355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Кара-Мурза » Гражданская война 1918-1921 гг. — урок для XXI века » Текст книги (страница 15)
Гражданская война 1918-1921 гг. — урок для XXI века
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:04

Текст книги "Гражданская война 1918-1921 гг. — урок для XXI века"


Автор книги: Сергей Кара-Мурза


Жанр:

   

Политика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6. Выход России из войны: порядок из хаоса

Гражданская война, патриотизм и собирание России

В конце перестройки, а потом и на всем протяжении последних лет в общественное сознание нагнетается представление о Белом движении, начавшем гражданскую войну в 1918 г., как носителе русского государственного патриотизма. Согласно этому тезису, советский строй был если и не антинациональным, то во всяком случае вненациональным. При этом выдвигалось странное положение о том, что в России имелась возможность установления утопического межклассового согласия. Эта утопическая идея казалась настолько привлекательной, что на какое-то время в нее поверили даже руководители воссоздаваемой коммунистической партии. В ходу была такая формула:

«Воссоединив „красный“ идеал социальной справедливости… и „белый“ идеал национально осмысленной государственности…, Россия обретет, наконец, вожделенное общественное, межсословное, межклассовое согласие».

Культивировалась даже доктрина сплочения антиельцинской оппозиции как соединения «красной и белой идеи». «Красный» идеал в этом тезисе воплощен в советском проекте, а «белый» – в радикальном антисоветском Белом движении. Формула утверждала, что «красный» советский проект сосредоточился исключительно на идее социальной справедливости. Национальное чувство, государственный патриотизм, напротив, нашли, дескать, своего носителя в «белом» движении. Теперь, мол, пришла пора оба идеала соединить.

Вся эта концепция была основана на большом и ложном историческом мифе, который создавался в интеллектуальных лабораториях и, считаю, нанес очень большой ущерб нашему общественному сознанию. Миф этот строился через создание неверного образа «белого» проекта. Между тем Белое движение – вполне реальное историческое явление. Оно изучено довольно основательно, причем многими несоветскими и антисоветскими мыслителями.

Какие основания есть сегодня считать Белое движение носителем идеи «национально осмысленной государственности»? Что вообще понимается под этой идеей? Д.И.Менделеев, приступая к созданию «россиеведения», поставил в этой идее условие-минимум: «уцелеть и продолжить независимый рост» России. Это – именно минимальная, непреложная задача нашей государственности. Если же при этом Россия становится сильной развитой державой, значит, задача русской государственности выполнена не на минимальном, а на высоком уровне.

Какие фигуры воплощали суть Белого движения и какова была их установка по отношению к такой государственной идее? Лубочная перестроечная картинка представляет белых как корнетов и поручиков, вставших «за веру, Царя и Отечество» и в свободную от боев минуту со слезами на глазах певших «Боже, царя храни!». Эта картинка совершенно не верна, недаром генерал-лейтенант Я.А.Слащов-Крымский, покидая Белую армию, написал статью: «Лозунги русского патриотизма на службе Франции».

Приняв от Антанты не только материальную, но и военную помощь в форме иностранной интервенции, антисоветская контрреволюция быстро лишилась даже внешних черт патриотического движения и предстала как прозападная сила, ведущая к потере целостности и независимости России. Это во многом предопределило утрату широкой поддержки населения и поражение Белой армии. Антисоветский историк М.Назаров в книге «Миссия русской эмиграции» пишет: «Ориентация Белого движения на Антанту заставила многих опасаться, что при победе белых стоявшие за ними иностранные силы подчинят Россию своим интересам» (см. [14]). Напротив, Красная Армия все больше воспринималась как сила, восстанавливающая государственность и суверенитет России.

Антирусский и антигосударственный смысл буржуазно-либерального (в будущем «белого») проекта созрел и проявился, разумеется, достаточно задолго до начала гражданской войны, альянс с Западом в этой войне лишь подчеркнул этот смысл. Именно генералы-основатели Белого движения с поддержавшим их офицерством были «военной рукой» космополитических буржуазно-либеральных сил, сокрушивших монархическую государственность в феврале 1917 г. Что касается этого «буржуазно-либерального субстрата», на котором взросло Белое движение, то его принципиальная антигосударственность отражена и в «Вехах» и в «Из глубины», и В.В.Розановым, и очевидцами «окаянных дней» – Буниным и Пришвиным. Отражена почти с надрывом – как же можно ее не видеть.

Нелепо говорить патриотизме, который, якобы, был сосредоточен в буржуазно-помещичьей среде («белый идеал»). В «Окаянных днях» Бунина на каждой странице мы видим одну страсть – ожидание прихода немцев с их порядком и виселицами. А если не немцев, то хоть каких угодно иностранцев – лишь бы поскорее оккупировали Россию, загнали обратно в шахты и на барщину поднявшее голову простонародье. Читаем у Бунина:

«В газетах – о начавшемся наступлении немцев. Все говорят: „Ах, если бы!“… Вчера были у Б. Собралось порядочно народу – и все в один голос: немцы, слава Богу, продвигаются, взяли Смоленск и Бологое… Слухи о каких-то польских легионах, которые тоже будто бы идут спасать нас… Немцы будто бы не идут, как обычно идут на войне, сражаясь, завоевывая, а „просто едут по железной дороге“ – занимать Петербург… После вчерашних вечерних известий, что Петербург уже взят немцами, газеты очень разочаровали… В Петербург будто бы вошел немецкий корпус. Завтра декрет о денационализации банков… Видел В.В. Горячо поносил союзников: входят в переговоры с большевиками вместо того, чтобы идти оккупировать Россию» и т.п.

А вот записи Бунина из Одессы:

«Слухи и слухи. Петербург взят финнами… Гинденбург идет не то на Одессу, не то на Москву… Все-то мы ждем помощи от кого-нибудь, от чуда, от природы! Вот теперь ходим ежедневно на Николаевский бульвар: не ушел ли, избави Бог, французский броненосец, который зачем-то маячит на рейде и при котором все-таки как будто легче».

А вот что М.М.Пришвин записал в дневнике 19 февраля 1918 г. о разговорах на Невском проспекте:

«Сегодня о немцах говорят, что в Петроград немцы придут скоро, недели через две. Попик, не скрывая, радостно говорит:

– Еще до весны кончится.

Ему отвечают:

– Конечно, до весны нужно: а то и землю не обсеменят, последнее зерно выбирают.

Слабо возражают:

– Думаете, немцы зерно себе не возьмут?

Отвечают убежденно:

– Возьмут барыши, нас устроят, нам хорошо будет и себе заработают, это ничего».

Читаешь все это и вспоминаешь, как наша нынешняя патриотическая оппозиция, представляя белых носителями идеала государственности, поносит Советскую власть, которая в том феврале лихорадочно собирала армию, чтобы дать отпор немцам. А ведь синеглазый рабочий, воплощающий в записках Бунина враждебный ему окаянный «красный» идеал, выразил самый нормальный патриотизм, сказав на улице призывавшим немцев буржуям: «Раньше, чем немцы придут, мы вас всех перережем».

Вот, вполне представительная фигура белого движения – адмирал А.В.Колчак, «кондотьер» Запада, поставленный англичанами и США Верховным правителем России. Ни в коем случае не можем мы его считать носителем идеи «национально осмысленной государственности». О русском народе он писал буквально как крайний русофоб времен перестройки: «обезумевший дикий (и лишенный подобия) неспособный выйти из психологии рабов народ». При власти Колчака в Сибири творили над этим народом такие безобразия, что его собственные генералы слали ему по прямому проводу проклятья. Он – «дитя Февраля», ходил на консультации к Плеханову, после Октября патетически пытался вступить рядовым в британскую армию, имел при себе комиссаром международного авантюриста, брата Я.М.Свердлова и приемного сына Горького – капитана французского Иностранного легиона масона Зиновия Пешкова.

Сегодня у нас чуть ли не национальным героем делают Деникина – за то, что не стал помогать Гитлеру и желал победы Красной Армии (это у многих сейчас – уже верх патриотизма). Но ведь это на склоне лет, не у дел. А когда Деникин был практическим носителем «белого идеала», он сознательно работал на Запад, против российской государственности. Согласно выводу В.В.Кожинова, «Антон Иванович Деникин находился в безусловном подчинении у Запада». Биограф А.И.Деникина Д.Лехович определил взгляды лидера белого движения как либерализм и надежды на то, что «кадетская партия сможет привести Россию к конституционной монархии британского типа», так что «идея верности союзникам [Антанте] приобрела характер символа веры».

Вообще, нынешние сторонники Белого движения совершают большую ошибку, отрывая его о иностранной интервенции – эти два фронта войны против Советской России связаны неразрывно. Во-первых, без западных поставок вооружения и материалов Белой армии просто не могло бы образоваться. В «Очерках русской смуты» Деникин писал о начале 1919 г.: «С февраля начался подвоз английского снабжения. Недостаток в боевом снабжении с тех пор мы испытывали редко». В другом месте он писал о февральских поставках: «Пароходы с вооружением, снаряжением, одеждой и другим имуществом, по расчету на 250 тысяч человек» [14].

А.И.Гучков, занимавшийся снабжением Белой армии, вел переговоры с правительствами Антанты с тем, чтобы они выделили войска для оккупации Украины, где находились большие склады с продовольствием и арсеналы с военным имуществом. Он негодовал на «государственный эгоизм стран антанты», на то, что «союзники не склонны расходовать сколько-нибудь значительную живую силу на поход в Россию», в то время как только их помощь «в форме большой живой силы, брошенной на активную борьбу с большевиками, могла бы изменить это положение».

В мае 1919 г. Гучков вел в Париже переговоры с президентом Франции Раймоном Пуанкаре о расширении военной помощи белым, затем в Лондоне, где его восхитил военный министр Черчилль. На совещании некоторые английские генералы предложили использовать против красных химическое оружие, на что Черчилль ответил: «Конечно, мне бы очень хотелось угостить большевиков газом, если мы можем себе это позволить». Это ему не позволили, но Гучков писал из Лондона Деникину:

«По счастливой случайности во главе военного министерства в качестве военного министра стоит Уинстон Черчилль, вполне отдающий себе отчет в мировой опасности большевиков, понимающий ту роль, которую будет играть Англия в качестве единственной спасительницы России» [7, c. 136].

Так что не будем строить иллюзий – сами организаторы Белого движения считали свою роль в Гражданской войне вспомогательной, а единственной возможной «спасительницей России» считали военную силу Антанты.

Но еще важнее, пожалуй, другое – вся «социальная база» Белого движения уповала именно на прямую поддержку Запада, на то, что именно он займется «обустройством» России. Белая армия рассматривалась лишь как передовой отряд крестового похода Запада против Советов. З.Н.Гиппиус записала в дневнике 2 сентября 1919 г.:

«На Деникина, вероятно, почти никто не надеется, несмотря на его, казалось бы, колоссальные успехи, на все эти Харьковы, Орлы, на Мамонтова и т.д. Слишком мы здесь зрячи, слишком все знаем изнутри, чтобы не видеть, что ни к чему, кроме ухудшения нашего положения, не поведут наши «белые генералы», старые русские «остатки», – если они не будут честно и определенно поддержаны Европой».

При этом надо отметить, что как и царское правительство после революции 1905-1907 гг., так и вожди Белого движения после Гражданской войны, уже в эмиграции, не предполагали, в случае своей победы, идти на компромисс с трудящимися массами с тем, чтобы разрешить те противоречия, что привели к революции. На совещании в Париже 11 апреля 1922 г., где была сделана попытка объединить буржуазные организации в эмиграции, братья Рябушинские изложили свое видение будущей России, которая, по их видению, будет стоять на трех основаниях – торгово-промышленном классе, армии и интеллигенции. Даже Гучков в письме Врангелю заметил: «… куда девались крестьяне, куда девались рабочие – неизвестно» [7, c. 142].

Можно даже сузить проблему и поставить вопрос о патриотизме белых так. Когда разгорелся конфликт «красного» и «белого» идеалов, то офицеры русской армии, принявшие активное участие в этом конфликте, разделились почти поровну. Половина пошла в Красную, а половина – в Белую армию. В Красной Армии стала служить и ровно половина генералов и офицеров Генерального штаба, цвет армии. Какие же есть основания сегодня считать, что государственным чувством руководствовались именно те, кто оказался с «белыми», а не генерал А.А.Брусилов или М.Д.Бонч-Бруевич? Ведь по этому критерию все говорит в пользу именно тех, кто стал служить Советской власти, а не эфемерным масонским «правительствам». В Красную Армию царские генералы и офицеры пошли служить почти исключительно не из идеологических, а из патриотических соображений, в партию вступило ничтожно малое их число. Приглашая их к строительству новой армии, Советская власть взяла обязательство «не посягать на их политические убеждения».

Сегодня тот, кто вершит свой маленький «суд истории», обязан учесть доводы тех, кто тогда сделал свой трудный выбор. Давайте прочитаем то воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», с которым обратилась большая группа бывших генералов русской армии во главе с Брусиловым 30 мая 1920 г., когда сложилось угрожающее положение на польском фронте:

«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку Россию».

Отвечая на обвинения «белых» однокашников, бывший начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Бонч-Бруевич писал: «Суд истории обрушится не на нас, оставшихся в России и честно исполнявших свой долг, а на тех, кто препятствовал этому, забыв интересы своей Родины и пресмыкаясь перед иностранцами, явными врагами России в ее прошлом и будущем».

Да, сегодня суд Чубайса и всей его идеологической клики обрушился не на тех, кто в 1919 г. пресмыкался перед иностранцами, а на «оставшихся в России и честно исполнявших свой долг». Но это суд не истории, а тех, кто жиреет в момент Смуты.

При этом и белые офицеры, пошедшие в услужение Западу, и вся масса российской «белой кости», которая мечтала о приходе немцев или французов, прекрасно знали об отношении Запада к России. Никакого секрета это не составляло. Русофобия, сложившаяся как устойчивое культурное явление после победы России над Наполеоном, к началу ХХ века лишь усилилась. Даже Керенский, масон и западник, так начинал в эмиграции в 1942 г. свою рукопись «История России»:

«С Россией считались в меру ее силы или бессилия. Но никогда равноправным членом в круг народов европейской высшей цивилизации не включали… Нашей музыкой, литературой, искусством увлекались, заражались, но это были каким-то чудом взращенные экзотические цветы среди бурьяна азиатских степей» [60].

Возьмем теперь случай посложнее – «Белую гвардию» (или, скорее, «Дни Турбиных») М.Булгакова. Прекрасная вещь, такая родная и близкая. Каких милых людей вышибла из колеи революция. Как спасителен дом Елены с кремовыми занавесками, поддержка людей своего круга. Многое говорит пьеса о русском человеке, недаром Сталин, как говорят, тринадцать раз ее смотрел. Но ведь это – о той же катастрофе 1918 года, пьеса полна важными общественными идеями. И вот уже тридцать лет братьев Турбиных и их друзей представляют нам как носителей русской офицерской чести, как тот тип людей, с которых надо брать пример в трудные моменты истории. Как это возможно?

Давайте же называть вещи своими именами. Перед нами «белая гвардия» – офицеры и юнкера, стреляющие из винтовок и пулеметов в неких «серых людей». Кому же служат эти русские офицеры и в кого стреляют? Они служат немцам и их марионетке-гетману. Что они защищают? Вот что:

«И удары лейтенантских стеков по лицам, и шрапнельный беглый огонь по непокорным деревням, спины, исполосованные шомполами гетманских сердюков, и расписки на клочках бумаги почерком майоров и лейтенантов германской армии: „Выдать русской свинье за купленную у нее свинью 25 марок“. Добродушный, презрительный хохоток над теми, кто приезжал с такой распискою в штаб германцев в Город».

Кто же те «серые» люди, в которых стреляли (и очень метко) белые офицеры, защищая гетмана и немцев и мечтая о вторжении в Россию французов и сенегальцев? Эти люди, в которых стреляли Турбины – украинские и русские крестьяне и солдаты, доведенные господами до гражданской войны. И вот эти-то офицеры даны нам как образец чести и патриотизма? Это – расщепление сознания. Заметим еще, что многие реплики, смягчающие образ «белогвардейцев», были вставлены в пьесу под давлением цензуры и репертуарного комитета.

Конечно, треть белых офицеров перешла в Красную Армию, но это у Булгакова – за сценой. Красная Армия – это уже «не дни Турбиных». Представляя нам «белую гвардию» как образец, никогда и не напирали на переход их в Красную Армию. Да и вспомним, с книгой в руках, почему Турбин распускает дивизион, почему тянется к красным Мышлаевский. Потому, что белые генералы продажны и потому, что сил у белых мало – не справиться с «мужичками». А если бы офицерам выдали полушубки и валенки, если бы немцев было побольше и подошло бы подкрепление сенегальцев, то и продолжали бы Турбины стрелять в «серых людей», не жалея патронов. Вчитайтесь сегодня в текст повести!

Как образец в массовое сознание «архитекторы перестройки» внедрили само элитарное мышление Бунина и Булгакова. Писатели и их лирические герои были даны как эталон достоинства, растоптанного красными и советским строем. Напротив, советский строй воплотился в образе «серых мужичков», атавистических особей русского простонародья. Эти эталоны приняли и многие дети этого простонародья – и возненавидели дело своих отцов.

Вернемся к красным. Что же привлекло к Советской власти половину генералитета и офицерства вопреки эгоистических чувствам классовой борьбы? Именно ощущение, что здесь – спасение России как державы и как цивилизации. То, что речь идет в большинстве случаев именно об ощущении, которое даже противоречило видимости (лозунгам, декларациям и многим делам большевиков), только углубляет проблему. Ощущаемая сущность советского проекта касалась действительно вопросов бытия, а не политической и идеологической конъюнктуры – вот что важно, вот чего не видят многие наши патриоты, уткнувшись в цитаты Троцкого или Каменева. Генерал Бонч-Бруевич писал: «Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения».

Потому у красного поэта Н.Клюева «Уму – республика, а сердцу – Матерь-Русь». Напротив, вера в государственное чувство белых быстро таяла и иссякла совсем. В.В.Кожинов приводит оценки двух идеологически совершенно чуждых большевикам человек, находившихся в «оке урагана» революционных событий. Великий князь Александр Михайлович видел безвыходность положения белых, ставших пособниками Запада: «на страже русских национальных интересов стоит не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

Это и есть главное, что пытаются замазать сегодня наши «либералы-западники» в союзе с кое-кем из «патриотов» – именно большевики в гражданской войне стояли «на страже русских национальных интересов». А белые – на страже интересов Запада. И это была пропасть глубже, чем пропасть социальная или политическая. По мере того, как офицеры Белой армии это понимали, они перетекали в Красную. В личном плане это была трагедия. Но глупо сегодня ее повторять, надо же на опыте дедов учиться.

Что же касается других народов России, то их национальные интересы совпадали с интересами русского народа, и потому не получили поддержки сепаратисты независимо от их политической программы – ни либеральные масоны на Украине, ни социалисты-меньшевики в Грузии, ни исламская буржуазия типа младохивинцев в Средней Азии. Везде воспринималась как общая многонациональная армия трудящихся России. А белые и тут нажили врагов. При министерстве внутренних дел Колчака был, правда, создан «туземный отдел», но вряд ли он сколько-нибудь помог делу. На ходатайстве бурят о самоуправлении министр В.Пепеляев наложил резолюцию: «Выпороть бы вас».

Особая тема – практика национально-государственного строительства «красных» и «белых». О национальной политике Советской власти в период становления СССР наворочено столько мифов, что разбирать их в короткой брошюре невозможно. Надо читать специальную литературу. Но всем нам известен результат: в гражданской войне большевики нейтрализовали национал-сепаратистов предложением собраться в Союз республик с правом наций на самоопределение (которое сам Ленин относил к категории «нецелесообразного права» – так оно и воспринималось в СССР вплоть до героических усилий наших антисоветских «демократов»). Образовался Союз именно как единое государство, потому что сутью его политического устройства была система Советов (федерация как «республика Советов»). Это – особый тип государства, и втискивая его осмысление в понятия «правильных» западных государств, мы приходим к убогим выводам. В жизни прочность СССР была надежно проверена Отечественной войной. Эта проверка – факт, а не умозрительная оценка.

Перестроечная и нынешняя вязкая антиленинская кампания была очень недобросовестной и нанесла всему обществу огромный вред. В ней не было критики, и все действительно сложные проблемы так принижались, что мы отвыкли ставить вопросы хотя бы самим себе. Многие, в том числе из лагеря патриотов, обвиняют Ленина в том, что он предложил «неправильное» национально-государственное устройство СССР. Надо было, мол, создать вместо республик губернии – просто восстановить Российскую империю, и дело с концом.

Думаю, трудно найти образец более внеисторического мышления. Ведь результатом этой политики в действительности было собирание России, буквально разогнанной Февральской революцией (по сценарию, поразительно похожему на дело рук Горбачева и «беловежских путчистов» – вплоть до конфликта по поводу Черноморского флота). Третируя решение большевиков предложить народам России собраться в Советский Союз республик, нынешние критики не предлагают никаких хотя бы гипотетических альтернатив возрождения единой России в тех условиях.

Февральская революция «рассыпала» империю, так что гражданская война имела не только социальное, но и национальное «измерение». В разных частях бывшей Империи возникли национальные армии или банды разных окрасок. Все они выступали против восстановления единого централизованного государства. Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как естественную, исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими масштабами (в этом смысле идеология была «имперской»). В 1920 г. нарком по делам национальностей И.В.Сталин сделал категорическое заявление, что отделение окраин России совершенно неприемлемо. Военные действия на территории Украины, Кавказа, Средней Азии, всегда рассматривались красными как явление гражданской войны, а не межнациональных войн. Это нисколько не противоречило идее «национальной справедливости», т.к. считалось, что собирание всех частей России в «республику Советов» решает и эту задачу.

Ленин предложил совершенно новый тип объединения – снизу, образуя промежуточные национальные республики. Но эти республики мягко, почти невидимо накладывались на единый скелет из Советов – и страна была именно единой. С этим предложением обратились к трудящимся, которые более всего страдали от своих князьков и были заинтересованы в воссоздании единого государства. При этом учреждение национальных республик, входящих в Союз, а не Империю, нейтрализовало возникший при «обретении независимости» национализм. Армии националистов потеряли поддержку, и ни в какой части России не воспринималась как чужеземная армия. Таким образом, со стороны Советского государства гражданская война в ее национальном измерении была пресечена на самой ранней стадии, что сэкономило России очень много крови.

Сегодня специалисты (в том числе из лагеря «демократов») в общем сходятся на том, что иного пути собрать Россию и кончить гражданскую войну в тот момент и не было. Ценный материал для понимания всего спектра подходов к национальной политике в России того времени приведен в большом коллективном труде «Национальная политика России: история и современность» (М., 1997). Эта работа большого коллектива ученых, не свободная, конечно, от влияния злободневных политических пристрастий, содержит всем нам необходимые сегодня исторические сведения.

Напротив, национальная политика «белых» быстро кончилась полным крахом, и это во многом предопределило их поражение. Во-первых, выдвинув имперский лозунг единой и неделимой России, либеральные западники сразу вошли в непримиримое противоречие с собственной социальной программой. Высвободив капитализм из-под пресса сословного державного государства, Февральская революция не могла не породить мощного сепаратизма национальной буржуазии. «Политическая нация», стремящаяся к огосударствлению, есть неминуемое порождение буржуазной революции. Это надежно показано всей историей Запада (да это мы видим и сегодня).

В результате неразрешимой противоречивости всей своей доктрины, белым пришлось воевать «на два фронта» – на социальном и национальном. Они пошли напролом, как будто не зная России. Недаром эстонский историк сокрушался в 1937 г., что белые, «не считаясь с действительностью, не только не использовали смертоносного оружия против большевиков – местного национализма, но сами наткнулись на него и истекли кровью».

Когда я читаю о гражданской войне у Шолохова и Платонова, вспоминаю рассказы о ней матери, деда, дядьев и их сверстников, а потом читаю о том же нынешних политиков, мне кажется, что речь идет о двух разных планетах. Демократы, «белые» патриоты и их идеологическая клика – все о каких-то верхушечных делах, интригах и обидах. А в рассказах людей, которые на своем горбу вытягивали нашу жизнь из той катастрофы – бытие и его тектонические сдвиги и трагедии, строительство великой страны и глубокое религиозное чувство. Как сказал тогда даже сторонний наблюдатель, Дж.М.Кейнс, «Россия ближе всех в мире и к небу, и к земле». И главное, pечь шла о твоpчестве действительно всего наpода, а не какой-то одной паpтии и ее номенклатуpы.


Красные и «обуздание революции»

Во время революции каждая политическая сила, имеющая конструктивный проект и претендующая на то, чтобы стать во главе строительства нового жизнеустройства всего народа, вынуждена в какой-то момент начать, помимо борьбы со своими противниками, обуздание того самого социального движения, что ее подняло. Возможно, это самый болезненный этап в любой революции, здесь – главная проба сил. Только то политическое движение, что отражает самые фундаментальные интересы (чаяния) своей социальной базы, способно выступить против ее «расхожих мнений», чтобы ввести ее разрушительную энергию в русло строительства.

Одной из важнейших программ, к которой приступили Советы сразу после Октябрьской революции, было государственное строительство. Оно неминуемо должно было войти в конфликт с освобожденной энергией революционных масс и с теми неформальными или квазигосударственными институтами, которые она породила и, строго говоря, которые и были инструментом революции. В условиях острой разрухи и острой политической борьбы в руководстве рабочих организаций даже очевидно необходимые действия по наведению порядка вызывали столкновение с частью несогласных – тем более, что многие действия Советов сами отличались избыточным радикализмом, особенно там, где руководителями были левые большевики и левые эсеры.

Прежде всего, советское государство должно было восстановить монополию на легитимное насилие. Это означало необходимость ликвидации всех иррегулярных вооруженных сил партийной окраски. Один из самых красноречивых эпизодов – ликвидация Красной гвардии. Об этой операции мы ничего не знаем из официальной истории – она никак не вписывалась в упрощенную модель классовой борьбы. В Петрограде Красная гвардия была распущена 17 марта 1918 г., о чем было объявлено во всех районных Советах с предложением всем желающим записываться в Красную армию. Как сообщала оппозиционная печать, начальник штаба Красной гвардии И.Н.Корнилов был арестован [61].

Это и другие действия по «огосударствлению» революционного общества вызвали, конечно, сопротивление части рабочих даже в центре России. Так, наблюдался отток рабочих из Красной армии. Как сообщает Д.Чураков, к середине мая почти все рабочие с петроградского завода Речкина, ушедшие в Красную армию, вернулись на завод, так как не хотели, чтобы остальные рабочие смотрели на них «как на опричников».

Особенно трудное положение сложилось на Урале, где в Советах были сильны левые большевики и эсеры. Так, в городе Невьянске на большом артиллерийском заводе, где работали 7000 рабочих, 12-17 июня 1918 г. произошло восстание. Тогда все отряды рабочих, которыми руководили большевики, отбыли с завода на подавление белочехов, и единственной военной силой остался отряд «автомобилистов», эвакуированный из-под Петрограда. В нем заправляли правые эсеры и меньшевики. К восстанию присоединилась часть рабочих. 8 августа началось и продолжалось три месяца большое Ижевско-Воткинское восстание. После его подавления рабочие части повстанцев влились в сибирские армии белых, где числились среди самых боеспособных частей38. Логика борьбы – жестокая вещь, и не всегда ее удается переломить, пролитая кровь гонит все дальше и дальше.

Конфликт Советской власти с рабочими не привел к разрыву вследствие фундаментальных причин. Антисоветские восстания, приводившие к власти, как правило, эсеров и меньшевиков, быстро показывали характер власти, альтернативной Советам. Д.О.Чураков пишет, что «переход реальной власти в руки чуждых рабочим элементов охладил пыл многих рабочих». Не менее важным было и четкое размежевание белых и красных в национально-государственном измерении. Вот вывод Д.О.Чуракова:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю