Текст книги "Сид и Ненси(СИ)"

Автор книги: Сергей Лузин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Зато мы нашли того крысеныша, который нас всех сдал, – с какой-то плотоядной улыбкой произнес один из "матерых". – Мы его по-быстрому скрутили и унесли, пока он копам не успел еще настучать. Поэтому-то мы до сих пор еще здесь.

– И кто это был? – спросил Сид и внезапно все понял. Как это он мог раньше не догадаться!

– Пошли, сам увидишь, – махнул рукой Скотт. – Мы специально ждали, когда все соберутся, чтобы этот ублюдок мог в последний раз взглянуть всем нам в глаза.

Все двинулись куда-то мимо ржавых автомобильных кузовов. Сид на ватных ногах плелся позади. Он должен был это знать. Он обязан был предупредить Скотта или кого-то еще. Но он этого не сделал. И теперь ему предстояло увидеть самое гнусное зрелище расправы над предателем. Он кинул обреченный взгляд на Таню, и та ободряюще подмигнула ему, хотя сама была бледнее мела. Все-таки это немного утешило Сида, и он зашагал чуть быстрее.

На пустыре слева от свалки кузовов была вырыта неширокая яма. Возле нее со связанными руками и ногами и кляпом во рту сидел тот, кого Сид и ожидал увидеть – Нил Келлнер. Его стерегли двое мускулистых парней из "матерых". Сид поразился тому, насколько пустым и безжизненным выглядело лицо Нила – словно он уже был мертв. Очевидно, понимал, что судьба его предрешена. Все обступили его кругом.

– Ну что, крысеныш? – вкрадчиво произнес Скотт. – Будешь просить пощады?

Келлнер поднял на него взгляд, но выражение его лица не изменилось, словно он не понял или не расслышал слов главаря, хотя Сид был уверен, что это не так.

– Смотри, сколько нас осталось благодаря тебе, – продолжал Скотт, обводя взглядом остальных. – А ведь мы все клялись на крови быть одним целым, помнишь? – последние слова он произнес таким ядовито-холодным тоном, что по коже Сида пробежал неприятный холодок, и даже в глазах Келлнера на секунду мелькнул испуг.

– Ну нет, – "успокоил" его Скотт. – Мы проливать твою кровь не будем. Мы поступим по-другому.

Он кивнул двум ребятам, и те, подхватив предателя подмышки, скинули его в яму. Сид обомлел. Он понял, что сейчас произойдет.

"Нужно остановить их во что бы то ни стало! Нужно уговорить, чтобы не делали этого!" – мелькнуло в голове у Сида. Но он тут же понял, что его попросту никто не станет слушать. Все уже давно все решили без него. Если вмешаться, подумают еще, что сочувствуешь предателю. Но ведь они тоже люди, они должны понимать... Да нет, ответил он себе, они уже не люди. Да и он вместе с ними тоже зверь...

– Подойдите ближе, – произнес Скотт.

Все стали вокруг ямы тесным рядом. Сид тоже подошел, зажмурившись и дрожа с ног до головы.

– Начинайте, – услышал он голос главаря словно издалека.

Послышался тихий шорох, как будто сыпался песок. Сид понял, что не может больше терпеть, и открыл глаза. И тут же пожалел, что это сделал. Его взору предстал Келлнер, лежавший на дне ямы. Двое парней стояли над ним с лопатами и хладнокровно ссыпали землю вниз. Лицо Нила, вначале так поразившее Сида своим безразличием, теперь прямо-таки дышало ужасом. Глаза с безумно расширившимися зрачками выкатились так, что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц. Если бы не кляп во рту, он бы наверняка дико орал. А земля сверху все сыпалась и сыпалась... Скоро под ней были погребены ноги Нила и он уже не мог ими пошевелить. Но она продолжала сыпаться ему на грудь, и он изо всех сил мотал головой из стороны в сторону. В голове Сида всплыла картина: ему только исполнилось восемь, он висит на большом дубе на развилке, привязанный за ноги к ветке, и камни летят ему в голову, грудь и ноги... Одно точное попадание – и ему конец. А ведь именно Нил тогда придумал эту мерзкую забаву. И все равно Сид не мог спокойно на это глядеть. Он бросился к Скотту.

– Не надо, пожалуйста! Не делай этого! Скажи им, пусть не засыпают его! – Скотт лишь брезгливо отвернулся. Тогда Сид кинулся к двум "могильщикам" и стал хватать их за руки, пытаясь остановить. Но один из них то ли намеренно, то ли случайно двинул его между глаз ручкой лопаты, и Сид с гудящей головой и искрами из глаз покатился по земле. Как раз в этот момент Нилу удалось, видимо, избавиться от кляпа, и из-под земли раздался душераздирающий крик, тут же, впрочем, сменившийся глухим мычанием...

Когда Сид поднялся на ноги, на месте ямы был лишь небольшой утоптанный холмик. "Аллигаторы", стоявшие вокруг, по очереди плевали на безымянную могилу своего недавнего товарища. К Сиду подошла Таня и бережно пощупала шишку на его переносице.

– Ты как? – ласково спросила она.

В другое время Сид был бы просто счастлив слышать это. Но сейчас он недовольно отстранил девушку от себя.

– Я ухожу, – сказал он, обращаясь ко всем сразу, и сам удивился тому, насколько твердо прозвучал его голос. На несколько секунд повисло молчание. Затем главарь угрожающе произнес: "Только попробуй" и сунул руку в карман, где лежал "кольт".

– Пусть уходит, – сказала вдруг Таня, и все взгляды тут же обратились к ней. – Он не виноват, что мы все тут вели себя как последние мрази.

Скотт впился в ее лицо свирепым взглядом, на который она ответила своим, полным холодной ярости. Такого взгляда Сид никогда не видел даже у сестры. Скотт, тяжело дыша, некоторое время смотрел на девушку, но ничего не говорил. Сид повернулся и пошел прочь. Он понимал, что главарь может в любую секунду выхватить револьвер и пальнуть ему в спину, но шел, не оглядываясь. "Пускай, – безразлично думал он. – Чего уж теперь. По крайней мере, хоть умру быстро, не как Нил". Он ждал, когда сзади раздастся выстрел и он ощутит острую, затем тупую боль в спине... Но ничего не произошло. Когда он заворачивал за склон резинового холма, в последний раз оглянулся. Пятеро последних "Аллигаторов" стояли полукругом и угрюмо смотрели на него. И лишь Таня, стоявшая чуть в стороне, смотрела в землю. Но Сид знал: сейчас она как никто другой понимает и поддерживает его.

Глава 12.

Ферма Смитов.

До дома Сид дошел не оглядываясь, за десять минут, хотя раньше этот путь казался ему бесконечно долгим. Почти не хромая, он поднялся по склону холма и без раздумий, не таясь, распахнул входную дверь. Навстречу ему выбежала Аня, которая, похоже, и не ложилась спать.

– Сид, умоляю тебя, тише! – быстро и горячо зашептала она. – Отец сегодня спит чутко, он пару раз просыпался, да, к счастью, ничего не заметил. А тут ты...

– Плевать на отца, – резко оборвал ее Сид. – Собери мне в дорогу чего-нибудь пожрать, да поскорее. Я ухожу из дома.

Аня в немом изумлении смотрела на брата. Ее поразило не столько его решение (не таким уж оно было для нее внезапным), сколько его поведение. Это был уже не тот пусть угрюмый и молчаливый, но добрый внутри мальчик, каким она его всегда знала, нет, в его голосе, в повадках, во взгляде чувствовалось что-то звериное, злое. И Аня поняла, что тогда, в восьмой день своего рождения, он ее совсем не слушал или же не понял. Теперь в его душе поселилась настоящая злоба, и вряд ли она уже когда-нибудь покинет его. Слезы выступили у нее на глазах, и она отвернулась, чтобы скрыть их. Но она понимала, что уговаривать его остаться теперь бесполезно. Кто знает, может вдалеке от дома он станет другим, да и им с отцом будет легче? И снова, как раньше, она отправилась на кухню готовить сэндвичи в дорогу для брата.

Через полчаса она протянула ему сумку с провизией и теми немногими его вещами, которые остались на первом этаже дома. Он взял, не поблагодарив, вздохнул и угрюмо произнес, как будто выдавив из себя: "Ну, я пошел". Он уже был у самой двери, когда сестра, не выдержав, бросилась за ним.

– Подожди, Сид! Ты ничего не хочешь мне сказать? – крикнула она.

Он остановился, поглядел на нее каким-то отрешенным взглядом и произнес нехотя, словно слова давались ему с трудом:

– Ну, прощай, Аня. Отцу, конечно, ничего не говори. Бабушке... бабушке можешь сказать.

– Так значит, ты не к ней уходишь? – воскликнула Аня. Это была ее последняя, хоть и слабая надежда.

– Нет... Я еще сам не знаю куда... – замялся Сид. – Ну, пока, в общем...

Он повернулся и переступил порог уже окончательно. Аня долго смотрела из окна на его тщедушную фигурку, которая, слегка прихрамывая, спустилась по склону холма и вскоре растаяла в предрассветном тумане. Ни разу он не оглянулся. И только после того как силуэт брата окончательно исчез вдали, она горько зарыдала.

Сид шел не останавливаясь, оставив позади и родной городок, и места сборищ шайки. Перед ним была только прямая пыльная дорога с бесконечными кукурузными полями по обе ее стороны. Взошедшее солнце припекало все сильнее, жажда была невыносима, а последние капли воды он выпил еще в начале пути. Ноги его устали и сильно болели, голова раскалывалась от зноя. Еще никогда ему не случалось совершать столь далекое путешествие. Он пытался остановить попутку, но машины появлялись крайне редко, а те, что были, мчались мимо не останавливаясь. К полудню он уже готов был сойти с ума от усталости, жажды и зноя, как вдруг вдалеке показалась ферма. Сид радостно ускорил шаг и вскоре уже подходил к плетеной изгороди. Он увидел большой дом со скотным двором и многочисленными пристройками. Из стойл доносилось мычание коров, по двору с кудахтаньем ходили куры. В глубине двора шумела ветряная мельница. Из дома с кувшином молока в руках вышла девочка в старомодном платье, чепце и переднике. Сид с волнением облизнул губы. Может, попросить у нее испить молока? Жажда была просто невыносимой. Тут сзади послышался стук копыт и шум колес. Обернувшись, Сид увидел двуколку, которой правил мужчина с густой бородой, в шляпе и неком подобии рясы, напоминающий какого-нибудь библейского патриарха. Тогда он понял, что оказался на одной из амишских ферм.

Худой высокий парень, на несколько лет старше Сида, одетый в такую же одежду, что и пожилой амиш, вышел со скотного двора и открыл перед повозкой ворота. Тут библейский патриарх заметил Сида и, сурово сдвинув брови, натянул вожжи.

– А тебе чего тут надо, мальчик? – строго спросил он.

Боясь, что амиш сейчас прогонит его отсюда, Сид умоляюще сложил руки и простонал:

– Воды... пожалуйста... хоть каплю... я так хочу пить...

Лицо патриарха сразу смягчилось, суровые морщины на нем разгладились, и он стал похож на доброго Деда Мороза из русских сказок, которые Сиду в детстве читала сестра, пытаясь привить ему любовь к своим корням.

– Ну, заходи, – произнес он. – Ева, дай этому отроку молока, ибо он страждет как народ Моисеев на исходе сорока лет скитаний по пустыне.

Сид невольно улыбнулся, но старик, похоже, не думал шутить: на лице его не мелькнуло и тени улыбки. Сид решил в дальнейшем не обращать внимания на его необычную манеру речи. Он принял из руки девочки в чепце стакан, куда она налила молока из кувшина и, припав к нему губами, стал жадно пить. Старик тем временем загнал повозку под навес, а молодой парень завел лошадь в конюшню. Закончив пить, Сид отдал стакан Еве и огляделся. Изнутри ферма казалась еще необычней, чем снаружи. Сиду показалось, что он перенесся в книгу о Диком Западе или о первых поселенцах: настолько здесь все дышало стариной. Но в то же время эта атмосфера так притягивала его к себе, что он, казалось бы, мог остаться здесь на всю жизнь. Пока молодой амиш запирал ворота, Сид обратился к пожилому и попросил разрешения войти в дом, чтобы осмотреть его. Хозяин улыбнулся в бороду и от этого так подобрел, что Сид окончательно перестал его бояться.

– Конечно, заходи, отрок, – произнес он. – А я пока скажу Еве, чтобы собирала на стол. Ведь ты наверняка так голоден, что пять хлебов и пять рыб вряд ли успокоят твое чрево.

Пряча улыбку, Сид прошел внутрь. Все здесь, как и следовало ожидать, было отделано в викторианском стиле, с цитатами из Библии на каждом шагу, но в то же время привлекало своей простотой и естественностью. Казалось, этот домик сохранился здесь еще со Средневековья, когда были впервые открыты эти земли. Скоро Сида позвали в отделанную резным дубом столовую, где, помолившись, все сели обедать. Еда была простая, натуральная, какой Сид уже давно не ел. Кроме хозяина дома, Евы и молодого парня в семье были еще хозяйка, пожилая степенная женщина с постным лицом, и пятеро совсем маленьких детей, все с библейскими именами: Иосиф, Авраам, Юдифь. Сид подивился такой многочисленности семейства, но потом вспомнил, что о предохранении здесь, пожалуй, и не слышали. Обед прошел в чинном молчании, и после этого Сиду позволили немного отдохнуть в амбаре с сеном. Он так устал после бессонной ночи и долгого пути, что заснул, едва прилег на сено. Проснувшись через некоторое время, он увидел, что в ногах у него сидит Ева. Она приветливо улыбнулась ему и завела разговор о нем самом, о его жизни в Большом Мире (так она называла мир "обычных людей", от которого их церковь старалась всячески отгородиться). Она с восторгом и удивлением слушала рассказы Сида, а он, в свою очередь, удивлялся ее истинно детской наивности и тому, как мало она знает о жизни. "Вот где я обрел бы, пожалуй, истинное счастье, – подумал Сид о ферме. – Знай читай Библию да молись Богу, ничего другого и не нужно". Но все-таки ему нужно было двигаться дальше, ибо, не познав Большого Мира в полной мере, нечего было и думать об уединении. С тяжелым сердцем он распрощался с дружелюбным семейством Смитов и в особенности с хорошенькой Евой. Сам глава семьи, отправившийся за покупками на соседнюю ферму, предложил подвезти на двуколке и Сида, на что тот с радостью согласился. Еще никогда ему не приходилось ездить в повозке, запряженной лошадьми, и теперь он испытывал несказанное удовольствие, откинувшись на сиденье и под скрип колес и стук лошадиных копыт созерцая небо и бесконечную равнину с холмами где-то на горизонте, раскинувшиеся вокруг него. За всю дорогу мистер Смит спросил у него только одно:

– Веруешь ли ты в Господа нашего, отрок?

– Даже не знаю, – ответил Сид. – Мой отец атеист и о религии всегда запрещал мне говорить. Даже крестить меня не позволил, хотя бабушка и хотела. Так-то я, может быть, и верил бы.

– Мы никогда не крестим наших младенцев, – ответил Смит. – Мы даем им право самим сделать осознанный выбор. Но дело не в этом, а в том, имеешь ли ты веру в своей душе. Без этого не только небесный, но и земной рай вряд ли откроются для тебя.

Сид задумался. Определенно, в словах пожилого амиша была своя правда. Вот только во что ему было верить? За последние дни он слишком во многом разочаровался, и ни один путь уже не казался ему светлым. Вскоре повозка остановилась и Сид, поблагодарив мистера Смита, слез на дорогу. Вдруг амиш окликнул его: "Постой, отрок, я кое-что должен тебе дать". Он порылся в складках своей рясы и достал маленькую Библию в простом кожаном переплете.

– Возьми ее, – произнес он. – И пусть ты не веруешь в Господа, но просто почитай ее, и ты сразу многое поймешь. Мне говорили, что даже самые отчаянные грешники менялись, прочитав Священное Писание. И самое главное: веруй в доброту и мужественно переноси все страдания, что встретятся на твоем пути. Ну, ступай с Богом, – он перекрестил Сида и, тронув вожжи, поехал в сторону небольшой фермы, видневшейся справа от дороги. Сид немного посмотрел ему вслед, а затем продолжил путь по бесконечному шоссе. Впереди возвышался холм, дорога круто поднималась по его склону. Преодолев подъем, Сид остановился на вершине и оглянулся назад. Все оставшееся там, позади, – и бескрайняя равнина, и родной городок с двумя холмами, и Дом Отщепенца, и места сборищ «Аллигаторов», и даже ферма Смитов, – теперь казалось ему прошлым, которое нужно было забыть, отсечь, перейдя грань – спустившись с холма. Впереди виднелись аккуратные сельские домики с засеянными полями, а еще дальше, на самом горизонте – дымные трубы заводов. Именно туда и лежал его путь, именно там и ждало его великое (или же наоборот, ничтожное) будущее. Помедлив немного, Сид вздохнул и шагнул с холма вниз, навстречу неизведанному.

Глава 13.

Десять лет спустя.

В баре небольшого городка, расположенного милях в ста к западу от Двух Холмов, только что закончилось выступление местной рок-группы. Под восторженные крики и аплодисменты музыканты ушли со сцены, а спустя некоторое время, когда ажиотаж в зале утих, прошли за столик и сели выпить наравне с другими посетителями. В разгар веселья солисту группы, высокому волосатому парню в темных очках, весело шутившему с парой местных глупых девчонок, показалось вдруг, что из-за соседнего столика за ним пристально наблюдают. Внимательно вглядевшись в ту сторону, он увидел парня чуть помоложе его самого. Лицо его и фигура показались солисту до боли знакомыми. А когда парень вдруг улыбнулся ему и слегка кивнул, он окончательно узнал его. Извинившись перед своей компанией, он подошел к парню и крепко обнял его.

– Сидди, братишка! Сколько лет, сколько зим! – повторял он. – Я уж и не надеялся увидеть тебя!

– А я только сегодня случайно узнал, что ты здесь выступаешь, – сияя улыбкой, ответил Сид.

– Так чего же раньше не подошел, не поздоровался? – спросил Энди (а это был, конечно же, он), у которого от радости встречи после долгой разлуки даже слезы выступили на глазах.

– Да я как-то постеснялся, – ответил Сид. – Вокруг тебя столько народу было... я даже протолкнуться не смог бы... Вот, все ждал, когда ты сам меня заметишь.

– А ты, я вижу, не изменился, Сид, – произнес Энди, садясь за стол и наливая себе и брату полные кружки пива.

Нет, он все-таки изменился, решил про себя Энди, глядя на возмужавшего брата. За десять лет он вырос, окреп и уже не казался таким сгорбленным и неуклюжим, каким Энди помнил его с детства.

– Ну, давай рассказывай, как ты тут и какими судьбами, – сказал Энди после того как они выпили по кружке за встречу.

– Да ну... что рассказывать, – смутился Сид. – Я тут лет пять назад осел, несколько работ сменил, платили хреново, но кое-как выжить можно было. Вот, сейчас работаю курьером, скопил-таки деньжат на приличную квартирку и даже на подержанную тачку. А ты-то как?

– Да что обо мне говорить, – махнул рукой Энди. – Я все эти десять лет разъезжаю с ребятами по Америке, пытаюсь хоть куда-то пристроить наши записи, иногда, вот как сегодня, выступаю за гроши, а иногда вкалываю как лошадь. Словом, одни хлопоты, а как жить дальше, не представляю. Ну, а как там твой старик поживает? А сестра? Бабка? Что-то я давно уже о них ничего не слышал.

– Отец и Аня давно умерли, – просто ответил Сид. – Бабушка еще жива и живет там же, где и раньше.

– Прости, я не знал, – Энди налил им обоим еще по кружке. – Ну, расскажи, как все случилось.

– Ну, начну с того, что десять лет назад я ушел из дома, – заговорил Сид. – Первые пять лет я скитался где попало, ничего путного не находил, а потом, когда остановился здесь, решил все-таки узнать, как там без меня поживают, и позвонил бабушке (ее номер у меня еще оставался, а дома у нас телефона не было). Она не обрадовалась, когда меня услышала, а только сухо поздоровалась и ответила, что мой отец уже три года как умер, а Аня до сих пор плачет и ждет моего возвращения. После этого она повесила трубку, и я понял, что она так и не простила того, что я тогда внезапно ушел и даже не зашел к ней попрощаться. Словом, я собрался и поехал туда.

Сид отхлебнул из кружки большой глоток и помолчал, видно, собираясь с мыслями. Энди терпеливо ждал. Наконец Сид заговорил:

– Когда я ехал туда, все думал, вот сейчас сестра спустится с холма меня встречать или хотя бы выйдет на порог, как только меня увидит. Но когда я увидел родной дом, мне показалось, что он уже давно заброшен: сад зарос сорняками, крыша обваливалась, на стенах росли мох и плесень. Не может быть, чтобы сестра отсюда давно уехала: я знал, что она этого никогда не сделает. Да и бабушка ничего такого мне не сказала. Я долго стучал в дверь и наконец Аня мне открыла, – Сид с трудом сглотнул и, подавив всхлипывание, продолжил: – Я не узнал ее. Она была так худа, бледна и измождена, что выглядела лет на сорок, хотя она всего на два года меня старше. Она меня с радостью обняла, сказала, что сейчас сбегает в магазин за едой, потому что к ужину у нее ничего нет. Я сказал, что не голоден, и она, кажется, даже обрадовалась этому. Я стал расспрашивать ее об отце, и она рассказала, что после моего ухода он сначала разъярился, грозил найти меня и проучить как следует, а потом вдруг разрыдался, стал говорить, что ни к кому так сильно не привязался за эти годы, как ко мне, что я зря оставил его... С того дня он начал много пить, есть почти перестал, все деньги тратил только на водку. Потом его выгнали с работы, и он окончательно спился, а потом и умер. Аня после этого долго не знала, как ей быть. Школу она давно закончила, денег на дальнейшее обучение не было, а на работу ее нигде в округе не брали, должно быть, потому что она жила в Доме Отщепенца, а все давно уже невзлюбили этот дом и нашу семью тоже. Я ее спросил, почему она не переехала жить к бабушке, хотя бы на первое время, но она ответила, что ни за что не оставит родной дом, что хоть кто-то должен за ним присматривать. В общем, она устроилась санитаркой в госпиталь для неизлечимо больных – никуда больше ее не взяли. Тут она стала рассказывать мне про больных в этом госпитале, я запомнил только про какого-то мистера Фокса, которому уже восемьдесят и у которого рак мозга, но он по-прежнему весел, со всеми шутит и рассказывает всякие забавные случаи из жизни. Так мы с ней сидели около часа, разговаривали, поесть она мне так ничего и не предложила. Потом вдруг она стала выпроваживать меня из дома, говорить, что ей уже пора, что у нее скоро ночное дежурство. Я захотел остаться дома, но она почему-то не согласилась, стала говорить: "У тебя же там работа, свой дом, а я уж тут как-нибудь сама". Я видел, что она что-то от меня скрывает, что у нее есть другая причина выпроводить меня, но не стал ничего спрашивать, а попрощался и ушел. Вдруг, когда я был уже на пороге, она громко сказала: "А еще у нас в госпитале есть один парень, по имени Томми. Ему тридцать, и он всегда такой угрюмый, злой, прямо смотреть на него страшно", – и тут она почему-то всхлипнула. Я спросил: "Что с тобой?", но она помотала головой и ответила: "Просто мне правда жалко этого парня. Он ведь еще так молод". Я только пожал плечами, потом вышел за дверь и уехал. Через два дня мне позвонила бабушка (не знаю, откуда она узнала мой номер) и сообщила, что Аня умерла от СПИДа. Тогда-то я и понял, почему она сказала мне напоследок об этом бедном Томми: видно, это он был болен СПИДом, и от него она и заразилась. Думаю, понятно, как, – Сид закрыл ладонью глаза и отвернулся. Некоторое время оба сидели молча. Потом Сид отнял руку от лица, и Энди удивился, что глаза у него были совершенно сухими. Не найдя ничего сказать, он налил брату полную кружку и, чокнувшись с ним, молча выпил.

После этого они еще долго сидели, вспоминая давно минувшие события и рассказывая друг другу о разных случаях, произошедших за те десять лет, что они не виделись. После пива Энди заказал еще виски, а затем простой водки, и разговор пошел еще веселее. Сидели так до поздней ночи. Музыканты из группы Энди с толпой восторженных фанаток давно ушли из бара, посетителей почти не осталось, а двое давно не видевшихся братьев продолжали сидеть, забыв обо всем. Сиду совсем не хотелось домой, он готов был сидеть в этом светлом теплом баре хоть целую вечность, глазеть на хорошеньких официанток, слушать бессвязное бормотанье Энди и не думать ни о чем плохом. Даже свет фонарей в холодной темноте улицы казался изнутри приятным и согревающим. И почему это он никогда раньше не бывал здесь? С этой скучной работой вечно заматываешься, вечно некогда. А тут – подумать только! – такое счастье, встреча с братом, единственным человеком, который, пожалуй, его понимал.

– Ээх, Сидди, ты не представляешь, как я от всего этого устал, – бормотал Энди, когда Сид, расплатившись, пытался поднять его отяжелевшее тело из-за стола и поставить на ноги. – Вот плюну на все это и уеду в Россию, навсегда, понимаешь? Буду каждый день пить водку и играть на балалайке, ик!

– Я тоже туда все собираюсь съездить, – вполне серьезно ответил Сид, пока они, пошатываясь, шли к выходу. – Хочу увидеть Череповец, родину отца.

– Ага, я тоже туда хочу. Там говорят, жил этот русский рокер, как его там, Башмаков или Башмачев... Я бы поглядел, в каком говне все эти таланты росли, – Энди пьяно засмеялся. – Не то что мы тут, в тепле и уюте. А помнишь, какие классные стихи ты когда-то сочинял? И на гитаре так здорово можно было под них играть...

– Да я давно уже стихов совсем не пишу, – смущенно ответил Сид. – И на гитаре я так ни разу и не поиграл с тех пор как тот твой подарок отец сломал.

– Эх, Сидди, а давай свою команду создадим! Ты будешь стихи писать, я музыку, – не слушая его, разглагольствовал Энди. – То-то мы на весь мир прогремим! Заодно уж и в твою Россию съездим.

Они шли по грязной и узкой улице, скудно освещенной огнями из нескольких окон да неоновыми вывесками магазинчиков и закусочных. Сид с наслаждением оглядывался вокруг, вбирал в себя полной грудью ночной воздух и поднимал счастливый взгляд в сияющее мириадами звезд небо. Сколько раз перед тем ему приходилось видеть это небо! Да нет, все-таки у них в городке небо было куда чище и звезды ярче. Ему вспомнились те бессонные ночи и вечера, которые он проводил дома еще давно, когда рядом с ним была Таня... Ностальгия захватывала его все сильней, скоро он уже не мог думать ни о чем другом, кроме нее...

– А про Таню ты ничего не слышал? – спросил он брата.

– Не-а, – ответил Энди. – За последние десять лет – ни одной весточки. Да и хрен с ней, верно, Сидди? Ты-то, я думаю, давно уже ее позабыл.

Сид промолчал и отвернулся, думая по-прежнему об одном. Удастся ли ему когда-нибудь еще ее встретить? И если да, то какой будет эта встреча? А вдруг ее уже давно нет в живых? При этой мысли все внутри у Сида похолодело, и он решил, как только придет домой, обязательно взять Библию, которую десять лет назад дал ему Смит, и помолиться богу (прежде за эти годы он так ни разу и не помолился), чтобы тот послал ему хотя бы маленькую весточку о судьбе Тани.

Внезапно из грязного проулка прямо перед ними выскочил маленький негритенок в длинной, явно не по размеру, куртке и вязаной шапочке. В руках его слабо поблескивал ствол пистолета.

– Не двигайся, мистер, – произнес он угрожающим тоном, направив ствол прямо в живот Энди, – не двигайся, или я шмальну. Давай сюда все деньги, быстро.

– Эй, а кто это тут у нас? – воскликнул с усмешкой еще не протрезвевший Энди, широко расставив руки, словно хотел обнять мальчика. – Тебе разве мама позволяет так поздно шляться по улицам, да еще и с оружием?

– Заткнись! – взвизгнул негритенок, и ствол в его руках дернулся. – Гони сюда все деньги, живо!

– Парень, может не стоит? Успокойся, опусти ствол, – стал пытаться урезонить малыша Сид, понимавший, что добром все это может не кончиться.

– Деньги! Живо деньги, или я тебя пристрелю! – продолжал кричать мальчик, даже не повернув головы в сторону Сида.

– Хочешь убить меня? Ну давай же, стреляй! – воскликнул вдруг Энди, распахнув куртку и обнажив грудь. – Давай, убей меня, маленький гангстер!

– Энди, не надо! Отдай ему деньги и мы разойдемся! – крикнул Сид, хватаясь за плечо брата. – Хочешь, пацан, я тебе дам денег? Сколько ты хочешь?

– А ну отвали! – вдруг грозно вскричал Энди и оттолкнул Сида с такой силой, что тот отлетел назад и ударился спиной о стену. – Я сам с этим мелким кровососом разберусь! Ну давай, мелюзга, иди сюда! Что, кишка тонка? Да я тебя...

Сид так и не понял, что произошло, когда Энди как-то странно вздрогнул всем телом, а затем застыл неподвижно. И лишь долю секунды спустя он услышал звук выстрела и увидел вспышку рядом со стволом. Негритенок, с застывшим в немом ужасе лицом, отступил на два шага, а затем, уронив пистолет с глухим стуком на землю, кинулся обратно в проулок. Энди медленно осел на землю, прикрывая рукой живот. Сид нагнулся к нему и, отняв руку, не увидел, как он ожидал, крови. Была просто ровная черная дырка и больше ничего. В спине же никакой дырки не было. Пуля застряла у брата внутри и, наверное, в каком-нибудь важном органе. Поэтому и кровь наружу не вытекала.

Из-за облаков вышла луна, и Сид увидел, что лицо Энди было спокойным и неподвижным, словно посмертная маска. Из соседнего переулка донесся жалобный собачий вой.