Текст книги "Зорге. Подвиг и трагедия разведчика"

Автор книги: Сергей Голяков

Соавторы: Михаил Ильинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

Новый германский военный атташе (ВАТ) получил от прежнего атташе письмо*, описывающее резко антисоветские тенденции среди высшего немецкого офицерства и кругов Гиммлера. Новый германский ВАТ считает, что по окончании теперешней войны должна начаться ожесточенная борьба Германии против Советского Союза. По этим соображениям, полагает он, Япония все еще имеет великую миссию против СССР, однако необходимо достигнуть соглашения и добиться выступления Японии против Сингапура.

Новый германский ВАТ тоже стоит за наступление на Сингапур.

ЦА МО РФ. Оп. 24127. Д. 2. Л. 195–196.

Пометы: "Копии т. Сталину, т. Молотову, т. Голикову. Выполнено 14.03.41 г.".

Агентурное сообщение "Рамзая" из Токио

от 6 мая 1941 года

Начальнику Разведуправления

Генштаба Красной армии

Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой.

Оба, посол и атташе, согласились с тем, что после поражения Югославии во взаимоотношениях Германии с СССР наступают две критические даты.

Первая дата – время окончания сева в СССР. После окончания сева война против СССР может начаться в любой момент, так что Германии останется только собрать урожай.

Вторым критическим моментом являются переговоры между Германией и Турцией. Если СССР будет создавать какие-либо трудности в вопросе принятия Турцией германских требований, то война будет неизбежна.

Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика потому, что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии.

Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной армии настолько низко, что они полагают, что Красная армия будет разгромлена в течение нескольких недель.

* Среди разведчиков в различных странах мира была распространена практика написания личных писем (сохранилась она и в настоящее время).

Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба.

Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией.

Однако Отт, который лично против такой войны, в настоящее время настроен настолько скептически, что он уже предложил принцу Ураху выехать в мае обратно в Германию.

ЦА МО РФ. Оп. 24127. Д. 2. Л. 340–341.

Пометы: "НО-9. Дать в 5 адресов (без вычеркнутого). Голиков. 6.05.41 г."; "НО-9. Включить в выписки. Голиков"; "Разослано согласно резолюции. 7.05.41*".

* * *

– Покой, и только покой! Никаких движений. Все это очень серьезно. Гораздо серьезнее, чем может показаться.

Рихард недоуменно посмотрел на посольского врача.

– И даже не пытайтесь ничего возражать. С сердцем шутки плохи.

Доктор поднялся и спрятал секундомер в жилетный карман.

– Я, конечно, понимаю, что при вашем образе жизни лежать в постели невероятная мука. И все же придется потерпеть.

Рихард откинулся на подушку и закрыл глаза. Этой беды он совсем не ждал. И нужно же было, чтобы она свалилась на него именно теперь, когда он должен работать с двойным напряжением!.. Москва ждала сообщений из Токио.

Он вспомнил чьи-то случайно услышанные слова: сердце здорово до тех пор, пока ты не чувствуешь, что оно у тебя есть. Теперь Рихард чувствовал свое сердце. Мягкий болезненный комок сокращался неровно, вяло. И каждый удар отдавался во всем теле тупой, ноющей болью.

– Инфаркты становятся модной болезнью, – выговорил Зорге.

Доктор ушел.

* * *

Рихард сбросил с себя одеяло. Нет, сейчас он не может болеть. Просто не имеет права…

* Международный фонд "Демократия. Россия ХХ век". 1941 год. Книга вторая. Документы. С. 175.

Накануне вечером в саду посольства Рихард видел двух дипломатических курьеров. Значит, пришла новая почта. Мог ли он остаться равнодушным к содержимому опечатанных красным сургучом плотных брезентовых мешков, которые привезли из Берлина эти белобрысые громилы? Быть может, в них находились ответы на мучившие его загадки. Быть может, он уже сегодня сумеет узнать дату начала гитлеровского вторжения в СССР.

Рихард стал одеваться. Каждое резкое движение вызывало новые приступы боли. Кружилась голова. Ноги подкашивались и дрожали. Да, это была расплата за многолетнее перенапряжение, расплата за непрекращающееся чрезмерное (но кто знает эту меру?) расходование всех духовных и физических сил.

Почти восемь лет он ни минуты не давал себе передышки. Восемь лет изнуряющей работы. Рихард знал: он не имеет права уставать. Несколько месяцев назад он написал в Центр:

"Я уже сообщал вам, что до тех пор, пока продолжается европейская война, останусь на посту… Мне между делом стукнуло 45 лет, и уже 11 лет, как я на этой работе. Пора мне осесть, покончить с кочевым образом жизни и использовать тот огромный опыт, который накоплен. Прошу вас не забывать, что живу здесь безвыездно и, в отличие от других "порядочных" иностранцев, не отправляюсь каждые три-четыре года на отдых. Этот факт может казаться подозрительным.

Остаемся, правда, несколько ослабленные здоровьем, тем не менее всегда ваши верные товарищи и сотрудники".

Вода точит камень, но воле подчинялся разум. Здоровье подчиняться отказывалось. Оно требовало передышки, паузы, хотя бы короткого расслабления. Вчера вечером был первый сильный сигнал – сердечный приступ. Круги в глазах, непривычная слабость – требование врача прозвучало убедительно. Ему следовало подчиниться. И все же Зорге пошел в посольство…

* * *

– Входи, входи, дорогой Рихард, – поднялся ему навстречу Отт. – А я уже собрался навестить тебя. Мне передали, что ты болен.

– Пустяки, – улыбнулся Зорге, садясь в кресло. – Думаю, что все обойдется. Просто нужно бросить курить.

– Боюсь, дорогой мой, ты выбрал не самое лучшее время для этого, многозначительно проговорил Отт. Посол выдержал паузу и продолжал: – Дело в том, дорогой Рихард, что пройдет еще несколько месяцев, и мы с тобой станем получать не эту вот дрянь, – Отт презрительно кивнул на пачку немецких сигарет, лежавшую на столе, – а знаменитые русские табаки. Они, кажется, выращивают их в Крыму. Прекрасный, ароматичный, душистый лист, равный которому трудно найти. А потом, тебе известно такое слово, как "папироса"?

– И когда же все это начнется? – меланхолично спросил Зорге, догадываясь, к чему клонит Отт.

– Точную дату назвать не могу. Но знаю – где-то в июне, в один из воскресных дней.

– Почему – воскресных?

– Неужели ты не знаешь: наш фюрер принимает важные решения всегда в воскресенье. Он верит в особенное, предопределенное значение дней и часов в своей жизни, а воскресенье – самый счастливый его день. Я приказал сотрудникам дежурить в воскресенье и в ночь на понедельник.

Генерал взглянул на часы. До обеденного перерыва в посольстве оставалось десять минут. Он неторопливо направился в другой конец кабинета. Там в стене за портьерой, рядом с портретом Гитлера, был вмонтирован сейф.

Отт достал из кармана ключи на позолоченной цепочке, установил наборный механизм и повернул рукоятку. Массивная дверь плавно отошла в сторону и открыла доступ к металлическим ящикам, каждый из которых так же имел свой замок. Посол выдвинул один из ящиков, достал папку с бумагами и подал ее Рихарду:

– Посмотри. Тут есть кое-что любопытное и для нас с тобой.

– Опять требуют какой-нибудь доклад?

– Черт возьми! – Отт рассмеялся. – У тебя просто дьявольская проницательность, Рихард. Я очень рад, что ты так быстро поправился. Иначе мне пришлось бы очень туго. Предстоит написать целый трактат о внутреннем положении Японии. Ты сам понимаешь, насколько важно Берлину знать перед началом Восточного похода, что творится тут.

"О Восточном походе Отт говорит, как о чем-то уже решенном", – подумал Рихард.

Генерал снова взглянул на часы: стрелка приближалась к двум.

– Извини, Рихард, но мне пора.

Зорге сделал вид, что не расслышал этих слов. Он весь ушел в чтение секретных документов, поступивших из германского МИД. Отт оставил его наедине с бумагами, плотно прикрыл дверь. Разве мог он заметить, каких усилий стоило Рихарду скрывать свое волнение? В папке, переданной ему послом, содержались некоторые сведения по подготовке наступления гитлеровцев на Советский Союз.

Разведчик лихорадочно перебирал тонкие листы бумаги. Цифры, названия местностей, фамилии. Он старался запомнить, но все запомнить невозможно. Стоит перепутать данные, и ценная информация помимо его воли дезориентирует Москву. Подождать еще несколько дней и, когда вновь представится возможность, перечитать эти документы? Но Зорге понимал: всякое промедление может обернуться потерей тысяч жизней в будущей войне. И где гарантия, что он увидит эти документы еще раз?

Рихард взглянул на большие часы, стоявшие в углу кабинета. Посол отправился на обед и мог отсутствовать еще минут двадцать пять – тридцать. Как и большинство немецких чиновников, он отличался крайней пунктуальностью и не нарушал раз и навсегда заведенного распорядка дня.

Делать выписки из совершенно секретных, адресованных лично послу документов строжайше запрещено. Одна эта улика – и полный крах. И все-таки Рихард принимает решение: достает записную книжку, начинает быстро делать заметки…

Когда Отт вошел в кабинет, корреспондент сидел в глубоком кожаном кресле – там, где его оставил, уходя, посол. Аккуратно сложенные бумаги лежали в папке. Ничто не говорило о минутах нечеловеческого напряжения, которые только что пережил Рихард. Разве что неестественная бледность его лица. Генерал заметил ее:

– Мне сдается, что тебе все же надо отдохнуть. – Он положил руку на плечо Зорге.

Рихард как бы нехотя поднялся.

– Если ничего не случится, я буду в посольстве вечером, как обычно, сказал он, прощаясь.

Генерал проводил его до двери. Из окна кабинета он видел, как Рихард медленно пересек сад, утопавший в белой вуали цветущей сакуры. Зорге глубоко вдыхал ее аромат. Сердце постепенно успокаивалось.

Из дома он позвонил Вукеличу. Бранко приехал через четверть часа. Рихард продиктовал ему короткое сообщение в Центр.

– Радиограмму Макс должен отправить немедленно. Кроме того, подробное донесение вручишь связнику. Он будет здесь через неделю. Запомни: ресторан "Ямато", три часа дня.

Агентурное донесение "Рамзая" из Токио

от 1 июня 1941 года

Начальнику Разведуправления

Генштаба Красной армии

Берлин информировал Отта, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95 % уверен, что война начнется. Косвенные доказательства, которые я вижу к этому в настоящее время, таковы:

Технический департамент германских воздушных сил в моем городе получил указания вскоре возвратиться. Отт потребовал от ВАТ, чтобы он не посылал никаких важных сообщений через СССР. Транспорт каучука через СССР сокращен до минимума.

Причины для германского выступления: существование мощной Красной армии не дает возможности Германии расширить войну в Африке, потому что Германия должна держать крупную армию в Восточной Европе. Чтобы ликвидировать всякую опасность со стороны СССР, Красная армия должна быть отогнана возможно скорее. Так заявил Отт".

ЦА МО РФ. Оп. 24127. Д. 2. Л. 422.

Помета: "Запросить Гущенко, находится ли в Японии департамент германских ВВС. Голиков"; "Исполнено 3.06.41 г.".

…До начала войны оставались считанные дни. Напряжение чувствовалось повсюду.

Телеграмма посла Японии в Хельсинки в МИД Японии

19 июня 1941 г.

"Учитывая обстановку, существующую здесь, я сжег нижеследующие секретные документы:

1. Все военно-морские шифры, шифры "Канада", "Германия", "Канаэ", "Зеландия", "Аляска".

2. Все телеграммы и секретные отношения, за исключением телеграмм и отношений за 1941 г.

3. Все секретные протоколы.

Если возникнет чрезвычайная обстановка, то я оставлю только шифры "Бельгия", "Перу", "Колумбия" и "Куба", а остальные сожгу.

Подпись: [Сахая]

Курьер в Гонконг

Бранко пришел в ресторан около трех часов дня. Сел за свободный столик возле стойки. Заказал красного вина.

Бранко хорошо знал, что должно произойти дальше, в следующие четверть часа. Ровно в три в ресторан войдет еще один посетитель – европеец. Скорее всего, это будет молодой человек, лет двадцати пяти – двадцати шести. Он подойдет к стойке, достанет длинную гаванскую сигару с золотым ободком и будет держать ее в правой руке, не зажигая. В ответ на этот знак Бранко набьет табаком свою трубку и попытается раскурить ее. Но табак, видимо, отсырел – трубка не горит. Тогда вошедший откусит кончик своей дорогой сигары и зажжет спичку. После нескольких затяжек загорается наконец и трубка Бранко. В воздухе повисает гирлянда сизых колец. Лицо незнакомца выражает явное недовольство. Скорее всего, ему не нравится предлагаемый выбор блюд. Он поворачивается и уходит прочь… Бранко допивает вино и тоже выходит на улицу. Он видит, как "недовольный" посетитель направляется к ближайшему скверу. Бранко следует за ним на некотором расстоянии. На одной из пустынных аллей он поравняется с незнакомцем и услышит от него всего одну фразу: "Привет от Мэри". Сам ответит: "Поклон от Густава". Через мгновение они разойдутся, успев передать друг другу по небольшому аккуратному свертку. Разойдутся, чтобы не встретиться больше никогда…

Бранко взглянул на часы и не поверил своим глазам: было пять минут четвертого. Никто не приходил.

Странно… Точность для таких встреч – непререкаемый, абсолютный закон. Эти встречи расписаны буквально по секундам. Все заранее оговаривалось с Москвой. Дата, место, время. Связник, который не появлялся по своей вине в назначенный час, совершал тягчайший проступок. Бранко знал по своему опыту, что такого никогда еще не было. Оставалось одно: произошло нечто непредвиденное.

"Подожди, не торопись с выводами, – успокаивал себя Бранко. Внимательно следи за дверью. Смотри! Вот он, твой долгожданный, идет как ни в чем не бывало".

В зал действительно вошел какой-то человек. Но, не остановился у стойки чтобы вынуть дорогую сигару, а плюхнулся на первый попавшийся стул и потребовал дать ему "чего-нибудь холодного".

Потом пришли еще несколько человек. Но ни один из них не подал условного сигнала. Ждать дальше становилось бессмысленным. Бранко допил вино и вышел на улицу.

"Неужели связник провалился? – с болью и горечью думал он. – Неужели пропадут результаты напряженного многодневного труда всей группы?"

Бранко позвонил Рихарду:

– Битый час ходил по магазинам, но твоих любимых сигар нигде нет.

Рихард все понял:

– Ничего страшного, Бранко, большое спасибо за заботу. Что-нибудь придумаем.

Вукелич вышел из телефонной кабинки, мысленно восхищаясь выдержкой своего друга: "Столько поставлено на карту, а он так спокоен!"

Звонок Бранко действительно не расстроил Рихарда. Из Центра сообщили: встреча со связником отменяется. Тот задерживается в Гонконге. Эту радиограмму Рихард получил, когда Вукелича уже нельзя было предупредить.

Но Рихарда одолевали те же заботы. Связник из Центра задерживался, а когда он появится – неизвестно. Если же собранную информацию не отправить в ближайшие дни, многое из того, что удалось узнать с таким трудом, устареет, потеряет актуальность. Значит, нужно искать возможность самим переправить почту в Центр. Для этого кто-то должен поехать к своим людям в Шанхай или в Гонконг. Но кто? Все члены группы слишком нужны здесь. Каждый день может измениться обстановка, возникнуть новые задачи. К тому же после расширения войны в Индокитае японцы запретили свободный выезд за пределы страны. И без того трудная задача еще более осложнялась. Где же выход? Зорге задавал и задавал себе этот вопрос, но ответа не находил. Какую-то часть информации можно передать по радио. Но сообщить обо всем невозможно: Максу сутками пришлось бы не выключать передатчик. Нет, это не выход. Нужен курьер.

Снова раздался телефонный звонок. В трубке звучал голос секретаря посла. Хильда говорила резко:

– Прошу вас, господин Зорге, уделите несколько минут женщине, которая готовилась к этому разговору много дней!

Он опешил: "Ну и ну, что означает такое вступление?.."

– Я слушаю.

– Я понимаю, что заслужила ваше презрение. В часы, когда все должны отдавать себя целиком великому делу, я поддалась низменному чувству. Я вас люблю. Но у меня хватит сил выслушать ваш приговор, который я знаю заранее. Я готова. Говорите же!

Он растерянно молчал: "Вот это оборот… что ей взбрело в голову? Девчонка…".

После паузы проговорил:

– По-моему, вы ошибаетесь в своем чувстве.

– Я не нуждаюсь в вашем снисхождении. – В голосе Хильды звучал гнев. Я знаю, что виновата, и готова платить. Я не могу оставаться в Токио. Я уезжаю в Берлин.

И тут его осенило:

– Вы действительно собираетесь так поступить?

– В зависимости от вашего ответа.

– Да, Хильда, сейчас каждый должен отдавать все силы великому делу.

– Я была уверена, что вы ответите именно так. Я уже сообщила о своем решении послу и атташе полиции. Они согласились. Первым же рейсом я вылетаю в Гонконг, а оттуда пароходом – в Германию… – Голос ее дрогнул: – Может быть, вы захотите проводить меня до аэродрома?

– Сочту за честь, милая Хильда. Надеюсь, вы не откажете мне в маленькой услуге? Я хотел бы передать с вами одну безделушку другу в Гонконге. Он бы встретил вас прямо у самолета.

– Это только доставит мне удовольствие…

На аэродроме Рихард передал Хильде деревянную фигурку будды. Накануне Макс аккуратно вырезал в ней дупло и вложил в него донесения, переснятые на пленку. Рихард придирчиво проверил, кивнул: ювелирная работа.

– Мой гонконгский приятель будет ждать вас, – сказал он, передавая девушке коробочку. – Он с удовольствием познакомит вас с достопримечательностями города.

Зорге не обманывал: Хильду в Гонконге ждал самый радушный прием.

* * *

– Что с тобой, Рихард? – спросила Ханако, войдя дома в его кабинет.

– Ничего. – Он отвернулся к стене. – Ничего… Извини, я очень устал.

Ханако подошла, подняла с полу газеты и рассыпавшиеся плотные листки выпуски обзоров иностранной печати, ежедневно готовившиеся агентством Домей цусин. Один листок был резко, так, что перо прорвало бумагу, очерчен на полях и даже по строчкам. Ханако разгладила листок и прочитала: "Обзор московской печати за 14 июня". Обзор начинался словами: "Во всех центральных газетах СССР опубликовано следующее "Сообщение ТАСС"…".

Строчки сообщения подчеркнуты. Ханако поняла, что именно они имеют какое-то отношение к Рихарду, к тому состоянию, в котором он находился. Она стала торопливо читать:

"…В английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о "близости войны между СССР и Германией". Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны. ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места; 2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных частей Красной армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной армии как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо…".

В том же обзоре московской печати перечислялись другие темы, которым были посвящены выступления советских газет: о благоустройстве сел и городов, об осушении болот и заготовке сена, о раскопках гробницы Тимура… Конечно же, не они так взволновали Рихарда.

– Что случилось? – мягко спросила она.

– Ничего… – глухо ответил он.

Он сел на софе. Глаза его были красные, сухие. Глубже обозначились морщины на лице и мешки под глазами. Он выглядел постаревшим.

– Надвигается война, самая жестокая, какая только может быть…

Он оборвал фразу, подошел к столу и вставил лист бумаги в пишущую машинку, быстро застучал по клавишам. Ханако знала: любое огорчение Рихард глушил работой.

* * *

Что делать? Прекратить работу и предоставить самому ходу событий показать, кто прав?.. Первая реакция была именно такой: слишком большими усилиями доставались сведения, которые Макс передавал в Москву, слишком велик риск. Да нет, он не имеет права молчать! Более настойчиво, чем когда-либо, он должен добиваться того, чтобы в Центре поверили и все поняли.

Каждое утро Рихард прежде всего просматривал обзор московской печати. Потом листал токийские газеты. Не выключал радио. Но никакого изменения в позиции Москвы не было.

Агентурное сообщение "Рамзая"

от 20 июня 1941 г.

Начальнику Разведуправления

Генштаба Красной армии

Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Германское военное превосходство дает возможность разгрома последней большой европейской армии так же хорошо, как это было сделано в самом начале… потому, что стратегические оборонительные позиции СССР до сих пор еще более небоеспособны, чем это было в обороне Польши.

"Инвест" сказал мне, что японский генштаб уже обсуждает вопрос о позиции, которая будет занята в случае войны.

Предложения о японо-американских переговорах и вопросы внутренней борьбы между Мацуока, с одной стороны, и Хиранума, с другой, застопорились потому, что все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии.

ЦА МО РФ. Оп. 24127. Д. 2. Л. 463. Помета: "К учету 22.06.41 г.".

…Но это уже была война…

В те дни 1941-го все другие разведагентуры сообщали в Москву о возможности начала войны.

Из сообщения "Марса" из Будапешта от 23.05.1941 г.

Словацкий посол и военный атташе считают войну между Германией и Советским Союзом неизбежной. Нападение должно быть произведено исключительно мотомеханизированными и моторизованными частями в ближайшее время… Немцы выступят не позднее 15 июня. В Молдавии на 20 мая сосредоточено 20 немецких и 19 румынских дивизий. Немцы ведут усиленную пропаганду среди румын за возвращение Бессарабии… В Карпатах пока немецких войск нет.

ЦА МО РФ. Оп. 24119. Д. 4. Л. 435.

Имеются пометы.

Сообщения резидентур из разных стран мира

Сообщение резидента НКГБ в Риме "Тит"

19 июня 1941 г.

Вчера в МИД Италии пришла телеграмма итальянского посла в Берлине, в которой тот сообщает, что высшее военное командование информировало его о начале военных действий Германии против СССР между 20 и 25 июня сего года.

ЦА ФСБ РФ.

Коллекция документов.

Сообщение "Бранда" из Хельсинки

от 17 июня 1941 г.

1. Проведение всеобщей мобилизации в Финляндии подтверждается. Повсюду отмечается большое количество резервистов, следующих по назначению. Мобилизация началась 10–11 июня… 12 июня в Тамисаари объявлено осадное положение.

2. В Хельсинки отмечены признаки эвакуации населения…

3. В частях отпуска отменены, находящимся в отпуске приказано немедленно явиться в часть.

ЦА МО РФ ОП. 24120 Д. З. 1327.

Имеются пометы.

Донесение "Косты" из Софии

от 20 июня 1941 г.

…Германский эмиссар здесь сказал, что военное столкновение ожидается 21 или 22 июня, что в Польше находятся 100 германских дивизий, в Румынии 40, в Финляндии – 6, в Венгрии – 10 и в Словакии – 7…

Курьер, прибывший самолетом из Бухареста, рассказывает, что в Румынии мобилизация окончена и ожидаются военные действия.

Сейчас в Болгарии находятся 10 тысяч солдат немецких войск.

ЦА МО РФ. Оп. 24119. Д. 2. Л. 83.

Донесение "Рамзая" из Токио

26 июня 1941 года. Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу.

Р. З о р г е