому Байде!
* * *
Рано утром триста отборных казаков со старшинского отряда князя Александра Вишневецкого двинулись в путь. Князь и сам пан Ярема хотели незаметно отправить этот отряд. Но разве можно утаить такое событие от красивых девушек славной Вишневетчины! На проводы этих казаков приехали девушки отовсюду, даже из самой Полтавы. Было… было прощание! Не одна казачка плакала по любимому парню, не один казак торжественно прятал вышитый платок в память о чернобровой милой невесте. Даже не знаешь, сподобит ли Бог встретиться снова, станут ли перед образом святой Девы Марии на рушники…
Ехали степью молча, долго, пока вдруг не крикнул пан Ярема:
– А что это вы приуныли, сердешные! Не годится казаку быть бабой и еще вздыхать. Сделаем дело, тогда уж можно будет вспомнить, что за спиной оставили родной край и красивых своих девчат… А ну-ка походную!
И затянул сам, махнув шапкой:
«За свит встали козаченьки»… – и сотни сильных голосов как один подхватили: «в похид з полуночи…»
Шли долиной, а на холмах, где в ряд выстроились мельницы, жнецы и девчата разогнули спины и долго смотрели вслед, казалось, беззаботным всадникам. Кто-то махнул шапкой. Платки запестрели в девичьих руках.
А казаки давно свернули за холмы, выскочили на вороных из Золотаревых оврагов прямо на битый шлях к седому Днепру.
Пан Ярема призвал Зиновия Барата и старого Молочая.
– Поведете казаков вон в ту рощу, которая темнеет на горизонте, уже без меня. Я задержусь так на один-два часа: надо заскочить к Настенькиной тете…
– Хорошо, отец, сделаем, как велишь.
– Там, у оврага подождете меня, – продолжал пан Ярема.
– Разве пани Висовская в Чернигове? – удивился Барат. – Вроде бы слышал, что и ее убили в Санджарах.
– Нет, она переждала в погребе, а потом пошла в Чернигов, в свое старое гнездо, – так говорит князь Александр. Нужно выразить свое почтение и спросить кое о чем…
И скоро съехал на дорогу до Чернигова. Казаки отправились в рощу на отдых.
* * *
Нашествие Золотой Орды, отброшенное далеко за Волгу в конце XV века дало Украине небольшую передышку, и государства, в частности Литва-Польша, недолго наслаждались. Скоро они увидели на своих границах более организованную и более дисциплинированную орду, которая называлась турки-османы. Эта воинственная орда захватила все Балканы, захватила Молдавию и скоро оказалась прямо перед воротами таких уже цивилизованных государств как Австрия и Польша.
Какими же силами защищалась Украина в те страшные времена, и кто именно защищал ее от нападений?
Киевское государство после татарского хана Батыя перешло к Великому княжеству Литовскому и самой Польше. Эта дуалистическая держава раздарила большие земли православным князьям, потомкам Рюриковичей и Гедиминовичей.
Эти князья, которых по всей Украине – и правосторонней, и левосторонней – насчитывалось около 250 семей, правили всей Украиной, за это их и называли «корольками». Они действительно были здесь будто малые короли, особенно в степной Украине, далеко от центра и населенных мест. Для охраны державных границ вынуждены были поставлять определенное количество войска, а самовольные постройки крепостей и нападения на соседние державы считались большим преступлением, и виновные сурово карались.
Байда-Байденко, Дашкович, Ланцкоронский, Зборовский, Ружинский… Вот имена тех, кто сумел создать непобедимую казацкую когорту, которая под Веной (1685) успела расстроить старания турецкой империи и увенчала славой имя Низового казачества.
* * *
Евнух Ахмет благополучно привез ценный подарок султану Сулейману от крымского хана. Он приказал осторожно подплыть на галере к Золотому Рогу, перевел Настеньку с Оксаной в лодку, и таким образом пристали к самому Стамбулу. Когда пленниц накрыли длинными чадрами и посадили в паланкин, охрана неожиданно исчезла, а ее заменила гвардия евнухов.
Шли молча узкими улицами и переулками и внезапно оказались на широком и чистом дворе перед пышным дворцом с целым рядом белых колонн. Поставили паланкин не у главной двери, а у боковой. Обеих панночек взяли под руки и повели в широкую залу, где уже стояли только дворцовые евнухи, которые с любопытством, как хорошие знатоки, рассматривали прибывших.
– Сними с них чадры! – хмуро приказал старший евнух.
Ахмет осторожно снял покрывала. Все вновь начали рассматривать пленниц. Один из них повернул Оксану к свету и причмокнул.
– Якши… – буркнул он.
– Не на ту смотришь, – робко сказал Ахмет. – Наш властелин хан Гирей дарит светлому султану вот эту пленницу, а эта всего лишь ее служанка.
Адриен Анри Танук. «Турецкая купальня»
Он властно взял Настеньку за руку и через мгновение содрал с нее расшитую золотом камизельку. Настенька невольно прикрыла лицо руками. Евнухи чмокали губами, качали головами и ласково улыбались. Старший рассматривал долго и внимательно, попросил открыть рот. Но Настенька не поняла, что он нее хотят, тогда он сам открыл ей рот грязными пальцами и пересчитал зубы. Он еще раз кивнул, отвел в сторону Ахмета и стал что-то ему говорить, произнес «мягче», легонько ударил Ахмета по плечу и крикнул ближайшему евнуху со следами оспы на лице:
– Отведи к купели…
Длинными в витражах коридорами евнух повел панночек к большой двери. Они вошли в роскошный вестибюль, украшенный восточным орнаментом. Евнух приказал девушкам присесть на любую из множества скамеек.
– Что с нами будет? – чуть не плача, спросила Настенька.
– Не зарежут, милая, не бойся и посмотри на меня… – сказала нежно Оксана и села на мягкую кушетку: ее утомило долгое путешествие.
К ним направлялись две молоденькие турчанки: они шли легко, будто танцевали, одна из них даже тихонько что-то напевала и, подойдя, спросила:
– Вы, наверное, новенькие? Я что-то не видела у нас таких…
– Да, мы только что приехали, – шепнула Оксана.
– Нам сказали идти в… купели.
– Хорошо… это и есть купель… правда, купель еще дальше, а это прихожая, – и турчанка потянула Настеньку за шаровары.
– Снимайте все это, ведь не будете же вы купаться в одежде, да еще и в этих шароварах, – и она звонко рассмеялась.
– Но и вы в шароварах! – осмелилась вымолвить слово Настенька: ей понравилась молоденькая турчанка, и от сердца отлегло.
– Я здесь только раздеваю, а в купели не иду, равно как и моя подруга.
– Как же вас зовут? – поинтересовалась Оксана.
– Меня зовут Заира, а подругу – Мариам. Сейчас отведем вас в купели: там вас натрут благовониями, во время купания еще раз намажут розовым маслом, после дадут вкусный соус, шербет, кофе… потом поцелуют и уложат спать, – уже смеялась Заира.
– Неужели все это будут делать толстые евнухи? – ужаснулась Настенька.
– Нет, нет… их там нет, их там не должно быть, – сказала Мариам. – Правда, там есть евнух, но только один, высокий такой и старый. Он стоит на одном месте и следит, чтобы кто-то случайно не расшалился.
Через минуту обе стояли в большой зале. Она была такая высокая, как настоящая церковь. Не видно было ни дверей, ни окон, но было очень светло. Настенька подняла голову и увидела круглый потолок, который был украшен небольшими, тоже круглыми окошками. Именно через эти окошки и проникал свет. Зала была наполнена душистым ароматом, пахло розами, будто росли здесь сотни кустов и все в бутонах… С потолка от этих окон плыли седые нити, благоухающие замечательным ароматом, нити излучали золото, и это золото падало на блестящий, затейливо разрисованный пол, на бассейны, полные прозрачной воды, на большие фонтаны, на статных купальщиц неземной красоты… Купальщиц было много, но ни одна даже не взглянула на панночек… Настенька никогда не видела столько красавиц…
– Одна другой лучше… сказала она Оксане. – И где они выросли такие!
– Ну, – с безразличием ответила подруга, – для султана же заботятся.
– А там кто? – с испугом взглянула Настенька на дверь. – Неужели евнух!? Чего ему здесь надо?
– Евнух, действительно, – сказала равнодушно Оксана. – Приказ султана. Для соблюдения дисциплины… стоит и не шелохнется. Ишь, как запеленал султан, еще и обмотал голову чалмой по самые уши.
– Для чего?
– Гм… чтобы случайно он не дотронулся до кого-нибудь из нас. Такое здесь может произойти и с евнухом… и зачем ему! – смеялась Оксана.
– А почему у него за плечами какая-то сумка? – все интересовалась Настенька.
– Какая ты… все тебе надо знать. Не видишь, разве! Турецкая дудка: когда придет время на завтрак или на отдых, он и подует в эту дудку…
К ним подошли пожилые служанки. Они низко склонили головы и одновременно спросили:
– Девушки еще не натирались амброзиями?
– Нет еще… – улыбнулась Оксана.
– Тогда просим райских панночек на эту мягкую тахту.
И засучив рукава, эти труженицы стали нежно массировать. Они так искусно натирали, что Оксана, уставшая от путешествия, быстро уснула. Она так крепко спала, что не слышала, как ее мыли молочными мочалками, натирали всякими восточными благовониями и как осторожно перенесли на одеяле в большую залу. В зале той стояло много низеньких пуховых кроватей, на одну из которых положили румяную и пышную Оксану рядом с Настенькой, которую выкупали раньше. Настенька не спала: она все рассматривала и прислушивалась, даже ощупывала себя, гладила одеяло и все щурила глаза в каком-то томном безумии. Она волновалась и не знала, что будет с ней завтра, через месяц, год…
