Текст книги "Америка глазами заблудшего туриста (СИ)"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

2

Be careful what you wish for, because you may get it.

Будь осторожен со своими желаниями, ибо они могут сбыться.

Трудовая панель. Церковь единения, Herbolife, летний лагерь хасидов и прочие секты.

Стихийный рынок труда возникал по утрам и в районе Borough Park, Brooklyn. О нём нам поведала баба Мария. Мы легко отыскали это новое для нас место. На перекрестке беспорядочно топтались люди в надежде продать свою рабочую силу. Особого спроса на их предложения не наблюдалось. Однако они проявляли назойливую активность.

Также как и на рынках-толчках у себя дома, соискатели не обременяли себя какими-либо правилами и порядком. Можно было бы вести переговоры с каждым подъезжающим работодателем в порядке очереди, не мешая, друг другу, имея возможность спокойно переговорить и принять решение. Если по какой-либо причине тебе не подходит предлагаемая работа, пусть поговорит следующий соискатель. Но нет. Всё происходит как дома, на автобусной остановке: когда все ожидающие штурмуют автобус без каких-либо правил. Приближающийся к этой совковой панели автомобиль, порой, не успевал не то что припарковаться, а даже приостановиться, как трудовой десант окружал автомобиль и, отталкивая друг друга, бестолково предлагал себя. Неорганизованная суета перекрывала проезжую часть дороги, водители в недоумении замедляли движение.

В утреннее время автомобильное движение достаточно интенсивно и не всем, проезжающим через этот человеческий зоопарк, понятна суть происходящего. Водители нетерпеливо сигналят, требуя освободить дорогу… Туда стали наведываться и полицейские, чтобы обеспечить должный порядок. Иногда, чьё-то терпение иссякало. Появлялись копы, и просто разгоняли это сборище.

Грустное зрелище. В основном составе – гости из республик бывшего СССР. Некоторые из них с приличным стажем. Долларов за 200 они уже выхлопотали временные разрешения на пребывание в стране и на трудоустройство. Реализовать же это право, по разным причинам, удаётся не всем.

Другая категория участников – полноценные политбеженцы. В соответствии с их статусом обиженных на родине, они черпают из местных бюджетов всевозможные пособия. Но этого хватает не более чем на существование. И многие из них прибегают к нелегальным, но регулярным подработкам. Если же воспользоваться правом на труд и зарабатывать на жизнь легально, тогда прекращается выдача денежных пособий и продуктовых карточек. Более того, из зарплаты, будут удерживаться налоги, на содержание всяких паразитов. Поэтому, получая постоянное пособие, они иногда выходят и на панель, в целях дополнительных заработков.

Также, на подобном собрании можно встретить соотечественников со статусом уже постоянных жителей. И даже таковые: со всеми социальными правами, возможностью выезжать и возвращаться в США без ограничений, затевать свое дело и приобретать собственность – все же выходят на панель, предлагая себя, с помощью немых жестов.

Как не странно, по всему было видно, некоторые чувствовали себя вполне счастливыми, и жизнерадостно барахтались в этом дерьме.

Желание плюнуть на все и сбежать подальше, было велико. Но ситуация требовала сдаваться.

Вспомнились многие приятели-соотечественники. Со своей заочной любовью к Америке, они, как великие специалисты наивно предполагают огромные заработки и прочие блага. Но здесь, далеко не всякая профессия востребована. Огромная армия советских врачей, юристов, преподавателей, инженеров и прочих специалистов обнаруживает, что их любовь к этой стране безответна. Профессиональные навыки не востребованы и нуждаются в серьезной местной адаптации. Сытая жизнь оказывается с привкусом жесткой реальности. Многие, попав сюда из страны недостроенной сказки, просто не приемлют такую реальность и обижаются.

Понаблюдав за происходящим на углу, мы поняли, что придется еще и поработать локтями. Настроение было близким к дезертирству.

Всё это напоминало срочную службу в Советской Армии, когда по утрам личному составу давали крайне ограниченное время для подготовки к утренней проверке. Задрессированные солдаты бегом рвались в туалет, где всё было неслучайно лимитировано. Писсуары и умывальники обрастали суетящимися и ругающимися несчастными. Условия были таковы, что успевали не все, кто-то обязательно должен опоздать или воздержаться. Опоздавшего подвергали наказанию за низкую боевую готовность.

В очередной подкативший грузовой микроавтобус, наши коллеги заглядывали, спрашивали о работе и, поругиваясь, отходили. Их что-то не устраивало, но работодатель не уступал. Мы тоже подошли. Достаточно было беглого взгляда, чтобы узнать в них своих бывших соотечественников, а теперь – американизированных, ожиревших сынов Давида. На наш вопрос: что за работа? – мордатый водила хозяйским тоном ответил:

– Работа разная. Работы много; не на один день…

– Сколько же вы платите? – осторожно поинтересовались мы.

– Не обижу! – самоуверенно и неопределенно ответил он.

– Не обидишь? Это как? – доставали мы важного работодателя.

– Посмотрим, как будете работать, тогда и решим, – раздражённо закончил он пустую дискуссию.

Босс распахнул перед нами дверцу авто, дав понять, что если мы хотим работать, то поехали, у него нет времени на разговоры. Полные сомнений, мы полезли в капкан. В пути наш босс хвастливо заявил, что у него сейчас масса заказов, работы предостаточно. Если договоримся, то он гарантирует нам постоянную работу. Его пожилой помощник тактично помалкивал, не желая участвовать в обмане. О нашей будущей работе хозяин коротко пояснил: сантехника и отопительные системы.

Объект находился в Бруклине. Обычный, старый дом. Внутри всё пребывало в состоянии капитального ремонта. Спустились в подвал. Там и было наше рабочее место. Оглядев объект, я понял, – здесь задумали сменить всю отопительную систему. Нам указали на останки уже демонтированного старого чугунного котла и прочие ржавые трубы, которые требовалось вытащить из подвального помещения наверх, а затем – погрузить в микроавтобус. Я стоял в душном подвале, среди ржавого чугунного хлама – и соображал, как же мы будем вытаскивать из подвала неподъёмный, крупногабаритный груз по узкой крутой лестнице? Представлял себе, что останется от моих светлых брюк и футболки. Многие чугунные части были просто неподъёмны и не проходили по габаритам в дверные проёмы, узкие лестничные проходы и повороты. Нам назидательно указали на заготовленную для нас кувалду, с помощью которой можно решить эту технологическую задачу. От нас требовалось всего-то: разбивать крупные части и выносить их на улицу. Задача простая. Приступайте, ребята!

Мы снова поинтересовались: сколько же заплатят нам за такую неумственную работу? Наш благодетель к этому времени уже понял, с кем имеет дело. Он по-хозяйски заявил, что для первого дня, как начинающим, готов платить не более четырёх долларов в час. А в процессе нашего сотрудничества, обещал посмотреть на нас, и, возможно, добавить.

В последствие, вспоминая этот вонючий подвал, и типа, снявшего и поимевшего нас, я удивлялся, как мог согласиться на такое концентрированное бруклинское дерьмо?! Но уж больно хотелось поскорее вернуть деньги, которые Славка одолжил нам на аренду комнаты. И мы покорно проглотили унизительные условия. Прямо скажем, начало было хреновеньким.

Спустя час, мы уже страдали от работы с кувалдой болезненными мозолями на ладонях и оглушающим звоном в ушах. Потные и грязные, мы тягали из подвала на улицу ржавые, вонючие, текущие трубы. Час унизительных усилий, невыносимого грохота и вони стоил гораздо больше четырёх долларов. Нам преподнесли хороший урок. Начинающим, доверчивым туристам. Работая, мы не раз отмечали тот факт, что никто кроме нас не согласился на сомнительные предложения этого живодёра. Безрадостная работёнка учила нас говорить «нет» и заявлять о собственных интересах. Если таковые имелись.

Между тем, наши коллеги, не торопясь, подготавливали к монтажу новую отопительную систему. Подвальное самоистязание заняло часа три-четыре. Затем, забросили вынесенный хлам в грузовой микроавтобус и повезли это в другой район.

Наш босс припарковал микроавтобус вплотную к контейнеру у строящегося дома. Коротко переговорив с хозяином дома и контейнера, он договорился о сбросе чугунного и прочего хлама в его контейнер. Наш металлолом не соответствовал тем строительным отходам, которыми уже более чем на половину заполнили контейнер. Предпреимчивый работодатель разъяснил, что переброшенный из грузовика в контейнер металлолом, следует затем тщательно присыпать песком и прочим строительным мусором. Таковой нам охотно и в избытке предоставил хозяин дома и контейнера. Таким образом, ещё один соотечественник-беженец, строивший себе дом, остался доволен сотрудничеством с нами.

По нашим подсчётам, весь этот трудовой мазохизм продолжался около пяти часов. Объявив об окончании рабочего дня, благодетель предложил продолжить работу завтра с восьми утра на этом месте, у контейнера. Что же касается нашей зарплаты за сегодняшний неполный день, то это всего лишь по двадцать долларов каждому. Он предлагал выдать их… завтра, по окончанию еще одного рабочего дня.

С последним предложением мы дружно не согласились. Пожелали получить то немногое, тяжко заработанное, сейчас же.

– Но ведь мы же завтра продолжим! – выразил он надежду.

– Возможно, но сегодняшнюю работу оплати, как договаривались.

– Ну, лааадно, – недовольно согласился босс и вытащил из кармана, заранее приготовленные 35 долларов.

– На данный момент, денег больше нет, но завтра я вам всё заплачу, – ответил он на наше немое удивление.

Желание поскорее расстаться с ним было велико. Мы не стали спорить о недостающих пяти долларах. Молча, проглотили подачку и ушли прочь. Вдогонку, вероятно, почувствовав, что перегнул, он снова переспросил: будем ли мы завтра здесь к восьми утра? Мы не услышали его.

Некоторое время шли молча. Было приятно просто шагать пешком (без куска чугунной трубы), по незнакомым улицам, в погожий майский вечер. Я люблю тебя, жизнь!

Придя в себя, мы заговорили о предстоящем ужине, душе и отдыхе. А также, о национальном составе профессиональных революционеров, затеявших Великую Октябрьскую Социалистическую революцию в России, об Адольфе Гитлере, о предупреждениях Григория Климова и пояснениях Дэвида Дюка.

Идти до нашего жилища было не близко. Дорогой было о чём поразмыслить. О том, что завтра мы не станем продолжать этот пролетарский интернационализм, а точнее, трудовой мазохизм за четыре доллара в час. О том, что следует быть более бдительными при выборе работодателя.

И предоставляют же таким богом избранным жлобам американское гражданство! Этот Салл, как он отрекомендовался нам, – бывший москвич и живёт в Бруклине уже четырнадцать лет. За это время он, якобы, получил гражданство, чем очень гордился. Наверняка, среди американцев он называет себя русским, а среди своих – евреем. Если он не врал о своем гражданстве, то начинаешь думать, что чиновники миграционного ведомства – либо полные идиоты, либо их совсем не волнует, с каким английским языком и какой мордой будет их очередной согражданин. Он самодовольно поведал нам, туристам из Украины, как здорово быть гражданином США и жертвой холокоста. Салл особо отметил чувство глубочайшего удовлетворения, испытываемое им в любом аэропорту мира, где он предъявлял американский паспорт. Вероятно, удивление вызывала его колоритная внешность одесского привозного разлива. Он же понимал их замешательство, как уважение и зависть. Дешёвые, хвастливые байки для туристов из Украины.

«Правительство США ежегодно расходует на нужды здравоохранения 1,3 триллиона долларов, однако 29 % всех граждан по-прежнему не имеют медицинской страховки и лишены возможности получать медицинскую помощь, которую они оплачивают в виде налогов для чужаков. Каждый третий американец не получает того, что получает каждый первый въехавший в страну еврей, палец о палец не ударивший для благополучия принявшего его общества. По-другому и быть не могло: всем приехавшим в Америку евреям медицинские услуги гарантировались в первую очередь, равно как и прочие виды социальной помощи: денежные пособия, льготные квартиры, пенсии и многое другое, о чём общественность не информируют, оформляя раздачу привилегий пришельцам за глухими стенами синагог, подальше от свидетелей».

По пути домой мы заметили, что наш грязный вид никого не удивлял, и вообще, никому не было до нас дела. Неподалеку от нашего дома, мы зашли в гастроном и прикупили продуктов.

Куринные ножки, картофель, хлеб и пиво. Это были наши первые покупки. Цены показались нам приемлемыми. С продовольственными закупками мы нырнули в свою полуподвальную берлогу и бросились отмываться и отъедаться.

На занимаемом нами подвальном этаже встретили соседа Эрика. Он работал в этом же доме как superviser, то бишь, завхоз. Хозяин дома предоставил ему пространство в хозяйственной каптёрке. Эрик затащил туда диван, телевизор и жил там, среди инструмента и хозяйственного инвентаря.

Он был уже в возрасте – лет пятидесяти и являл собой распространённую в Америке категорию неудачников, каковыми там становятся многие мужчины в результате развода.

Всё совместно нажитое остаётся супруге с детьми. Муж же, начинает новую жизнь, в которой он должен помнить об обязательстве – регулярно платить алименты и прочие денежные взносы за ранее приобретённое в кредит имущество.

Всякий раз он встречал меня фразой: How are you doing? то бишь, как поживаешь?

Первые дни я ошибочно слышал в его приветствии вопрос. Отвечал ему как оно ничего… быть таким простофилей, что за четыре доллара в час тягать из подвала ржавый чугун. Но скоро я заметил, что мои впечатления лишь чуть забавляют его. И вовсе не интересуют. Скорее – удивляла моя реакция на его обычное приветствие. Эрик был первым американцем, который спросил меня:

– Русские, вероятно, как и прочие иностранцы, считают, что в Америке – рай. И все живущие здесь – сказочно богаты?

– Действительно, у нас многие представляют себе Америку лишь по голливудским сказкам, часто рассчитанных на зрителя-идиота, – отвечал я.

Из известных нам мест, куда хотелось бы сходить, мы знали лишь некоторые кварталы в Манхэттене, но они находились далеко от нашего подвала. И мы решили прогуляться в парк на Еast 14-St в Бруклине. Там можно было понаблюдать, кто и как играет в теннис. Вечером в парке оказалось людно; много детей, родителей, бабушек и дедушек. Все это очень напоминало городской сад в Одессе. Так же тусовались шахматисты и «козлятники», и все скамейки были оккупированы мамашами и бабушками, воркующими о своих делах, пока дети резвились на площадках. Стандартный бруклинский парк отличался от одесского тем, что вместо фонтанов, здесь были площадки для баскетбола, бейсбола, теннисные корты, тренировочные стенки для тенниса и сквоша. В нашем понимании – это не парк, а место для спортивных игр и отдыха.

На теннисных кортах потели люди разного возраста, китайской и прочих советских национальностей. Мы обратили внимание на двоих ребят – не китайцев. Один из них, еврейской внешности, показался моему товарищу знакомым, и он попробовал выяснить – где они могли раньше встречаться? Посовещавшись, выяснили, что действительно, около года назад оба участвовали в каких-то любительских теннисных соревнованиях в Ялте. Пока теннисисты любители пытались вспомнить каких-то общих знакомых, я разговорился с его партнером – поляком.

Парнишка оказался нетипичным паном. Серьёзно озадаченный совершенствованием английского, он не захотел говорить со мной по-русски. Обнаружив в моём лице слушателя, тот охотно поделился своими американскими планами. Сетовал на то, что жизнь в Бруклине и работа с земляками не способствует освоению английского. А язык, оказывается, ему нужен в связи с амбициозными планами поступить на факультет права в университете.

Меня это заинтересовало. Я узнал от него, что дома в Польше он уже получил какое-то юридическое образование и работал юристом. Но известные перемены привели к тому, что он решил начать всё сначала, теперь уже – в Америке. Днём пахал в бригаде земляков на ремонте крыш, а по вечерам, посещал нечто подобное – нашим подготовительным вечерним курсам при университете, где-то в Нью-Йорке. Планировал: подкопить денег, подготовиться и сдать вступительные экзамены. А затем, учиться и подрабатывать.

Достойный пример человека, получившего статус постоянного жителя.

Впоследствии, я встречал многих его соотечественников, выигравших Green Card в лотерею или получивших вид на жительство благодаря своим родственникам. В большинстве – это были рабочие, пропивающие заработанное тяжким трудом. Или скользкие типы, постоянно ищущие кого-нибудь глупее себя. Одним словом – паны.

Расстались мы на том, что еще как-нибудь встретимся и поговорим.

На следующее утро мы решили поехать в другое место. Еще одна трудовая панель, которая находилась на перекрестке улиц Bedford и Lynch в районе Williamsburg Мы уже разок бывали там. Место это казалось более спокойным и, в других отношениях, – получше, чем подобное сборище в районе Borough Park.

К часам девяти мы были на месте. Там уже дежурили человек десять. Ерунда, по сравнению с тем, что мы наблюдали вчера. Наем работников шёл вяло. Подъезжали время от времени, чтобы снять одного-двух человек. Погода была хорошая, и мы праздно сидели на солнышке. Толковали о туристической жизни в Америке и наблюдали за происходящим. Люди собирались здесь из разных мест, и у каждого – своя история. Но объединяли их общие интересы: работа, аренда жилья, получение документов и прочие повседневные бытовые хлопоты в условиях чужой страны.

Плох или хорош данный способ выживания – сказать сложно. Но для начинающих, которые приехали сюда на пустое место и без особых денежных сбережений, это была реальная стартовая площадка, где можно заработать первые, необходимые деньги, кого-то встретить и что-то узнать.

В тот день мы познакомились с парнем из Закарпатья. Уже около года он проживал в Бруклине с такими же земляками-односельчанами-родственниками. Все они, имея некоторый строительный опыт, нелегально работали у постоянного работодателя – еврея, уроженца Закарпатья, давно проживущего в Бруклине. Сотрудничество с земляком-иудеем обеспечивало их относительно постоянной работой. И хотя отсутствие документов и языковых навыков частенько ставило их в зависимое положение, и босс порой злоупотреблял этим, закарпатская кооперация обрела устойчивый и взаимовыгодный характер.

Новый знакомый Юра не имел ни профессиональных навыков строителя, ни языка, ни особого желания работать. Ему просто понравились Бруклин и Нью-Йорк более чем, родной город Хуст. Спешить ему некуда. Семью дома содержать не надо. И он просто жил здесь, временами подрабатывая, чтобы заплатить за жилье и иметь какие-то деньги на питание и пиво.

Ситуация в этот день складывалась таковая: работу нам никто не предлагал и мы не приставали. Погода подсказывала, и мы с ней согласились. Спланировали: если в течение ещё минут пятнадцати нас никто не пожелает, уходим гулять в Манхэттен. Мы находились неподалеку от Вильямсбургского моста, один из нескольких мостов, соединяющих Бруклин с Манхэттеном через East River речку. Юра предложил осмотреть некоторые достопримечательности, достойные на его взгляд, внимания туриста.

Прежде всего: торговая точка, где продавали всякое подержанное барахло в огромных количествах, и оценка товара производилась на вес. Место находилось на Kent Ave., – край Бруклина, авеню вдоль East-речки. Называть её «авеню» – слишком величаво. Замызганная, промышленная, нежилая улица, на которой располагались мрачные постройки, используемые под склады, доки, старые фабрики, сахарные и свечные заводики. Несмотря на неблаговидное расположение торговой точки, здесь наблюдалось достаточно интенсивное коммерческое движение. На асфальтированной просторной площади выруливали грузовики с длинными фургонами-прицепами, которые подгоняли к воротам ангара. Работники – мексиканцы и чёрные – с респираторами на физиономиях, отцепляли эти фургоны, наполненные тряпьем. Привезённое добро вручную перегружалось в металлические контейнеры на колёсах, которые затем катили в ангар.

В просторном, пыльном ангаре идёт торговая возня. Покупатели, – преимущественно мексиканцы и поляки, роются в контейнерах. Что-то отбирают, примеряют и пакуют в огромные пластиковые пакеты. Судя по массе покупаемого, – для последующей отправки на родину.

На выходе – касса с весами. Там же выдают паковочные мешки. Покупатели ставят свои тряпичные добычи на весы, работник определяет стоимость этой массы, получает с них оплату. И спасибо за покупку! Носи на здоровье, либо отправляй в Мексику и Польшу. Там это будет уже как Made in USA.

Урожай в вещевой богадельне зависит от того, что привезли и отгрузили. Работники торгового предприятия тоже сортируют вещи для торговли в отделах. Сам универмаг располагается в этом же здании, на верхних этажах, где вещи после сортировки и химчистки распродаются уже не на вес, а по бросовым ценам за отдельную единицу. Цены – от трех до пятнадцати долларов.

Место хорошо тем, что можно на пять долларов прикупить одёжку для работы. Так получается дешевле, чем возиться со стиркой. Можно и парадный костюм из хорошей шерстяной ткани выбрать, за пятнадцать долларов… для хождений на собеседования с чиновниками миграционной службы. Одним словом, Юра показал нам тряпичный рай на задворках Бруклина.

Из экскурсии мы вынесли для себя кое-какие мелочи. В общем ангаре – в отделе «ройся-копайся», я откопал совершенно новые джинсы «Lee» со всеми торговыми этикетками, словно из магазина, а не из контейнера. Там же за контейнером, я сменил нуждающиеся в стирке советские брюки, на новые местные джинсы. Оказались впору. Так я в них и остался. Свои же брюки отправил в контейнер, для экспорта в Мексику. Ребята тоже выбрали для себя кое-какие мелочи: шорты, ремешки для брюк… На выходе у кассы рассчитались и поднялись на верхние этажи в другие отделы. Там переобулись в кроссовки, пригодные для игры в теннис. В них и ушли, не отвлекая и без того занятого работника на кассе.

Денёк был погожий, солнечный, настроение такое же – туристическое. Оттуда мы направились к Вильямсбургскому мосту.

(Вильямсбу́ргский мост (англ. Williamsburg Bridge) – мост через пролив Ист-Ривер в Нью-Йорке. Он соединяет районы Нью-Йорка – Манхэттен и Бруклин (округ Вильямсбург). Проектирование данного моста, второго через пролив Ист-Ривер, началось в 1896 году. Открыт мост 19 декабря 1903 года. Конструкция Вильямсбургского моста выполнена по типу «Висячий мост». Длина основнго пролёта – 487,68 метров, общая длина моста – 2 227,48 метров, ширина моста – 35,97 метров. По мосту проходят линии J, M и Z Нью-Йоркского метро.)

Старый железобетонный монстр, в основном, служил для автотранспорта и поездов метро. Имелась дорожка для пешеходов и велосипедистов, размещённая над автомобильной секцией. Тоннелеобразный вход-въезд на дорожку обделан в духе афроамериканского наследия. Нас окружали незатейливо расписанные красками бетонные конструкции, оставленные уличными жильцами, замызганные матрацы, битые бутылки и прочий бытовой хлам. Внешние признаки подсказывали, что с наступлением темноты здесь свой культурный быт, и посторонним сюда лучше не захаживать.

Днём, на дощатом тротуаре моста через East River (речку), можно встретить лишь одиноких велосипедистов и пешеходов. Женщин, детей и пожилых людей на мосту я не замечал, ибо место – не лучшее для праздных прогулок. Пеший переход мостом над рекой занимает минут двадцать, и за время прогулки можно не встретить ни единой души. Ситуация для приключений вполне благоприятная. Непрерывный поток автомобилей гудит в нескольких метрах ниже. Происходящее же, на пешеходной дорожке – вне видимости и слышимости. Достойных внимания видов, с моста не открывается, поэтому и туристического движения на нём нет. На бруклинском берегу коптит своими трубами сахарный заводик с мрачным комплексом промышленных построек преклонного возраста. А на другом берегу, на острове Манхэттен торчат серокаменные глыбы. Среди них выделяется здание Empire State Building.

Приближаясь к берегу Манхэттена, с высоты моста можно обозреть зелёную территорию East River Park, растянувшегося вдоль берега реки. Сверху просматривались корты теннисного клуба, бейсбольное поле и дорожки для бега и прогулок. Хорошее место. Пройдя над парком, мы спустились на Delancey Street – район нижнего East Side, аборигены которого встречаются уже на мосту. Чёрные и цветные братья и сестры, в одиночку и группками, стоя, сидя и лежа коротают время с бутылкой дешёвого пойла и с прочими средствами, скрашивающими их незадачливое бытие.

Шумная, торговая Delancey St, как и весь район East Side, – это сплошные лавки с товарами сомнительного качества и происхождения, но обязательно с крикливыми ярлыками известных фирм.

Пока не разболелась голова от шумной торговли, мы приняли приглашение Юры – побывать в культурном центре украинской диаспоры. Последовали за ним в направлении 2-й Авеню. Особенно, нам рекомендовались услуги Украинского банка, в котором хранят сбережения все его земляки. Об услугах банка он был наслышан от своих товарищей, так как самому здесь хранить было нечего. С его слов, этот банк выгодно отличался от прочих американских. Для открытия счета здесь достаточно предъявить советскую паспортину, и обо всём можно разузнать, объясняясь на рiдной мовi. И гроши там всегда выдадут без проволочек. Имея дело с этим банком, он советовал нам говорить по-украински. Особенно, когда снимаешь свои денежки-сбережения. Могут не понять що тобi трэба от них. (шутка!)

Украинский центр состоял из комплекса заведений в одном квартале на 2-й Авеню. Народный Украинский Дом (кажется, так называется), ресторан и бар, туристическое агентство, магазин украинских сувениров и, упомянутый Юрой, банк.

Впоследствии, когда я один гулял по Нью-Йорку, то несколько раз посещал бар – выпить соку и отдохнуть от жары. Обычно, днем там пусто и тихо. За стойкой дежурит дядька з вусами или дивчина. Посетители, просиживающие там, балакають на украінськой мовi. Когда обращаешься со своим заказом к разливающему, то начинаешь колебаться: на каком языке говорить. Я испытывал принцип пролетарского интернационализма и заезжал по-русски. Присутствующие отмечали мою дерзкую выходку, но проявляли терпение.

Я слышал от туристов-строителей из Закарпатья, что в конце недели, по вечерам здесь весело. Украинское товарищество, молодые и старые, собираются и по-свойски отдыхают, веселятся.

После посещения украинского островка в Нью-Йорке, я предложил перейти на 8-ю Авеню и посетить моих заочных братьев муней в гостинице New Yorker.

(*In 1975 Hotel New Yorker was purchased by the Unification Church for $5,600,000. The church converted much of the building for church uses. *В 1975 году отель Нью Йоркер был куплен Церковью Единения за 5 600 000 $. Церковь существенно реконструировала отель под свои потребности.)

На этот раз, мы оказались у гостиницы днем. Тяжелые стеклянные двери-вертушки непрерывно вращались, впуская и выпуская гостей. А гости, в большинстве своем, были восточных национальностей: корейцы и японцы… Впрочем, я их не различаю.

Как только ты заступаешь за двери, на входе в просторный вестибюль, тебя встречает дежурный вахтёр, и просит приостановиться, объяснить: кто таков и зачем пожаловал?

В тот день дежурил улыбчивый японец. Он оказался большим любителем потрепаться. Причина визита была заготовлена мною ещё в первую ночь. Я выложил ему легенду о друге-брате, который живёт в этом отеле, и о подруге-сестре, гостившей ранее, от которой я и услышал впервые о Церкви Единения. А теперь вот и сам приехал с друзьями.

Новый брат-вахтёр с любопытством выслушал историю, представился как Onoda Takao и деловито законспектировал наши имена. После формальностей, он торжественно объявил, что сам Бог привел нас к нему. Далее, мы узнали, что сейчас в большой, интернациональной семье гостят и работают несколько русских братьев. Если мы навестим его сегодня вечером, часов в семь, то сможем повидать их. Онода уже достал лист бумаги и начал чертить схему взаимоотношений между нами, церковью единения и Богом, постоянно напоминая, как это важно. Я согласился с ним и пообещал: если мы не задержимся на работе, то постараемся принять участие в конференции. Онода уверял нас, что это мероприятие – важнее всякой работы. Если мы изменим свои планы, то здесь нас ожидает вкусный ужин в тёплом кругу братьев и сестёр. И вообще, сама встреча имеет бесспорно судьбоносное значение для нас. Учитывая последние замечание, я поклялся пересмотреть свои планы и прибыть на ужин с друзьями.

Этим вечером, как и договаривались, в том же составе мы прибыли в гостиницу New Yorker. Онода встретил нас многократными рукопожатиями и поклонами. Улыбка, или профессиональный оскал работника гостиничного бизнеса, не покидал солнцеподобного лица.

Я вежливо поинтересовался: не опоздали ли мы… на ужин? В ответ, Онода призвал нас следовать за ним.

Это здание, как я выяснил, было построено ещё в 1929 году, но всё содержалось в приличном состоянии. Лифты работали исправно. Нетрудно было заметить, что это не обычная гостиница, а некое корейское предприятие. Все встречающиеся нам люди, в лифте и на этажах, были азиатских национальностей. Онода всех их знал. Со всеми вступал в короткие диалоги и торжественно сообщал новость о посланных ему Богом братьях из Украины.

На пятом этаже, коридорами мы прошли в какой-то хозяйственный отсек, там оказалась кухня и небольшой столовый зал. За столом сидели-питались несколько братьев и сестёр. В некоторых, я без труда узнал своих соотечественников. Онода объявил о прибытии новых братьев. Мы познакомились.

В тот вечер на ужине-конференции присутствовали: барышня Александра из Ленинграда, приглашенная в семью, в качестве переводчика; молодая семья откуда-то из Дальнего Востока – парень, его беременная жена и дочка лет шести.

Нам дружелюбно показали, где и что можно найти и скушать. Мы быстро всё усвоили и включились в работу конференции.

Нас нещадно отвлекали. Мне приходилось отвечать и на русские и на английские вопросы. Кроме нас, уже все покушали, но не расходились, ухаживали и наблюдали за нами.

Среди общего добродушия выделялся белобрысый очкарик с немецким акцентом, приблизительно моего возраста. Он отличался от остальной компании содержанием своих неудобных вопросов и административным тоном. Постоянно давал мне понять, что кроме шуток, ему хотелось бы и серьёзно поговорить о мотивах нашего появления здесь. Но обстановка на кухне, позволяла без особого труда обращать его гестаповское любопытство в хохму. И большинству это было по душе. Немецкий же брат всё больше напрягал своё внимание к нам. С ним следовало быть осторожным!