Текст книги "Вечный путь (СИ)"

Автор книги: Сергей Мечников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Алексей наблюдал, как умирает рыжеволосая девчонка с простреленным бедром. Похоже в общей суматохе о раненой просто забыли или заранее поставили на ней крест. На вид ей еще не было восемнадцати. Ее юный возраст плохо укладывался в голове. Алексею хотелось отхлестать себя по щекам, чтобы проснуться. Ей бы сейчас выбирать платье к выпускному, а не лежать на бетонном полу в луже собственной крови. Минуту назад он попытался ее напоить, отстегнув флягу от ее же оружейного пояса, но умирающая не смогла проглотить ни капли. В какой-то момент ее глаза потускнели, стали похожи на два мраморных шарика. Она выпустила воздух из легких и просто не стала вдыхать его снова. Алексей пощупал ей пульс и прикрыл глаза.

Во рту пересохло, но он не смог заставить себя воспользоваться флягой покойницы. Горлышко должно быть еще теплым от ее воспаленного дыхания. Алексей встал и направился к колонке. Дернув рычаг насоса, он случайно задел кусок картона на полу. Разложенные на нем стамески, отвертки и гаечные ключи звякнули друг о друга.

Лекарства сработали даже лучше, чем он ожидал. Сознание прояснилось. Боль забилась вглубь нервных окончаний. Остались только легкое головокружение и общая слабость. Голода он тоже не чувствовал. Алексей взбодрился, умывшись ледяной водой из колонки, и неторопливо обошел пакгауз.

Помещение вытянулось с севера на юг и занимало площадь около двухсот квадратных метров. Вдоль восточной и западной стены тянулись два ряда узких окон. Изнутри их перекрывали мощные стальные жалюзи похожие на решетки вентиляционных шахт метро. Внутреннее пространство заполняло оборудование различного назначения. За перегородкой из проволочной сетки гудел стационарный генератор размером с малолитражку. Трубы и кабели проходили сквозь пол и тянулись под плитами двора к другим пакгаузам, связывая все системы станции воедино.

Возле двери висели контрольно-измерительные приборы. Шкалы были проградуированы в привычных земных величинах. Алексей узнал барометр, анемометр, гигрограф, а еще амперметр с осциллографом, регистрирующим амплитудные колебания тока в сети. Пусть эта планета и находилась на другом краю галлактики, но когда-то давно люди переселились сюда с Земли.

Похоже, он провалился не только в параллельный мир, но и в отдаленное будущее. Люди успели освоить межзвездные перелеты и основали колонии в иных мирах. Хотя уровень местных технологий не впечатлял. Когда представляешь себе развитую космическую цивилизацию, на ум приходят бластеры, электронные импланты, варп-двигатели и плазменные резаки. Тут ничего подобного не было и в помине. Все вокруг казалось Алексею знакомым, если не сказать – тривиальным, словно калька с привычных ему вещей. И в то же время он оставался чужаком, пришельцем из иного места и времени. Отличия в языке лишний раз это подтверждали.

Слова появлялись сами собой, как только возникала потребность что-то сказать. Алексей на ходу конструировал незнакомые фразы и одновременно понимал их смысл, как будто разговор шел на студенческом сленге конца восьмидесятых. Он подозревал, что эта новая способность как-то связана с тем, что в кругу эзотериков принято называть «скрытыми силами души», а если по-простому, то с телепатией. Прежде Алексей скептически относился к паранормальным явлениям и часто высмеивал доморощенных оккультистов. Увлечение гороскопами и публичные шоу экстрасенсов по телевизору он считал признаком общего упадка культуры после развала Союза. Но за последнее время произошло слишком много удивительного и необъяснимого.

Алексей попытался извлечь из своей памяти какие-нибудь сведения о фонетике, о грамматике или о семантической структуре местного языка, но у него ничего не вышло. Новые способности позволяли ему выстраивать сложную цепочку рассуждений, но не давали теоретических знаний. Он использовал отвлеченные понятия, как иллюзионист, достающий кроликов из шляпы. Здесь применяли латинский алфавит, отсчитывали расстояние в милях, измеряли жидкость галлонами, а температуру – в Кельвинах. Но и только. Если пащуры Линн и говорили на одном из языков романской группы, то теперь речь их далеких потомков изменилась до неузнаваемости.

Он распахнул дверь и вышел наружу.

Тишину нарушало лишь монотонное урчание волн. Начинался прилив. Через час с небольшим из воды начнут появляться «головозадые» – эти уродливые сивучи-вампиры, любители кровавых коктейлей. Они будут ползать по пляжу до вечера, потом большую часть ночи и исчезнут только перед рассветом, когда пузырь материнской планеты опустится к горизонту. Иногда они вылезают на берег и днем, но массовое нашествие случается после наступления темноты. Алексей обнаружил в закромах памяти точное название морских хищников: «сиизы», но ему нравилось использовать фривольное словосочетание, придуманное им самим.

Он огляделся: в глубине пустыни ни души. Безликие полумесяцы дюн напоминали рыбью чешую. Воздух в отдалении дрожал как над костром.

Алексей знал, что находится в осажденной крепости. Кочевники образовали вокруг станции живое кольцо, пусть сейчас их и не видно. Дикари не забудут о своих убитых. Все примитивные культуры свято чтят обычаи кровной мести. Кроме того, они гнались за ним с каким-то особенным, почти маниакальным упорством, даже полезли в безнадежную атаку под пулемет. Тут не просто общая агрессивность по отношению к чужакам. Тут что-то личное или религиозное. У Линн преимущество в огневой мощи, зато кочевников много, они полны ярости и могут позволить себе не считаться с потерями. Алексей вспомнил янтарные глаза женщин на пляже и его передернуло.

У Линн красивые глаза: жемчужно-серые и немного грустные. Алексей разглядел эту грусть под внешней показной жесткостью. Она тщательно прятала свою ранимость, но Алексей сумел ее разглядеть.

«Но ведь есть что-то еще?» – он ухватился за эту мысль, повертел ее в голове как монетку между пальцев, и его окатила волна тревоги. Да. Определенно было что-то еще. Мужчины – догадался Алексей. Гарнизон базы не может состоять из одних женщин. Что если на этой планете эмансипация зашла слишком далеко? Допустим. Но как быть с Жаром? Линн говорила о нем, как о вполне реальной личности. Значит, мужики тут все-таки есть. Тогда почему он до сих пор не встретил ни одного?

Давным-давно Алексей смотрел польский фильм, в котором женщины прятались под землей от радиации и выращивали детей в инкубаторах. Детали сюжета уже выветрились из памяти, как и название самого фильма. Ахилл одолел королеву амазонок в битве под стенами Трои. В скандинавских мифах упоминались девы-валькирии, реющие над полем битвы на крылатых конях и забирающие в Вальхаллу души погибших героев… Валькирия... ведь это слово что-то значит на местном языке?

Чем скорее он получит ответы, тем лучше. Когда оказываешься в незнакомом мире, жизненно необходимо разобраться в правилах игры, пока эти правила не обернулись против тебя. Такой закон действовал в книжных мирах, по которым он путешествовал, сидя в кресле…

– Эй, ты, выродок!

Алексей обернулся. Перед ним, широко расставив ноги, стояла та самая чернокожая женщина с курчавыми волосами, которая недавно грозилась его пристрелить. Она и сейчас держала его под прицелом винтовки.

– Надо было сидеть внутри и не высовываться.

Ее тонкое лицо слегка дрожало от внутреннего напряжения, словно поверхность стекла под воздействием звуковой волны. Шрам поперек лба стал багровым.

– Мы здесь не привыкли к таким как ты. Понял меня, выродок?

– Если честно, то не очень.

– Туго соображаешь. – Женщина приблизилась на два шага, по-прежнему удерживая оружие наизготовку. – Но для твоей породы это в порядке вещей. Сейчас постараюсь объяснить на пальцах: я мастер-сержант Робинс Эйден, первый аэромобильный дивизион пограничной стражи. У меня в руках автоматическая винтовка А-55М. Заряжена бронебойными патронами под калибр 226 «Миротворец» с титановым сердечником. Если через минуту ты все еще будешь топтаться во дворе и мозолить мне глаза, я вышибу тебе мозги, а потом плюну на них и разотру.

Она произнесла все это спокойным, будничным тоном, как будто диктовала рецепт домашнего пирога.

– Послушайте… мэм. – Алексей сделал вид, что полностью владеет собой, но он не мог не замечать направленный на него ствол винтовки. Раструб пламегасителя внезапно показался огромным как железнодорожный тоннель. – Не знаю, за кого вы меня принимаете, но это какая-то ошибка. Ваши враги не здесь, а там, – он указал на далекие дюны позади изгороди.

– Да что ты говоришь! – голос сержанта Эйден прозвучал неестественно, растянуто, словно она изо всех сил сдерживала себя. Похоже под маской внешнего спокойствия внутри у нее все бурлило.

– Вам кажется, что я представляю для вас угрозу, но это не так. – Он поднял руки ладонями вперед и повертел ими перед своим лицом. – У меня нет оружия, а у вас в руках винтовка с бронебойными пулями. Почему бы не поговорить как цивилизованные люди? Думаю, такой разговор пошел бы на пользу нам обоим.

Он сказал это! Неужели он действительно это сказал?

Ухмылка Робинс походила на оскал лунатика.

«Да у нее просто руки чешутся!», – Алексей облизал пересохшие губы, – «Она не просто может это сделать – она жаждет застрелить меня как бешеную собаку. Мои предсмертные конвульсии доставят ей несказанное удовольствие!»

– Кажется, я сейчас блевану. – Робинс выплевывала обидные слова ему под ноги, словно вишнёвые косточки.– Ты такое же мерзкое звериное отродье, как и все твои вонючие сородичи за Чертой! Ублюдок! Бешеная обезьяна в штанах! В отличие от прочих ты хитер, и поэтому вдвойне опасен. Ты можешь шевелить мозгами и говорить по-человечески, но это, твою мать, еще не делает из тебя человека! Тебе как-то удалось обдурить капитана, но мне известно, что за говно ты на самом деле!

Лицо сержанта стало цвета темной слежавшейся пыли. Шрам на лбу пылал ярким багрянцем словно неоновая реклама. У нее начали едва заметно трястись руки. Ствол колебался туда-сюда, но по-прежнему смотрел ему в грудь. Как просто ей сейчас нажать на спуск и тем самым поставить точку в затянувшемся обмене любезностями. С трех шагов промахнуться невозможно. Даже странно, почему она до сих пор медлит.

– Вы говорите не обо мне. – Алексей постарался укрепить свой голос, не дать ему сорваться. Капли пота щекотали шею, стекая за шиворот. – Я не имею никакого отношения ни к вам, ни к этому месту. Ваш мир для меня чужой. У меня нет тут никаких сородичей. И мне незачем вам лгать…

– Ты лжешь потому, что в этом вся твоя гнусная сущность!

– Моя сущность – это природа, а не вина! – выпалил он, понимая, что начинает терять терпение, оправдываться и нести околесицу. – Решили поквитаться со мной за какие-то прошлые обиды? Это несправедливо и неразумно. Сейчас вы слишком возбуждены, чтобы размышлять трезво. Поэтому предлагаю...

Но она не слышала. Алексей с самого начала избрал не верную тактику. Гуманитарное образование приучило его во всем полагаться на интеллект, на цепочку разумных аргументов. Тезис и антитезис. Но Робинс сейчас захлестывали эмоции, а значит, они говорили на разных языках. Доводы Алексея напрасно стучались в запертую дверь ее разума – они отскакивали прочь как шарики для пинг-понга.

Я вышибу тебе мозги, а потом плюну на них и разотру!

– Ты не похож на других, но ты такой же, – злобно прошипела она. – Такой же извращенный мерзавец. Такой же похотливый зверь. Ты генетический мутант. Плод какого-то дьявольского смешения хромосом. Ты не имеешь права существовать. В жопу приказы! Я приговариваю тебя к смерти!

И она спустила курок.

Когда стреляют в упор, мир сжимается до размеров дульного среза. Тело среагировало само по себе, и совсем не так, как он ожидал. Вместо того, чтобы метнуться в сторону или отшатнуться, Алексей бросился вперед за миг до того, как прозвучал выстрел. Робинс выглядела безумной, и ему не хотелось причинять ей вред. Ему вообще не хотелось драться с женщиной. Но у него в запасе остался единственный аргумент, и Странник, не задумываясь, пустил его в ход. Внезапный рывок привел ее в замешательство. Рука чуть дрогнула. Пуля рванула на плече рубашку, не задев кожу. Но он все равно не успевал. Вторым выстрелом она не промажет…

Линн Эрвинс оказалась за спиной у сержанта, подсекла ей ноги в коленях и одновременно здоровой правой рукой вывела из равновесия, зацепив обратным хватом поперек шеи. Линн не пыталась завладеть винтовкой. За нее это сделали рефлексы и гравитация. В момент стресса тело само защищается от увечий наиболее примитивным способом, и побороть этот инстинкт почти невозможно. Даже годы тренировок не всегда помогают. Сержант выронила оружие, чтобы помочь себе при падении. Она успела подставить локоть, но все равно основательно приложилась спиной о камни.

Линн нагнулась и подняла винтовку.

– Я ведь предупреждала тебя, Робинс, – холодно отчеканила она. – Я предупреждала тебя или нет? Ты забыла, что служишь в действующей армии и субординацию пока никто не отменял. В боевых условиях за самоуправство положен расстрел. Я не знаю, что тебе сделали такие, как он, там, за Чертой. Не знаю и не хочу знать, почему тебе пришло в голову смывать дерьмовые воспоминания чужой кровью. Но я уверена, что этот человек ни в чем не виноват. А теперь убирайся!

Робинс приподнялась на локтях.

– Ты действительно не знаешь? – она вымолвила это тихо, почти шепотом. – Ты не знаешь, хоть и была там? Я не могу поверить, что ты не знаешь.

– Ага, я там была, – сухо ответила Линн, – Но это не мешает мне оставаться человеком. Даже когда это не легко.

Робинс встала и потерла ушибленную ягодицу. Ее плечи ссутулились. Она вся как-то разом обмякла. Яростная злость сменилась оцепенением и безнадежной тоской. Кто-то искалечил психику этой женщины, но Алексей не собирался брать на себя ответственность за чужие грехи. Сержант отвернулась и побрела ко второму бараку. Там стояли еще две девицы в военной форме. Одна полноватая и темноволосая. Другая коренастая шатенка с короткой стрижкой. Они были готовы разорвать его на куски голыми руками. Только потому, что он не похож на них.

Только потому, что он мужчина!

– Я думаю тебе лучше зайти внутрь. – предложила Линн.

– Да, я тоже так думаю, – он улыбнулся. – Всему свое время, не так ли?

Она не ответила, но Алексей понял, что его слова достигли цели.

«Время как большая река. Не пытайся торопить Судьбу».

– Не мы определяем правила, – добавил он уже на пороге. – Но только нам решать – продолжить игру или отступить.

Он зашел в пакгауз, украдкой наблюдая за их реакцией. Линн смотрела задумчиво. Смысл его слов проникал к ней в сознание, чтобы заронить семена будущего прозрения. В глазах двух молодых девиц плескались фонтаны страха и ненависти, но они были пустышками. Их враждебность не имела значения.

А где-то рядом продолжало вращаться скрипучее Колесо. Оно постепенно набирало обороты, раскручивало их жизни, перемешивало их, как перемешивают шарики в барабане во время розыгрыша телевизионной лотереи. Перед глазами Алексея возникла устрашающая картина: громадное сооружение, лишённое каких-либо зачатков дизайнерской мысли. Куча подгнившего дерева и ржавого железа, скрепленная заскорузлыми скобами и гвоздями. Внутри пересыпались не веселые цветные шарики, а человеческие черепа. И на лбу каждого кровью выведено чье-то имя.

Адское Колесо Фортуны.

И он оказался в самом его центре, намертво прикованный к оси этого уродливого механизма. Он был узником и в то же время вершителем. Он не имел власти остановить бег Колеса или повернуть его вспять, так же как не мог разорвать свои оковы. Но он получил право выбирать одни имена и отбрасывать другие. Вечный путь. Сколько загубленных душ останутся стенать на обочине, прежде чем он достигнет небесного града? Десятки? Сотни? Сотни тысяч? Какая разница, сколько прольется крови на спицы вращающегося Колеса? Чем одна капля отличается от целого океана?

Робинс оказалась права на его счет. Он становился зверем. И он конечно же был опасен, потому что перестал отличать добро от зла, жестокость от милосердия, добродетель от порока. И это само по себе выглядело ужасно. Но это тоже не имело значения. Он пришел сюда, чтобы совершить что-то очень важное, и по сравнению с масштабами предстоящей задачи, его жизнь и жизни других людей не принимались в расчет. Алексей соглашался с этими правилами, хоть они и не нравились ему. Но большие истины далеко не всегда оказываются приятными. Кому-то приходится жертвовать собой, чтобы дать толчок новому витку существования. И у этой спирали нет ни начала, ни конца.

«Юля, дочка… простите меня», – прошептал он и ощутил тяжесть в груди. – «Вы были дороги Алексею, возможно он вас даже любил. Но теперь Алексей мертв, и вам лучше не знать, в кого он превратился после смерти».

Он подошел к окну и раздвинул жалюзи ровно настолько, чтобы видеть двор и прилегающую местность. Женщины столпились возле соседнего пакгауза, и Линн что-то твердила им на повышенных тонах.

Алексей ненавидел себя за то, что ему предстояло сделать. Он хотел бы обойтись без лжи и манипуляций, а главное – без человеческих жертвоприношений. Но Колесо вращалось все быстрее, увлекая его своим безостановочным движением.

Не мы определяем правила. Продолжить игру или отступить?

Лазоревое светило, которое местные называли Пальмирой, прочно утвердилось между западом и юго-западом, но все еще достаточно высоко. День никак не хотел заканчиваться. Лишние шесть часов света оказывается могут длиться целую вечность. Ходоки затаились и никак себя не проявляли.

Алексей тоже ждал.

Через полчаса явились две молодые девицы в сопровождении Линн. Они принесли еду: шоколад, сушеные яблоки, ветчину с майонезом, овощами и хлебом из муки грубого помола. Алексей попытался заговорить с Линн, но она его как будто не видела. Женщины ушли, забрав с собой труп рыжеволосой девчонки.

Он в одиночестве съел все, что ему дали, запив холодной водой. После трехнедельной диеты из устриц и ракообразных желудок усваивал тяжелую пищу неохотно, словно никак не мог решить, что ему делать с таким количеством калорий. Он глотнул еще воды и уселся на пол возле окна. Ожидание продолжалось.

Иногда он вскакивал с пола и бродил по бараку, как волк в тесном вольере, слушая тревожный перестук крови по стенкам сосудов. Ему бы сейчас закурить. Всего несколько затяжек помогут успокоить нервы и настроиться на нужный лад. Но сигареты взять не от куда. Эта ненормальная, Робинс что-то курила, но вряд ли она захочет с ним поделиться. Может табак есть у Линн?

Алексей рисковал, потому что мог опоздать, и, если это произойдет, все обитатели станции наверняка погибнут. Одна единственная попытка. Один крошечный шанс на успех. Все зависит от того, насколько хорошо он успел подготовить себя к активным действиям в незнакомых условиях. Другими словами – насколько глубоко он изменился как личность за прошедшие двадцать семь дней. Рано или поздно кочевники атакуют периметр. Алексею придется выйти на сцену и исполнить сольную арию. Теперь он не просто должен почувствовать в себе новое «Я» Странника.

Теперь ему предстояло самому стать Странником.

Пальмира садилась. Иногда Алексею казалось, что пышущий зноем шар неподвижно висит на одном месте или даже ползет в обратную сторону. Но он все же садился. Скоро опустится вечер. Ходоки покинут свои убежища, чтобы начать штурм, и тогда настанет пара действовать.

Линн лежала на койке в помещении казармы. Она плавала в муторной полудреме и никак не могла уснуть по-настоящему. Мышцы и суставы ломило, искалеченная левая рука пульсировала, а рассудок трещал по швам от распирающих его внутренних противоречий. Линн надеялась, что Судьба в нужный момент шепнет ей на ухо какое-нибудь волшебное слово, и наступит моментальная ясность, как во время пиротехнической мистерии на празднике Рождения. Раз в год жрицы Великой Матери устраивали грандиозный фейерверк на площади перед Храмом. Огни в небесах символизировали появление молодой Вселенной из лона Прародительницы.

Но Линн ошибалась.

Критический момент наступил. Круг замкнулся и в очередной раз начал раскручиваться по новому циклу. И не было никакой ясности. Только сводящее с ума чувство внутреннего краха. Протестующий вопль моральных императивов. Она не может вечно валяться на койке и размазывать сопли по подушке. Рано или поздно события поставят ее перед выбором. И когда этот момент наступит, каждое из тех сомнений, которые ей не удастся искоренить сейчас, станет ловушкой. И любая такая ловушка может стоить ей жизни. Она должна разобраться в себе сейчас. Пока еще есть время.

Только нам решать: продолжить игру или отступить.

«Будь ты проклят, Килар!»

Линн заставила себя принять сидячее положение. Нужно наладить связь, проверить боекомплекты, установить регулярную смену караулов. Но сил не было. Тело налилось свинцом. Она подняла левую руку и попробовала согнуть оставшиеся пальцы. От боли голова пошла кругом. Действие лекарств заканчивалось, и теперь жжение под слоем бинтов становилось все сильнее с каждым новым сокращением сердечной мышцы. Линн провела языком по небу. В горле першило. Лоб и щеки на ощупь были горячими. Она чувствовала себя больной.

В этот момент снаружи прозвучал ружейный выстрел. Линн выбежала из казармы с пистолетом в руке. Спустя пару секунд следом за ней появилась Робинс.

Стреляла Грей Арсис.

– Мне показалось, кто-то крадется вдоль стены! – Она возбужденно перевела дыхание и поправила тактический шлем, съехавший на глаза.

– Ну и? – Линн осмотрелась кругом.

Белый свет прожекторов казался неестественным и резал глаза на фоне зеленоватого вечернего сумрака. Над пустыней полыхал изумрудный огонь, когда частицы звездного ветра сталкивались с магнитосферой планеты.

– Никого, – Грей сперва виновато опустила глаза, но потом вскинула голову, окрыленная неожиданной идеей. – Они натурально попрятались, когда я подошла. Может такое быть, капитан? Могли эти желтоглазые стервы спрятаться от меня?

– Может быть, – сказала Линн ровным голосом. – Смотри в оба, Арсис. Постарайся не создавать лишнего шума. Это может их спровоцировать. И не трать понапрасну патроны. В бою их количество в магазине продлит тебе жизнь.

– Но мне показалось...

– Смотри в оба.

Линн направилась обратно к двери пакгауза. Они случайно пересеклись взглядами с Робинс, и сержант отвернулась. Она не проронила ни слова с тех пор, как Линн сбила ее с ног и отобрала винтовку, с тех пор как сержант в припадке безумия едва не застрелила Килара. Но Линн чувствовала, что это не упадок мысли и не прострация. Робинс вела собственную молчаливую борьбу, и это обнадеживало.

Линн прошла в правый конец пакгауза и отперла бронированную дверь с электромагнитным сейфовым замком. Универсальный ключ существовал только в двух экземплярах. Один был у нее, другой – у начальника службы обеспечения дивизиона. Линн дождалась, когда щелкнет разомкнувшееся реле, и вошла в комнату. Пошарив в темноте рукой, она нащупала выключатель. Под потолком вспыхнули флуоресцентные лампы, осветив верстаки с устройствами для опрессовки патронов, оружейные пирамиды, формованные пластиковые контейнеры для амуниции и цинки с боеприпасами. Пахло оружейной смазкой и антикоррозийным спреем. Неприятный, химический запах. Как дешевый освежитель для туалета.

Линн остановилась в дальнем конце помещения. Узкая металлическая дверь почти сливалась с внешней стеной пакгауза. С ее помощью предполагалось эвакуировать вооружение во время пожара и в том случае, если основной проход через казарму окажется заблокированным. Линн снова достала мастер-ключ, вставила в щель считывающего устройства... и немного помедлила. Сейчас она должна последний раз все обдумать и принять окончательное решение. Истеричные голоса в сознании убеждали ее мчаться куда-то очертя голову. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы совладать с паникой. Ее всю трясло. Непонятно, от болезни или от страха?

Линн знала, что этой ночью поставит себя вне закона, но она уже давно переступила Черту, и обратной дороги у нее нет. Леора отторгала ее, как зараженную клетку, способную поставить под угрозу весь организм. И пусть Эльза Доэл катится в бездну со своей революцией! Линн не станет ходячим символом для реализации чужих политических амбиций. Ее пугало вовсе не осуждение общества или расплата за грехи. Она боялась неизвестности, раскинувшейся впереди как Южный океан – без конца и края. Линн чувствовала себя слабой, беззащитной и очень одинокой. Она с детства привыкла быть частью отлаженного военного механизма, но после известных событий за Чертой, она перестала вписываться в систему. Разве что Килар поможет ей скрасить одиночество. Может у них что-нибудь и получится. Она не знала.

Линн предстояло довериться человеку, который пробуждал в ней настолько пестрый калейдоскоп эмоций, что она всерьез опасалась за целостность своего рассудка. Она все еще боялась Килара, испытывала почти физическое отторжение из-за его чужеродной природы, и в то же время ее влекло к нему со страшной, неодолимой силой. Линн терялась рядом с ним, становилась сама не своя. Тоже самое она испытывала в присутствии Жара. А еще эти чертовы критические дни… Так не вовремя!

«Проклятые боги! За что мне все это?»

Еще немного, и она окончательно слетит с катушек. Одной Прародительнице известно, чем это может для нее закончится. Есть вещи, на которые она повлиять не в силах. Линн прикрыла глаза, набрала воздух в легкие, потом медленно выдохнула.

«Я спокойна! Во имя Рождения! Я совершенно спокойна!»

Да. Она спокойна. Отлично. Что дальше?

Ее солдаты – те из них, кто еще живы. Если Линн начнет помогать Килару, то для всех остальных она превратится в изменницу. А с изменниками никаких компромиссов быть не может. Линн не оставит им выбора. Если эти дурёхи предпочтут смерть, у нее появится шанс выяснить, действительно ли она такая бесчувственная дрянь или только притворяется. Конфликт становился неизбежным, так же как неизбежна кровь, которая щедро прольется на этом берегу в ближайшие часы.

Что еще? Ходоки. Желтоглазые по собственной воле не разбегутся, но ей не обязательно ввязываться в неравный бой. Если все сделать четко и быстро, дикари и глазом моргнуть не успеют. Хорошо, что они перемещаются только пешком. Кровь красная, а ходоки ходят. Это дает ей шанс.

Оставался Килар. Его присутствие едва не вызвало настоящий бунт.

Грей и Надин потребовали немедленно его обезвредить, то есть нашпиговать пулями, сжечь труп, а пепел развеять по ветру. В отличие от Робинс, они никогда не бывали за Чертой, и видели таких как он лишь в анимированных клипах по «Эверколу». Пропаганда изображала мужчин тупыми двуногими животными с огромными выпирающими зубами и длинными волосатыми лапами, свисающими вдоль бочкообразных тел. На экране тафу превращались в монстров, насиловали женщин, терзали их, калечили и разрывали на части. Иногда они их также ели. Тафу – падшие существа. Они не способны дарить жизнь и умеют лишь разрушать. Каждый из них может в любой момент стать чудовищем. Это из-за них север обезлюдел, а предки были вынуждены переселиться в тропики, где до этого прозябали только чокнутые натуралисты.

Неудивительно, что Грей и Надин боялись его одного больше, чем всех ходоков вместе взятых – те, по крайней мере когда-то, были женщинами. Линн пришлось сделать вынужденную уступку подчиненным и запереть дверь блока «С», словно клетку в зоопарке. Если Килару не удастся найти оставленное для него послание, а потом самостоятельно выбраться из пакгауза, все ее усилия пропадут даром.

Так… Надин Галлинс сидит в пулеметном гнезде на крыше и наблюдает за внешним периметром. Если быстро преодолеть расстояние между двумя пакгаузами, Надин со своего насеста ничего не заметит. Но стоит ей случайно посмотреть во двор – все пропало. Возникнут неудобные вопросы, и Линн не сможет на них ответить. Нужно подстраховаться. Про рекер лучше сразу забыть. Кочевники держат позицию за насыпью стартовой площадки и расстреляют любого, кто попытается приблизиться к машине ближе, чем на пятьдесят ярдов. Остается гусеничный вездеход.

Мы не определяем правила… так продолжить или отступить?

– Отлично, детка. Надеюсь, ты все предусмотрела. – Линн сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду. – Ну что ж, пожалуй, начнем.

Звук ружейного выстрела проник в его сознание. Веки Алексея дернулись и поползли вверх. Он сидел перед окном на полу, облокотившись спиной о стену. Его голова свесилась на плечо. Он задремал на какое-то время. Снаружи расползались зеленоватые вечерние тени. Широкий луч цвета расплавленного чугуна все еще разделял темное небо и темную землю. Темное небо и темный океан.

«Пора» – сказал себе Алексей и проснулся окончательно.

Он не знал, как долго отсутствовал. Ему снился сон. Голубоватые огоньки отражались во множестве зеркальных граней. Свет становился ярче. Вращение зеркал ускорилось. Вспышки мелькали в бешеном ритме пока не слились в одну тонкую белую линию, в концентрированный пучок фотонов. Пространство свернулось узлом, потом раскрылось как цветок лотоса во всей своей непознанной многомерности. День и ночь сменили друг друга, перемешались, стали единым целым. Из хаоса родился порядок. Тьма поблекла, открыв устойчивые формы предметов и явлений.

Снова пустынный пляж и волны с шелестом накатывают на песок. Снова язычки пламени пожирают сухие водоросли. Алексей поднял взгляд на Посредника. Тот наблюдал за ним, и в его темных глазах плясало пламя костра.

– Ты особенный человек, Странник. – сообщил Жар голосом, приходящим издалека. – В твоих жилах спрятан ключ ко всему. Возможно когда-нибудь ты доберешься до самой сути. Сумеешь ли сохранить себя или сольешься с тенью? Этот груз ты разделишь со своей совестью. А теперь пришло время заглянуть в огонь.

Жар протянул руку с четками вперед, и его сжатый кулак проник в самую сердцевину пламени. Костер вспыхнул и заискрил. Вокруг него как усики насекомых шевелились тени. Алексею захотелось отвернуться. Во рту стоял привкус желчи.

Посредник вынул кулак из костра. Рука до локтя покрылась сажей, но не пострадала от огня. Неужели колдовство? Или это какой-то трюк?

– Посмотри сюда, Странник: числа и их сочетания определяют твой путь. Вот три зерна, дающие всходы, и в каждой – три ступени к пьедесталу. А если сложить их вместе, получается единица. Обрати внимание на эту цифру. Это уже не ноль, но еще и не двойка. Единица очень важна, ибо с нее начинается любой отсчет.

Первая бусина скатилась по шнурку вниз.