Текст книги "Вы хотели войны? Вы ее получите!"

Автор книги: Сергей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ха, перепугался общаться с наркоманкой?

– Знаешь что? – Родину даже захотелось сплюнуть. – Иди-ка ты своей дорогой...

Иван повернулся и решительно направился к машине.

– Иван, подожди, стой! – взвизгнула Яна.

Иван остановился.

– Чего еще?

– Ты меня вытащил из клуба, перессорил со знакомыми, – Янка пошла в атаку, используя главное женское оружие – слабость. – А теперь бросаешь? Это – нечестно. Или, может, ты спешишь к своей женушке?

Она даже притопнула от возмущения.

– У меня никого нет, – еле сдерживаясь, ответил Иван.

– Может, снова поедем ко мне? – игриво отставив ножку, предложила она.

Иван не ответил, молча сел в машину и – поехал по ночной столице. Тоже развлечение, если нет других.

Яна несколько раз крикнула вслед «негодяй, мерзавец, подонок» и что-то еще, но, осознав, что Иван уже никогда эти и прочие слова не услышит, обреченно закрыла глаза ладонями, боясь разрыдаться. Никому не нужна! В кабак не вернешься: дубина стоеросовая обломал всем кайф. Кристи и Глеб – напыщенные придурки и уроды, свихнувшиеся на своей Англии, от дрыгалок всю ночь до утра – уже тошнит... И Янка с огромной, как от прямого попадания, воронкой в душе, спасенная и брошенная, воспрянувшая и вновь убитая, побрела, куда глаза глядят. «Попасть бы под автомобиль, и чтоб сразу – насмерть!» Кто она такая, идущая сама по себе – жгучая, стройная, красивая, с бездонными глазами – и такая одинокая. Встречные парни ищут ее взгляд, используя истертые шаблоны, навязчиво клеятся, хотят «законтачить». И почему-то в тупые их головы не приходит простая мысль: в этот поздний час она не желает ни с кем знакомиться.

О, вот еще один... Рыжий наглый и вдобавок жирный урод, коситпод провинциала, просит показать ему Москву.

– Пошел вон!

– Как невежливо!

– Вали отсюда.

Пешие приставалы отваливают, начинают доставать курчавые автовладельцы, пипикают, притормаживают, открывают дверцы, заглядывают в лицо, спрашивают с акцентом:

– Ви не скучаете? Хочешь, подвезу?

– Я сейчас вызову милицию! Она подвезет.

– У, сука!

Не Москва, а полигон сексуальных извращенцев...

* * *

Кристина и Глеб переглянулись и одновременно вздохнули.

– Слушай, сеструха, я не понял, что это было?

– Втюрилась в тормознутого, чего-то он ей там спас...

– Вот, что значит быть неразборчивым в знакомствах, – нравоучительно оценил Глеб.

Кристина оглянулась, подалась к брату, на ухо сказала:

– Глеб, давай в туалете, – она показала сжатый кулачок, в котором до сих пор плавилась таблетка.

– Давай здесь, по-быстрому.

Глеб пододвинул сестре большую рюмку, до половины наполненную коньяком, поднял и свою.

– Твое здоровье, сестричка!

– И твое, братишка!

– И закусим «орешком».

Кристине это показалось ужасно смешным. Они чинно чокнулись, слизали с ладошек таблетки, запили коньяком.

Эдисон угрюмо глянул на брата и сестру, допил махом водку со льдом, привычно глянул в темный угол. Вальтер стоял под меняющими цвета прожекторами и становился то красным, то синим, то зеленым. Встретившись взглядом, махнул рукой. Эдисон молча встал, не удостоив взглядом соседей за столом, пошел навстречу.

– Что там за кавардак у вас случился? – набросился Вальтер сходу. – Репутацию заведения загубите!

Эд пятерней закинул с лица взмокшие волосы, прогундосил:

– Да, бля, «Зажигалка» какого-то «бивня» привела. Таблетку у нее отобрал, секешь, стаканом раздавил. Ну, идиот припадочный... Ну, ничего, я узнаю, кто он и откуда... Вальтер, я его, бля буду, достану.

– Достань, – тут же отреагировал. – А где доставать знаешь?

– Узнаю!

– Не парься. Он – мойщик окон на высотках...

– А ты откуда знаешь? – удивился Эд.

– За окном видел... – насмешливо разъяснил Вальтер. – Так что, если надумал отомстить, обрежь веревочку. И проблема решена... И смотри мне, – он пребольно щелкнул Эда по носу, – больше так с клиентами не прокалывайся.

Эдисон чуть не заплакал от обиды. Так его никто не унижал.

«Экстази» топим в унитазе!

Иван доехал до первого светофора, по левой стрелке развернулся, поехал обратно.

Яна брела, как одинокая козочка на вытоптанных альпийских лугах.

Родин еще раз развернулся, на малой скорости подъехал сзади, открыл дверцу.

– Садись. Мне тоже некуда идти.

Янка, не глянув, взъярилась тигрицей:

– Еще один урод недоласканный. В баню сходи!

Иван опешил, чуть на бордюр не наехал.

– Янка, ты чего?! Это же я, Иван!

Яна остановилась.

– А-а, это ты, – с поникшей радостью узнала она.

Хотела сказать что-то обидное, но все слова уже растратила по пути, а на упреки и сил не было.

Молча села в машину, и тут уж безудержно хлынули слезы.

– Меня тут сейчас чуть ли не изнасиловали! Какое-то кладбище сексуальных монстров!

– Конечно, видят: идет очень одинокая и чрезвычайно красивая девушка. И срабатывает обычный здоровый мужской инстинкт: познакомиться и завладеть, – отреагировал, не задумываясь, Родин.

– Вот-вот, – обиделась Яна. – Чисто мужская психология!

– Не бойся, я тебя в обиду не дам.

– В обиду не дам, бросая дам, – добавила Яна.

– Я бы этим ночным пастухам ноги поотрывал, – брякнул Родин, подумав, что несет полную чушь.

* * *

Иван оставил машину возле дома. Они молча, как заговорщики, поднялись в лифте до четырнадцатого этажа, тихо вошли в квартиру, сам собой вспыхнул мягкий свет.

– Как будто прошла целая вечность, – прошептала Яна.

– С той секунды, как я приземлился на подоконник твоего дома, – отозвался Иван.

Она погладила его по груди, будто кошка потерлась.

– Проходи, располагайся... Хочешь, возьми пиво в холодильнике. А я пойду, душ приму.

– Твои родители не приедут? – усмехнулся Иван.

– А ты что, боишься?

– Отнюдь. Мне будет, о чемс ними поговорить.

– Ага, о воспитании дочери!

* * *

Иван заглянул на кухню, взял из холодильника бутылку пива, откупорил, ее сделал глоток и вернулся в зал.

Яна в своей комнате что-то доставала из шкафа. Оглянувшись, улыбнулась Ивану, плотно закрыла дверцу и, зажав в кулачке крохотные трусики, на цыпочках проскочила в ванную. Тут же раздался шум воды.

Иван поставил бутылку на столик, прошел в «будуар», и чтобы рассеять подозрения, открыл шкаф. В первом же выдвинутом ящике под стопкой белья нашел, что искал: пластмассовую коробочку «мятные таблетки».

– За Иванушку-дурачка меня держишь! – с тихой яростью произнес Иван.

Он высыпал в ладонь из коробочки десяток розовых таблеток, рванулся в ванную. Резко распахнул дверь. Яна испуганно отшатнулась. На зеркальном столике – таблетка и стакан с водой.

– Ты чего?!

– Это что? – Иван с яростью сунул ей в лицо горсть таблеток. – Я тебе устрою душ!

– Отдай! – чужим истеричным голосом закричала Янка. – Как ты посмел копаться в моих вещах?!

Она схватила его руку, Иван зажал ладонь, огромную, как экскаваторный ковш, а Яна тут же вцепилась в нее зубами. Иван, содрогнувшись, но отступать некуда, наотмашь ударил ее по лицу.

– Урод, кретин, идиот, бивень! Отдай сейчас же!!! – затряслась она в конвульсиях, как кобра, вновь бросилась на Ивана и получила еще одну оплеуху.

Убедившись, что Янка пока на безопасном расстоянии, Иван церемонно, словно крышку хронометра, открыл унитаз, как грязь, стряхнул таблетки.

– «Экстази» топим в унитазе!

И тут Яна отчаянно попыталась схватить последнюю таблетку, крохотное розовое счастье на маленькой зеркальной «сцене». Но Иван не лыком шит, только с виду – увалень, а в проворстве ему и равных не было. Секунды не прошло, и последняя «экстазька» под шум сливаемой воды по глиссаде улетела вслед «со товарищи».

С той же торжественностью Ваня закрыл крышку унитаза.

– Можете присаживаться. Финита ля комедия.

– Ты негодяй...

– Согласен. А еще – Иванушка-дурачок из сказочки про несчастную принцессу, которая подсела на дурман-траву и стала полной клинической дурой.

– Что тебе надо от меня? – простонала Яна.

Сливной бачок, плотоядно насытившись водой, умолк. Слышны были лишь падающие в ванну капли. «Хорошее место для признаний», – подумал Иван.

– Я не хочу тебя потерять, – тихо, с нажимом ответил он. – Когда ты стояла на подоконнике, я пережил такой же, как и ты, ужас падения в пропасть. А тут еще узнаю, что ты наркоманка...

– Ты лепишь полный бред...

– Послушай, Яна, я не хочу, чтобы ты умерла от передоза в каком-нибудь грязном притоне.

Яна опустилась на крышку унитаза. Закрыла лицо руками, вздрогнула, подняла опухшие глаза.

– Ну, почему ты распоряжаешься моей жизнью? Да кто ты такой, свалился на мою голову?

– Ты уже забыла? Твой Ангел-спаситель.

– Но пойми же, это все ерунда, студенческий витамин, чтобы взбодриться... Все это – цивильно и в порядке вещей...

– Ты законченная дура! – вздохнул Иван. – Экстези разрушает участки головного мозга, что приводит к потере памяти и маразму. Студентка-маразматичка! Прикольно? И давно ты так цивильно взбадриваешься?

– Ну, где-то всего лишь два года, – Яна повела плечами, будто озябла.

– Все ясно, – подвел итог Иван. – Жить тебе Янка, осталось не больше трех лет.

– Ты что, дурак?! – вскочила Яна.

– Будешь нюхать кокаин, потом колоться героином, – невозмутимо продолжал расписывать «перспективу» Иван. – Причем самым дешевым и грязным. От тебя отвернутся друзья, знакомые, близкие. Твой круг будет – такие же наркоши, «торчки». Потом, после передозировки, твой труп выбросят из притона на улицу, в грязную лужу. Чтобы у оставшихся наркоманов не было проблем.

Не дожидаясь уже не нужного ответа, Иван вышел из ванной, захлопнул за собой дверь, направился к выходу.

Яна встревоженно выскочила за ним:

– Ты куда?

– Восвояси...

– Не уходи! – тихо попросила она.

Иван остановился.

– Я боюсь привыкнуть к тебе, Яна. Я, как старый орангутанг, сделал немыслимый прыжок, чтобы спасти самку. И все это – ни к чему. Мне страшно будет видеть, как ты разрушаешься, умираешь на моих глазах... в ломке и галлюцинациях.

– Я больше не буду, честно, – Яна потупилась, как школьница перед беспощадным учителем с указкой. – Только не уходи.

– Ты хотела принять душ? – вместо ответа напомнил Иван.

– Ага! Только ты не убегай, ладно?

– Не уйду.

Она скрылась в ванной. Снова послышались живительные звуки хлынувшей воды.

Иван вернулся в зал. Постоял в задумчивости у рояля, открыл крышку, уселся на стульчик. И пальцы вдруг сами побежали по черным и белым клавишам, и полилась надрывная, жуткая, душераздирающая, беспросветная мелодия похоронного марша Шопена.

* * *

Янка мгновенно отреагировала: высунула мокрую головку из душа.

– Эй, ты чего, у тебя крыша поехала, ты чего играешь?!

– Фредерик Шопен. Похоронный марш. Посвящается Яне, – ответил Иван из зала.

– Дурак! – ответила Яна и захлопнула дверь.

И боги вместе с музой снизошли...

Когда наскучила могильная тема, Иван без перерыва перешел к жизнерадостным и легким произведениям композиторов семьи Штраусов.

Яна подошла незаметно, закутанная, как младенец, в банное полотенце. Иван оглянулся, улыбнулся Яне в ответ на ее лучистую улыбку. Умиротворяющая музыка изгоняет дьявольское из души, как храмовая молитва. Продлить бы навсегда это мгновение вечно истинной чистоты, избавления от искушения сатанинским зельем, когда душа и тело воспрянули в единении, а не в самоуничтожении и противоречии. Не останавливаясь, Иван продолжал исполнять произведения, пальцы будто сами вспоминали клавиши, а мелодии откуда-то с небес подсказывали сами композиторы. Яна незаметно отлучилась и появилась вместе со скрипкой, самой обыкновенной, не шумливой и резкой, но с сильным грудным голосом. И этот голос тут же придал веселья, радости и ощущения полного счастья, которое никогда не испытаешь в одиночку. И опять этот блистающий неукротимым потоком музыки дуэт то споря, то вырываясь, то взрываясь фонтанами, стал единой стихией сливающихся в штормовой пене приливной и отливной волн... В самозабвении Яна даже не заметила, как развязалось и упало на пол полотенце. Она осталась совершенно обнаженной, что в эти мгновения было совсем неважно, когда в руках скрипка, из которой льется вечная музыка. Иван, заметив метаморфозу, произошедшую на его глазах с чудной скрипачкой, даже не сбился. Муза в новом обличье, точнее, без всякого облачения, придала вдохновения, как будто небесные силы приподняли его, и музыка сделала чудо, оживив античную богиню, ниспосланную из глубины веков.

Наконец встретившись глазами, по согласию, завершили самый веселый и беззаботный вальс юного Штрауса.

Иван облегченно вздохнул, покосился на Яну.

– Ты хочешь моей смерти? Сплошные испытания, я ведь не железный...

Яна изящно нагнулась, подняла полотенце, небрежно набросила на плечо, как тогу.

– Если тебе неприятно, мог бы и не смотреть.

Она повернулась и пошла в «будуар». Иван нагнал ее на пороге, вошел вслед за ней. Яна повернулась недоуменно. Он стянул с нее «тогу», бросил на пол.

– Так все-таки лучше... Спасибо тебе за музыку, моя Муза.

– И тебе спасибо.

Внезапно задохнувшись, она прижалась к Ивану, привстав на цыпочки, обвила руками его шею и в сладком упоении, закрыв глаза, нашла его губы.

* * *

...Близость смерти разжигает инстинкты, как и любовь, продлевающая стремление к жизни. Она – лучшее лекарство, которое природа дает нам бесплатно и без упаковки. И если боги вместе с музами снизошли и даровали людям счастье обладания друг другом, то это – лучшие мгновения самозабвения в слиянии плоти и души...

* * *

– Ты не знаешь, как подушка оказалась на шкафу? – прислушиваясь, как постепенно успокаиваются их бешено колотящиеся сердца, спросила Яна.

– Так же, как и вторая на телевизоре, – рассмеялся Иван.

– Как будто ураган тут прошел...

Янка склонила голову Ивану на грудь, обняла, и стало ей спокойно, хорошо и тихо на душе: короткое бабье счастье, одинаковое, как слезинки, для всех: городских и деревенских, юных и побитых жизнью.

– Слышишь, гремит гром? – Иван пропустил сквозь пальцы растрепанные влажные волосы Яны.

– Это тоже мы натворили, – в темноте глаза Яны излучали чудный почти неземной свет.

– Богам все подвластно! А ты – моя богиня и Муза.

– А ты – мой бог и ангел-хранитель.

* * *

За окном, наконец, после громовой «артподготовки», хлынул ночной ливень. Собравшись с силами, природа обрушила небесные воды на забывшийся в предутренней дреме город. Эта гроза разбудила многих влюбленных, утомленно уснувших в объятиях друг друга. И после десятидневной великой суши земля благодарно впитывала влагу; травы, листва деревьев заблистали лаковой свежестью и новизной, потянулись к небу. Редкие автомобили, слепя фарами, гнали перед собой фонтаны брызг, похожие на водяные усы.

Юные боги подошли к окну и, очарованные стихией, замерли, став на мгновение античным шедевром, созданным давным-давно непревзойденным скульптором.

Молния, с треском разорвавшая небо, угодила прямиком в железную мачту корабля. Петр Первый и ухом не повел, лишь крепче сжал штурвал.

* * *

– Слишком много впечатлений, чтобы почувствовать себя счастливой, – тихо сказала Яна.

– Слишком много событий, чтобы понять, почему они произошли именно с тобой, – отозвался Иван.

– Сейчас мне кажется, что я чувствую себя счастливой... Хотя... еще вчера была в полшаге от смерти.

– Как ты могла на такое решиться? – Иван положил руку ей на плечо, повернул к себе лицом.

– Все как-то сплелось-переплелось... – вздохнув, стала рассказывать Яна. – Разругалась с парнем, которому верила. Любила его... Выяснилось, что он женат и детишки есть. Я его прогнала и дала пинка на прощание... А родители мои, они заняты собой. Концерты, гастроли... Вот и осталась я одна, как мышка перед кошкой. Депрессуха...

– На фоне наркотической зависимости... – мрачно уточнил Иван. – Самоубийство – самый тяжкий грех.

– Знаю без тебя...

– Давай завтра пойдем к моему знакомому священнику, отцу Сергию. Он мудрый человек, хоть и молодой еще. Мы с ним воевали в Чечне. Поговоришь с ним, исповедуешься. Душу тебе просветить надо, Зажигалка...

– Откуда ты узнал, что я Зажигалка? – удивилась Яна.

– В разведке служил, – усмехнулся Иван. – Там все знают.

– Ничего ты про меня не знаешь...

Яна вдруг прижалась к нему всем обнаженным телом, холодной упругой грудью, жаркими бедрами и коленками, которые вдруг стали подгибаться.

Иван подхватил ее на руки и уложил в постель.

– Ванечка, открой окно настежь! И сразу...

– Что – сразу? – не понял Иван.

– Сразу пулей ко мне!

* * *

А клубе, не видя рассвета, все еще угорали Глеб и Кристина Благородовы. Они уже в открытую «закинулись» еще по одной таблетке «экстези», и вновь ныряли в толпу на бесконечный танец пароксизма и конвульсий.

Моя грязь – это пыль от премудрых учителей

Иван и Яна остановились перед входом в храм, перекрестились.

– Почему православные церкви всегда белые, а вот католические, например, из красного кирпича? – спросила вдруг Яна.

– Белый цвет – символ чистоты и праведности. Пойдем?

Яна, надев легкую черную косынку, первой вошла в полуоткрытую высоченную дверь, обитую железом. Иван молча последовал за ней. Давно он здесь не был, с той поры, как Конюхова поставили настоятелем этого храма. Иван прошел в центр, под купол. За это время, после реставрации, здесь появились старинные иконы в окладах, росписи на стенах...

Яна благоговейно осмотрелась, прошла вдоль стен, вглядываясь в лики святых, остановилась у иконы Божьей Матери, мелко перекрестилась.

Иван приобрел у бабушки, с личиком старенькой курочки, две свечи, подошел к бронзовому распятию, зажег фитили, поставил за упокой души Грини Шевченко.

Настоятель появился тихо и незаметно, как и пристало духовному отцу.

– Здравствуй, командир, – негромким, но сильным голосом произнес он.

Родин обернулся и расцвел. Лучистые глаза Конюхова были все те же, но прибавилось морщинок, а лицо в обрамлении бороды и усов стало благостным, но и строгим одновременно. И не признаешь в нем былого воина спецназа.

– Здравствуй, отец Сергий.

Они обнялись и расцеловались.

– Что тебя привело в наш храм, Иван Родионович? – поинтересовался отец Сергий, сразу поняв, что неспроста заявился спозаранку его бывший командир.

– Беда привела, отец Сергий, – попросту ответил Родин.

– Какая же беда? – встревожился священник.

– Вон, стоит у иконы Божьей Матери, – кивнул в сторону Яны Иван.

– Неразумное дитя... – тихо произнес отец Сергий.

– Наркоманка, – тоже очень тихо сказал Родин. – Еще не конченная. У тебя, отец, есть на наркоманов какой-то заговор, приворот?

– Заговор – убить вселившегося зверя, – строго ответил священник. – А приворот – отравленную душу очистить.

– Вот как у тебя все ладно получается.

– Не все получается... Православная церковь не приветствует это шаманство. Душу лечить надо любовию, молитвами и воздержанием от искушения.

Яна сама подошла к отцу Сергию. Иван, неторопливо, степенно, как наставник, отошел в глубь храма.

– Здравствуйте! Вы – отец Сергий?

– Здравствуйте, дочь моя. Да, меня звать – отец Сергий.

– А меня – Яна. Вы уже знаете все про меня, – без предисловий обронила Яна и испытывающе посмотрела на священника.

Чертов огонь полыхнул в ее глазах.

– Все знает только Господь... – просто ответил он.

– Святой отец, я хотела уйти в небеса, шагнув с подоконника, – с вызовом продолжила Яна. – А вот Ваня остановил меня в последний миг.

– Если хочешь вознестись, постарайся сначала очиститься от вчерашней грязи, – с сочувствием и сожалением сказал настоятель.

Яна ответила быстро и даже дерзко:

– Моя грязь – это пыль от моих премудрых учителей.

– Если учителя недостойны тебя – стань их учителем, – тихо, без назидания сказал отец Сергий. – Но вряд ли они послушают тебя, Яна. И ты знаешь почему... У тебя беда, тяжкая беда, Яна, твоя тайная страсть, приносящая тебе всего лишь мгновения наркотического счастья. Потом ты ищешь себе подобных мучеников ломки, и вам уже не до осмысления двунадесятой инъекции. Тебе нужно найти в себе силы...

– Я ни перед кем не собираюсь каяться, – вдруг перебила Яна. – Я никого не убила, ничего не украла. Я не стреляла в людей! Мне не нужны ваши проповеди и прощения грехов!

Она резко повернулась и выбежала из храма, не заметив, что упала на пол ее черная косынка.

Иван дернулся было вслед за ней, поднял косынку, но догонять не стал. Косынка была молодежная – с черепами и костями.

Сергий проводил ее взглядом.

– Бес в ней сидит... и гложет ее.

– Что ж мне с ней делать?

Родин скомкал косынку, сунул в карман.

– Ее спасет только твоя любовь.

– Где ж ее взять, столько любви? – нахмурился Родин. – Если одна досада осталась?

– Отвези ее, Иван Родионович, в глухую деревню, – неожиданно сказал Сергий – и поживи там с ней...