Текст книги "«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»"

Автор книги: Сергей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Сергей Константинов

«По полю танки грохотали…» «Попаданцы» против «Тигров»

Автор выражает глубокую признательность за помощь в написании романа постоянным участникам форума «В Вихре Времен» (forum.amahrov.ru) Константину Щелкову, Николаю Пакулину, Александру Кулькину, Александру Воронкову, Сергею Акимову, Андрею Колганову, Борису Каминскому, Николаю Тоскину, Евгению Попову, Сергею Кокорину и всем другим, пожелавшим остаться неизвестными.

Отдельная благодарность – Андрею Туробову за титанический труд по вычитке текста, Алексею Махрову – за конструктивную критику, Ольге Амбарцумовой – за высказанные замечания и поддержку. Особую благодарность автор выражает Олегу Таругину – за помощь в написании отдельных эпизодов, а самое главное – за моральную поддержку, благодаря которой эта книга вообще состоялась.

Авторское предисловие

При написании этой книги автор использовал воспоминания о реальных событиях реальных участников Великой отечественной войны. В тексте книги имена реальных участников событий из этических соображений изменены, однако автор считает необходимым упомянуть и настоящие имена героев, отдавших свою жизнь за Родину.

Так, эпизод, посвященный сражению в Ровно 28 июня 1941 года, написан на основе найденных записей П. Абрамова и А. Голикова. В книге они выведены под именами Василий Оськин и Михаил Петров.

Эпизод, посвященный противостоянию танка КВ танковой группе полковника Рауса, написан с использованием воспоминаний командира 4-й танковой боевой группы из 6-й танковой дивизии 41-го моторизованного армейского корпуса вермахта (Kampfgruppe Raus) полковника Э. Рауса. Экипаж тяжелого танка КВ-1 погиб в пяти километрах от Расейняй, у деревни Дайняй. Это – Ершов Павел Егорович, Смирнов В. А. (полное имя и отчество неизвестны), воин с инициалами Ш. Н. А. и еще три человека, идентифицировать которых не удалось. Известно только, что из шестерых погибших двое были офицерами. Сейчас они похоронены у деревни Дайняй.

Эпизод уничтожения «тигров» танками «Валентайн» описан в воспоминаниях Железнова Николая Яковлевича; к сожалению, фамилии танкистов, принимавших участие в этой операции, неизвестны. Известно лишь, что они являлись бойцами 7-го мотоциклетного батальона 30-го Уральского добровольческого танкового корпуса 4-й танковой армии. Это произошло 23 или 24 марта 1944 года в районе города Скалат.

Пролог

Россия, недалекое будущее, за 11 лет до описываемых событий

– У меня, господа-товарищи, для вас весьма неприятное известие. Наш проект закрыт.

Главный говорил что-то еще, но смысл всего сказанного от Витька ускользал, хотя он честно пытался сосредоточиться. Как же так – закрыт?! Этого не может быть! И почему все так спокойно реагируют?! Это он, Витек, присоединился к команде последним, но остальные… Ведь можно сказать, что проект – это выпестованное ими детище! И главный – главный тоже спокоен! Просто чертовски спокоен! Не к добру это! Вот его, Витька, отец тоже был такой спокойный-спокойный, когда на его фирму «наехали» рейдеры, а потом вдруг бац! – и инфаркт…

Он поднял руку.

– Ты что хотел спросить, Витенька?

Витенькой его называл только шеф. Раньше – только отец, а теперь – только шеф, для всех остальных он был Витьком. Нет, он не допустит, чтобы и с шефом – как с отцом…

– А поче… с какой формулировкой… рекомендовали?

– Ввиду бесперспективности и – излишней себестоимости…

На своем стуле завозился зам. Видимо, имел что возразить по поводу «бесперспективности», а может, и по поводу «себестоимости».

– …и отсутствия соответствующих аппаратных и программных мощностей, – закончил фразу шеф.

Как это – отсутствия мощностей?! Они там что – с ума все посходили?! Витек открыл было рот, чтобы задать сакраментальный вопрос, но столкнулся взглядом с серо-стальными глазами шефа, и рот закрылся сам собой, кажется, даже без вмешательства мозга.

Как они могли так поступить! Ведь люди – настоящие люди, ученые, радетели за свою страну, настоящие патриоты – не чета тем, что заседали во всяческих «органах власти», – буквально всю душу вложили в этот проект, а их вот так вот…

– …безусловно, будут трудоустроены в самый ближайший момент.

Начало фразы Витек прослушал, но все было понятно и так: их всех непременно трудоустроят, причем на хорошие должности и с хорошей зарплатой. Покупают. Да нет – уже купили. Если даже шеф…

Жгучая волна стыда залила шею, щеки и уши Витька. Он – последняя скотина, если может так думать о шефе.

Главный поднялся, прошелся туда-сюда, слегка переваливаясь с пятки на носок, и вернулся на свое место.

– Итак, господа, на этом наше совещание… наше последнее совещание объявляю оконченным.

– Витенька, подвезешь? А то у меня машина что-то не заводится.

Витек неохотно кивнул. Он бы с радостью подвез главного – в любой другой день, но не сегодня. Сидеть сегодня с ним в одной машине и не знать, что сказать, стараться поддерживать совершенно бессмысленный разговор…

– Садитесь, Анатолий Андреевич. А что с машиной? Может, я посмотрю?

Главный с непонятной усмешкой слегка качнул головой и уселся на заднее сиденье. В своей – служебной – машине он обычно ездил впереди, рядом с водителем. Да и в те считанные разы, когда Витьку уже доводилось его подвозить (Иван тогда возил приехавших в контору очень серьезных дяденек в штатском) – тоже. Почему же сейчас он сел сзади? Может быть, чтобы Витек не видел его лица? Глупости: в зеркало-то хорошо видно.

– Нет, Витенька, спасибо. Ее Иван уже в сервис отогнал.

Минут пять они молчали: шеф, видимо, был занят своими мыслями, а Витек – тот просто боялся момента, когда главный отвлечется от размышлений и начнет разговор.

– Послушай, Виктор. – Шеф вдруг подался вперед. – Давай-ка машину твою оставим где-нибудь и пойдем, посидим в каком-нибудь тихом местечке.

– Отпразднуем? – усмехнулся Витек и тут же пожалел: лицо шефа, и так не отличающееся излишней «мясистостью», вдруг стало совсем сухим и жестким: резко обозначились скулы, запали глаза и щеки…

– Отпразднуем, Витенька, отпразднуем. Тем более – есть что. Я вот тут собираюсь новую фирму открывать – заниматься-то чем-то надо.

Фирму?! Значит, главному тоже наплевать на «Слияние»?!

– Мне очень хочется посидеть с тобой, Витенька, – нажимая на «очень», произнес главный, потом добавил совсем другим тоном, почти просительным: – Мы же с тобой так долго не говорили по душам… Давай зайдем, а? Отца твоего помянем…

Витек, уже готовый отказаться, вдруг кивнул, сам не понимая, что его толкает на это: упоминание об отце, с которым главный когда-то давным-давно дружил, его просящий тон, которого Витьку до сих пор не доводилось слышать, или… Или – безумная надежда на то, что, может быть – это еще не конец?!

– Давайте.

– Послушай, Виктор… Пойдешь ко мне на фирму работать? Только отвечай быстро. Если веришь мне.

Меню и винная карта были отодвинуты в сторону.

Работать? А что за фирма? Чем будет заниматься? На какую зарплату? И как он может верить, теперь, после того, как главный предал собственное детище?

– Пойду.

– Веришь? – зачем-то уточнил главный.

Витек кивнул.

– Тогда заказывай, а потом я тебе расскажу кое-что интересное. Это хорошо, что ты веришь, Витенька. Это очень хорошо. Тогда… тогда нам удастся.

Есть не хотелось, но, слушая главного, Витек не заметил, как опустошил почти все тарелки – главный к еде так и не притронулся.

– …представляешь? Смотрит на меня так, как будто сейчас фразу окончит – и прикажет меня расстрелять, и говорит: «Милейший Анатолий Андреевич! Я, конечно, приказывать вам не могу, могу только рекомендовать – вот я и рекомендую. Настоятельно рекомендую. Проект ваш ни к чему хорошему не приведет, и вас – в первую очередь».

– И что – все? Вот так вот взять – и все… зачеркнуть?

Шеф помолчал.

– Я ведь не зря спросил, Виктор, веришь ты мне или нет. Я… я решил: мы не дадим проекту погибнуть. Займемся, так сказать, в частном порядке.

– В частном? – не понял Витек. – А как же финансирование?

Шеф лукаво улыбнулся – и сразу словно помолодел лет на десять.

– Финансирование? Деньги, Витька, в жизни – не главное. Страну жалко. Вас, молодых, жалко, и тех, кто в школу ходит, и тех, кто не родился еще… Я не хочу долго распространяться на эту тему, всегда считал, что за обилием слов обычно ничего нет, но лично я считаю себя патриотом. Поэтому… Я решил открыть фирму – софтверную, небольшую. К небольшой будет меньше внимания. И откроем мы ее где-нибудь подальше. Например, за Уралом. Как думаешь, Витек, софтверная фирма в состоянии прокормить сама себя? И проект?

– Ну, если толковый человек возьмется – то в состоянии, – осторожно спрогнозировал Витек.

Шеф откровенно ухмыльнулся.

– Толковый, толковый… Я вот сам и возьмусь. А тебя приглашаю начальником отдела разработки программного обеспечения. Как, справишься?

Витек чуть не задохнулся.

– Начальником? Но ведь я…

– Молодой и неопытный? – жестко спросил главный. – Молодость быстро проходит, а опыта наберешься, если захочешь. Мне нужен человек, который, во-первых, будет верить в проект – так же, как верю в него я, а во-вторых – которому я смогу доверять. Так что?

Витек задумался. Верить-то он верит и страстно желает продолжать работу над проектом, только вот – справиться ли?

– Анатолий Андреевич, а вы не боитесь, что информация… просочится?

Шеф вдруг скорчил смешную рожицу.

– А я, по-твоему, тебя зачем в кабак потащил? Побоялся в офисе разговаривать: уж больно серьезные дяденьки со мной общались. Уж коли они решили проект закрыть – стало быть, проследят, чтобы он и в самом деле прекратил свое существование. Могли и в машину прослушку поставить – потому я с тобой и поехал, потому и в твоей машине разговор не завел. Суровые дяденьки должны быть уверены: Оболенцев сломался и обеспокоен только тем, как жить дальше. Поэтому никто из рядовых сотрудников ничего о проекте знать не должен. Посвященных будет всего несколько: ты, Антон Аркадьевич, Леонид Артьемьевич, Лев Захарович… Ну, может, еще парочка человек. Остальные… остальные будут просто выполнять свою работу, и что должно получиться в результате – их никоим образом беспокоить не должно.

Глава 1

Россия, недалекое будущее. Наталья

– Натаха, ты опять в «шарики» рубишься? – поинтересовался, проходя мимо, Витек. Витек – это наш новый админ; говорят – шеф его одолжил где-то на время, чтобы «привести в порядок» хозяйство, оставшееся после предшественника. Еще говорят, что Витек – классный специалист, что он именно так и работает – приводит в порядок дела, подыскивает себе замену, обучает, а потом уходит в другую фирму, в которой тоже нужно что-то «приводить в порядок». Странно: я бы на его месте уже задумалась о постоянной работе. Взрослый дядька: по виду ему лет тридцать пять-тридцать семь, пора уже иметь постоянную работу, постоянный кусок хлеба… Впрочем, возможно, я мыслю стереотипами. В конце концов, это его дело – какой образ жизни вести. Может, он вольный художник… По крайней мере специалист он, видимо, и в самом деле классный. У нас с его приходом как-то все стало почти само собой работать, при том что Витек просто слоняется по офису, а когда он, собственно, все «приводит в порядок», просто непонятно.

У нас некоторые дамочки из бухгалтерии даже возмущались: дескать, ничего не делает – за что ему только такую зарплату платят? Но я, наученная Димкой – он тоже админ, хотя, конечно, и не такой крутой, как Витек, гордо заявляла: «Хороший системный администратор – это как капитан корабля: его главная задача заключается в том, чтобы все могли работать, а ему не приходилось». За точность формулировки я, конечно, не отвечаю, но тетки из бухгалтерии меня в этом уличить не могут: уж я-то по сравнению с ними просто компьютерный гений и всегда могу объяснить, почему у них «вот тут не нажимается», а «принтер вообще не хочет печатать»…

Витек «завис» над моим плечом. Вообще, не терплю, когда мне кто-то через плечо заглядывает, а уж тем более, когда я играюсь… Нет, не «тем более». Когда работаю, тоже не терплю. Только вот почему-то ребят из отдела я легко приучила к этой мысли, а сказать об этом Витьку – язык не поворачивается…

Смущаюсь я почему-то.

Вот и сейчас почувствовала, что уши краснеют, и рассердилась – то ли на него, то ли на себя.

– А почему бы мне и не «рубиться»?! Рабочий день уже закончился!

– Нет, просто странно, что такая серьезная девушка, и вдруг – в «шарики».

Я насторожилась.

– В каком это, интересно, смысле – серьезная?

Витек пожал плечами.

– Ну, ты же стрелять любишь, и, говорят, очень неплохо это делаешь. Даже слухи ходят, что из «Максима» стреляла. И в реставрациях участвуешь. А тут вдруг – «шарики». Тебе бы в войнушку какую лабать. В стрелялку там, а лучше – в грамотный симулятор с базами данных и приличной графикой.

Интересно, откуда он знает, что я люблю стрелять? С ребятами из отдела я в тире никогда не была. Разве что по пьяни во время какого-нибудь корпоратива похвасталась? Да нет, не случалось со мной такого – напиваться на вечеринках. Я, вообще, если и выпиваю, так только с друзьями – с теми, кому могу доверять. Полностью и безоговорочно. С тех пор, как моя двоюродная сестра не смогла вспомнить… Словом, не важно. Не пью – и все тут.

– Задумалась, откуда я в курсе? – Витек подмигнул. Странноватый он все-таки тип…

– Ну, во-первых, не в реставрациях, а в реконструкциях. А во-вторых… И во что я, по-твоему, должна «рубиться»? В какую именно «стрелялку»?

Витек ногой подтянул соседний стул поближе, уселся.

– Слушай, Наташка, есть классная игрушка. Совершенно новая. «Танковый клуб» называется.

«Танковый клуб»? Никогда не слыхала, но это еще ни о чем не говорит: я, вообще, не в курсе новинок всяческих «стрелялок». Мне бы по-настоящему пострелять, а игрушка – это фигня. Хотя… Хотя танки – это может оказаться реально интересно. Мне ж в реальном танковом бою – даже пускай в учебном, вряд ли удастся поучаствовать. Так почему бы и не попробовать поиграть?

– Почему бы тебе, Наталья, и не попробовать? – словно прочитав мои мысли, сообщил Витек. – Прога совершенно бесплатная, играй – не хочу. А к ней еще и целая куча разных примочек есть! Ох, Натка, честно говорю: попробуй – не пожалеешь! Чесслово!

– А ты тоже в «танки»… рубишься? – осторожно поинтересовалась я. Интересно, сколько ж ему все-таки лет? С таким увлечением говорит об игре, словно мальчишка какой-то.

Лицо Витька как-то моментально отвердело.

– В некотором роде, Наталья, в некотором роде. На, держи. – Он протянул мне коробочку с диском. Это что же – он ее, получается, заранее приготовил, что ли? Чувствовал, что заинтересуюсь?

– А что, скачать в инете нельзя? – Почему, ну, почему всякий раз, когда я с ним разговариваю, у меня получается такой воинственный тон?

– Можно, – Витек усмехнулся. – Я же сказал: игрушка бесплатная. Только ты ж ленивая, Натали, если еще скачивать надо будет – точно обломаешься. А я в определенном смысле заинтересован, чтобы ты в «танки» поиграла.

И ушел, оставив меня в полном недоумении.

Россия. Недалекое будущее. Виктор

– Анатолий Андреевич? Это Виктор.

Он знал, что его номер высвечивается у шефа на экранчике, но все-таки никак не мог отделаться от старой привычки представляться – привычки, приобретенной еще в детстве.

– Ну, как дела, Витенька? Что-то есть?

– Есть одна девушка, Анатолий Андреевич.

В трубке хихикнули.

– Витенька, надеюсь, ты мне не о своей личной жизни будешь сейчас рассказывать?

Да-с, с юмором у шефа всегда были проблемы. К счастью, он знал об этом и сам, потому что уже через секунду из трубки раздалось:

– Ну, прости старика, Вить, ты ж знаешь – ну, не получается у меня шутить.

Виктор кивнул, как будто Анатолий Андреевич мог его видеть. Впрочем, шеф и не нуждался в какой-то реакции с его стороны.

– Так какая девушка, Витя?

– На мой взгляд, весьма перспективная. У нее такие показатели, что я просто офи… опешил.

Шеф не только шуток не понимал – он еще и не то что ругательства, а даже обычные жаргонизмы не воспринимал, поэтому Виктору регулярно приходилось «фильтровать базар». Особенно в последние два года – работа сисадмина накладывала свой отпечаток.

– Витя, а ты ее уже в игру пускал?

Виктор усмехнулся. «Пускал». Интересное у шефа все-таки мышление. Может, врет, что чувство юмора отсутствует?

– Нет еще. Хотел посоветоваться…

– Витя. – Голос шефа зазвучал строго. – С этим поиском «латентных пси-адаптантов» идея была целиком и полностью твоя; я ее поддержал, хотя толку, признаться, пока маловато. Четверо найденных тобой особых результатов не дают. Если ты и в самом деле нашел перспективную девушку – хорошо. Нет – тоже ничего страшного. Но работа с ней – целиком и полностью на тебе. Только ты хотя бы сразу ее не посвящай в… ни во что, короче, не посвящай. Еще неизвестно, что из этого всего в результате получится, а ты еще, почем зря, невинного человека напугаешь.

Шеф пару секунд помолчал, потом странным, каким-то утробным голосом произнес:

– Пошто обидел животинку бессловесную?

И отключился.

Виктор почесал в затылке. Любит, любит шеф поставить в тупик. И вечно цитирует что-то… допотопное, да к тому же хочет, чтобы подчиненные догадывались, какую очередную «нетленку» он припомнил.

Ну, и хрен с ним, с шефом.

Пускай его идея о привлечении в игру людей с подходящим психотипом не дала особых результатов – особых-то, честно говоря, пока ничего не дало. Может, кто из его четверых «крестников» еще себя и проявит. А шеф умеет… «поддержать морально». Так, что после этого ни хрена и делать-то не хочется. А может, он это специально? Чтобы Виктор поскорее вернулся в контору?

Так это ему… с маком. Зря он, что ли, кучу тестов разработал, спрашивается?

После разговора с шефом нужно было успокоиться. А может, и не нужно, но очень хотелось. У самого Виктора коэффициент личностно-психологической ассоциации с реципиентом не столь уж и высок. Восемьдесят три с половиной процента.

Говоря простым языком, слияние у него самого происходило далеко не всякий раз, когда он садился за игру. Но это было и не столь важно. Он просто получал от нее удовольствие.

Ровно, 28 июня 1941 года. Виктор

– Да они ж пьяные! Ты погляди, Мишка! Что ж они делают-то, а?

Фрицы и в самом деле были бухие в доску. Они перли на защитников переправы в полный рост, еще и горланя что-то при этом. Серо-зеленые новенькие мундиры, новенькие автоматы, наглые рожи… Правда, рожи на самом деле не видно, но воображение-то на что?

– Едрит их налево! – удивленно пробормотал сидящий рядом.

В танке их было двое. Два танкиста, два веселых друга. Они и в самом деле друзья – в этом Виктор уверен. Но вот с весельем как-то не сложилось. Знать бы еще, как напарника зовут. Ну, ничего, еще пару секунд – и вспомнит.

Механиком-водителем он оказался впервые. Может, потому, что в этом бою все зависело именно от водителя? Да нет, вряд ли – не так-то он классно водит машину, хорошо, но не суперово. Блин, опять он путает теплое с мягким! Какая разница, как он водит машину в жизни! Главное – как хорошо будут его слушаться рычаги, а с этим у него сбоев никогда не было.

А танк – БТ. «Бетушка» – по-нашему, а иногда – «бэтэшка». Для фрицев – «Микки-Маус». А, нет, так они только БТ-7 называли, из-за люков-ушек. А это, скорее всего, «двушка» – в экипаже «семерки» должно быть три человека. Блин, в двойке – тоже. По крайней мере по данным некоторых сайтов. Чего у них – недокомплект просто, что ли? Да какая разница – докомплект, недокомплект. Они вдвоем стоят целой армии. Должны стоить.

Тявкает пулемет, словно раненая лиса. Пули просто косят лезущих напролом фрицев, а те все прут и прут.

– Молодец, Мишка!

Имя всплывает само, впрочем, как и обычно.

А он и в самом деле молодец – поле усеяно фигурками в фельдграу. Понятное дело, посдыхали не все, некоторые просто залегли, но и так довольно неплохо получилось.

Справа вступила в бой немецкая батарея. Тридцать шестые «флаки». Калибр танковой пушечки – тридцать семь миллиметров. У зениток – восемьдесят восемь. Никаких дополнительных объяснений не требовалось, чтобы понять: вражеская пехота сейчас – не самая главная цель. Иначе целью станут они сами. Вернее, уже стали. Хорошо было то, что сейчас немцам противостояли не только легкие «бетушки» и «двадцатьшестерки», но и тяжелые «три-четыре».

– Мишка, вжарь им!

Рявкнула пушка, потом еще и еще; смотровую щель затянуло дымом. Когда он развеялся, стало видно, что не всем так повезло, как им. Справа горела «бетушка» с бортовым номером семьсот тридцать восемь, пламя лизало скособоченную башню. Но, охваченный огнем и темно-желтым дымом, он все-таки еще продолжал двигаться, похожий на гигантский факел. Интересно, ребята внутри видят хоть что-то или движутся так, вслепую? А может, они уже убиты, и танк движется просто по инерции?

Вдохнуть бы свежего воздуха – хотя бы один, малюсенький, глоточек! Пускай городского, наполненного выхлопными газами, но не этого, который, даже если пытаешься вдохнуть полной грудью, застревает в горле комком и дальше не хочет идти.

Угу. Ты еще себе платочек духами смочи да к носу приложи. Прынц… Хочется кашлять, но кашлять страшно и больно, легкие будто горят, а горло, кажется, сгорело давным-давно…

Он дернул рычаг, доворачивая машину влево. Сзади что-то гулко грохнуло, и танк почти подпрыгнул.

Мишка побледнел и – Виктор заметил это краем глаза – перекрестился. До него самого пока не доходило, и напарник пояснил:

– У ребят боекомплект сдетонировал. Земля им пухом.

На секунду подумалось: те, кто горит сейчас в своем легком танке – мертвые ли, или еще живые, – прямиком попадают на небо. Прямо к богу. Вне зависимости от того, в какого из богов верили при жизни и верили ли вообще. А может, и не только горящие, а все воины, павшие за родную землю?

– Вась, не спи!

Он послушно кивнул. Мишка-то не спит – пушечка родимая то и дело порявкивает, заглушая вражеские зенитки. Напарник надсадно кашляет, словно пытается выкашлять наружу непослушные легкие, не желающие фильтровать воздух, который и воздухом-то назвать сложно.

В наушниках треск; кто-то тщетно пытается прорваться. Кто-то что-то кричит, но Виктор слышит только отдельные отрывки: «… ать… ыть… двух… кружи…»

Ничего не слышно, но непонятные обрывки сами собой складываются в слова, неся малоприятную новость. Немцы обошли переправу и ворвались в город сразу с двух сторон – с юга и с востока. Теперь они окружены.

– И что будем делать?

Виктор пожал плечами. Как будто выбор есть!

– Давить сволочь!

Миша кивнул.

– Стало быть, рвем в центр города.

Танк – легонький, послушный – хорошо слушался рычагов. И это, пожалуй, его единственное достоинство. В такой если пальнуть хорошенько – так от экипажа и мокрого места не останется. И пушчонка кургузая.

Зато скорость до пятидесяти двух километров в час. Так что в центр города они почти влетели, с размаху врезаясь в немецкую колонну. И эти пьяные, что ли? Или просто тупые? Ни хрена не слышат? Уши им позакладывало?! Хотя лучше бы заложило им, танкистам.

До сих пор Виктор считал одним из самых противных скрип мела по стеклянной доске. Ага, дудки! А звука давящихся гусеницами человеческих тел не слыхали? Он будет преследовать его вечно. Нечто среднее между хрустом и чавканьем – гигантский людоед вышел на охоту, пожирая тех, кто пришел в чужую страну за чужими жизнями. Он в последний раз ел хрен знает когда, но сейчас еда настойчиво просилась наружу.

Это – не люди. Это – фашисты. Их только так и можно. Давить гусеницами, давить голыми руками…

Рядом – бледное Мишкино лицо. Мишке еще хуже. Это он, Виктор-Василий, знает, что творили немцы в захваченных ими городах и селах. Он видел фотографии повешенных, расстрелянных и зверски замученных мирных жителей. Он – знает, а Мишка – нет. Для него это пока люди, живые люди, пускай и враги. Люди, которых сейчас перемалывают в фарш гусеницы их танка. Пускай легкого – для человеческой плоти большой разницы нет, наваливается ли на тебя сверху двадцать шесть тонн или одиннадцать…

Однако Мишка на самом деле растерялся куда меньше.

– Давай направо!

Он послушно дернул рычаг. Выполнить приказ сейчас было проще, чем думать самому.

Улочка узкая. Но ничего, проедут как-нибудь.

– Еще направо!

Они буквально носились по городу, сея панику и смерть.

Страшно не было – кровь, переполненная адреналином, пульсировала в висках, стучала в ушах. Стрелять. Давить. Убивать.

– Дави фрицев!

– Кого?!

Мишка этого слова не знал, хотя применительно к немцам оно использовалось еще в Первую мировую. Правда, не так широко, как во время Великой Отечественной.

– Фрицы. Ну, их часто Фридрихами зовут, а Фридрих сокращенно – Фриц.

Мишка засмеялся.

– Замечательно! Будем живы – надо ребятам рассказать. Приживется прозвище, как пить дать.

Прозвище приживется, но вовсе не с его легкой руки. Потому что им с Мишкой из сегодняшнего боя не выйти. Так случалось всегда: одна игра, один бой, гибель. А может, в этот раз повезет? Не ему – Мишке? Тот выживет, расскажет о «фрицах», и прозвище приживется именно благодаря ему, Виктору? Угу. Это было бы прикольно. Хотел повлиять на ход войны и повлиял тем, что ввел в обиход прозвище «фрицы».

Только вот слово «прикольно» при напарнике все же употреблять не стоит – уж этого он точно объяснить не сможет.

– Направо! Направо давай! – заорал Мишка. Виктор послушно налег на рычаги, выворачивая булыжники из мостовой.

Танк дернулся, по броне весело зашлепали пули. «Пули, как воробушки, плещутся в пыли». Броня-то слабовата, но не для пуль. Это фрицы уже паникуют.

Ага, конечно, он же у нас самый умный, а фрицы – дураки. Такие, какими их порой показывали в старых фильмах. Пули… А снаряда не хотите, уважаемый Виктор Валерьевич?

– Жми!

Снова гавкнула пушка. Мишка – герой. Повезло ему с напарником. Он снова налег на рычаг, но тронуться с места не удалось. Танк подпрыгивал, мотор завывал, и больше ничего не происходило.

– Похоже, в гусеницу снарядом попали.

Мишка спокойно кивнул.

– Стало быть, здесь и подыхать станем. Хоть знать бы, как улица называется.

В смотровую щель была видна новенькая табличка – «Улица Островского».

– Подходящее название. – Миша стащил шлемофон; русые волосы сосульками прилипли к голове. Наверное, и он такой же потный, только это почему-то совсем не ощущается.

– Я, знаешь, очень люблю «Как закалялась сталь»! Три раза читал.

Сам Виктор об этом произведении знал только, что главного героя зовут Павел Корчагин да еще что писатель Островский практически полностью списал его с себя. А, ну еще – что произведение два раза экранизировали. Сейчас ему было стыдно за это, стыдно перед Мишкой. Хочешь быть по-настоящему своим для этих ребят, с которым тебе уже довелось и еще доведется умирать вместе – надо жить тем же, чем живут они. Почему ему впервые пришло в голову только сегодня?

– Давай ты за пулемет, а я с пушкой стану управляться.

Снова Мишка додумался, а не он, человек двадцать первого века. Туго, туго у него с соображаловкой.

Ну, с пулеметом – так с пулеметом.

Из-за угла выбежали фрицы. Человек двенадцать. Виктор нажал на гашетку. Пыльные фонтанчики весело взметнулись вверх. Упали пятеро, остальные бросились к укрытию – невесть что забывшей на этой узенькой улочке «эмке» с выбитыми стеклами.

Хреново. Совсем хреново. Если он будет вести настолько «прицельный» огонь – патроны скоро кончатся, а потом их можно будет брать чуть ли не голыми руками.

Правда, патроны все равно кончатся рано или поздно, только вот останется чувство того, что сделали они слишком мало.

Короткая передышка. Вся улица Островского – интересно, как она до этого назвалась? – усыпана трупами в серо-зеленых мундирах.

– Они похожи на ящериц, – тупо сообщил Виктор.

– Кто? – не понял Миша.

– Трупы. Они как большие дохлые ящерицы.

Он кивнул.

– Действительно, похоже. А знаешь, я в детстве ящериц ловил.

– И я…

А кто ж из них не ловил в детстве ящериц? В этом они похожи – пацаны из двадцатого века, и ничего, что между детством одного и другого срок в шестьдесят с лишним лет.

– Вась, ты… прости, если что не так.

Виктор молча кивнул. Все – так.

– И ты прости.

– Мне… Знаешь, мне надо написать письмо жене.

– Письмо?!

Вот уж трудно было бы придумать что-нибудь более нелепое и несвоевременное, чем сейчас писать письмо. Отправлять-то его как?

Михаил посмотрел виновато.

– Вась, я понимаю, нам отсюда живым не выбраться. Но… вдруг письмо до нее дойдет? Пускай не сейчас, пускай после войны…

Он верит, что война кончится через несколько дней, ну, пускай, недель. Виктор знает, что это не так. Что впереди еще почти четыре долгих года, и не то что письмо погибшего танкиста – правительственные награды не всегда находят своих адресатов. Но не говорить же об этом человеку за пару часов (и это в лучшем случае!) до гибели.

– Васька, ты мне такой друг… Ты – больше чем друг, ты как брат мне!

В каком-нибудь новомодном кино про войну (в придачу снятом почему-то китайцами) два танкиста-побратима обязательно обняли бы друг друга и облобызались. Они же только пожали друг другу руки. Крепко, до хруста.

«Если я погибну, а ты выживешь…» Эта фраза тоже не была произнесена. Такое говорят только в сопливых сериалах, чтобы впечатлительные дамочки рыдали и сморкались в большие носовые платки. Настоящие мужики друг другу таких вещей не говорят. Да и нахрена? Ежу ведь понятно, что живыми отсюда им не уйти. И что главное – утащить с собой на тот свет побольше ползучей серо-зеленой мрази.

А вот письма любимым женам, как выяснилось, настоящие мужики все-таки пишут. Быстро, на коленке, неразборчивым почерком.

Письмо получилось коротким – времени на длинное им попросту не дали.

Пушки рявкали не умолкая, пули пели что-то веселое на их вкус, конечно. Время остановилось – застыло каплей янтаря. Но им везло – никаких серьезных повреждений танк не получил. А может, это было и не везение, а вовсе наоборот? Одно дело – погибнуть моментально, от взрыва снаряда, а совсем другое – если тебя начнут выкуривать из танка, а то и сумеют-таки выкурить.

Виктор испытывал мучительное желание что-то сказать другу, но слова не желали находиться. Он повернулся, и именно в этот момент Мишка странно дернулся и застыл, неестественно выгнувшись назад. Остекленевший взгляд уставился куда-то вверх.

По-хорошему, ему надо бы закрыть глаза, но не до этого. Прости, друг. Ты боялся, что у тебя не будет могилы? Ты прав, не будет. Будет огненное погребение. Именно так хоронили своих погибших воинов викинги.

Но прежде чем поджечь танк, оставить его практически невредимым казалось святотатством, это ведь все равно что оставить врагам друга! Виктор еще немного повоюет. Пока хватит патронов.