Текст книги "Сезон охоты на ментов"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Докурив, Геннадий пошел в подъезд – пришло время поговорить с родителями.

Квартира была грязная и вонючая. Родители – законченные пропойцы – оплывшие лица, отвислые обветренные губы. В одной из комнат валялись полиэтиленовые мешки, набитые бутылками и пустыми банками, видимо, живут сбором стеклотары, а дочь помогала родителям, промышляя проституцией. Вот такая семейка. Удивительно, что они заявили о ее пропаже. Хотя как же – исчез источник дохода…

Ничего стоящего не узнав, от Нуретовых Геннадий отправился прямо к отцу – из управления дежурный передал о звонке отца, и его встревожило, что он упомянул о недомогании.

Когда он открыл дверь своим ключом и вошел, Егоров-старший сидел за столом перед компьютером и работал. Обернувшись на звук шагов, он улыбнулся.

– Хорошо, что приехал. Договор почти у меня в кармане. Перекусишь?

– Спасибо, отец. – Геннадий устало плюхнулся в кресло и вытянул ноги. Старик просто хотел его видеть, потому и упомянул о недомогании.

Он заметил на журнальном столике пустой стакан и разорванную упаковку противопохмельной таблетки. Отец пил? Нервничал из-за книги и отрешился с помощью алкоголя? Зря, конечно, в его возрасте пьянка противопоказана. Геннадий не стал высказываться вслух, отец – мужчина и имеет право поступать как считает нужным.

– Торопишься? – обернувшись, спросил Андрей Андреевич.

– Работа.

– Я так понял, что мне предлагают за две книги порядочные деньги. Пока не буду говорить, чтобы не возбуждать в тебе преждевременных надежд. Подождем, когда все будет подписано и перечислено на счет. Вот, возьми еще аванс – разжился. – Андрей Андреевич вытащил из нагрудного кармана рубашки триста долларов, протянул Геннадию.

Три сотни зеленых! Отец таки ухватил фортуну за хвост – баксы буквально сыплются на старика. Можно было и порадоваться трем сотням – эти деньги окончательно перекроют все финансовые пустоты, образовавшиеся в последнее время, но Геннадий не смог. Убитая девушка в лесу, лица ее родителей-пьяниц, грязь в квартире, пустые бутылки – он был полон этим, и места для других эмоций не оставалось. Геннадий машинально положил деньги в карман и сказал:

– Папа, я сейчас должен идти. Вечером позвоню.

– Хорошо, Гена. Иди, я все равно работаю.

– Ты в порядке?

– А? Да, в полном.

Егоров-младший вышел из дома и поежился – ветер показался неприятным, пахнущим канализацией. До автобусной остановки идти минут десять – через парк с аккуратными подрезанными кустами, образующими красивую аллею. Он пошел, глядя себе под ноги и ни о чем больше не думая – ни о деньгах, лежащих в кармане, ни о новом деле с погибшей девушкой-проституткой. В голове пустота. Поэтому и не обратил внимания, что шел по длинной аллее в полном одиночестве.

Удар обрушился сзади. Геннадий согнулся пополам, ослепнув от боли, и рухнул на землю. Его начали бить ногами в голову, в тело. Он закрывал живот – кости проломить тяжеловато, а вот отбить требуху легче легкого, будешь потом весь остаток жизни инвалидом.

Его ухватили за шиворот пиджака и поволокли через кусты, цепляя за острые сучья. Он не соображал, что происходит, пребывая в жгущей пелене боли. Его куда-то бросили, и он ощутил запах гнилой земли и прелых кореньев. Над ним тихо зазвучали голоса.

– Где там моя банка? Босс не терпит, чтобы его приказы выполнялись наполовину.

– Плесни на морду – он весь в крови.

Щелкнула полиэтиленовая крышка и его окатило мочой. Сознание медленно прояснялось.

Два высоких амбала стояли над ним с литровой банкой в руках. В банке еще оставалась моча, и один выплеснул ее до конца. Второй мял в руках деньги, которые десять минут назад вручил Геннадию отец.

– Богатый какой! – неодобрительно отозвался амбал.

– Коррупционер… Больше ничего в кармане не было? – спросил второй.

– Нет.

Геннадий поблагодарил Бога, что умудрился оставить дома свое удостоверение и оружия при нем нет. А вот деньги…

Геннадий приподнялся незаметно и с силой выкинул вперед сжатый кулак. Он попал прямо в естество амбала, и тот, задохнувшись от боли, рухнул, хватая ртом воздух.

– Убью, уроды! – прохрипел Егоров, окончательно приходя в себя.

– Тетеря, бежим! – крикнул амбал, державший пустую банку. Он бросил ее в спортивную сумку, закинул ее на плечо, прихватил подельника под мышки и побежал.

– Твари!! – заорал им вслед Геннадий, опираясь на кулаки. Тело и лицо гудели болью, и не только физически – он окончательно осознал, что только что лишился трех сотен долларов, которые решали все его проблемы…

– О, боже, тебя избили! – всполошилась жена.

– Ерунда.

Геннадий умылся и рухнул на диван – завтра выходной, и он отлежится, выйдет на работу в полном порядке. Кто же это налетел на него средь бела дня? Странно. Особенно странно то, что один из ублюдков назвал его ментом, хотя ничего не указывало на его принадлежность к милиции. Напали по наводке – яснее ясного. А вид денег их удивил. Они не знали, что у него будут доллары. Так что на ограбление не похоже. То есть его ограбили, но с самого начала собирались лишь избить и унизить, облив мочой – полную банку приготовили. Это могли быть приятели его подследственных. Сколько у него дел ведется? Восемь на данном этапе. Слишком много, чтобы вычислить, чьи братки устроили «наезд».

Тут в мозгу высветилась кличка одного из ублюдков: «Тетеря». Уже легче: по кличке можно попробовать отыскать, в чьей банде есть браток с таким прозвищем.

Зазвонил домашний телефон. Трубку взяла жена.

– Геннадия Андреевича? Кто его спрашивает? По работе? – Она зажала трубку ладонью и посмотрела на Геннадия: – Возьмешь?

– Да. – Он через силу встал, взял трубку: – Слушаю.

– Начальник, поговорить надо. Дело не терпит… – отозвался незнакомый мужской баритон, неприятный, с шепелявинкой.

– Кто вы?

– Кто надо. Не задавай вопросов. Скажу одно – дело касается твоего отца.

– Что?! Что с ним?

– С ним? Хе-хе. Да дома он. Пока дома. А может оказаться в тюрьме… Помнишь девчонку, которую выкопали сегодня в лесу?

– Что вам надо? При чем здесь мой отец?

– Узнаешь. Выходи на улицу. – В трубке раздались короткие гудки. И тут же с улицы нетерпеливо запиликал автомобильный сигнал. Придется идти…

Кряхтя от боли, Геннадий спрятал в боковой карман пиджака пистолет. Хотел надеть туфли, но передумал, остался в домашних тапках – будет говорить с шелупенью перед подъездом.

– Гена, ты куда? – испугалась жена.

– Подвезли документы, заберу. Надо просмотреть за выходной.

– Какие бумаги?! Взгляни на себя – синяками и ссадинами весь оплыл…

– Ира, это моя работа.

– Господи! Ладно, лежи, я сама сбегаю.

– Нет. Я вернусь через десять минут.

Геннадий вышел из квартиры, за спиной щелкнул английский замок. Уже смеркалось, в подъезде было темно. Терзаемый тревогой, он поспешил на улицу.

Прямо перед подъездом стоял черный «Мерседес». Задняя дверь была распахнута; ее придерживал худой коротко стриженный мужик, одетый в легкий тренировочный костюм.

– Садись, следак. Поедем на стрелку.

– Никуда я не поеду. – Геннадий встал на пороге подъезда, сжимая в кармане пистолет. Если «шестерка» рыпнется, он выстрелит не раздумывая.

– Твой папашка подставился, понял? Трахнул ту бабу – Зию. Ее ведь убили, а? – ощерился в улыбке «шестерка».

Вихрь мыслей пронесся в мозгу Егорова. Отца втянули в грязное дело, тут сомнений быть не могло – отсюда и доллары. Гады!

Вздохнув, он решительно шагнул к открытой двери «Мерседеса» и сел на мягкое сиденье. «Шестерка» нырнул следом, подтолкнул его, подвигая. Дверца закрылась. «Мерседес» выехал из двора и полетел по темным улицам города.

В голове Геннадия царил сумбур. Отец и Зия – что-то немыслимое! Трахнул… Да он уже не в том возрасте, чтобы вступать в половую связь. Ах, уроды, они просто заманили Геннадия в ловушку… Вывезут за город и грохнут. И жене ничего не сказал. Тупица, осел! Потным от страха пальцем он отщелкнул в кармане предохранитель пистолета.

– Смотри-ка, – гыкнул «шестерка» и всунул Геннадию под нос фотографию.

В полутемном салоне он не сразу разглядел, что на снимке, а поняв, онемел, забыв и про похищение, и про пистолет. Немыслимо! Это явный компьютерный монтаж. Отец, в рубашке, но без штанов, радостно разевая рот в улыбке, сжимал талию кричащей Зии, которая сидела на нем. Голова отца выглядывала из-под локтя девки.

– Так-то, мент, влип твой папик, – довольно кивнул «шестерка», выпячивая нижнюю губу.

– Разберемся, – прохрипел Егоров.

– Это цветочки. На месте тебе ягодки будут, а может, и грибы.

«Мерседес» вихрем слетел с трассы на асфальтированное шоссе, петляющее в березняке, потом вылетел на поляну и притормозил перед опущенным шлагбаумом охраны элитного поселка. Шлагбаум поднялся, и они медленно поехали по ярко освещенной улице, с обеих сторон которой из-за заборов высились вычурные особняки из красного кирпича. «Мерседес» завернул к одному из них, миновал автоматически открывшиеся ажурные ворота и через березовую рощу покатил к трехэтажному дому. У главного входа стояли два джипа и еще один «Мерседес».

– Приехали. Выходим, – засопел «шестерка» и открыл дверцу.

Геннадий вышел вслед за ним. У дверей дома курили два таких же худых мутных типа.

– Входите. Он ждет, – сказали они, открывая входную дверь.

Геннадий прошел в богато обставленный холл. В кресле, у зажженного камина, сидел такой же худой, но явно главный здесь мужик. Он поворошил кочергой полешки, взглянул на Геннадия и кивнул на пустое кресло рядом.

– Садись. Говорить будем.

Геннадий послушно сел.

– Руку-то из кармана вытащи. Пистолетик сжимаешь? Боишься? А ты не бойся. Я человек мирный, позвал тебя в гости – просто пообщаться.

Геннадий вдруг сразу расслабился, скрестил руки перед собой – на входе его не обыскивали, сидящий рядом авторитет в курсе, что у него в кармане пистолет и не боится; значит, разговор будет на равных, без угроз и нажимов.

– Юра, – ощерился в улыбке авторитет и протянул руку для пожатия.

Геннадий посмотрел на руку, но никак не отреагировал.

– Ха, брезгуешь, мент, – незлобиво отозвался Ондатр. – А твой папик не брезговал, дружбу мне предложил. Я ее принял. Как быть? Ты – мент, твой папик – мой друг… А?

– Мне показывали фотографию…

– Не торопись.

– У меня дела.

– Хорошо. Хе-хе… Кто это тебя? Весь сине-зеленый, фиолетовый.

– Вы должны знать. Сначала дали деньги, потом их забрали.

– Не понял… Тебя ограбили?

– Вроде того.

– Кто?

– Два бугая. Недалеко от дома отца. Один – Тетеря.

– Тетеря… Гордей, Тетеря из чьей братвы? – крикнул Ондатр через зал стоявшему у дверей подельнику.

– Сейчас узнаю.

– Значит, торопишься. Хорошо. Твой отец изнасиловал Зию… Мы тут гуляли в лесочке со шлюхами… Мои остолопы прихватили и Зию, она и досталась твоему старику… – Ондатр неторопливо закурил дорогую сигарету и вытащил из-под себя пульт от видеосистемы. – Сам посмотри.

На экране домашнего кинотеатра включилась видеозапись. Отец, пьяно хохоча, обнимал за ягодицы, орущую благим матом, но особо не сопротивляющуюся Зию. Между ног у них все было в крови.

– Мои парни засняли это дело на всякий случай. Ха, он ведь про нас, про воров, книгу решил писать… – Ондатр улыбался довольный произведенным на Геннадия эффектом. – Девка стала грозить, что заявит в милицию. Как я мог подставить друга? Твой папик ведь – мой кореш! Зию мы зарезали. Че пучишь глаза? Говорю как есть…

Я потом велел Гордею в милицию позвонить, сказать, где лежит труп, и намекнуть, что старика с девкой в лесу видели. Понял? Ха-ха. Ловко подцепил, да? По экспертизе сперму твоего папика у Зии найдут. Во к чему клоню. Сделай мне одолжение по дружбе, а я про папика забуду. Не буду наседать, и ты потихоньку спустишь дело Зии на тормозах. У? Не задаром. Я же не шантажист. Десять штук баксов. Купишь себе чего-нибудь. Не просто так дам – у вас, я слышал, сейчас служба внутренней безопасности лютует, словно у нас 37-й год! Ловят коррупционеров для отчетности. Ха-ха! Самые главные коррупционеры ловят не самых главных! Россия! Так вот, оформим взятку, будто твой папик книги издал, договор у него на руках. Налоговая не докопается – все официально. Он ведь все равно тебе все деньги отдает – про это многие знают. Ну, за работу ему тоже подкину еще пятерку, все-таки что-то пишет, строчит – всякий труд должен оплачиваться… Видишь, как все продумано…

У Геннадия голова шла кругом. Он посмотрел на авторитета.

– Зия не была девственницей. Она была проституткой.

– Кто сказал?

– Ее сутенер.

– Брось… Она была целкой. Так что дело ясное. Скажешь мне сейчас «нет» – денег не увидишь, и папик в тюрьму пойдет – мы эту запись сдадим твоим коллегам, а там уж дело техники. И твоей карьере хана придет. Мент – сын сексуального маньяка! Такую лажу сейчас на тормозах не спустят; да и не нужен ты никому, чтобы за тебя задницу рвали. А папика еще в тюрьме додавим… Сначала скажем, что сынок мог спасти, да бросил отца, а потом, когда он переживет все душевные муки и простит тебя (твой отец очень тебя любит, ты это знаешь), тогда зачморим, доведем до самоубийства!

Жесткий стальной голос Ондатра доказывал, что выбор у Геннадия невелик.

– И что ты хочешь? – устало спросил следователь. Ему сейчас было все равно, что от него потребуют, лишь бы поскорее уйти отсюда, стряхнуть с себя этот кошмар…

– Браток наш у тебя в СИЗО сидит. Дело дрянь – мента завалил… Отпусти его.

– Как?

– Твои дела… Я не тороплю. Прикинь, как лучше это сделать, но требование – огради его от любых контактов и сам под него не копай. У меня везде свои люди, я сразу узнаю… За неделю управься, и деньги твои. И папика спасешь…

В холл вошел Гордей.

– Ну, че, узнал? – громко спросил Ондатр.

– Это люди Пантелея работали.

– Понял, кто тебя опустил?.. Пантелей. Да, у него сегодня юбилей. Ладно, иди и думай…

Геннадий поднялся, Гордей всунул ему в руку диск с записью отцовского соития с Зией.

– Гордей, заедь к Пантелею в ресторан, передай от меня букет роз, – велел Ондатр.

«Мерседес» мчался в ночи. Геннадий сидел на заднем сиденье, все еще находясь в состоянии отупения от увиденного и услышанного – отец влез в дерьмо по самые уши, преступники требуют выпустить своего подельника, предлагают деньги…

– Сейчас, начальник, я цветы передам и домой тебя завезу, – обернулся к нему с переднего сиденья Гордей. «Мерседес» встал у сверкающего неоновой рекламой ресторана. Вокруг было тесно от дорогих иномарок, среди которых Геннадий увидел «семерку» Самсонова. Так вот, кто «заказал» его Пантелею! Урод!

– Я здесь выйду, – сказал он и вышел из машины.

Чувствуя, как его переполняет злость, он подошел к машине поэта – сейчас, падаль, ублажает братву в ресторане своими стишатами. И этот слизняк мог стать его зятем! Сука! Он пинком сшиб боковое зеркало, потом поднял с асфальта огромный булыжник и обрушил на окно дверцы – стекло лопнуло.

Не зная, как выплеснуть из себя злость, трясясь в истерике, Геннадий несколько раз ударил кулаком в мягкий металл дверцы – на вмятинах отпечаталась кровь из разбитых костяшек пальцев. Боль в руке прояснила сознание – теперь он знал, как поведет себя дальше. Не на того напали, скоты, чтобы диктовать ему условия. Ах, скоты, скоты, старика подставили… Хрен вы отнюхаете, а не своего братка освободите!

И тут он снова вспомнил о расправе уже над ним самим. Ведь это немыслимо, что с ним совершили подонки. А приказ им дал их хозяин, признанный авторитетный предприниматель города, с прозвищем Пантелей. Этот самый Пантелей держал своих «подконтрольных» в ежовых рукавицах, давил так, что пикнуть никто не смел. Его отморозки были самыми отмороженными и продемонстрировали это Геннадию во всех подробностях! Другие бы просто избили, а они, презрев все понятия, совершили форменный беспредел.

В управлении ходили слухи, в виде догадок, что группировка Пантелея причастна ко многим загадочным исчезновениям людей, ко многим странным, непонятным смертям. Но явных улик не было. И даже если бы кого-то из людишек Пантелея органы прихватили, сам авторитет оставался чист перед законом.

«Перед законом – да, – думал Геннадий, – но не перед людьми. Однажды все зло, которое причинил Пантелей, пусть чужими руками, но своей волей, вернется к нему беспощадным бумерангом».

В это он искренне верил. Всем достанется. А пока он закончит с Мамонтом!

Поймав такси, Геннадий велел ехать по адресу Самсонова. Тот сидел в ресторане, но лично он был не нужен – противно еще раз лицезреть это свиное рыло.

– У тебя есть баллончик с эмалью? – спросил у водилы.

– Зачем тебе?

– Купить хочу.

– Купи.

Выйдя у дома Самсонова, Геннадий нашел глазами темные окна его квартиры, сориентировался, чтобы написанное им на стене противоположного дома было сразу видно, нажал на пульверизатор баллончика и большими буквами начертал: «Самсонов – фуфел».

Мстительно посмотрев на надпись, Геннадий еще раз обернулся к дому, в котором проживал Мамонт. Да, подонку будет отлично видно написанное.

Руки задрожали от нервного напряжения, захотелось разрыдаться от полного бессилия перед опутавшими его проблемами: беременная Машка, младшая дочка-гот, идиот Самсонов, старый дурак отец и злой, все продумавший Ондатр… А он – как кур в ощипе!

Был бы сейчас Самсонов рядом, Геннадий снова избил бы этого подонка. Надо же, что удумал, мразь, – нажаловался ворам, чтобы его, заслуженного следователя Геннадия Егорова, опустили ниже плинтуса! Хорошо, что эту расправу не додумались запечатлеть на видео мобильного телефона и выложить в Интернет. Тогда бы все, конец карьере – не отмылся бы. Никто в управлении лишний раз руки бы не подал, а за спиной шушукались бы о его позоре. Начальство же тихонько, без лишних разговоров, вывело бы за штат. Адью, Геннадий Егоров, ступай в «гражданский мир», ищи себе лучшей жизни!

Подумав об этом, Геннадий завелся еще сильнее – тварь Самсонов зря с ним так обошелся! Геннадий его порвет. Плевать на Машкину любовь к подонку, тем более Самсонов эту любовь растоптал своими толстыми ступнями.

Геннадий начал чертить по стенам белые полосы вылетающей из баллончика эмалью.

– Э, братан, ты скоро? – вдруг окликнул его водитель такси.

– Что? – удивленно посмотрел на него Геннадий.

– Мы едем или ты остаешься рисовать?

– Если останусь, деньги за проезд не возьмешь? – вроде пошутил Геннадий.

Но таксист юмора не оценил. Он немедленно вытащил из-под своего сиденья монтировку и погрозил ею.

– Видел орудие?

– Понял. Я просто спросил.

– Я смотрю, ты не пьяный, а ведешь себя, как… Э, ты что, обкуренный?

– Все! – Геннадий «сдался» и вернулся к ожидавшей его машине. – Едем дальше.

– Другое дело, – тут же успокоился таксист.

Сидя в салоне, Геннадий не мог отогнать от себя мыслей о расправе над ним в парке, об ошеломляющих подробностях, связанных с отцом, о требованиях Ондатра. Как же отец так облажался и позволил себя втянуть в столь скверный расклад?

И тут же, оправдывая совсем сдавшего в последнее время отца, Геннадий с отчаянием подумал, что в воровскую ловушку, расставленную так искусно, попал бы любой. Сам тоже сел на их крючок. Ох, как все плохо! Но он обязательно справится!

Приехав домой, Геннадий позвонил отцу.

– Ты как, в порядке?

– Отлично, Геша. Работаю.

– Ну, бывай. Я завтра позвоню.

Остаток ночи он просидел на кухне, мучительно размышляя и запивая невеселые мысли крепчайшим чаем.

А утром, когда рассвело, увидел из окна надпись, на стене стоящей рядом гостиницы: «Егоров – позорный фуфел!»

«Ага, позорный… Ладно, посмотрим».

По дороге на работу Геннадий завернул во двор, где жил Самсонов, и остатками эмали в баллончике дописал слово «позорный». Получилось: «Самсонов – фуфел позорный!» После чего поспешил в управление. А все соседи и жители округи теперь знали, что поэт Самсонов и следователь Егоров – позорные фуфелы…

В кабинете сидели молчаливые Ребров и Каузина. Оба были помощниками следователя Егорова.

– Геннадий Андреевич, что с вами?! – воскликнула молоденькая Каузина. Избитый шеф ее поразил – он всегда был такой спокойный и положительный, а тут физиономия в подтеках и синяках…

– Упал, – коротко ответил Егоров. Ему было не до объяснений.

– Нет, правда? – не удержался Ребров, тоже молодой и симпатичный. Геннадий всегда поражался, почему между его подчиненными не возникло служебного романа – оба такие умные и обаятельные.

– Отставить вопросы! Занимайтесь работой.

– У вас выходной сегодня, – напомнила Каузина.

– Вчера вечером отдохнул…

Геннадий сел за свой стол, отомкнул ключом несгораемый шкаф, пробежал пальцем по стопке скоросшивателей с делами. Вот оно, дело того негодяя, застрелившего милиционера. Следователь извлек скоросшиватель из сейфа и стал лихорадочно перелистывать подшитые бумаги, освежая в памяти детали. Две фотографии гада – фас, профиль. Не похож на братка – молодой, с модельной стрижкой, худой, щеки впалые. Больше смахивает на студента. Такие любят сидеть сутками за компьютером, взламывая коды иностранных спецорганизаций, типа ЦРУ и Пентагона. Суть дела простая: пост ГИБДД обратил внимание на мчавшуюся во весь опор «девятку» и попытался задержать ее. Началась погоня по закоулкам. В салоне сидели двое – оставив машину, они кинулись в разные стороны. К этому времени район уже блокировал спецотряд УВД. Игошин застрелил одного из милиционеров. Подоспевшие оперативники прострелили ему руку и скрутили. Подельник Игошина, Самойлов Иван, был убит при задержании – он остервенело отстреливался, его снял снайпер. Возникало три вопроса. Почему Игошин и Самойлов неслись сломя голову? Откуда у них пистолеты «ПМ»? Что было в сумках, которые видели у них, когда они выскакивали из брошенной машины? Игошин молчал. Сумки не нашли. Машина, на которой они неслись, была угнана. Это все. Дальше можно было только гадать. Или они угоняли машины, потому неслись и были вооружены; или везли в пропавших сумках «товар» – тоже оружие, а может, что и покруче, наркотики, например. Раз Игошина хотят заполучить архары Ондатра, причем любым способом (и убивают, и шантажируют, и деньги заплатить обещают), – значит, это курьеры, и они везли «товар». Его успели спрятать, а Ондатр собирается вызволить своего курьера, чтобы узнать, где «товар».

Геннадий устало вздохнул, провел сухой ладонью по оплывшему синяками лицу. И почему именно ему попало это дурацкое дело с курьерами? Влип он. Бандюки все высчитали, проверили и ударили в единственную брешь – отец и безденежье. Отца заманили в ловушку договором на издание книги, словно мышь в мышеловку. Как быть? Как?

В кабинете появился улыбающийся Коля Урюпин, тоже следователь, из другого отдела. Он держал в руке газету. За ним шли его помощники – Николин, Тугаев, тут же заглянула любопытная Лизка Одоева – дерзкая и эффектная бабенка-следователь. Урюпин скромно кивнул своей нареченной невесте Каузиной и подошел к Егорову:

– Генка, читал утреннюю газету?.. Ни хрена себе, тебя отделали! Кто?

– Друзья.

– Ха-ха! Добрые они у тебя.

– Что в газете? – уходя от неприятного разговора, поинтересовался Егоров.

– Анонс! – Урюпин уселся прямо на стол Геннадия, внимательно оглядел аудиторию. – Итак, читаю. На первой полосе крупными буквами: «Завтра в номере горячий репортаж из УВД: «Менстр вышел на охоту!» Ха-ха! Ребята, кто знает, кто такой Менстр?

Все заулыбались, Одоева, хмыкнув, ушла, не проронив ни слова, а Егоров решительно бросил:

– Шли бы вы отсюда, друзья мои!

– А че?

– Я работаю.

– Кислый ты сегодня… На газетку, почитай на досуге. – Урюпин бросил газету на стол Геннадия.

– Давайте, давайте, в коридор! – не унимался Геннадий.

– Что читаешь? А, дело того гада, который нашего убил…

– Идите, говорю!

– Геннадий Андреевич, я тоже покурю, – встал из-за стола Ребров.

– А я в дамскую комнату! – соскочила со стула Каузина.

– Идите все!

Оставшись в одиночестве, Егоров развернул газету. «Менстр вышел на охоту!» Что это за горячий репортаж из УВД? Не по его ли душу? Давит криминал – шевелись, следак: «Или пан, или пропал!» Надо связаться с газетенкой и выяснить, о чем статья.

На столе Геннадия запиликал телефон, но номер не определился.

– Слушаю.

– Егоров? Тебе же вчера велели не копать дело! У нас везде свои люди. Сиди тихо и готовь освобождение. Не дури… – В трубке сорвались гудки.

Геннадий сглотнул слюну и огляделся. В груди нервно стучало сердце – уже доложили, что он просматривает дело Игошина. Боятся бандюки, что он раскусит изюминку. Кто же им сообщил? Кто-то из сидевших здесь. Урюпин заглянул в дело и громко сказал: «Это дело того гада, который нашего убил». Слышали все, кроме ушедшей в коридор Одоевой. Своих юных голубков Егоров сразу отбросил. Оставался Урюпин и его соколы: Николин и Тугаев. Суки продажные! Но что же делать? Чтобы спасти отца, нельзя сидеть сложа руки. А его вынуждают не трогать Игошина и выдумывать способ, как выпустить его в лапы подельников…

Геннадий задумчиво убрал дело Игошина в сейф. Вернулся смеющийся Ребров, но заметив серьезное лицо шефа, погрустнел и, вздыхая, занял свое место за столом с бумагами.

– Я пройдусь, – повернулся к нему Геннадий, чувствуя, что ему необходим глоток свежего воздуха.

Он покинул кабинет. Итак, ворами все схвачено. Если предпримет какие-нибудь шаги, они погубят отца, да и его самого, а подельника вытащат другим способом.

Егоров спустился за данными судмедэкспертизы. Они были готовы еще вчера, но приключение с нападением в аллее смешало все планы.

– Привет, Сева.

– А, Гена, привет! – Медэксперт строчил что-то в своей пухлой тетради.

– Что у нас с девушкой?

– Секунду. – Медэксперт вытащил из ящика стола несколько исписанных листков. – Как и предполагалось – изнасилование. Там анализ спермы. Она была девственницей – ранка еще свежая.

– А соседи в ее доме говорили, что она – шлюха.

– Бывает и такое. Секс, он ведь разнообразен. Вагинальный, оральный, анальный… Можно быть шлюхой, оставаясь девственницей.

– Ты прав, – вздохнул Егоров.

Свернув листки в аккуратную трубку, он пошел во двор управления, где находился буфет. Захотелось горячего кофе и беляшей.

Купив кофе и ватрушку – беляшей не было, он сел за стол, покрытый клетчатой клеенкой. Итак, он на виду… Значит, удар надо нанести с тыла. Бандюки следят только за ним, поэтому выведать подноготную и найти способ избежать огласки изнасилования Зии сможет только другой человек. Опытный человек. Но кому Геннадий мог довериться? Получается – никому.

– Ватрушки пожираешь? – вошла в буфет Лизка Одоева. Она тоже купила кофе и села рядом. – Кто отделал-то?

– Ты мне обязана помочь.

– С какой стати?

– Просто так, – пожал плечами Егоров.

– Почему я?

– Ты – настоящий профессионал.

– А сам?

– Нельзя.

– У тебя в управлении полно друзей.

– Друзей ли?

Лизка задумалась, стала пить кофе мелкими глотками. Глядя на нее, Геннадий понял, что именно она в состоянии ему помочь.

Когда Одоева пришла в управление на должность помощника следователя, опера сразу взяли ее в оборот, поняв ее натуру, и раскрутили на секс. Через два месяца «бурной службы» Лизка вдруг обрезала: «Все, парни, баста! Замуж выхожу!» Окрутила какого-то журналиста…

После свадьбы к ней пытались подъехать, давай, мол, подруга, подсуетись, дело для тебя привычное… Особенно наседал Урюпин. Но Лизка быстро пресекла все домогательства.

– Молчать, твари! Еще только один намек в мою сторону насчет секса – посажу, не посмотрю, что коллеги!

С той поры мужики в управлении относились к Лизке с опаской; даже начальник УВД начинал нервничать, когда случайно оставался с ней наедине в своем кабинете.

– Помочь, говоришь? – Одоева посмеялась, постучала красивыми пальцами по своему пустому стакану. – А в чем помочь?

– Давят на меня…

– Кто?

– Авторитет один.

– У тебя рыльце в пушку?

– Да. Много пуха.

– Я готова тебе помочь, ты не сука, как эти… Но у меня висят дела.

– Вали их на меня. Буду разгребать.

– Что, так приперли?

– Срок на все про все – неделя.

– Ну, расскажи суть…

– Пойдем, пройдемся. Голова кругом идет от всего…

Доверившись Одоевой, Геннадий потом долго терзался (правильно ли поступил?), но дело было сделано – Лизка впряглась, и с удовольствием. Первым делом, она собралась выяснить про завтрашнюю статью в газете – откуда дует ветер? Второе – надо найти сутенера Зии и точно узнать, каким местом она ублажала мужиков. Дальше: кто у Ондатра осведомитель и что вез в сумках Игошин. Выслушав ее план, Геннадий промолчал – все хорошо, только главное для него в другом: выцарапать у Ондатра компромат на отца и посадить авторитета и его братков за убийство Зии.

– Сегодня я сделаю, что наметила, а завтра, может, придумаю, как прижать Ондатра, – самоуверенно заявила Одоева и уехала в редакцию газеты.

Геннадий, проклиная все на свете, пошел домой. Помимо отца, у него еще одна головная боль – дочери. Старшая Машка. Беременная… А еще задурившая пятнадцатилетняя Наташка, жадно отдавшаяся мрачной субкультуре готов. Но про Наташку душа так не болела, как о старшей дочери, – все эти «субкультуры» явление временное, давящее на мозги подростков в переходный период взросления. Они хотят выделиться, но еще не знают как, и внешняя бравада – самый простой способ доказать всему миру, и особенно родителям, что ты уже не ребенок, что у тебя уже свой собственный взгляд на жизнь и его нужно уважать. Наташка подурит-подурит, да бросит малеваться, как ведьма из голливудских фильмов. А вот ситуация с Машкой…

Одоева приехала в редакцию газеты к обеденному перерыву. Она выбрала газету для первого набега из-за своего муженька – ее весельчак Костя трудился здесь штатным репортером, потому вопрос со статьей мог решиться легко.

– Лизок, ты чего тут? – удивился муж, увидев свою благоверную.

Лиза бросила на его стол газету и ткнула пальцем в анонс: «Менстр вышел на охоту!»

– Кто пишет эту статью?

– Кукурузов.

– Кто это?

– Сашка Войлоков.

– Надо с ним поговорить.

– Он на выставке.

– Какой?

– Выставка художников новой волны. Даст в завтрашний номер два материала – про менстра и обзор с выставки. Ты туда?

– Это далеко?

– В галерее Сараева. Рядом. Давай вместе там и пообедаем.

На выставку поехали на автобусе.

– Костя, что у вас за газета? Вы все наше управление насмешили этим «менстром».

– У Кукурузова ноутбук сломался. Он статью от руки накатал своими каракулями. Газету уже в набор сдавали, торопились. Машинистка со слепу вместо «монстр» напечатала «менстр». Статья о гибели девушки в лесополосе. По конфиденциальной информации, девушку изнасиловал и убил старик, человек, известный многим.

– Откуда информация?

– Это у Кукурузова спроси.

– Так кто он: Кукурузов или Войлоков?

– Он – Войлоков, а статьи подписывает псевдонимом «Кукурузов».

– Псевдоним какой-то несерьезный.

Перед стеклянными дверями галереи красовался стенд с огромными зазывными фразами.