Текст книги "Учебная книга по Русской истории"

Автор книги: Сергей Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Государь велел собрать знатнейших купцов московских и спросить их: «Если дать английским купцам дорогу в Персию, то не будет ли от этого вам убытка?»

Почти все отвечали, что им будет убыток, англичане отобьют у них всю торговлю, потому что им нельзя соперничать с богатыми англичанами, но если англичане будут платить большие пошлины или разом дадут большие деньги в казну, оскудевшую от войны, то им, купцам, для блага государственного на время и потерпеть можно. Но как скоро бояре намекнули Мерику о пошлинах, то он сейчас же и прекратил дело, ибо англичанам хотелось беспошлинной торговли через Россию с Персиею.

Отделались от англичан; явились французы с теми же требованиями. Еще в 1615 году царь отправил во Францию своего посланника с объявлением о своем восшествии на престол и просьбою о помощи против поляков и шведов.

Король Людовик ХIII отпустил посланника ни с чем, но осенью 1629 года приехал в Москву в первый раз французский посол де Ге Курменен с предложением союза и с просьбою о дозволении французским купцам ездить в Персию чрез Московское государство. «Царское величество,– говорил Курменен,– начальник над восточною страною и над греческою верою, а Людовик, король французский, начальник в южной стране, и когда царь будет с королем в дружбе и союзе, то у царских недругов много силы убудет; император немецкий с польским королем заодно – так царю надобно быть заодно с королем французским. Король французский и царское величество везде славны, других таких великих и сильных государей нет, подданные их во всем им послушны, не так как англичане и брабантцы; что хотят, «то и делают, что есть дешевых товаров скупят в испанской земле да и продают русским дорогой ценой, а французы будут продавать все дешево».

Несмотря, однако, на эти обещания, бояре отказали послу в персидской торговле, говоря, что французы могут покупать персидские товары у русских купцов.

Такой же отказ получили голландские и датские послы.

9. Вторая польская война. Но главное внимание московского двора было обращено на отношения польские. На Деулинское перемирие согласились в Москве, не имея средств с успехом вести войну, желая отдохнуть хотя немного, собраться с силами и освободить отца государева из заточения, но долго оставаться в том положении, в какое царь Михаил был поставлен Деулинским перемирием, было нельзя: Владислав не отказался от прав своих на московский престол, польское правительство не признало Михаила царем, не хотело сноситься с ним, называть его в грамотах – и это при беспрерывных сношениях двух соседних государств!

Русские никак не могли войти в подобные отношения, требовали, чтоб начальники литовских пограничных городов называли в своих грамотах великого государя Михаила Феодоро-вича; те отказывались, но одного отказа было мало: некоторые из них осмеливались называть Михаила уничижительным полуименем, порочить его избрание, грозили самозванцем. При таких оскорблениях в Москве ждали только удобного случая к разрыву.

Когда в 1621 году приехал в Москву турецкий посланник грек Фома Кантакузин с предложением от султана Османа воевать вместе Польшу, то Филарет Никитич отвечал ему: «Перемирие с польским королем сын мой велел заключить только для меня; неправды поляков и московского разоренья забыть нам нельзя; мы того только и смотрим, чтоб в чем-нибудь польский король мир нарушил: тогда сын мой пошлет на него рать». Действительно, государи созвали собор из духовенства, бояр и всяких чинов людей, говорили о неправдах искони вечного врага Московскому государству, Сигизмунда короля, и о том, что теперь самое благоприятное время к войне с ним, потому что турки и шведы предлагают союз свой. Собор бил челом государям, чтоб они за святые Божий церкви, за свою государскую честь и за свое государство против недруга своего стояли крепко, а они, бояре и служилые люди, рады биться: торговые же люди рады давать деньги.

Вследствие этого решения уже начали собирать войско, как пришла весть, что предприятие султана Османа против Польши кончилось неудачно, почему и в Москве отложили войну, но не переставали готовиться к ней. Видели несостоятельность русского войска и положили нанять иноземцев, более искусных; мало того, сделали шаг решительный, чего при прежних государях не бывало: велели русских ратных людей учить иноземному строю, послали за границу покупать оружие, приговаривать людей, умеющих обходиться с пушками, лить ядра.

В апреле 1632 года умер в Польше король Сигизмунд, наступило междуцарствие, избирательный сейм; в Москве хотели воспользоваться этим, двинуть немедленно же воевод, давно уже готовых, но вот один из этих воевод, боярин князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский, бьет челом на другого, на боярина князя Бориса Михайловича Лыкова: «Князь Борис Михайлович со мной в товарищах быть не хочет, говорит, будто мной люди владеют и обычай у меня тяжел и что он передо мною стар, служит государю сорок лет, лет с тридцать ходит сам по себе, а не в товарищах». Государи приказали Лыкову заплатить Черкасскому бесчестье 1200 рублей, но в поход этих воевод не послали, послали славного защитой Смоленска боярина Михаила Борисовича Шеина и Артемья Измайлова с 32 000 войска и 158 пушками, с приказанием идти под Смоленск; другие воеводы выступили из разных других городов.

Война началась счастливо: 23 города сдались русским воеводам. Шеин с Измайловым осадили Смоленск, который отбивался 8 месяцев и готов был уже сдаться по недостатку припасов, как получил помощь: в эти 8 месяцев дела в Польше устроились, в короли был избран сын умершего Сигизмунда, Владислав, первым делом которого было идти на помощь Смоленску с 23 000 войска. В то же время крымцы, подущенные поляками, опустошали московскую украйну; тогда многие ратные люди, бывшие в войске Шеина, услыхав, что татары воюют их поместья и вотчины, разъехались из-под Смоленска.

25 августа 1633 года король Владислав пришел под этот город, сбил русских с выгодного положения их и отрезал Шеину московскую дорогу. С конца октября русские начали терпеть недостаток в съестных припасах; в стане у них господствовали смута и беспорядок: иноземный полковник Лесли в глазах Шеина застрелил другого иноземного полковника, Сандерсона, и остался безнаказанным. Наконец в январе 1634 года Шеин, угнетаемый голодом, холодом и сильной смертностью в полках, вошел в сношения с королем и согласился отступить от Смоленска, оставив весь обоз и артиллерию во власти поляков; 19 февраля русские выступили из обоза своего с унизительною церемониею: должны были преклонять знамена перед королем.

Жестокая участь ждала Шеина и товарищей его в Москве: Филарета Никитича уже не было в живых (он умер 1 октября 1633 года); бояре получили опять большую силу, а бояре были жестоко оскорблены Шейным, который, прощаясь с государем при отправлении в поход под Смоленск, хвастался своими заслугами и говорил, что в то время, как он служил, Другие бояре за печью сидели.

Теперь припомнили это оскорбление и осудили Шеина на смерть, приписавши смоленское несчастье его измене. Отрубили голову и второму воеводе, Измайлову, также сыну его; других воевод сослали в Сибирь.

Выпустивши Шеина из-под Смоленска, король двинулся к Белой, надеясь легко взять этот город, но вышло иначе. Надменные смоленским успехом, поляки отложили всякую осторожность; этим воспользовались русские и сделали удачную вылазку, в которой погибло много поляков, терпевших, с другой стороны, от голода и болезней, а между тем приходили вести, что турецкое войско приближается к границам Польши. В таких обстоятельствах королю нужно было как можно скорее заключить мир с Москвою, мир вечный, который бы упрочил за Литвою приобретения Сигизмундовы. Польские паны первые прислали к боярам; предложение было принято очень охотно, и назначен съезд полномочным на реке Поляновке, там же, где был прежде съезд для размена пленных, и здесь 17 мая 1634 года заключен был вечный мир: русские уступили все города, отданные в Деулине, кроме Серпейска, кроме того заплатили 20 000 рублей; за это Владислав отказался от всех прав своих на московский престол и согласился признать за московскими государями царский титул. В начале 1635 года для закрепления мира присягою королевскою отправился в Польшу великий посол князь Львов-Ярославский, которому удалось уговорить поляков отпустить в Москву тела бывшего царя Василия Ивановича Шуйского, брата его Димитрия и жены последнего. Тело царя Василия с торжеством было принесено в Москву и погребено в Архангельском соборе.

10. Взятие Азова казаками. После второй польской войны не было больше войны в царствование Михаила, ибо разрыва с Турциею постарались избежать. С этою державою происходили постоянные сношения, во время которых московские послы должны были терпеть неприятности за то, что донские казаки не переставали нападать на турецкие владения и громить турецкие корабли.

В 1637 году казаки задумали взять Азов, важную турецкую крепость при устье Дона, с жителями которой у них были беспрестанные войны. Взявши с собой 1000 человек запорожских казаков, донцы 21 апреля выступили к Азову в числе 4400 человек. В это время проезжал через их землю в Москву турецкий посланник грек Кантакузин, они его остановили и, заподозрив в сношениях с азовцами, убили.

18 июня Азов был занят казаками; истребив всех жителей, кроме греков, освободив пленных христиан, завоеватели засели в городе и послали весть в Москву о своей победе. Царь отвечал: «Вы сделали дурно, что турецкого посла побили самовольством: нигде не ведется, чтоб послов побивать, и Азов взяли вы без нашего царского повеления». К султану царь писал: «Казаки Азов взяли воровством, они издавна воры, беглые холопи и нашего царского приказанья ни в чем не слушают; вам бы, брату нашему, на нас не досадовать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановьш величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим».

Но ссоры с турками трудно было избежать: осенью крымцы опустошили московскую украйну, и хан писал в Москву, что нападение сделано по приказу султана за взятие Азова казаками. Персидская война и смерть султана Мурада долго не позволяли туркам действовать против казаков; только в мае 1641 года султан Ибрагим 1-й двинул под Азов 200 000 войска, но казаки с отчаянным мужеством отразили 24 приступа и принудили турок снять осаду.

Казаки прислали весть о своем торжестве и вместе о жалком положении.

«Мы наги, босы и голодны,– писали они,– запасов, пороху и свинцу нет, от этого многие казаки хотят идти врознь, а многие переранены». Они просили, чтоб государь принял от них Азов. 3 января 1642 года Михаил созвал собор изо всяких чинов людей и велел спросить выборных: «Государю с турецким царем за Азов разрывать ли и Азов у донских казаков принимать ли? Если принимать и войну с турками начинать, то ратных людей понадобится много, хлебных, пушечных и всяких запасов надобно будет не на один год: так где взять столько денег?»

Духовенство отвечало, что оно радо войску помогать деньгами, сколько силы станет. Дворяне и дети боярские отвечали, что они служить рады, что Азов надобно принять, для сбора денег пусть государь укажет выбрать из всяких чинов людей добрых человека по два и по три и сделать при сборе денег разницу между богатыми и бедными; если же вдруг понадобятся деньги, то взять патриаршую казну, у архиереев и в монастырях – домовую казну; с купцов и черных людей, с их торгов, промыслов и прожитков взять денег в казну, сколько государю Бог известит, пусть государь велит приказных своих людей счесть по приходным книгам, чтоб государева казна без ведома не терялась; при этом дворяне и дети боярские, указывая на свою бедность, говорили, что дьяки и подьячие, получая денежное жалованье, имея поместья и вотчины, обогатевши от взяток, покупили много вотчин и построили себе дома каменные такие, каких прежде и у великородных людей не бывало; наконец, дворяне и дети боярские жаловались, что пуще турецких и крымских бусурман разорены они московскими несправедливыми судами. Купцы сказали, что они разорились от служб, от последней польской войны, когда с них брали много денег, от иноземцев, немцев и персиан, которые отняли у них торги, и от воевод, которые их грабят; в заключенне купцы сказали, что рады служить своими головами, за Царское здоровье и за православную веру помереть.

Но войны не начали: купцы ясно указывали на свое разоренье; служилые люди, указывая на свою бедность, для сбора денег предлагали такие средства, которые трудно было привести в исполнение, а война предстояла опасная и продолжительная; наконец, посланные осматривать Азов донесли, что город этот разбит и защищать его нельзя. Тогда государь послал казакам грамоту с приказанием покинуть Азов; казаки вышли из города, но прежде не оставили в нем камня на камне.

11. Королевич Вольдемар. В последнее время жизни внимание царя Михаила особенно занимали два тяжелых дела по отношению к Дании и Польше.

В 1642 году государь отправил в Данию посла Проестева предложить королю Христиану IV прислать сына своего Вальдемара в Москву для женитьбы на старшей дочери царской Ирине Михайловне. Предложение не было принято, ибо посол объявил, что Вальдемар должен принять православную веру. Несмотря на то, в конце года государь отправил опять в Данию немецкого купца, поселившегося в России, Петра Марселиса с тем же поручением уладить дело о сватовстве.

Марселис исполнил поручение: заключен был договор, в котором было сказано, что королевичу в вере неволи не будет и церковь ему будет поставлена по его закону.

В начале 1644 года Вальдемар приехал в Москву, был принят очень радушно, но когда приступили к делу, то необходимым условием брака для него поставили принятие православия; Вальдемар никак не хотел согласиться на это условие, требовал отпуска и, видя, что его намеренно задерживают, покушался тайно уйти из Москвы, причем дело не обошлось без кровопролития.

12. Самозванец Луба. В то самое время, когда в Москве не знали, как быть с Вальдемаром, шли неприятные переговоры с Польшею. После Поляновского мира Михаил отправлял послов к королю Владиславу с постоянными жалобами на то, что польские паны и пограничные державцы пишут титул царский с ошибками; поляки считали это дело неважным, но русские утверждали, что для них это дело главное – оберегать честь государеву, и требовали жестокого наказания виновным, поляки отговаривались, и неудовольствие росло. С своей стороны поляки жаловались, что восставшие против них казаки малороссийские находят убежище в московских владениях.

Наконец в 1643 году отправился в Польшу посол князь Львов с важной жалобою, что поляки укрывают у себя самозванца, который называет себя царевичем Иваном Димитриевичем, сыном тушинского царя от Марины. Открылось, что шляхтич польский Димитрий Луба вместе с маленьким сыном пошел в Москву при войске в смутное время и был там убит; сироту взял другой шляхтич, Белинский, и привез в Польшу, выдавая за сына Лжедимитрия и Марины, которого будто бы сама мать отдала ему, Белинскому, на сохранение. Когда мальчик вырос, то Белинский объявил об нем на сейме; Лубу отдали на сбережение Льву Сапеге, назначили ему содержание, отдали в русский монастырь учиться; но когда заключен был вечный мир с Москвою, то об нем забыли как о человеке вовсе не нужном, и несчастный молодой человек, которого величали московским царевичем, должен был снискивать себе пропитание службой у частных лиц, и тут еще титул царевича накликал на него страшную беду.

Князь Львов потребовал его выдачи. Польское правительство не соглашалось выдать на явную смерть человека вовсе невинного, паны уверяли посла, что Луба безвреден, немедленно же вступит в духовное звание; Львов отвечал, что и Гришка Отрепьев был пострижен, однако это не помешало ему смутить Московское государство. Наконец король Владислав отправил Лубу с послом своим Стемиковским в Москву и в грамоте своей просил царя отпустить несчастного и ничем невинного шляхтича опять в Польшу, но царь не соглашался, и дело затянулось до самой смерти государя, которая последовала 12 июля 1645 года.

Михаил оставил после себя шестнадцатилетнего сына Алексея Михайловича и трех дочерей.

13. Деятельность Михаила и Филарета для восстановления опустошенного государства. Царь Михаил вступил на престол, когда Московское государство находилось в самом печальном состоянии. Для освобождения государства от врагов внутренних и внешних нужно было войско, для содержания войска нужны были деньги, а казна была расхищена; надобно было наполнять казну податями с городского и сельского народонаселения, но города и села были разорены; жители разбежались: из городов многие посадские люди, чтоб податей никаких не платить, переехали в Москву и в другие города и жили здесь у родни и друзей, из других городов посадские люди присылали просьбы, чтоб им для разоренья во всяких податях дали льготы; иные посадские и уездные люди заложились в закладчики (вошли в зависимость) за бояр и всяких людей и податей никаких вместе с своей братьею, другими посадскими и уездными людьми, не платили, жили себе в покое; другие многие люди присылали жалобы на насилия и обиды от бояр и разного звания людей.

Когда Филарет Никитич возвратился из Польши, то государи созвали собор и приговорили: в разоренные города послать дозорщиков добрых, чтоб они осматривали и описывали все города вправду, без взяток. Сыскивать везде посадских людей чужих городов и отсылать в те города, где они прежде жили; которые заложились за духовенство, бояр и других людей, тех всех отослать также туда, где прежде были, а с тех людей, за которыми они жили, взять подати за все прошлые годы. Чтоб знать, в каком состоянии находится город и как его устроить, взять из каждого города в Москву по человеку из духовенства, по два из дворян и детей боярских, по два из посадских людей, которые бы умели рассказать обиды, насильства и разоренья, какими средствами устроить Московское государство.

Одним из главных препятствий к устроению городов были насилия воевод и приказных людей, так что в 1620 году правительство разослало грамоты, в которых под страхом жесткого наказания запрещало воеводам и приказным людям брать взятки, а городским и уездным жителям давать их. Особенно терпели жители отдаленных областей, например сибирских, жалобы которых нескоро могли достигать Москвы. Кроме притеснений от воевод и приказных людей жители городов и областей много страдали от разбоев, которых много было и прежде, а теперь должно было быть еще больше после недавних смут и казацкого господства.

Желая как можно скорее собрать деньги, начали отдавать на откуп самые мелкие промыслы; это возбудило сильные жалобы, и правительство в 1639 году запретило подобные откупа.

14. Иностранные промышленники. Вследствие всех этих препятствий промышленность и торговля не могли процветать в городах русских; купцы не могли быть богаты, не могли соперничать с купцами иностранными и потому домогались, чтоб правительство запретило последним приезжать во внутренние города государства. Но приезду иностранных мастеров и заводчиков и правительство и народ были рады, потому что они давали хлеб бедным людям и от них можно было научиться полезным ремеслам и промыслам.

В царствование Михаила Феодоровича этих иностранцев приезжало в Москву гораздо больше, чем прежде. Голландский купец Виниус устроил подле Тулы заводы для литья пушек, ядер и выделывания разных других вещей из железа; известный нам Марселис выпросил царскую грамоту для устроения подобных же заводов по рекам Ваге, Костроме и Шексне; выданы были привилегии на известное число лет и другим иностранцам для заведения разных производств, и всем им вменялось в обязанность – русских людей научать и никакого мастерства от них не скрывать.

15. Сельские жители; распространение русских владений в Сибири.

Что касается до сельских жителей, то, несмотря на закон об укреплении крестьян, богатые землевладельцы не переставали переманивать крестьян у бедных; последние жаловались, и правительство принимало строгие меры против нарушителей закона о закреплении. В Европейской России народонаселение было так редко, что землевладельцы переманивали льготами и перевозили силой крестьян друг от друга, несмотря на закон, а между тем на востоке, за Уральскими горами, все больше и больше прибавлялось к русским владениям пустынных пространств, требовавших населения; в царствование Михаила русские владения в Сибири увеличились, на 70000 квадратных миль пустынных пространств, ибо прокладыватели путей, казаки, продолжали пробираться по пустынным рекам все далее и далее к Восточному океану и границам китайским, приводя под высокую руку государя рассеянные толпы дикарей, сбирая с них ясак, часто выводя их из терпения своими грабительствами, за которые иногда приходилось платиться жизнью.

Русские люди строили здесь городки, заводили хлебопашество; в сороковых годах государь велел смотреть на реке Лене места, удобные для пашни, и кликнуть клич по охотникам заниматься земледелием, им давали льготы, снабжали лошадьми и земледельческими орудиями. Таким образом, русские люди, отодвинутые Столбовским и Поляновским договорами от образованного Запада, в пустынях Северной Азии полагали начатки гражданственности европейской, ибо приносили с собою христианство.

16. Исправление книг. Русская Церковь, распространяя свои пределы на отдаленном востоке, должна была прежде всего заботиться о чистоте учения и нравственности, сильно страдавшей от недостатка просвещения. С восстановлением спокойствия при царе Михаиле снова началось в Москве книгопечатное дело, прекратившееся вследствие разорения столицы. Но прежде чем печатать церковные книги, нужно было исправить их от грубых ошибок, внесенных намеренно и ненамеренно невежественными переписчиками.

Это исправление в 1616 году поручено было знаменитому троицкому архимандриту Дионисию с двумя товарищами, но невежды, едва знавшие азбуку, обвинили исправителей в ереси, Дионисия мучили особенно за то, что он не хотел дать взятки; и он освободился из заточения только тогда, когда иерусалимский патриарх, приехавший в Москву, указал патриарху Филарету на невинность исправителей. Кроме исправления книг русская Церковь при Михаиле должна была заботиться об исправлении нравственности в духовенстве и мирянах, особенно должна была вооружиться против нравственных беспорядков в Сибири.

77. Просвещение и литература. Соблюдались еще во всей строгости старые обычаи, нововведения строго преследовались: за употребление табаку резали носы; но допущение все большего и большего числа иностранцев внутрь государства, явно высказавшаяся потребность в них, признание превосходства их в науке и всяких промыслах, признание в необходимости учиться у них предвещали скорый переворот в жизни русского общества, скорое сближение с Западною Европою.

При царе Михаиле вызывали из-за границы не одних ратных людей, не одних мастеров и заводчиков: понадобились люди ученые, и в 1639 году вызван был в Москву известный ученый голштинец Адам Олеарий как астроном, географ и геометр. «А нам,– говорит царь в своей грамоте,– такой мастер годен».

По царскому указу переведена была с латинского полная космография. С одной стороны, в науке нуждалось государство для удовлетворения самым необходимым потребностям, для охранения целости и самостоятельности своей от иностранцев более искусных и потому более сильных; с другой стороны, нуждалась в науке Церковь для охранения чистоты своего учения, и патриарх Филарет заводит греко-латинское училище.

Что касается до литературных памятников, дошедших до нас от времен Михайловых, то первое место занимают здесь летописи и сказания, в которых заключаются известия о смутном времени: такова летопись, изданная под именем рукописи Филаретовой, также Летопись о многих мятежах и Псковская летопись. Из сказаний замечательны: Сказание об осаде Троицкого Сергеева монастыря, принадлежащее знаменитому келарю Авраамию Палицыну, и два сказания, написанных во Пскове: одно принадлежит человеку из партии лучших людей, другое – человеку из партии меньших людей; сказания эти любопытны по различию взглядов не только на псковские, но и на всероссийские события. Из иностранных сочинений о России времен Михайловых самое замечательное принадлежит упомянутому выше голштинскому ученому Адаму Олеарию.