Текст книги "Истерия СССР"

Автор книги: Сергей Новиков

Соавторы: Кирилл Немоляев,Николай Семашко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

К. Немоляев, Н. Семашко, С. Новиков
Истерия СССР

Хрестоматия для чтения вслух

Издание первое, сокращенное

ВВЕДЕНИЕ

Представьте себя на краю деревни. Жаркий летний день клонится к душному, звенящему комарами закату. Солнце уже, как бы нехотя, немножко обжигает влажную от испарины кожу. Пыльный велосипед, прислоненный к крыльцу дома, всей своей позой выражает крайнюю степень усталости. Вы полутреплете, полуотпихиваете чересчур дружелюбную жучку, ждавшую вас весь день, и вваливаетесь в сени. После яркого солнечного света и слепящих бликов на поверхности речки в сенях совершенно темно. Скорее пользуясь памятью, нежели глазами, вы находите ковшик и делаете несколько жадных глотков тепловатой и отдающей жестью бидона воды. Через комнату к лестнице и наверх, на чердак. Маленькое чердачное окошко отворяется не сразу. Но искомое видно уже и через него: там, если смотреть вдоль леса в сторону дальнего выпаса, на полпути, на зеленом пятачке между свекольным полем и пашней, стоит нетронутой ваша любимая одинокая сосна.

Такое же обособленное место среди современных изданий, касающихся истории нашей страны, занимает и настоящая хрестоматия.

С одной стороны, по стилю и глубине проработки материала, – это серьезный академический труд, дающий исключительные по своей достоверности и жизненности исторические срезы, эффектно приходящиеся на самые интересные моменты становления советского государства, социалистического строительства, научно-технического прогресса в нашей стране.

С другой стороны, фрагментарные по своему хронологическому строю, яркие и моментальные, как фотография, картины, которыми представляются нам главы настоящей книги, являют собой портретную галерею эпохи, непосредственно знакомящую нас с теми, кто создавал эту историю своими руками. Но эта галерея – живая. Сразу в нескольких измерениях существуют ее герои, судьбы их переплетаются в причудливый узор, рождая собой уже не просто галерею, а диораму или панораму (наподобие Бородинской).

И наконец, смелость воображения авторов и непредвзятость трактовки ими исторических фактов превращают повествование в захватывающее приключение для читателя, таящее бесчисленные открытия и находки. Свежий, временами дерзкий подход к давно известным нам событиям минувшего поражает и даже шокирует. Но сухие строки документов, архивов, воспоминаний беспристрастны. И многочисленные сенсации, рассыпанные щедрой рукой исследователя по тексту, – не прихоть и не выдумка, а реальность.

Сразу хочется ответить тем нашим потенциальным оппонентам, которые не упустят возможности обвинить авторов настоящей хрестоматии в тенденциозности подхода к истории нашей Родины, в пренебрежении к общепринятым представлениям о событиях, описываемых в книге, и, наконец, в извращении самых известных и хрестоматийных (простите за каламбур) исторических фактов. Хочется ответить им просто, ясно и, по возможности, односложно. Однако жанр введения к научной работе не позволяет опуститься до вульгарных дебатов. Напротив, находясь под постоянным перекрестным огнем критики, авторам приходится, тщательно подбирая слова, скрупулезно аргументировать каждое свое заявление, документировать каждый факт, фиксировать каждую мельчайшую деталь, способную подчеркнуть достоверность излагаемого.

Что же касается наших гипотетических оппонентов, то им придется попридержать огонь своей критики и принять во внимание следующие факты и соображения. Во-первых, правда не может быть тенденциозной. И если беспристрастная констатация исторических фактов иногда пугает своим трагизмом, своей неприкрытой простотой и дерзкой неортодоксальностью, то виной тому скорее пагубная наша привычка легкомысленно забывать о тех жертвах и тех ошибках, которыми вымощен исторический путь любого народа, тем более народа, решившегося на небывалый и грандиозный поворот, фантастический по своим масштабам и смелости замысла.

Как справедливо подчеркивал В. И. Ленин еще до победы Великого Октября, «мы не претендуем на то, что Маркс или марксисты знают путь к социализму во всей его конкретности. Это вздор. Мы знаем направление этого пути, мы знаем, какие классовые силы ведут по нему, а конкретно, практически, это покажет лишь опыт миллионов, когда они возьмутся за дело».[1]1
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.34. С. 116.


[Закрыть]

Осуществляя первыми в истории человечества строительство социалистического общества, указывал Ильич, «мы должны были сплошь и рядом идти ощупью»,[2]2
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.41. С. 138.


[Закрыть] при этом неизбежны были ошибки, неоднократное переделывание того, что было сделано неправильно. «Есть ли разумные основания предполагать, – говорил Ленин в октябре 1921 года, – что народ, в первый раз решающий эту задачу, может найти сразу единственный правильный, безошибочный прием? Какие основания предполагать это? Никаких! Опыт говорит обратное».[3]3
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.64. С. 209–210.


[Закрыть]

Во-вторых, труд историка и состоит в том, чтобы, перерыв «горы словесной руды»,[4]4
  Маяковский В.В. Про это. М., 1934. С.127


[Закрыть] отыскать среди пыльных, забытых Богом и людьми архивных «единиц хранения» свидетельства исторического факта, а никак не подтверждение или опровержение существующих на данном историческом отрезке представлений о том, что происходило столько-то лет назад. И не вина, а заслуга этого безымянного следопыта стеллажей и картотек (например – И.В.Рябый), когда в результате его поисков мы получаем возможность совершенно по-новому взглянуть на то, что еще вчера казалось нам незыблемым и однозначным.

Понимая, что даже самый терпеливый читатель после такого предисловия уже исподволь тянется перевернуть страницу и углубиться в сулимые ему исторические кущи, я постараюсь не испытывать больше его многотерпения и закончу свое скромное вступительное слово цитатой из популярной некогда песни:

 
…Нам счастье досталось не с миру по нитке —
Оно из Кузбасса, оно из Магнитки.
Целинные земли и космос далекий
Всё это из нашей истерии строки…
 

В КАНУН ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ

Тунгусский реквием

Уже почти 90 лет минуло с того далекого дня, когда над Тунгусской тайгой, в одном из самых глухих уголков Сибири, прогремел огромной силы взрыв, сопровождаемый яркой вспышкой пламени. Это неординарное событие сразу же привлекло к себе пристальное внимание ученых всего мира. Каких только объяснений, гипотез, подчас самых невероятных и фантастических, не было предложено за прошедшие годы многочисленными исследователями Тунгусского феномена (ТФ)! Лишь беглый их обзор мог бы занять не один пухлый том, но цель нашего очерка несколько иная: предложить версию, которая, по нашему мнению, могла бы служить отправной точкой для начала действительно серьезных научных изысканий и которая, в то же время, дает совершенно неожиданное, парадоксальное объяснение случившемуся.

Повал леса в районе Подкаменной Тунгуски воспринимался многими как подтверждение теории метеорита

Итак, что же в действительности произошло ранним утром 23 марта 1908 года в затерявшейся на самом краю цивилизации таежной сибирской глухомани?

Дневники А.П. Нестерова, обнаруженные недавно в архивах бывшего ГЦОЛИВК СССР, помогают нам воссоздать эти события с достаточной степенью точности.

Группа молодых ученых, недавних выпускников Гатчинской императорской инженерной академии, в состав которой входил и Нестеров, вела работы в районе Подкаменной Тунгуски начиная с октября 1907 года. Помимо Нестерова в группе работали: А.И. фон Штернберг, К.В. Ремизов, Я.К. Лопухин, а также двое подрывников – Кульгутин и Иванцов. Работы велись в условиях строжайшей секретности; каждый месяц в петербургский департамент промышленности и наук посылался нарочный с подробными отчетами об успехах и неудачах экспедиции; впрочем, отсутствие дорог, лютая зима и несовершенство системы почт и телеграфа со временем сделали невозможным и такое сообщение. «По сути дела, – пишет Нестеров, – мы были предоставлены самим себе».

Вся деятельность экспедиции была окутана строжайшей тайной. Атмосфера секретности, сопутствовавшая работе группы фон Штернберга, вовсе не была случайной, ибо задача перед учеными стояла поистине грандиозная – посредством мощнейшего направленного взрыва осуществить массовый повал леса на территории от Усть-Кадыма до Алапинска. Предполагалось, что одновременно взрыв разрушит многометровый ледяной покров, сохранявшийся обычно на сибирских реках до середины апреля, что, в свою очередь, позволит организовать сплав леса в невиданных доселе количествах, притом без использования дополнительной рабочей силы (т. е., пользуясь современной терминологией, «автосплав»).

Сруб, в котором с ноября 1907 года жили участники экспедиции фон Штернберга

Шесть месяцев изнурительного труда не прошли напрасно: уже к середине марта 1908 года весь основной заряд был смонтирован и готов к детонации.

Нелишним будет отметить, что никто из немногочисленных местных жителей о работе экспедиции даже не подозревал (о причинах этого мы уже говорили). Правда, Нестеров упоминает о печальной судьбе некоего охотника, спасавшегося от разъяренных волков и в сочельник 1908 года случайно наткнувшегося на их лагерь. «Увы! – пишет Нестеров, – помочь бедняге мы ничем не смогли, ввиду данного нам высочайшего предписания. Мне оставалось лишь с ужасом наблюдать, как его жалкая фигурка скрылась за величественными силуэтами окружавших нашу поляну сосен; вскоре ночную тишину разорвал неистовый волчий вой». Однако даже этот кошмарный случай, несмотря на все опасения фон Штернберга, не приподнял завесы тайны над ведущимися в тайге работами; таким образом, можно с уверенностью утверждать, что о дате и месте предстоящего взрыва доподлинно знали лишь члены группы и никто более; даже в самом Петербурге курировавший ход работ граф Апраксин, будучи спрошенным по этому поводу государем, ничего не мог отвечать с уверенностью: виной тому, как мы уже упоминали, была крайне ненадежная связь с экспедицией.

Отсюда можно сделать главный вывод: взрыв был неожиданным, и сама эта внезапность, вкупе с тем, что эпицентр взрыва находился на весьма значительном удалении от каких-либо очагов цивилизации, послужила поводом к появлению наиболее, казалось бы, правдоподобной гипотезы (многочисленные варианты которой настойчиво муссируются до настоящего времени): в тот день над тунгусской тайгой произошло падение некоего «метеорита».

Сторонники этой версии приводят в ее подтверждение доводы очевидцев: люди видели, говорят они, как над лесом пронесся огненный шар, а затем прогремел взрыв.

Мы не станем оспаривать свидетельства очевидцев, напротив, сомневаться в их истинности было бы в высшей степени некорректным; да, (1) – действительно был взрыв, и (2) – над тайгой действительно пролетел горящий шарообразный объект… Но какое именно из этих событий предшествовало другому?

Перед тем, как перейти к кульминационной части нашего повествования, необходимо сказать несколько слов о подрывнике Сергее Иванцове – уникальном человеке, гибель которого и послужила поводом к написанию этого текста.

О детстве Иванцова не сохранилось почти никаких сведений; известно лишь, что родился он в одной из глухих поморских деревень, рано лишился родителей, самостоятельно выучился грамоте в гимназии и еще чуть ли не мальчишкой начал работать подрывником на приисках, где и познакомился с Кульгутиным (о Кульгутине еще представится повод рассказать). Мы знаем, что он участвовал в русско-японской войне, откуда вернулся Георгиевским кавалером (с расстояния двух кабельтовых попал из мортиры в фок-мачту японского крейсера). К началу работы в экспедиции Иванцову исполнилось 42 года.

Поражают его физические данные: гигант двух с половиной метров ростом и весом около двенадцати пудов, при этом вовсе не производивший впечатление какого-то увальня; постоянно готовый к работе, не знающий усталости, замкнутый и неразговорчивый.

Сергей Иванцов (справа) рядом с К. Ремизовым

«Этот человек стал настоящим талисманом нашей экспедиции, – вспоминает А.П. Нестеров, – без него мы были как без рук».

Тем временем дела в экспедиции шли весьма и весьма успешно: за год (1906–1907 гг.) было совершено более десяти так называемых «пробных» взрывов, повалено несколько миллионов кубических аршин леса (около 400 тыс. усл. м). Ученые медленно продвигались на восток, в район Подкаменной Тунгуски, где весной 1908 года взрывом мощностью 150 килотонн завершили первый этап работ.

Однако вернемся к воспоминаниям Аркадия Нестерова.

«28 марта утром я проснулся первым и вышел из палатки. Кругом лежал снег; со склона ущелья, где мы остановились, угадывался загадочный изгиб Тунгуски. По склону поднимался Иванцов (казалось, он никогда не спал). На нем были огромный ватник и ушанка. Увидев меня, Иванцов снял ушанку.

– Вот, – сказал он, как бы извиняясь, – ходил заряды проверить. Так, с виду, оно вроде нормально, да вот шнуры беспокоят – не подмокли бы.

Он посмотрел на небо. Ярко светило солнце, и мартовский наст действительно начинал подтаивать. У меня почему-то защемило сердце.

– Успокойтесь, – сказал я, тронув его за плечо, – вчера вечером мы с Александром Ивановичем проверили все расчеты.

– Жалко, – сказал Иванцов, – последний раз таки бабахнем.

Я улыбнулся, но грусть не покидала меня. Пробные взрывы доказали надежность нашей системы, и все-таки…

К полудню все мы собрались на взрывной площадке. Фон Штернберг был в лисьей шубе, Иванцов – в ватнике, все остальные – в тулупах. На шее у Ремизова висел полевой бинокль Готье. Верстах в полуторых от заряда находился наш блиндаж; дюжина шампанского, припасенная на случай завершения работ, дожидалась там своего часа.

Иванцов был у нас поджигающим. Бикфордов шнур тянулся от взрывателя в сторону блиндажа на расстояние примерно полверсты. После того, как шнур загорался, у Иванцова было минут пять, чтобы добежать до блиндажа, – вполне достаточно.

Находившийся у заряда Кульгутин махнул рукавицей – все готово. Все мы направились к нашему убежищу. Иванцов стоял у конца шнура и держал в руках спички.

– Надеемся на Вас, – сказал ему фон Штернберг, проходя мимо. Иванцов смущенно пожал широченными плечами.

Оказавшись в блиндаже, Ремизов первым делом водрузил бинокль на треногу. В мои обязанности входило следить за действиями поджигающего. Я видел, как Иванцов подносит горящую спичку к концу шнура, опускает шнур на снег; мне казалось, я даже слышу шипение огня. Иванцов некоторое время наблюдал за горящим шнуром, затем, видимо удовлетвореный, повернулся и побежал к блиндажу. Он сделал два шага и по пояс провалился в снег. У меня потемнело в глазах… Медленно, как во сне, я обернулся: Кульгутин расставлял бокалы для шампанского на пустом ящике из-под взрывчатки, остальные уже увидели ЭТО.

Иванцов, беспомощно размахивая руками, все глубже погружался в снег. До нас донеслись его крики:

– Господа, – кричал он, – господа-а!!!

– Боже, да помогите же, да сделайте же что-нибудь!!! – причитал где-то рядом Яша.

– Прекратите немедленно, Лопухин! – рявкнул фон Штернберг. Кульгутин застыл с пустым бокалом для шампанского в руках. И в этот момент раздался взрыв.

Тайга начала медленно валиться на северо-запад, север, северо-восток. Иванцова подняло в воздух и понесло на север. Он успел сгруппироваться в полете, как его учили в гимназии, но тут от трения о воздух на нем загорелся ватник. В бинокль я видел, как объятое огнем тело Иванцова прочертило яркую дугу над падающей тайгой и скрылось за горизонтом… Потом все кончилось.»

Сразу после второго «пробного взрыва» (стрелкой отмечен С. Иванцов)

Из приведенного обширного фрагмента воспоминаний А.П. Нестерова ясно видно, что вылет и полет Иванцова (полет горящего тела) последовал сразу вслед за взрывом. Кажущиеся противоречия между «метеоритной» версией и рассказом А.П. Нестерова легко объяснимы: поскольку скорость света на несколько порядков превышает скорость звука, то сторонние наблюдатели, естественно, сначала увидели вспышку (в нашем случае – Иванцова, на теле которого загорелся ватник) и лишь затем услышали сам грохот взрыва (который на самом деле произошел несколькими секундами ранее).

Нам представляется, что это элементарное, хотя и несколько экстравагантное объяснение Тунгусского феномена снимает практически все вопросы (а в особенности, вопрос о местонахождении «метеорита» после взрыва), столь долго волновавшие широкую научную общественность.

* * *

Давно известно, что радиационный фон в районе взрыва значительно превышает допустимый уровень. Исследования срезов поваленных взрывом деревьев показали, что годовые кольца, относящиеся к рассмотренному нами периоду (октябрь 1907 – март 1908 гг.), обнаруживают значительные следы воздействия неизвестного источника радиоактивного излучения. До сих пор мы ничего не знаем о том, какие именно взрывчатые вещества использовала экспедиция А.И. фон Штернберга.

По некоторым сведениям, уехав из России вскоре после революции, фон Штернберг осел в США и принимал непосредственное участие в работах по проекту «Манхэттен»…

Все это позволяет строить самые невероятные предположения, которые предстоит проверить будущим поколениям исследователей ТФ.

ПЕРВЫЕ ПЯТИЛЕТКИ РЕСПУБЛИКИ

Субботник как феномен

На пути исследователя, пытающегося проследить туманную историю возникновения субботников, первым делом вырастают две едва различимые фигуры – это рабочие депо «Москва-Сортировочная», которые однажды, тусклым весенним вечером, вместо того, чтобы идти домой, решили вдруг остаться в родном депо и непостижимым образом отремонтировали за ночь несколько паровозов. История умалчивает о масштабах ремонта; возможно, в одном случае понадобилось подкрутить несколько контргаек, в другом – отремонтировать машину целиком. Так или иначе, в глазах рядового обывателя само словосочетание «ремонт паровоза» предполагало нечто грандиозное и далекое от унылого повседневного быта.

Поначалу странному поступку рабочих пытались найти самые разные, а порой просто абсурдные объяснения. В частности, сотрудник журнала «Красный следопыт» А. Иванников предположил, что в депо происходил своего рода шабаш (!) в его ортодоксально-иудаистском понимании. Казалось бы, день недели (суббота) и фамилия заместителя начальника ремонтного цеха (Шнейдер) давали пищу для размышлений над гипотезой Иванникова, однако, вскоре выяснилось, что Шнейдер – чистокровный немец, и фамилия его произносится как Шнайдер, на что своевременно указал В.И. Ленин в своем относительно малоизвестном «Письме т.т. Иванникову и Шнайдеру о сущности пролетарской инициативы».

Вскоре В.И. Ленин публикует знаменитую статью «Великий почин», где впервые употребляет слово «субботник», а через некоторое время и сам принимает участие в одном из первых субботников, перенося с помощью товарищей четырехметровое бальсовое бревно от Оружейной палаты до Царь-пушки. С тех пор субботник приобретает традиционный характер, неизменно повторяясь из года в год, и постепенно становится своеобразным ритуалом, цель которого, как и всякого ритуала, трудноуловима и ощущается лишь интуитивно.

Мемориальная доска. «Здесь 12 апреля и 10 мая 1919 г. состоялись первые коммунистические субботники, названные В.И. Лениным Великим почином»

Уже через несколько лет субботник теряет почти всякий смысл, окончательно превращаясь в никому не понятное действо. Виной тому шестидневная рабочая неделя, при которой суббота, являясь рабочим днем, девальвирует само понятие «субботника» как праздника бескорыстного труда. Возникает противоречие, известное в формальной логике, как abstractium pro concreto: в субботу, в день субботника, человек приходит на работу, потому, что суббота – рабочий день и он обязан работать. С другой стороны, работая, он тем самым принимает участие в субботнике, а субботник, как и всякий праздник, – дело добровольное. Это противоречие долгое время выглядело неразрешимым, пока, наконец, не появился воскресник.

Можно долго спорить о том, был воскресник альтернативой субботнику или всего лишь слегка оттенил его: до сих пор неизвестны точная дата и место проведения первого воскресника. Одно представляется бесспорным: в наших условиях воскресник не прижился, и не прижился он именно из-за своей вторичности, искусственности. В любом случае, история воскресника еще ждет своих исследователей.

Сравнительно недавно в печати появились публикации, авторы которых, обходя стороной историю субботника и не затрагивая его традиционно-ритуальной сущности, подвергают анализу сам термин «субботник» с точки зрения структурной лингвистики. Так, например, В. Глушаков отмечает, что слова «субботник» и «воскресник», образованные от названия дней недели путем добавления к ним суффикса «-ник», являются исключительным феноменом русского языка и что в английском, например, невозможно от слова saturday образовать какое-либо существительное, хотя там и существует слово sputnik, использующее тот же суффикс. По мнению лингвиста Л. Шевцовой, суббота, как день проведения ритуала, выбрана совсем не случайно. Подвергнув критике досужие спекуляции немногочисленных сторонников А. Иванникова о якобы религиозном характере субботника, Шевцова пишет: «Выбор субботы представляется достаточно легко объяснимым. Четверг, например, отпадает из-за своей крайней неблагозвучности (четвергник, четверговник), судьба воскресника нам уже известна. Рассмотрим среду и пятницу. Среда, как известно, имеет корень, созвучный существительному «бред», что неминуемо сделало бы гипотетический средник (или средовник) объектом язвительных насмешек. Практически по этим же причинам весьма сомнительно и проведение пятничника – не совсем понятно, например, как произносить это слово – через «ч» или через «ш», а фонетический дуализм здесь недопустим. Таким образом, остаются понедельник и вторник, которые, на первый взгляд, идеально подходят, посколько имеют уже «готовый» суффикс «-ник». Однако, при ближайшем рассмотрении, оказывается, что проведение понедельника (как аналога субботника) в понедельник и вторника во вторник совершенно невозможно, хотя бы из-за возникающей при этом тавтологии.

Проведение же понедельника в другой день недели, например, в пятницу, могло бы привести к неразберихе, последствия которой сложно предугадать».

К концу 60-х годов движение Великого почина приобрело всесоюзный характер. На фото: воскресник в МГУ

Остается лишь добавить, что новая волна интереса к субботнику возникает в середине 60-х годов и совпадает с введением в стране пятидневной рабочей недели. Именно пятидневка помогла вернуть субботнику его былое значение, позволила сохранить традицию, выработанную десятилетиями.