Текст книги "Дозоры слушают тишину"
Автор книги: Сергей Мартьянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
6
К исходу дня ничего существенного не дали ни наблюдение за морем и пляжем, ни проверка документов на дорогах. Но капитан не прекращал и этих мероприятий.
Почему вторая шляпа потеряна на том же самом месте, где и первая? Конечно, это могло быть чистой случайностью. Ну, а что, если… Ведь был же пять лет назад здесь такой случай. На берегу нашли брюки, рубашку, тапочки и полотенце. Утонул человек – и все. И, действительно, сначала все свое внимание пограничники направили в сторону моря. А потом на дне бухты нашли затопленную надувную лодку. Нарушитель высадился из нее и специально положил на берегу одежду. Пускай, дескать, ищут утопленника.
Разумеется, враг был задержан, но из-за потери времени задержан далеко в тылу и с большим трудом.
Вот почему сегодня на всех дорогах и перекрестках вокруг города стали заслоны.
Но к концу дня поиски не дали ничего нового.
Тогда Чижов вынул шляпу из сейфа и снова тщательно осмотрел ее. Может быть, удастся наткнуться на что-нибудь интересное?
Крупная желтая соломка. Черная муаровая лента с бантиком. Коричневая узкая прокладка из клеенки. На клеенке полустертое фабричное клеймо. На нем можно различить лишь несколько слов: «1-й сорт», «размер 58». В слове «размер» совершенно стерлись буквы «а» и «м», о них можно только догадываться. Поля состоят из девятнадцати рядов соломки. В двух местах соломинки порваны – сзади и спереди. Шляпа как шляпа, со своими приметами, но Чижов хорошенько запомнил их.
Он был не только офицером-пограничциком, но и филателистом, а коллекционирование марок развивает особую наблюдательность. Марки нужно не только покупать на почте, собирать у друзей и знакомых, выменивать у своего брата-филателиста, их нужно еще уметь классифицировать на серии, отличать по степени окраски, по мельчайшим деталям в изображениях, по черточкам и точечкам, которые не заметны обыкновенному смертному и многое говорят коллекционеру.
Николай Викторович Чижов был страстным филателистом. Он имел специальные каталоги и несколько десятков альбомов с двадцатью тысячами марок. Все свободное время он просиживал за наклеиванием их в альбомы, не видел в этом ничего зазорного и с улыбкой переносил ядовитые насмешки начальников, если им удавалось застать его за этим занятием.
Сидение за марками, кроме всего прочего, успокаивало нервы и помогало размышлять. Спрятав шляпу, Чижов вынул свои альбомы. За открытым окном звенели цикады, далеко внизу, во мраке, вздыхало и шевелилось море.
Вошел Зубрицкий. Весь день он провел на дорогах и перекрестках; сапоги его запылились, гимнастерка была темной от пота. Но держался он по-прежнему браво.
– Разрешите доложить, товарищ капитан?
– Что нового? – Чижов отодвинул марки.
– Ничего существенного не замечено, товарищ капитан.
– Так… – Чижов снова принялся за марки, думая о сообщении лейтенанта. Он предчувствовал, что Зубрицкий начнет сейчас спорить с ним, и это было самым неприятным.
– Разрешите быть откровенным, – продолжал Зубрицкий, распаляясь от одного вида марок, которые он презирал. – Не кажется ли вам, что мы напрасно затеяли весь этот аврал из-за какой-то шляпы. Я уверен, что завтра хозяин придет за ней, как пришел и тот Угольников за первой шляпой.
– Во-первых, не Угольников, а Наугольников, – спокойно сказал Чижов, наклеивая какую-то нарядную марку. – А во-вторых, если никто не придет?
– Значит, не очень она нужна хозяину!
Зубрицкий все еще стоял, напряженно вытянувшись, хотя давно мог бы сесть. Чижов посмотрел на него усталыми добрыми глазами.
– А вы садитесь, Станислав Борисович.
Зубрицкий присел – прямой, настороженный и непримиримый.
– Почему вы называете «авралом» самое элементарное выполнение требований пограничной инструкции?
– Инструкция – не мертвая буква, товарищ капитан. Она предусматривает действовать согласно обстановке. А тут дело не стоит и выеденного яйца!
– А не кажется ли вам, лейтенант, – возразил Чижов, – что шляпа появилась не случайно. Конечно, ее мог оставить кто-нибудь из отдыхающих. Ее мог забыть гражданин в клетчатой рубашке, которого видел дворник. Ее могло выбросить волной из моря… Но ведь могли и преднамеренно оставить, – и капитан рассказал про случай с одеждой, оставленной на берегу.
– Не знаю, – неуверенно проговорил Зубрицкий. – Не знаю… Но здесь, по-моему, другой случай.
Он уже не возражал капитану так воинственно, но и не очень-то поверил ему.
7
Наступил следующий день. Наблюдение и проверка документов по-прежнему не дали никаких результатов. Дворник больше не видел возле санатория гражданина в клетчатой рубашке. К дежурной сестре никто не обращался насчет потерянной шляпы. Никто не приходил за нею и на заставу.
Обо все этом Зубрицкий не без удовольствия доложил капитану Чижову, когда тот в десятом часу утра появился в канцелярии. Всю ночь он провел в нагромождении камней, на берегу Лягушачьей бухты. Там было самое уязвимое место на участке заставы. Туда не достигали лучи прожекторов, там легче всего высадиться незамеченным. Капитан спал мало, и сейчас у него побаливала голова.
Выслушав заместителя, он устало присел к столу. Зубрицкий тоже мало спал в эту ночь. Но он считал, что спорить с капитаном бесполезно. И, доложив обстановку, углубился в какие-то свои записи. Каждый занимался своим делом и думал об одном и том же: о соломенной шляпе. Только Чижов ломал голову над тем, как найти хозяина шляпы, а Зубрицкий недоумевал, зачем начальнику далась эта злосчастная шляпа.
Часов в одиннадцать позвонила из санатория дежурная сестра Белоусова и сообщила, что минут пять назад некий гражданин в клетчатой рубашке спрашивал у нее, не подобрали ли на пляже соломенную шляпу, которую он потерял там вчера. Нет, он не отдыхающий, но несколько раз его видели на танцплощадке с Марией Трапезниковой.
– Я же говорил, что найдется хозяин! – обрадованно воскликнул Зубрицкий, когда Чижов рассказал ему, в чем дело. – Вот увидите, мы вернем ему шляпу, и дело будет с концом.
– Не знаю, – уклончива ответил Чижов. – Посмотрим….
Он убрал со стола бумаги и достал свой альбом с марками. Похоже на то, что его заместитель может оказаться правым…
Вскоре дежурный доложил, что какой-то гражданин, просит встретиться с начальником заставы. Капитан утвердительно кивнул. Зубрицкий отложил свои записи и вытянул ноги под столом, предвкушая интересное зрелище.
Вошел гражданин в клетчатой рубашке, парусиновых китайских брюках и громко представился:
– Здравия желай! Максим Спиридонович Дегтярев. Кто из вас начальник заставы?
– Я, – сказал Чижов. – Слушаю вас.
Кажется, где-то он уже видел этого человека: то ли на пляже, то ли на набережной, то ли на почтамте.
Гражданин энергично пожал руку сначала ему, потом Зубрицкому и уселся на стул.
– Фу, жара, черт бы ее побрал! – громко проговорил он, вытер платком потное лицо, жирный затылок и шею. – Как вы только работаете в своей форме?
– Да уж так, привыкли, – ответил Чижов, мельком взглянув на пришельца и снова уткнувшись в свои марки.
Зубрицкий предпочел молчать. На вид незнакомцу было лет тридцать пять – сорок, от всей его фигуры так и веяло здоровьем, довольством и грубоватым добродушием.
– Ну-с, я вот по какому делу пришел, товарищи, – заговорил он, не обращая внимания на то, что капитан продолжал разглядывать марки. – Мне сказали, что пограничники подобрали на пляже шляпу. Так, может быть, это моя и есть?
– А вы что, потеряли шляпу? – безразличным тоном спросил Чижов.
– Вчера ночью, на пляже санатория «Абхазия», – охотно пояснил Дегтярев. – Гулял там с одной особой, знаете ли, тары-бары, растабары, ну и забыл.. А в магазинах, как на грех, шляп нет. Вы уж извините, конечно…
– Пожалуйста, пожалуйста, – вежливо проговорил Чижов. – Вы что, отдыхаете в «Абхазии»?
– Нет, я дикарь. Это та особа в «Абхазии» отдыхала, а я приехал по собственной инициативе и живу на частной квартире. Вот тут все обозначено, – и Дегтярев достал паспорт, отпускное удостоверение и протянул их начальнику заставы.
Чижов очень бегло, не проявляя особого интереса к документам, просмотрел их и вернул владельцу. Однако это не помешало ему запомнить, что Дегтярев Максим Спиридонович работает на Дальнем Севере инженером-геологом золотого прииска и что сейчас он прописан по такой-то улице и в таком-то доме.
– Что же вы отпуск свой не в санатории проводите? – поинтересовался он.
– Санатории эти мне уже в печенке застряли! Отдыхал и в Сочи, и в Гагре, а теперь вот сюда перекочевал, на вольное положение. Отпуск-то у меня целых шесть месяцев, сразу за три года.
– Трудно, наверное, приходится на «дикарских правах»?
– Пустяки! – бодро отрезал Дегтярев. – Что нужно здоровому мужику? Море, солнце, воздух, сто грамм, ну там шуры-муры, а этого тут предостаточно, – он оглушительно захохотал, довольный своей откровенностью. – Чего-чего, а баб тут, как мух, сами липнут.
Капитан Чижов даже чуть покраснел и еще ниже склонился над марками, а Зубрицкий весело улыбнулся. Ему нравился этот словоохотливый Дегтярев, и было неудобно за своего начальника с его дурацкими подозрениями.
– Ну, хорошо, хорошо, – смущенно сказал Чижов. – А кто вам сказал, что мы подобрали шляпу?
– Дежурная сестра из «Абхазии». Полчаса назад.
– А кто может подтвердить, что это именно вы позабыли шляпу?
– Как кто? – уставился на капитана Дегтярев. – А та особа, с которой я прогуливался! Мария Ивановна Трапезникова! Правда, она укатила вчера восвояси, но…
– Вот видите… Где вы купили шляпу?
– Как где? В Москве, в центральном универмаге на Красной площади.
– А как выглядит ваша шляпа?
– Ну, как выглядит… Обыкновенно. Желтая соломенная шляпа.
– А лента на ней какая?
– Черная, муаровая, с бантиком на левой стороне.
– А прокладка?
Дегтярев весело помахал пальцем:
– Думаете, не моя шляпа, товарищ капитан, Не-ет!.. Прокладка коричневая, и на ней фабричное клеймо, а на клейме можно различить только несколько слов: «1-й сорт» и «размер 58», а в слове «размер», кажется, некоторые буквы стерлись.
– У вас великолепная память, Максим Спиридонович! – восхитился Чижов.
Он впервые назвал его по имени и отчеству, и это было верным признаком того, что поверил ему.
– Эх, товарищ капитан, товарищ капитан… – укоризненно покачал головой Дегтярев. – Неужели вы думали, что я буду вас за нос водить?
Чижов снова улыбнулся:
– Извините, Максим Спиридонович, но, сами понимаете, наше дело такое… Кроме того, мне интересно было поговорить с внимательным и памятливым человеком.
Он достал шляпу, протянул Дегтяреву, и тот небрежно положил ее перед собой на стол. Да, посрамление капитана было очевидным, и поэтому Зубрицкий счел необходимым великодушно вставить свое слово в его защиту:
– Вы уж больше не задерживайтесь на берегу позже одиннадцати часов вечера.
– А что, разве нельзя? – с простодушным недоумением спросил Дегтярев.
– Нельзя.
– Ладно, учтем.
Больше он не удостоил Зубрицкого своим разговором, поднялся со стула и сказал, кивая на альбом с марками:
– Я вижу, вы любитель, товарищ капитан.
– Да так, балуюсь… – неизвестно почему смутился Чижов.
Вспомнил! Он видел этого Дегтярева не так давно на почтамте, когда спрашивал там, не поступили ли новые марки.
– Вы знаете, товарищ капитан, я сам не любитель, – оживленно заговорил Дегтярев, – и не очень разбираюсь в этом деле, но у меня есть друг на Дальнем Севере, заядлый филателист, по просьбе которого я собрал уйму всяких марок. Нет, нет, друг не обеднеет, а я рад оказать вам услугу за услугу. Если, конечно, вы не возражаете…
О нет, Чижов конечно не возражает и просит Михаила Спиридоновича в любое время прийти на заставу и принести марки.
– Жду вас в любое время, Максим Спиридонович, – повторил капитан. – Теперь вы дорогу к нам знаете.
Они очень тепло попрощались, но после этого еще никак не могли расстаться, и Чижов пошел провожать его до ворот, дружески взяв под руку. Зубрицкий простился сухо, обиженный тем, что Дегтярев не обращал на него никакого внимания.
8
Когда за Дегтяревым захлопнулась калитка, капитан Чижов позвал Зубрицкого во двор.
– Слушаю вас, – козырнул Зубрицкий, недоуменно взглянув на своего начальника: присев на корточки, тот рассматривал возле клумбы четкие отпечатки чьих-то подошв.
– Смотрите, Станислав Борисович, те же самые! – возбужденно сказал Чижов, поднимая голову.
– Какие – те же самые? – не понял Зубрицкий.
– Видите ли, я провел Дегтярева по мягкому грунту, и вот – полюбуйтесь. У этого золотоискателя и того гражданина в клетчатой рубашке, которого видел дворник, одни и те же следы. Значит, действительно, перед нами одно и то же лицо.
– А как же! – подхватил Зубрицкий, поняв, в чем дело. – В этом я и не сомневался. Что же дальше?
– А дальше следует, что птица сама прилетела в клетку. – Чижов выпрямился и отряхнул брюки.
– То есть? – сузил глаза Зубрицкий.
– Видите ли, – продолжал капитан, беря его под руку, – дело даже не в том, что я устроил тут маленькую проверку. Деле в том, как он вел себя при разговоре.
Они остановились в тени старой чинары.
– Вы слышали, как он точно назвал все приметы шляпы? – в упор спросил Чижов. – Разве вам это ни о чем не говорит?
– Говорит… – ответил Зубрицкий с легкой усмешкой. – Шляпа дождалась своего настоящего владельца.
– И только?
– Только, – спокойно подтвердил Зубрицкий.
Он смотрел на море, расстилавшееся внизу, под обрывом. Знойный день сиял и искрился в его синеватых водах.
А Чижов как-то странно улыбнулся и заговорил медленно:
– Как-то во время отпуска я с женой поехал к ее родным на Дон. В Ростове нам нужно было делать пересадку. Сдали мы вещи в камеру хранения, пошли перекусить. Я был в гражданском плаще и костюме. Зашли в одну привокзальную закусочную, сели за столик друг против друга; плащ я повесил на спинку стула. Сидим, завтракаем. Народ мимо ходит, какие-то типы шныряют. Расплатился я с официантом, обернулся, а плаща и след простыл – унесли. «Ты не видела кто?» – спросил я жену. «Если бы видела, ты бы сейчас не спрашивал об этом, – ответила она и рассмеялась: – Эх, ты, а еще пограничник!» – «А ты куда смотрела? А еще боевая подруга!» – рассердился я. Сходила жена в телефонную будку, позвонила в милицию. Через некоторое время приходит местный Шерлок Холмс, подсаживается к нам, спрашивает, как было дело. Рассказали. Посмотрел он на нас обоих, вздохнул и спросил: «Может быть, хоть приметы какие-нибудь у плаща помните?» А я никаких особых примет не помню. Цвет, размер, фасон помню, а больше ничего. Черт его знает, где у него какая пуговица пришита и где какое пятнышко сидит! Ведь не знал же я, что о них придется рассказывать работнику уголовного розыска.
Чижов замолчал и вопросительно посмотрел на Зубрицкого.
– Понимаю, – задумчиво произнес Зубрицкий. – Вы не помнили примет, а этот, Дегтярев, помнит. Ну и что же? Просто у него отличная наблюдательность и память.
– Возможно, – согласился Чижов. – А возможно, он специально запомнил все приметы.
– Как?
– А вот так… Перед тем как подбросить нам эту шляпу.
– Для чего? – изумился Зубрицкий.
– Для того, чтобы проникнуть к нам на заставу.
– Ну, знаете, товарищ капитан, – еще больше изумился Зубрицкий. – Зачем же ему приходить на заставу, самому лезть в петлю?
– Вот, вот, – с укоризной подхватил капитан. – На такие наши рассуждения он и рассчитывал.
– Но сами посудите, зачем врагу добровольно подвергать себя опасности? – горячо возразил Зубрицкий. – Что он добивается своей шляпой? Да тут все мальчишки знают, что на берегу стоит застава. Все отдыхающие видят, как по берегу ходят наряды. И вообще… – Зубрицкий замолк и махнул рукой.
– Что – вообще? Договаривайте.
Зубрицкий рассматривал двор заставы. Аккуратные цветочные клумбы. Красивые пальмы. Три солдата с полотенцами прошли к морю. За дощатым зеленым забором с рычанием пронесся по шоссе курортный автобус.
– Начистоту? – осмелился Зубрицкий.
– Да.
– Хорошо. Я служу на заставе всего лишь год. Но вы сами сказали, что последнее нарушение границы произошло здесь пять лет назад. В течение пяти лет ни одного следа, ни одной боевой тревоги, ни одного выстрела. Ничего! Случайно ли это? Нет. Не вам объяснять, что теперь другие времена. Теперь у иностранной разведки появились новые каналы, иные средства: воздушные шары, высотные самолеты, туризм и так далее. Я, конечно, понимаю, что остались и прежние методы – ползком, так сказать, на брюхе. Но где? На сухопутных участках, а здесь – не верю.
– Значит, мы напрасно стоим здесь, даром едим государственный хлеб? – тихо спросил Чижов, бледнея. – А не кажется ли вам, лейтенант, что вы не способны больше служить на этой заставе? Не написать ли вам рапорт о переводе на сухопутный участок? И вообще!.. – выкрикнул капитан сорвавшись.
– Что – вообще?
– Что вы потеряли чувство границы, вот что!
– Ну, знаете, товарищ капитан… – медленно выдавил из себя Зубрицкий и взглянул капитану в глаза: – Хорошо. Рапорт я напишу.
9
Прошло еще два дня. За Дегтяревым и его «дикой» квартирой работниками госбезопасности велось наблюдение. Ни на минуту не ослабевало наблюдение и за морем, В Лягушачьей бухте круглосуточно дежурили наряды. Каждый вечер на боевом расчете капитан, доводя обстановку, настойчиво повторял: «По имеющимся данным не исключена возможность нарушения государственной границы…»
Правда, капитан не говорил, что подозревается конкретное лицо – отдыхающий по фамилии Дегтярев Максим Спиридонович. Не знали солдаты и о том, что соответствующие органы разослали запросы на Дальний Север, в Сочи, Гагру и Куйбышев. Все эти тонкости не касались солдат.
Но по-прежнему все было спокойно. В поведении Дегтярева не отмечалось ничего подозрительного. Он жил в том самом доме, который значился в штампе прописки. Его видали то на пляже, то слоняющимся по набережной, то просиживающим часы в ресторанах. Он был общительным, веселым человеком, но за «особочками» уже не ухаживал и на берегу позже одиннадцати часов вечера не разгуливал.
В море не появлялось ни одного постороннего судна. На причалах все лодки в положенное время были на месте.
В общем, все было спокойно, и слова начальника заставы: «не исключена возможность…» встречались солдатами без особого энтузиазма. От напряженной службы они устали, осунулись, приумолкли.
Нельзя сказать, чтобы все это не действовало на капитана Чижова. Временами его охватывали сомнения: а правильно ли он поступает, может быть, лейтенант прав? Он отлично понимал, что нельзя быть твердо уверенным в своих подозрениях только на том основании, что человек точно перечислил все приметы шляпы. Но он пользовался твердо установленным правилом: лучше семь раз ошибиться, чем один раз прозевать врага. И не прекращал поисков.
К исходу второго дня пришли ответы из Сочи и Гагры: да, Дегтярев Максим Спиридонович отдыхал с такого-то по такое-то время в таких-то санаториях по путевкам Главзолото. Капитана охватило отчаяние. Черт возьми! Неужели все его усилия окажутся напрасными, не стоящими и ломаного гроша?
Но интуиция, опыт и какое-то непостижимое упрямство поддерживали в нем надежду. Кроме того, он ожидал сообщений из Куйбышева насчет Марии Трапезниковой и с Дальнего Севера – по месту работы геолога-золотоискателя.
Портила настроение и размолвка с Зубрицким. Лейтенант все-таки подал рапорт: «Прошу ходатайствовать перед командованием о переводе меня на сухопутную границу, на самый активный и трудный участок, где бы я мог полностью проявить свои способности командира».
– Вы хорошо подумали? – спросил Чижов.
– Так точно.
– Жалеть не будете?
– Никак нет.
– Так… ладно. Но до решения командования будете продолжать исполнять свои обязанности.
– Слушаюсь.
И все, больше ни слова. Он теперь ни в чем не возражал Чижову и беспрекословно выполнял все его распоряжения: проводил занятия, ходил на поверку нарядов.
Но по его отчужденности, замкнутости, по снисходительным и холодным усмешкам было видно, что он глубоко обижен на капитана и не простит ему недоверия.
10
«Откуда у него это? – размышлял Чижов, сидя за своими марками. – Ведь офицер, комсомолец. Должен бы понимать. Впрочем, понятно. Горячая голова, жаждет немедленной деятельности, а опыта почти никакого. Десятилетка, потом пограничное военное училище и вот год на этой заставе. А здесь – пляжи, загорелые девицы и какая-то злосчастная шляпа. Трудно, ой, трудно в такой обстановке постоянно поддерживать в себе чувство границы!
А что, если Зубрицкий прав?.. Нет! Врагу есть чем интересоваться на нашей заставе: численностью личного состава, вооружением, методами охраны границы, наконец, степенью нашей бдительности».
В это время дежурный и доложил, что на заставу явился «тот самый гражданин в клетчатой рубашке».
Чижов вышел встречать его.
В дальнем углу двора лейтенант Зубрицкий проводил занятия по преодолению штурмовой полосы.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – громогласно поздоровался Дегтярев и приподнял над головой шляпу. – А я не забыл своего обещания насчет марок, – и он стиснул руку Чижова своей сильной горячей ручищей.
Они все еще стояли во дворе, и Дегтярев откровенно косил глазами на пограничников, которые один за другим проползали под проволочным заграждением и пробегали по буму.
– Ловко действуют, черти! – похвалил он.
– Стараемся… – неопределенно сказал Чижов.
Они прошли в канцелярию, и Чижов стал рассматривать марки, а Дегтярев снял шляпу, положил ее на стол, развалился на стуле и придвинул к себе свежий номер журнала «Пограничник».
– Надеюсь, можно? – спросил он.
– А? – поднял голову капитан.
Дегтярев небрежно помахал перед ним журналом.
– Можно, можно, пожалуйста, – кивнул Чижов.
Он разглядывал марки, а думал о Дегтяреве. «Кто же ты на самом деле? Тот ли, за кого себя выдаешь, или опасный враг? Как проникнуть в твою душу и узнать твою тайну? Подозреваешь ли ты о моих бессонных ночах, о моих постоянных мыслях о тебе и сомнениях?»
– М-да… – пробормотал Дегтярев. – Журнальчик оригинальный. И каждому можно на него подписаться?
– Нет, только нашему брату, – ответил Чижов.
– М-да… – уважительно повторил Дегтярев и бережно положил журнал на стол. – Вы знаете, капитан, мне кажется, что между вашей и нашей работой много общего. И вы постоянно ищете, и мы ищем. Да-да! И вы следопыты, и мы следопыты. Иной раз нападаешь на признаки золотишка, на всякие там черные породы, в которых оно встречается, и копаешь, копаешь, пока не блеснет песок или самородок. Так и у вас, да? Или, может быть, я ошибаюсь?
– Вообще-то это верно, – согласился Чижов. – Только с одной оговоркой, Максим Спиридонович: вы ищете золото, а мы…
– Дерьмо! – договорил Дегтярев и оглушительно рассмеялся. – Это, пожалуй, правильно, – он побарабанил по столу пальцем. – М-да… Ну, как марки?
– Стоящие!
Марки действительно были редкие. Вот хотя бы эта – с изображением здравствующего президента Доминиканской республики Трухильо. Такая марка довольно редкий случай увековечения человека еще при его жизни. Среди филателистов она ценилась дорого.
– Кстати, как вам удалось собрать их?
– Э-э… – махнул рукой Дегтярев. – Была б голова на плечах! У отдыхающих выпрашивал, на почте покупал, у мальчишек-любителей. Значит, стоящие? – с ревнивым любопытством заключил он.
– Стоящие.
– А у меня еще есть. Если нужно вам, могу еще принести.
«Кто ты: враг или друг? И если враг, то не ищешь ли повода снова прийти на заставу? И случайно ли у тебя оказался «приятель»-филателист? Может быть, ты заранее узнал мое пристрастие к маркам и решил сыграть на нем? Если все это так, я буду вести игру до конца». И Чижов охотно разрешил ему снова прийти на заставу.
Они расстались очень довольные друг другом, причем капитан опять проводил гостя до калитки, а гость все расхваливал цветы на клумбах и чистоту во дворе и, прощаясь, еще раз напомнил, что придет завтра к одиннадцати часам, если, конечно, капитан к этому времени будет у себя.
– Буду, буду, заходите, – сказал капитан.
Вечером, на боевом расчете, он повторил слово в слово: «По имеющимся данным, не исключена возможность нарушения государственной границы…» И опять по всему побережью разошлись наряды. И опять в Лягушачьей бухте залегли пограничники. И прожектористы стали на ночную вахту.
