Текст книги "Иванов, Петров, Сидоров"

Автор книги: Сергей Гужвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16

Как ни был великий князь Сергей Александрович оглушён резким тоном молодого императора, он приказал немедленно собрать всех начальников департаментов.

Расслабленные тризной, московские чиновники никак не хотели собираться в губернаторском доме на Тверской. Сергей Александрович приказал московскому губернатору, действительному статскому советнику Александру Григорьевичу Булыгину, тащить всех, невзирая на степень опьянения.

Надо сказать, что у великого князя Сергея Александровича был чин "московский генерал-губернатор", в то же время существовал и просто "московский губернатор". Надо полагать, не великокняжеского ума дело было управлять Москвой, для этого держали специального статского советника. Действительного. Того самого, кто впоследствии, в той, первой истории, разработает положения о первой Государственной Думе, которая получит название "Булыгинская".

Только к девяти часам вечера последнего начальника департамента под руки ввели городовые и усадили на стул. Бордовое лицо и глаза сопряжённые на переносице явно говорили, что он готов выполнить любое распоряжение начальства… но, не сейчас.

Великого князя в Москве не боялись. Надо сказать, в то время вообще мало было страха перед большим начальством. Нет, конечно, всякие Акакии Акакиевичи трепетали перед своими непосредственными, но на вершине иерархии страха не было. Московский градоначальник никого из своих ближайших подчинённых никогда не снимал с должности, и, Боже упаси, не отдавал под суд. Нерадивых чиновников или отправляли на повышение, или передвигали на другую должность, или торжественно провожали на пенсию. Скандалы заминались под всевозможными предлогами, в основном, чтобы не будоражить общественного мнения.

Сергей Александрович смотрел на московских вельмож, вытащенных из-за поминального стола, и размышлял о том, что сейчас он от этих полупьяных, пьяных и очень пьяных деятелей мало чего добьётся. Нужно переносить собрание на завтра. И ещё он подумал, что завтра они ему будут объяснять, что перенести два департамента из Кремля за три дня невозможно.

"Может плюнуть, и пусть всё остаётся, как есть? – мелькнула мысль. – Посмотрим, снимет меня Ники или нет?" В груди образовалась тяжёлая пустота. "А вдруг, возьмёт и снимет! Напишет Указ и Минни, императрице-матери, не успеешь пожаловаться. Вон Сандро как вокруг него вьётся! И вообще, Ники последнее время сильно изменился. Уже не тот телёнок, что был раньше. Позора не оберешься!"

Сергей Александрович вздохнул поглубже, прогоняя образ улыбающегося Александра Михайловича, и оглядел собравшихся: не подслушал ли кто его мысли.

"А с другой стороны, – продолжал он размышлять, – что такого уж попросил Ники? Не приказал, попросил. Конечно же, попросил, как же иначе? Подобрать пару домов в Москве, и перевести пару телег бумаг, или один большой дом, мало ли таких в Москве. Выкупить, в конце концов, а деньги у Ники попросить. Интересно, что скажет Витте, министр финансов, когда молодой император попросит выделить деньги на покупку домов в Москве?". Сергей Михайлович улыбнулся, представив, как министр финансов отказывает самодержцу, потом улыбка превратилась в кислую гримасу. "Да о чём это я! Конечно, не откажет, зачем ему портить отношения с самого начала. К тому же это такие пустяки! Да Ники может взять деньги из своих уделов, а потом долго вспоминать, что он, Сергей Александрович, не смог найти денег во всей Москве".

Московский градоначальник тяжело вздохнул. Покойный император таких задачек не задавал.

Из пустоты под сердцем поднялась злость. Не на Ники и даже не на Сандро. Сергей Николаевич разозлился на своих сановников. Это они во всём виноваты, не хотят исполнить волю императора. Хотя, фу ты – ну ты! Они ещё даже не в курсе дела! Но он знает, как они работают! Они будут два месяца обсуждать, потом полгода согласовывать, ещё месяц переезжать! А тут на всё про всё три дня!

Сергей Александрович стукнул кулаком по своему обширному столу.

– Завтра жду всех в девять часов утра здесь! Трезвых! Кто опоздает – лишится должности!

* * *

К великому изумлению московского градоначальника, когда он вошёл в зал совещаний ровно в девять часов утра, все сидели на своих местах, перед каждым высилась стопка папок, а за спиной стоял секретарь. Они тоже почувствовали своим чиновничьим нутром, что что-то изменилось в их патриархальной жизни. Сергею Александровичу это понравилось. Раньше трудно было собрать всех, и ещё в такую рань. Рабочий день обычно начинался в одиннадцать часов пополудни, а после мероприятий, подобных вчерашнему, местные бонзы вообще не утруждали себя появлением на службе.

При появлении градоначальника все привстали, ожидая приглашения садиться. Но его не последовало. Сергей Александрович не намеревался долго засиживаться. Он коротко передал распоряжение императора и определил план действий на ближайшие три дня. К исходу первого дня найти помещения для двух департаментов, к исходу второго – их освободить, к исходу третьего – переехать в них из Кремля. Было явственно слышно, как крякнул комендант Москвы, а некоторые потянули из карманов платочки, вытирать испарину.

Тем не менее, всё так и произошло. Для коменданта был найден особняк на Большой Дмитровке, с достаточным количеством комнат, который продавала вдова генерала Сухоткина. На следующий уже день грузились подводы, на которых мебель хозяйки перевезли в её подмосковное имение, а в это время в Кремле разбирали архивы и паковали имущество.

Для Окружного Суда освободили трёхэтажное здание в Крутицких казармах. Московский Уездный воинский начальник, полковник Виктор Михайлович Адамович не только был не против, но и сам этому всячески содействовал.

На третий день Потешный дворец опустел. Иванов ходил по гулким залам и прикидывал, как лучше установить стеллажи.

Во второй половине дня пришли монашки из Вознесенского женского монастыря мыть полы и дворец засиял.

Сергей Александрович, наконец, связал появление "американских инженеров" с переселением из Кремля государственных служащих. Это произошло в тот момент, когда ему доложили, что департаменты переехали, а в Потешном дворце остались только "гости императора".

Московский градоначальник решил глянуть на них лично. Что это за "фрукты", из-за которых он столько переволновался.

* * *

Сначала «гости императора» расположились в Потешном дворце скромно. Когда же дворец освободили, и Иванов пошёл считать комнаты, то быстро сбился со счёта. Всего на трёх этажах было больше тридцати помещений, включая и маленькие комнатки, и обширные залы. Тогда Иванов решил, что можно расселиться посвободнее. Мебели было в избытке. И какой мебели!

Сергей Александрович застал их за размещением в новых спальнях. Он поднялся на второй этаж один, без свиты. И натолкнулся на Иванова с Петровым, несших громадное кресло. Они узнали великого князя и, поставив кресло на пол, сдержанно поклонились.

Сергей Александрович, решив, что с американцами нужно говорить по-английски, и учитывая их статус, сказал:

– Welcome to Moscow! How are you fixed?

– I thank you, well, – ответил Иванов и перешёл на русский: – Можно говорить по-русски, мы русские.

Сергей Александрович слегка удивился: – Но вы американцы?

– Да, – ещё раз поклонился Николай, – Но мы русские американцы, разрешите представиться: Николай Сергеевич Иванов, инженер, а это мой друг и коллега Александр Артемьевич Петров.

Александр слегка наклонил голову.

Великий князь хмыкнул: – Иванов и Петров, значит, может у вас и Сидоров есть?

Подошедший Алексей прищёлкнул каблуками: – Так точно, ваше высочество! Сидоров Алексей Вячеславович!

Сергей Александрович захохотал.

– Ну, молодцы! Рассмешили! – он достал носовой платок и вытер набежавшие слёзы.

Друзья не удивились. Такую реакцию они наблюдали с детства, поэтому просто вежливо улыбнулись.

На шум подошли все остальные. Их начали представлять великому князю.

Сергей Александрович поздоровался с молодыми людьми кивком головы, женщинам поцеловал ручки.

– Ну, хорошо, не буду вам мешать устраиваться, – великий князь покосился на стоящее посреди коридора кресло, – какие-нибудь просьбы есть, пожелания?

– Да, ваше высочество, – ответил Иванов, – в некоторых помещениях нужно поставить стеллажи для приборов, полки. Нужны плотники и материалы. Желательно завтра с утра, его величество император поставил задачу к его приезду всё подготовить.

– О! И вас молодой государь не забыл? – Сергей Александрович сочувственно улыбнулся. – Скажите, сколько чего нужно, чтобы я выделил деньги.

– Об этом не беспокойтесь, – Николай сделал останавливающий жест. – Мы сами расплатимся. Главное, чтобы плотники были хорошие.

Сергей Александрович кивнул и, попрощавшись, вышел. Иванов пошёл его провожать. На лестнице великий князь всё-таки не утерпел и спросил:

– Скажите, любезный Николай Сергеевич, а в какой области вы инженеры?

– Электроника. – Бухнул Николай и задержал дыхание.

Сергей Николаевич покосился на него и сказал: – Ну, секрет, так секрет.

* * *

На следующий день пришли плотники в рясах. Человек десять, все немолодые, степенные. Оказалось, это монахи из Чудова монастыря, расположенного здесь же, в Кремле. Старшим был маленький, пожилой монах с бородавкой на носу, звали его брат Силантий. Иванов провёл его по помещениям, выбранным под склады, объяснил, что от него требуется, и дал сто рублей на закупку материалов. Тот отправил четверых из своей команды в город, написав на клочке бумажки что купить.

Николай постучал в дверь к Петровым: – Идите в город, гуляйте пока, стеллажи поставят, начнётся работа, некогда будет. Отпуск заканчивается.

Петров открыл ему, и оказалось, что пока Иванов водил брата Силантия по третьему этажу, все уже оделись и находятся здесь. И при этом вид у них заговорщицкий.

Николай посмотрел на них подозрительно и спросил: – Куда это вы так резко собрались?

Александр сделал невинные глазки: – Ты же сам сказал: "Идите в город".

Ирина Сидорова засмеялась: – Нас мужчины ведут в "Яр".

Алексей пропел фальшиво: – "А ну, ямщик, гони-ка к Яру…"

Николай покачал головой: – Понятно… Всем копироваться. Давно что-то копии не обновляли…

Татьяна Петрова посмотрела в глаза Иванову: – Ты думаешь это опасно?

– Нет, конечно, – буркнул Иванов, – просто… просто, нужно обновить копии…

Через час, после того, как скопированные путешественники отправились в трактир, монахи привезли доски, гвозди, инструменты и работы по превращению дворца в офисно-складской комплекс, начались.

Конечно, стены не ковырялись. Стеллажи устанавливались на пол и к внутренней отделке не прикасались. Часов в восемь вечера пришёл брат Силантий и сказал, что пора шабашить, заканчивать на сегодня, и принёс сдачу со ста рублей. Три сотни шестиметровых досок толщиной пять сантиметров, обошлись по шесть рублей восемьдесят копеек за сотню, а пуд гвоздей в два рубля двадцать копеек.

– А когда закончите? – спросил Иванов.

– Да, завтра и пошабашим враз, чуток осталось, – брат Силантий приподнял скуфью и почесал лысинку, совсем, как Сидоров.

– И во сколько ты ценишь работу?

– Ну, барин! Меньше чем рупь на нос никак не получается. Работу сам видел – от души для души старались.

– А если я попрошу сегодня работу закончить, в смысле, к утру, чтоб готово было, а ты всю сдачу себе оставишь? Как ты на это смотришь?

Брат Силантий глубоко вздохнул, втянув воздух носом, подумал несколько мгновений, и сказал с расстановкой: – Я-то всегда готов помочь, но как обчество скажет, надо спросить.

– Ну, иди, спроси общество, скажи, эти полки нужны завтра утром, – Николай внутренне восхитился. Это ж надо! Просят рупь, предлагаю больше семи, а он: "с обчеством надо посоветоваться"! Молодец!

Силантий вернулся скоро, положил на стол ассигнацию в пятьдесят рублей, высыпал горсть мелочи и заявил: – Обчество согласное, закончим сегодня, только больше чем по два рубля на нос это не по Божески. – Кивнул и вышел из комнаты.

Иванов решил, что завтра утром пойдёт в их монастырь и пожертвует ему денег. Или нет, поставит Богу самую толстую свечку, в руку толщиной. Или нет, сделает и то и другое. А сейчас, наверное, нужно их накормить. Николай включил повторитель и накопировал продуктов. Потом развеял их. Пожалуй, не будут они есть эти суррогаты из XXI века. Вспомнил про друзей в "Яру" и решил заказать блюда из трактира. Потом подумал, что у них какое-нибудь церковное питание и решил спросить Силантия.

Брата Силантия он нашёл на третьем этаже, в одной из больших залов, заваленной досками и стружками.

– Да, – ответил на вопрос Силантий, – трапезу в обители мы уже пропустили. Я уж хотел в ближний трактир гонца посылать, благо копеечка от ваших щедрот имеется.

– А что, сейчас никакого поста нет, всё можно вам есть?

Силантий широко улыбнулся: – Не-ет, нынче никакого поста, слава Богу!

– Ну, так не посылай никого, я сам пошлю. Только без вина, хорошо?

Силантий широко перекрестился: – Упаси Господь!

Иванов спустился к себе и настроил абрудар на "Яр".

Наши друзья сидели за большим столом с какими-то подозрительными личностями и пели "По диким степям Забайкалья". Ещё и раскачивались туда-сюда. На столе возлежал двухметровый осётр, из одного бока которого уже торчали оголённые рёбра. Сидоров стоял во главе стола и дирижировал ребром, выломанным из осетра. Николай покачал головой и полетел на кухню. На большом столе стояли готовые блюда, дожидавшиеся своей очереди отправки в зал. Иванов подивился их размеру. Самое маленькое – полметра в диаметре. Скопировав стол со всеми блюдами, Николай проявил его в коридоре второго этажа.

Аппетитный запах разнёсся по дворцу. Молотки смолкли. Спустившийся с третьего этажа Силантий изумлённо рассматривал всё это великолепие. Посмотреть было на что. Повара знаменитого ресторана держали марку. Если жареный поросёнок, то обязательно пучок петрушки во рту, а вместо глаз – маслины. Если глухарь, то обязательно со всем оперением. Если стерлядь – то ломтики – прозрачные.

Вслед за братом Силантием спустились остальные работники.

– Прошу! – Иванов сделал приглашающий жест, – Кушать подано.

Но никто не сдвинулся с места.

Николай посмотрел на Силантия: – Брат Силантий, в чём проблема? Берите стулья и подсаживайтесь, поросёнок стынет!

Силантий вздохнул и осторожно спросил: – Откуда сие диво, барин?

– Да пока вы наверху плотничали, – Иванов заторопился, уходя от скользкой темы, – пришли вот из трактира и накрыли, садитесь, садитесь, что стоите?

Силантий опять глубоко вздохнул, втянув благоухающий воздух носом, и сказал осторожно:

– Дык, барин, не расплатимся за такую красоту.

Иванов удивился: – А кто говорит, что вы должны расплачиваться? Уже за всё заплачено. Я вас приглашаю, вы мои гости, не стесняйтесь, садитесь и ешьте!

Николай решил подать пример. Он пододвинул стул к столу и оторвал от поросёнка ногу.

Силантий оглядел своих работников и сказал: – Ну, если в гости приглашают, да от чистого сердца, тогда грех отказываться. Пошли руки мыть.

Иванов со стыдом вспомнил, что он-то руки и не помыл. Но встать при всех и пойти мыть руки, когда уже все видели, как он хватался за пищу, не позволила гордость. Пусть все думают, что у него руки были чистые.

Монахи вернулись к столу, вытирая руки невесть откуда взявшимися чистыми тряпицами. Расселись чинно, тут Николай заметил, что на столе кроме блюд, ничего нет. Ни тарелок, ни бокалов. Он метнулся в комнату и принёс стопочку тарелок, вилки, ножи. Потом принёс бокалы. На столе оказалось несколько кувшинов с квасом.

– Ну же, налетай! – Иванов опять ухватил недоеденную ногу.

Однако никто не притронулся к еде, пока не прочли короткую молитву. Только после этого брат Силантий начал разливать из большой фарфоровой кастрюли щи с мясом в подаваемые ему по очереди тарелки.

Видя, как на него бросают любопытные взгляды, Николай поднялся.

– Брат Силантий, я пойду, у меня ещё куча дел. Оставлять ничего не надо, корми людей досыта, ты понял? А то опять скромничать будешь.

Силантий промокнул губы платком и сказал: – Тут нам многовато будет. Дозволь остатнюю толику братьям в обитель снести, коль всё нам ниспослано?

– Давай так договоримся, я завтра приду в вашу обитель и накрою вашим братьям такой же стол. А сейчас кушайте досыта и заканчивайте вашу работу.

Иванов пошёл к себе и настроил абрудар опять на "Яр". Нужно ещё других блюд накопировать, не кормить же одним и тем же.

В "Яре" дрались. Николай вздохнул. И это тоже Россия, которую мы потеряли. Вернее, это то, что осталось у нас от России, которую мы потеряли. Нет, первый раз правильно сказал.

Иванов присмотрелся. Петров и Сидоров, стоя спина к спине, крушили табуретками, ухватив их за ножки, чьи-то головы. Женщины, вцепившись в молодых Петровых, визжали и не пускали их в свалку. Николай полетел на кухню и скопировал стол готовых блюд. Блюда на этот раз были другие. Иванов остался доволен, и вернулся в первый зал, посмотреть, чем закончилась битва. Битва закончилась вполне предсказуемо, ввалились городовые и ввалили всем по полной. Николай понял, что надо вмешаться. Разборки в полиции не входили в его планы. Но каждого из наших драчунов держали по двое полицейских. Судя по растрёпанному виду молодых Петровых, они всё же вырвались от женщин и поучаствовали в битве. Да, проблема, не отрезать же руки и бока городовым. И это нужно сделать до выяснения личностей, то есть до разбирательства в полицейском участке. Однако до самых дверей участка преступников крепко держали под локти. Причём, если Петровы молчали, Сидоров не умолкал. Что только не услышали бедные городовые. И "Держиморды", и "Менты поганые", и "Всех перевешаем на столбах, как в семнадцатом". Момент наступил, когда их всех запихнули в камеру. Вот тогда Иванов их и развеял. Потом слегка подумал, и решил проявить их завтра утром. Сейчас копии выспавшиеся, что им делать, на ночь глядя. Всю ночь будут шарахаться, мешать монахам работать, а завтра будут варёные.

* * *

Ночь прошла в визжании пил и стуке молотков. Монахи закончили работу около пяти часов утра, и сразу пошли к заутрене. Иванов пошёл с ними. Отстоял, отслушал, открестился, всё, как положено. Поставил свечку. Толщиной в руку, конечно, не было, но толщиной в большой палец поставил.

Потом пошёл к настоятелю, пожертвовал сто рублей на обитель, и попросил разрешения накрыть для братьев – монахов стол в трапезной. Получив разрешение, сказал, что всё готово, но нужно забрать еду из Потешного дворца. Монахи час таскали блюда, а Иванов копировал поочерёдно, то первый стол, то второй. Наконец пришёл брат Силантий и сказал, что довольно, братия благодарит и будет век молиться за такого щедрого барина, а если что ещё понадобится, только намекните, все будет в лучшем виде.

Иванов сварил себе кофе, поел сам, а потом проявил друзей.

Счастливые и довольные, с предвкушением поездки в "Яр", они проявились у Иванова в комнате. Ни слова не говоря, Иванов посадил их перед монитором, смотреть запись их вчерашних художеств.

– И что теперь? – хмуро спросил Петров, досмотрев до конца.

– Ничего, сидите тихо, и пока в город не высовывайтесь, хулиганы! – ответил Иванов, потом видя потускневшие лица друзей и пунцовые, от смущения, лица женщин, рассмеялся, – Никого не убили и, слава Богу! Через неделю о вас забудут.

– Вот что значит с монахами общаться, – буркнул Сидоров, – в каждом предложении три слова о Боге.

Иванов погрозил ему пальцем: – Не богохульствуй, отрок, и не возноси свой глас на того, кто спас тебя от геенны огненной!

* * *

А Санкт-Петербург в это время хоронил императора.

Николай был неприятно поражён, насколько холодно петербуржцы отреагировали на смерть его отца. Европейские столицы были в трауре, Россия молилась и плакала, Москва вся в чёрном крепе, а Санкт-Петербург нет. В день прибытия, 27 октября, конечно, высшие чины, министры и сановники, встречали тело государя в полном составе и войска были выстроены. Но простого люда было значительно меньше, чем в Москве, витрины торгующих, как, ни в чем не бывало, магазинов и лавок не затянуты крепом, на всём протяжении погребальной процессии Николай не услышал, ни одного рыдания и не увидел, ни одной слезинки. Министры чинно шли парами, потом колонна певчих, заунывно выводящих мелодию, затем быстро семенящее духовенство, потом на пышно убранной повозке вороные лошади везли гроб с телом усопшего.

На Невском проспекте один из гвардейских офицеров, стоящий во главе шеренги своих солдат, громко скомандовал: – Голову направо! Смотри веселей!

Николая передёрнуло. Он сжал зубы. Ну-ну…

Процессия прошла вдоль всего Невского проспекта, мимо Исаакиевского собора и Сената и, повернув, на Литейный мост, пройдя вокруг всего кронверка, начала заходить в Петропавловскую крепость через Петропавловские ворота.

Гроб установили в Петропавловском Соборе, и началась панихида.

В Аничков дворец приехали, когда уже стемнело. Мертвенный электрический свет заливал пустые, притихшие залы. Все устали, ведь весь день провели на ногах. Николай очень беспокоился за мамá, но императрица-мать мужественно перенесла все испытания.

После позднего обеда, к девяти часам вечера, нужно было ехать снова в Петропавловскую крепость, на вечернюю панихиду. Николай поехал с Георгием и младшим братом Мишей, женщин с собой не взял, им и так сегодня досталось. Спать лёг далеко за полночь.

* * *

Николай проспал до одиннадцати утра следующего дня. Организм потребовал отдыха за все предшествующие волнения.

Георгий находился в спальне. Тихонько сидел у стола и листал газеты. Увидев, что брат проснулся, сказал:

– Слава Богу! Ещё немного, и мне пришлось бы тебя разбудить. Через час собирается Государственный Совет в полном составе, тебе придётся говорить речь.

– Как ты думаешь, сказать что-нибудь умное, или отделаться общими фразами?

– Ники, Госсовет – это отстойник бывших министров и губернаторов. Из сотни человек там двенадцать действующих министров. Перед кем там метать бисер? Нужно сказать десять стандартных фраз. Кстати, текст уже написан.

Николай нажал кнопку электрического звонка, вызывающего камердинера.