355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Синякин » Время Апокалипсиса » Текст книги (страница 1)
Время Апокалипсиса
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:49

Текст книги "Время Апокалипсиса"


Автор книги: Сергей Синякин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Синякин Сергей
Время Апокалипсиса

Сергей Синякин

Время Апокалипсиса

И придет на тебя бедствие: ты не узнаешь, откуда оно поднимется;

и нападет на тебя беда, которой ты не в силах будешь отвратить, и внезапно придет на тебя пагуба, о которой ты и не думаешь.

Исаия, 47:11

Глава первая

Могилы на немецком кладбище распахали еще в начале шестидесятых, когда райкому партии житья не стало от вышестоящих инстанций, справедливо возмущавшихся раскопками, что вели на этом кладбище азартные пацаны. А тут еще кто-то подорвался на мине, заботливо оставленной покойнику отступающими немцами. Немцы вообще были людьми обстоятельными, даже в суматохе отступления погибших офицеров старались хоронить в гробах, а солдат, за отсутствием времени и досок, просто заворачивали в вечные каучуковые плащ-палатки, которые и через полвека дурманили мальчишек резким резиновым запахом. Но надо отдать должное каждому немцу могилка полагалась личная. На склоне холма немецкое кладбище выделялось геометрической правильностью рядов и почти абсолютной одинаковостью березовых крестов. В изголовье каждого могильного холмика немцы вбивали столбик с цифрами. Похоже, что списки своих погибших они вели с педантичной аккуратностью: то ли надеялись вернуться, то ли просто потому, что иначе жить не могли.

После взрыва, как это обычно бывает, приехала представительная комиссия человек десять, все в габардиновых синих костюмах и при галстуках. Члены высокой комиссии походили между могильными холмиками с

постными и недовольными лицами, потом, посовещавшись, дали указание председателю колхоза перепахать все, к чертовой матери, и, как водится, решения свои отметили в новенькой, только что отстроенной колхозной столовой. Председателем руководящие указания были выполнены с чисто крестьянской обстоятельностью. Два ДТ-75 с многолемехными плугами за пару часов так вздыбили землю, словно по склону холма лупили из знаменитых реактивных установок "Катюша". Года через два склон густо порос жесткой степной травой, которая следов не оставила от немецкой хваленой аккуратности да обстоятельности.

Прошло время, умерли старики, и вчерашние пацаны, копавшиеся в могилках, выросли, обзавелись семьями и потихоньку перебрались с окраины Россошек в центр, а некоторые вообще подались в город. Словом, через сорок лет лишь немногие могли показать место, где находилось немецкое кладбище, да и то тех немногих нужно было еще поискать.

Очередной председатель колхоза выписал из совхоза декоративных культур какие-то редкостные саженцы и засадил склон холма виноградом, отчего этот склон снова стал похож на большое прямоугольное кладбище из-за крестообразных подпорок для быстрорастущей лозы.

С потеплением международной обстановки приехали немцы и стали интересоваться, где же похоронены их отцы и деды. Те, кто это помнил, к немцам были настроены нехорошо и месторасположение кладбища показывать не стали. Кто их знает, что у этих немцев на уме, еще раскапывать могилы начнут и загубят, к чертовой матери, виноградник, который к тому времени худо-бедно, а кормил большую часть Россошек и окрестных сел.

Немцы повздыхали, поплакали, утираясь большими красивыми платками, и по договоренности с областным начальством начали строить под Россошками мемориал в память о своих погибших. Нашим стало стыдно, и они по соседству взялись строить свой мемориал. Но у немцев денег было больше, поэтому их мемориал напоминал именно мемориал, а наш был чем-то средним между загоном для скота и противотанковым полем с надолбами и ежами.

А времена уже были смутные. По телевизору показывали демократов, которые спорили, кому положено больше захапать и продать. Спорили они с увлечением, порой даже соком друг друга обливали, а иногда и вообще сходились в центре экрана на кулачках. Говорят, что где-то еще были коммунисты, которые тоже хотели продавать и покупать, но демократы их к большому экрану не подпускали, самим мало было!

И фильмы по телевизору стали показывать такие, что просто ужас. Про живых мертвецов, про вампиров с вурдалаками, про Сатану, который старался завоевать наш мир. Если такие ужасы не показывали, то целыми днями на экране Чаки Норрисы, Шварценеггеры да разные там Сталлоне зубы дробили своим противникам. ОРТ включишь – Шварценеггер с врагами разбирается, только зубы в стороны летят. Переключишься на РТР – Сталлоне со спичкой в зубах всех, кто ему под руку попадется, мочит. На ТВ-6 переключишься – там Машка Распутина трусики демонстрирует или опять же Стивен Сигал через колено людей ломает. Переключишься снова на OPT – боже ж ты мой, Чубайс с Гайдаром, два, блин, вурдалака, один клыки показывает да рога прячет, другой причмокивает, а глазки такие кровожадные у обоих, хоть детей от телевизора уводи.

Старики, что еще до войны жили и прошлое помнили, говорили, что рыжий в правительстве – это обязательно к войне. Другие говорили, что войны, может, и не будет, какая, к черту, война, если конец света надвигается. Вон под Сальском в небе знаки таинственные появились, иеговисты везде шастают, сектам свободу дали, а летающие тарелочки, говорят, как Матиас Руст, прямо на Красной площади у Кремля приземляться стали. А мудрая бабка Ванга из Болгарии вообще заявила, что скоро среди нас мертвые ходить будут.

И накаркало старичье. А может, бабка Ванга эта самая действительно мудрая была и правильно прорицала. Только людям от этого легче не стало.

В разгар лета среди виноградных лоз начали объявляться скелеты, завернутые в лохмотья каучуковых черных плащ-палаток, а то и полусгнившие гробы с почерневшими, тронутыми временем костьми.

И хотя по причине активной перестройки на виноградниках к тому времени никто уже не работал, председатель приказал хромому Меликяну и неразговорчивому, но трудолюбивому Аверину ежедневно объезжать виноградник и собирать эти страшные останки и свозить их к старой силосной яме на окраине Россошек. Скотину к тому времени всю порезали, и силос никто не заготовлял незачем было, да и кукурузу по причине отсутствия семян никто уже не сажал.

Аверин указаний председателя никогда не оспаривал, он с рождения немой был. Слышать, конечно, все слышал, а говорить не то не любил, не то не мог, разные про него ходили слухи. Хитроумный же вследствие своего армянского происхождения Меликян находил в мрачной работе свою выгоду. Среди костей немецко-фашистских захватчиков встречались порой золотые зубы, ценные перстни из серебра и мельхиора, а однажды в истлевшем кармане немецкого френча Меликян обнаружил совсем уж невероятное – дюралюминиевый портсигар с надписью "Смерть фашизму!", а на портсигаре том россыпь необработанных самоцветов. Разумеется, Меликян о находках своих не распространялся, справедливо считая их платой за свою. грязную работу.

Силосная яма потихонечку заполнялась, и по Россош-кам поползли о ней нехорошие слухи. Известное дело, слухи распространяются, как грибы, расползаясь тайными мицелиями страшных и оттого неправдоподобных историй.

Рассказывали, что по ночам в силосной яме кто-то жутко стонет. Находились любопытные, что по ночам ходили дежурить к силосной яме, и божились эти добровольные сторожа, что слышали в яме деревянный стук костей, словно кто-то перемешивал в ее глубине скелеты. Чтобы пресечь эти дурацкие слухи, председатель россошинский не пожалел колхозных денег и вывалил в яму полторы тонны негашеной извести, купленной у Царицынского кирпичного завода. Однако слухов от того меньше не стало. Сами понимаете, какой дурак станет засыпать кости негашеной известью, если все нормально. И в городе уже заговорили о живых россошинских мертвецах, расползающихся по ночам по глухим сельским дорогам в надежде обрести кровь и плоть.

Снова собрались административные шишки из области. Партии уже к тому времени у власти не было, но люди не изменились, только демократические убеждения приобрели да синие костюмы с галстуками в шкафы на будущее повесили. Походила комиссия у силосной ямы, позаглядывала в нее и приказала засыпать землей, для чего взять "КамАЗы" в местной ПМК, ставшей к тому времени акционерным обществом. После этого комиссия решила отметить принятие решения, но колхозная столовая была к тому времени закрыта по причине нерентабельности, потому пришлось обойтись демократическими шашлыками на берегу Немецкого пруда.

Все успокоилось, но, как вскоре стало понятно, ненадолго.

Недели через две выяснилось, что силосная яма кем-то разрыта, а еще через неделю произошло то, во что никто и поверить не мог, а редкие очевидцы вообще не вспоминали без ознобного содрогания.Из ямы вылез живой мертвец.

То есть на живого он был мало похож – так, кости, обтянутые высохшей темной кожей, на которой светлыми пятнами выделялись ожоги от негашеной извести. Мертвец выполз из ямы, долго барахтался на земле, а потом все-таки встал, покачиваясь на тонких, лишенных мышц ногах. Может быть, и направился бы он куда-нибудь по своим мертвецким делам, если бы не перерубил его лопатой копавшийся в своем огороде Александр Овеч-кин. Овечкин мертвецов ни капельки не боялся по причине того, что вырыл им на россошинском кладбище не одну могилу. После его удара мертвец с легким шорохом сложился в безжизненную груду костей. Овечкин те кости на тележку лопатой загрузил и высыпал обратно в силосную яму, а нору, что покойник прорыл, вновь закидал землей.

Вроде бы все успокоилось. Только пересуды среди народа гуляли разные. Порой такое говорили, что уши скручивались в трубочку и вяли.

Наконец в субботний день,.аккурат перед Пасхой, из силосной ямы выполз еще один мертвец. Этот казался Поздоровее первого и был в генеральской прелой фуражке. Генерал, покачиваясь, прошел на площадь, посмотрел На плещущийся на ветру российский триколор и одобрительно покачал черепом.

– Gut! – явственно проскрипел он, мультипликаци-онно дергая нижней челюстью. – Wo ist ihre Gebietskomissar?

Собравшаяся толпа потрясение молчала. Даже если кто и понял мертвеца, отвечать ему, где находится гебитс-комиссар, не торопился. Скелет обвел всех впадинами глазниц, щелкнул нижней челюстью и снова спросил:

Время Апокалипсиса

– Wo ist der guten Heneral Wlasoff?

– Во, сволота! – с восхищенной злобой сказал Илья Константинович Апраксин, бывший фронтовик и брехун, каких свет не видел. – Власова ему теперь подавай!

– Сашу! Сашку Овечкина позовите! – заволновались в толпе.

Скелет переступил с одной кости на другую и снова скрипуче спросил:

– Wo ist der Weg nach Moskau?

– А вот и Сашка! – радостно заголосили в толпе. – Санька, покажи ему, суке, дорогу на Москву!

Овечкин с видимой гордостью специалиста шагнул к мертвецу с лопатой в руках.

– Я ему щас дорогу к фюреру покажу! – сказал он и поплевал на ладони. Ну-ка, отзыньте, а то, не дай Бог, зацеплю!

– Смерть немецко-фашистским оккупантам! – торжественно, как диктор Левитан, вынес свой приговор бывший фронтовик Апраксин.

– Круши его, Сашка!

Овечкин с кряканьем обрушил заступ на генеральскую фуражку. Фуражка отлетела в сторону, а скелет обратился в груду костей.

– Russische Scweine! – пробормотал череп, щелкнул несколько раз нижней челюстью и замер.

– Вот так, – гордо выпрямился Апраксин и победно оглядел толпу. – Так мы их в войну били! Помню, комбат встает: "За Родину! За Сталина!" – и мы как кинемся на фрица! Ураааа! Урааааа!

– Слышь, дед, – с ревностью героя, теснимого на второй план, сказал Овечкин, – хорош орать! Кати тележку, надо его в яму свезти.

Глава вторая

Через неделю, когда пересуды в Россошках достигли апогея и выплеснулись в окрестности, подобно перебродившей квашне, единственная войсковая часть, располагавшаяся у Немецкого пруда, была неожиданно поднята по тревоге. Личный состав погрузили на "Уралы" с брезентовыми тентами и куда-то вывезли. Вернувшись, солдаты вели себя смирно и даже за самогонкой в Россошки не бегали, а вскоре часть в полном составе перевели куда-то на Дальний Восток и попрощаться солдатикам с подружками не дали. Да что там солдатики, офицеров из части не выпускали. Один только, который сам был местным, тайно выбрался из расположения части попрощаться с молодой женой. На вопросы родни и знакомых он не отвечал, все больше молчал. Только когда его по обычаю проводили застольем, офицерик, хлебнув крепчайшей местной самогонки из томатов, проговорился, что выезжали они под Воронеж, в самый Новохоперский заповедник, где уничтожили группу живых немецких скелетов, пробиравшихся ночами на запад. Днями покойники отлеживались в лесополосах или на подвернувшихся по пути кладбищах, а по ночам строем шагали в родной фатерлянд.

Потом офицер тот уехал вместе со своей частью, и даже письма от него поступать перестали.

Впрочем, и зловещая яма опустела, а страшные слухи постепенно стали забываться.

Но все-таки свое черное дело слухи эти сделали: в Рос-сошки нагрянули уфологи.

Было их целых три. Один – пенсионного возраста отставник из армейских, что сразу же чувствовалось по выправке и суховатой вежливости. Отставника звали Ника-нором Гервасьевичем Ворожейкиным, служил он когда-то в той самой знаменитой ракетной части, которая во Вьетнаме пыталась обстрелять летающую тарелочку, но сама попала под огонь неизвестного оружия. Последствием вьетнамской схватки с космическим агрессором явился для Ворожейкина паралич левой руки, с которой тот после госпиталя не снимал тонкой черной перчатки. Был он в свои шестьдесят пять лет невысок, худ и смуглолиц. Лицо обрамляла небольшая испанская бородка, которая вместе с усиками придавала Ворожейкину нечто донжуанское. Так бы мог выглядеть дон Жуан на пенсии, если таковая ему в Испании причиталась. Глаза у Ворожейкина были серые и печальные, а стрижка самая старомодная, канадка. Ходил он обычно в джинсах и свитере, а в жаркие дни в водолазке. Ворожейкин был искушен в тактике воздушных боев и досконально все знал о знаменитом американском ангаре No51. Рассказывал о нем с такими мельчайшими подробностями, что любому было ясно:

Ворожейкин этот ангар облазил до последнего закоулочка. О своих американских коллегах Ворожейкин отзывался в основном одобрительно, но корил за то, что они слабо воздействуют на свое демократическое правительство и никак не добьются, чтобы все секреты ангара и связанных с ним происшествий были преданы гласности. Летающие тарелочки Ворожейкин почитал космическими кораблями высших цивилизаций и верил в Великое Кольцо, которое когда-нибудь цивилизации Галактики свяжет в единый дружеский организм.

Голос у него был тихим и тонким.

Второй уфолог, Дима Кононыкин, был молод, тридцати не исполнилось. По совместительству он еще являлся нештатным корреспондентом "желтой" газеты "Московский пионер" и в этом качестве бывал и в знаменитой М-ской аномалии, и окрестностях Березовска Пермской области, где потерпел катастрофу НЛО, и летел в том самом самолете, о котором писала газета "Труд". Он участвовал в якутской экспедиции, где искал остатки то ли НЛО, то ли древней сибирской цивилизации. Вместе с уфологом Приймой расшифровывал он загадочные небесные Сальские письмена, был на месте Сасовского взрыва. На озере Байкал пытался поймать таинственных трехметровых пловцов, замеченных военными аквалангистами.

От частого пребывания в командировках Дима Кононыкин научился спать сидя и пить все, что горит. Даже знаменитая россошинская "томатовка" не оказывала на него особого воздействия – только уши бледнели, багровел кончик носа и начинал слегка заплетаться язык. В отличие от Ворожейкина этот уфолог больше разбирался в отечественных феноменах и любил показывать всем гвоздь, найденный в Аджимушкайских катакомбах, уверяя, что гвоздю этому не менее трехсот миллионов лет. Гвоздь более напоминал окаменевшую рыбью косточку и не внушал особого доверия. Да и сам уфолог выглядел не слишком убедительно – вечно всклокоченные волосы над удлиненным веснушчатым лицом, водянистые, ни во что не верящие глаза, тощая бройлерная шея и вечно немытые руки, на которых лишь чудом не появлялись цыпки. Ходил Кононыкин в одном и том же обвисшем джемпере и вечно неглаженых брюках. Разумеется, что его ботинки не видели сапожного крема со дня их изготовления на обувной фабрике, коия, судя по некоторым признакам, была детищем шкодливого российского ума.

Летающие тарелочки Кононыкин тоже считал космическими кораблями, но в отличие от Ворожейкина полагал, что все они имеют земную базу, расположенную в таинственной тибетской Шамбале.

Говорил Кононыкин быстро и напористо, глотая окончания слов и помогая себе руками.

Третий уфолог, прибывший в Россошки, был человеком весьма необычным. И дело тут не в том, что носил он черную рясу и истово молился по каждому, казалось бы, самому незначительному поводу. В конце концов, у нас в стране свобода совести, и каждый волен веровать, во что пожелает. Но в том было дело, что проявления христианской набожности третьего уфолога, которого звали отцом Николаем, в миру Николаем Васильевичем Чумаковым-Мезазойченко, служили чисто внешней атрибутикой. Было священнику-уфологу лет около сорока, и верил он в Будду, в Магомета, в Зевса и Юпитера, в Иегову и Христа, почитая их всех, вкупе с большой группой языческих божеств, проявлением одного и того же единственного божества, имя которому Осмос, а местонахождение – бесконечность. В силу этих обстоятельств отец Николай верил в реинкарнацию, в возможность достижения нирваны, в подземное царство и в неизбежное пришествие Антихриста. Летающие тарелочки отец Николай полагал проявлением астрального мира. Голова отца Николая была так плотно забита подобной чешуей, что он всерьез верил в неизбежность Страшного Суда, а потому полагал события в Россошках преддверием оного, тем самым Апокалипсисом, что описывал апостол Иоанн на острове Пат-мос. Более того, расшифровывая записи Нострадамуса, отец Николай относил начало Апокалипсиса к концу XX века, а именно к 19 июля 1999 года, когда с небес "явится великий король устрашения". Помимо уже упоминавшейся черной рясы, отец Николай отличался статью фигуры, которой, впрочем, была присуща некоторая полнота, короткой "крутой" стрижкой и живыми черными глазами жулика и казнокрада.

Говорил отец Николай гулким, по-волжски окающим басом и все время сыпал цитатами из Библии и других религиозных источников, которые изучал в семинарии.

В россошинском Доме колхозника уфологов поселили вместе. Между ними разгорелись неизбежные споры, которые не могли не сопровождаться принятием "тома-товки", способствовавшей живости воображения и плавности речи.

Ворожейкин некоторое время от принятия "томатов-ки" отказывался, ссылаясь на травму, полученную при отражении агрессии инопланетного НЛО во Вьетнаме, но Дима Кононыкин и отец Николай так сладко крякали после каждой очередной дозы и так были изобретательны в спорах, что в один из вечеров Ворожейкин не выдержал, махнул рукой в черной перчатке и спросил отца' Николая, как Библия относится к выпивке.

– Одобряет, – сказал отец Николай. – В псалмах Псалтиря так и сказано: пью ендовой, пью полной мерой, пью во славу Божию!

– А в чем различие? – поинтересовался Ворожейкин, проглотив содержимое стаканчика и опасливо прислушиваясь к состоянию организма.

– Ну, ендова, – со знанием дела объяснил отец Николай, – это, само собой, сто граммов. Полная мера – это двухсотграммовый стакан. Соответственно, принять во славу Божию – значит набраться, так сказать, до положения риз. Так как пить будем, сын мой?

Отец Николай сам годился Ворожейкину в сыновья, однако сан обязывал к солидности. Ворожейкин еще раз прислушался к своему организму, но особых неполадок в его работе не обнаружил. Разве что кровь по жилам побежала шибче да жаром щеки обдало.

– Конечно, во славу Божию! – сказал он.

– Вот это по-нашему! – одобрил Дима Кононыкин. – Помню, в девяносто пятом... Сидим в аномалии. Ночь. Костер. Уха закипает. Приняли, значит, "Завтраком туриста" загрызли, а тут выплывает из тумана... НЛО не НЛО, а огромное что-то лезет, рогатое, как пришелец. Антенны, видимо. И звук издает, как уэллсовский марсианин! – Дима приподнялся и живо изобразил: – М-муу! Му-уу! М-мум-м!

– Так это ж корова, наверное, была, – с крестьянской смекалкой заметил отец Николай. – Точно так она, зараза, и орет! Сам слышал!

– Сам ты корова! – обиделся Кононыкин. – Что я, коров не видел? Инопланетянин это был, мы его даже сфотографировали, а на следующий день пленку проявили – чистая, блин!

– Надо было колпачок с объектива снять, – снова не удержался отец Николай, полой черной рясы вытирая вспотевшее лицо.

– Ну, знаешь! – взвился Кононыкин.

– Всяко бывает, – примирительно сказал Ворожейкин. – Вот мы во Вьетнаме. С командного пункта передают координаты низко летящей цели. Готовимся к стрельбе. Сами понимаете, "Кубов" тогда не было, но все равно поймали. Ведем... По отметке на "фантом" или Б-52 вообще не похоже, что за черт? Дали залп, тут нас, значит, и накрыло ответным огнем. Из батареи лишь я да прапорщик Петренко и уцелели. Смотрим мы с ним, а над нами не "фантом", диск парит. И огоньки у него по периметру помигивают. Тут уж ничего не скажешь, натуральнейший НЛО, как его Мен-зелл описывал... А ребят к жизни уже не вернешь. – Он погрустнел, налил себе из трехлитровой банки "томатовки", выпил залпом и торопливо закусил соленым помидорчиком. – Эти контакты нас до добра не доведут. Космос – среда агрессивная. Лучше бы человечеству с братьями по разуму вообще не сталкиваться.

– Вы что, в гуманистические идеи не верите? – вскочил с места Кононыкин. Не может высокоразвитая цивилизация быть агрессивной! Разум по своей природе добр и созидателен!

В ответ Ворожейкин многозначительно поднял на уровень груди искалеченную руку.

– Что вы мне в нос свои грабли суете? – возмутился Кононыкин, цыплячье вытягивая шею. – Вы еще хорошо отделались! Это ж додуматься надо было – ракеты по высшему разуму пускать! Они еще по совести поступили, другие бы вас вообще на молекулы расщепили!

– А где же был их гуманизм, Дима? – мягко спросил Ворожейкин. – Пожалели бы нас, глупых и отсталых. Что ж сразу расстреливать?

Отец Николай пошевелился, пригладил обеими руками короткие волосы.

– Я так понимаю, – внушительно пробасил он. – Положено тебе там, скажем, американцев сбивать? Сбивай за милую душу! А на высшее божество нечего руки свои поднимать. А если он тебя молнией за это карает, так ведь за дело же! Грешен, значит, помыслами и делами своими! А не греши! – И он пристукнул по столу, словно и был тем самым божеством, на которого по невежеству поднял руку Ворожейкин.

Все помолчали.

– И все-таки "россошинский феномен" мы до конца не понимаем, – сказал наконец Кононыкин. – Я уже скольких людей опросил, а ясности нет. Все как в тумане. Ясно одно, что-то здесь действительно происходило. И такое происходило, что переворачивает все наши представления о живых и мертвых. Вы как считаете, Никанор Гервасьевич?

Ворожейкин для солидности помолчал. Пауза она и есть пауза. Если выдержана в нужное время и в нужном объеме.

– Я бы полагал, что правильнее было назвать происшедшее не россошинским, а царицынским феноменом, – тонким своим голосом проговорил он. – По имени области, на которой феномен имел место. Ведь, в сущности, что такое Россошки? Малый населенный пункт, о! нем никто в мире не знает. Другое дело – Царицын! Этот город на Волге известен всему прогрессивному человечеству. Одна Царицынская битва прославила его на весь мир! Царицын теперь знаменит не менее, чем, скажем, Розуэлл или гора Арарат. Но в целом я с вами согласен: феномен требует комплексного изучения. Вчера я ходил к силосной яме со своим биолокатором. Так зашкаливает, что рамка едва не вырывается из рук. Чуть меньше фон на склоне Натальина холма. Я обнаружил целую кучу захоронений, причем относятся они к самым разным эпохам. Но самое интересное, бешеный фон наблюдается у здания поселковой администрации! Даже больше, чем у силосной ямы. Чем это вызвано, я пока не берусь объяснить!

– И не объяснишь никогда, – мрачно пообещал отец Николай. – Мыслимое ли дело, божественные помыслы объяснять? Ежели каждая тварь, на Земле живущая, возьмет на себя храбрость Бога разъяснять, что ж тогда содеется?

– При чем тут Бог? – возмутился Кононыкин. – Привыкли, чуть что случится, все божественными помыслами объяснять. Феномен есть, но он скорее природное явление, которое нужно правильно изучать и давать ему необходимые научные оценки. Чтобы наш православный Господь да за каких-то фашистов радел?

– Господь, он гадов не любит, – согласился отец Николай и замер с полуоткрытым от удивления ртом.. – Но если это не он, то кто же?

Ответ сам проистекал из вопроса, но Кононыкин и Ворожейкин деликатно промолчали. Лишь переглянулись меж собой со странными улыбочками, словно вот сейчас прямо на их глазах отец Николай впал в белую горячку и принялся ловить на своей рясе зеленых и веселых чертиков.

– Ладно, – мрачно сказал отец Николай, перехватив их взгляды. – Замнем для ясности. Как говорится у Исайи, "ждал правды, и вот – вопль!".

– А почему твой биолокатор в администрации зашкаливает? – удивился вдруг Кононыкин. – Ну, я понимаю, некротическое излучение там, черная биолокация, администрация-то при чем?

– Не знаю, – с сомнением пожал плечами Ворожей-кин. – Что-то там есть, конечно. Но что? После войны в том доме комендатура лагеря была. Потом поселковый Совет. Ну а когда Советскую власть разогнали, администрация поселилась. Тот же поселковый Совет, только вид сбоку.

– А я знаю, – сказал с легкой запинкой Кононыкин. Уши его побледнели, кончик носа был красным, и это значило, что Дима созрел для научных обобщений. – Там, наверное, пленных расстреливали. Я читал в газете, что где-то на Енисее райотдел милиции подмыло. А в подполе того райотдела второе кладбище обнаружилось. Тайное. И чуть ли не в два раза больше основного. Такие дела'. В "Енисейском демократе" заметка была. Поэтому и фон такой мощный.

– Горе тем, которые с раннего утра ищут ликеры и до позднего вечера разгорячают себя вином, – вдруг рассудительно сказал отец Николай. – И цитра и гусли, тимпан и свирель, и вино на пиршествах их; а на дела Господа они не взирают и о деяниях рук Его не помышляют.

– Кстати, о музыке, – оживился Кононыкин. – Я включу телевизор? Там сегодня концерт Аллы Пугачевой показывать должны. "Женщина, которая отпела".

Некоторое-ъремя все слушали певицу.

– Завтра опять замеры делать буду, – ни к кому не обращаясь, сказал Ворожейкин. – Может, центр аномалии найду.

– А я опрос населения продолжу, – выложил свои планы Кононыкин. – Мне вчера на двух классных свидетелей указали. И еще раз с Александром Овечкиным побеседовать. О деталях. Коль, а ты чего делать будешь?

Отец Николай поднял голову и солово посмотрел на Кононыкина.

? А я в Двуреченскую церковь поеду, – неожиданно ясным и трезвым басом изрек он. – Чую я, бесы здесь завелись. Изгонять будем. Совместными усилиями с отцом Серафимом возьмемся.

? Глава третья

Пока в Доме колхозника уфологи мирно рождали в спорах истину, в Россошках происходили серьезные события, еще скрытые от глаз постороннего наблюдателя, но тем не менее, несомненно, имеющие значительное влияние на еще не наступившее будущее. Так, третий сон Кутузова в деревенской избе в Филях, о котором никто не знал, кроме великого полководца, обеспечивал полную и безоговорочную победу над зарвавшимся Наполеоном. Следуя своему сну, Кутузов убедил императора допустить врага в Москву, а после печально знаменитого пожара, который выгнал не привыкших к российским морозам французов во чисто поле, преследовал их там, беспощадно расчленяя многочисленную армию захватчиков на части и громя всеми средствами, вплоть до ухватов и иной домашней утвари, коей были вооружены крестьянские отряды, объявившие французским завоевателям самочинную Отечественную войну. Аналогичную попытку ложно сдать Москву предпринимал Г. К. Жуков в годы Второй мировой войны. Но бывший тогда у власти И.В. Джугашвили, посасывая знаменитую трубку, сказал прославленному полководцу: "Иди ты на... со своими вещими снами. Можешь видеть в них все что захочешь, но Москвы я не отдам. Я тоже, брат Жюков, сны вижу. Копайте себе могилы на подступах или побеждайте!" Георгий Жуков был тогда еще молодой, и умирать ему, естественно, не хотелось, поэтому копать могилу себе не стал, а принялся побеждать фашистских фельдмаршалов и так этим увлекся, что опять-таки дошел до Берлина.

Но мы отвлеклись, ведь речь у нас с вами шла о Россошках. Так вот, в Россошках и в самом деле происходили странные события. Акушерка поселковой больницы Анна Облепихова рассказывала, что за последний месяц в Россошках родилось пятеро детей и все – девочки. Детишки рождались крупные, с рыжеватым пушком на голове, но главное – под левой ручкой у каждой выделялась большая темная родинка, словно всех малюток кто-то пометил для своих неизвестных целей. И на лик они были схожи, напоминали известного в Россошках Ивана Непомнящего. Он, сволота такая, и в самом деле был непомнящим; при виде очередной еще незнакомой ему красотки всегда забывал, с кем амуры накануне крутил. Волнений особых рождение девочек не вызвало бы, ну, может, мужики Непомнящему морду бы набили – так не в первый же раз! Но тут почтальон, как на грех, привез в Россошки выписанный учителем физкультуры Данилом Молчановым иллюстрированный журнал "НЛО". Журнал первой стала изучать жена почтальона – Аглая, которая и наткнулась на статью, где черным по белому сообщалось, что рыжие девочки с родинкой под мышкой уже стали рождаться и в городе Санктъ-Петербурге, бывшем, значит, Ленинграде, и по всему выходило, заключал журналист, что исполняется древнее пророчество. По этому пророчеству получалось, что перед концом света миром будут править рыжие дьяволицы с родинкой в соответствующих местах. Следовательно, подводил итог журнал, конец света уже близок. Аглая тут же побежала по селу, тыча журналом в нос всем своим знакомым. Сначала, конечно, шум поднялся изрядный. Некоторые требовали немедленного линчевания Ивана Непомнящего как личного представителя Антихриста в Россошках. Другие резонно возражали, ссылаясь на то, что такие девочки уже вон и в Питере рождаются, а Иван сроду дальше двуреченской развилки не ездил. Третьи осторожно говорили, что, мол, верно, так оно и есть, Иван из Россошек никуда не выезжал, но вот в прошлом году, как раз девять месяцев назад, из Питера в поселок девицы приезжали, и вообще все лето у Немецкого пруда туристки в палатках жили. А кто их знает, откуда они – может, и из этого самого Санктъ– Петербурга?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю