Текст книги "Сезон охоты на ментов"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Геннадий понял, что его подозрения обоснованны – дома что-то случилось, опять Машка из-за своего кучерявого урода матери нервы мотала! Господи, почему у всех все нормально, и только в их семье вечные разборки и скандалы?

– Что опять? Скажи! Объясни путно. – Он снял джинсовую куртку, повесил на вешалку, стянул туфли и снова обратил взгляд на жену: – Говори! Что молчишь?

В это время дверь спальни дочерей приоткрылась, и послышался какой-то шумный говор. Гости!

В прихожую вышли три высоких худых парня лет шестнадцати, все в черном, крашеные длинные волосы, сережки в ушах, на цепях замысловатые каббалистические амулеты. И с ними – дочь Наташка, такая же раскрашенная, словно ведьма из фильма ужасов, в таких же побрякушках.

«Господи!» – екнуло в душе у Геннадия.

– Здравствуйте, дядя Гена, – поздоровались парни, оттесняя Геннадия от входной двери, – стали надевать обувь.

Давая место гостям, Геннадий ошалело спросил у дочери:

– Наташа, что это?

– Она теперь гот! – всплеснула руками жена.

– Гот? – продолжал обалдевать Геннадий, глядя на разукрашенную Наташку и ее долговязых друзей. – Это были такие племена в эпоху Римской империи…

– Это молодежная субкультура, отец! – звонким голосом заявила Наташка.

– Что за культура? Панки? – После потрясения от нового образа младшей дочери, Геннадия резануло грубоватое обращение «отец». «Отец» – так говорят парни, а девчонки обращаются ласково «папа».

Парни снисходительно засмеялись и пояснили:

– Панки – это панки. Это было во времена вашей молодости. А мы – готы. До свидания, Геннадий Андреевич!

– Пока! – махнула рукой Наташка, выходя вслед за дружками из квартиры.

– Ты куда?! – возмутился Геннадий.

– Гулять! – в ответ возмутилась Наташка и с силой захлопнула входную дверь.

– Это че было? – посмотрел на жену Геннадий.

– Вот, вот, из-за своей «работы» ты дочерей совсем прозеваешь. – Она пошла на кухню, всем своим видом давая понять Геннадию, что он очень виноват перед семьей.

Геннадий пожал плечами – он-то при чем? Они бесятся, а он виноват? Господи, теперь эта – гот… Нет, он думал, что завихрения в мозгах Наташки начнутся попозже, через год-полтора, но, видимо, прогресс убыстряет развитие детей.

Сердце защемило. Ему что теперь, на сто частей разорваться?! Захотелось курить, и Геннадий вышел на балкон.

День был солнечный, но не жаркий. Небольшой дворик, образованный их панельной многоэтажкой, соседней трехэтажной гостиницей из серого кирпича и неровной полосой старых кладовых и гаражей, нежился в уютной, благостной неге.

В соседнем подъезде на балконе сидел Бонивур. Балкон Бонивура был совершенно открытый, состоявший только из железных штырей ограждения, но это нисколько его не смущало. Виталий Сонин сам так себя назвал. В далекой юности, в семидесятые годы прошлого века, в эпоху Великого Процветания, когда правил Советским Союзом Леонид Ильич Брежнев, на телеэкранах частенько транслировался приключенческий эпос про красного партизана времен Гражданской войны, боровшегося с японской оккупацией Дальнего Востока, – Виталия Бонивура. Этот герой так потряс сознание Виталия Сонина, что он стал с той поры, особенно в пьяном виде, именовать себя не иначе как Бонивур.

Это был великолепный сорокапятилетний мужчина – поджарый, мускулистый, высокий, просто вылитый Савелий Крамаров из фильма о джентльменах удачи. Сегодня этот тип сидел на балконе в стрингах – другой одежды не было, и, держась руками за штыри ограждения, очень походил на человекоподобную обезьяну в зоопарке. Он был уже прилично пьян, но намеревался продолжить алкогольные наслаждения. Денег на утехи не хватало, и его зоркий глаз обшаривал каждый квадрат тихого дворика.

Всю сознательную жизнь Бонивур сидел на шее покорной матери. Пил он тоже на халяву, но пил так, что его несколько раз забирали в психушку, где прокачивали от «белочки». После последней экзекуции с лечением он вернулся особенно добрым и заявил, что теперь он – Полковник. Никто не противоречил. Видимо, лечащий врач нашел в его сознании особые таланты полководца.

Бонивур томился. Он несколько раз поглядывал на нервно курившего Геннадия – тот был далеко, и с ним, даже громко крича, общаться было невозможно.

Геннадий, докурив, уходить не торопился, он чувствовал, что сегодня Полковник проявит себя – он ежедневно себя проявлял…

Бонивур, посмотрев вниз, где сидели на скамейке перед входом в его подъезд соседки, громко прорычал:

– Э-э-э…Пи-пи-пи!!!

Соседки тут же всполошились.

– Пи-пи-пи-пи-пи!!!

Не теряя хладнокровия, он опустил плавки и стал писать вниз на уважаемых дам.

Поднялся страшнейший переполох. На Бонивура кричали снизу, грозили кулаками.

И только два человека сохраняли полнейшее хладнокровие – Полковник и Геннадий, который знал, что оргии соседа только начались – жажда алкоголя поднимет весь двор на уши!

Усмехнувшись, Полковник скрылся в комнате. А дамы, поругиваясь, передислоцировались на скамейку у другого подъезда. Конфликт погиб сам собой. Геннадий усмехнулся, что-то быстро сегодня Полковник угомонился!

Но нет! Бонивур, нацепив черное застиранное трико, снова вышел на балкон. Энергия в его организме бурлила, желание выпить застилало остальные мысли.

– Эй, Бонивур!

Полковник наклонился вниз и сразу потеплел – перед балконом стояли два пенсионера – Антон Семенович и Семен Семенович. Первый был толстым пузатым гигантом, второй – сухоньким коротышкой. Оба, начав заниматься ушу, впали в легкую фазу маразма, взяли китайские псевдонимы и теперь докучали всем хулиганам. Во дворике вечерами пили пиво, громко кричали дурными голосами и визгливо хохотали в четыре часа ночи. Но нинздя-пенсионеры все эти привычные удовольствия пресекли. Они подходили к довольным жизнью юношам и, не здороваясь, наносили ногами удары по ушам. Возмущения пресекались дополнительными ударами. Теперь во дворике вечерами бушевали только местные аборигены, хотя и им периодически доставалось.

Алчущий алкоголя Бонивур кинулся к ниндзя. Глядя на высоченного Антона Семеновича, он скукожился и, изображая полное смирение, гундося, попросил:

– Дядя Антон, дай пятьдесят рублей! Нутро горит!

– Ты забыл, как велено обращаться? – пророкотал «дядя Антон», и Бонивур тут же получил здоровенный удар ладонью в ухо, едва удержавшись на ногах.

Маленький Семен Семенович в прыжке добавил ногой в другое ухо.

Оба ниндзя ходили по двору в черных футболках с длинными рукавами, в черных льняных засаленных трико и китайских чешках.

Наблюдая, как Бонивур получает «порицания» от старших, Геннадий посмеивался. Но Полковник вдруг возмутился:

– Вы че, старичье? Охренели? – И скрылся в подъезде.

Нинздя, усмехнувшись, степенно пошли за дом, видимо, уже взяли под контроль еще пару соседних двориков.

Геннадий уходить не собирался – эксцессы Бонивура, он был уверен, продолжатся немедленно…

Через минуту после ухода стариков-каратистов дебошир вынесся из подъезда, снедаемый гневом. За такой короткий отрезок времени он успел взбежать на четвертый этаж (перепугав старенькую мать), перешарил содержимое выдвижных ящиков на кухне и, не опускаясь до объяснений, сжимая кухонный нож на деревянной ручке с длинным лезвием, устремился на улицу. Наказать стариков-каратистов он собрался с кровопусканием.

Но врагов не было.

Это озадачило Бонивура, но не охладило его гнев.

Тем временем в однозвездочной гостинице, по случаю летнего зноя, все окна были открыты настежь, и публика предавалась меланхоличному созерцанию уютного внутреннего дворика. Только на первом этаже, восседая за столом у окна, весело и громко разговаривали выпивающие горячительное водители-дальнобойщики. Они сидели по-домашнему – в тапочках, трико, майках, общались преувеличенно громко и цензурным лексиконом не ограничивались.

– Эй, вы! – закричал Бонивур, грозя кухонным ножом.

Столь наглая выходка Полковника озадачила подвыпивших мужчин – какой-то хлыщ посмел им, четверым здоровякам, грозить ножом.

– Вы! Что тут пьете! А? – Вид чужого благополучия злил Бонивура все сильнее.

– Ты, урод, понял, на кого попер? – удивился самый могучий из дальнобойщиков.

– Да! Я понял! И ты поймешь! Иди сюда! Иди! Полковник с тобой разберется! – кривлялся Бонивур, размахивая ножом. Он чувствовал себя уверенно, ибо знал, что находится в полной безопасности. Даже если дальнобойщики решились бы вступить с ним в схватку, им пришлось бы покинуть свой номер через дверь, миновать коридор и вестибюль гостиницы, спуститься по ступеням широкого парадного крыльца, обогнуть здание, и только потом они попадали в пространство внутреннего дворика. А еще требовалось добежать до второго подъезда, у которого грозился боевыми позами противник. Время работало не на них!

Соседи, наблюдавшие эту сцену, в том числе Геннадий, ожидали предсказуемого развития локального конфликта. Но… Дальнобойщики вдруг разом вылезли во дворик прямо из окна и оказались перед онемевшим от потрясения Бонивуром.

Могучий пузатый здоровяк отнял у Полковника нож и врезал ему сочную оплеуху, а другой дал ему увесистого пинка под зад.

Инстинкт самосохранения сработал у Полковника быстрее, чем его беспокойный разум, – вжимая голову в плечи, он умчался в подъезд и с силой захлопнул за собой дверь.

– Козел какой-то, – выразил общее мнение могучий предводитель компании, вертя в руке кухонный трофей. – Будем им колбасу нарезать! Что, раз уже на улице, может, в гастроном прогуляемся?

– Да, возьмем сразу пяток портвейнов, чтобы потом не выходить!

И водители большегрузов неспешно двинулись в сторону близкого продмага.

Подвергнутые принудительному сеансу уринотерапии соседки на лавочке радостно обсуждали расправу над Бонивуром. И тут дверь подъезда с грохотом распахнулась – Бонивур открыл ее пинком.

– Ну, что делаешь? Что двери ломаешь? Ты хоть копейку дал на установку? – загалдели женщины.

Полковник не удосужил их своим вниманием, зато разглядел Геннадия и крикнул:

– Генка, дай пятьдесят рублей!

– Нету денег! – прокричал тот в ответ.

– Нету у него! Когда они у тебя были? Босота! – проворчал Бонивур.

Тут его взгляд приобрел осмысленность – он заметил играющих у одной из кладовых дедов-пенсионеров. Деды все теплое время года резались за импровизированным столом в домино и карты, выставляя на кон по рублю.

Бонивур чуть набычился, согнулся, растопырил руки и пошел к дедам походкой бывалого рецидивиста – вид его не предвещал ничего хорошего.

Геннадий, на время забыв семейные передряги, следил за упорными попытками Полковника добыть денег на выпивку.

Бонивур встал перед дедами и о чем-то сурово заговорил, быстро шевеля пухлыми губами. Деды на Бонивура старались не смотреть и слушали, напряженно затихнув. Бонивур несколько раз указывал рукой на любимый дом и снова шевелил губами, излагая свой взгляд на проблему.

Геннадий понял, что это могло длиться бесконечно долго, к тому же солнце начало давить зноем по-настоящему, и вернулся в прохладу комнаты, упав на диван перед телевизором. Правы были наши предки, когда имели привычку поспать после обеда часок-другой. Геннадий сейчас бы с удовольствием уснул, только вот обедать его никто не звал, а самому идти на кухню к затаившейся там жене не хотелось.

Хлопнула входная дверь – это пришла с улицы жена. Когда успела выйти?

– Слышал, что Полковник задумал? – снимая босоножки, прямо с порога спросила она, словно они и не ссорились.

– Нет. А что такое?

Она прошла на кухню, жадно глотнула кваса из стеклянного кувшина и вернулась в гостиную.

– Подошел к дедам и сказал, чтобы дали ему пятьдесят рублей; иначе, говорит, возьмет дома ножовку по металлу перепилит в подъездах газовые трубы и взорвет дом!

– Ха-ха-ха!! И что, дали ему денег? Он не успокоится, пока не выпьет.

– Не знаю. Я как услышала это от бабок, что у подъезда сидят, у меня сердце сжалось! Гена, он – реальный дурак! Он сделает! У него справка из психушки – угробит всех, и ему никто ничего не скажет!

– А ты что предлагаешь, денег ему дать на пьянство? – покачал головой Геннадий…

Андрей Андреевич взглянул на часы – девять утра. Не спал всю ночь. Чертова работа. Но зато написано уже изрядно. А еще предстояло ехать на дурацкий бандитский пикник, пить с ними водку, слушать блатную речь, смотреть на их шлюх. Мерзость. Глаза слипались от усталости и желания спать, все тело затекло.

Он отправился на кухню, промыл глаза заваркой, потом сел пить крепкий кофе с сандвичами – долларовый аванс наполнил жизнью его холодильник. Сандвичи были с сыром и ломтями ветчины. Ладно, перетерпит он этих бандюг, их скотство (а что скотство устроят, сомнений не возникало), зато у него будут деньги на Машкину свадьбу, а потом он напишет опус о героических ворах-джентльменах и сможет оплатить учебу внучек в институте. Не стоит хныкать и кривляться. Надо пересилить в себе старые табу, победить любой ценой. А оплачиваемая работа – это победа.

Семенов на своем «БМВ», вопреки договоренности, прикатил сам.

Когда в дверь постучали, громко и неожиданно, Андрей Андреевич вздрогнул. Кто бы это мог быть? Отложив недоеденный сандвич и утерев рот льняной салфеткой, пошел открывать. Увидев стоявшего в дверях Семенова, удивился.

– Саша, вы? Но как вы меня нашли?!

– Очень просто, – хмыкнул тот, улыбаясь непонятливости писателя. – В горсправке взял ваш домашний адрес, и вот приехал. Мы же договорились сегодня отправиться к спонсору!

– Да, да, я помню. Пройдемте, неловко на пороге разговаривать! Я бы подъехал к вашему офису, как мы договаривались… Не стоило беспокоиться. Я человек пунктуальный, особенно по отношению к другим людям.

– Знаете, Андрей Андреевич, – шагнул в прихожую Семенов, но дальше не пошел. – Творческие люди – народ такой: на уме одно, тут же другое, потом третье… Эмоции, впечатления, переживания… А человек, который нас пригласил, он не поймет, если ему пообещать приехать и не появиться или опоздать. Потому, уж не обессудьте, я за вами прямо сюда заехал.

– Понятно. Проходите в гостиную.

– Нет, я здесь вас подожду.

– Хорошо. Я быстро соберусь.

Андрей Андреевич пошел в комнату, сетуя про себя, что Семенов, из-за своей недоверчивости к нему, помешал спокойно позавтракать. Ладно, надо дела делать, надо потакать преступному авторитету ради издания книг, гонорары за которые закроют финансовые бреши семьи сына. Это сейчас самое важное.

– Один живете? – прокричал из прихожей Семенов.

Надевая отглаженную выходную рубаху, Андрей Андреевич, тоже крича, пояснил:

– Один, но сын часто меня навещает, и внучки, и сноха.

– У вас внучки?

– Две. Маша и Наташа. – Андрей Андреевич вернулся в прихожую, оглаживая на себе рубаху. – Готов.

– Отлично. Едем!

И «БМВ» помчался за город, в лесной массив.

Ондатр и его друганы-уголовники уже сидели на складных стульях, вытянув голые волосатые ноги. Они были в купальных плавках, хотя рядом водоема не наблюдалось. Оба рецидивиста были худые, изъеденные туберкулезом. Хорошо выскобленные подбородки их физиономий темнели синевой. Андрею Андреевичу не понравились их пустые глаза, их рахитичные фигуры, большие ладони и ступни. Смеясь, они обнажали желтые кривые зубы. Оба были стрижены под расческу. Одного звали Агей, другого Гордей. Андрей Андреевич решил, что клички образованы от их фамилий.

– Че, папашка, про нас книгу строчишь? – хмыкнул при виде писателя Гордей. – Ну, делай. – Потом покровительственно добавил, обращаясь к Семенову: – Выпей, фраерок, не трясись, как сука.

Ондатр, только пьяно улыбался и молчал.

Худой бритый уголовник-«шестерка» принес шашлыки. Приступили к трапезе, выпили по рюмке водки.

Гордей занюхал своей ладонью и крякнул:

– Ух… Ниче полянка, живописная, но барсучьим дерьмом несет…

– Гордей в дерьме спец, – серьезно заметил Агей. – Я ему на зоне поражался. Нас начальник зоны вызвал, ссучить чтобы. Заводят в коридор, а Гордей уже издали почуял: «Хомяками воняет!» Захожу в кабинет – точно, у майора в клетке хомяки. Ха-ха! Мы на своей зоне, а они – на своей…

– Гордей, откуда так навострился дерьмо различать? – спросил Ондатр.

– По жизни.

– Плохое что было?

– Не смейся. Трагедия это моя. Я женат был до третьей ходки на зону. Жена была баба дерзкая, целеустремленная. Зверей изучала. Ученая, зоолог. Мы тогда жили бедно, в однокомнатной квартире. У нее стол письменный стоял рядом с диваном, на котором мы спали. Она этих сраных барсуков изучала: че жрут, где гадят, как порются. Наблюдала за ними в нашем загородном заказнике, а дома записывала впечатления. У нее среди бумаг стояли банки с барсучьим дерьмом, много майонезных банок с дерьмом, свежим, старым – всевозможным. Я к жене не цеплялся, хотя приятного мало, когда квартира походит на лабораторию по приему анализов. Пишет – и хрен с ней. Что я бандюк, ее не смущало. Хату возьму – дома денег прорва. На третью ходку ушел на зону; моя лярва с доцентом-очкариком спуталась, фуфло подставила козлу, чтобы он ее работу о барсуках одобрил. Мне с воли братки сообщили. Задурил, петуха одного запартачил арматуриной, но дело спустили – петух выжил. Вышел я по амнистии, условно-досрочно. Домой прихожу – жена в ноги. Я спокойный. «Ничего, – говорю. – Не бойся». Пошел за козлом. Тот бледный, трясется весь, думал, я ему печень вырву! Нет. Я из-за их б…ва обратно на зону идти не собирался, не погуляв. Привел его к себе домой, усадил их с женой за стол, поставил перед ними железную чашку – глубокую такую, – вывалил из банок туда все барсучье дерьмо и велел, чтобы они его жрали.

– Ха-ха, калотерапия! – Ондатр отправил в рот очередной кусок шашлыка. – Нашел, чем наказать. Они же на барсуках своих помешаны. Им их дерьмо, что сахар.

– Не скажи, – не согласился Агей. – Вот если ты на машинах помешан, а к тебе братки нагрянут и заставят гайки глотать – приятного мало…

– Сожрали они все до последнего котяка, я доценту на его лысину плюнул, собрал в спортивную сумку свое тряпье и ушел навсегда, – завершил свой рассказ Гордей.

– А с лярвой твоей, что стало? – поинтересовался Ондатр.

– Уехала с доцентом куда-то в тайгу, изучать бурундуков.

– Теперь они друг без друга никуда… Вместе миску дерьма съесть – это объединяет, – хмыкнул Агей.

– Ладно, пацаны, хватит о дерьме, а то блевану, – заключил Ондатр. – Мяса поели, теперь можно к следующему этапу перейти. Поди, соскучились по бабью?

– А то! Одних петухов драть приятного мало, – согласился Гордей.

Андрей Андреевич, несмотря на пять выпитых рюмок водки, ошалевал от спокойно высказываемых мерзких жизненных тем.

На поляне, рядом с дымящим углями мангалом, где жарилась новая порция шашлыков, стоял маленький автобус с зашторенными окнами. Из открытой двери на зов шестерившего урки вышли три юные обнаженные шалуньи и бывалая на вид женщина постарше. Девкам навряд ли было по восемнадцать, уж очень молодо они выглядели, а бабе – лет тридцать пять.

– Поля, Оля, Валя и Светлана Николаевна, – представил их «шестерка». – Девицы – студентки колледжа, а она – их училка по английскому. Все подписались на все, по две сотке на каждую.

– Молодец, Кудым… Такое лакомство нарыл. Гений! Ну, молоденькие, принимайтесь, – подначил компанию и Ондатр, девчонки кинулись проводить оживляющую терапию.

– А ты что, писатель, присоединяйся!

– Нет, нет! Не надо! – испуганно крикнул ошалевший Андрей Андреевич.

– Ну, тогда пей, старик… Сашка, трахни училку, чтобы не скучала. А мы уж потом ею займемся.

И началась оргия.

Андрей Андреевич, чтобы выдержать весь ужас ее созерцания, не переставая пил водку, рюмку за рюмкой. Одно дело, писать об этом, выдумывая, четко не представляя происходящего, и совсем другое – смотреть вживую. Но он терпел. Даже, достаточно опьяневший, готов был присоединиться к компании, лишь бы Ондатр и его дружки остались довольны и оплатили издание его книг. Он не допустит, чтобы его девочки, его милые внучки, зарабатывали себе на учебу и пропитание таким унизительным способом!

Вокруг Андрея Андреевича что-то щелкало и сверкало. Все плыло перед глазами…

Из раскрытой двери балкона в комнату задувал приятный прохладный ветерок. Геннадий вышел на балкон и сладостно потянулся – настроение с утра еще не омрачилось домашними проблемами, и он взирал на уютный дворик с легкой долей умиления.

Из соседнего подъезда вышел бодрый Бонивур, с пакетом мусора в руке. Сегодня он совершенно не напоминал вчерашнего алчущего искателя выпивки. Был тщательно умыт и выбрит, одет в новый спортивный костюм лазоревого цвета с золотым гербом Казахстана на спине. Спортивный облик дополнили бы белые кроссовки, но на Полковнике были домашние шлепанцы.

Подойдя к мусорному баку, недавно опорожненному мусоровозом, он с удивлением обнаружил, что вокруг валяется куча мусора, который разлетелся при опрокидывании бака погрузчиком, а дворник, задумчивый тридцатилетний юноша Степан, со взглядом блаженного, пытался выгрести прошлогоднюю жухлую листву из зарослей шиповника на краю двора.

Метнув свой пакет с мусором в бак, Бонивур возмущенно обратился к дворнику:

– Э-э!!

– Чего? – отвлекся от увлекательной возни с листвой Степан.

– Не понял я тебя!

Степан, отрешенно отвернувшись, пошел с метлой прочь.

– Стой! Ты что слоняешься по двору, как бродяга?! Иди мусор убирай!

– Чего?

– Не чего, а чтобы чисто было! Сейчас из магазина вернусь, проверю. О твой хребет метлу сломаю, если не уберешь здесь! Философ!

Чтобы отвлечь Полковника от растерянного дворника, Геннадий громко поздоровался:

– Приветствую!

– А, Генка! – поднял взгляд Бонивур. – Здорово! Проследи за философом, чтобы убрал здесь. Я – в магазин.

– Хорошо.

Геннадий сладостно зевнул, потянулся и вернулся в комнату. Надо было одеваться и двигать на службу.

– Гена! – позвала жена.

– Что?

– Ты не торопишься?

– А что?

– Будь другом, сходи в гастроном! Я хочу кашу манную девчонкам на завтрак приготовить, а сливочное масло кончилось, да и сахару прикупить надо. И хлеба.

– Хорошо.

– Ты сам-то завтракал?

– Нет.

– Почему?

– Не хочется. На работе чай попью.

Геннадий оделся, взял пакет и неторопливо отправился в гастроном.

Продуктовый супермаркет они в семье именовали гастрономом по старой привычке. Уже давно не было в районе ни одного гастронома или маленького продмага – все выкупила одна известная мегакомпания, и во всех местах торговала однотипным набором товаров. Если у вас появлялось желание купить что-нибудь эдакое, осуществить его было невозможно – строгий набор продуктов от компании, и все.

Когда антимонопольный комитет сделал «внушение» компании, она один магазин передала своей дочерней фирме, переименовала в «Экономный» и продавала в нем все тот же набор продуктов, но на рубль-два дешевле. Геннадий именовал этот супермаркет «магазином для нищих». Вот туда он и направился, так как тот был ближе к дому.

Несмотря на ранний час, в магазине было много покупателей. Стоявший на одной из полок музыкальный центр был настроен на волну радио «Фасон» и громогласно вещал:

«Любой мужчина способен сохранять свою сексуальность до ста лет! И особенно важна для любого мужчины величина его члена! Это не только радость и удовольствие для его прекрасной половины, но и повод для личной гордости и уверенности в себе. Теперь в этом может помочь знаменитый индонезийский корень Тадат. Еще китайские императоры династии Хань прибегали к помощи корня Тадат, а теперь он стал доступен российским мужчинам. Экстракт корня Тадат в средстве «Тадат Лили Плюс Платинум» сможет значительно увеличить объем вашего члена, вернет молодость и подарит радость многократных сексуальных побед!»

Старушки, деды-пенсионеры, дети, цветущие женщины и задумчивые мужчины, в том числе и Геннадий, с отрешенным видом, словно все разом оглохли, выбирали продукты: макароны, банки консервов, напитки, складывали их в корзинки и занимали очередь у кассы.

«Тадат Лили Плюс Платинум» – и ваш маленький член станет большим! Просто позвоните и получите консультацию специалистов!»

Любой менеджер мог подойти к музыкальному центру и сменить радиоволну, любой покупатель мог сделать замечание, что не дело транслировать такие рекламные передачи в общественных местах, где много детей, да и по отношению ко взрослым мужчинам и женщинам это неуважительно. Мог сделать замечание и Геннадий, но он покорно слушал про волшебный корень, который удлиняет мужские члены, и молчал. Рассчитался за купленные продукты и вышел из магазина.

Оставив дома покупки, Геннадий пошел на остановку – в маршрутном такси оставалось еще одно место, он быстро влез и задвинул за собой входную дверь «Газели». Пассажиры передавали деньги за проезд, а из динамиков радиоприемника на весь салон вещало радио «Фасон»:

«Итак, у вас маленький член! Не беда! «Тадат Лили Плюс Платинум!»

Андрей Андреевич проснулся поздно. Он лежал на диване в своей квартире. Голова раскалывалась от боли, тело ломило. Показал себя! Напился, как свинья! Да-а…

Андрей Андреевич дернулся, сжал лоб рукой. Боги, боги! На журнальном столике увидел стакан воды и большую таблетку от похмельного синдрома. Перепил сдуру, теперь организм был насквозь отравлен. А ведь ему надо сочинять дальше, и очень быстро. Чем раньше он закончит чертову книгу о светских шлюхах, тем быстрее получит деньги.

Таблетка плюхнулась в воду, закипела пузырями. Андрей Андреевич жадно осушил стакан и бессильно рухнул обратно на диван.

Рядом с пустым стаканом на журнальном столике он разглядел три банкноты, каждая по сто долларов. Триста баксов! Еще!

Андрей Андреевич мигом протрезвел, сел, взял деньги в руки. Триста зеленых! Выходит, скотство на пикнике ему зачли. Да. А эти листы, отпечатанные на компьютере и скрепленные степлером? Он быстро пробежал их взглядом. Договор! Договор на издание книги – да не одной, а сразу двух. И сумма! Андрей Андреевич сначала не поверил, думал, опечатка, но слова в скобочках точно обозначили сумму гонорара. Немыслимо! Столько за две книги не могут заплатить.

«Выходит, могут», – подумал он и устало опустил голову на подушку. Совершенно не помнилось, чем закончился разгул в лесу. Вроде на него взобралась какая-то худенькая девчонка – ее он помнил, а дальше как отрезало. Она, кажется, что-то кричала… Андрей Андреевич тряхнул головой. Господи, что водка делает!

Видимо, Сашка привез его домой и уложил на диван; он же приготовил таблетку от перепоя. Как неудобно перед ним! Хотя Семенов тоже принимал участие в оргии со студентками колледжа и их учительницей…

Потирая лоб, Андрей Андреевич, через силу приподнявшись, дотянулся до телефона – надо позвонить Геннадию, поделиться радостью. Когда он узнает сумму гонорара, вздохнет с облегчением – половина проблем, связанных с деньгами, отпадет сразу. Набирая номер, Андрей Андреевич заметил, что договор Семенов не подписал – видимо, оставил для ознакомления… Но дело на мази. А эти триста баксов – аванс, чтобы сподручнее было заканчивать роман.

В трубке протяжно раздавались длинные гудки. Сына в его кабинете не было. Какой у него номер сотового? Он так часто менял сотовые номера, что Андрей Андреевич не успевал их запоминать.

Писатель связался с дежурным.

– А Геннадия нет, он на выезде, – сообщил Антонов, друг Гены.

– Сережа, как Гена появится, передай, чтобы сегодня заехал ко мне или позвонил. А я посплю, мне что-то неможется.

Опустив трубку, Андрей Андреевич секунду размышлял, позвонить невестке или нет, узнать сотовый номер Геннадия, а заодно спросить, как у Машки дела, но передумал – усталость, опустошение и боль вернули его на диван. Он уткнулся лицом в подушку и уснул.

Полковник Ассаров стоял, засунув руки в карманы брюк. Геннадий со своей кожаной папкой под мышкой был рядом. Оперативники уже закончили откапывать завернутый в целлофан труп молодой девушки, потом выволокли его, освободили от целлофана. Обнаженная девушка была явно нерусской – смуглокожей, похожей на узбечку. В области печени зияли две раны – били ножом.

Медэксперт в резиновых перчатках, осмотрев труп, вздохнул и обратился к Ассарову:

– Да, товарищ полковник, был половой акт, на стенках влагалища есть кровь. Сделаем экспертизу, узнаем, отчего кровь, а если обнаружим сперму, сделаем и ее анализ.

– Она? – посмотрел на Егорова полковник.

– Она, товарищ полковник. – Геннадий расстегнул папку и вытащил фотографии девушки: – Зия Нуретова, семнадцать лет.

Вчера родители заявили в милицию о пропаже девушки. Сказали, нет уже трое суток. Сегодня утром звонок дежурному дал наводку – в лесополосе за городом видели пожилого мужчину и упиравшуюся, зовущую на помощь девушку-узбечку. Описали местность. Геннадий был дежурным следователем – дал задание дежурной группе с собакой проверить наводку. Опера сообщили – найден труп. Злой Ассаров, потрясая кулаками, – маньяка только городу не хватало! – сам выехал на место вместе с Геннадием.

– Ничего похожего у нас еще не случалось, – сказал он. – Но ты, Егоров, подключи архивников, может, что выплывет. Предварительные результаты экспертизы получишь в три часа. Переговори с родителями по месту проживания погибшей… Если что, готовься, дело тебе поручу.

Геннадий вздохнул, бросил взгляд на убитую. Совсем юная. Убил старик. Ищи теперь старого выродка… Как найдешь, если он ни разу не наследил и впредь поостережется…

В паршивом настроении Геннадий и два оперативника поехали на дом к погибшей. Оперов он отправил вперед – пусть объяснят родителям что к чему.

Рядом с подъездом крутился подозрительный субъект – взъерошенный, небритый малый лет тридцати, но одетый с иголочки. Он криво ухмыльнулся Геннадию и спросил:

– К Нуретовым?

– К ним. А что? – насторожился Егоров.

– Нет их девки. Сбегла. Я ее держал. Если шлюхи нужны, меня спроси.

Геннадий понял мысль, что погибшая подрабатывала проституцией, а это – ее сутенер.

– Тебя как звать?

– Костик.

– Куда пропала Зия?

– Ха, я почем знаю! Когда бабки нужны были, приходила на угол, я вел ее к таксистам на пятак… Ну че, сколько девок возьмешь? Я смотрю, вас трое корешей. Даю почти даром.

– Я – мент, следователь Егоров. – Геннадий по привычке полез в карман за удостоверением, но вспомнил, что забыл его дома, и чертыхнулся про себя. Сутенеру же хватило одного его движения. Он сразу побледнел и попятился.

– Прости, брат. Ошибся. Так, наболтал глупостей…

– Подожди, кое-что спросить хочу.

– Что знал, сказал. Извини, дела. Потом поговорим. – Мужичок приложил руку к груди, испуганно кивнул головой и быстро-быстро пошел прочь.

Геннадий с ненавистью посмотрел ему вслед, закурил сигарету. Ладно, Костика этого он при желании всегда выцепит. Значит, Зия была шлюхой. Понятно, почему она отправилась со стариком в лесопосадки. Он купил ее и повел трахаться на природе. Потом Зия что-то почувствовала и стала орать; ее услышали, заступиться побоялись, но в милицию сообщили… Все логично, все сходится.