Текст книги "«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»"

Автор книги: Сергей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Наводи. Огонь.

Теперь выстрелили мы. Приникнув к обрезиненному налобнику, я ждала попадания, закусив от волнения и без того обветренную и искусанную нижнюю губу. Есть! Могучий султан взрыва поднялся, вырывая кусты и деревца, с явным, метров в сто, недолетом. Плохо…

Немцы шарахнули в ответ, внеся необходимые поправки. И снова промазали. Снаряд рванул где-то за кормой, осколки отбили по броне барабанную дробь.

– Мажут, гады! – Почему-то мне показалось, что, не находись мы в танке, Колька сейчас смачно плюнул бы себе под ноги. Но в танке, как известно, не плюются.

– Мазать-то мажут, – рассудительно заметил наводчик, к которому до сих пор никто по имени почему-то так и не обратился. – Да только скоро наш черед придет. У них снаряды бронебойные, уж если такая дура жахнет, мало нам точно не покажется. Хоть в упор, хоть с полутора кэмэ – все одно, амбец нам.

– Панику разводишь? – презрительно поинтересовался Янис. – Так к тебе вопрос. Целься точнее, и мы их сделаем. Нам, в отличие от них, достаточно наш «чемодан» просто рядом с пушкой положить, и все.

– Почему панику? – пожал плечами наводчик. – А вот насчет целиться поточнее… перелазь на мое место, и посмотрим…

– Отставить, – рявкнула я. – Наводи, давай. Готов? Огонь!

Гаубица ахнула, выплевывая в направлении немецкого орудия сорокакилограммовую осколочно-фугасную смерть. Разрыв взметнулся уже гораздо ближе… и правее. И особого вреда немцам не принес.

– От падлюки! – вздохнул помощник заряжающего, непонятно кому адресуя свое раздражение, не то наводчику, не то немцам. Негромко и, как всегда, заковыристо выругался мехвод. Наводчик и заряжающий просто вздохнули.

В поднятом взрывом дыму сверкнул ответный выстрел немцев. Чисто инстинктивно я схватилась за рукоятку, чуть отстранившись от панорамы, чтобы, случись что, не разбить лицо. Мне отчего-то казалось, что этот снаряд упадет…

Удар. И многотонная махина вздрогнула, к счастью, не от попадания, просто немецкий снаряд упал буквально в паре метров от нас.

– Готово, командир, – спокойно, словно ничего не произошло, отрапортовал заряжающий.

А наводчик, на этот раз не дожидаясь моей команды, самостоятельно нажал на спуск.

Остатки зенитки взрывная волна разбросала в радиусе метров десяти, снаряд угодил точнехонько в пушку.

До вечера немцы оставили нас в покое.

Ночь принесла облегчение – стало не так жарко, да и расслабиться можно, немцы ночью явно атаковать не станут. Это уже гораздо позже они научатся воевать и в темноте, пока же все еще воюют по правилам, только в светлое время суток. Хотя, не факт, конечно, но так хочется на это надеяться…

Мы по одному выбирались из-под брони, как изящно выразился Колька – чтобы «пометить танк», и я в очередной раз удивилась выносливости собственного мочевого пузыря. Но ночная прохлада, уничтожив одну проблему, родила другую: захотелось есть и пить. Воды оставался мизер, полторы фляжки на всех, еды же не оказалось вовсе.

Мы сидели внутри – кто-то дремал, кто-то – нет, но внезапно раздавшийся осторожный стук разбудил всех.

– Дядьки, вы там живые? Дядьки!

По-русски мальчик (кажется, все-таки мальчик, а не девочка, хотя в темноте ребенка и не разглядеть) говорил с акцентом и короткими, рваными фразами, но вполне понятно.

– Держите, дядьки. То мама вам передала. То поесть. И молоко. Ну, я побёг.

– Спасибо, пацан.

В ответ он серьезно кивнул.

– Дядьки, только осторожнее. Тут немцы… солдаты… наблюдают. Неподалеку. Чтоб мину вам не подложили или не спалили ночью… Глядите там…

Мы еще раз поблагодарили мальчика. И я ощутила жгучий стыд: как можно было не выставить охранение, как?! Вот я идиотка! Рисковала и машиной, и экипажем лишь потому, что «не подумала»! Ну, не дура ли?! Впрочем, и бойцы мои хороши: могли б тоже об этом догадаться! Нет, все понятно – усталость, бой, не ели почти сутки, но все же…

А мальчонка прав: немцы, да еще и поодиночке, запросто могли в темноте подобраться к танку и установить подрывные заряды. Кажется, с тем, настоящим (а я что – в игрушечном, что ли?!) КВ именно это и произошло: дождавшись, когда измотанные боем уставшие танкисты заснут, немецкие саперы подобрались вплотную, установили на гусеницах и бортовой броне заряды и подожгли бикфордов шнур. Правда, тому танку только перебило гусеницу, но зачем зря рисковать? Спать-то можно и по очереди. Оружие, один ППД-40, наган и десять осколочных гранат, имелось. Распределив очередность дежурств – охранять машину решили по двое, снизив тем самым вероятность того, что один часовой попросту уснет. Как выяснилось немногим позже, не зря. Правда, вести прицельную стрельбу в темноте непросто, но это оказалось не критичным: несколько очередей и пара гранат по шевелящимся теням, и фрицы оставили нас в покое до самого утра…

Новую попытку они предприняли поздним утром. То ли сами отдыхали, то ли нам на нервы действовали, но почти до одиннадцати ничего не происходило.

За час до полудня в наступление пошли танки. Легкие, верткие чешские PzKw-35t. Они сновали туда-сюда, жутко действуя на нервы. Или попросту отвлекая нас от реальной опасности. Поскольку их снаряды пробить броню нашего танка никак не могли. Но муха, жужжащая над ухом, тоже не может принести большого вреда, однако раздражает серьезно.

Мои танкисты заметно занервничали.

– Командир, гасить их надо, гасить!

Я согласно кивнула.

– Надо. Только не торопимся, чтобы было поменьше выстрелов впустую. Снарядов у нас не так много, а немцев вокруг… сами знаете. И не забываем о том, что на самом деле это наверняка просто отвлекающий маневр.

Экипаж согласно загудел.

– Ну, да…

– Их снаряды нам, что мертвому припарка.

– Это не с той темы. Ты б еще сказал – «что козе баян»!

– Та хоч козе припарка – яка разница? Тут дывыться надо як следует…

Парочка выстрелов оказались очень удачными, и количество «чехов» поубавилось аж на три единицы. Причем первому из них мы ухитрились уложить снаряд прямо в корпус, отчего танк в полном смысле перестал существовать, превратившись в несколько тонн раскиданного по полю изорванного взрывом рваного металла. Остальные двое просто оказались слишком близко от упавшей гранаты – один из них перевернуло, второму разворотило ходовую и сорвало гусеницу. Добивать их не стали, экономя снаряды, и продолжили внимательно следить за тем, что творилось по флангам и «за спиной». И это вскоре принесло результат:

– Командир, снова зенитка, на прямую наводку выкатывают! Однако повторяются, гады! Ничего другого придумать не смогли?

– Так они же думают, что мы ничего не замечаем.

– Эх, растуды их в коромысло и чтоб их… в… и еще… за… подвесить, а потом… и в дышло, чтобы… и свистело, и лаяло, и…

В этот раз Колькино высказывание оказалось особенно цветистым и длинным, оно поразило даже воображение обычно невозмутимого Яниса, удивленно вскинувшего бровь…

– Огонь…

Вторая ночь прошла вовсе безо всяких эксцессов. Ни вечером, ни, собственно, ночью немцы нас не беспокоили. Спали по очереди, выставляя неплохо зарекомендовавшие себя прошлой ночью парные патрули, вооруженные автоматом, наганом и гранатами. Местные жители, на этот раз аж трое, снова принесли нам еду и воду. Одно плохо – боеприпасы подходили к концу.

– Было бы здорово, если бы они вместо еды нам снарядов притащили, – невесело пошутил заряжающий. Его, как выяснилось, звали Вадимом. – А то совсем обидно будет, когда они нас голыми руками брать станут.

– Ну, голыми руками, предположим, не возьмут. У нас все-таки тоже кое-что имеется.

Но этого «кое-чего», конечно же, недостаточно. Да и не станут нас выковыривать из нашей громыхалки. Не получится, да и незачем. Куда проще подобраться поближе и подорвать. Или поджечь, из огнемета, например, или закидав бутылками с «коктейлем Молотова», о котором фрицы никак уж не могли не слышать… Кажется, с тем, настоящим «Ворошиловым», так в результате и произошло, если я ничего не путаю. Нет, конечно, у нас есть целых три «дегтярева» и три тысячи патронов к ним, но чем они нам помогут, если немцы войдут в мертвую зону, недоступную для пулеметного огня? Танк-то неподвижен; мы сейчас, как ни крути, просто высоченный бронированный ДОТ, застывший на обочине дороги…

Впрочем, как уже говорилось, ночью немцы приблизиться не рискнули, а уж когда рассвело, – тем более, и еще полдня прошло в томительном ожидании хотя бы каких-то действий со стороны противника. Но ничего не происходило. И это меня заметно нервировало. Да и ребята стали раздражаться и достаточно резко одергивать друг друга, цепляясь по малейшему поводу. Признаюсь, несколько раз не сдержалась и я. Резко одернула Кольку, неловко пошутившего по поводу запаха внутри танка, затем, невесть почему, рявкнула на Вадима…

Кажется, спокойствие удалось сохранить только Янису. Когда я сорвалась во второй раз, он ничего не сказал, только очень спокойно поглядел на меня своими темно-серыми глазами, и я почувствовала, как стыд заполняет меня целиком. Мне-то хорошо, еще несколько часов, ну, пускай сутки, и для меня это «сидение» так или иначе закончится. Я сниму шлем и перчатки, приму душ и залезу в постель с какой-нибудь увлекательной книжкой. А ребята? Для них все это тоже окончится, но, в отличие от меня, навсегда. На-всег-да. Не будет больше спокойного и рассудительного Яниса, разудалого Кольки, интеллигентного Вадима, двоих других, имена которых я так пока и не вспомнила…

Эти люди существовали на самом деле. Жили, влюблялись, страдали и радовались, служили в армии и волей судеб оказались в конце июня 1941 года здесь, неподалеку от небольшого городка Расейняй. Вместе со своим командиром, в сознание и тело которого я неким непостижимым способом попала. Нет, не «непонятным», а именно «непостижимым», потому что все, что рассказывал Виктор о «слиянии», было вроде бы понятно, но постичь это я так и не смогла. Это – точно как со Вселенной: понятно, что у нее не может быть границ, но, вместе с тем, постичь это невозможно…

Но сейчас главное не это. Сейчас… сейчас мы должны постараться выжить… как можно дольше.

– Ребята, давайте не будем ссориться.

Прозвучало совсем не так, как мне хотелось. Как-то по-детски, что ли.

Но Янис сразу же поддержал:

– А и в самом деле. Мы уже за эти дни стали друг другу даже больше, чем друзьями.

– Родственниками, что ль? – раздраженно бросил наводчик.

– Ну, да, практически родственниками.

– А родственники обычно сильнее всего и ссорятся, – задумчиво сообщил Колька. – По крайней мере у нас, в Сычавке. Ох, жалко, хлопцы, что не могу я вас пригласить в гости…

– Пригласить-то ты можешь, – легко ответил Янис.

В этот момент мы услышали рев моторов. Устав сражаться с непобедимым русским танком, немцы-таки вызвали авиаподдержку.

– «Юнкерсы», – равнодушно сообщил Вадим, изо всех сил натягивая на голову шлемофон, словно тот мог бы спасти его от летящей с неба фугасной смерти.

Звук падающей бомбы стал последним, что мне довелось услышать…

Россия, недалекое будущее. Виктор

Девчонка трясущимися руками стащила шлем. Сама, по счастью.

Вообще-то Виктор уже беспокоился: все-таки тридцать восемь часов в игре… С ним самим такого ни разу не случалось. Правда, Анатолий Андреевич успокоил его, сообщив, что все в порядке и что главное – не выпускать девушку из внимания ни на секунду. Он и не выпускал.

– Вить…

– Ну?

– А можно… мне в инет?

– Чего?

Виктор слега обалдел. Сам он после «слияния» некоторое время находился в отходняке, не способный ни на что, кроме как пойти принять душ. А этой в Интернет надо.

– А больше тебе ничего не надо?

Девчонка посмотрела с недоверием, помолчала. Улыбнулась виновато.

– Понимаешь, мне посмотреть надо… Я об этой истории читала, только давненько уже. По-моему, там с танком покончили совсем по-другому. То ли гранаты в смотровую щель кинули, то ли еще что…

Виктор покачал головой.

– Наташ, тебе бы матчасть подучить. Какая, на х… на фиг, смотровая щель? Ты себе представляешь ширину щели и размер связки гранат?

Наталья гневно насупилась.

– Вот я и хочу проверить! По крайней мере танк на самом деле уж точно не разбомбили! А по поводу матчасти… Ты-то сам в танке сидел хоть разок? В настоящем? Не так вот – в чужом теле, а в своем собственном.

Виктор хмыкнул. Девице палец в рот не клади – откусит руку целиком.

– Сидел, сидел, не сомневайся. А ты?

Девушка снова насупилась.

– Нет, и что? Зато я с закрытыми глазами разберу и соберу автомат, имею разряд по альпинизму, классно вожу машину, хорошо знаю историю и в детстве увлекалась разбором военных операций.

– А в еще более раннем детстве играла в войнушку, – в тон ей добавил Виктор, и они оба расхохотались.

– Ну, лезь в свой инет. Только, может, в душ сперва сходишь?

Она снова поглядела настороженно, принюхалась. Нюхай-нюхай. Хотя он-то все уже давным-давно убрал… И не один раз.

– Сколько я была… там?

Лгать Виктор не стал.

– Тридцать восемь часов.

– Сколько?!

Повторять он не стал – все она прекрасно расслышала, пускай теперь переваривает информацию.

– Вить, а я…

Покраснела, как вареная свекла. Ну, конечно, молодой девчонке нелегко такие вещи спрашивать, тем более у мужика. Ну, тут он ей помочь не может – ему и самому неловко. То есть когда надо было делать – никакой неловкости он не испытывал, зато сейчас…

– Вить, ну, я это… Я, пока там была, в туалет… ходила?

Он кивнул, не поднимая на девушку глаз. Ответил резко, стараясь за резким тоном скрыть собственную неловкость.

– Ну, сама посуди, кто ж тридцать восемь часов без туалета выдержит? Это попросту невозможно.

– И ты…

Господи, казалось, что покраснеть сильнее уже невозможно, но девочке удалось.

– Наталья, не создавай проблему на ровном месте! – прикрикнул Виктор. – Подумаешь, трагедия! Считай, что ты была ранена, а я – медсестра, которая тебя в медсанбате выхаживала.

То ли удачное сравнение помогло, то ли то, что он прикрикнул, но лицо девушки начало медленно возвращаться в нормальное состояние.

– Давай-ка топай в душ, а я пока пойду поесть приготовлю. А то я голоден, как стадо медведей

И не только голоден – он и спать хочет, как эти самые медведи, которым пришла пора в зимнюю спячку укладываться. Ведь все то время, что она «рубилась», он просидел рядом. Ну, отлучался в кухню – сделать себе чашку кофе да парочку бутербродов. Да еще в туалет – куда ж без этого?

Девушка, вздохнув, поднялась и поплелась в сторону ванной.

– Там на вешалке халат, – крикнул ей вдогонку Виктор, – а вещи свои сразу в машинку стиральную сунь.

Сам он успел только разморозить найденную в морозилке курицу да натереть ее специями, как из комнаты позвали:

– Вить!

Пришлось возвращаться в комнату. Должно быть, с курицей, которую он держал за ноги, Виктор выглядел нелепо, но Наталье явно было не до того. Она, уже успевшая принять душ, в его халате и с мокрыми волосами была похожа на взъерошенного воробьишку.

– Чего?

– Ты был прав, – возбужденно произнесла она. – Связку гранат сунули в пробоину в броне. Но знаешь что? Они на самом деле продержались всего полтора-два дня! А мы – три! Ну, почти три… Но все равно – дольше! И потом – против них все-таки не использовали авиацию! А против нас – использовали! И вообще…

Эмоции захлестывали Наталью, и говорить связно она, похоже, не могла. Виктору самому не довелось пройти через это, из-за «подкачавшего» коэффициента он, видимо, не мог влиять на то, что один из игроков назвал «тканью истории».

Неужели ей и в самом деле удалось? Вот так вот, со второго раза? Ну, играет-то она в третий раз, но в первый ее сразу убили – она и в игре-то была меньше получаса.

– Слушай, скажи мне, почему они такие сволочи? – вдруг без перехода поинтересовалась Наташа.

– Кто?

– Ну, литовцы… Ведь эту могилу недавно снова осквернили… Ведь тогда, в сорок первом, именно литовцы помогали нам… ну, я имею в виду экипаж КВ. Еду носили. А потом похоронили останки, не побоялись даже, что немцы расстреляют их за это. И на могиле, правда, потом уже, после войны, написали, что экипаж геройски погиб. А сейчас сами же… Да у меня в экипаже… ну, то есть в экипаже КВ латыш был! Янис… А сейчас на могиле надпись испортили. Правда, ее кто-то восстановил, но все равно… Неужели они ничего не помнят? Неужели забыли, как фашисты вели себя на их территории? Я понимаю, они русских после оккупации сорокового года не любили, но ведь фашисты там такое творили… Почему?

Виктор замялся. На секунду перед глазами встали давешние скинхеды, приветствующие друг друга фашистским жестом. Почему…

– Понимаешь, Нат… Я тебе скажу, что я по этому поводу думаю. Как ты думаешь, кому выгодно ссорить прибалтов с русскими, западных украинцев с восточными? Кто настропаляет русских против кавказцев, кавказцев против русских, и всех вместе – против евреев? Ты ж истории учила, должна знать принцип – «разделяй и властвуй». Вот и подумай…

Виктор замолчал. Ему не хотелось обсуждать эту тему. Людям не надо подсказывать ответы, надо заставлять их думать самостоятельно. Но ведь государству – любому государству выгоднее иметь народ, который употребляет подсовываемую ему информацию, не особо задумываясь над тем, какой процент в ней правды. Что называется, «пипл хавает». Он помнил, как лет десять назад вдруг заговорили о том, что на телевидении слишком много развлекательных передач – каких-то реалити-шоу, конкурсов, кулинарных передач. Ну и, конечно же, разнообразных сериалов. Поговорили-поговорили о том, что количество развлекухи неплохо бы уменьшить, а количество аналитических и познавательных программ, наоборот, увеличить, но дальше разговоров дело так и не пошло. Наоборот, многие каналы вообще ничего, кроме шоу и рекламы не крутили, даже коротеньких выпусков новостей.

– Слушай, Вить…

Ну, вот, он тут распинался-распинался, а девчонка – о своем. Такие они, нынешнее поколение. Впрочем, о поколении самого Виктора говорили то же самое.

– Слушаю…

– Я понимаю, конечно, повлиять на прошлое – это… почетно и очень романтично, но, может быть, что-нибудь следовало бы делать и в настоящем?

Виктор вздохнул.

– А ты можешь предложить что-то конкретное?

– Нет, но…

– Ну, вот в том-то и дело. И я не знаю, а так…

Наталья притихла, задумалась.

– А ты веришь в то, что вот так, играя, можно и в самом деле повлиять на ход войны так, что изменится вся послевоенная история? Изменится именно к лучшему?

– Ну, наши специалисты много раз просчитывали…

– Нет, – перебила девушка. – Ты – веришь?

– Я хочу в это верить, – твердо ответил Виктор.

Наталья понимающе кивнула.

– Ты не думай, я не отказываюсь от игры. Даже если это никак не отразится на нашем настоящем, то хотя бы ради погибших в той войне… Ради того, чтобы их стало меньше, чтобы меньше семей получили похоронку. И потом, – она вдруг снова залилась яркой краской и добавила почти шепотом, – потом мне еще просто очень нравится играть.

Глава 8

Россия, недалекое будущее. Наталья

Я ехала к Сильвестру и готовила оправдательную речь. И в самом деле – я ведь не виновата, что просидела в игре чуть дольше полутора суток. И, понятно, что проверить пропущенные вызовы я додумалась уже дома – телефон-то я, помня свое «выпадение» из второй игры, предусмотрительно отключила заранее.

Он звонил восемь раз. И еще прислал три сообщения. Ну, стыдно мне, стыдно, но ведь изменить-то уже нельзя ничего.

Я, конечно, попрошу прощения, объясню, в чем дело. Оправдываться не буду, просто скажу, что играла. Он же хотел посмотреть, как я играю? Вот я и ему продемонстрирую…

С другой стороны, Виктор просил не играть без его присмотра. А может, просто без присмотра. Ему же не могло прийти в голову, что я найду еще кого-нибудь, готового… «присматривать».

Угу, а ты сама-то, милая, готова, чтобы за тобой «присматривали» так, как это делал Виктор? Задницу тебе подтирали, штаны стирали… Нет, никаких игр, пока я не куплю себе пачку памперсов…

Если Сильвестр напомнит об обещании, придется ему отказать. Без особых объяснений – Виктор же просил не трепаться.

А все-таки свинья я. Вовлекла парня, заставила добывать информацию, которую в результате узнала сама, а сказать ему об этом не имею права. Не очень-то красиво получается.

На звонок в дверь – никакой реакции. Что он там, спит, что ли? Может, засиделся вчера допоздна – хакеры, они такие, чаще по ночам работают.

Я позвонила еще. Ничего. Я начала медленно закипать. Может, он, конечно, и заработался. Но все-таки я ему сообщение отправила, что приеду прямо с утра. Примерно час назад. Можно было бы как-нибудь и отреагировать. А может, он вообще ушел? Решил мне насолить за то, что я не приехала, когда он меня вызывал.

От злости я взяла да и пнула ногой дверь. А она взяла и открылась – мягко, почти бесшумно.

Странно. Когда я была здесь впервые, он закрыл дверь, как только мы вошли. И что-то такое даже сказал, дескать, никогда дверь открытой не держит, потому как у него тут ценная информация – это даже если о компах не говорить, а они у него навороченные. Как он тогда выразился? Что-то в таком духе, что он если работает, то ему даже наушники не нужны, он и без них ни черта не услышит: ни телефонного звонка, ни даже если воры начнут мебель выносить.

И вообще: в любом детективном фильме как бывает? Приходит главный герой, обнаруживает открытую дверь, и сразу понятно, что того, к кому он пришел, убили. Однако главный герой обязательно прется в квартиру и действительно обнаруживает труп.

Но я, понятное дело, решила: так бывает в кино, но это ж не означает, что и со мной может случиться то же самое! В конце концов, может, Сильвестру просто надо работать, и он, зная, что я приду буквально через несколько минут, просто оставил дверь, чтобы я могла зайти сама, не отвлекая его?

Словом, я таки поперлась внутрь.

Я сделала всего пару шагов в маленькой прихожей и уже занесла ногу, чтобы переступить порог комнаты… и застыла.

Нет, покойников мне доводилось видеть и раньше. У меня дед умер, и бабушка двоюродная. Да и на похороны крестного меня родители брали с собой, просто я была еще достаточно мала и почти ничего не запомнила. Но то, что мне довелось увидеть тут…

Посреди комнаты, прямо около подставки любимого аквариума Сильвестра, в луже чего-то, чрезвычайно напоминающего красносмородиновое желе, лежало скрюченное тело. Остального я сразу не разглядела. И – нет, ну, надо же быть такой идиоткой! – сделала еще два шага вперед. Видно мне было хреново, видите ли!

Зато потом хорошо стало – и видно, и вообще – хорошо. Когда я не только рассмотрела подробности, но еще и заметила, что стою в этом самом, красном, и что это вовсе не желе. А вокруг – осколки. Осколки аквариума? Почему тогда нет воды?! Ведь ее в аквариуме было до черта? И еще – ярким пятном, хотя что может быть ярче, чем кровь? – крупная желтобрюхая рыбка, застывшая где-то около уха парня. Именно эта рыба притягивала мой взгляд; я стояла на месте и тупо смотрела на нее. А рыбка не шевелилась…

А голова Сильвестра… Это уже была не его голова. Кажется, где-то я читала, вроде бы у Бушкова, фразу «выходное отверстие пришлось на лицо, и он поскорее отвел взгляд». Так и было. Видимо, парень знал убийцу и без опаски повернулся к нему спиной, возможно, склонившись над аквариумом. Ему выстрелили в затылок, а вышла пуля… я почувствовала тошноту, чуть повыше левого глаза. Потом он упал, опрокинув аквариум. А затем убийца хладнокровно выстрелил еще раз, снова в голову. «Контрольный выстрел», именно так это во всяких разных детективах называется. Уже в лежачего и, скорее всего, мертвого…

Наконец ступор прошел. Сейчас должно произойти то, что всегда происходит в детективных фильмах – приедет полиция, и меня арестуют. Или я вовремя замечу и постараюсь уйти, за мной будут гнаться…

Я тихо вышла из квартиры. Тихо прикрыла дверь. Никто мне не встретился. Впрочем, и в прошлый мой приход к Сильвестру я никого из его соседей не видала. Но это ж не значит, что никто из них не подглядывал в дверной глазок. Поэтому логичнее всего было бы взять да и отправиться в полицию. Все равно «вычислить» меня – раз плюнуть. Но с головой я не дружила ни разу.

Сильвестра убили? Не, это он сам застрелился, с горя, что я на звонки не отвечаю, ага. Конечно же, убили. Кому он мог помешать? Тому, о ком узнал слишком много. Чем он занимался в последнее время? Моим «вопросом». Стало быть, что? Стало быть, убрали его по приказанию руководства Витьковой конторы. А может, сам Витек и убрал? Нет, вряд ли. Он ведь «интеллектуальная элита»! Чистоплюй хренов…

То есть в тот конкретный момент я была абсолютно уверена в причастности к гибели Сильвестра Витьковой конторы и его самого лично.

Что сделал бы на моем месте нормальный человек? Просто тихо свалил домой, а еще лучше – взял на работе отпуск. В этом году я еще в отпуске не была, да и – лето, нормальный человек с удовольствием рванул бы куда подальше от пыльного города, даже если бы здесь не сложилась… такая ситуация. Ну, о своей «нормальности» я уже упоминала. Что бы сделал человек-правдоискатель? Отправился бы в полицию и рассказал там все, возможно, получив на свою голову неприятности. Потому как такое дело, скорее всего, «глухарь», а за нераскрытые преступления им влетает до сих пор. Потому что хоть и прошло уже больше десяти лет с момента, когда милицию переименовали в полицию, а кроме названия, там, похоже, ничего и не поменялось. По крайней мере сосед моих родителей, дядя Толя, отработавший в доблестных органах тридцать лет, утверждает, что дела обстоят именно так. И с удовольствием смотрит сериалы тридцатилетней давности, а потом заходит к моим родакам и взахлеб пересказывает содержание последней просмотренной им серии, перемежая рассказ какими-нибудь случаями из «практики». И, признаюсь честно, лично я не могу определить, что он рассказывает в данный момент – прикольный случай из фильма или отнюдь не прикольный из собственной жизни.

Ну, я, как обычно, легких путей не искала. Я решила проследить за Витьком, а потом… О «потом» я и подумаю – потом.

Советский Союз, период Великой Отечественной войны (точное место и время не определены). Виктор

…БАБАХ! Вот это неслабо ахнуло, почти накрытие! Восемь-восемь, чтоб их, тварей, сто пудов зенитку на прямую наводку выкатили, суки! А это плохо, это, можно сказать, полный аллес, как говорится. Меньше чем с километра в лобовуху – сто процентов пробитие. И все – «нас извлекут из-под обломков», однозначно. Если и не рванет боеукладка – чему там рваться-то, снарядов штук пять осталось – сколами брони всех гарантированно к праотцам отправит.

– Влево, м-мать!!!

Танк, хрестоматийная «тридцатьчетверка» с башней-»гайкой», главный труженик и победитель Великой Отечественной, шустро рванул в сторону, и еще один огненно-дымный куст снова встал в стороне. Осколки звонко пробарабанили по уральской броне; следом глухо прошлепали комья выдранной тротилом иссушенной зноем глины. Промах. Но вот третий выстрел…

– Короткая! – попасть не попадет, конечно, но хоть прицел гаду собьет! – Огонь!

Пушка глухо бухнула, массивный казенник отбросило откатом, дымящаяся сизым корбитным дымом гильза звякнула о полик. Подсвеченный трассером – млять, они что, бронебойным вместо осколочно-фугасного лупанули?! – снаряд преодолел отделяющие их от немецкой артпозиции расстояние и… ударил точнехонько в откатный механизм, в коротком высверке столкнувшейся стали сворачивая ствол вбок. Что там с орудийным расчетом, я понятия не имел, но наверняка ничего хорошего, при таком-то попадании…

Главное – другое: эта самая «восемь-восемь» им больше не опасна. Осталось проще простого: уйти в примеченную ранее ложбинку, вон она, за кустами, которая укроет их на три четверти высоты, проехать еще метров с триста и вырваться во фланг этой самой батарее, что стоила его роте уже трех безвозвратно потерянных вместе с экипажами машин. А уж там… Танкисты пленных, как известно, не берут. Да и какие пленные после того, как побывают под гусеницами тридцатитонной машины…

В мозгу зародилось какое-то непривычное, незнакомое ощущение. Вроде как завибрировали некие несуществующие в натуре «фибры». Эт-то еще что такое?! Никогда такого с Виктром в бою не бывало. Нечто, имеющее отношение к реципиенту? Последствия контуз…

Виктор застонал, боком сползая с эргономичного компьютерного кресла на пол. Сдернул с головы мнемопроектор, содрал сенсорные перчатки. И неожиданно понял, что эти самые «вибрации» – ни что иное, как вызов от шефа, законнекченный на его компьютер…

Россия. Недалекое будущее. Наталья

Когда тебя держат за ухо – это как минимум неприятно. А если тебя за ухо держит охранник ростом под два метра и весом килограммов в сто – это еще и больно.

– Отпусти ее, Саша, – улыбаясь, сказал мужчина, сидящий во главе длинного стола. – Спасибо. Отпусти, и можешь идти.

Охранник-мордоворот сперва кивнул и только потом выпустил мое ухо.

– Что же вы, девушка Наташа, в шпионов так неумело играете?

Собеседник выглядел вполне миролюбиво, но я тут же ощетинилась.

– А я и не играю. Есть люди, которые знают, куда я пошла, так что если со мной что-то случится, вам не поздоровится.

Мужчина, запрокинув голову, захохотал громко и заливисто.

Он смеялся, утирая руками катящиеся слезы, а мне становилось все больше и больше не по себе. Что он из меня дуру делает! А может, я сама ее сделала из себя?

– Простите, – отсмеявшись, он вытер лицо платком. – Просто уж очень…

Что именно «уж очень», он объяснять не стал.

– Наталья, так что же вас сподвигло… на такой странный поступок? Ведь Виктор, как мне кажется, вам все довольно подробно рассказал – пускай и без деталей, но вам, милочка, детали эти и не нужны, вы их попросту не поймете. Так благодаря чему же он… исчерпал у вас кредит доверия, а? Зачем вы следили за ним?

– Может, вы для начала предложите мне сесть?!

Он улыбнулся.

– Конечно-конечно! Простите, Наташа, я сразу не сообразил. Вы ведь позволите называть вас просто Наташей?

Я промолчала. Можно подумать, от моего разрешения тут что-то зависит.

Отодвинула тяжелый стул – мебель тут была из настоящего дерева, качественная, что называется – сработанная на века.

– А меня зовут Анатолий Андреевич. Виктор вам обо мне рассказывал.

Последняя фраза прозвучала не вопросом, скорее утверждением. Конечно, рассказывал. И, конечно же, сразу побежал докладывать своему драгоценному шефу. Козел! И я – дура! Какого хрена я ему про Сильвестра выболтала? Был бы сейчас парень жив…

– Так вот, милая Наталья Всеволодовна Нефедова, мне хотелось бы знать, какой, гм, «зуб» вы имеете на моего сотрудника Виктора Терехина? И на меня лично? Не возражайте, я вижу, как вы на меня зыркаете. Как будто я у вас денег занял, а отдавать не собираюсь. Так зачем все-таки вы следили за Виктором?