Текст книги "Калейдоскоп"

Автор книги: Сергей Надымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Сергей Надымов
Калейдоскоп

1. Раньше. Калейдоскоп.

Большая часть панельной девятиэтажки с потрепанным белым фасадом исчезла, будто и не существовало ее никогда. Несмотря на объективность факта, его мозг отказывался воспринимать открывшееся взгляду. Все выглядело настолько противоестественно, что в голове за секунду возник защитный рубеж, отделяющий осознание реальности такой, какая она есть от понятия «немыслимое».

Улицу разрубило пополам лезвием невидимой гильотины. Через несколько метров от него асфальт дороги и тротуар обрывались, упираясь в высокую ярко-зеленую траву, какую можно было увидеть только в рекламных роликах дорогих телевизоров, для демонстрации их запредельных четкости и глубины цвета. Трава мягко покачивалась на ветру, весело играя лучами солнца, а кроме нее на много километров вперед не было больше ничего. За зеленой равниной, прямо от линии горизонта, вставала к небу сплошная, бесконечно высокая черная стена.

Вдруг стало очень тихо. Куда-то исчезли игравшие в палисаднике перед подъездом девятиэтажки дети. Только ярко-красный резиновый мяч сиротливо лежал возле клумбы в форме лебедя, сделанной из старой шины, окрашенной в белый цвет, который почти стерся из-за дождей и пыли. Пропали с тротуара пешеходы, спешившие по своим полуденным воскресным делам, замолкли яростно сигналившие друг другу автомобили, спешившие проехать на зеленый свет на повороте с перекрестка.

Над пустынным морем травы все так же быстро бежали с запада на восток низкие, темные кучевые облака, грозившие вот-вот разразиться дождем с грозой. Он невольно задрал голову вверх, до боли в шее, и почувствовал, как его, несмотря на тридцатиградусную жару, начинает бить озноб. Там, в вышине, встретились два неба. Одно до рези в глазах светлое, голубое и безоблачное – то, под которым стоял он, и второе, которое накрывало поле – темное, застилаемое тучами. Граница просматривалась совершенно четко, на ее краю тучи исчезали, растворяясь в голубизне без следа.

В этот момент ушла тишина, и он понял, что вокруг кричат. Кричит молодая девушка в легкомысленном желтом платье с глубоким декольте, потому что под ногами у нее лежит половина молодого человека, а ее белые босоножки стоят посреди огромной лужи крови. Так просто, половина человека, как в кино. Одна рука, одна нога, широко распахнутый, налившийся кровью глаз и все его внутренности, безумным коктейлем покинувшие тело за секунду падения.

Кричит молодая мама, заламывая руки и бессмысленно нарезая круги вокруг опустевшей детской коляски, в которой буквально только что лежал ее ребенок, и вот вдруг его не стало, как и водителя маршрутки, которая сейчас на полном ходу прошла сквозь прозрачную стену, кувыркнулась в траву и лежала на крыше, задрав к небу задние колеса. Оказалось, мир за гранью располагался немного ниже, буквально на полтора метра, и этого хватило, чтобы автобус перевернулся. Он видел руки, множество рук, взрослых и детских, прижавшихся изнутри к стеклу и извивавшихся, как полураздавленные дождевые черви, выползшие на мокрый асфальт после ливня. В автобусе тоже кричали.

И тут в его сознание вторгся новый звук. Он шел со всех сторон сразу, даже изнутри. Поселился в его ушах, костях, глазах. Хруст перемалываемого стекла. Этот звук обволок все сущее, стал его частью, взял мир в тиски и сжал, начав с натугой проворачивать. Город и траву, асфальт и небо расчертили тонкие трещины, через которые на него смотрела тьма, черная до такой густоты, что казалась осязаемой. Трещины пробежали по воздуху прямо к нему и, когда он поднял руки, и посмотрел через полупрозрачные от света пальцы на одно из солнц, рассекли и их.

Тогда он тоже закричал.

2. Сейчас. Пилигримы.

Две сгорбленные фигуры, закутанные до макушки в объемные меховые парки грубого пошива, неподвижно застыли под порывами ветра, несшего через пустынную белую равнину тонны мелкого ледяного крошева. Ноги их по самые бедра утопали в глубоких сугробах, на спинах покоились высокие походные рюкзаки с притороченными к ним по бокам продолговатыми чехлами. Следы за их спинами уже практически слизала вьюга, да и сами путники с каждой минутой все больше становились похожими на два снежных холмика, сливаясь с ландшафтом. Ветер свистел и завывал на десятки голосов, с энергичностью буйнопомешанного меняя направление каждые несколько секунд и закручивая тонущие в пурге невысокие снежные смерчи. Все в этой картине – и безмолвная неподвижность пилигримов, и нескончаемое движение мертвой, но гиперактивной природы одним своим видом могло заставить даже стороннего наблюдателя ежиться от холода.

Вьюга натужно стонала, как страдающий от затяжной болезни человек на пике боли, как попавший в капкан зверь, находящийся на самом краю решения отгрызть себе лапу. Она все никак не могла справиться со вторгнувшимися на ее исконную территорию наглецами, желая забраться под их теплую одежду, облизать тела языком из ледяных игл, собирая капельки крови из мельчайших порезов. Хотела пожрать их, скрыть в своей белой пучине навек, похоронив под тоннами снега. Но путники не двигались с места, бросая ей вызов своим бездействием, и вьюга бесилась, не в силах победить. Только изредка легкий поворот скрытой под глубоким капюшоном головы или покачивание плеч выдавали в фигурах двоих незнакомцев присутствие жизни.

В метре от них начиналось лето. Снежная тьма сменялась ярким солнечным светом жаркого июльского дня, а ледяная дюна резко оканчивалась обрывом, уходившим вниз под идеально прямым углом, и оголявшим ее многослойное нутро. Переход был таким разительным, что походил на диковинную декорацию для съемок фантастического фильма.

Местность внизу, у основания ледяного среза, не давала ни единой возможности сделать предположение о своем естественном происхождении. Ни морен, остававшихся за отступающим ледником, ни протяженных холмов, которые должны возникать параллельно направлению его движения, ни единого следа таяния и стока вод. Только невидимая граница и, примерно в десяти метрах внизу, мерно покачивающаяся под легким теплым ветерком трава. Самый обычный сорняк, и пускай, но такой свежий, манящий своей чистотой и естественностью, что в него хотелось лечь прямо сейчас. Даже не лечь, а упасть, раскинув руки и не боясь напороться на осколок стекла или выброшенный бычок. Они принадлежали другому, худшему миру, в котором такая трава просто не могла расти. И ни одно лишнее движение не нарушало ее спокойствия и идеальности.

На ту сторону с ледника не проникала ни одна снежинка. Они просто бесследно исчезали в воздухе, сталкиваясь с невидимой преградой. И, точно так же, ни одна травинка внизу, у основания обрыва, не касалась ледяной стены, как бы сильно не гнул ее ветер. Будто магнитное поле мягко отталкивало их назад за долю секунды до соприкосновения. Многие стебли травы были ровно обрезаны, какие на кончиках, а какие ровно посередине, но им это никаким образом не мешало. Ни один даже не пожух из-за этих видимых повреждений.

Местность, покрытая травой, оказалась обширной равниной с легкой холмистостью. Тут и там виднелись на ней зеленые вкрапления островков деревьев и высокого кустарника, а ближе к центру, на возвышении, просматривался пусть и относительно небольшой, но самый настоящий лес. Примерно в километре от границы ледника, долину рассекала извилистая серебристая лента реки, убегающая вдаль и скрывающаяся между холмов. Именно долину, окруженную по периметру колоритной грядой из нагромождения геометрических форм всех цветов и размеров. Это делало ее похожей на сюрреалистичный колодец, стенки которого расписал художник – авангардист после употребления психотропных веществ.

В пространстве между небом и землей тоже то и дело мелькали цветастые многогранники, висевшие в воздухе без какой-либо видимой поддержки, но от стены на глазок их насчитывалось едва ли два-три десятка, и чем дальше от границы вглубь долины, тем меньше. Вдалеке вообще виднелась буквально пара вкраплений инородной реальности, зависших на высоте над землей.

На горизонте к небесам поднималась многокилометровая чернильно-черная стена, изгибавшаяся к верхнему краю, и сейчас закрытая перистыми облаками так, что разглядеть ее вершину не представлялось возможным. Этот участок границы долины выглядел наиболее однородным. На остальной протяженности она состояла из куда более разнообразных форм с перекошенными границами, иногда глубоко вдававшимися на ее территорию подобно солнечным протуберанцам. Одни практически стелились над травой, другие взметались вверх на несколько сот метров, и все нагромождались друг на друга, как безумный конструктор. При этом ни один не врезался в долину сколь-нибудь действительно глубоко, словно неведомая сила противостояла их натиску на ее реальность. Цветовая же гамма их была настолько разнообразной, что уловить какую-то последовательность или общий мотив не представлялось возможным.

Незнакомцы, наконец, решили перестать быть частью пейзажа. От их движений в воздух взметнулись снежные наносы, которые немедленно подхватил и унес в белизну мощный порыв ветра. Теперь стало видно, что из широкого рукава на правой руке одного из путников торчал телескопический штырь, уходивший на «летнюю» сторону границы, и оканчивавшийся небольшим блестящим набалдашником, размером чуть меньше теннисного мяча. Видом он напоминал приплюснутый фасетчатый глаз стрекозы голубоватого оттенка. Державший штырь путник подтянул его к себе и с натугой сдвинул. Видимо, остававшееся на «зимней» стороне основание успело изрядно промерзнуть. Из рукава его парки вынырнула отороченная мехом варежка с отстоящим указательным пальцем, какие иногда использовали военные в странах с холодным климатом, чтобы иметь возможность нажимать на спусковой крючок, не оголяя кисти рук. Теперь стало видно, что с его стороны штырь торчал из небольшой черной коробочки, походившей на грубую модель какой-нибудь портативной приставки. На коробочке имелся ряд разноцветных кнопок и тумблеров, а также темный экран, закрытый толстым армированным стеклом, по которому струились яркие символы желтого цвета.

Оба путника склонились над прибором, стараясь не мешать друг – другу и при этом хоть немного закрыть его от снега. Выглядело все так, будто они ведут между собой безмолвный диалог, потому что оба периодически покачивали головами и жестикулировали, указывая поочередно себе за спину, на рюкзаки, и на границу долины. Даже эти действия давались им тяжело – ветер и не думал утихать, с завидным упорством снова и снова атакуя незваных гостей. Однако, они не торопились покинуть ледяное плато и спуститься в долину. Что-то останавливало путников, заставляло пристально вчитываться в показания прибора, а не кидаться сломя голову в спасительное тепло, каким бы соблазнительным оно сейчас ни казалось, особенно в сравнении с сугробом, в котором они застряли.

Через пару минут безмолвного совещания, прибор исчез в складках парки державшего его незнакомца, а его спутник отстегнул от своего рюкзака продолговатый чехол и раскрыл его. Чехол оказался оборудован какой-то системой обогрева, потому что в морозный воздух из его нутра взметнулся клуб пара, быстро слизанный прожорливой вьюгой. Незнакомец запустил в черное нутро чехла руку по самое плечо и, пошарив немного, извлек из него металлический колышек с приваренным возле плоского навершия креплением для карабина. Снял с нижней части пластиковый колпачок, обнажив заостренный конец с зазубринами, и аккуратно застегнул чехол, прицепив его обратно на рюкзак. Закончив, показал колышек напарнику и, дождавшись от него одобрительного кивка, сильно нажал на едва видимый прямоугольный выступ на шершавой поверхности, сдвинув его в сторону навершия. От этого действия колышек, оказавшийся раздвижным, начал медленно удлиняться.

Незнакомец держал выступ зажатым, пока колышек не стал метровой длины и зафиксировал его в таком положении, отпустив кнопку и повернув ее вбок под прямым углом. После этого он воткнул кол в сугроб и надавил на него, продавливая толщу снега до тех пор, пока хватало силы рук. Тогда его напарник достал из бокового отделения на своем рюкзаке увесистый молоток с короткой рукоятью и начал с силой бить по навершию колышка, загоняя его все глубже в толщу ледника. Пару раз они с напарником менялись и, наконец, результат работы их удовлетворил. Навершие колышка теперь оказалось даже ниже уровня снежного покрова, но они раскидали сугроб вокруг него и продолжали периодически отбрасывать снег, пока возились с оборудованием.

Не сговариваясь, оба незнакомца взялись за свои широкие черные пояса из грубого ребристого материала, которые оказались частью альпинистских страховочных конструкций, натянутых прямо поверх парок, и резко дернули их вверх. Теперь стало видно, что они соединены между собой блестящим тонким тросом серебристого цвета, который, судя по всему, сохранял эластичность даже на таком сильном морозе, как здесь. Показавшийся из-под сугробов участок троса длиной метров в десять уходил куда-то вглубь бурана, за спины незнакомцев. Второй конец троса скрывался в нижней части рюкзака одного из путников. Если приглядеться, то его ноша была куда менее объемной, чем у напарника. Видимо, большую часть троса путники уже израсходовали на пути к границе, а оставшаяся автоматически разматывалась по мере их продвижения, с помощью какого-то устройства, скрытого в рюкзаке.

Оба незнакомца проверили крепления на поясах и, удовлетворившись осмотром, в четыре руки завели трос в карабин на колышке. Теперь они оказались надежно закреплены и гуськом друг за другом приблизились к краю обрыва, заглянув вниз. Стоящий ближе к границе путник достал из своего чехла с инструментами альпинистское спусковое устройство и, закрепив его на тросе, осторожно опустился на колени спиной к обрыву. Проверив надежность креплений еще раз, он лег на живот и, медленно пятясь назад, сполз на срез ледника, оказавшись полностью на «летней» стороне. Замер, выжидая некоторое время, словно не верил показаниям своего прибора и ждал какого-нибудь подвоха, но секунды шли, а ничего не происходило.

Выждав в итоге с полминуты, путник отклонился назад, упираясь ступнями в толщу льда. Не скользить по отвесной стене ему помогали острые шипы на подошвах сапог. Вернее, на накладках, которые крепились к ним системой эластичных ремней. Неторопливо стравливая веревку через спусковое устройство, он начал шаг за шагом опускаться по стене. Теперь, когда он оказался на теплой стороне, с незнакомца потекли струйки воды – это таял снег, забившийся в складки одежды. Самые большие снежные хлопья успевали долететь до земли, так и не успев до конца растаять. Они мягко ложились на травяные стебли, практически тут же превращаясь в воду и сползая по ним каплями к земле. Видимо, перейдя границу вместе с путешественниками, снег с той стороны уже мог взаимодействовать с растениями на этой. Все это время напарник спускавшегося пристально наблюдал за ним с той стороны, держа руки на тросе, готовый в случае необходимости вытащить своего товарища обратно на ледник, если тот по какой-либо причине будет не в состоянии подняться сам.

Спускался незнакомец осторожно, медленно переступая по ледяной стене ногами. Несмотря на предыдущий успех, он еще не до конца поверил в отсутствие угрозы со стороны долины, и не собирался спешить. Когда до земли оставался примерно метра полтора, он поднял руку и показал своему партнеру, теперь свесившемуся с края обрыва, сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем, после чего мягко спрыгнул со стены на землю, застыв на несколько секунд. Почва под ним не провалилась, а из-под земли не полезли кровожадные твари, так что путник не стал мешкать и, отстегнувшись от троса и аккуратно уложив рюкзак на землю в паре шагов от границы, стал ловко избавляться от лишней экипировки.

Для начала, он извлек из рюкзака и развернул на траве большой мешок из какого-то очень тонкого блестящего синтетического материала мышиного цвета. В него по очереди оказались сложены перчатки, альпинистская страховка, парка, утепленные штаны и даже сапоги на меху, вместе со всем прочим снаряжением для спуска.

Под верхней одеждой на путнике оказался надет плотно облегающий тело черный эластичный комбинезон на молнии, шедшей от шлема-маски до самого паха. На уровне груди в комбинезоне виднелась небольшая плоская коробочка со скругленными углами и несколькими рядами отверстий на корпусе, через которые с легким шипением входил и выходил воздух. Между лопатками на спине путника располагалась пара съемных баллонов. На уровне глаз на закрывавшей лицо черной пластиковой маске красовалась непрозрачная широкая полоска с зеркальной поверхностью.

Продолжая действовать быстро и четко, мужчина (а теперь это можно было сказать точно) достал из рюкзака и пристегнул на пояс черную твердую кобуру с коротким, но массивным на вид пистолетом с рифленой рукояткой, из которой торчала удлиненная обойма. На другом бедре он закрепил объемный подсумок с несколькими отделениями, в который отправил шесть таких же полностью снаряженных запасных обойм.

К моменту, когда его спутник тоже оказался на земле, первопроходец уже снова раскрыл рюкзак, и теперь вынимал из него один за другим контейнеры с прозрачными стенками и герметичными крышками на защелках, вроде ящиков для инструментов из хозяйственных магазинов, только куда более продвинутых. Внутри них виднелись проложенные пластиковыми разделителями и пенистым уплотнителем детали неведомых механизмов.

Незнакомец разложил контейнеры в порядке, понятном ему одному, и начал открывать их, вынимая различные запчасти, и складывая их на заранее расстеленный на земле кусок брезента. Когда все нужные детали оказались, наконец, извлечены, настала очередь сборки. На относительно ровный участок земли он установил и соединил между собой четыре прочных и надежных на вид распорки, на которые водрузил четырехугольное плоское основание, закрепив его несколькими болтами, уже на нем начав конструировать прибор неизвестного назначения.

Второй путник тем временем тоже разделся до комбинезона. Это оказался еще один мужчина, но более высокий и мускулистый. Порывистость и легкость его движений говорила о более юном возрасте, нежели у его напарника. Он оказался вооружен таким же пистолетом, только, кроме прочего, прицепил к поясу несколько черных шаров размером примерно с кулак. Поверхность их рассекали на прямоугольные ячейки глубокие борозды.

Сопровождавший все их действия едва слышимый бубнеж и слегка раздувающиеся на уровне ртов маски незнакомцев наконец-то объяснили, как они общались между собой: по встроенным прямо в костюмы рациям. Через несколько минут сборки мужчина постарше сделал шаг назад и, удовлетворенно уперев кулаки в бока, осмотрел результат проделанной им работы.

На четырех утопленных в грунт на несколько сантиметров ножках теперь покоился прямоугольный блок чего-то, походившего внешним видом на походную лабораторию. Сбоку к ее корпусу крепился небольшой локатор, тарелка которого сейчас медленно вращалась. Питание шло от аккумулятора на задней стенке и от солнечной батареи, занимавшей всю остальную незадействованную поверхность прибора. Локатор был развернут вверх на специальных выдвижных полозьях, чтобы не задевать при вращении корпус. Под прозрачным колпаком в центре блока покоился компактный аналог медицинской центрифуги с многочисленными глубокими пазами для колб с образцами. Сами колбы обнаружились в выдававшемся из корпуса лаборатории прозрачном коробе с крышкой на пружинах. Рядом с ним располагался небольшой монитор, защищенный армированным стеклом.

Мужчина помоложе удовлетворенно покивал, оглядев работу товарища и, в свою очередь, взялся за рюкзак. Его напарник в это время достал массивный бинокль, отстегнул с его окуляров защитные колпачки, и начал пристально оглядывать окрестности, периодически задерживая взгляд на заинтересовавших его ориентирах.

Солнце в долине светило ярко, на голубом небе виднелось буквально несколько клочков перистых облаков. Складывалось такое ощущение, что здесь застыл во времени идеальный летний день. Жаркий, но не палящий, в меру ветреный, в меру солнечный. Трава была приятно зеленой, небо голубым, а изогнутая лента реки так и манила к себе, уговаривая скинуть комбинезон, и поскорее ощутить, насколько, в свою очередь, приятна местная вода.

Наверное, именно эта общая умеренность и благостность окружения останавливала путников от поспешных действий. Все здесь выглядело и ощущалось слишком правильно, слишком хорошо и красиво, будто вышло из рекламного ролика про идеальный пикник на природе с очередным невероятно полезным и крайне питательным йогуртом для образцово белозубой семьи. Казалось, что сейчас кто-то из-за кадра крикнет «Снято!», и на съемочную площадку тут же выскочит десятка два дюжих техников, чтобы разобрать отработавшие свое декорации, готовя площадку для следующих съемок.

Однако, время шло, а долина пока не подбросила вторгшимся в ее летнее совершенство пришельцам ни одной даже самой мелкой пакости. Минут через пятнадцать незнакомца с биноклем похлопали по плечу, прервав его созерцательный процесс на моменте разглядывания холмистой гряды, которая перекрывала линию горизонта ближе к середине долины. Обернувшись, он увидел результат трудов своего младшего товарища.

На брезентовой подложке, придавленной по краям металлическими грузиками, теперь лежало шесть небольших квадрокоптеров из прозрачного пластика. Если присмотреться, на их корпусах удалось бы разглядеть лазерную гравировку в виде замысловатых символов. В руках младший держал пульт управления с экраном, изображение на котором разделялось на шесть секторов, по числу дронов. Несколько щелчков по экрану, и маленькие лопасти пропеллеров пришли в движение, зашуршав гонимым ими воздухом. Дроны практически синхронно поднялись в воздух, начав подлетать к полевой лаборатории. Один за другим они пристыковывались к прозрачной коробочке, загружались пустыми колбами и, зарядившись под завязку, набирали высоту, разлетаясь в стороны, прочь от ледяной стены вглубь долины.

Последний из дронов улетел. Мужчины, переглянувшись, уселись на брезент, застыв в ожидании. Вокруг царило умиротворение: в траве стрекотали кузнечики, из ближайшей рощицы доносилось пение птиц. Даже ветер затих, и теперь ничто не нарушало спокойствие этого дня. Воздух вокруг них рябил от жары, солнце нещадно палило, и мужчины то и дело неуютно поводили плечами и терли лица через защитные маски. В костюмах наверняка стояла жуткая духота, но они терпеливо ждали, и не спешили избавляться от них, несмотря на явные мучения.

Шли минуты, путники продолжали неторопливо вертеть головами, осматривая местные красоты, и вдруг старший из них оживленно зажестикулировал, указывая на небо. По всей видимости, его внимание привлекло что-то, происходившее с местным светилом. Его напарник встрепенулся и отрицательно затряс головой, будто не веря в то, что ему пытаются доказать, но в итоге не стал дальше спорить и достал из рюкзака тот прибор, которым они воспользовались перед переходом границы.

Продолжая недоверчиво покачивать головой, он пощелкал тумблерами, вызывая изображение и запуская прибор, вчитался в строчки данных и застыл, тупо уставившись на экран. Потом медленно поднял голову, и протянул прибор напарнику. Тот немедленно цепко схватил его, в свою очередь вчитываясь в информацию на экране, и победно вскинул руку с прибором к небу. Все это время они продолжали переговариваться между собой, но слов по-прежнему было не разобрать из-за плотного материала защитных масок. Старший достал из бокового кармана рюкзака небольшой планшет черного цвета, но не успел с ним ничего сделать – со стороны долины начали один за другим возвращаться дроны. Они подлетали к полевой лаборатории и через специальное отверстие «заряжали» в центрифугу колбы с образцами воды, почвы, растений и даже пойманных насекомых.

Заполнившись, центрифуга начала медленно вращаться, раскручиваясь все быстрее, пока не вышла на запрограммированную скорость. По экрану на ее корпусе поползли первые строки данных – такие же непонятные символы, какие и на корпусах дронов. Мужчины снова оживились и начали следить за этими показаниями, присев перед прибором на корточках. Периодически они многозначительно переглядывались и постукивали пальцем по той или иной строке. Однако, через минут десять им это наскучило, и оба вернулись к созерцанию местности, передавая друг другу один на двоих бинокль.

Во всех движениях незнакомцев сквозило возбуждение. Что-то в пейзаже и в уже просмотренных данных будоражило их до дрожи. Они то и дело подходили к центрифуге, как будто неустанное внимание к ней могло каким-то образом повлиять на скорость обработки данных, а приблизившись в очередной раз, начинали нервно нарезать круги вокруг нее, стараясь отвлечься на разглядывание границы или долины, что не сильно помогало унять возбуждение.

Наконец, примерно полчаса спустя, центрифуга начала замедляться. Мужчины подбежали к ней, чуть не столкнувшись друг с другом, и неподвижно застыли, ожидая итоговых данных. Что-то в приборе истошно пискнуло, вращение прекратилось, и на экране появилась таблица с кучей ячеек, заполненных ровными рядами символов. Мужчине постарше хватило буквально минуты ее изучения, по окончании которой он решительно поднял руки и, пошарив пальцами под подбородком, медленно стянул с головы шлем. Под ним все это время скрывалось изрезанное глубокими морщинами лицо, обрамленное седыми бакенбардами и увенчанное непослушным ершиком таких же белых волос. Прищуренные карие глаза его просто светились от счастья, и обаятельная, задорная улыбка играла на тонких бледных губах, делая красивым даже длинный кривой шрам лилового цвета, который спускался наискосок через все лицо от правого виска через нос к подбородку, частично скрываясь в отросшей щетине.

Он всплеснул руками, уронил шлем в траву и схватил своего напарника за плечи, начав энергично трясти, что-то восторженно выкрикивая и периодически поворачиваясь к стене льда за их спиной, грозя ей сжатым кулаком. Его напарник некоторое время вяло отмахивался, пытаясь дочитать таблицу, но в итоге поддался заразительному энтузиазму старика и, увернувшись от очередной порции объятий, тоже стащил с головы шлем. С вихрастой такой белобрысой головы истинного арийца. Как и следовало ожидать, он оказался куда моложе своего спутника и более походил на бравого первооткрывателя. Мощная шея, волевой подбородок, белозубая улыбка и голубые глаза. Комплект героического пионера космонавта с обложек фантастических романов шестидесятых годов. Для полноты картины не хватало красного марсианского пейзажа на заднем фоне, развевающегося флага в руке и обнаженной красотки в кольчужном бикини с неимоверно огромным бюстом, томно разлегшейся на камнях у его ног и прижавшейся щекой к мужественному бедру спасителя галактики.

Однако, за неимением обязательной атрибутики, приходилось обходиться энтузиазмом и духом открытия. Мужчины начали оживленно переговариваться. Теперь, присмотревшись получше, стало заметно, как же они на самом деле устали. Глаза и щеки их глубоко запали, волосы спутались и засалились, кожа была грязной и бледной. Даже улыбки давались им нелегко. Яростное напряжение сил, минуты ожидания и радостное потрясение окончательно вымотали путников. Кожу обоих покрывали крупные бисеринки пота, то и дело сливавшиеся в ручейки, оставлявшие светлые борозды на грязи.

В один момент старик вдруг покачнулся и закрыл глаза рукой, начав оседать на землю. Блондин аккуратно подхватил его под руки и усадил на траву, опустившись перед другом на колени и что-то негромко спрашивая. Седой в ответ только махнул рукой и отрицательно покачав головой прикрыл глаза, расслабившись и пытаясь прийти в себя. Блондин все это время терпеливо ждал, усевшись перед ним и поджав ноги под себя, с любопытством поглядывая по сторонам.

Наконец, старик открыл глаза и удовлетворенно хмыкнув, потряс головой. Он поднял лицо, глядя на границу ледника и вдруг, совершенно по-мальчишески, резко вскинув руку, показал ему оттопыренный мизинец, радостно при этом усмехнувшись. Блондин одобрительно рассмеялся и похлопал товарища по плечу, с удовольствием повторив его жест и добавив отрывистую фразу на своем странном языке, причем отчего-то казалось, что это что-то непечатное.

Отсмеявшись, старик с важным видом воздел к небу теперь уже указательный палец и, расстегнув свободной рукой ворот своего комбинезона, извлек из-под него небольшой каплевидный кулон на цепочке, отлитый из серебристого материала и лишенный каких-либо надписей или гравировки. Старик крепко сжал его в руке и выжидающе посмотрел на своего спутника. Тот, словно спохватившись, повторил действия напарника, торопливо извлек из-под комбинезона такой же кулон и, в свою очередь, сжал его в увесистом кулаке.

Оба мужчины, несмотря на усталость, нашли силы встать на колени лицом к лицу и, глядя друг другу в глаза, начали что-то с чувством декламировать. Старик точно являлся в этом дуэте ведущим – его речь звучала стройней и чувственнее, лицо сияло торжеством и блаженством, а блондин, с благоговением смотря на него, откликался на каждое слово как скромное, но очень прилежное эхо. Их речь звучала все громче, все яростней, пока на пике ее старик не замолчал, резко вскинув обе руки к небу, выпустив при этом кулон, упавший на его грудь и торжествующе не посмотрел на своего молодого спутника, который наблюдал за ним с неприкрытым обожанием во взгляде. Воцарилась тишина, прерываемая лишь стрекотанием сверчков и тяжелым дыханием двоих мужчин.

В эту секунду лицо старика исчезло. На его месте образовалась уродливая воронка, в которую легко вошел бы кулак. Как в кошмарном, но крайне реалистичном сне, отчетливо виднелись осколки черепа, торчавшие из розово-красного месива, обрамленного лохмотьями кожи. Нижняя челюсть как разбитая крепостная стена топорщилась раздробленными зубами и отвисала все ниже, потеряв поддержку сухожилий, пока не отвалилась и не упала в траву.

Блондин не сразу понял, что случилось. Он медленно поднял руку к своему лицу, и провел по нему сверху вниз, размазывая чужую кровь вперемешку с частичками костей, мозга и глаз. В эту же секунду тело старика, конвульсивно подергиваясь, рухнуло в траву. Парень открыл рот, пытаясь закричать, но от шока никак не мог набрать воздуха. Вопль рвался из его ходящей ходуном груди, но в итоге вместо него вышло какое-то жалкое сдавленное хрипение, сквозь которое пробивался тонкий, нечеловеческий писк.