355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Бурин » Великие пророчества о России » Текст книги (страница 3)
Великие пророчества о России
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:38

Текст книги "Великие пророчества о России"


Автор книги: Сергей Бурин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Ксения Петербургская

Любимицей народа была и Ксения Петер – бургская… Блаженная и святая – удивительное сочетание, как кажется на первый взгляд. На Руси блаженными издавна называли юродивых. Для современного человека юродивые сродни сумасшедшим. Но это заблуждение, сложившееся, быть может, из-за того, что мало кому доводилось встречаться с ними в жизни.

Однако эти люди обладали истинной мудростью, недоступной простому человеку.

Всего в русских святцах имена около сорока юродивых. Женщин среди них почти нет! Женское юродство – это чудо из чудес, даже в сказке нет аналогии.

Ксения из Петербурга пока единственная канонизированная юродивая XVIII века.

С жизнью блаженной Ксении связано немало загадок. Достаточно сказать, что точные даты ее рождения и смерти до сих пор остаются неизвестными. Стоит ли удивляться, что многочисленные легенды, окружавшие ее жизнь, продолжали возникать и тогда, когда блаженной Ксении давно уже не было в живых? Вот одна из них, связанная с событиями мая 1945 года.

Шли бои за Прагу. В подвале одного из домов откуда ни возьмись около солдат оказалась женщина в белом платке и с посохом в руке и по-русски сказала, что они немедленно должны уйти, ибо сюда попадет снаряд и они неминуемо погибнут… Солдаты опешили и удивленно спросили: «Кто ты?» «Я Ксения блаженная, пришла спасти вас», – последовал ответ. После этих слов она вдруг исчезла. Солдаты ушли из подвала и спаслись, потому что действительно в то место угодила бомба.

Эту историю рассказала Л. Шпаковская. Спасенный солдат через сорок лет увидел телевизионную передачу о Ксении блаженной и приехал поблагодарить спасительницу на Смоленское кладбище к ее часовне.

«Во время блокады, – поведала Марфа, певчая Смоленского храма, – часовня была закрыта. Мало у кого хватало сил приходить сюда. Но память о Ксении хранили свято. К ней мысленно обращались в самые трудные минуты. Считаю, что меня она просто спасла. Было это в самый тяжелый период девятисотдневной блокады. Она явилась мне ночью в неизменном своем белом платочке, с посохом в руке. Молвила: «В следующую ночь не ночуй дома» – и исчезла так же внезапно, как и появилась.

Вечером я отправилась на ночлег к родственникам, в другой район. А мой дом фашисты в ту ночь разбомбили до основания. Даже убежище, в котором пытались укрыться люди, рухнуло под напором смертоносного огня».

Уверяют, что, даже когда часовня была закрыта, из-за ее стен слышалось церковное пение, нет-нет да и светился огонек за закрытыми дверьми. И женщину в белом платочке и с посохом, легкой поступью обходящую Смоленское кладбище, видели прихожане не раз. Являлась Ксения и в окошке часовни, нередко с Евангелием в руках. Впрочем, образ свой светлый позволяла лицезреть далеко не всем…

Основанием и оправданием величайшего подвига христианского благочестия, подвига «юродства Христа ради», послужили слова апостола Павла в первом послании к коринфянам, где апостол называл себя и других проповедников слова Божия «безумными Христа ради», которые скитаются и «доныне терпят голод и жажду, и наготу, и побои».

Именем юродивых обычно называют тех, кто не только добровольно отказывается от всех удовольствий и удобств жизни, от выгод общественного положения или звания, от кровного родства, но и внешне становится как бы безумным, не знающим приличия и стыда. Их жизнь со стороны представляется совершенно несчастной, отвратительной и страшной.

Юродивые, осеняемые благодатью свыше, всем своим существом начинают ощущать суетность и недолговечность всех земных радостей. Они перестают придавать значение любым несчастьям, горю, радости, успехам или неуспехам, своему социальному положению. Привилегия этого подвига – презрение к общественным приличиям.

Не все в этом виде подвижничества объясняется законами разума, многое может быть усвоено только верой. Человек становится ненормальным для мира, чтобы следовать иной, неведомой миру правде. Жизнь полностью меняется, все делается наперекор, шокирующе. Юродивые на деле исполняют заповедь Христа о высшем самоотвержении: «Отвергни себя и возьми крест свой». Живя в мире, они ему не принадлежат.

Юродивые выходят из среды мирской, несвященнической. На Руси этот новый чин святости появляется в начале XIV века, расцвет его падает на XVI столетие. Начиная с XVI века обличение царей и сильных мира сего становится неотъемлемой принадлежностью юродства.

Летопись свидетельствует, что псковский юродивый Никола отвратил гнев царя Иоанна Грозного, шедшего на Псков в 1570 году с войском. Ни-колка встретил Грозного с куском мяса, хотя был Великий пост. «Я христианин и не ем в пост мяса!» – сказал царь. Юродивый возразил: «Мяса-то не ешь, а кровь христианскую пьешь!»

Появление святого юродивого совпадает по времени с угасанием княжеской святости. Юродивый становится преемником святого князя в социальном служении. Юродивый – тот же Иванушка-дура-чок в русской сказке, так же как Иван-царевич – святой князь.

Вспомним эти персонажи и попытаемся разглядеть в юродстве самые важные черты подвига блаженных. Василий Блаженный, Иоанн Блаженный по прозвищу Большой Колпак, Прокопий Устюжский – первый русский юродивый, причисленный к лику святых. Кто еще? Юродивые малоизвестны своими подвигами в наше время, хотя раньше они почитались наравне со святыми.

Об огромном уважении и любви русских к юродивым еще три-четыре столетия назад писали многие иностранцы. Тогда юродивые были многочисленны, составляли особый класс людей, их почитали пророками. Лишенные простого здравого смысла, юродивые, однако, совершали гражданские подвиги любви к ближним, недоступные другим людям. Не стесняясь говорить правду в глаза, они своими непредсказуемыми поступками и оригинальными притчами то грозно обличали несправедливость, то утешали несчастных. Юродивые нередко вращались среди самых порочных членов общества с целью исправить их и спасти, многих из отверженных они возвращали на путь истины и добра. Имея дар предсказывать будущее, они своими молитвами нередко избавляли сограждан от грозивших им бедствий. При всей трудности подвиг юродства требовал от святых подвижников и высокой мудрости. Истинные юродивые, безвинно перенося множество оскорблений, скорбей и лишений, почитали себя великими грешниками, достойными всякого наказания.

Жизнеописание блаженной Ксении Петербургской, ее чудотворения и пророческие предвидения сродни путешествию в неведомую – опасную, загадочную и одновременно интереснейшую – страну, которая по прошествии времени всегда снова и снова привлекает к себе своих паломников, хотя бы в дорогих сердцу воспоминаниях и размышлениях о превратностях жизни, об удивительно устроенном мире и нашем в нем месте.

Перелистав не исчезнувшие из истории немногочисленные страницы житий русских женщин-юродивых, удивительных и странных, можно сделать вывод… Этим мужественным женским душам свойствен единый род ни на что не похожего общественного служения: утешать и исцелять тела и души всех страждущих, имея на то необыкновенные дары – прозорливость, смирение и величайшую любовь к людям.

Как уже говорилось, никто не знает не только точной даты, но даже года рождения блаженной Ксении. Сопоставив различные противоречивые свидетельства, можно сказать лишь, что родилась Ксения Григорьевна в Петербурге между 1719–1730 годами. Народная память не сохранила никаких сведений о том, кем была блаженная по происхождению, кто являлся ее родителями, где она получила воспитание и образование. Скорее всего, Ксения принадлежала к дворянскому званию, так как мужем ее был полковник Андрей Федорович Петров, служивший также придворным певчим.

Ксения Григорьевна прожила в супружестве с Андреем Федоровичем три с половиной года.

Детей они не имели. Отношения супругов были идеальными. Ксения Григорьевна очень любила своего супруга. Это было родство душ, они не могли жить друг без друга.

Андрей Федорович продолжал свою полковничью службу, пел в придворном церковном хоре, а Ксения Григорьевна заведовала хозяйством, помогала бедным, читала с мужем духовные книги и нередко совершала настоящие подвиги любви и милосердия по отношению к ближним. Жизнь их текла тихо и мирно в небольшом домике на Петербургской стороне, купленном Андреем Федоровичем на приданое своей жены.

Поскольку в дальнейшем Ксении суждено было проходить свои земные мытарства именно на Петербургской стороне, имеет смысл дать этому району столицы Петровой характеристику, чтобы понять, какого рода народ жил там в середине XVIII века.

Сразу после основания города Петербургская сторона стала лучшей его частью: здесь находился дворец Петра Великого, жили именитые люди, что видно из названий дворянских улиц. Но впоследствии дворцы начали строить на противоположной стороне, и город, торгуя с Москвой и центральными губерниями России, стал расширяться к Московской заставе.

Петербургская сторона, отрезанная от центра рекой, повернутая к северу, к бесплодным финским горам и болотам, пришла в запустение и сделалась убежищем бедноты. Какой-нибудь бедняк-чиновник, откладывая несколько рублей из своего скудного жалованья, собирал наконец маленький капиталец, покупал за бесценок кусок болота на Петербургской стороне, мало-помалу выстраивал на нем из дешевых материалов деревянный домишко и, дослужив до пенсии и седых волос, переезжал в свой дом доживать век. Так выстроилась большая часть Петербургской стороны.

Здесь жили мастера без подмастерьев и работников, горничные без барынь и барыни без горничных. Бедный чиновник-мечтатель, бросивший свой родной город и приехавший в столицу искать счастья, после того как рушилась последняя надежда, переселялся на Петербургскую сторону, которая своей заброшенностью напоминала пенаты и представляла самые дешевые комнаты.

Освистанный актер, непризнанный поэт, оскорбленная девушка убегали на Петербургскую сторону, расселялись по мезонинам и предавались сладостным фантазиям. В их компании мог оказаться и несчастный купец-банкрот. Многих обитателей Петербургской стороны можно назвать «несчастненькими».

И пейзаж был неказистый: сады без деревьев и деревья без садов; речка Карповка, в которой иногда не бывало совсем воды; улицы и переулки, постоянно покрытые глубокими лужами, в которых плавали утки…

Современным исследователям удалось точно установить, где находился дом Ксении: на углу Петровской (ныне Лахтинской) и Большого проспекта. Сейчас на этом месте разбит сквер.

История Ксении так поразила воображение современников, что породила различные легенды.

Рассказывали, что когда-то жила счастливая супружеская чета, словно сошедшая со страниц романа. Муж Андрей Федорович Петров так любил жену, что и представить себе невозможно, а жена Ксения Григорьевна так любила мужа, что и вообразить нельзя. Вдруг ни с того ни с сего муж помер, а жена съехала с ума от печали и вообразила, что она не Ксения Григорьевна, а Андрей Федорович, что Андрей Федорович не умер, а только обратился в нее, в Ксению. На свое прежнее имя она не откликалась, а когда говорили ей: «Андрей Федорович», отвечала: «Ась?» И носила вдова мужское платье. Народ сходился посмотреть на нового Андрея Федоровича, а саму улицу прозвали «Андрей-Петровой» (заметим, что извозчики не ехали туда ни весной, ни осенью, боялись грязи по колено)…

Рассказывали и по-другому… На четвертом году счастливого супружества Андрей Федорович смертельно заболел «жаром», он весь горел, видимо, это был тиф. Ксения дни и ночи проводила у постели больного, отказываясь от сна и пищи. Она совершенно себя забыла, не чувствуя утомления и не зная отдыха, но состояние мужа с каждым днем становилось хуже и хуже. Однажды ночью он потерял сознание и тихо скончался.

Но за час до смерти Андрей Федорович очнулся и в полном сознании велел позвать священника: исповедовался, причастился Святых Тайн и, подозвав жену, благословил ее. Рыдающая Ксения припала к хладеющему телу и всю ночь не могла оторваться от дорогого покойника. Всем она казалась потерявшей рассудок.

В ту ночь Ксения Григорьевна рассталась не только с мужем, но и со своей молодой привольной жизнью. Она перестала жить как жена или вдова полковника, а преобразилась в юродивую рабу Божию Ксению, которой предстояло совершить долгий, сорокапятилетний путь сурового подвижничества и скитаний. В одну ночь в душе Ксении совершился удивительный переворот.

Превращение духовное, внутреннее отразилось и на внешности Ксении Григорьевны. И на следующий день она стала неузнаваема: постарела и поседела, будто прожила пятьдесят лет.

– Нет, Андрей Федорович не умер, – сказала она окружающим. – Умерла Ксения Григорьевна, а Андрей Федорович здесь перед вами, он жив и будет жить еще долго, будет жить вечно…

На третий день, когда Андрея Федоровича повезли хоронить на кладбище, Ксения провожала его гроб в его платье. Белье, камзол, кафтан, штаны и картуз – все было мужнино. Она и походила теперь на Андрея Федоровича и стала откликаться на его имя.

– Ась, что вам? – говорила она.

Когда ее называли Ксенией, она махала руками и кричала:

– Оставьте, не троньте покойницу! Зачем вы ее тревожите? Что она вам сделала, прости, Господи?!

На похоронах Ксения уже не казалась такой убитой горем, как в первый день, хотя все признавали, что с ней произошло что-то неладное и она «на себя не походит». Ее сочли лишившейся рассудка из-за внезапной смерти любимого мужа. Ксения твердо шла за гробом, лицо ее сделалось неподвижным, появились глубокие складки на лбу и около рта (такой ее теперь пишут на иконах). Здесь же, на кладбище, она просила молиться за упокой души рабы Божией Ксении, приговаривая:

– Бедный Андрей Федорович осиротел, один остался на свете…

Особенное участие в судьбе и горе Ксении Григорьевны приняла Прасковья Ивановна Антонова, вдова унтер-офицера, снимавшая в доме Андрея Федоровича квартиру. Она была женщиной высоконравственной и искренне верующей. Антонова пробовала развлечь молодую вдову, но, как видно, та не нуждалась ни в каком людском утешении.

– Как же ты жить будешь, матушка? – спрашивала Антонова.

– Похоронила свою Ксеньюшку, теперь Андрею Федоровичу ничего не надобно. Дом я подарю тебе, Прасковьюшка, только ты бедных даром пускай, вещи сегодня же раздам все, а деньги в церковь снесу, пусть молятся об упокоении рабы Божией Ксении, – отвечала вдова.

– И полно, милая, – не уступала подруга, пытаясь образумить молодую женщину, – не дело говоришь.

– Как не дело? Что ты, Прасковья! Помогать бедным не дело? Да разве ты не жила всю жизнь для бедных?

– Помогать и ты будешь, только не след отдавать все. Как же сама-то будешь?

– Господь питает птиц небесных, а я не хуже птицы. Пусть воля Его будет…

Антонова из-за упорства молодой вдовы обратилась даже к начальству покойного А. Ф. Петрова, желая спасти имущество его от действий «безумной» Ксении. Начальство вызвало вдову к себе, но, поговорив с ней, убедилось, что Ксения совершенно здорова и потому имела право распорядиться своим имуществом по собственной воле.

На следующий день Ксения привела в исполнение свое желание. Она передала дом Антоновой, раздарила имущество, осталась только в костюме мужа, взяла его кафтан, в который могла кутаться с головой, и вышла из дому без копейки в кармане и без всяких средств существования, не имея никаких решительно планов и видов на будущее и надежд. Говорили, что Ксении исполнилось тогда двадцать шесть лет.

– Я вся тут, – говорила она, появляясь где-либо, и это была сущая правда.

Родственники мужа, естественно, были недовольны поступком молодой вдовы и жалели ее, предлагали приют и помощь. Но она отвечала:

– Мне ничего не нужно.

Она действительно ни в чем не нуждалась всю оставшуюся жизнь…

Любимым местом ее сделалась Петербургская сторона, заселенная «несчастненькими», которых она могла утешить одной фразой. Ксения часто бывала у сестер Беляевых: Евдокии Денисовны Гайдуковой (по мужу), умершей в 1827 году в возрасте девяносто одного года, и у ее родной сестры Пелагеи Денисовны, бывшей замужем за художником Николаем Гавриловичем Черепановым, состоявшим в чине надворного советника.

Вот эти-то близкие люди первыми и заметили, что «сумасшедшая» Ксения обладает даром прозорливости. С Антоновой произошел просто удивительный случай. Однажды пришла к ней Ксения (никогда не вспоминала, что раньше это был ее собственный дом) и стала укорять:

– Вот ты тут сидишь, Прасковьюшка, да чулки штопаешь, а не знаешь, что тебе Бог сына послал! Беги скорее на Смоленское кладбище! Беги, не мешкай!

Слова Ксении звучали так убедительно! Антонова, с молодых лет знавшая ее и ни разу за эти годы не слышавшая от нее ни слова лжи, поверила и на сей раз. Должно быть, случилось что-то действительно особенное, ведь Ксения ходит везде и знает все новости. Вот и ей что-то сообщает, правда весьма странное! Антонова быстро собралась и побежала на Смоленское кладбище.

На одной из улиц Васильевского острова, вблизи Смоленского кладбища, Антонова увидела толпу народа. Влекомая любопытством, она протиснулась вперед, чтобы узнать, что случилось. Оказалось, что какой-то извозчик сбил беременную женщину, которая тут же на улице разрешилась от бремени мальчиком, а сама вскоре скончалась.

Сжалившись над новорожденным, Прасковья Антонова взяла ребенка к себе. Стали выяснять, кто были его отец и мать, но, несмотря на все старания петербургской полиции и самой благодетельницы, узнать этого не удалось. Так и остался мальчик у вдовы унтер-офицера. Она дала ему прекрасное воспитание и образование. Впоследствии он стал видным чиновником и до самой смерти заботился о своей приемной матери, был для нее почтительным и горячо любящим сыном. С глубоким благоговением относился он также и к памяти рабы Божией Ксении, которая так много добра сделала его приемной матери и такое участие приняла в его судьбе, едва родившегося и уже оставшегося круглым сиротой.

К сестрам Беляевым Ксения старалась ходить в отсутствие их мужей, которые ее недолюбливали…

Однажды в обеденное время зашла блаженная к Евдокии. Обрадованная ее приходом, Гайдукова тотчас стала накрывать на стол. Усадив Ксению, стала угощать ее чем Бог послал. Обед кончился, и Евдокия принялась благодарить Ксению за ее посещение и извиняться за плохое угощение:

– Не взыщи, голубчик, Андрей Федорович, больше мне угостить тебя нечем. Сегодня ничего не готовила.

– Спасибо, матушка, спасибо за твое угощение, – отвечала Ксения. – Только зачем лука-вить-то? Ведь побоялась же ты мне дать уточки!

Сильно сконфузилась Евдокия: в печи у нее действительно была жареная утка, которую она приберегла для отсутствующего мужа. Тут же бросилась хозяйка к печке и стала вынимать утку. Но Ксения остановила ее:

– Не надо, не надо, не хочу я утки. Ведь я знаю, что ты радехонька меня всем угостить, да боишься своей кобыльей головы. Зачем же его сердить?

«Кобыльей головой» Ксения называла мужа Евдокии Гайдуковой, которого очень не любила за пьянство, грубый характер и за скверную ругань в пьяном виде.

Об этом случае вскоре стало известно. Люди пытались еще и еще раз проверить «прозорливость» блаженной именно по части съестного. Например, звали ее в гости, имея пирог с рыбой, но, когда она «прозорливо» его требовала, говорили, что нет пирогов, не пекли…

– Нет, пекли, только не хотите давать, – уличала Ксения, приводя в восторг испытующих.

Все это можно было бы назвать суеверием простодушной толпы. Настоящая слава прозорливицы ждала Ксению впереди, но она отнюдь не желала никакой славы. Как сказано в акафисте [1]1
  Акафист (греч.)– «неседален», то есть церковное чтение или пение, во время которого не полагается стоять, – в честь Господа Иисуса Христа, Божией Матери и чтимых святых или празднуемого события. В акафисте прославляется подвиг святого, раскрывается значение праздника.


[Закрыть]
святой блаженной Ксении Петербургской, она «дар прозорливости смирением крайним и подвигом молитвы стяжала».

Тот же акафист дает ответ на вопрос, почему Ксения переименовала себя в «Андрея Федорыча», объясняет, что это не «блажь» сумасшедшей. «Именем мужским назвавшись, немощи женской отрешившаяся»… Приступив к тяжелейшему подвигу юродства во Христе, Ксения сознательно отсекла от себя все слабости женской натуры, предполагая вести жизнь суровую, без снисхождения к немощам Евиного рода.

Всю свою странническую жизнь Ксения провела, не имея ни угла, ни комнаты, ни теплой одежды, ни перемены белья, не зная, что будет есть завтра. Люди мало-помалу привыкали к странностям блаженной, понемногу поняли, что она не простая побирушка-нищая. Многие стали жалеть ее, старались чем-либо помочь ей. Эта жалость особенно усилилась после того, как камзол и кафтан мужа на блаженной совершенно истлели и она стала ходить в жалких лохмотьях – и зимой, и летом. На босых ногах, распухших и красных от мороза, Ксения носила рваные башмаки. Видя едва одетую, промокшую или озябшую юродивую, многие давали ей теплую одежду, обувь, но она ни за что не соглашалась надеть на себя теплые вещи. Однажды лавочник с рынка спросил ее:

– Не позволишь ли, Андрей Федорович, подарить тебе тулупчик?

– Подари его тому, кто без него несчастен, кому он принесет радость, – отвечала Ксения.

– А какую радость я мог бы тебе сделать?

– Люби ближних своих. Когда я вижу доброго человека, я радуюсь больше всего, и нет мне другой радости!

После мужниного костюма блаженная Ксения всю свою жизнь одевалась одинаково: в толстую холщовую юбку и кофту. Цвет выбирала так: если юбка синяя, то кофта зеленая, а если юбка зеленая, то кофта обязательно синяя.

Бог наградил Ксению могучим здоровьем. Она никогда сильно не болела, а «для укрепления здравия» раз или два в месяц ходила в баню. Там она снимала верхнее платье и, оставаясь в одной рубашке, смачивала холодной водой голову и ложилась на полок. Попарившись час-два, блаженная надевала на мокрую рубашку кофту с юбкой и выходила прямо на улицу даже в тридцатиградусный мороз…

– Не проймет, – говаривала Ксения.

Ей часто стали давать милостыню. Получая медные монеты, она тут же их и расходовала, подавая нищим или покупая самое необходимое. Тратила она на себя десять – пятнадцать копеек в месяц и почти все на баню.

Ксения избежала великого соблазна, ставшего камнем преткновения для многих мнимоюродивых, которые «по копеечке» собирали великий капитал «на старость» и тем самым губили плоды всех своих подвигов. Петербургская блаженная могла скопить огромное состояние. Люди, приметив ее духовные дары, стали весьма часто давать большие суммы денег «на молитву». Но Ксения никогда не брала больше одной копейки. Одну копейку она нередко и сама просила, но две никогда не принимала, как бы ее ни упрашивали.

– Дайте мне царя на коне, – говорила она.

«Царь на коне» – это и была та самая медная старинная копейка с изображением всадника.

И удивительное дело! Не имея запасов и капиталов, блаженная Ксения всю жизнь провела в полном, с ее точки зрения, материальном достатке, потому что была всегда и всем довольна, все желания ее зависели только от ее личной воли и потому всегда удовлетворялись. В народе осталась память о том, как своими «копеечками» ей удавалось содержать несколько сот бедных семейств. Даже самая ничтожная ее помощь приносила счастье. А человек, получивший вдруг от блаженной десяток копеечек, вскорости неожиданным, таинственным образом становился богачом и в свою очередь начинал щедро жертвовать…

Большей частью Ксения бродила по Петербургской стороне в районе прихода церкви Св. Апостола Матфея. Где она проводила ночи, долгое время оставалось неизвестным. Этим заинтересовались не только жители, но и полиция, для которой неизвестность местопребывания блаженной по ночам казалась даже подозрительной. Было решено во что бы то ни стало разузнать, где ночует эта странная женщина и что она делает.

Оказалось, что, невзирая на погоду, в любое время Ксения уходила в поле и коленопреклоненно молилась до самого восхода солнца. Во время ее ночных молитв на Смоленском поле стала собираться целая толпа разного рода людей – любопытствующих, сочувствующих, уверившихся в святости блаженной. Но юродивая никого не замечала, сосредоточенно отвешивала поклоны на четыре стороны света, широко крестясь, подняв глаза к небу…

Почитатели Ксении видели и то, как она после ночной молитвы шла в огород бедного мещанина или разоренной вдовы полоть или копать. Утомившись, она тут же забывалась недолгим сном между прополотых грядок. Друзья будили ее и звали к себе, ссылаясь на холод или дождь. Но блаженная отвечала:

– Я привыкла к холоду и дождю, не могу я только привыкнуть к непогоде в сердцах людей. Если вы действительно жалеете и любите меня – не делайте никому в жизни зла. Только враги и злоба людская мучат меня, заставляют страдать. А выспаться на огороде я могу нисколько не хуже, чем на перине.

У Ксении в начале ее подвига было много недругов и просто злых людей, которые смеялись и глумились над «сумасшедшей», едва одетой и обутой женщиной, не имевшей места, где главу приклонить. Ее всегдашняя кротость как будто усиливала людскую злобу.

Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за Божию угодницу, жители Петербургской стороны наблюдали ее в страшном гневе. Уличные мальчишки, завидя юродивую, по обычаю, стали над ней смеяться, дразнить ее. Блаженная долго безропотно сносила это. Но злые дети не ограничились одними издевательствами. Они начали бросать в нее камни и грязь… Тогда, по-видимому, и у блаженной кончилось терпение. Как вихрь бросилась она за злыми мальчишками, грозя им своей палкой, которую всегда носила с собой.

Жители Петербургской стороны, увидев Ксению в страшном гневе, пришли в ужас от поступка жестоких детей, в народе уже были известны многие случаи ее прозорливого вмешательства в судьбы людей. Благочестивые горожане испугались, что юродивая покинет те места, где ее обижают. Мальчишки были пойманы и наказаны. С тех пор никто не осмеливался открыто издеваться над Ксенией.

Давно уже было замечено торговцами рынка, что, стоило блаженной утром зайти в лавку и взять пирожок или какую-нибудь безделушку, попросить «царя на коне», торговля в этот день шла очень бойко. И наоборот, если она отказывалась принять подаяние, то лучше было закрыть лавку, поскольку торговли в ближайшее время все равно не предвидится.

Как только Ксения появлялась около рынка, ее обступала толпа просителей.

– Прими, Андрей Федорович, на помин души, – предлагал ей кто-нибудь копеечку.

Но юродивая отказывалась:

– Нет, брат, ты покупателей обвешиваешь!

Другому выставляла иную причину:

– Нет, не возьму, ты, мил человек, бедных обижаешь!

Подобные нравственные уроки чувствительно били по карману торговцев рынка, и между ними установилось своеобразное соревнование в добросовестности и помощи бедным. От того и рынок был прозван Сытным.

С петербургскими извозчиками происходило то же самое, молва быстро разносила подобные истории по всему городу. Всем стало известно: к кому Ксения сядет и проедет хоть сажень, тот будет иметь удачливый день. Число извозчиков, гонявшихся за блаженной с Петербургской стороны, доходило до нескольких сот.

Разносчики пряников, булок, яблок, пирогов и прочей снеди, издали заметив Ксению, раскрывали свои лотки и с нетерпением ждали, чтобы она взяла у них хоть что-нибудь. Прохожие немедленно группировались около счастливца и раскупали в несколько минут все, что было на лотке.

Однако и с извозчиками, и с разносчиками, и вообще со встречавшимися на ее пути людьми юродивая вела себя крайне разборчиво. Она почти безошибочно угадывала «доброго малого», или «бедняка несчастного», или «обидимого правды ради» – таковым помогала. «Пропойц» не любила, обходила стороной.

Ксения предвидела то, что и в голову не могло никому прийти. Были случаи, когда она миллионерам предсказывала скорую нищету, а нищим – счастье. Так, один крупный торговец Сытного рынка С-в рассказывал, что его дед был нищим, которому Ксения блаженная дала «царя на коне» и сказала:

– Далеко на нем ускачешь!

И дед вдруг сделался богачом…

С первых же лет скитальческой жизни блаженной Ксении люди убедились в том, что она обладает редким даром. Простой народ оценивал его утилитарно. Часто ее называли сумасшедшей, которая «сгубила себя», прокаженной, предсказательницей. И точно, жизнь убеждала в том, что она обладает способностью предсказывать будущее, угадывать судьбы людей, узнавать мысли человека, с которым беседовала, влиять на будущее и жизнь тех, с кем сталкивалась.

Много праздного люда поджидало ее на улицах, желая узнать о будущих несчастьях или внезапной удаче. Но своим даром блаженная пользовалась редко и неохотно. Она не была гадалкой и прорицательницей. Пророчества она произносила только ради действительной пользы людей – по внушению от Бога, а не ради славы человеческой. Дурное она всегда предсказывала намеками, чтобы не смутить человека до помрачения рассудка. Сохранилась память о подобных случаях. Однажды блаженная Ксения встретила на улице одну женщину, свою знакомую, остановила ее и, подавая медный пятак с изображением всадника, сказала:

– Возьми пятак, тут царь на коне; потухнет…

Женщина в недоумении взяла пятак, не понимая, что бы это значило, – слова казались странными. Ксения исчезла, а женщина пошла домой. Едва она повернула на свою улицу, издалека заметила, что загорелся ее дом. Не успела она, однако, до него добежать, как пламя погасили. Вот и прояснились слова: «Возьми пятак, потухнет». Блаженная Ксения предвидела возникновение пожара и своей молитвой предотвратила распространение огня.

О жизни блаженной Ксении невозможно рассказать по порядку и обстоятельно. Многие ее духовные подвиги известны, но, надо думать, большая их часть осталась неведомой миру. В одиночестве совершала она свой жизненный путь, а он был очень длинным. Не было около нее человека, который записал бы в назидание потомству историю ее странствования. Но не столь важны для нас житейские подробности судьбы Ксении Петербургской.

Самое главное, что «несчастной сумасшедшей» удалось исправить всего за полвека нравственность огромного района северной русской столицы. Мы уже упоминали о добрых нравах ставшего с помощью Ксении Сытнымрынка. Прибавим к этому, что, по воспоминаниям современников, во время пребывания блаженной на Петербургской стороне эта часть славилась нравственностью жителей и заселялась бедняками, которым легче жилось «около Ксении». Около нее образовался целый кружок друзей, то есть последователей, старавшихся по возможности подражать святой. Было «почти сто» ближайших подруг Ксении, подобно ей посвятивших жизнь подвигам человеколюбия. Сама блаженная утерла слезы тысяч страдающих, обеспечила им нравственную поддержку, утешение, чудесным образом упрочила их материальное благосостояние.

Молва о строгой подвижнической жизни блаженной Ксении, о ее доброте, кротости, смирении, полной нестяжательности, о постоянных ночных молитвах в поле, о безупречной христианской жизни, самопожертвовании, доходящем до крайних пределов, о ее чудесном даре прозорливости широко разнеслась по всему Петербургу. Все стали смотреть на нее как на великую подвижницу, многие начали не только жалеть, но и глубоко уважать и почитать ее, умиляться истинно подвижнической жизнью.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю