Текст книги "Берия. Лучший менеджер XX века."

Автор книги: Сергей Кремлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

В 1993 году в издательстве «Граница» вышла книга его «воспоминаний» «Пир бессмертных», компьютерный набор которой выполнили в 1990–1991 годах еще сотрудники КГБ СССР. В предисловии некто Сергей Милашов сообщал, что Быстролетову, мол, еще повезло, ибо: «…многие его сослуживцы… были уничтожены подручными Ежова и Берии».

Быстролетов обладал пером легким и бойким, но, увы, и очень – как мы сейчас увидим – лживым. Сам он сообщает, что его арестовали 18 сентября 1938 года – еще при «палаче Ежове», но все его беды случились при «палаче Берии». И он описывает свои мытарства, быт в общей камере и прочее уже, естественно, в «бериевских застенках». Я приведу лишь два фрагмента его «откровений»…

«Мы протолкались к окну и влезли на нары.

– Это – знаменитый человек, бывший генеральный конструктор наших самолетов Андрей Николаевич Туполев, – шепотом сказал Котя и глазами показал на бродягу, лежавшего рядом с ним. – Он ночью был на допросе… Андрей Николаевич… надо подвинуться…

Под тряпьем кто-то зарычал, но не шелохнулся» (стр.18).

Туполев (Генеральным конструктором авиационной промышленности он стал, к слову, в декабре 1956 года) действительно был арестован – 21 октября 1937 года. Я не буду входить сейчас в суть этого ареста (он произошел не совсем на пустом месте), но факты таковы, что уже с начала 1938 года начинает успешно, хотя и в режиме изоляции, работать Особое техническое бюро (ОТБ) при НКВД СССР, куда входили отдельные конструкторские бюро Туполева, Петлякова и Мясищева. Поэтому никакого Туполева осенью 1938 года Добролетов на нарах видеть не мог. Он его вообще не мог видеть на нарах ни в какой общей камере.

«Один раз днем дверь приоткрылась, в камеру, шатаясь, вошел человек в окровавленной рубахе, крикнул: «Я из Лефортовой! Братцы, палача Медведя в Питере нет: он арестован!» – и повалился на пол. На спине у него зияли глубокие треугольные раны, из них торчало развороченное мясо, виднелись обломки ребер. Показав нам раненого, как видно, для устрашения, надзиратели вскоре выволокли его…» (стр. 36).

Начальник Ленинградского управления НКВД Филипп Медведь действительно дважды арестовывался. Первый раз его арестовали в декабре 1934 года «за преступно-халатное отношение к своим обязанностям» после убийства Кирова и дали 3 года лагерей. До вторичного ареста Медведь работал в руководстве Дальстроя на Колыме. В мае 1937 года было начато новое следствие по вновь открывшимся обстоятельствам, и 7 сентября 1937 года он вновь был арестован, а в ноябре 1937 года расстрелян «в особом порядке».

Так что сообщать как о новости о всего лишь его аресте – через год после расстрела – вряд ли кто-то мог. Да и, конечно, не сообщал… Ни с «треугольными ранами» на спине, которые Быстролетов якобы «увидел» через «окровавленную» рубаху, ни без оных. Спрашивается: что, сотрудники КГБ СССР, которые выполнили в 1990–1991 годах компьютерный набор этой лихой «стряпни», не знали, что имеют дело с побасенками?

За год до смерти Быстролетов сжег хранившиеся у него материалы «Пира бессмертных». И можно понять – почему…

НО ВОТ действительно документальная история… Родившийся в 1909 году статный красавец Александр Короткое был вот уж точно выдающимся разведчиком-нелегалом. Начав работать на Лубянке в 1928 году лифтовым, он в 1933 году отправился в свою первую загранкомандировку. Рекомендовал его в разведку В.Герсон, личный секретарь Ягоды. В Париже Короткое начинал под руководством невозвращенца Орлова-Фельдбинга… Как видим, «родословная» не лучшая, хотя вины Александра в том не было.

Короткое работал во Франции под оперативным псевдонимом Степанов до конца 1938 года. По возвращении в Москву он повышается в должности и награждается орденом Красного Знамени.

А 1 января 1939 года в кабинете Берии собираются отозванные из-за кордона «асы» ИНО НКВД. Я знаком с несколькими описаниями этого «исторического совещания», и, думаю, не случайно крупный чекистский «чин» уже послесталинских времен, генерал-лейтенант Виталий Павлов в своих воспоминаниях датирует его «одним из январских дней 1940 (сорокового. – С.К.) года», причем из контекста следует, что это – не описка и не ошибка набора.

Но совещание состоялось в начале января именно 1939 (тридцать девятого) года, что датируется точно (как – скоро сообщу). И на этом совещании Берия обрушился на «асов», резко обвиняя их в двурушничестве. Досталось и Короткову. Вел он себя, впрочем, как и остальные, достойно, не оправдывался, а отметал все обвинения.

Для иллюстрации того, как можно верить «художественной документалистике», особенно с прямой речью, я приведу отрывок из книги Владимира Антонова и Владимира Карпова (как я понимаю, авторов с Лубянки): «Тайные информаторы Кремля», изданной в 2000 году:

«Обращаясь к Александру Короткову, Берия сказал: – Вы завербованы гестапо и поэтому увольняетесь из органов…»

Но вот передо мной факсимиле заявления «Короткова A.M., бывшего с-ка 5 отд. (внешняя разведка. – С.К.) Г.У.Г.Б. НКВД», написанное им на имя «Народного Комиссара Внутренних Дел Союза ССР т. Берия» и датированное 9 января 1939 года (вот откуда у меня точная датировка январского совещания у Берии).

Орфография оригинала сохраняется:

«8.1.39 мне было об'явлено об моем увольнении из органов (а по Антонову и Карпову выходит, что об этом ему объявил лично грубиян и «провокатор» Берия прямо 1 января. – С.К.). Так как в течении десятилетней работы в органах я старался все свои силы и знания отдавать на пользу нашей партии, не чувствую за собой какой либо вины перед партией и не был чем либо замаран по чекистской и общественной работе, думаю, что не заслужил этого увольнения.

В органах я начал работать в 1928 г. лифтовым, год работал делопроизводителем в 5 от. Г.У.Г.Б, а в 1930 г. был назначен пом. уполномоченного.

В 1933 г. был послан во Францию в подполье <…>.

В 1936 г. был вновь послан заграницу в Германию для работы по технической разведке<…>.

…Ехал заграницу только из-за желания принести своей работой там пользу и думаю, что не один знающий меня человек может подтвердить, что я не барахольщик и что меня не прельщает заграничное житье<…>.

Что касается моей жены, то несмотря на наличие у нее родственников заграницей, на ее долгое проживание там, не смотря на компрометирующие материалы против ее умершего в 1936 г. отца, я полностью уверен в ее преданности партии и могу нести за нее любую ответственность. К тому-же она неплохо показала себя как работница в отделе и в комсомольской организации.

Я отлично понимаю (в отличие от клевещущих на Берию. – С.К.) необходимость профилактических мер, но несколько проводится индивидуальный подход, то выходит, что я заслужил такого недоверия, которое обуславливает мое увольнение из органов. В то же время я не знаю за собой просту[п]ков, могущих быть причиной отнятия у меня чести работать в органах. Очутиться в таком положении беспредельно тяжело и обидно.

Прошу Вас пересмотреть решение об моем увольнении

9.1.1939 г. Короткое».

Этот, уже знаменитый в новейшей литературе о разведке, шаг Короткова подают часто как отчаянный. Мне же он представляется логичным. Причем явно доказывающим, что Короткое (а он ведь тоже был неплохим психологом), после личного, хотя и не очень-то радостного, знакомства с новым наркомом, верил, что этот поймет!

Короткова поддержали коллеги, обратившись в партком ГУГБ. Берия вызвал его для беседы, а после нее подписал приказ о его восстановлении на работе.

Не лифтовым, уважаемый читатель, и не делопроизводителем… Лейтенант ГБ Короткое почти сразу же направляется в краткосрочные командировки в Норвегию и Данию для восстановления законсервированных связей.

В июле 1940 года он вновь едет в Германию…

Вот так!

А нам талдычат, что Берия-де никогда и никому не доверял. Но сумел бы он за свою не очень-то долгую жизнь сделать так много в самых разных сферах деятельности, если бы не верил людям и в людей, если бы им не доверял?

Другое дело, что он их и проверял – когда в том была нужда. Но так и должен поступать умный и честный человек, сполна отвечающий за выполняемое им дело.

Я приведу еще один, показательный для установления правдивого взгляда на Берию, пример его отношения к нелегалам, и этим, пожалуй, ограничусь, потому что если приводить их все, так или иначе обнародованные, надо писать отдельную главу.

Арнольд Дейч родился 21 мая 1904 года в Вене, а в январе 1932 года он, член Компартии Австрии и бывший курьер Коминтерна, приехал в Москву с женой Жозефиной и вскоре начал работать в ИНО ОГПУ.

Замечу, что в ИНО тогда работало всего 150 человек, половина которых – за границей. Если учесть, что за шесть лет – к 1938 году – эти цифры резко увеличиться не могли, то можно понять, чего стоят басни о «сотнях советских разведчиков», уничтоженных «палачом» Берией и его «подручными». Их всего-то, включая зарубежных агентов-иностранцев, было на все про все две-три сотни, из которых сотню «сдал» Кривицкий.

Чтобы читатель понял, что значил для нашей разведки Дейч, я сообщу, что это он создал и воспитал «кембриджскую пятерку», составленную из Кима Филби, Дональда Маклина, Гая Берджеса, Энтони Бланта и Джона Кернкросса. Но это был далеко не единственный его успех.

В сентябре 1937 года Дейч с семьей (жена и дочь, родившаяся в Лондоне) возвратился в СССР. И ни в какие «мясорубки» его не запустили, хотя его биография к тому, казалось бы, располагала (он и с Быстролетовым в Лондоне работал). Тем не менее никто товарища Стефана не трогал. Напротив, в 1938 году он, жена и дочь получили советское гражданство.

До войны Дейч так и не получил нового задания – ранее он работал по английскому направлению, а там одна измена Кривицкого смешала много карт. Однако Берия не упускал его из виду, и с началом Великой Отечественной войны Дейч вновь был призван на «тихую» войну. Местом работы ему была определена Аргентина, но группа Стефана до нее не добралась – пароход «Донбасс», на котором она плыла в исходную точку зарубежного маршрута, был потоплен германским крейсером.

Берия верил ему, потому что Дейч был настоящим, убежденным коммунистом, а при этом – еще и несомненным советским патриотом.

А ТЕПЕРЬ вернемся к «ошибке» Виталия Павлова в дате январского совещания у Берии… Напомню, что совещание состоялось 1 января 1939 года, а Павлов датирует его началом января 1940 года. Он писал, что «в середине 1939 года поступило указание наркома Берии отозвать в Москву весь личный состав резидентуры Ахмерова. Этот приказ явился для нас неожиданным и тяжелым ударом, так как подрывал нашу основную информационную базу в США».

Однако Павлов просто лжет! Он не может не знать точной хронологии событий, потому что сам же сообщает, что через несколько дней после январского совещания Ахмерова (а также – Зарубина и Григорьева) направили в американское отделение под начало к… Павлову.

Павлов это интерпретирует как намеренное унижение-де опытнейших профессионалов самодуром Берией, но в действительности это был вполне разумный карантин, позволяющий, кроме прочего, оценить истинные моральные и волевые качества проверяемых. Забегая вперед, скажу, что все трое потом много и полезно работали для страны в новых загранкомандировках.

Однако почему Павлов отнес дату совещания на год назад? А вот почему… Если Ахмеров был отозван в середине 1939 года, то это – на Берии… Это он-де необоснованно прерывает нормальную работу резидентуры Ахмерова, которого грубо распекал в январе 1940-го.

Но Ахмеров был в кабинете Берии уже 1 января 1939 года, а это значит, что его отозвали летом 1938 года – еще при Ежове! Вот для чего надо было подправлять даты – чтобы лишний раз облить грязными чернилами Лаврентия Павловича! Посмертно… И – в который уже раз…

К Ахмерову, к Павлову и к их коллегам мы еще вернемся, а сейчас я должен сказать, что, приняв бразды правления в НКВД, Берии пришлось разбираться не только с зарубежными кадрами, но и с периферийным аппаратом внутри страны. Например, уже в конце декабря 1938 года он получил распоряжение Политбюро расследовать достоверность данных о заговоре «сионистской» организации учителей во главе с неким Ленгинером в Молдавской АССР (Молдавия тогда входила в состав Украинской ССР).

Начиналось это дело – как выяснилось, фальсифицированное, – еще при наркоме внутренних дел Украины Александре Успенском. С начала 30-х годов он входил в руководство Московского управления ОГПУ—НКВД, потом был начальником Управления НКВД по Оренбургской области. В январе 1938 года Хрущев, назначенный исполняющим обязанности первого секретаря ЦК КП(б) Украины и хорошо знавший Успенского по работе в Москве, взял его с собой в Киев.

Успенский – парень горячий и сумбурный – был склонен к фальсификациям (чем Хрущева, надо сказать, и устраивал) и вначале развил на Украине бурную деятельность. Но дело шло к утверждению Берии наркомом, готовилось постановление СНК и ЦК от 17 ноября… И когда Берия в ноябре 1938 года вызвал Успенского в наркомат, Успенский 14 ноября симулировал самоубийство и сбежал на Урал. Через пять месяцев, 15 апреля 1939 года, его арестовали в Челябинской области, в Миассе, и в начале 1940 года расстреляли. Расстреляли и других фальсификаторов дела Ленгинера. Но сам факт того, что этой «липой» занималось Политбюро, показывает, что такие случаи нормой не были.

БЕРИЯ всегда смотрел на все проблемы, оказывавшиеся в сфере его компетенции, комплексно и инициативно. Не успел он стать во главе Заккрайкома, как тут же подготовил записку по редким металлам.

Не успел он стать наркомом внутренних дел, как проявил интерес к состоянию и организации правительственной высокочастотной связи (ВЧ-связь). И уже в январе 1939 года Меркулов, возглавивший ГУГБ, подает ему докладную о мерах по повышению надежности и защищенности линий ВЧ.

В том же январе подготавливается проект реорганизации этого дела, потому что, как писал Меркулов, «на этом участке работы большая путаница».

Проверка показала, что технические возможности здесь у страны велики. Была создана аппаратура автоматического засекречивания телефонных разговоров типа ЕС (по фамилиям создателей, инженеров Егорова и Старицына), проложены первые линии.

Дело «крутилось», но ни шатко ни валко. За 1938 год было принято три подряд Постановления Совнаркома, однако качественные сдвиги начались только при новом наркоме. Ведь любые «путаницы» – это для специалиста их распутывать Лаврентия Берии. И там, где делом руководил он, все убыстрялось, как в сказке. Но секрет был прост – Берия работал сам, никогда никуда не опаздывал, был точен, умел быстро вникнуть в проблему и – главное – умел использовать потенциал специалистов и верить им.

А для любого профессионала нет большего счастья, чем работать под началом того, кто дает ему возможность полностью выложиться и идти дальше и выше, к новым профессиональным достижениям и успехам! Недаром же в одном советском фильме мальчишка написал школьное сочинение, состоящее из одной фразы: «Счастье – это когда тебя понимают».

Вот Берия и умел понимать подчиненных. Но, конечно, тех, кто такого понимания заслуживал. Потому, если читатель помнит, молодой Меркулов и хотел работать с ним, и только с ним!

К началу 1939 года в СССР функционировало 58 ВЧ-станций, обслуживавших 290 абонентов. И работали они без должной координации. В течение 1939 года количество ВЧ-станций было доведено до 78, трансляционных пунктов до 28 (в том числе 8 резервных), а число абонентов выросло в полтора раза, достигнув 430.

За один год!

В 1939 году станции были открыты в 24 городах СССР. К июлю 1940 года из 103 линий связи на 50 были установлены шифраторы, и их число росло.

Берия прекрасно понимал, что надежная оперативная засекреченная связь – вещь важнейшая, и, развивая ВЧ-связь в общегосударственных интересах, он в полной мере использовал ее возможности для подчиненного ему ведомства. В марте 1940 года был издан «Список абонентов правительственной (ВЧ) связи». Так вот, 9 из 40 московских абонентов относились к НКВД. А по стране из перечисленных в «Списке» 286 фамилий и должностей прямое отношение к структурным подразделениям НКВД имели 149!

Но во вкус новой связи входило все больше руководителей, и прежде всего оборонных отраслей. Осенью и зимой 1940 года Берия выполнил личное указание Сталина об организации засекреченной связи с предприятиями Наркомата вооружения. Аппараты были установлены в кабинете наркома Ванникова, на заводах № 2 в Коврове, № 66 в Туле, № 74 в Ижевске. Причем директор завода № 2 стал единственным абонентом нового пункта, а начальнику городского отдела НКВД приходилось еще долгое время пользоваться Ивановской ВЧ-станцией.

Начнется война, и Берия среди множества военных забот найдет время для помощи фронтам в обеспечении, кроме плановых линий ВЧ-связи, еще и дополнительных линий – в зависимости от обстановки.

Я ХОТЕЛ написать: «Ко второй половине 1939 года результаты напряженной работы Берии и его ближайших сотрудников начали сказываться, и наступила некая стабилизация»…

Но потом вспомнил – какая там стабилизация! Напротив, наступала все большая и большая «запарка». И объяснялось это не промахами и просчетами Берии, а убыстрением мирового и европейского политического процесса – «демократический» Запад явно вел дело к войне. Причем очень хотел втянуть в нее Советы, или напав на них сам, или…

Или – спровоцировав на это Германию.

Да, все профессиональные проблемы Берии: кадровые, народнохозяйственные, разведывательные – были накрепко привязаны к проблемам внешней политики, все более грозно и масштабно встававшим перед Советской Россией.

Весной 1938 года Германия произвела аншлюс Австрии – при массовой восторженной реакции самих австрийцев, но при весьма «кислой» реакции внешнего мира. Осенью того же года в состав рейха перешла Судетская область Чехословакии, населенная преимущественно этническими немцами. В принципе это был акт восстановления справедливости и права наций на самоопределение, попранных Версальским «мирным» договором. Такое усиление Германии тоже не радовало, тем более что весной 1939 года немцы вступили в Прагу. Словакия отделилась, провозгласила независимость, и СССР установил с ней дипломатические отношения.

Но Западу не нужен был мир. 17 апреля 1939 года по лондонскому радио выступил сэр Бернард Пэрс. Уж он-то Россию знал!

72-летний профессор русского языка, литературы и истории, директор Королевского колледжа славяноведения, директор Института славяноведения в Лондоне и издатель «Slavonic Review», с 1909 по 1917 год – секретарь Англорусского комитета, в 1914–1917 годах он был прикомандирован к русской армии, в 1917 году находился в распоряжении английского посла в России.

И вот Пэрс критиковал Коминтерн, но всячески превозносил Сталина и утверждал, что Тухачевский поплатился жизнью за измену России, став агентом Германии. Тут я замечу, что Тухачевский поплатился жизнью за многое, в том числе и за недостойную заносчивость, за высокомерные замашки, за то, что он и близкие ему «командармы» вызывали к себе на дачи военные оркестры для частных концертов. Но это так, к слову…

Хороший знакомый Пэрса, бывший царский дипломат-эмигрант Евгений Саблин, бывший первый секретарь русского посольства в Лондоне, имея в виду речь Пэрса, писал 20 апреля 1939 года своему постоянному адресату – Василию

Маклакову, послу Временного правительства во Франции, бывшему дипломатическому представителю Колчака. Деникина, Врангеля:

«Нет никаких сомнений, что ему (Пэрсу. – С.К.) рекомендовано свыше сильно сгустить краски в смысле того значения, которое имеет Россия для сохранения мира на Юго-Востоке…» и прибавлял:

«Мне думается, что почтенный Бернард Иванович пересолил во всех своих утверждениях. Все это можно было сказать с меньшим, я бы сказал, подхалимством. Но, очевидно, без России придется трудно…»

НКВД имел в среде эмиграции хорошо налаженную разведывательную сеть, и эти строки вскоре уже читали на Лубянке. Впрочем, Запад не очень-то рассчитывал тогда на союз с Советской Россией, и речи Пэрса имели целью другое: осложнить (а еще лучше – сорвать!) намечающийся процесс сближения СССР и Германии.

Но сами такие речи были показателем обострения европейских противоречий вследствие провокаций «демократической» Европы, за спиной которой стоял неизменный уже и непременный дядя Сэм. И уже это обуславливало режим постоянной боевой тревоги для НКВД и его главы, призванных:

– обеспечить охрану и непроницаемость самых протяженных в мире государственных границ;

– обеспечить охрану высшего руководства страны;

– выявлять и нейтрализовать все проявления «пятой колонны» внутри страны;

– выявлять и нейтрализовать очень возможные антигосударственные заговоры, проявления вредительства и т. п.;

– обеспечивать информационно-разведывательную деятельность государства за рубежом:

– проводить контрразведывательную деятельность во всем ее объеме;

– обеспечивать охрану общественного порядка силами милиции и борьбу с уголовщиной;

– осуществлять пенитенциарную деятельность государства;

– вести ряд крупных народнохозяйственных проектов, осуществляемых при использовании труда заключенных с одновременным привлечением вольнонаемных работников и специалистов…

О пожарной охране и загсах я уж не говорю. Они ведь тоже какое-то время и силы у наркома отнимали, хотя он их не курировал. И еще была социальная сфера, к которой Берия равнодушен не был.

А впереди уже маячили новые проблемы.

В САМОМ начале мая 1939 года Сталин, наконец, решил сделать внешнюю политику СССР рациональной. А это было невозможно при наркоме иностранных дел Литвинове.

3 мая наркомом стал по совместительству Председатель Совнаркома Молотов, его заместителем – Деканозов. И уже 4 мая последовали аресты группы ведущих сотрудников Литвинова. В НКИДе начал действовать «тандем» Молотов—Деканозов.

Владимир Григорьевич Деканозов был старше Берии на год, родился в Баку и был знаком с Лаврентием еще с 1918 года. В июне 1921 года он был переведен из нефтяной компании в АзЧК, в отдел по борьбе с бандитизмом. В ОББ всегда были кадры серьезные – бандиты есть бандиты. И то, что при очень малом росте Деканозова он работал в ОББ, о чем-то говорит. Уже тогда Берия и Деканозов сблизились, что подтверждается и служебной биографией последнего: служба в АзЧК, затем – в ГрузЧК, затем – в ЗакЧК.

Продвигал его, конечно, Берия, но он всегда продвигал людей по их деловым качествам. А уж то, что называют «личной преданностью» продвигаемого, было естественной реакцией человека дела на внимание к себе шефа – тоже человека дела.

С 21 марта 1937 года Деканозов стал председателем Госплана Грузии и заместителем председателя грузинского Совнаркома, будучи при этом и министром пищевой промышленности республики. О нем иногда пишут, что он-де отличался непомерной-де тягой к роскоши, но это вряд ли… Берия и сам ею не отличался, и не приблизил бы такого к себе в Тбилиси. И уж точно не взял бы подобный «хвост» с собой на новое место. А Берия в конце 1938 года вызвал его в Москву и 2 декабря назначил начальником 3-го (контрразведывательного) и 5-го (разведывательного) отделов ГУГБ. 17 декабря 1938 года Деканозов стал и заместителем Меркулова по ГУГБ, но вскоре, как мы уже знаем, был переведен в НКИД СССР.

Напомню, что все перемещения сотрудников Берии по Грузии в Москву не могли состояться без согласования с теперь уже союзным ЦК. Что же до назначения Деканозова в Наркомат иностранных дел, то оно не могло состояться без прямой санкции Сталина. Но пришел Деканозов в НКИД, безусловно, по рекомендации Берии. И это не был приход в дипломатическое ведомство «бериевского инспектора-палача», как это подают «демократы». По свидетельству ветеранов дипслужбы, Деканозов был высоко эрудирован, начитан, в общении вежлив и культурен. Так что в его лице советская дипломатия получила вполне компетентного руководителя.

Начался весьма быстрый разворот СССР от бесперспективной ориентации на блок с англо-французами к пониманию необходимости нормализации отношений с Германией. Итогом, как известно, стал Пакт о ненападении, заключенный 23 августа в ходе блиц-визита в Москву рейхсминистра иностранных дел Риббентропа. Многие в мире испытали шок. В Японии – случай беспрецедентный – заключение двустороннего договора другими державами привело к падению кабинета барона Киитиро Хиранума.

Этот же Пакт стал психологической точкой трехмесячного японо-советского конфликта в районе реки Халхин-Гол. Начавшись 28 мая вторжением японских войск на территорию Монголии, он к 28 августа закончился.

Такие бурные события, включая и августовские англо-франко-советские военные переговоры в Москве, нуждались в адекватном разведывательном обеспечении, так что одно это гарантировало Берии более чем напряженный рабочий график.

1 сентября 1939 года началась германо-польская (а не Вторая мировая, как обычно считают) война. Польша рухнула почти мгновенно. 17 сентября в западноукраинские и западнобелорусские земли вошла РККА, и вскоре Западная Украина и Западная Белоруссия вошли в состав УССР и БССР. Сегодня иногда приходится читать, что СССР и

Германия осуществили-де новый раздел Польши. Но разве украинские Ровно или Луцк – это Польша? Или – белорусские Барановичи и Молодечно?

Для НКВД воссоединение означало новую и огромную дополнительную нагрузку, и отнюдь не «палаческого» характера. Это Хрущев и его протеже в НКВД Иван Серов принялись за ускоренную «советизацию» западноукраинских областей в манере, палаческую напоминающей. И один малоизвестный факт сразу показывает – кем был Хрущев, а кем – Берия.

В Львове мирно проживал Кост-Левицкий, бывший глава бывшей «незалежноi» Украинской Народной Республики. По приказу Хрущева Серов его арестовал, и Кост-Левицкого, которому было уже за восемьдесят, этапировали из Львова в Москву и заключили в тюрьму. Эта акция сильно подорвала наши акции в среде украинской интеллигенции, но Хрущев доложил Сталину, что он-де нейтрализовал потенциального премьера украинского правительства в изгнании.

И тут в ситуацию вмешался Берия. Вначале он поручил своим специалистам по Украине дать оценку целесообразности содержания Кост-Левицкого в заключении. Рекомендации были следующими:

– старика, как безвредного, немедленно освободить, извиниться перед ним и отослать обратно во Львов, где устроить его с максимальным комфортом;

– Кост-Левицкий в свою очередь должен содействовать направлению в Москву влиятельной и представительной делегации из Западной Украины для переговоров о специальном статусе Галиции в составе УССР;

– предоставить Галиции специальный статус.

Берия тут же направил записку наркому иностранных дел Молотову с этими предложениями, и Молотов с ними согласился. Кост-Левицкий был освобожден и отвезен домой в отдельном спецвагоне. Но остальное Хрущев сумел сорвать…

И тут, пожалуй, впервые судьба разграничила позиции двух тех фигур, будущий конфликт которых определил уже будущее не маленькой Галиции, а всей огромной страны. Но об этом мы поговорим значительно позже.

Возвращаясь же в осень 1939 года, надо отметить, что ведомству Берии, кроме решения политических проблем, надо было на воссоединенных территориях и милицию организовывать, и бандитов вылавливать, и пожарную охрану реорганизовывать, и загсы создавать.

Репрессии и высылки из Западной Украины и Западной Белоруссии во внутренние районы СССР в задачи НКВД Берии тоже, естественно, входили. Но как же иначе! Это ведь была не просто новая приграничная зона! Эти районы в достаточно близком будущем могли стать районами боевых действий. И допускать существование массовой «пятой колонны» могли только государственные преступники.

А Сталин и Берия были государственными деятелями.

Впрочем, анализ цифр репрессий 1939–1940 годов в Западной Украине и Белоруссии показывает, к слову, что «демократические» цифры завышены по Белоруссии примерно в десять раз (обычный коэффициент лжи «демократических» «общечеловеков»). Это при том, что в Западной Украине, например, сильное националистическое подполье имелось еще при поляках. И с установлением Советской власти националисты не свернули свою работу, а усилили, потому что в ней теперь появился новый аспект – антисоветский.

Возникала и проблема польских военнопленных. И это тоже была задача для Берии. Причем с пленными «панами» связано одно из «перестроечных» обвинений Берии в организации-де Катынской трагедии и расстрелов у села Медное Калининской области.

Что ж, посмотрим, много ли правды и в этом обвинении…

19 СЕНТЯБРЯ 1939 года нарком Л.П. Берия, комиссар ГБ 1-го ранга, издал приказ № 0308:

1. На основании положения о военнопленных организовать при НКВД СССР Управление по военнопленным.

2. Утвердить прилагаемый штат Управления по военнопленным.

3. Назначить начальником Управления по военнопленным майора тов. Сопруненко П.И. и комиссаром управления – полкового комиссара тов. Нехорошева…

4. Организовать 8 нижеследующих лагерей для содержания военнопленных:

1) Осташковский – на базе помещений бывшей детской колонии НКВД, на острове Столбное, на озере Селигер (Калининской области) на 7 тыс. человек, с доведением к 1 октября до 10 тыс. человек;

6. Утвердить начальниками и комиссарами лагерей:

1) Осташковского: майора тов. Борировец П.Ф. – начальником, ст. политрука тов. Юрасова И.В. – комиссаром…»

Я привожу данные лишь по Осташковскому лагерю вполне сознательно. «Катынская» фальшивка известна широко, и ее разоблачение можно найти в книгах Юрия Мухина «Катынский детектив» и «Антироссийская подлость», к которым я читателя и отсылаю. Но сообщу в дополнение, что в литературе можно встретить факсимильное воспроизведение первого листа якобы записки Берии в ЦК ВКП(б) о военнопленных поляках. Так вот, «виза» Сталина сфальсифицирована там крайне небрежно, и это сразу бросается в глаза, как и то, что «виза» идет с наклоном сверху вниз, а не снизу вверх – как всегда у Сталина.

Смоленская Катынь известна, повторяю, широко. Менее известно село Медное. В начале помещенной в «Книге жертв политических репрессий Калининской области» статье директора Государственного мемориального комплекса «Медное» Б.Н. Ещенко и научного сотрудника Е.Н. Образцовой об этом говорится так:

«19 октября 1996 года (за № 1247) опубликовано Постановление Правительства Российской Федерации «О создании мемориальных комплексов в местах захоронения советских и польских граждан – жертв тоталитарных репрессий в Катыни (Смоленская область) и Медном (Тверская область)»…

Но должно было пройти около 50 лет, прежде чем название тверского села Медное зазвучало из уст Президента Российской Федерации М.С. Горбачева, членов Правительства России…»