Текст книги "Боевые роботы Пустоши. Дилогия"

Автор книги: Сергей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Она вышла, и я остался наедине со своими сумбурными мыслями. Признание Зайды засело в голове, как раскаленный гвоздь. Убить свою мать… она совершенно бесчеловечна, эта бикаэлка, которую я считал своим другом и покровителем. Или я чего-то просто не понимаю… Нет, хватит, решил я, включая режим анабиоза, хватит с меня всех этих ужасов, хочу домой. В тихий, мирный, уютный мирок Полтергейста. Проблемы внешнего мира не для моей нежной и хрупкой души. Дед оказался не прав, посылая меня в такое ужасное место.

Эластичная ткань мягко обхватила все тело, а включившаяся система жизнеобеспечения обволокла живым теплом и уютом, сразу расслабляя и утягивая в сон. Несколько секунд спустя окружающий мир перестал существовать.

Глава 9
Полтергейст

Вечер выдался теплым и безветренным.

В горах не бывает такой жары, как внизу, в Туманной Долине, в середине самого жаркого летнего месяца. Яркое пламя плескалось среди гладких валунов, когда-то обласканных и отшлифованных горной речкой, а теперь доставленных сюда, на вершину Сигнальной сопки, доставленных и выложенных ровным кругом для кострища. Сухой хворост весело трещал, взметая в темнеющее вечернее небо веселые языки пламени и шлейф гаснущих в вышине искр. Низенькие удобные скамейки, расположенные вокруг каменного круга, могли вместить массу народу, но нас было только четверо: я, Ухан, и хранители-техники – Гренд с Пигусом.

Чуть дальше располагалась круглая беседка с небольшим столиком и стульями внутри, там можно было укрыться в случае непогоды. Все дела, проблемы, новости между хранителями в нерабочее время было принято обсуждать здесь, на Сигнальной сопке. Сигнальная сопка, если кто не знает, расположена посреди ущелья Двух Рук, в ста шагах от входа в Чертог Хрусталитов. И это самое крупное образование среди прочих возвышенностей – холмов, пригорков, островков скал, каменных выступов и просто больших валунов, усеивавших все дно ущелья, словно зубцы гигантской овощной терки.

Мы отмечали покупку роботов – достаточно серьезный повод, чтобы оприходовать на четверых презентованные Дедом шесть литров домашнего вина. Лично мне вполне хватило. Ухан тоже слегка осоловел и не без грусти наблюдал за игрой пламени. Нормально. Беспокоиться будем утром, на свежую голову, а сейчас… А сейчас окружавшие меня чистые краски родного мира – сочная зелень, покрывавшая холм и склоны ущелья, лишь слегка приглушенная закатом, прозрачная глубина вечернего неба, уже усыпанного ранними звездами, и яркое пламя костра, блики которого отражались на лицах моих друзей, – все это вместе как-то согревало душу, рождая в ней уют и умиротворение. Так и хотелось поздравить самого себя с возвращением домой. В отличие от Сокты с ее отвратительными пыльными бурями, наш мир был безопасен для его обитателей, и пусть, по словам Деда, его населяли лоботрясы, я любил Полтергейст таким, каков он есть. Я это очень хорошо понял сейчас, побывав на чужбине. Наверное, Дед и это предусмотрел. Когда есть с чем сравнивать, то глубже осознаешь ценность того, что имеешь. Следовательно, позаботишься о том, чтобы не потерять.

Домой мы так и не попали – старейшина Хокинав ждал нас прямо в космопорте. Не успел Лайнус посадить «Макси», как Дед тут же в срочном порядке отправил нас к Чертогу под предлогом, что роботов, прежде чем представить Совету, нужно восстановить. Так что пришлось наскоро попрощаться с Зайдой, поблагодарить за все, что она для нас сделала, и отправляться в путь. Но перед этим у меня с Хокинавом с глазу на глаз состоялся важный разговор, который я позже передал остальным – в записи с лоцмана. Разговор оставил на душе тягостный осадок, от которого я и хотел бы избавиться, но не мог. Даже вино не помогало.

А вот Гренд с Пигусом отвлечься сумели. Судя по отсутствующему взгляду и ухмылкам, то и дело возникающим на их лицах, оба обсуждали по лоцманам какую-то животрепещущую тему. Догадываюсь какую. Пару недель назад они познакомились по Сети с сестрами-близняшками из северного района Ляо и теперь использовали свободное время, чтобы потрепаться с ними, как все свежевлюбленные личности. Они и сами, хотя принадлежат к разным семьям потомственных хранителей, похожи, как родные братья – оба светловолосые, коренастые, у обоих нос пуговкой. Мы с Уханом тоже закадычные друзья, и все же очень разные люди – и по мышлению, и по вкусам, и по интересам. Наши взгляды частенько не совпадают, что не мешает нам оставаться друзьями, а, может быть, именно это и сближает, так как разность в восприятии иной раз помогает более объективно прийти к пониманию определенных вещей. А эти двое – словно один продолжение другого. Вспомнился момент, когда мы прибыли к Чертогу вместе с группой «жуков» – трехтонных грузовых роботов на антигравах. «Жуки» и приволокли транспортные коконы с боевыми роботами. Иным способом в ущелье передвигаться невозможно – только по воздуху, дорог здесь нет, и строить их из соображения безопасности никогда не планировалось, ведь дороги с легкостью выдадут месторасположение Чертога чужакам. Когда техники увидели гигантские коконы-контейнеры и узнали, что в них находится, у них был такой обалдевший вид, что я невольно ухмыльнулся даже сейчас, несколько часов спустя, вспоминая их вытянутые физиономии.

От размышлений отвлек посторонний запах, не свойственный костру.

Я машинально поискал глазами. Ага. Задумавшись, Ухан прижал башмаки к раскаленным камням, и теперь от них распространялся запах горелого пластика.

– Ухан, дружище, у тебя было когда-нибудь такое чувство, будто у тебя горят подошвы?

– Черт! – Ухан торопливо подтянул ноги и рассмеялся. – Похоже, пора отправляться спать, пока я совсем не задремал.

– Хорошая мысль. Я тоже думал как раз об этом. Вы как, парни? – Я посмотрел на техников. – Продолжаете веселиться или как?

– Или как. – Пигус улыбнулся. – У нас самое интересное только начинается.

– По-моему, самое интересное у нас сейчас происходит в Чертоге, – проворчал я, задетый за живое тем, что что-то может быть интереснее с таким трудом добытых и доставленных «мехов».

– Это само собой, – согласился Гренд. – Но ведь основная работа начнется не раньше утра, верно? Вот тогда и повеселимся. А сейчас у нас свой праздник. Да вы не обращайте внимания, занимайтесь своими делами.

Ничего не оставалось, как пожать плечами и отправиться восвояси.

Мы спустились с холма по утоптанной тропинке и направились к РВЦ – ремонтно-восстановительному цеху, вырубленному внутри горной толщи по соседству с Чертогом Хрусталитов. По прямой до РВЦ всего сто шагов – рукой подать. Но тропинка так отчаянно петляет среди устилающих ложбину древних каменных нагромождений, поросших мохнатым низкорослым лесом, что путь оборачивается во все триста, а то и четыреста метров. К тому же приходится внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не загреметь костями по этим самым камням, скрытым травой и мхом. Лоцман хотя и корректирует зрение в сгущающихся сумерках – но вечер есть вечер, восприятие затрудняется, да и устал я что-то сегодня, хотя вроде бы ничего особенного не делал. Ну, приземлились, сгрузили «мехов», привезли, загнали в Чертог, запустив процесс восстановления, а потом сидели на Сигнальной сопке и отмечали приобретение. Жарили шашлык и пили красное вино. Только что-то невесело мне было. Тревожно…

Ухан двигался впереди, я ориентировался по его широкой спине и белобрысому затылку, маячившим среди зарослей лапников – невысоких, по плечи, но развесистых кустов с мясистыми желто-зелеными листьями. А когда пропадало из виду и то и другое – по слегка подсвеченной изнутри сфере «Опекуна», который плавал в метре над головой Ухана и услужливо показывал дорогу хозяину. Я бы тоже не отказался от такой штуковины, но подарок, увы, был сделан не мне.

– У меня в виртуалке запрос от родителей, – со вздохом сообщил Ухан, поднимаясь на очередной холм. – Свеженький.

– Не надо, не отвечай, – тоже скрепя сердце, посоветовал я. – Я еще в космопорте скачал с ящика ворох сообщений, но это не означает, что все вдруг прознали о нашем прибытии.

– Сам знаю.

За тот короткий период, пока мы находились в космопорте и, соответственно, в рабочей зоне ретрансляторов «Циклопа», раскиданных по всем жилым зонам Туманной Долины, почты на лоцман и вправду поступило немало – от друзей, знакомых, вон только от родителей и то записок десять. Беспокоятся. Но с их беспокойством Деду придется разбираться самому, нам он ответить не позволил, игра в тайную операцию по закупке ИБРов еще, видите ли, не закончилась. Кстати, Чертог самим своим существованием облегчал задачу по поддержанию секретности своего местонахождения, так как создавал вокруг себя мертвую зону, природа которой до сих пор неизвестна. Можно общаться или внутри зоны, или за ее пределами, третьего не дано – ни радиосвязь, ни оптоволоконка, ничего не помогает – сигнал рвется, глохнет, исчезает. Сигнальная сопка потому так и названа, что находится за границей мертвой зоны – мы называем ее икс-барьером, и с нее можно уже трепаться без помех. Чем оставшиеся техники сейчас и пользовались.

Я немного помолчал, пока мы с Уханом перебирались по подвесному мостику через глубокий овраг с отвесными каменистыми стенами. На дне оврага среди обточенных водой валунов и гальки весело журчал неглубокий горный ручей. На той стороне я не удержался и спросил:

– Думаешь, Марана все-таки засветится?

– Надеюсь, что нет. Иначе Дед не только ей голову снимет, но и тебе, как ответственному. Но ее разве остановишь, если что в голову втемяшилось?

Дело в том, что, не пробыв здесь и часа после доставки «мехов», Марана удрала в город – вопреки рекомендациям Хокинава сидеть в ущелье и не высовывать носа. Заявила, что не намерена больше терпеть походных условий, что она соскучилась по своим друзьям и родственникам и что Дед ей не указ. Но обещала, что сделает все по-тихому и, кроме предков, ее никто не увидит. Хотелось верить, что так и будет. Эту сорвиголову и впрямь удержать невозможно. Не силой же. У нас так не принято.

– С женщинами всегда проблемы, – я досадливо поморщился.

– Не ворчи. Могло быть и хуже. Взять хотя бы Голованя с Сиестой.

Мы невольно рассмеялись. Вышеупомянутая парочка – наши ровесники и друзья, поженились еще года два назад. И с тех пор – притча во языцех. Стоило им зажить вместе, как их характеры словно подменили. Все время собачатся, выясняя отношения, но и разойтись не могут. Иной раз такие номера откалывают, что все знакомые ухохатываются. Последнее, что про них помню – это как Головань все нижнее белье супруги на самом высоком дереве развесил, показалось ему, что она на посторонних парней засматривается. А когда его спросили, почему именно белье и на дереве, ответил, что пусть смотрят и завидуют, а лапать – дудки. Нет, я такой любви не понимаю. Мне бы что-нибудь поспокойнее. Ладно уж, не ври. Поспокойнее… А кто психовал больше всех, воображая невесть что, когда Соната допоздна задерживалась у подруг? И понимал ведь, что ничего с ней на улицах Ляо случиться не может, и зверей опасных у нас тоже не водится, в основном все животные завезены с других миров – мирные и домашние, вроде лошадей и овец. А бодливые местные зебролопы бегают только в горах, и только лишь в определенных ареалах обитания.

Их лежбищ возле Чертога, к примеру, нет. Но понимал умом, а сердце все равно ныло. Соната, Соната…

Болезненная, непреходящая тема. Любовь прошла, а нервное напряжение осталось. С одной стороны, меня все еще тянуло к ней. С другой…

Нет, я все-таки не хотел ее видеть, теперь я это понял. Незачем зря травить душу, чувства ведь еще не очерствели окончательно. Некоторые рождены для всякого романтического вздора, вроде всех этих любовных свиданий и страданий, как Головань с Сиестой, но не я. Не мой удел. Завидую в этом плане Ухану. Он и Марана настолько разные, что даже ссориться у них по-настоящему не получается. Несмотря на то что Ухан иногда любит поязвить (как и я), он – очень добрый, мягкий и тактичный человек, никогда не скажет своей подруге действительно что-нибудь обидное. БэЗэ, напротив, долго не забывает обиды, как мнимые, так и настоящие, но своему приятелю многое прощает с легкостью. Ну, кроме того случая, когда Ухан едва гантелью по голове не заработал, но и тогда, клянусь, ничего плохого сказано не было. Просто Марана посчитала иначе. Сколько его помню, Ухан почти всегда спокоен, как поверхность стоячего пруда в ясную, безветренную погоду. Если что и попадает на его неподвижное зеркало, вроде древесного листа или зазевавшегося насекомого, то пруд просто принимает свершившийся факт и никак не протестует по этому поводу. Но проходит какое-то время, и его поверхность снова чиста. Так и с Уханом – любые неприятности проходят сквозь него, не оставляя шрамов у него на душе. И в то же время ему с легкостью удается подмечать вещи, проходящие мимо внимания таких раздолбаев, как я. Так что мои отношения с Сонатой, хотя я никогда не обсуждал с ним эту тему, лежали у него как на ладони. Ему было все ясно и понятно. Остается только позавидовать. Я не умею принимать жизнь такой, как она есть, мне всегда хочется что-то изменить. Самое интересное в этом то, что рано или поздно мои желания сбываются. Например, хотелось заняться чем-то более стоящим, чем сражения в сетевые «гэпэшки», и я это получил на Сокте, хлебнув по полной программе. А Ухан совершил с Мараной необременительный круиз, причем в то же самое время и находясь неподалеку от меня. И сейчас продолжает флегматично наслаждаться жизнью, правда, в данный момент его спокойствие немного омрачено мыслями о строптивой подруге, сбежавшей в Ляо. Но тут уж ничего не поделаешь, большую часть жизни наши мысли так или иначе посвящены противоположному полу. Ох уж эта БэЗэ. Ох уж эта Соната. Ох уж эти… ладно, замнем. Я спокоен, я очень спокоен, я так спокоен, что… Да. С удовольствием надавал бы по роже Ктрассу, так и не удалось отплатить, хотя случай представлялся. Ох уж эта Зайда… Кажется, сегодня меня слегка заело на одной и той же теме. Нет, спать, спать и спать…

Наконец мы добрались до входа в РВЦ. Высота проема, вырубленного в скальной толще, ровно десять метров, немаленький размер, но специальные маскировочные панели, разъезжавшиеся, когда необходимо было провезти что-нибудь крупное (вроде роботов), делали его практически неразличимым на поверхности горы, так что со стороны могло показаться, что мы вошли прямо в гору. Собственно говоря, внутреннее пространство цеха представляло собой пустоту огромной природной пещеры, слегка переделанной для наших нужд – в свое время ее расширили и обустроили, натащив массу всяческой ремонтной техники. Теперь цех – это гигантский зал, по периметру которого располагались различного рода вспомогательные помещения – комнаты для обслуживающего персонала, тренажерный зал, технический и оружейный склады, инструментарий, кухня и прочие подсобные помещения, необходимые для автономной жизнедеятельности внутри горы. Но, несмотря на просторный вход, запакованных в транспортные коконы ИБРов «жуки» смогли протащить только в горизонтальном положении. А вот внутри для роботов пространства хватало, высота свода – выше двадцати метров. Только самих роботов к этому времени здесь уже не было, лишь валялись опустевшие транспортные коконы. Широкая лента ремонтного конвейера утащила обоих «калек» в соседний зал – Чертог, где сейчас и происходило таинство восстановления.

В нескольких шагах от жилых комнат Ухан вдруг обернулся и остановил меня, чтобы спросить:

– Сомаха, а если честно, смог бы ты выстрелить тогда в Ктрасса на самом деле? Если бы знал, что это единственный выход из сложившейся ситуации? Смог бы ты… убить его?

Подробности той стычки в механгаре Змеелова он к этому времени знал доподлинно – я сам предоставил ему запись.

– Выстрелить – еще не значит убить. И с чего ты вспомнил об этом именно сейчас?

– Из головы не выходит. – Ухан смущенно пожал плечами.

Понятно. Кажется, я перестарался со своей маленькой местью. Я ведь был обижен на Ухана с БэЗэ, они там развлекались, а я плюхи получал, поэтому и запись дал просмотреть, чтобы доказать – я ничего не выдумал. Но с Мараны – как с гуся вода, а Ухан до сих пор успокоиться не может. Совесть не на месте. Хотя, если разобраться, ничем он мне в тот момент помочь не мог. Слишком далеко находился. Впрочем, даже будь он рядом, маловероятно, что ситуация изменилась бы. Ухан – мирный человек. И ни разу в жизни никого не ударил всерьез. Может, даже и хорошо, что его рядом не было.

– Да запросто. – Я самоуверенно вздернул подбородок, а у самого внутри пробежал зябкий холодок, зря он мне напомнил. – Нашпиговал бы его из игольника, как моя ма яблочный пирог – яблоками.

– Все шутишь, – проворчал Ухан, немного помрачнев. – А я ведь о серьезных вещах говорю. Если бы в подобной ситуации оказался я, то для меня настал бы момент истины – узнать, чего я стою на самом деле.

– Момент истины, момент истины… – Непонятно почему я вдруг разозлился: – Да откуда я знаю? Игломет Ктрасса был для меня заблокирован, а нейроразрядник – еще не стопроцентная гарантия летального исхода. Когда это осознаешь, все несколько упрощается, не так ли? Подсознательно разрешаешь себе действовать более раскованно. Было мгновение, когда мне казалось, что смогу влепить ему заряд прямо в лоб. Но этот момент прошел. Понимаешь? Поздно уже гадать, когда ничего так и не случилось всерьез.

– Понимаю. Память – штука хитрая, неприятные ощущения и переживания быстро сглаживаются. Остается лишь воспоминание о самом событии или факте, но уже без особых подробностей.

– Ладно, философ, – пренебрежительно фыркнул я, – ты как хочешь, а я пошел спать.

Пожелав друг другу спокойной ночи, мы с Уханом разошлись по своим жилищам. Комнат здесь вполне достаточно, так что хранителям из разных месячных смен не приходится занимать комнаты друг друга, у каждого своя, отдельная. И каждый, соответственно, обустраивает ее по своему вкусу. Мое дежурное жилище было небольшим, но уютным – закругленные стены, отделанные светлым декоративным пластиком, ровное освещение галогенных потолочных панелей, удобная мебель для работы и отдыха – кровать, кресла, столик, стойки инфокристаллов с играми и софтом. И непременный атрибут любого жителя Туманной Долины – игровой комплекс «Сфера», сенс-кресло с встроенной аппаратурой Глубокого погружения. Я прошел в ванную, разделся. Шорты и рубашка местного пошива все-таки куда удобнее, чем одежда на Сокте, ведь большую часть жизни в такой проходил. Сполоснулся под душем, вышел и задумчиво уставился на ожидавшую меня кровать.

Что-то сон уже прошел.

Поколебавшись, плюхнулся в сенс-кресло. Может, посмотреть перед сном что-нибудь из коллекции любимых сенс-книг? «Пламя над бездной» с Вернором Винджем в главной роли, например. Или «На пути в рай» с Дейвом Волвертоном. Дейв мне нравился. Этот актер никогда не повторялся, в каждой новой сенс-книге играет новых людей и новые судьбы. Его мастерство перевоплощения вызывало уважение Не то что некоторые, тоже вроде неплохие актеры: и обаяние в них присутствует, и манеры оригинальные, и симпатия сенс-зрителя всегда на их стороне, в какой бы роли ни фигурировали – положительной или отрицательной. Но проходит какое-то время, и чувствуешь, что актер начинает вызывать в тебе скуку. Именно потому, что играет лишь самого себя. Если я не получаю ощущения новизны и многогранности от восприятия очередной роли знакомого сенс-актера, я теряю к нему интерес. Ничего не могу с этим поделать, да и не вижу смысла. Жизнь слишком коротка, чтобы снова и снова возвращаться к пройденному, терять время на уже пережитое. Исключение – сенс-книги, ощущения которых хочется пережить снова и снова. Но таких не так уж и много…

Повинуясь мысленному приказу, на голову опустился нейрошлем, закрепленный на спинке кресла с помощью специальных штанг-манипуляторов, лицо заслонило темное забрало отсекателя, чтобы избавить меня от нежелательных внешних раздражителей – звуков и света. «Сфере», конечно, далеко до полноты мировосприятия игрового комплекса в клубе «подражателей», и вспоминалось об этом с ностальгией, но выбирать не приходилось.

В следующий миг нейрошлем снова поднялся, вернувшись на место.

Нет, не хотелось мне сейчас погружаться в вымышленные миры и отвлекаться на чужие переживания. Своих хватало. И очень даже нешуточных. Ладно, я знал, куда мне следует сходить, чтобы успокоиться.

Я порывисто встал и накинул махровый халат на голое тело – в РВЦ даже в самую горячую летнюю пору не бывает жарко, а сейчас уже поздний вечер, прохладно. Затем надел шлепанцы и вышел из жилища. Потолочные осветительные панели, уже переключенные в ночной режим, услужливо загорались над головой по мере продвижения, освещая желтоватыми пятнами керамитовый настил под ногами, и гасли за спиной. Пару минут спустя, прошагав вдоль конвейера, я добрался до шлюзового блока, ведущего в Чертог. Здесь зал РВЦ от пола до потолка перекрывала металлическая стена. Декоративные пенолитовые плиты, которыми она была облицована, маскировали ее под обычный срез скальных пород, так что непосвященным казалось, что зал здесь и заканчивается. На самом деле он только начинался. Еще минута ушла у охранной системы на комплексную идентификацию – сетчатка глаза, папиллярный рисунок пальцев, код ДНК. Чужих тут сроду не бывало, но правила устанавливал не я, и не мне их отменять. Затем я был допущен внутрь, в «предбанник» – небольшой отсек со стенами из прозрачного пластика и пультом управления конвейерным оборудованием. Не обращая внимания на царивший в отсеке холод, я опустился в кресло за пультом и устремил взгляд сквозь пластик, за которым и находилось то, ради чего я сюда явился.

Сотни тысяч лет назад эти горы были вулканами, извергающими огонь и дым. А потом в одном из них зародилась жизнь – не похожая ни на что из уже известных экзобиологам жизненных форм. Я, конечно, попробую дать описание, но не ручаюсь, что у меня получится достоверно – потому что Хрусталиты надо видеть своими глазами. Начну с того, что если РВЦ – огромный зал, то Чертог – просто невероятно огромный. Свод этой природной пещеры вздымается метров на пятьдесят, а тянется она на все пятьсот, так что без зрительной коррекции лоцмана ее дальний край нельзя разглядеть. И по всему своду, словно праздничные свечи, густо подвешены Хрусталиты. Черт, для меня их вид привычен, поэтому даже не знаю, как описать так, чтобы было понятно постороннему человеку. Хрусталиты похожи на…

Нет, не так.

Начну с самого простого, чтобы точнее передать образ. Представьте, что со свода пещеры свисают матово-белые иглы сталактитов длиной от десяти до двадцати метров А на каждую иглу, расширяясь от конца к основанию, с небольшим расстоянием друг от друга нанизаны гигантские соты-зонтики – диаметром в пять, семь, десять метров Размах зонтиков самых больших и древних колоний доходит до пятнадцати метров, каждый зонтик прозрачен, словно выплавлен из хрустальных пород, отсюда и название – Хрусталиты. На своде Чертога до десяти тысяч таких образований, и каждое из них светится. Вы только попробуйте представить – гигантский свод, унизанный уходящими вдаль зонтичными свечами, почти непрерывно излучающими мягкий внутренний свет различных оттенков желтого, голубого, зеленого. Более того – все это сияющее и переливающееся великолепие постоянно в движении. Не сами свечи, нет – их жители. Эти маленькие существа, сотни тысяч этих существ, каждое размером с небольшой орех, обитают в прозрачных стаканах сот зонтичных свечей, каждое в своей персональной квартирке. Они кажутся бесплотными сгустками энергии и на человеческий взгляд не обладают индивидуальными чертами – кроме цвета, совпадающего с цветом самих сот. Они безостановочно снуют между отдельными колониями, занимаясь только им известными делами. Существуют определенные течения и маршруты, по которым они путешествуют наиболее часто, а иногда случается час пик, и отдельные струйки «малышей» сливаются в густые, переливающиеся всеми цветами радуги рои. Лично для меня наблюдать за их таинственной жизнью, подмечать интересные моменты и делать не менее интересные выводы бесконечно увлекательно.

Жителей сот мы называем по-разному – духи, призраки, хрустальщики, светлячки. Ухан иногда называет их домовыми, в шутку причисляя к нечистой силе. Думаю, им это все равно. Возможно, что существования людей они даже не замечают или не выделяют их существование из окружающего мира. Хотя они по-своему любопытны… Именно это свойство мы и научились использовать – их любопытство. Как это произошло впервые, уже никто не помнит, слишком давно мы с ними живем бок о бок, больше двухсот лет, да это уже и не важно. Как они выполняют свою работу, тоже доподлинно никому не известно, хотя существует масса гипотез на этот счет – доморощенных гипотез, так как ученым со стороны мы не открываем нашего «семейного» секрета. Но факт остается фактом – призраки восстанавливают предметы любой сложности, не используя для этого никаких инструментов. И что-то процесс восстановления дает им самим, иначе они бы этим не занимались. А заодно колоссальную выгоду получает и наша община, открывшая их существование.

Крайняя гирлянда сот, свисавшая со свода в десяти метрах от пластиковой кабины, слегка потемнела, почувствовав мое внимание. Я невольно улыбнулся. Они очень чутки к любому источнику энергии, эти призраки. Но в данный момент им было не до меня – у них появилась новая игрушка. Даже целых две – роботы. «Костолом» и «Мститель» лежали друг за дружкой на вытянутой металлической платформе, и светящиеся рои духов вились вокруг двух гигантских тел, словно призрачная метель, стягиваясь со всего зала Чертога.

Каждое посещение Чертога в детстве выливалось для меня в волнующее событие. А уж если кто-нибудь вольно или невольно меня обижал, я тем более брал отцовский глайдер и приезжал в Чертог. В отличие от прочей ребятни, и имел на это право, так как наша семья принадлежала к сословию хранителей. Отец этому не препятствовал. Когда-нибудь я должен был сменить его на посту хранителя, позволив ему самому, наконец, начать нормальную семейную жизнь, без месячных отлучек на дежурства (так и случилось – теперь он заслуженный пенсионер в расцвете жизненных сил, а я номинально глава смены хранителей Чертога). Полчаса пути, и я на месте. Посидишь вот здесь, в «предбаннике» полчасика, переберешь в голове все действия, все мысли и доводы, которые мог бы высказать своему обидчику, и обязательно становилось легче. На таком расстоянии находиться было относительно безопасно, отсюда призраки почти не затрагивали человеческого разума. Лишь каким-то образом снимали злость, раздражение, обиду, вызывая в душе умиротворение. Кстати говоря, после той памятной ночной прогулки в юности, когда мне первый раз в жизни начистили физиономию, я так же приезжал сюда, не пожалел времени на дорогу, чтобы успокоиться.

– Поднять температуру, Сомаха? – благожелательный и немного грустный голос ИскИна, прозвучавший по селектору внешней связи, оторвал от раздумий. – Здесь всего восемнадцать, а ты в одном халате, простынешь.

Черт… Пока он не напомнил о своем существовании, я и не вспоминал о нем. Точнее, не хотел вспоминать.

– Не надо, Шутник. Я уже ухожу… Как продвигаются дела с нашим новым приобретением?

– Насколько я могу судить – полным ходом.

– Как думаешь, к утру будут готовы?

– «Костолом» – наверняка. Его повреждения незначительны. Насчет «Мстителя» не могу утверждать…

Шутник – ИскИн класса «комбинатор», интеллектуальная система управления производственными процессами. Завод-изготовитель давал на ИскИнов этого класса пятьдесят лет гарантии безупречной работы, но у нас их приходилось менять каждые пятнадцать-двадцать лет. Никакие обновления программного обеспечения не помогали – ИскИн медленно, но неуклонно деградировал и умирал, словно живое существо. Недаром смены хранителей-людей возле Чертога длились не больше месяца – иначе то же самое ждало бы и нас. Призраки каким-то образом влияли на сознание – любого происхождения, естественного или искусственного, разрушая информационные связи, стирая знания. Что ж, замена ИскИна была сравнительно недорогой платой за ту работу, которую они для нас выполняли. Но мне стало очень грустно и даже больно, когда я подумал, что еще год, и Шутника придется списывать. За двадцать лет общения с людьми любой ИскИн становится самостоятельной личностью – со своими, только ему присущими уникальными чертами. У нашего «комбинатора», например, развилось отличное чувство юмора, он часто и удачно хохмил, причем никогда и никого не задевая лично. Умел при случае подбодрить приунывшего и обнадежить отчаявшегося, в общем, работал ничуть не хуже специализированного психоаналитика. В определенной степени каждый хранитель считал его частью своей семьи, а лично я – другом. Еще бы. Шутник знал меня с самого детства, ему были известны все мои привычки и увлечения, и в свое время он многому меня научил. До того как я повзрослел сам, с ним можно было поболтать на разные «волнительные» темы, на которые не всегда поговоришь со взрослыми.

Но все это уже в прошлом. Последний год никто не слышал от него ни одной шутки, он медленно реагировал на запросы и не всегда доводил до конца порученную работу. Забывал. Казалось, невозможная вещь для искусственного интеллекта – что-то забыть. Но он забывал. Все это – верные признаки износа системного блока. Или старения, если уж на то пошло.

К черту, не могу я здесь больше находиться.

Я раздраженно поднялся и вышел из Чертога обратно в РВЦ.

– Спокойной ночи, Сомаха, – пожелал Шутник перед тем, как двери за мной закрылись.

Я не отозвался и быстрым шагом направился к своей комнате, испытывая внутреннее ожесточение. Называется – расслабился. Я ничем не мог помочь Шутнику. Разве что прекратить его мучения задолго до того, как он перестанет себя осознавать – просто отключив его центральный блок? Но это не мне решать, а Совету старейшин…

Тот чертов разговор с Дедом, в космопорте, не шел у меня из головы, заставляя пребывать во взвинченном состоянии. Запись этого разговора у меня сохранилась.

– Я тебя очень рад видеть, Дед, но почему ты решил посекретничать только со мной? Ухан с Мараной принимали равное участие в поездке.

– Чтобы избежать лишних и ненужных вопросов. Ты все еще остаешься ответственным за роботов, кроме того – ты старший смены хранителей, вот сам и введешь друзей в курс дела.

– Ладно. Что произошло? Совет старейшин узнал о твоих планах раньше срока?