Текст книги "Дрянь (сборник)"

Автор книги: Сергей Устинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 49 страниц)

16

Час спустя я вышел на улицу. Маргарита Ефимовна, так звали мать Жильцова, показала мне из окна, где во дворе стоит телефонная будка. Зеленых «Жигулей» нигде не было видно, но, когда я зашел в автомат, рядом возник парень в кожаной куртке, тот, что сидел рядом с водителем. Он стал подкидывать на ладони двушку, изображая из себя очередь.

Я даже не стал прикрывать дверь. Набрал домашний телефон Феликса и, слушая однообразные длинные гудки, заорал:

– Привет, это я! Что? Очень плохо слышно! Да, я тут, в Лианозове. Какой, к черту, нашел! Им тут и не пахло, пустой номер, они его сто лет не видели! Что? Пустой номер, говорю! Да, конечно. Теперь там последняя надежда. Сейчас заеду в одно место – и туда! Ага, сразу позвоню. Ты все время будешь в редакции? Договорились!

Я повесил трубку и не оглядываясь быстро пошел к машине. Уже выезжая из двора, я увидел, что парень, даже не попытавшись изобразить, будто он звонит, опрометью бросился за угол. «Ничего, побегай», – злорадно подумал я.

На полдороге к центру я снова остановился возле автомата. На этот раз рядом никого не было. Мои преследователи решили больше не рисковать, да к тому же самое главное я им уже сообщил. Тем не менее я прикрыл на всякий случай дверь. Сначала я честно позвонил Сухову. Телефон у него не отвечал. Тогда я набрал другой номер. Поговорив, я двинулся дальше. 66–28 был словно привязан ко мне на веревочке.

Остался сбоку Савеловский. Я катил себе по Новослободской, потом по Каляевской, все время поглядывая в зеркало: не дай Бог потерять своих друзей. Ибо теперь у меня был план, в который не входило наше немедленное расставание. Так, присматривая друг за другом, мы добрались до конца улицы Чехова, и здесь я свернул направо, к зданию «Известий».

Окинув взглядом площадь, я увидел с облегчением, что все идет, как задумано. Если дальше будет продолжаться так же, через четверть часа мой план осуществится. Говоря шахматным языком, я намеревался реализовать свое преимущество и перехватить инициативу. Надоело быть мышкой, захотелось стать кошкой.

Я поставил машину в самом конце стоянки, идущей вдоль Страстного бульвара, почти у выезда на улицу Горького, вышел и не торопясь двинулся к памятнику Пушкину. Здесь, как обычно, роилась разномастная толпа. Длинноволосая, джинсовая, коротко стриженная, костюмно-отутюженная, с цветами, без цветов, ждущая любовного свидания или деловой встречи. Меня, пожалуй, следовало отнести к последним. И только невысокий пожилой гражданин, седой и коротко стриженный, который терся неподалеку от меня, боюсь, не подходил ни под одну из названных категорий.

Часы показывали, что я гуляю вокруг памятника уже четыре минуты. Пора, пора! Я потихоньку стал спускаться по ступенькам к фонтану. Фарфоровое небо лежало на дне гранитного бассейна, усыпанное облаками и блесткими, как рыбы, монетами. Перегнувшись через бортик, мальчишки удили их палками с прикрепленным на конце куском пластилина. Старуха в сером халате грозила им с другого берега. А навстречу мне шел Феликс Громов.

Когда между нами оставалось не больше пяти метров, он, не глядя на меня, едва заметно опустил голову. В следующую секунду мы разминулись. Деловая встреча состоялась.

Я еще постоял немного возле памятника, вспомнил, что скоро у великого поэта день рождения, и мысленно поздравил его с наступающим. Потом посмотрел на часы, демонстративно пожал плечами и побрел на стоянку. Краем глаза я подметил, что к седому тоже не пришли: он двинул прочь, прибавляя шагу. Ясное дело, ему ведь идти до машины дальше, чем мне.

Однако тронулись с места мы почти одновременно, видно, под конец бедняге пришлось бежать бегом. Я вырулил под стрелку, разрешающую поворот направо, на улицу Горького, они повторили мой маневр. Пропустив троллейбус, я повернул, они следом, но сразу остановились. В последний момент, бросив взгляд назад, я увидел, что седой выскочил из машины и забегал вокруг нее. Не теряя времени, я прибавил газу.

Но далеко уезжать я не собирался. Свернув направо в Настасьинский переулок, я заехал в глубокий двор рядом с новым зданием московской телефонной сети и там притулился в уголке. Теперь торопиться нужно было мне. Я скинул куртку и достал из «бардачка» кепку с длинным козырьком и темные очки, которые держал на случай неожиданного выезда на пляж. Я надеялся, что на большом расстоянии этот примитивный маскарад должен сработать. Потом я бегом бросился вниз, к улице Чехова и, обогнув «Известия», снова оказался на площади Пушкина. Здесь, на углу возле кинотеатра «Россия», стояла наша редакционная «Волга». Я нырнул на заднее сиденье, за широкую спину Феликса. И увидел рядом с собой Лику.

– Странная у вас компания, – сказал я язвительно.

– Да вот, увязалась, – недовольно буркнул Громов. Витька, наш шофер, повернулся ко мне. Его круглая физиономия расплывалась от восхищения. Такая работа ему нравилась.

– Порядок? – спросил я Феликса.

Он протянул мне свой фотоаппарат с телеобъективом. Я увидел вблизи, как седой закручивает гайки на колесе, а кожаная куртка помогает ему, опуская домкрат. Лица у обоих потные и злые, а солнце играет на катафотах аварийного треугольника посреди дороги.

– Чем? – поинтересовался я.

– Шилом, – мрачно ответил Феликс. – Но прошу больше мне таких поручений не давать. Ты тут играешь в шпионов, а пятнадцать суток за хулиганство в общественном месте сидеть мне.

Седой швырнул спущенное колесо в багажник и захлопнул его.

– Поехали, – сказал я Витьке. – Только очень аккуратно.

Наша машина тронулась и почти сразу же остановилась.

– Ложись! – крикнул мне Феликс, и я упал на сиденье.

– Что случилось?

– Они разворачиваются, – объяснила Лика.

Я осторожно высунул голову. Зеленые «Жигули» проехали под самым нашим носом и повернули направо. Через несколько минут седой свернул с улицы Горького к Центральному телеграфу и ловко воткнул свою машину в узкую щель между двумя другими напротив главного входа. «Под глобусом», – вспомнил я и сказал:

– Похоже, у них тут постоянное место встречи. Нам встать поблизости просто не нашлось места, пришлось проехать дальше. Но в телевик было видно, как оба, седой и кожаный, вышли из машины и пересели в другую, красную «шестерку». Минут через десять они вылезли и оттуда. К ним подошел высокий худой парень с вытянутым лицом в спортивном адидасовском костюме, потом присоединился красавчик ален-делоновского типа, одетый в кремовые брюки и белый пиджак, из-под которого виднелась розовая рубашка с воротом апаш. Все они оживленно переговаривались, смеялись, изредка кто-то из них оборачивался, махал рукой знакомым. Я заметил, что каждый вертит в руках ключи – вероятно, от машины.

– Что у них, клуб здесь, что ли? – изумленно спросил Витька.

Феликс отнял у меня фотоаппарат и сделал несколько снимков.

– Фотообъектив обвиняет, – сказала насмешливо Лика.

– Ребята, – попросил я, – глядите в оба, нет ли тут где брюнета ростом метр восемьдесят в затемненных очках.

Но человека, похожего, по описанию Горелова, на Марата, не было.

Наконец наша парочка, как видно, наговорилась. Седой взглянул на электронные часы, установленные на фасаде телеграфа, и оба вдруг заторопились. Пять минут спустя мы цугом пересекли Большой Каменный мост и свернули налево по набережной в сторону Пятницкой. Вскоре фургон остановился возле входа в метро «Третьяковская».

Тут произошло вот что. Молодой выскочил на улицу, но в метро спускаться не стал и вообще никуда не ушел, а покрутился вокруг, неожиданно встал позади стендов с газетами и, кажется, принялся усердно их читать. Седой спокойно сидел в машине, не проявляя никаких признаков нетерпения.

– Неужели они за этим сюда приехали? – спросила Лика.

– Подождем, – рассудительно сказал Феликс.

– Давайте, я пойду посмотрю, что он там читает! – азартно предложил Витька.

Но я был согласен с Феликсом.

Никто из нас не понял, откуда взялся парень, который сел в машину к седому на заднее сиденье. Мы даже не успели толком разглядеть его. Одна Лика утверждала, что заметила у него в руках предмет, запакованный в газету, вроде большой книги. Впрочем, немудрено. Кончался рабочий день, народу перед метро сновало тьма-тьмущая.

Даже с помощью телевика невозможно было понять, что они там делают; объектив все время заслоняли идущие мимо прохожие. Кажется, оба склонились над задним сиденьем и что-то рассматривали. Потом несколько минут они поговорили, и парень вылез. В руках у него действительно было что-то, запакованное в газету. Меня поразила его одежда; какие-то короткие, не по росту, стройотрядовские штаны цвета хаки, стертые резиновые полукеды и дешевая ковбойка. Странный наряд для человека, с которым имеет дело седой!

Все три последующих действия произошли одновременно, и поэтому я в первый момент растерялся.

Парень с пакетом двинулся вниз по ступеням метро-Зеленый фургон стал отъезжать от тротуара. А из-за стендов с газетами появился кожаный и бросился вслед за мелькавшей в толпе ковбойкой.

– Феликс, – почти крикнул я, – их двое, бери Лику – и за ними!

За что я люблю Громова – ему не пришлось повторять дважды. В этом смысле Лика оказалась ему подходящей парой. Они выскочили, и Витька с места рванул так, что у меня с головы слетела кепка.

С Большой Грузинской, куда мы благополучно проследовали за ним в толпе машин, седой свернул в один из переулков, покрутился немного дворами и остановился у четырехэтажного кирпичного дома. Здесь он поставил машину у среднего подъезда, закрыл ее и зашел в парадное.

Я прикинул, что лифта в таком здании быть по идее не должно, и, выждав несколько секунд, надвинул кепку поглубже на глаза и нырнул за ним следом. Его шаги раздавались уже где-то на площадке второго этажа. Стараясь попадать им в такт, я осторожно двигался следом. Сердце у меня колотилось, как будто я только что сошел с дистанции.

На третьем этаже он остановился. Я тоже замер. Послышался звук открываемой двери. Я на цыпочках взлетел еще на один пролет. Он не мог меня видеть, его квартира находилась справа, а мне были видны только его ноги. И вдруг открылась квартира слева, прямо над моей головой.

Думаю, у меня был совершенно идиотский вид. Я стоял на одной ноге, раскинув руки и, кажется, даже высунув язык. На площадку выплыла дама в длинном шелковом халате, драном и замызганном, с головой в редких розовых буклях. Я был перед ней как на ладони со своей перекошенной от напряжения физиономией, но она лишь скользнула по мне пренебрежительным взглядом.

– Александр Васильевич, – обратилась она к седому, – предупреждаю вас последний раз: если будете ставить машину у подъезда, мы вызовем милицию. Общественность…

Я начал потихоньку спускаться вниз.

– Уберу, уберу, сейчас уберу, – ответил ей седой. – Через пять минут.

Обе двери хлопнули. Я снова взлетел наверх. Его квартира была под номером 28. Сбежав вниз, я хотел уже выйти на улицу, когда в голову мне пришла одна идея. Я подошел к почтовым ящикам и заглянул в № 28. Там что-то белело. Ключ от почтового ящика Нининой квартиры, который все еще болтался на моей связке, хоть и не сразу, но подошел. Там лежали «Вечерка» и письмо с пометкой «служебное», какие шлют с телефонного узла. На письме было написано размашистым почерком канцелярского служащего: «Старикову А. В.». Я положил письмо и газету обратно в ящик и закрыл его.

17

Молодежное кафе помещалось в полуподвале старого дома, перелицованном наново. Позднее я узнал, что делалось это с помощью местных молодых энтузиастов, которые сами очистили от векового хлама двести пятьдесят квадратных метров бесхозной площади и превратили их в уютное местечко, изящно и со вкусом оформленное, вполне приспособленное для культурного проведения тематических вечеров, клуба интересных встреч и даже обыкновенного досуга. Это чудесное преображение дало основание кому-то из остряков прозвать кафе «подвалом имени Веры Павловны». С легкой руки так и пошло: «Сегодня у Веры Павловны дискотека. Ты как?»

Когда я подъехал, перед входом стояла, сидела, курила большая толпа желающих культурно отдохнуть молодых людей. Но подвал был явно не в состоянии вместить их всех. Я вылез на тротуар и присоединился к ним. Из раскрытых окон кафе по ногам била музыка. Трое дружинников с каменными лицами охраняли неприкосновенность дверей. Я подумал: куда денутся сегодня все эти не попавшие? Вот тема для дискуссии в газете: чего больше от единственного на весь район молодежного кафе – пользы или вреда?

Я огляделся. Воропаевой нигде не было видно. Зато с другой стороны переулка мне почему-то махала рукой незнакомая девица в короткой юбке, в полосатых гетрах на длинных стройных ногах, с распущенными волосами. Короче, такая, что не грех и познакомиться.

Не слишком уверенно я двинулся к ней, предчувствуя ее извинения и готовя широкую обаятельную улыбку заправского ходока. Наверное, у меня было очень глупое лицо, когда я подошел ближе. Передо мной стояла и счастливо ухмылялась, довольная произведенным эффектом, Светлана Николаевна Воропаева.

– Клевая герла? – спросила она.

– Очень! – честно ответил я, – а вы не боитесь, что ваши ученики начнут вам «тыкать»?

– Ну, если даже вы этого не делаете… – засмеялась она. – К тому же у меня имеется собственная педагогическая теория на этот счет: я считаю, что ученики должны боготворить такого директора!

– Директором вам просто быть нельзя, – сказал я, разглядывая ее с откровенным восхищением. – Вы сами еще шаловливая девчонка – с этим сегодняшним маскарадом.

– Да почем вы знаете, где я настоящая, здесь или в школе? – ответила она насмешливо. – Пойдемте, нас уже ждут.

– Через эту толпу? – ужаснулся я.

– Нет, через служебный вход. Я же говорила, что меня здесь знают.

Мы зашли за угол, и моя проводница нырнула в подворотню.

– Только умоляю, – сказала она, – не называйте меня при людях Светланой Николаевной.

– Хорошо, – согласился я. – Буду вас называть товарищ Воропаева.

– И прошу хотя бы сегодня говорить мне «ты».

– Понял. «Ты, товарищ Воропаева…»

– Пришли, – сказала она, открывая тяжелую, крашенную суриком дверь.

Через две минуты мы сидели за столиком в самом углу. В зале было почти темно; кроме трех-четырех тусклых плафонов, другого освещения не имелось, окна плотно зашторены. Я понял, почему директор не слишком боится разоблачения.

Музыка гремела так, что я не знал, услышим ли мы друг друга. По-моему, мы были единственными, кто сидел: все остальные танцевали. К нам подошел официант и поставил на стол два стакана с каким-то напитком. Я догадался, что это, вероятно, обязательный коктейль – своеобразная минимальная плата за посещение.

– Что вы тут собираетесь искать? – крикнула мне в самое ухо Воропаева.

Я пожал плечами:

– Понятия не имею! Кого-нибудь, с кем у Латынина могли здесь быть дела!

К нашему столику подсел парень с комсомольским значком на рубашке и протянул мне руку.

– Семенов! – едва расслышал я.

– Это председатель совета кафе! – что есть силы закричала Светлана.

Я ронял, но показал пальцами на уши: ничего не слышно! Семенов кивнул головой и куда-то ушел. Через несколько минут рок сменился тихой танцевальной мелодией.

– Так лучше? – спросил он, подсаживаясь снова.

Я кивнул.

– Света мне сказала, что вы хотите кого-то здесь найти? Я снова пожал плечами. Похоже, придется хотя бы в самых общих чертах изложить им историю латынинского грехопадения.

– Есть тут кое-какая фарца, – сказал, выслушав меня, Семенов. Немного, но есть. Вон сейчас сидит парочка. – Он показал на столик в противоположном углу. – Только вряд ли они будут с вами откровенничать. Такой народ…

– Попробуем, – сказал я. – А вы сейчас отсядьте от нас, если можно, чтобы не компрометировать… Кто кого – я не уточнил.

– Ну, желаю удачи, – засмеялся он.

– Пойдем танцевать? – предложил я Свете.

– Пойдем, – согласилась она. – Хочешь, я возле их столика подверну ногу?

– Тебе не директором школы надо быть, – сказал я убежденно.

– А кем, завроно?

– Нет, Мата Хари.

Танцевала она легко и очень пластично. Я рядом с ней казался себе неуклюжим медведем.

– Ox! – сказала Светлана, очень натурально запрыгала, заковыляла на одной ножке прямо к интересующему нас столику и упала там на свободный стул.

– Что такое? – крикнул я, бросился к ней и усердно принялся растирать ей лодыжку. Она смотрела на меня сверху лукавыми глазами.

За столом сидели двое. Брюнет в джинсовой рубашке с короткими рукавами и блондин в майке с какой-то надписью. Ничего подробней при таком освещении рассмотреть было невозможно.

– Можно, мы у вас минутку посидим? – спросил я их. – А то, пока танцуют, через зал не пройдешь.

– Сидите, – лениво процедил брюнет. Оба они не спускали глаз со Светланы. «Вот это директор! – подумал я. – Какое воздействие на молодежь!» Но мне нельзя было терять времени.

– Где такие рубашечки дают? – спросил я брюнета. – В сельпо?

Он довольно кивнул:

– В нем.

– Давно хочу прикупить себе такую, – сказал я. – Нет на примете?

– Сейчас нет, – ответил он. Дескать, но были и будут.

– А джинсов нет? – спросил я заинтересованно. – Только классных, фирменных.

Они переглянулись.

– Это можно поискать, – сказал наконец блондин.

– И почем?

Мне показалось, что брюнет сделал какое-то движение головой.

– Руль шестьдесят, – произнес как бы нехотя блондин.

– Дорого! – сказал я убежденно. – У меня клиент есть, так он гонит по рубль сорок. Сашку знаете, Латынина?

Они снова переглянулись.

– Знаем…

– А вы у него, что ль, берете? – догадался я.

– Ну уж, только у него! – обиделся за «фирму» брюнет. – Еще люди есть.

Я достал пачку своих «Столичных», бросил на стол.

– Угощайтесь. Что-то я его давно не вижу. Пропал, не звонит.

– Спасибо, – сказал блондин, вытаскивая откуда-то пачку «Салема», – у нас свои есть.

Он протянул сигареты Светлане, но она отрицательно покачала головой:

– Не курю.

– Правильно, – с важностью произнес брюнет, – берегите, девушка, здоровье.

Их, кажется, гораздо больше интересовала моя спутница, чем все мои разговоры. Выгодного клиента они во мне не усматривали – так, бесплатное приложение к классной чувихе, свалившейся неожиданно к ним за стол. Интересно, что бы они сказали, узнав, кем она работает? Но я упрямо гнул свое:

– Пропал, не звонит…

– Почему не звонит? – сказал блондин. – Мне звонит.

– Давно? – спросил я, закуривая.

– Да только сегодня.

– Есть у него чего-нибудь новенькое?

– «Соньку» свою сдать хочет. Я ее видел, нормальный аппарат, – ответил блондин и обратился к брюнету: – Ты видел, Толик?

Толик кивнул головой.

– Небось заломит…

– Ребята, если не возьмете, я на очереди, – сказал я. – Она у него где, дома?

– Не, – ответил блондин. – Он сейчас дома не живет, с предками полаялся. У нас с ним завтра стрелка на Маяке.

– Увидите его, скажите, чтоб Игорьку звякнул, он знает, – сказал я, поднимаясь, и повернулся к Воропаевой: – Ну что, прошла твоя нога?

– Прошла.

– Тогда двинули потихоньку. Да, кстати, во сколько стрелка-то? Может, я тоже подскочу.

– В двенадцать.

– Ясно, – сказал я. – У метро?

– Возле памятника.

– Пошли, хромоножка. – Протянул я руку Светлане. А брюнету на прощание сказал: – Так в случае чего не забудь про рубашечку. Лады?

– Зверь, – сказала мне Воропаева, когда мы вернулись за свой стол. Талейран!

– Повезло! – отмахнулся я. На самом деле все у меня внутри дрожало от возбуждения. Неужели действительно так повезло? А я, дурак, еще не возлагал на дискотеку надежд!

– Кстати, – спросила Света, – что такое «сонька»?

– Черт его знает, – ответил я.

Было ясно, что больше нам здесь делать нечего. Но почему-то уходить не хотелось. И неожиданно для себя предложил:

– Может, еще потанцуем?

Уже стемнело, когда мы вышли из кафе на улицу.

– Ты где живешь? – спросил я.

– Рядом, – ответила она грустно. – Какие они все молодые!

– Сколько ж тебе лет? – поинтересовался я, открывая ей дверцу.

– Не спрашивай! Тридцать один.

– Во как! Ты почти моя ровесница.

Мы медленно покатили по темным переулкам.

– Слушай, – сказал я. – Прости за бестактный вопрос, но я вижу, у тебя нет кольца. Ты не замужем?

– Была, – ответила она. И добавила просто: – Но муж меня бросил.

Я стал хохотать.

– Что тут смешного? – спросила она подозрительно.

– Ничего, – ответил я. – Просто вспомнил старый анекдот. Идет человек по улице и видит, как из роскошной машины вылезает женщина в норковом манто. Красивая, холеная, с умным лицом. Смотрит он на нее и думает: «А ведь кому-то она вот где сидит!»

Светлана тихонько засмеялась:

– Не знаю, мне обижаться надо или это комплимент?

– Как хочешь!

– Вот и мой дом, – сказала она. Я остановился.

– К себе не приглашаю, – тон у нее действительно был извиняющийся. – У меня бабушка гостит из Семипалатинска.

Пока она легкой походкой бежала к подъезду, я думал о том, что мне уже осталось совсем немного, чтобы по уши влюбиться в директора своей школы.