Текст книги "Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты"

Автор книги: Сергей Романюк

Дом № 7 – бывший особняк Ф. Кнопа – в основной своей части, возможно, постройка еще XVIII в. (а может быть, и еще раньше). В 1869 г. фасад дома был изменен, к нему сделали пристройки (архитектор А.С. Каминский). В советское время это был 6-й дом ВЦСПС (профсоюзов). Еще один особняк (№ 9) был построен для владельца нотоиздательской фирмы, сына основателя ее Г.П. Юргенсона в 1912 г. архитектором В.Д. Глазовым. Этому же архитектору принадлежит и проект дома № 11, построенного тогда же для врача-окулиста К.В. Снегирева, женатого на Александре Петровне Юргенсон, дочери нотоиздателя. Здесь у него была амбулатория, в которой он проводил прием и первоначальный осмотр пациентов, а его глазная лечебница, куда автор «Поднятой целины» отправил своего героя, находилась не здесь, а в доме по Хохловскому переулку (№ 1).

В начале переулка на месте дома № 2 в конце XVIII – начале XIX в. стоял деревянный казенный питейный дом, называвшийся «Колпашным». Рядом с ним по Покровке для купца А.С. Ушакова было построено каменное двухэтажное здание, а в 1804 г. его продолжили на место бывшего питейного дома.

Нижние два этажа дома № 4 у перелома переулка еще XVIII в.; этот дом в 1867–1875 гг. принадлежал купцу Ивану Васильевичу Щукину. Историк московского купечества П.А. Бурышкин писал, что «при нем их фирма (по торговле мануфактурными товарами. – Авт.)и его семья заняли то первенствующее место в торгово-промышленной Москве, которое они с той поры неукоснительно занимали. Иван Васильевич был, несомненно, один из самых – не побоюсь сказать – гениальных русских торгово-промышленных деятелей. Его престиж и влияние в Москве были чрезвычайно велики. И вовсе не из-за его богатства. В Москве тогда было много богатых людей, может быть, даже богаче Щукиных, но которые не пользовались далеко тем почетом, который приходился на долю Щукиных. Щукинская фирма была одной из самых уважаемых в Москве».

«Палаты Мазепы»

На старинном доме в 1906 г. надстроили еще два этажа, и все здание было приспособлено по проекту К.К. Гиппиуса для женской гимназии. В ней училась Ольга Шульц, будущая известная артистка О.Н. Андровская. Рядом слева – небольшое двухэтажное здание, выполненное по проекту московского архитектора Л.Н. Кекушева в 1902 г. Во дворе жилого дома № 6 находится интересный и малоизвестный архитектурный памятник – дворец Долгоруких, построенный в 1764 г. с использованием старых, еще XVII в., палат, остатки которых видны в западной части дома. Первые владельцы палат неизвестны, а в начале XVIII в. ими были Бутурлины, потом князь К.С. Кантакузен, у которого в 1744 г. они были куплены князем А.А. Долгоруким. Впоследствии он приобрел два соседних участка и начал перестраивать старые палаты, значительно их увеличив. Чертежи их были подписаны архитектором В.Я. Яковлевым. Фасад и план дома Долгорукова помещены М.Ф. Казаковым в его альбом наиболее примечательных московских зданий. Этот редкий памятник был варварски изуродован при постройке «шедевра» жилой архитектуры – соседнего дома, но в последнее время восстановлен. Далее по переулку – здание, выходящее за красную линию (№ 10). Оно – один из редких в Москве памятников гражданского зодчества конца XVII в., издавна известное в Москве как «палаты Мазепы». Возможно, что их нижний этаж относится и к более раннему времени. На втором этаже палат находились парадные и жилые помещения владельцев, а на первом – помещались слуги, находились кладовые и подсобные помещения. Для того чтобы увидеть столь характерные для «московского барокко» декоративные детали, надо войти во двор, где с левой стороны находится крыло здания, которое составляет белокаменная палата. Все это здание, по недостоверному преданию, переданному нам известным историком И.М. Снегиревым (правда, его принимает и известный знаток московской топографии Н.П. Чулков), принадлежало гетману Ивану Мазепе. Есть также непроверенные сведения о том, что именно усадьбу Мазепы пожаловали из Посольского приказа Лопухину (этой фамилии принадлежал тут большой участок, выходивший и в Старосадский переулок). По крайней мере, документально известно, что в XVIII в. участок принадлежал Ивану Лазаревичу Лазареву, согласно данным из Московского магистрата от 30 марта 1780 г., а от его наследника, ротмиста лейб-гвардии Гусарского полка Лазаря Екимовича Лазарева, приобретен лютеранской церковью Петра и Павла в 1824 г.

В советское время на втором этаже дома № 10 в Колпачном переулке находился памятный тогда многим ОВИР – отдел выдачи так чаемых виз на выезд за границу.

Весь этот большой участок выходит в соседний Старосадский переулок, называющийся по урочищу «Старые сады»; старое название – Космодемьянский (по церкви), ранее – Квасной и Кисельный (возможно, по лавкам).

В этом переулке немало исторических и архитектурных памятников. Среди них – дом с классическим портиком (№ 5), построенный между 1817 и 1819 гг. купцом Е.Ф. Киппеном. Он живописно расположен в глубине парадного двора, окруженного флигелями. В правой части главного дома при реставрационных работах был найден фрагмент строения середины XVIII в. с барочным наличником. В конце XVII в. здесь находилось большое владение боярина Петра Лопухина, дяди царицы Евдокии, первой жены Петра I. В 1844 г. петербургский купец К.Х. Толь перестраивает флигель справа и надстраивает его вторым этажом, а коллежский регистратор «из дворян» И.А. Чернов в 1857 г. строит флигель слева. Позади главного дома был большой сад, доходивший до Колпачного переулка (там теперь – пожарная часть). В конце XIX в. весь участок покупает купец Ф.Н. Конкин, владелец фирмы готового платья, имевший магазин в Верхних торговых рядах. Часть владения (№ 7) в XVIII в. была усадьбой генерал-поручика В.И. Лопухина и перешла к его сыну, публицисту и государственному деятелю И.В. Лопухину. По его воспоминаниям, изданных Герценом за границей, он был «воспитан в рассуждении тела в крайней неге, а со стороны знаний в большом небрежении», но сумел образовать себя сам – стал одним из близких сотрудников просветителя Н.И. Новикова. Служил он советником Уголовной палаты, и «в должности сей принял я себе за правило наблюдать, чтоб невинный не был никогда осужден, так бы и виноватый не избежал бы наказания». Как отметил Герцен в предисловии к «Запискам», «во всей жизни И.В. Лопухина удивительное единство, он нигде не изменяет своего нравственного склада». Большой двухэтажный каменный дом Лопухина стоял далеко от улицы, примерно посередине участка. В 1812 г. он обгорел, и в газете объявлялось: «Продавалось от суда близь Покровки Лопухинское место со всеми погорелыми строениями». Его купили через пять лет за 33 тысячи рублей для лютеранской Петропавловской церкви: прихожане рассудили, что «частию удобное положение места, частию выгода, что главное строение можно было употребить для церкви», явились определяющими мотивами покупки. Бывшие тогда в Москве прусский король Фридрих-Вильгельм III, кронпринц Вильгельм (будущий германский император), а также герцог Мекленбург-Стрелиц в сопровождении московского генерал-губернатора положили закладные камни 13 июня 1818 г.; в следующем году бывший дворянский особняк был переделан, и в церкви началась служба (освящение состоялось 18 августа 1819 г.). В ней в мае 1843 г. выступил Ф. Лист с благотворительным концертом и «доставил обильный сбор» для сирот, воспитывавшихся лютеранским приходом. Это было единственное публичное выступление знаменитого пианиста с игрой на органе. Церковь была переполнена, в ней находилось более тысячи человек, по словам современника, «он очень сильно подействовал на нервы слушателей; некоторые дамы плакали, другие – нюхали эфир».

В 1862 г. старинное здание было переделано по проекту архитектора А.А. Мейнгардта с применением готических деталей. К ХХ в. приход значительно увеличился (он насчитывал 17 тысяч человек), и на месте старого здания церкви по прошению, поданному в ноябре 1902 г., по которому разрешалось «сломать существующую церковь. и вновь построить. церковь на 1600 мест, покрытую сводами по системе Монье». В 1903 г. начали строить новое здание по проекту архитектора В.А. Коссова (который использовал многие идеи получившего вторую премию на конкурсе проекта талантливого молодого архитектора У. Уолкота) и закончили его в 1905 г. Это одно из немногих московских сооружений, в котором имитируются формы готического стиля. До 1957 г. издалека был виден высокий шпиль, венчавший здание, и под ним башенные куранты (правда, не работавшие). Справа от главного здания стоит часовня, построенная по проекту архитектора Ф.О. Шехтеля, а слева – дом для служителей, переделанный из более старого (1879 г., архитектор А.Е. Вебер). В нем на втором этаже находилось училище при церкви, известное в Москве, как писал современник, «по педагогической выдержанности, от которой в восторге не одни немцы, а и православные москвичи». Для женского отделения училища в 1892 г. было построено (архитектор В.А. Коссов) большое краснокирпичное здание, хорошо видное с Колпачного переулка, его окончила известный ресставратор и исследователь истории русской архитектуры Маргарита Васильевна Фехнер.

Церковный зал славился своей акустикой, и в нем впервые были исполнены рахманиновские «Колокола». «Оркестр Кусевицкого, большой хор, солисты долго готовили эту премьеру, – писал очевидец, – эмоциональное ее воздействие на аудиторию было сильным, незабываемым. Необычность обстановки способствовала усилению впечатления. Вся музыкальная Москва, казалось, присутствовала на премьере». В тяжелое время, осенью и зимой 1918 г., здесь под управлением В.И. Сука и с участием А.В. Неждановой исполнялся «Реквием» Моцарта: «Впечатление получилось громадное, впечатление именно не горя, стенания и ужаса, а божественной ясности духа…» Еще в 1930-х гг. в зале бывшей церкви устраивались органные концерты.

Советская власть изымала церковные ценности, в 1936 г. арестовала пастора и церковный совет, и в Петропавловской церкви обосновался кинотеатр «Арктика», а затем студия «Диафильм». Возрождение духовной жизни лютеранской общины стало возможным после распада коммунистического государства – в просмотровом зале «Диафильма» 4 сентября 1991 г. совершили первое богослужение, а с 24 октября 1993 г. они проводились в часовне.

Выведение студии заняло довольно много времени, и только в 1997 г. приступили к ремонтным и реставрационным работам. Теперь же службы совершаются в соборе, восстановили высокий и красивый шпиль и водрузили в 2009 г. крест. В 1996 г. общине передали орган церкви св. Михаила в Немецкой слободе (он стоял в Донском крематории), а в 2005 г. барочный алтарь снесенной церкви св. Михаила. По доброй традиции протестантских и католических церквей здесь часто проводятся концерты.

В Старосадском переулке находится здание (№ 9), известное всем исследователям истории Москвы, любимая «историчка» – Государственная публичная историческая библиотека Российской Федерации. Основой ее фондов явилась библиотека, собранная историком и археологом А.Д. Чертковым в начале XIX в., в ней также находится и несколько знаменитых книжных собраний прошлого столетия – князя А.И. Барятинского, состоящее из шести разных библиотек, приобретенных князем в разное время, – археолога П.М. Строева, востоковеда А.И. Гульянова, этнографа А.Ф. Гильфердинга и других; библиотека московского коллекционера А.П. Бахрушина, в которой много книг по истории Москвы; знаменитого историка И.Е. Забелина; своеобразное собрание М.Д. Хмырова, не жалевшего средств на приобретение периодических изданий, которые он разрезал и подбирал по различным темам; библиотеки К.К. Герца (книги по искусствоведению), Н.И. Муравьева-Карского (по военному делу), А.А. Котляревского (по мифологии, этнографии) и многие другие. Фонд одной из самых богатых российских библиотек составляет более 3 миллионов единиц хранения. Здание, в котором работает библиотека, построено для мужской и женской школ Общества приказчиков в 1901–1902 гг. (архитектор Б.Н. Кожевников; освящение построенного здания состоялось 14 сентября 1902 г.). В него включен и старый дом XVIII в., стоящий торцом к переулку, детали его фасада видны со двора.

В конце XVII в. этим участком владеет «подьячий Померной избы» Яков Байбаков. В течение следующего столетия участок переходит из рук в руки, часто выгорает. В 1828 г. его владельцем становится «первостатейный» купец-чаеторговец Александр Алексеевич Куманин, женатый на старшей сестре матери Ф.М. Достоевского Александре Федоровне, которая, как считается, послужила прообразом одного из действующих лиц романа «Игрок». Супруги были крестными писателя и неоднократно поддерживали его семью, и в особенности Александра Федоровна много помогала детям после смерти отца. О ней вспоминал Федор Достоевский: «Покойная тетка имела огромное значение в нашей жизни с детства до 16 лет, многому она способствовала в нашем развитии». Ребенком будущий великий писатель неоднократно бывал в этом доме. Куманины – старый купеческий род из Переяславля-Залесского, представители которого активно участвовали в общественной жизни и получившие дворянство.

Перед окнами старинного дома расстилался сад, за которым виднелись купола Владимирской церкви, «что в Старых садех». Впервые она упоминается в духовной грамоте великого князя Василия Дмитриевича, написанной около 1417 г., где говорится о новом дворе за городом у святого Владимира, который князь завещает своему сыну вместе с вотчиной – «великим княженьем». В 1514 г. «благоверный и христолюбивый князь великий Василий Ивановичь всеа Руси со многим желанием и верою повеле заложити и сделати церкви каменые и кирпичные на Москве» – всего было заложено 11 церквей, «а всем тем церквем был мастер Алевиз Фрязин». Одна из них и была Владимирская, об окончании которой сообщается в летописи: «Того же лета [1516] месяца февраля 3 день священна бысть церковь Володимер святый в Садех митрополитом Варлаамом при великом князи Василии Ивановичи всеа Русии». Но похоже на то, что от созданного Алевизом ди Карезано ничего не осталось – во второй половине XVII в. старую постройку разобрали и выстроили новую (южный придел – 1677 г., северный – 1689 г.), в некоторых своих частях во многом имитирующую старые формы. Колокольня была выстроена также заново на старом основании.

В пожар 1812 г. церковь уцелела, но лишилась почти всего прихода, и консистория уже собралась ее сносить, «яко совсем ненужную, которая навсегда имеет остаться без прихода», но вступились богатые прихожане, и Синод решил церковь оставить.

Церковь стоит на горке, оттуда и сейчас открываются красивые виды на город, а раньше они были еще лучше. Как вспоминал сын священника этой церкви Ф.А. Гиляров, это был «едва ли не единственный в Москве вид из наших окон. Князевладимирский приход стоит на значительном подъеме сравнительно с Варварскими воротами, а храм еще на горке. Мы жили на втором этаже церковного дома, стоявшего на этой же горке. Перед нашими глазами из семи окон, выходящих на запад, и из трех, выходящих на юг, видна была половина Москвы. Правда, взор упирался в Кремлевские твердыни, и в расстоянии версты полуторы от нас они немного заслоняли остальную Москву. Левее Кремля видна была вся часть Москвы до самых Воробьевых гор, где тонкою гребенкою рисовалась роща и едва заметными двумя иголками выделялись колокольня и церковь села Воробьева. Родное Поддевичье, как лежащее в низине, не было видно, но зато на юге обширное здание Воспитательного Дома мало скрадывало местность, оставляя выдающиеся за собою верхушки церквей и колоколен Замоскворечья; а левее Воспитательного Дома виден был Симонов монастырь и тоже какая-то роща за Москвою. Даже церкви за Яузою, например Симеона Столпника, хорошо были видны из нашего „кабинета” на южной стороне. Этот превосходный вид даже соблазнил академика Мокрицкаго, который целое лето на нашей „горке” переносил его на полотно». (А.Н. Мокрицкий – известный художник, ученик Брюллова и учитель многих известных художников – Шишкина, Перова, Прянишникова. – Авт.)

Правда, тот же мемуарист писал о том, как разительно отличалась жизнь в почти сельских Лужниках, где его отец служил в церкви, от нового места в центре города: «Камень домов и мостовых, с их непрестанным грохотом, как-то давил на мозг. От духоты, пыли, жара, грохота голова шла кругом, привыкшая к свежему воздуху, прохладе сада, раздолью огородов и лугов» – и это происходило в тихом московском переулке в середине XIX в. (они поселились здесь в 1854 г.). А что автор написал бы о Москве XXI века?

В советские времена церковь уцелела, видимо, только потому, что понадобилась всемогущему ведомству: 28 января 1933 г. президиум Моссовета рассматривал ходатайство о закрытии церкви «так называемого Владимира» и постановил: «принимая во внимание: 1) острую необходимость в помещении для ОГПУ и 2) пригодность для этой цели помещения церкви «т. н. Владимира», ее закрыть и передать ОГПУ». Еще недавно церковь находилась в ужасном состоянии, без глав, ободранная, но во время реставрации в 1960—1970-х гг. у нее восстановили главы с барабанами, кирпичные кокошники, оформление глав переплетенными жгутами, пояс кокошников, главку северного придела. В последнее время в церкви было хранилище книг Исторической библиотеки, а в 1991 г. в ней уже возобновились службы.

Вернемся к началу переулка – за изящной церковью Космы и Дамиана, постройкой великого Казакова, по которой переулок до 1922 г. назывался Космодамианским, в 1971 г. было построено административное здание для химического министерства, своим обликом резко диссонирующее с архитектурным памятником (архитекторы А.А. Моисеев, Ф.И. Мещанов, Е.П. Рощин).

Церковь упоминается в летописном известии о пожаре 1547 г.: «…погореша все дворы, и Петр Святыи, и Симион Святый, и Козма и Дамиан» (Петр – церковь Вериг св. апостола Петра, стоявшая неподалеку в Петроверигском переулке, Симион – церковь Николая в Блинниках на Маросейке), и следовательно, она уже существовала в первой половине XVI в. В документе 1657 г. она записана как каменная. Вероятно, в конце XVII в. ее перестроили: нижний храм освятили в честь Николая Чудотворца (с приделом Космы и Дамиана, под именем которого она стала более известной), а верхний во имя Казанской иконы Богоматери, причем она была устроена на средства князей Куракиных, чья усадьба граничила с церковным участком с запада.

К 1790 г. церковь настолько обветшала, что ее пришлось разбирать и строить заново, да и надо думать, что внешний вид ее был совсем уж не подходящ для новой моды.

Отличительной чертой этой постройки было использование в компоновке традиционных частей церковного комплекса – собственно церкви, трапезной и колокольни – простых геометрических объемов, нескольких цилиндров, почти ничем не украшенных. Из круглого здания церкви с главным престолом во имя иконы Иисуса Христа, исцелившего расслабленного, выступают три объема – апсиды и двух приделов, свв. Космы и Дамиана и св. Николая. Трапезной, которая одна имеет прямоугольные очертания, церковь соединяется с параллелепипедом колокольни, увенчанным высоким и узким цилиндром яруса звона. Все в композиции ясно и четко, и любопытно отметить, что эти формы настолько полюбились, что они были не однажды воспроизведены в провинции.

Московская церковь строилась на пожертвования, из которых самыми крупными были взносы подполковника Михаила Родионовича Хлебникова, владельца дома через дорогу напротив (Маросейка, 17). Главный престол посвятили новонайденному «чудотворному» образу, на котором был изображен Христос, исцеляющий больного («расслабленного», то есть лежащего в параличе), к которому, в точном соответствии с языческими обрядами, привешивали изображения больных частей тела, а то на всякий случай и вообще целые фигуры.

Прошение о построении новой церкви (архитектором был Казаков, инициалы которого не были приведены в тексте) подали в 1790 г., освящение Никольского придела совершили в декабре 1793 г.; придел же Космы и Дамиана освятили в октябре 1795 г., а главного престола – только в октябре 1803 г.

В феврале 1933 г. Моссовет распорядился «передать здание Управлению рабоче-крестьянской милиции г. Москвы для использования по специальному назначению». В продолжение многих лет церковное здание использовалось самым разным образом, ограду перед ней сломали, «возвели» деревянный павильон с пивной, и только недавно здание храма было возвращено верующим, и в 1993 г. возобновились религиозные отправления.

Далее по переулку, на правом углу с Петроверигским переулком, доходный дом, выстроенный в два приема – в 1878 и 1904 гг. В нем в 1920-х гг. жил венгерский писатель, участник революции в Венгрии 1919 г. Бела Иллеш. На другом углу того же переулка проектировался большой доходный дом (№ 6) Саровской пустыни (здесь еще в XIX в. находилось ее подворье), но из-за трудностей военного времени была построена только часть его, и та осталась неоштукатуренной (1913–1916 гг., архитектор И.Т. Барютин). Под одним номером (№ 8) – два дома, надстроенные в 1930-х гг. В составе правого дома – палаты XVII в., сохранившиеся в части его, выходящей во двор (напротив дворовой арки). Фасад дома после пожара 1812 г. приобрел классические черты. Дом принадлежал И.Е. Салтыкову, брату русского писателя-сатирика М.Е. Салтыкова-Щедрина, который часто останавливался здесь, приезжая в Москву. Левое здание – «шикарный» купеческий особняк – было построено в 1878 г. архитектором К.В. Терским. Известный поэт Осип Мандельштам также останавливался в этом переулке и тоже у брата: в середине 1920-х и начале 1930-х гг. жил в одной из квартир на третьем этаже большого доходного дома № 10, выстроенного «покоем» в конце XIX в. В 2008 г. во дворе дома поставили памятник поэту (скульпторы Е. Мунц и Д. Шаховской), погибшему в сталинских лагерях. Памятник представляет собой четыре гранитных куба, на некоторых сторонах которых высечены стихи, а наверху поставлена запрокинутая назад голова, которая, как уверяют, похожа на оригинал.

Один из самых небольших переулков в этом районе – Петроверигский– получил свое необычное для современного слуха название от «вериг», то есть цепей, в которые был закован в темнице апостол Петр царем Иудеи Иродом Агриппой, но чудесным образом сброшенные ангелом. Поклонение «веригам» и сейчас еще распространено – в Риме в одной из церквей вериги даже демонстрируют посетителям, как, впрочем, показывают и несколько других экземпляров все «тех же» вериг в нескольких церквах по всему миру. Здесь в Москве, в этом переулке, находилась церковь Поклонения честным веригам святого апостола Петра, известная по крайней мере с 1547 г., упомянутая в известии о большом московском пожаре, но, может быть, существовавшая значительно ранее. Вместо деревянной боярином И.Д. Милославским была в 1669 г. построена каменная в воспоминание брака его дочери с царем Алексеем Михайловичем, совершенным в день памяти вериг апостола 16 января 1648 г. Церковь упразднили – приход был очень небольшим, и к тому же прихожане не протестовали против ее разрушения, – и ее снесли в 1840 г. и на месте алтаря поставили столб с памятной надписью. В мае 1923 г. его убрали – он, как и церковь, стоял примерно на том месте, где находится закругленная часть здания (№ 6), выстроенного в 1929–1931 гг. (архитектор Г.М. Данкман) для коммунистического университета нацменьшинств, созданного для подготовки пропагандистов и шпионов.

В Петроверигском переулке сохранился замечательный архитектурный и исторический памятник – дом № 4, связанный в нашей памяти прежде всего с семьей И.П. Тургенева, жившего здесь в 1803–1807 гг. Дом стоит на высокой горке, и в то время, когда вокруг не было высоких зданий, вид из него был замечательный. А.И. Тургенев писал, что «все Замоскворечье и Воробьевы горы видны». Семья Тургеневых хорошо известна в летописях русской культуры: ее глава Иван Петрович Тургенев дружил с Новиковым, сделался активным членом филантропического Дружеского общества, основанного в 1781 г. на поисках света истины, усовершенствованию нравственности и развитию самопознания, был ревностным масоном.

Он же и участвовал в основанной Новиковым «Типографической компании», ставившей своей целью издание полезных для народного образования книг.

Тургенев бросил службу и уехал в Самарскую губернию, где у него было имение, и именно он убедил Карамзина поменять успехи в светском обществе на более серьезные занятия, привез его в Москву и помог ему через Дружеское общество.

С арестом Новикова, с началом разгрома его типографии, взялись и за его ближайших сотрудников и единомышленников: Тургенева по указу императрицы Екатерины II сослали в его родовое поместье, где он находился до восшествия на престол Павла I, освободившего его и позволившего «жить, где пожелает». Он приезжает в Москву, ему дают чин действительного статского советника и назначают директором Московского университета. Современник вспоминает, что он, «начальствуя над университетом семь лет, был один из самых добрых и справедливых начальников». Тургенев старался развивать преподавание гуманитарных и естественных наук, поощрял литературные занятия воспитанников, хлопотал о стажировке за границей наиболее талантливых студентов.

В его доме он и сыновья его встречаются в дружеской обстановке с лучшими представителями московской интеллектуальной элиты – там бывают И.И. Дмитриев, Н.М. Карамзин, М.М. Херасков.

У Ивана Петровича было пятеро сыновей, из которых один умер в младенчестве, старший, Андрей, одаренный поэт, связанный с Жуковским узами теснейшей дружбы, скончался возрасте 22 дет от «горячки».

Друг его, узнав о безвременной смерти, написал:

 
О друг мой! неужели твой гроб передо мною!
Того ль, несчастный, я от рока ожидал!
Забывшись, я тебя бессмертным почитал.
Святая благодать да будет над тобою!
Покойся, милый прах; твой сон завиден мне!
В сем мире без тебя, оставленный, забвенный,
Я буду странствовать, как в чуждой стороне,
И в горе слезы лить на пепел твой священный!
Прости! не вечно жить! Увидимся опять;
Во гробе нам судьбой назначено свиданье!
Надежда сладкая! приятно ожиданье!
С каким веселием я буду умирать!
 

Второй сын, Сергей, любимец братьев, умер от душевной болезни, третий, Николай, оказался связанным с декабристами, был приговорен к смертной казни, но, благодаря тому, что он в то время оказался за границей, спасся и уже не вернулся в Россию. Ему, убежденному борцу с крепостным правом, Пушкин посвятил эти строки:

 
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
 

Четвертый сын, Александр, начавший было делать прекрасную карьеру, отказался от всего, поддерживал брата и проводил много времени за границей – он там нашел и привез в Россию сотни бесценных исторических документов.

В 1807 г. И.П. Тургенев умирает, сыновья его постоянно живут в Петербурге, и в следующем году дом продается «дерптскому первостатейному купцу» Христиану Фе. В 1812 г. дом сгорел и был отстроен только через несколько лет, а 12 октября 1832 г. его купил с аукционного торга богатый купец-чаеторговец П.К. Боткин. В архиве сохранился документ, подробно описывающий дом и участок в то время: главный дом еще не был полностью восстановлен, рядом с ним вниз по склону расстилался большой фруктовый сад.

Боткины происходили из посадских людей города Торопца, откуда в конце XVIII в. в Москву приехали братья Дмитрий и Петр Кононовичи. Петр дал начало этой замечательной в русской и московской истории семьи. Он занялся торговлей материями и чаем, и первое время она была меновой: отвозили в Кяхту мануфактуру и везли оттуда китайский чай, но впоследствии Боткины перешли на закупку чая, и причем не только в Китае, но и в других странах мира.

П.К. Боткин был женат два раза и от двух браков имел 25 детей, из которых выжили 9 сыновей и 5 дочерей. Семья была исключительно дружной: «…все многочисленные члены этой семьи поражали своей редкой сплоченностью; их соединяла между собой самая искренняя дружба и самое тесное единодушие. На фамильных обедах этой семьи. нередко за стол садилось более 30 человек и всех своих чад и домочадцев; и нельзя было не увлечься той заразительной и добродушной веселостью, какая царила на этих обедах; шуткам и остротам не было конца; братья трунили и подсмеивались друг над другом, но все это делалось в таких симпатичных и благодушных формах, что ничье самолюбие не уязвлялось…»

Купеческая семья Боткиных сыграла выдающуюся роль в истории русской культуры: из нее вышли писатель Василий, врач Сергей, художник Михаил. «Дом Боткиных, – вспоминал современник, – принадлежал к самым образованным и интеллигентным купеческим домам в Москве. В нем сосредоточивались представители всех родов художеств, искусства и литературы, а по радушию и приветливости хозяев ему не было равных». В доме бывали Н.В. Гоголь, А.И. Герцен, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, жил В.Г. Белинский. Для А.А. Фета этот дом был родным – одна из сестер Боткиных была его женой.

Удивительно, как Василий Петрович Боткин, московский купеческий сын, для которого было заранее уготовано стоять за прилавком или корпеть над счетами в конторе, окончив только пансион, стал писателем с всероссийской известностью, одним из лучших знатоков и истолкователей философии Гегеля, полноправным членом интеллектуального кружка Герцена, Белинского, Огарева. Его литературные знакомства были весьма обширны как в Москве, так и в Петербурге, и для очень многих его дом в Петроверигском переулке был дружественным пристанищем – Тургенев, Некрасов, Дружинин, Панаев обязательно останавливались у него. Как вспоминал современник, автор мемуаров А.Д. Галахов: «В его обедах, которыми он угощал своих приятелей, выказывался образованный эпикуреизм: они сопровождались интересными беседами, так как знакомые его принадлежали к передовым талантам в литературе и науке».

Петербургский литератор Иван Панаев так описывает собрания в боткинском доме: «Друзья сходились большею частию по вечерам у Боткина. Разговор был постоянно одушевленный, горячий. Предметом его были толки об искусстве с точки зрения Гегеля: с этой точки строго разбирали Пушкина и других современных поэтов. Лермонтов с своим демоническим и байроническим направлением никак не покорялся этому новому воззрению. Белинского это ужасно мучило. Он видел, что начинающий поэт обнаруживает громадные поэтические силы; каждое новое его стихотворение в „Отечественных записках” приводило Белинского в экстаз, – а между тем в этих стихотворениях примирения не было и тени! Лермонтова оправдывали, впрочем, тем, что он молод, что он только что начинает, несколько успокоивались тем, что он владеет всеми данными для того, чтобы сделаться со временем полным, великим художником и достигнуть венца творчества – художественного спокойствия и объективности. Клюшников, сам имевший в себе частичку демонизма, очень симпатизировал таланту Лермонтова и довольно остроумно подсмеивался над некоторыми толками о поэте; Катков и К. Аксаков прочитывали свои переводы из Гейне, Фрейлихграта и из других новейших немецких поэтов. Катков обыкновенно декламировал с большим эффектом, принимая живописные позы, складывая руки накрест, подкатывая глаза под лоб. Я никогда не забуду этих вечеров. Сколько молодости, свежести сил, усилий ума потрачено на разрешение вопросов, которые теперь, через 20 с лишком лет, кажутся смешными! Сколько кипения крови, сколько увлечений и заблуждений!.. Но все это не пропало даром. До истины люди добираются не вдруг. Этот кружок займет важное место в истории русского развития. Из него вышли и выработались самые горячие и благородные деятели на поприще науки и литературы».