Текст книги "Пленник времени (СИ)"

Автор книги: Сергей Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Есть! – козырнул Закиров и через десять секунд держал в руках два автомата.

Откуда он их вытащил, Генка даже не заметил, поскольку в это время принимал из рук майора оружие и одеяло.

– Чего-то не спокойно мне, тревожно как-то, – как бы оправдываясь, сказал Кочанов, – вот у товарища и одолжил на время ещё один автомат да одеяло. С оказией верну и то, и другое. Всё, Закиров, поехали! Быстро свой автомат под сидение положи и так, чтоб через пару секунд он был готов к бою. Понял? Я свой на коленях пристрою и вам, Геннадий Петрович, советую, – распорядился майор.

– Что, так серьёзно обострилась обстановка? Пока ехали, я ничего не заметил. Правда, я временами дремал, но всё равно, мне кажется, всё было спокойно, – сказал Генка.

– Вот и мне подозрительно это спокойствие. Лучше приготовится ко всяким неожиданностям, чем потом локти кусать, – возразил майор.

Возле моста через реку, машина остановилась у блокпоста. Кочанов приоткрыл дверь и спросил у постового, когда проезжали два БТР и ЗИЛ-157. Ему ответили, что не прошло и сорока минут, как машины проехали мимо поста вверх по ущелью.

– Надо же, мы их почти догнали! Если бы не обедали, то уже были бы с ними в колонне. Ничего, сейчас начнутся подъёмы, а ЗИЛ-157 не так уж быстро и едет. На своём УАЗе мы их быстро догоним, – возбуждённо заговорил майор.

За мостом дорога начала плавно подниматься вверх вдоль берега реки Кунар. Кулаков задумчиво глядел на причудливые изгибы реки и вспоминал реки своих гор. Эта река была многоводна и похожа на горные реки Северного Тянь-Шаня Чилик и Чонг-Кемин. Такая же быстрая, горная река. Иногда река на ровных участках, разливалась на множество рукавов и замедляла свой бег. В таких местах её можно было без особого труда перейти вброд. Попадались и участки, когда реку с двух сторон сжимали скальные породы. В этих местах река становилась не широкой, но зато глубокой и бурной. От этих мечтательных сравнений рек, Кулакова отвлёк громкий возглас Кочанова, когда машина миновала крутой поворот, и открылся хорошо просматриваемый участок дороги. В этом месте дорога делала большую петлю, повторяя изгиб реки.

– Вон они! Вон! Видите?! На противоположном склоне! Мы их уже догнали! Всего-то в двух километрах! Сейчас объедем изгиб реки и догоним! Непременно догоним! Они ещё не успеют скрыться за поворотом, – радостно закричал майор, – с километр будет до поворота и от поворота не больше километра! А едем мы быстрее их раза в два! Закиров! Будь осторожней! На повороте скалы, с левой стороны. Там часто камнепады бывают, а справа крутой обрыв до самой реки.

– Евгений Михайлович! Посмотрите направо, туда, где у реки крутой изгиб! Там какие-то люди среди камней и кустарников копошатся. Человек двадцать будет! – сказал Генка, рассматривая противоположный берег реки.

– Где? Геннадий Петрович!

– Да вот же! – рукой показал Генка.

– Ах ты, чёрт! Вот оно моё дурное предчувствие! Закиров! Прибавь газу, нам надо быстро проскочить поворот, где могут быть камнепады! Сейчас рванут с миномётов по скалам и завалят дорогу!

– Смотрите! Ниже по течению человек десять на лошадях через реку переправляются! К нам с тыла заходят! – теперь уже прокричал Кулаков, глядя назад, сквозь разорванный брезент.

– Это уже серьёзно! – только и смог сказать майор, обернувшись назад.

До поворота оставалось совсем немного, метров сто. Кулаков краем глаза заметил, что впереди идущие машины остановились и, с БТР соскакивают солдаты, рассыпаясь по обочине дороги со стороны реки. УАЗ начал входить в поворот, когда в нависавшую скалу над дорогой, ударил снаряд. Мотор взревел, и Закиров успел проскочить поворот до того, как посыпались камни. Но тут же, прямо впереди, на дороге, метрах в двадцати, почти одновременно, разорвались ещё две мины, сея смертельный дождь из осколков. Генка почувствовал, как в левое колено его будто оса ужалила. Нога сразу онемела и стала чужой. Уазик оказался заблокирован с двух сторон. Сзади камнепадом, спереди двумя огромными воронками от разорвавшихся мин.

– Быстро из машины! На обочину, за валуны! – прокричал майор, и первым выскочил из машины.

Закиров, через пару секунд, с автоматом в руках, был рядом с майором. Кулакову понадобилось немного больше времени. Преодолевая боль в колене, вылез из УАЗа через дверь со стороны скал, и пополз к обочине в сторону реки, где Закиров и майор короткими очередями обстреливали людей на другой стороне реки, суетившихся возле миномётов. По дороге вниз, от грузовика и двух БТР, в сторону УАЗа, бежало человек десять солдат, на помощь Кочанову, Кулакову и Закирову. Стараясь отрезать солдат, от попавших в засаду пассажиров УАЗа и водителя, нападавшие люди у реки, открыли огонь из автоматов. В этот момент майор решил сменить позицию и, пригнувшись, побежал за соседний с Кулаковым валун. Не добежав несколько шагов, Кочанов внезапно упал на спину. На кителе, чуть ниже левой ключицы, моментально появилось бурое пятно. Майор пытался перевернуться на живот, но у него ничего не получалось. Генка встал во весь рост и, приволакивая левую ногу, бросился на помощь майору. В это время за его спиной ухнула очередная мина. Взрывной волной Генку толкнуло вперёд, а в правое плечо вонзился кусок металла. Оглушённый взрывом, Кулаков покатился по крутому берегу к обрыву, и с пятиметровой отвесной скалы, раскинув руки в стороны, плашмя, спиной, упал в мутные воды реки. Окунувшись в ледяную воду, Генка пришёл в себя. Полковничий бушлат, застёгнутый на все пуговицы, сшитый из добротной, водоотталкивающей ткани, несколько минут был, как спасательный жилет. Генка попытался грести к берегу, но осколок в правом плече вызвал такую боль, что Генка вновь потерял сознание, не смотря на то, что он находился в ледяной воде. Холод воды, не смог притупить боль. Сильным течением, Генку понесло к противоположному берегу, прямо в руки к нападавшим людям. Подоспевшие солдаты и Закиров, открыли шквальный огонь по бандитам у миномётов. Они сразу прекратили стрельбу и растворились в прибрежных кустах. Сумевший приподняться майор, увидел, как Кулакова из реки вытащили трое бандитов и быстро утащили его за большие камни.

Генка медленно приходил в себя. Какой-то внутренний голос говорил ему: «Не спеши, не шевелись, не подавай голоса, не открывай глаза. Приди в себя, послушай, оцени окружающую обстановку». Генка ответил своему внутреннему голосу: «Хорошо, буду делать, как ты велишь». Кулаков окончательно пришёл в себя, но, подчиняясь внутреннему голосу, ни шевелился, ни подавал голоса и не открывал глаза.

«Вначале надо оценить своё физическое состояние, – решил Генка и его мозг начал анализировать ситуацию, – Во-первых: чувствуется сильная боль в правом плече и левом колене. С этим понятно, болит – значит жив! Во-вторых: нахожусь в каком-то помещении, поскольку мне не холодно и дышу тёплым воздухом. В-третьих: рядом со мной находятся несколько человек, слух улавливает мужские голоса, а обоняние – табачный дым. В-четвёртых: раз меня притащили сюда, а не убили там, у реки, значить я им нужен живой и, если я сделаю вид, что очнулся, большой беды не будет. Так, хорошо! Теперь необходимо восстановить события до того момента, когда я потерял сознание. Ехали в машине…. Обстреляли с миномётов…. Начался бой…. Ранило майора…. Бросился на помощь…. Всё, дальше провал…. Пришёл в себя в ледяной воде…. Попробовал плыть к берегу и всё…. Дальше ничего не помню. Выходит из реки, меня выловили бандиты, сам бы я до берега не добрался. Ну, что ж с этим понятно! Подключим ещё один орган для сбора информации, – Кулаков чуть-чуть приоткрыл веки и, не поворачивая головы, осторожно, одними глазами, стал осматривать помещение, – около печки сидит шесть человек, в каких-то грязно-серых балахонах, с автоматами в руках. В ногах, на матрасе лежит полковничий бушлат, похоже, уже сухой. Интересно, сколько же я здесь валяюсь, если бушлат уже сухой? Ладно, выясним потом. Руки, ноги, не связаны, во всяком случае, не чувствую. Значит, не бояться, что могу убежать. В принципе, всё понятно, пора приходить в сознание и давать о себе знать. Посмотрим, что будет дальше». Генка открыл глаза и застонал.

Мужские голоса затихли и шесть пар глаз уставились на Генку. Несколько секунд все молчали. В этот момент Генка попробовал пошевелить руками и ногами, чтобы почувствовать своё тело. Мужики вновь загалдели, видимо обсуждая, что делать дальше. Через минуту поднялся один из бандитов и направился к двери. Когда дверь приоткрылась, Генка увидел, что снаружи светло. Кулаков уже не таясь, начал оглядываться по сторонам. Лежал он на каком-то грязном матрасе, набитый, скорее всего, овечьей шерстью. Прикрыт Генка был, каким-то цветастым покрывалом. Рубашка и свитер лежали сразу же за бушлатом и даже, скорее всего, были постираны. Правая рука, в районе предплечья, туго была прибинтована к туловищу. Видно так перевязали рану на правом плече. Немного откинув цветастое покрывало, Генка увидел, что на нём его джинсы. А вот японских часов, фирмы «Ориент», купленных им, в первые дни пребывания в Афганистане, исчезли. Всё это время, пятеро бандитов, не шевелясь, с интересом наблюдали за Кулаковым. Неожиданно входная дверь открылась, и в хижину вошёл бородатый афганец, неопределённого возраста, в таком же грязно-сером балахоне, как и на других бандитах. За ним следом вошёл и тот бандит, который несколько минут назад вышел из хижины.

– Ну что, полковник, очухался? – спросил вошедший афганец на русском языке, – А мы тебя собакам бросить хотели, ты совсем мёртвый лежишь, вот уже целых три дня! – с сильным акцентом и, делая большие паузы между словами, не дожидаясь Генкиного ответа, продолжил афганец, – думали, лечим тебя зря. Осколок из плеча вытащили, рана забинтовали, а ты совсем мёртвый, не шевелишься! – афганец присел рядом с Генкиным ложем на какую-то скамейку.

– Не полковник я, – слабым голосом ответил Генка, – ошибаетесь вы.

– Как не полковник? А этот фуфайка чей? Мой, что ли?

– Рубашка и свитер, вот эти, – Генка кивнул в сторону вещей, – мои, джинсы на мне, тоже мои, где вы видите на мне военную одежду, кроме бушлата?

– А с военными кто ехал? Я что ли? Тут кроме военных, никто не едет! На этой дороге, только военный, туда – сюда едет, – не унимался афганец.

– Выходит, не только военные могут по этой дороге здесь проезжать, – уже более твёрдым голосом возразил Кулаков.

– Ты что?! Меня дураком делаешь?! Полковнику нельзя джинсы одеть?! Вот, в твой фуфайка нашёл! По-русски мал, мал, читать умею. Здесь написана, полковник Северцев, – афганец достал из своего кармана визитку зама военного советника и гордо посмотрел на Генку.

– А если бы у меня в кармане была визитка генерала Черенкова, за генерала бы меня приняли? – улыбнулся Генка.

– Какая визитка? По обратной стороне написана: «В качестве пропуска». Пропуск эта для полковника Северцев! На! Смотри! – и афганец сунул визитку Генке под нос.

– Чего мне на неё смотреть, я уже видел. Позвоните, по этим номерам телефонов, которые там записаны, и будете разговаривать с полковником Северцевым, – невозмутимо сказал Кулаков.

Афганец замолчал и начал растеряно смотреть, то на Генку, то на визитную карточку, то на полковничий бушлат. Растерянность афганца продолжалось около минуты.

– А ты кто? – наконец спросил он.

– Кулаков, Геннадий Петрович. Инженер-связист, – просто ответил Кулаков.

– Какой, такой инженер?! Какой связист?! – недоумённо афганец смотрел на Генку.

– Обыкновенный инженер-связист. Прилетел в Афганистан ещё в августе прошлого года, помогать вашим специалистам, осваивать новую технику связи, – начинал уже врать Генка, поскольку за всё время нахождения в Афганистане ни с одним специалистам, афганцем, не сталкивался, – да и сюда ехал в посёлок, вверху ущелья, название его не помню сейчас, чего-то там проверить надо. А с военными поехал, по пути было. Вот и всё!

– А тогда, где твои документы? – хитро спросил афганец.

– У майора, в УАЗе остались. Ему же их на каждом посту показывать надо было, – тут уж Кулаков не врал.

– А фуфайка чей? – упрямо называя бушлат фуфайкой, опять спросил афганец.

– В машине лежала. Может, майору полковник дал, не знаю. Холодно стало, я бушлат и одел, – спокойно объяснил Кулаков.

– Хорошо! Я тебе поверю! – афганец смотрел прямо в глаза Генке, – Хамид! – не оборачиваясь, позвал он кого-то.

На окрик к нему подбежал молодой афганец, который несколько минут назад привёл его. Афганец встал со своей скамейки, повернулся к Хамиду и грозно глянул на того. Потом начал что-то громко и быстро выговаривать ему на своём языке. Размахивая руками, он всё больше и больше распалялся. Несколько раз ткнул бушлат под нос Хамиду. Тот, молча, стоял перед афганцем, потупив глаза. Сцена разноса начинала забавлять Генку, но он с не выражающим никаких эмоций лицом, лежал на своём матрасе и наблюдал. Наконец, афганец что-то громко выкрикнул и указал рукой на дверь. Хамид опрометью бросился вон из хижины.

– Болван! – уже по-русски сказал афганец, присаживаясь на скамейку возле Генки, – Совсем такой дурак! – более спокойно произнёс он, – Ничего доверять нельзя этим болванам! Инженер… Я тебя так буду звать, – пояснил афганец Генке, – можешь звать меня Мустафа. Я здесь, как это по-русски…. А, вот, хозяин! Ты мой пленник и будешь у меня столько, сколько мне надо! Понял?

– Понял, Мустафа.

– У нас с тобой произошла ошибка. Ошибся этот болван Хамид. Хамид будет наказан, жестоко наказан, – опять заговорил Мустафа, делая большие паузы между словами.

– В чём же его ошибка? – наивно спросил Кулаков.

– Хамид сказал по рации из Асадабада, что в маленькой машине он видел военного с большими звёздами на погонах, полковника, как он сказал. А это был ты, Инженер!

– На его месте мог любой ошибиться. Я был в бушлате с этими погонами, откуда он мог знать, что я инженер? Я не вижу большой ошибки Хамида, – вступился за молодого афганца Кулаков.

– Слушай, я смотрю, у тебя голова совсем седой, ты умный, да? – с ехидством спросил Мустафа, – чего ты за Хамида слово говоришь?

– А мне не нравится, когда человека не заслужено, обижают, а ты его ещё наказать хочешь, разве это справедливо, – перешёл на «ты» Генка.

– Тебе никто слова говорить не давал! – отрезал Мустафа, – а за ошибки наказать надо! Из-за него у меня один человек мёртвый стал и ещё трое пули получили, это справедливо, да? Накажу Хамида, пусть смотрит хорошо, когда ему говорят, смотри!

– Ну, и как ты его накажешь?

– Убью! – коротко бросил Мустафа.

– Не стоит делать этого. Он что увидел, то и передал, – опять заступился за Хамида Генка, – он что, слишком часто видел полковников?

– Нет, но как выглядит погон у полковника, я ему рассказывал, – Мустафа посмотрел на Генку каким-то задумчивым взглядом.

– Только рассказывал, а показать забыл, – осмелел Генка, – вот он и ошибся.

– Ты мудрый, Инженер! Нравится, ты мне начинаешь! Хорошо! Я не буду убивать Хамида! Но наказание он получит! Он заберёт тебя с собой в один из кишлаков, высоко в горах. Будет тебя кормить, поить, следить за тобой, чтоб ты не убежал. Раз ты за него слово сказал, вот пусть и будет рядом с тобой всегда! Придёт время, я решу, что с тобой делать и что делать с Хамидом, – уже совсем спокойно сказал Мустафа.

– Мустафа! А где ты русскому научился? – перевёл разговор на другую тему Генка.

– Таджик я! Мои родственники в Хороге жили. Когда маленький был, я там, у дяди жил три года. В русскую школу ходил, вот и знаю русский. Даже читать и писать чуть-чуть могу. А потом, когда большой стал, двадцать лет, каждое лето пять-шесть раз, туда-сюда ходил, через границу. С русскими людьми разговаривал.

– А чего тебе на месте не сиделось? Туризмом занимался что ли? – со скрытым подвохом спросил Генка Мустафу.

– Какой туризмом? Контрабанда! Туда – наркотик, оттуда – оружие, вот и вся туризма! Зато сколько денег заработал! Вот, хозяином стал! У меня три кишлака в горах, я главный! – гордо сказал Мустафа.

– Тогда понятно, почему ты хозяин, – сказал Генка, удовлетворив своё любопытство.

– Вот и я говорю, что всё понятно! У меня в отряде, лет 12-13 назад, был уже один Инженер, хороший такой. Институт закончил у русских, потом сбежал к нам. Года три-четыре вместе ходили туда-сюда. Мы с ним часто по-русски говорили, чтоб другие наши не слышали, о чём мы говорим. Сейчас говорят, он большой человек в Америке! Но мне сказали, что летом видели его где-то здесь. У него жена и двое детей в Читрале живут. Это в Пакистане, недалеко отсюда. Из Америки он к ним каждый год прилетает, раза два, наверно. Давно его уже не видел, хотел бы увидеть, – мечтательно задумался Мустафа.

– Что тебе мешает? Узнай, когда он будет здесь, да поезжай к нему, если говоришь, что это не очень далеко! – посоветовал Генка.

– Сейчас война! Так просто туда-сюда не пойдёшь! Но я послушаю тебя. Пошлю человека, чтоб узнал, когда он будет здесь. Может, и тебя ему покажу. Он тоже мудрый человек, может совет даст, что с тобой делать, какую лучше тебе работу дать.

– Извини меня Мустафа, но я чего-то сильно устал, и голова закружилась, – извинился Кулаков перед Мустафой и закрыл глаза.

– Ты голодный! Вот и голова кругом идёт! Хорошо! Я скажу Хамиду, чтоб он тебя накормил, напоил, пускай следит за тобой и начинает своё наказание, – сказал Мустафа и вышел из хижины.

Минут через 10, после того, как ушёл Мустафа, в хижину вернулся Хамид, неся что-то наподобие сумки в руках. Пятеро мужчин, всё это время, молча, сидели около печки и курили. Хамид что-то сказал им, упомянув при этом, как расслышал Генка, имя Мустафы. Все пятеро тут же поднялись и покинули хижину. Хамид достал из своей сумки кусок лепёшки и небольшой глиняный кувшин в кожаном чехле, обмотанный тряпкой. Взял с полки у печки, пиалу, налил что-то из кувшина, и подал пиалу вместе с хлебом, Кулакову. В пиале был горячий, мясной бульон, по всей видимости, из баранины. Генка с трудом сел на своём ложе и левой рукой взял пиалу. В правую, Хамид сунул лепёшку. Генка хотел, было, поинтересоваться на счёт ложки, но вовремя сообразил, что в таком положении работать ложкой, просто невозможно. Он стал прихлёбывать бульон и закусывать его лепёшкой. Приятное тепло сразу же разлилось по всему телу. Когда Генка допил бульон, Хамид потянулся за кувшином, но Кулаков жестом показал, что больше не хочет. От сытого бульона потянуло в сон. Генка улёгся на свой матрас и погрузился в глубокий сон. Разбудил Генку Хамид, тряся его за левое плечо. Генка с трудом приоткрыл глаза и услышал голос Мустафы.

– Просыпайся, Инженер! Ты после еды, пять часов совсем убитый спал! Я пришёл тебе сказать, что с тобой будет дальше. Ты должен слушать. Что ты будешь думать, мне не интересно! Ты будешь делать так, как я скажу! А скажу я тебе так! Через пять или шесть дней, ты Инженер, Хамид и ещё двое моих людей, на лошадях, поедете в горный кишлак. Он высоко в горах. Скоро зима будет, снег упадёт. В кишлак, до весны, никто придти не сможет, кроме меня, потому что я знаю, как это делать! С Хамидом будешь жить в одном доме. Пока твоя рана не заживёт, он тебе будет помогать. Как совсем здоровый будешь, ты на Хамида будешь работать. Зимой, какая работа? Так, ерунда! За баранами посмотреть, козу подоить. Учиться будешь, если ничего не умеешь. Не будешь хотеть, заставим! Я приезжать буду. На тебя, на Хамида смотреть буду. Пока снег не уйдёт, в том кишлаке жить будешь. Потом я дальше думать буду, что с тобой делать. Вопросов у тебя не должно быть. Я всё понятно сказал. Но если ты имеешь вопрос, можешь свой вопрос спрашивать, разрешаю, – снисходительным тоном завершил свою речь Мустафа.

– Всё ясно, Мустафа! Какие вопросы, ты хозяин, ты и заказываешь музыку, – ответил Генка.

– Да, я хозяин! Хочу сказать тебе ещё. Ты мне живой нужен. Я хочу тебя обменять на сына, он у русских уже месяц. Мне обещали помочь. Можешь не бояться, я тебя убивать не буду! Но, пока, убивать не буду! – Мустафа поднял указательный палец вверх и хитро улыбнулся, – поменяю тебя на сына или выкуп просить буду. Ты, наверно дорого стоишь? Инженер! – Мустафа опять поднял указательный палец вверх.

– Ну, на счёт выкупа, тут, Мустафа, у тебя осечка будет, – Мустафа удивлённо посмотрел на Генку, – у меня ведь, ни родных, ни близких. Один я! Никто за меня беспокоиться не будет.

– А советская власть? Я вот к ним и обращусь!

– Попробуй, буду только рад, если у тебя что-то получится, – подначивал Мустафу Генка.

– И попробую! Связь имею! На сына не поменяю, деньгами возьму! Денег не дадут, оружием возьму! Оружием не дадут, что-нибудь всё равно дадут! – убеждённый в свою правоту, говорил Мустафа.

– Ладно, Мустафа! Желаю тебе удачи в этом вопросе. От твоей удачи, зависит моя дальнейшая судьба.

– Конечно, зависит! Как же ей не зависит? Очень, даже, зависит! – огрызался Мустафа, не замечая Генкиной иронии.

– Ну, и прекрасно! Значит, обо всё договорились! – сказал Генка, давая понять, что разговор на эту тему затянулся.

– Хорошо! Ещё до твоего отъезда, я кое-что узнаю про тебя. Мои люди у русских есть. Они должны знать, сколько ты стоишь! – Мустафа, не прощаясь, вышел из хижины.

Кулаков с трудом сел на своём ложе. Правое плечо уже не болело, а вот левую ногу, согнуть в колене, никак не мог. Колено по-прежнему болело. Генка решил снять джинсы и осмотреть рану. Скорее всего, когда он был в беспамятстве, на рану в колене, тот, кто оказывал медицинскую помощь, не обратил внимания. Хамид молча, смотрел со своего места, как Генка пытается снять джинсы. Когда он понял, что хочет Генка, сам подошёл со светильником в руках и стал осматривать рану. Ранка была небольшая, меньше сантиметра в длину и миллиметра два в ширину. Видимо, осколок попал в такое место, где было мало кровеносных сосудов. Кровь запеклась, почти не испачкав джинсы. Однако обширная область вокруг раны опухла и покраснела. «Ну, вот. Ещё мне гангрены не хватало», – подумал Генка. Хамид молча, осматривал несколько минут рану, затем поставил светильник на стол и вышел.

Отсутствовал он недолго. Пришёл с какой-то бутылкой, поставил её на стол, рядом со светильником. Поковырялся в ящике и достал бинты. Помыл руки в тазике, что стоял в углу, возле печки, взял кинжал в руки. Отрезав кусок от бинта, обильно полил его жидкостью из бутылки и стал протирать свой острый кинжал. По запаху Генка определил, что это был спирт. Срезав на ране запёкшуюся кровь, так, чтоб из раны опять потекла кровь, начал смачивать уже другой кусок бинта. Приложил смоченный кусок к ране и начал ловко бинтовать ногу. От жгучей боли, у Генки потемнело в глазах. На следующий день, Хамид повторил промывание раны. Опухоль заметно спала.

К тому времени, когда надо было уезжать в другой кишлак, опухоль прошла. Покраснение ещё оставалось вокруг ранки, но было не таким обширным. Рана была ещё инфицирована и, доставать осколок в такой ситуации, было опасно. Генка решил пока осколок не трогать. Нога в колене, потихоньку, начала сгибаться и боль заметно поутихла.

Подошёл день отъезда. На улице было прохладно, и Хамид принёс откуда-то балахон, наподобие того, что был на нём. Генка брезгливо осмотрел балахон, но нашёл, что он довольно чистый и одел его. Усевшись поудобней на лошадь, Генка огляделся по сторонам. Определить, где он сейчас находится, было трудно. Но то, что это не долина реки Кунар, Генка был уверен.

Провожать небольшой отряд, пришёл Мустафа. На своём языке, сделал какие-то наставления Хамиду, и двум его товарищам. Затем подошёл к Кулакову и сказал: «Езжай, Инженер! Я скоро к тебе приеду! Про тебя ещё ничего не узнал. Как узнаю, так и приеду!» – повернулся и пошёл прочь.

Отряд медленно двинулся вверх по ущелью, на север, туда, где Генка видел высокие горы, выше, чем его родные горы. Склоны гор, примыкающие к высоким вершинам, были уже кое-где припорошены снегом. Генка уезжал в неизвестность. Неизвестно – куда, неизвестно – зачем, неизвестно – насколько.

Глава 12

Симаков внимательно, не перебивая, слушал седовласого Генри Кулена, или попросту говоря, Геннадия Петровича Кулакова. Наконец Кулаков сделал паузу.

– Васильич, разреши позвонить в гостиницу. Мне надо предупредить, что я на три часа позже освобожу номер, – спросил разрешение Кулаков.

– Гена! Ну, звони, куда хочешь, хоть в Америку! Чего спрашивать? Кстати, давай-ка, мы с тобой пообедаем. Ты звони, а я на кухню пошёл, посмотрю, что там у меня есть такое, чтоб приготовить быстро и вкусно, – и Симаков отправился на кухню.

– Добрый день! – сказал в трубку Кулаков, – моя фамилия Кулен, Генри Кулен. Я занимаю в вашей гостинице 2605 номер. У меня сложились обстоятельства так, что освободить свой номер я могу только в 18-00. Раньше была договорённость о том, что я освобождаю номер в 15-00. Будут ли у меня какие-нибудь проблемы с этим? – спросил Кулаков.

– Добрый день, господин Кулен! Никаких проблем у вас не будет. Ваш номер оплачен вами до 24-00. Поэтому, вы можете не беспокоиться, и освободить номер, в удобное для вас время, до 24 часов, – вежливо ответили Кулакову.

– Премного вам благодарен, – произнёс Кулаков и положил трубку.

– Гена! Пельмени есть! Будем варить? – спросил Симаков, вошедшего на кухню Кулакова, – А, в прочем, чего я спрашиваю? Конечно, будем варить. Я знаю, ты их любишь. Зинаида налепила, полный морозильник. Наверно, давно не ел пельменей?

– Два дня назад, заходил в пельменную пообедать. Попробовал, какие теперь стали делать пельмени. Вообще ничего, есть можно! Я думал, что там варят пельмени такие, как раньше, помнишь? По 70 копеек за пачку. Но было, похоже, как будто вручную пельмени лепили, а я хотел фабричных. Давай пельмени Зинаиды Владимировны, у неё они всегда были вкусные.

– Вода кипит, через 10 минут всё будет готово! Генка, а ты случайно не женился в своей Америке? – неожиданно спросил Симаков.

– Да я и сам не знаю. Живу, как теперь говорят, в гражданском браке. Имя у неё Элизабет. Я зову её просто – Лиза. Лиза на двадцать лет младше меня. У неё есть своя квартира, у меня своя. Работаем вместе, вот уже 20 лет. Проще говоря, как она пришла к нам в лабораторию, после окончания университета, так через месяц мы и сошлись. У нас свободные отношения. Если мне надо поработать немного дольше, то я остаюсь в лаборатории, а когда заканчиваю свои дела, звоню Лизе и говорю, чтоб ждала меня. Часто мы вместе с работы едем, или ко мне или к ней, тут разницы нет. Её необходимые вещи есть в моей квартире, а мои у неё. Иногда разъезжаемся по своим квартирам, отдыхать друг от друга тоже надо время от времени. В такие вечера она общается со своими подругами, а я отдыхаю за компьютером. Друзьями, кроме Лизы и Джейка Дэвиса, в Америке не обзавёлся. Да, Рустам, конечно, мой друг ещё по институту. Без него я бы пропал в Афганистане. Между нами говоря, это Рустам меня вытащил из этой Афганской мясорубки. Правда, мы с ним редко встречаемся, он живёт в пригороде Лос-Анджелеса. Созваниваемся, раз в неделю, бывает, что и в гости друг к другу раз в год приезжаем. Вот и все друзья. Там другие понятия о дружбе. Есть несколько приятелей, с которыми могу скоротать вечерок, но не больше. Правда, с Джейком Дэвисом сдружился из-за того, что он заядлый альпинист, а так неизвестно как бы дело обернулось. Это, собственно, он мне и помог в Америке устроиться в университетскую лабораторию. Познакомился я с ним в Пакистане, но это отдельная история, – дал Кулаков длинное пояснение на заданный вопрос.

– Ладно, отдельная история, так отдельная, а сейчас за стол! Пельмени сварились, – пригласил Симаков Генку.

*****

Маленький отряд из четырёх человек, до затерянного в горах кишлака, добрался только на исходе второго дня. В первый день пути, когда ехали в зоне леса, часто приходилось останавливаться под прикрытием деревьев, прячась от вертолётов, пролетавших над ущельем. Чем выше по ущелью поднимались всадники, тем реже стали пролетать вертолёты, а ущелье становилось всё уже и уже.

Как потом выяснил Кулаков, двух людей Мустафы звали Исахан и Вахид. Исахан ехал впереди отряда, за ним Кулаков, за Кулаковым Хамид, а замыкал процессию Вахид. Хорошая тропа, по которой продвигался отряд, исчезла. Каким чутьём Исахан находил чуть заметную тропу среди камней и скал, Генка никак не мог понять. Хотя сам когда-то водил группы туристов по незнакомым горам, без всяких троп. Сориентироваться, где проходит тропа, было бы легко, если по ущелью гоняли скот, но, по всей видимости, скот через это ущелье не гоняли. Слишком оно было скалистым и узким. Начинало темнеть, когда отряд неожиданно вышел на ровные, широкие альпийские луга. Кулаков приметил странную особенность, на уже пожухлых, осенних альпийских лугах, виднелись многочисленные тропы, но, ни одна из них не подходила даже близко к тому ущелью, откуда только что поднялся отряд.

Лёгкий ветерок донёс до Генки запах дыма, и он начал оглядывать окрестности, в поисках его источника. За небольшим, ещё кое-где зелёным холмом, в сторону которого направлялся Исахан, Генка увидал тоненькую струйку синего дымка. Исахан что-то сказал своим попутчикам, и те начали громко переговариваться между собой. Через пять минут, всадники подъехали к низкой каменной хижине, из небольшой трубы вился синий дымок. Исахан, как показалось Генке, кого-то громко позвал. Из хижины вышла женщина, лет тридцати, а за ней выкатились трое маленьких ребятишек. Поприветствовав друг друга, Исахан начал о чём-то расспрашивать женщину. Та быстро заговорила и несколько раз показала рукой в сторону гор, на склонах которых паслись отары овец и горные яки. Исахан утвердительно кивнул головой, и женщина исчезла в лачуге. Трое маленьких ребятишек, с любопытством разглядывали приезжих. Исахан спешился, Вахид, Хамид и Кулаков последовали его примеру. Вахид с Хамидом расседлали лошадей, стреножили их и пустили пастись на ближайшую лужайку. Прихватив свои хуржумы, все вошли вовнутрь убогого жилища пастухов. Посреди лачуги, на примитивно сложенном очаге, варилась какая-то похлёбка. В углу стоял низкий, квадратный стол с разложенными вокруг него подушками и одеялами. Трое афганцев молча, направились к столу и стали устраиваться на подушках. Кулаков последовал их примеру. Достав из хуржумов кое-какие съестные припасы, афганцы вывалили все это на стол.

Короткие сумерки быстро переходили в ночь, и в это время в хижину вошли два бородатых афганца. Все мужчины бурно начали обниматься, похлопывая руками, друг друга по плечам и спине. Кулаков равнодушно смотрел на эту церемонию, никак не выражая своих чувств. Наконец все развалились вокруг стола, и женщина быстро поставила перед каждым пиалу с горячим мясным бульоном, а посреди стола водрузила большую глиняную тарелку с кусками бараньего мяса. Афганцы шумно ели, громко разговаривая, и изредка бросали косые взгляды на Кулакова. Генка разговора афганцев не понимал, только иногда улавливал произнесённое имя Мустафы. После еды Кулакова разморило, и он уснул тут же за столом, откинувшись на подушки. Громкие голоса и смех афганцев, ничуть не беспокоили его. Кулаков был ещё слаб после болезни и усталость целого дня езды верхом, давала знать. Конечно, езда на лошади по горам, несравнима с пешим переходом, но Генка на лошадях верхом никогда не ездил, и потому сильно утомился.