Текст книги "Вечный путь (СИ)"

Автор книги: Сергей Мечников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Три зерна, дающие всходы, и в каждом —три ступени к пьедесталу, а если сложить их вместе, получается единица. Это уже не ноль, но еще и не двойка, но эта цифра очень важна, ибо с нее начинается любой отсчет.

«Чертовски умно, старина. Может быть даже чересчур. А ты у нас настоящий гений, подлинный бриллиант среди туземцев, Сократ и Аристотель в одном лице… Стоп! Какого хрена я несу околесицу? Сосредоточься, сукин ты сын!».

Трое первых станут испытанием. Двое образуют с тобой неразрывное единство, но сначала причинят боль. Их цвет зеленый.

«Похоже, я нашел их, все точно».

Третий окажет тебе услугу, но его сущность двулика. Его цвет – цвет черной полыни. Его слово рождает яд.

«Кто ты, Третий?»

Бык. Опасайся Быка.

Килар стиснул двумя руками винтовку. Ему померещился чей-то сгорбленный силуэт в дальнем углу отсека. Но нет, всего ли изгиб нейлоновой сетки, удерживающей коробки с припасами. Странник нервно облизал губы. Они были сухими и шершавыми, как борозды на проселочной дороге в засушливый сезон, и на них появилось несколько глубоких трещин. Килар ощутил металлический привкус крови, почесал отросшую за месяц жесткую бороду. Должно быть он выглядит как дикарь.

Вторая тройка, суть, один над всеми. Он заключает в себе силу троих демонов.

«Не корежь себе мозги, приятель!» – с досадой огрызнулся он в темноту. – «Не пытайся разгадать смысл вещей, для которых еще не наступило время. Другими словами, блин… не пытайся торопить судьбу. Себе дороже!».

Странник прислонился затылком к жесткой подушке из дерматина, дрожащий от непрерывной работы двадцати цилиндров танкового дизеля.

«Ты перестал называть себя Алексеем, а это кое-что значит».

«Снова Жар или я начал трепаться сам с собой?»

«И ты перестал без конца думать о жене и ребенке, а это еще важнее. Сегодня ты изменился, чел… Нет – ты просто родился заново!»

Он уснул чутким сном Странника готовый вскочить при малейших признаках опасности. Тяжелая машина уходила через пустыню на северо-восток, оставив позади океанское побережье и догорающие развалины Кор-Эйленда. Две глубокие колеи от гусеничных звеньев ложились позади нее на мягкий песок.

ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ

Шагающий-По-Воде.

При этих словах знатоки Писания вспомнят Иисуса, гуляющего по волнам Галилейского моря на глазах у своих учеников. Цепочка ассоциаций неизбежно приведет их к рассуждениям о смысле нагорной проповеди, к спорам о пресуществлении святых даров и к чуду преображения на Фаворской горе. Как бы повели себя ученые книжники и духовные корифеи, если бы оказались в восьми парсеках по прямой от Солнца в сторону созвездия Большого Пса; на планете, обозначенной в древних астрономических справочниках как Пальмира-А-2D; возле узловой станции технического обеспечения Кор-Эйленд, взорванной два часа назад и теперь догорающей множеством чадящих костров над линией пустынных пляжей? Удивились бы они? Испугались? Повредились рассудком? Или сочли увиденное за сцену второго пришествия? Скорее всего, они бы крепко зажмурились и возопили в едином громогласном порыве: «Этого нет и этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»

Рассуждать о природе чудес и лицезреть их воочию – не одно и тоже. Есть вопросы, которые навечно останутся без ответов. На пляже в предрассветный час не было ни души, а у бродящих по дюнам кочевников хватало своих забот.

Никто не видел человека в длинном коричневом плаще с широкой пелериной. Человека в старой ковбойской шляпе и вылинявших джинсах. Грубая матерчатая рубаха была заляпана жиром. Остатки обтрепавшихся тесемок свисали из наспех проделанных дырок у распахнутого ворота. На поясе с правой стороны висела пустая кобура из толстой буйволиной кожи. В гнездах для патронов по бокам тоже ничего не было. Слева ремень отягощал туго набитый кошель с тавром в виде головы быка.

Человек шел по воде.

Его ноги, обутые в поношенные остроносые сапоги со стоптанными каблуками, тревожили поверхностный слой еле заметной рябью. Волны обгоняли его, устремляясь к берегу. Человек поднимался и опускался – плавно, не замедляя шага, словно его тело накачали инертным газом или он принимал участие в грандиозных комбинированных съемках, где все эффекты выполнены намного реальнее, чем хотелось бы. Сам путешественник даже не смотрел под ноги, устремив взгляд в сторону береговой линии и дрожащих огней на месте Кор-Эйленда. Его правая рука поддерживала ремень походного баула, который, судя по многочисленным заплаткам, шрамам и потертостям, мог оказаться намного старше своего хозяина.

Но это впечатление было обманчивым. Внешность человека нисколько не отражала его истинный возраст. Он не знал болезней и смерти, не вылезал головой вперед из влажной утробы и не пробовал на вкус материнское молоко. Когда-то давно он тоже называл себя странником, паломником на пути к небесному граду.

Сейчас он пребывал по ту сторону жизни, в промежутке между двумя воплощениями, как эмбрион еще не успевший сформироваться в полноценный плод. Его ум оставался девственно-чистым, незапятнанным, белым листом бумаги. Кто он? Зачем он? Как его зовут? Ответ пришел из пустоты вместе с дуновением ветра, и человек заново обрел себя, как уже бывало с ним прежде. В тенистой бездне сознания вспыхнуло имя, которое он будет носить на этом витке Великой Спирали. Одно из бесконечной чреды имен, один из множества векторов в пучке квантовых разветвлений:

Морган Флойд Гаррисон. Черный Пилигрим.

Мертвые глаза цвета вороненой стали жадно впитывали все краски мира, ничего не отдавая взамен. Ему случалось пристально смотреть на беременных женщин и вызывать у них преждевременные родовые схватки, а маленькие дети, случайно заглянувшие в его глаза, теряли голос и переставали узнавать собственных родителей. Под его взглядом птицы умирали от мозговой эмболии, сверчки замолкали в траве, собаки жалобно скулили и грызлись с друг другом, а кости стариков начинали стонать от артрита. Одним единственным словом Морган мог лишить человека разума, и легким движением руки – отнять у него жизнь. Длинные черные волосы Пилигрима, связанные на затылке в конский хвост, маслянисто блестели в свете далеких звезд.

Он остановился в сорока ярдах от берега, внимательно изучил полосу пляжей и огрызки белого известняка, о которые разбивались низкие волны. Над горизонтом висел фиолетовый диск Валькирии, и Морган мог видеть извилистые реки газа и причудливые завихрения колоссальных циклонов на ее текучей поверхности. Он развернулся на каблуке так быстро, что сапог по щиколотку ушел под воду. На какую-то долю секунды создалось впечатление, будто нормальный порядок вещей сейчас восстановится и дерзкий незнакомец, посмевший бросить вызов законам природы, с головой погрузится в океан. Поверхность упруго прогнулась и выдержала давление.

Водяная пыль полетела из-под подошвы, словно песчинки или мелкие камешки на обычной дороге. Послышалось тихое шипение. За спиной Моргана осталось быстро рассеявшееся облако пара. Он слегка изменил направление и не спеша двинулся к берегу. Менее чем в десяти метрах под ним, сквозь полупрозрачную толщу воды проглядывал коралловый риф. Косяки рыб проплывали в лазоревой глубине. Морские гады ползали, совокуплялись и пожирали друг друга. Морган вышел на сушу, и волны прибоя забрызгали до колен его штаны и ботинки. Он окинул пляж заинтересованным взглядом, с живым любопытством отмечая каждую мелочь. Два сииза почуяли его одновременно, но не успели выплюнуть жала и сдохли от разрыва аорты.

В отдалении среди руин перемещались темные фигуры. Уцелевшие кочевники разыскивали отброшенные при взрывах полезные вещи. Но еще больше ходоков валялось на песке в виде бесформенных комков плоти. Некоторые трупы еще дымились. Многие умерли в корчах, когда их накрыло облако токсичного газа. Моргану не было до них дела. Он обогнул изгородь из колючей проволоки и двинулся на север вдоль границы периметра, осматривая следы на песке.

В одном месте холодный отблеск металла привлек его внимание. Он нагнулся, разбросал в стороны обугленные куски шифера и поднял хромированный револьвер с черной изогнутой рукоятью – тот самый, что еще сутки назад висел на поясе капрала Сильвии Логит. Морган тщательно осмотрел оружие, обтер подолом рубашки, очистил от сажи и пыли с благоговейной улыбкой на лице. Револьвер не пострадал при взрыве. Ствол восемь дюймов с калибром как у духового ружья. Сверху вентилируемая планка, снизу пенал для стержня экстрактора. Защелка барабана в задней части рамки. Прицел регулируется винтами в двух плоскостях. Щечки рукоятки выполнены из ударопрочного полимера с анатомическим рифлением. Не дерево, конечно, но и так сойдет.

В темном мозгу Пилигрима что-то сложилось, как будто зубья двух идеально подогнанных шестеренок зацепились друг за друга и начали вращаться. Он откинул барабан, убедился, что все шесть патронов на месте и медленно опустил револьвер в пустую кобуру на поясе. Оружие вошло в промасленный кожаный чехол как пама в маму. Пилигрим, тихонько насвистывая, отправился дальше. Вскоре он добрался до места, где изгородь была повалена и смята. Две свежие колеи от гусениц вездехода уходили вглубь пустыни. На его лице снова расцвела улыбка неисправимого оптимиста, привыкшего радоваться жизни. Но пустые черные глаза при этом не смеялись.

Чуть правее и сзади к Моргану подкрадывалась кочевница. Кожа с правой стороны ее лица свисала клочьями, оголив скулу и подрагивающие сосуды. Одежда порвалась и закоптилась, левую руку покрывали красные волдыри, неестественно вывернутая нога волочилась по песку. Но желтые глаза горели безрассудной жаждой убийства. Пилигрим даже не повернул головы, хотя ощутил присутствие ходока прежде, чем сам был замечен и мог прочитать каждую ее мысль с той же легкостью, с какой образованный человек читает газетную передовицу за утренним кофе.

Только что найденный револьвер так и остался в кобуре на поясе. В будущем ему найдется достойное применение. Когда дикарка подошла вплотную и вскинула короткое копье, ее убило обширное кровоизлияние в мозг. Она рухнула к ногам Моргана, не издав ни звука, с перекошенным ртом и наполненными кровью склерами. Черный Пилигрим остался к этому безучастным. Он продолжал с улыбкой смотреть на северо-восток, туда, где след проехавшего транспортера исчезал в сумраке ночной пустыни.

Он рассмеялся – звонко и по-детски беспечно, подставив лицо ночному ветру. Его ждала новая ответственная миссия, возможно самая важная за всю его бесконечную жизнь. Он жил, чтобы служить порядку. Во вселенной все должно находится в строгом соответствии. Вселенная не терпит избыточности или пустоты. Если где-то появляется провал, он неизбежно будет заполнен, а если в каком-то месте обнаружится уродливая коряга посреди идеально-вспаханного поля, всегда найдутся подходящие кирка и лопата. В обязанности Моргана Флойда Гаррисона входило корчевать пни. Окружающий его мир обречен и на всех парах мчится к своему неизбежному финалу. На то, чтобы выполнить работу, осталось совсем мало времени.

Морган приложил руку к голове и услышал внутри голоса Троих. Он не понимал их истиной природы и даже не знал, насколько они реальны, но каждому из них он дал подходящее имя. Первый – Змей, сосредоточие древней мудрости и вместе с тем лжи и искушения. Второй когда-то звался Иудой – навеки проклятый. Изменник. Третий не имел имени, и в этом заключался свой потаенный смысл. Лик Третьего черен, тверд и непроницаем, как глаза самого Моргана. Третий олицетворяет Смерть.

Вечный человек поправил на плече ремешок видавшей виды походной сумки и не оглядываясь зашагал в темноту, по следу, оставленному вездеходом.

Рассвет застал Линн в кресле водителя. Пепельный рассвет подкрался незаметно. Заря спряталась в тусклом мареве, повисшем в глубине пустыни. Сторожевой кряж уже показался вдали – темная полоска над северным горизонтом, похожая на отдаленный фронт грозовых облаков. Но до него оставалось не менее сорока часов ходу.

К утру Линн настолько измучилась, что временами засыпала прямо за штурвалом. Почти сутки на ногах вымотали ее до предела. По счастью, вездеход не отличался маневренностью, а для того, чтобы изменить курс, требовалось приложить немалые усилия. Даже лишившись управления на несколько минут, машина продолжала катиться на северо-восток со скоростью около двадцати миль в час, взрыхляя гусеницами сыпучую поверхность пустыни.

Линн приподняла веки и рефлекторно зажмурилась, как сова, на которую посветили фонариком. Она в очередной раз ненадолго вырубилась. Линн протерла лицо и первым делом бросила взгляд на свою изуродованную руку. Кончики пальцев, выглядывающие из-под бинтов, приобрели темно-красный оттенок. Дурной признак. Не верилось, что еще вчера, в это же время, ее кисть была здоровой, гибкой и сильной. Казалось, прошли годы. Теперь от нее словно отрезали половину. Одноруким не место в строю. Как прикажете управляться с техникой и оружием, если она едва может расстегнуть ширинку? Период выздоровления может занять многие недели, а то и месяцы. Или она вообще потеряет левую руку. А если воспаление перерастет в сепсис...

«Хвала богам, что не правая», – подумалось ей, но это выглядело как неуклюжая попытка обмануть себя. Не за что ей благодарить богов. Ни беспомощных младших богов ее родины, ни того неведомого единого Бога, о котором постоянно рассуждал Жар. Даже жалкие крохи удачи пришлось выцарапывать у судьбы с боем, расплачиваясь потерей нравственных ориентиров и кусками собственной плоти.

Килар тронул ее за плечо, и Линн от неожиданности вздрогнула.

– Пора сделать привал, – Голос Странника показался ей осипшим и утомленным. Его тоже окутывал запах болезни. От тела исходил жар, как от печки. – Ты вела всю ночь. Теперь отдохни, а потом обсудим наши планы на будущее.

– Чепуха! Ты уже давно принял решение! – Получилось грубовато, но иначе она сейчас не могла. – Интересно, где ты приобрел эту дерьмовую привычку: думать за других. Кто тут старший офицер – ты или я?

– Кажется, мы с тобой говорим о разных вещах. – Килар отказался принимать ее словесный вызов. – Будет лучше, если ты поспишь хотя бы часа четыре, а лучше шесть или восемь. Кроме тебя этот тарантас вести некому. Если свалишься от истощения, мы еще долго будем танцевать лезгинку на горячей сковороде. А может останемся тут навечно, и какие-нибудь песчаные черви обгложут наши сухие косточки.

– Все равно ты много на себя берешь.

– А, по-моему, в самый раз.

Сквозь коридоры гаснущего сознания прокатилась волна раздражения, идущая от пошатнувшихся основ ее личности. И в тоже время ей захотелось истерически расхохотаться прямо ему в лицо. Линн отогнала прочь то и другое. Ей пришлось не сладко за последние дни, но она не обязана вести себя как истеричная дура.

Усталость наваливалась на нее со всех сторон, и теперь это была уже не временная слабость, которую можно побороть с помощью самовнушения. Казалось, ее тело весит вдвое, а то и втрое больше, чем несколько часов назад. Она как будто тащила за спиной торбу, набитую чугунными болванками. Рассудок нашептывал Линн, чтобы она перестала сопротивляться и заснула прямо здесь, сию же минуту, пока под ней есть удобное сидение из синтетической кожи, а за спиной – мягкая спинка, на которую можно опереться. В противном случае она рискует споткнуться о пустое место. Она упадет и разобьет себе рожу о землю. Линн поняла, что вот-вот потеряет сознание.

Она остановила машину в ложбине между двумя высокими дюнами. В наступившей тишине голова закружилась сильнее. На миг Линн потеряла точку опоры, как будто ее сначала раскрутили, а потом скинули в яму. Кусочек выглянувшей из-за горизонта Пальмиры обжег ее зрительный нерв как раскаленная головня.

Потом она тащилась через десантный отсек к кормовому люку, и Килар поддерживал ее за плечи. Грей Арсис и Ламберт Коль, привязанные веревками к сидениям, казались ей безликими пластиковыми манекенами. Их осуждающие взгляды ничего для нее не значили. Робинс лежала на боку, лицом к стене со связанными за спиной руками и спутанными ногами. Было непонятно, спит она или бодрствует.

Линн выбралась в неподвижную атмосферу пустыни. Время и пространство гудели вокруг нее словно линии электропередач. Мир состоял из гула и тишины, слившихся в одно целое. Линн понимала, что это взбаламученная кровь гудит в голове, а время и тишина вообще не могут звучать. Но она уже не отличала бред от реальности, как будто в мозгу рвались последние нейронные связи. Рассвет озарял ей лицо, создавая вокруг головы призрачный ореол похожий на корону праведника. Ее колени опустились на песок и мгновением позже песок оказался на уровне глаз.

– Устраивайся поудобнее. – Голос Странника над ухом обволакивал ее непривычным теплом домашнего уюта, и Линн впервые за долгое время отказалась от борьбы, позволила себе расслабиться. – Представь, что ты в лучшем номере «Метрополя» и отдыхай. А я буду оберегать твой сон по мере возможности.

– Что такое «метропол»? – пробормотала Линн. Ее уже уносило прочь как щепку по реке забвения, – Еще одна из твоих дурацких шуточек?

– Спи. Потом объясню.

Линн улеглась на бок, протянула больную руку вдоль туловища, и вселенная снов сомкнулась над ней на шестнадцать часов. Она выплыла на поверхность лишь однажды. Обнаружила, что лежит на брезенте в тени вездехода, укрытая сверху солдатской курткой, а под голову подложено свернутое вчетверо одеяло. Было жарко – неверное время близилось к полудню. В нос бил густой запах силиконовой смазки от ходовой части машины. Линн переварила этот запах, сконцентрировавшись на его оттенках, и снова провалилась в пустоту.

На этот раз сон не отпускал ее до самого вечера.

Странник расстелил на песке брезент и перетащил на него Линн. Она даже не проснулась, хотя действовал он довольно неуклюже. Правая рука почти не слушалась. Предплечье распухло и сильно болело, но ему было все же лучше, чем ей, хотя и ненамного лучше. Килар подавлял боль, заставляя раненую руку работать на ровне со здоровой, и это вызывало все более продолжительные приступы слабости. Укушенное бедро отекло и покрылось красными пятнами. Странник теперь сильно прихрамывал. При каждом шаге тупая боль пронзала ногу до самой поясницы.

Килар устроил Линн в тени, подложил ей под голову свернутое походное одеяло и несколько минут сидел на песке рядом с ней. Как бы там не сложилось, но он попал в удивительную историю. Дорога без начала и конца. Или конец все же есть?

Вечный путь. Таинственная цель…

«…но тебе не удастся разгадать ее до тех пор, пока ты не достигнешь небесного града, как последний крестоносец, пока не преклонишь колени перед Ковчегом Завета, в день, когда на поле при Мегиддо явится Жнец…»

Он увидит все это… если выживет, а выжить он обязан. Любая дорога, даже самая длинная, просто обязана привести к чему-то. И его дорога тоже имеет свою конечную станцию. Где-то там, затерянный в пыли времени, Килара ждет мистический небесный град – Новый Иерусалим или золотая Сибола, или невидимый град Китеж, куда попадают только чистые духом. Если они подойдут к воротам этого города вместе с Линн, держась за руки, у него будет повод сказать, что игра стоила свеч.

Килар выпрямился и посмотрел из-под руки в сторону гор далеко на севере. На миг ему почудилось, будто он видит над горизонтом свою путеводную звезду. В глазах зарябило от обилия утреннего света, и он опустил голову, смаргивая пот с ресниц.

Ноги подогнулись, и он рухнул плашмя, прикусив язык от неожиданности. Лишь спустя несколько минут Странник нашел в себе силы подняться и, качаясь, поплелся к машине. Он должен бороться за жизнь. Испытания не закончились. Они только начинались. Между ушами вспыхивали зарницы. К горлу подкатывала тошнота. Он был болен, и, если не предпринять действенных мер, болезнь сожрет его изнутри, а точнее высосет до последней капли, как «головозадые» высасывали тела своих теплокровных жертв. А значит, ему необходимо лекарство.

Странник распаковал ящик с медикаментами, опознав его по наклейкам с зеленым крестом, и подтащил к двум связанным женщинам. Они смотрели на него в ужасе. Для них он был не человеком, а сверхъестественным существом, от которого можно ждать любой мерзости. Они ненавидели его, но еще больше – боялись.

– Не трогай их! – Робинс смогла только приподнять голову и в отчаянии дернуть связанными ногами. Шрам у нее на лбу начал багроветь, – Если хочешь заняться этим, то начни с меня. По крайней мере я знаю, чего ты хочешь!

Килар паскудно усмехнулся.

– Вряд ли мы с тобой думаем об одном и том же. Лежи смирно.

– Что тебе надо? – выдавила из себя Грей Арсис, когда Странник присел напротив нее с автоматическим пистолетом в руке. Он демонстративно щелкнул предохранителем, проверил патронник и взвел курок.

– В этой коробке лежат лекарства, и одно из них наверняка вылечит меня от инфекции. Мне нужен универсальный препарат, способный убить любую заразу. Я не разбираюсь в вашей фармакологии, поэтому и обращаюсь к вам за помощью.

Женщины глядели на него и молчали. На лицах обеих читалась затаенная надежда. Они хотели, чтобы болезнь доконала его, чтобы он умирал у них на глазах – долго и, желательно, в мучениях. Странника их поведение не удивило. Эту стадию он миновал давным-давно. Мученическая смерть не входила в его планы.

Килар приставил пистолет к голове Грей Арсис. Ему не хотелось прибегать к такими варварскими методами, но он знал, что не сможет разжалобить их или уговорить по-хорошему. Только запугать. Никакие щедрые посулы или апелляции к разуму не помогут завоевать их доверие. Подобная ненависть не лечится моментально. За эти дни он научился подавлять жалось и стыд ради практической необходимости. Вычленять самое важное и отбрасывать остальное. Впереди ждал еще один болезненный урок, который ему предстояло усвоить на практике.

– Я считаю до десяти, и, если в течение этого времени мы не придем к взаимопониманию, твои мозги окажутся на этой стенке.

Он жестом показал, на какой именно. Грей побледнела. Лоб покрылся мелкими капельками пота. Килар обнаружил, что почти дословно воспроизводит слова Робинс, сказанные не так давно:

Я вышибу тебе мозги, а потом плюну на них и разотру.

Думать об этом было неприятно. Еще как неприятно.

– Раз, – произнес Килар.

– Подонок! – Сержант рванулась изо всех сил, на шее и висках вздулись жилы, но Килар запеленал ее на совесть. – Однажды я убью тебя, так и знай!

Странник, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Уверен, ты сделаешь это при первой возможности. Вот только оружие на этот раз у меня. Лучше побереги силы. Они тебе пригодятся.

Робинс зарычала в бессильной злобе.

– Два, – Он снова повернулся к Грей. Девчонка отшатнулась, но деваться ей было некуда. Она вжалась спиной в стену.

– Три!

– Я скажу, скажу тебе! – закричала Грей. – Только перестань! Я натурально все скажу, только не надо больше!

Килар дохнул на нее жаром из своего воспаленного горла и придвинул коробку к ее согнутым коленям.

– Вот, – почти сразу определила она, – та, коричневая бутылка с желтой этикеткой. В ней двести доз. Очень сильное средство. По одной таблетке утром и вечером. Я слышала, эта штука натурально лечит даже запущенный некроз.

Странник взял указанную бутылку. Плоская, прямоугольная, с выпуклой боковой чеканкой. На желтой этикетке Килар прочитал: «ЭФИНИЛ». Название ни о чем ему не говорило, разве что отдаленно напоминало противоастматическое средство из родного мира, но вряд ли стоило искать аналогии там, где их не могло быть.

– Если я выпью это и случайно отравлюсь или если это не поможет мне в течение суток, у меня все равно останется достаточно времени, чтобы отправить вас впереди себя на тот свет. А тебя, красавица, первым рейсом, – он указал на Грей стволом пистолета. Она еще сильнее побледнела.

– Нет, пожалуйста! Я сказала правду.

Вторая девушка тихо плакала, содрогаясь всем телом.

«Господи, чел, да она еще совсем ребенок!»

Килар чувствовал себя мерзавцем, кем-то вроде вооруженного экстремиста, захватившего автобус со школьниками. Но он выбрал единственно-верный способ достичь желаемого результата. И этот способ оправдал себя, нравилось ему это или нет. Он мог бы подождать, пока проснется Линн и спросить у нее насчет антибиотиков. Но, учитывая ее состояние, капитан Эрвинс запросто проспит целый день, а то и дольше. Странник не знал, как будет развиваться болезнь, если ее вовремя не подавить лекарствами. Яд сииза, растворенный в его крови, мог со временем превратиться в кислоту и убить его. Возможно, к вечеру он вообще не сможет двигаться, и на этой стадии заражения никакие таблетки уже не подействуют. Проблему нужно решать самому, решать немедленно. Он разбудит Линн только в самом крайнем случае.

– Вытряхивайтесь наружу, – Он распутал веревки, привязывающие их к сидениям, – Идите, проветрите мозги. Вам это не повредит.

Он заново стянул им запястья так, чтобы женщины могли свободно двигаться, но не настолько свободно, чтобы им удалось избавиться от пут. В армии его научили вязать хитрые узлы, которые затягиваются сильнее, если дернуть не за тот конец или под неправильным углом. Они вылезли наружу, поминутно оглядываясь через плечо. Килар не сомневался, что они ждут выстрела в спину, и это взбесило его. Он едва совладал с собой и отвернулся, чтобы не напугать их еще сильнее.

Килар ощущал их взгляды затылком, пока они не выбрались наружу. Когда их не стало, Странник присел возле Робинс и перевернул ее на спину. Сержант смотрела на него с видом отчаявшегося человека, готового к смерти или убийству. Килар еще не знал, как он будет находить с ней общий язык, но первый камень в основание будущих взаимоотношений следовало заложить уже сейчас. Их ментальная схватка напоминала перетягивание каната, когда с одной стороны находился он, злобный чужак, разбередивший старую рану, а с другой – вся система ее жизненных воззрений, утвердившаяся с годами и ставшая совершенно непробиваемой для любого типа оружия.

Разрушить стену в сознании Линн оказалось довольно легко. По сути, это была уже не стена, а ветхий забор, готовый вот-вот завалится под собственной тяжестью. С Робинс дела обстояли куда сложнее. Ее стена состояла из тяжелых бастионов и равелинов, окопана глубокими рвами и утыкана заострёнными кольями. Для того, чтобы одолеть эту стену, Килару предстояло совершить невозможное.

– Хочу развязать тебе ноги, чтобы ты могла осмотреть здешние достопримечательности вместе с подругами, – Он тщательно следил за интонацией. Не следует излишне на нее давить, но и мямлить нельзя, – Я сделаю это только при одном условии: ты пообещаешь вести себя благоразумно, иначе придется оставить тебя здесь.

– Делай, что хочешь, говнюк! – буркнула она, – Срать я на тебя хотела!

– Ответ неверный. Спрашиваю еще раз: можешь обещать, что не станешь делать глупости?

– Отвали от меня, тафу! – она бросила на него полный отвращения взгляд. – Меня тошнит от твоего лицемерия! Чего ты ждешь? Я знаю, что у тебя на уме, так какого хрена ты виляешь и выпендриваешься? Доставай свой вонючий отросток и займись делом, пока он у тебя не отсох. Или иди поимей сам себя!

– Мне следует расценивать твои слова, как отказ? – Килар понял, что готов сорваться. Его терпению наступил предел.

«Да что она о себе возомнила! С какой стати я должен это терпеть?»

– Поздравляю! Будешь и дальше валяться тут связанной. Я не могу рисковать.

– Поцелуй меня в жопу!

Килар поднялся, чтобы уйти, но ее голос остановил его.

– Откуда ты такой взялся? Чем дольше наблюдаю за тобой, тем меньше понимаю. Ты не застрелил нас на станции и не оставил гореть вместе с ходоками. Почему? Сперва я думала, ты решил нас попользовать... ну, по-своему, как там у вас, у тафу это принято. Но, похоже, я снова ошиблась. Тогда на кой черт мы тебе сдались?

– Со временем ты это поймешь, – заверил ее Килар. – Терпение и упорство творят чудеса. Нам обоим есть, о чем подумать.

– Ты не ответил на вопрос! – Ее голос задребезжал от волнения.

– Не могу исповедоваться по пятницам. Религиозные принципы не позволяют. Но обещаю – ждать тебе осталось недолго.

– Сколько же ждать?

– Столько, сколько нужно. Это все, что я могу сказать.

– Не больно то ты стараешься! Кстати, как тебе удалось одурачить Эрвинс? Она вроде не дура. Почему она помогает тебе? Чем ты ее приманил?

– Ничем я ее не приманивал. Но она сделала правильный выбор.

– Правильный для тебя?

– Правильный для нас троих. В том числе и для тебя.

– Я бы на твоем месте не спешила записывать меня в подружки.

– Только не пытайся ставить себя на мое место. – Килар усмехнулся, но совсем не весело. Не было у него повода для веселья. – Лучше уж сгореть ко всем чертям вместе с ходоками, чем оказаться в моей шкуре.

– Развяжи мне ноги. Обещаю, что не стану дергаться, – она твердо посмотрела на него снизу-вверх. – У меня есть голова на плечах.

– А не врешь? – Странник заколебался. Он знал насколько опасной и непредсказуемой может быть эта женщина. Но ему нужно как-то уживаться с ней. Им предстоит долгий путь. Нельзя все время держать ее на привязи. Рано или поздно придется рискнуть. Так почему бы не теперь? Сержант каким-то образом разобралась в его сомнениях и заговорила вновь. Странник внимательно ее слушал.

– Если бы ты развязал меня пятью минутами раньше, я бы вцепилась тебе зубами в глотку или попыталась открутить яйца. Но сейчас мне стало любопытно. Похоже я начинаю тебя понимать. Не полностью, нет. Но частично – может быть. Думаю, у тебя есть какой-то внутренний ориентир, по-настоящему важная цель, которую ты сам до конца не видишь. И для того, чтобы разглядеть эту цель, а потом до нее добраться, тебе зачем-то нужны мы. Я и Линн.

Килар не сомневался, что Робинс умна, хотя и не вполне уравновешена. Оказывается, она еще и чертовски проницательна. В то время как ее товарки сходили с ума от страха, сержант наблюдала и делала выводы. Как быстро и кратко она обрисовала его состояние! Странник действительно хотел увидеть и понять. Понять назначение своей миссии, понять смысл изменений, которые произошли в нем самом, с тех пор как врата этого мира раскрылись перед ним, чтобы потом захлопнуться навсегда. Или на самом деле все не так? Что он, в сущности, знает о движущих силах судьбы, играющих его жизнью? Он по-прежнему не понимал правил игры. Только направление. Но, возможно, этого более чем достаточно. Да или нет? Килар отогнал от себя назойливые вопросы. Время откровений еще не наступило… Наступит ли оно когда-нибудь?

Странник нагнулся и дернул конец веревки от себя и вбок. Секретный узел распустился. Он размотал паракорд и отступил назад. Робинс медленно села, растирая затекшие икры и лодыжки, и в то же время продолжала наблюдать за ним. К ней вернулся острый взгляд бывалого охотника, который он уже видел однажды.