Текст книги "Школа суперменов"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

Глава 41
Инга

1

А с ресторанным бизнесом придется завязать. Так подумал Мезенцев, когда они с Ингой вышли из кабинета. По пути им встретились Сева и Алик. Оба были неподвижны и молчаливы по причине пулевых ранений, несовместимых с жизнью.

– Алика можно было не трогать, – сказал Мезенцев. – Это все Севка воду мутил, прикидывался пай-мальчиком, а сам Тему Боксера нанял. Чтобы меня грохнуть и ресторан прибрать к рукам. Алик мог разве что сотню баксов из кассы стянуть. Не надо было Алика...

– Мне некогда было разбираться с твоим персоналом, – ответила Инга. – Мне просто не нужны свидетели. К тому же я не знаю, кто из них Алик, а кто Севка.

– То есть свидетелей ты не оставляешь, – задумчиво произнес Мезенцев.

– Как и все профессионалы.

Они вышли из ресторана на улицу. Инга поежилась, скрестила руки на груди. Мезенцев поймал себя на мысли, что хочет накинуть ей куртку на плечи. Полная шизофрения, которая однажды уже расплавила ему мозги – в Дагомысе. Хотя со стороны они вполне могли смотреться как обычная парочка, засидевшаяся в ресторане допоздна и теперь ждущая такси на пороге. Они могли бы быть обычными людьми, но что-то мешало им быть такими. Можно было сослаться на обстоятельства, но Мезенцеву почему-то казалось, что причины лежат ближе.

Вместо такси к порогу подъехал внушительных размеров «Сааб» с потушенными фарами.

– Мне будет спокойнее, – сказала Инга, сходя с крыльца к машине, – если ты отдашь мне свое оружие. На время.

– Мне будет спокойнее, если я тебе его не отдам, – сказал Мезенцев. – Я тут как-никак в меньшинстве. У вас организация, а я сам по себе.

– Но нам нет смысла тебя убивать. Потому что мертвый не скажет, где папка.

– Не будем спорить, – сказал Мезенцев. – Ствол будет при мне.

– Не будем спорить, – согласилась Инга, и тут же кто-то крепко двинул Мезенцеву по затылку.

2

Очнулся он на заднем сиденье «Сааба» с гудящей головой и слипшимися на затылке волосами. Шарить по карманам в поисках пистолета было просто смешно. Хорошо, что они хотя бы удостоили его заднего сиденья, а не запихнули в багажник – багажник у этого «Сааба» был как раз подходящий. Хотя нет, туда его не могли упрятать, ведь он должен был показывать дорогу.

Инга теперь сидела рядом с водителем, а Мезенцева подпирали с боков два каких-то хмурых парня. Мезенцева это задело даже больше, чем удар по башке, – со старым знакомым можно было и поприветливее обойтись. Инга же курила тонкую сигарету и не обращала на Мезенцева внимания. Ветер, прорываясь через приспущенное стекло, шевелил ее волосы, обнажая шею, которая даже теперь, после всего, что видел и знал Мезенцев, оставалась почти детской в своей уязвимости.

– Куда едем? – спросил водитель.

Мезенцев назвал адрес и посмотрел, как прореагируют компаньоны Инги. Двое соседей равнодушно смотрели перед собой, Инга, само собой, ничего не поняла, и лишь водитель удивленно обернулся к Мезенцеву:

– Куда-куда?

– Дача у меня там, – сказал Мезенцев. – Вот на даче я и схоронил то, что вам надо.

– Что-то не так? – поинтересовалась Инга.

– Ехать далеко... – проворчал водитель. – И там пост ГАИ на выезде...

– Ну и что?

– Действительно, – согласился Мезенцев. – Что нам ГАИ? Разве у нас машина угнанная? Разве у нас пьяный за рулем? Разве у нас документов на машину нет? Разве у нас тут оружие?

Сосед слева лениво пихнул его локтем в бок, и Мезенцев замолчал. Он смотрел Инге в затылок и думал о том, что мечты все-таки сбываются. Не вовремя и не так, как хотелось бы, но все-таки – вот он сидит рядом с Ингой, чувствует запах ее сигареты. Они едут в одной машине, и у них есть кое-что общее. Кто бы мог подумать, что им самим подавляемое желание быть рядом с этой женщиной вдруг возьмет и исполнится? А вся эта дополнительная бодяга в виде двух жлобов по бокам, разбитой головы и перспективы не вернуться из этой поездки ни домой, ни в Волчанск, никуда вообще... Ну так это цена, которую придется заплатить за удовольствие. Мезенцева, правда, никто не спрашивал, согласен ли он с этой ценой.

Но он и не жаловался. Некому было жаловаться.

3

«Сааб» остановился метров за сто до ворот дачного товарищества «Золотая роща».

– Здесь? – уточнил водитель.

– Здесь, – сказал Мезенцев. – Вы в машине подождете, пока я за папкой схожу, или как?

Сосед справа засмеялся. Сосед слева сказал:

– Не надейся. Мы составим тебе компанию.

– Как хотите, – сказал Мезенцев. – Мне-то все равно, просто идти далеко. Метров триста по центральной дорожке, а потом направо. Там темно, кочки, канавы, заборы... Может, посидите здесь?

– Мы пойдем с тобой, – сказала Инга. – Чтобы тебе не было одиноко.

Они выбрались из машины.

– Это что там? – поинтересовалась Инга, глядя на освещенное окно вагончика рядом с металлическими воротами товарищества.

– Сторож.

– Может быть, мы обойдем с другой стороны?

– Там везде колючая проволока и забор в два метра. Ты испортишь себе костюм.

– Какая трогательная забота.

– Пойдем через ворота, как порядочные люди. У сторожа дробовик, так что ведите себя прилично. Он меня знает, он нас пустит, и все будет нормально, если только вы...

– Мы будем хорошо себя вести, – сказала Инга.

Ее парни заухмылялись. Мезенцев хотел спросить, знают ли они, что сталось с теми мальчиками, которые ездили с Ингой в прошлом году на море... Но удержался.

– Там что, темно? – спросил тот, который был в машине слева от Мезенцева.

– Пока по центральной дорожке идешь, то нормально. А как свернешь вглубь – да, как у негра в одном месте.

– Идти далеко?

– Я же говорю – метров триста от ворот, а потом еще по тропке...

– Понятно, – сказал сосед слева и посмотрел на соседа справа. Тот утвердительно качнул подбородком. Мезенцев едва не засмеялся в голос – эти двое считали, что он не понял, о чем они думают, и не заметил их многозначительного переглядывания. Детский сад. Теперь Мезенцева могло погубить только одно... Процент алкоголя в крови одного человека. Но это, если не считать Ингу, а Инга...

Она осторожно шагала к воротам, стараясь не вляпаться в грязь и недовольно хмурясь по этому поводу.

– Я зайду с тобой, – сказала она Мезенцеву.

– Я буду очень рад, – ответил он, глубоко вздохнул и постучал в железную дверь сторожки.

– Чего надо? – спросили из-за двери, и по голосу было очень трудно понять, повезло Мезенцеву или нет.

– Это я, – сказал Мезенцев. – Рома, открой.

– Какой я тебе Рома?! Роман Степаныч, блин, только так и не иначе... Рома... Скажет тоже...

– Он пьяный, – пояснил Мезенцев Инге.

– Я догадалась, – презрительно фыркнула она.

– Но он сейчас откроет.

– Посмотрим.

Рома долго боролся с замками, но потом все-таки открыл.

– Кто тут шляется? – рявкнул он с порога, и тут уже у Инги не осталось ни малейших сомнений, что сторож пьян. Дело было не в характерном запахе, а в том, что, свирепо сверля глазами поздних визитеров, он обеими руками натягивал на голову солидных размеров кепку, зажав между коленями ствол дробовика. Ствол смотрел чуть выше и левее головы Инги, и по ее лицу стало понятно, что Инга не одобряет такое безответственное отношение к оружию.

Наконец сторож Рома надел кепку и перехватил поудобнее ружье. Где-то между двумя этими сложными действиями он признал Мезенцева.

– О, Женя, – сказал он. – А ты что так рано? Время-то еще... – Он задумчиво посмотрел в черное ночное небо, не нашел там циферблата и сделал обобщающий вывод: – Время-то еще не то. Люди в такое время на дачу не ходят. Хотя если с такой бабой... – оценил он Ингу. – Тогда можно. Тогда можно в любое время.

– Мы пройдем ко мне на участок, – сказал Мезенцев. – Я, девушка и еще двое тех балбесов.

– Пикник, что ли?

– Типа того.

– Ну ладно... Сейчас я вам открою.

– Я сам открою, ну зачем ты будешь бегать туда-сюда? У тебя небось спина опять болит... Давай мне ключи, я сам все сделаю.

– Заботливый ты, Женя, – сказал сторож, разглядывая Ингу. – Про спину мою вспомнил. Там такая спина... Что с ней сделаешь в моем-то возрасте... Слишком уж запущено все.

– Главное, что ты вовремя спохватился. Все еще можно вылечить.

– Может, и так... – Рома вытащил из кармана ватника связку ключей. – Держи... Спохватился... Я спохватился, когда мне уже четвертый десяток пошел. Разве это не поздно?

– Нет, – сказал Мезенцев. – Можно и на четвертом десятке загасить болезнь. Если правильно все делать.

Рома хотел еще что-то сказать, но потом просто махнул рукой и закрыл за собой дверь. Мезенцев показал Инге связку ключей.

– Вот и все.

– Очень долго, – недовольно проговорила Инга. – Эта трогательная забота о его спине...

– Я вообще очень заботливый человек, – сказал Мезенцев открывая ворота.

– Я заметила. Сначала ты застрелил Генерала, а потом позаботился о его дочери.

– Вот это ты зря сказала. – Мезенцев обернулся и увидел тонкую усмешку на ее губах.

– Главное, – почти ласково прошептала Инга, – чтобы никто не сказал об этом Лене Стригалевой. Это для нее будет такой неприятный сюрприз. Ну что ты стоишь? У тебя такое лицо, как будто ты обиделся. Пошли, пошли. У нас еще куча дел.

4

Центральная дорожка была узкой полоской серого асфальта, которую подсвечивала редкая цепочка невысоких фонарей. По левую и правую сторону от этого маршрута все тонуло в темноте; кусты, деревья, ограды участков и крыши дачных домиков сливались в массу с неопределенными очертаниями, которая скрипела, шелестела и выла на ветру.

Мезенцев шел первым, вплотную за ним двое его «соседей», и замыкала процессию Инга. Водитель остался в «Саабе», поскольку тут запросто могли обойтись и без него. Все очень просто: забрать папку, потом пристрелить Мезенцева, благо в глубине дачного товарищества условия для таких дел почти идеальные. Там же можно и закопать, если будет время и желание. На обратном пути желательно убрать сторожа, поскольку тот хоть и пьяный, но свидетель. А профессионалы, как сообщила Инга, свидетелей не оставляют.

И после этого можно садиться в машину и ехать... Куда они могут поехать? К тем, кому так до зарезу понадобилась эта папка? Наверное. К большим людям, которые все про всех знают... Все? Минутку.

Он остановился и тут же получил толчок в спину от «соседа».

– Чего встал?

– Инга...

– Что?

– С чего ты решила, что это я убил Генерала? Ведь ты валялась тогда без сознания, со сломанными ребрами. Ты не могла этого видеть.

– Но ты ведь его убил? Убил. Неважно, откуда я это знаю. И вообще этот разговор ни к месту.

– Шагай, – толкнул Мезенцева «сосед».

Мезенцев медленно двинулся по дорожке.

– Инга, а почему Лену нужно было оставить именно в Волчанске?

– Ты задолбал уже, – возмущенно заявил «сосед». – Почему, почему...

– Потом может не найтись времени для вопросов, – пояснил Мезенцев свое любопытство. Он не видел выражения лица Инги, когда это сказал, но услышал ее слова:

– Почему именно в Волчанске? Потому что там есть кому о ней позаботиться.

– А зачем она вам теперь? Папка уже практически у вас, и нет смысла держать Лену в заложницах...

– Хватит заботиться о других, – раздраженно бросила Инга. – Позаботься лучше о себе.

– Смешно, – сказал Мезенцев.

– Что тебе смешно?

– Что ты сказала это именно сейчас.

– Я всегда это говорю. Позаботься сначала о себе...

Инга осеклась на полуслове. Кто-то из двоих «соседей» яростно выругался. А другой потом вскрикнул.

Мезенцев, как ему и советовали, позаботился о себе.

5

Когда-то давным-давно, когда у Евгения Мезенцева еще было нечто похожее на семью, то женщина, официально именовавшаяся женой Мезенцева, регулярно высказывала ему свое неудовольствие тем обстоятельством, что все друзья Мезенцева – идиоты и козлы. Или козлы и идиоты. Короче говоря, люди с придурью. Мезенцев не то чтобы соглашался с этим, просто спорить было глупо. Те несколько человек, которых Мезенцев считал своими друзьями, стали таковыми в Приднестровье в начале девяностых. А война, как ни крути, людей портит. Выворачивает им мозги, населяет кошмарами сны... Много чего плохого делает с людьми война. И все мезенцевские друзья были немножко с прибабахом, тут уж ничего не поделаешь.

После того как дружба с Темой Боксером закончилась в кабинете Мезенцева выстрелом в голову, таких старых прибабахнутых друзей у Евгения осталось совсем немного. И одним из них был Рома Акопян, недоучившийся инженер, пиком послевоенной карьеры которого стала должность сторожа в дачном кооперативе. У Ромы были свои странности и недостатки, из-за которых он и докатился до нынешнего положения, однако кое-что в Роме осталось не поколеблено ни временем, ни алкоголем.

Этим кое-чем были его рефлексы. Военные рефлексы. А на войне Рома был разведчиком. И «позаботиться о спине», то есть о прикрытии его группы, – это были для Ромы слова столь же родные, как «мама» и «папа». Забыть подлинный смысл этих слов Рома мог лишь в особых обстоятельствах – когда он упивался на полную катушку.

Но сегодня этого не случилось. То есть для Инги и для любого постороннего человека Рома Акопян выглядел совершенно пьяным, однако настоящий друг, каким был Мезенцев, зная настоящие Ромины возможности, видел совсем иное – Рома был практически трезв. И он все ловил на лету.

И он «на четвертом десятке загасил болезнь», как и просил его Мезенцев. То есть вырубил электричество в тот момент, когда Мезенцев подошел по центральной дорожке к четвертому столбу.

Дачное товарищество утонуло в темноте, и несколько секунд спустя Рома услышал выстрелы. Он удовлетворенно кивнул, взял дробовик наперевес и зашагал к «Саабу».

6

Мезенцев вырвал пистолет из пальцев задушенного «соседа» и прислушался.

Ждать пришлось недолго.

– Да где же он?! – с отчаянием в голосе проговорил второй «сосед», и Мезенцев трижды выстрелил на голос, а сам сразу же перекатился в сторону. Одинокая пуля пропела над ним в ночном небе.

Инга молчала. Мезенцев тоже молчал. Разделенные несколькими метрами темноты, они ждали, пока противник выдаст себя неосторожным движением. Но никто не делал таких движений. Ивремя словно остановилось.

Мезенцев чувствовал странное спокойствие – то ли потому, что он уже однажды убивал Ингу, то ли потому, что те секунды, когда они с Ингой стояли на крыльце ресторана, с лихвой дали ему близость с Ингой, о которой он когда-то мечтал. Он стоял с ней рядом и вдруг понял, что быть ближе они не смогут никогда. И эти секунды на крыльце – их естественный предел.

И теперь ему нужно, как искренне посоветовала Инга, позаботиться о себе.

Он позаботился. Сменился ветер и донес до Мезенцева ее запах. Он знал этот запах, и он выстрелил в ту сторону.

Вытянув руку с пистолетом, Мезенцев двинулся туда, куда только что улетела его пуля. Через три шага ствол уперся в мягкое. Инга уцепилась за Мезенцева и еще несколько секунд держалась на ногах.

– Сегодня, – прошептала она, – я без бронежилета... Я не думала, что это будет так серьезно... Я думала, с тобой будет просто.

Мезенцев нажал на курок. Было темно, и он смог это сделать.

Зажегся фонарь над вагончиком сторожа, и Мезенцев пошел на свет.

Рома молча поднял дробовик в знак приветствия. Мезенцев молча взял со стола бутылку водки и отпил из горлышка.

Потом поставил бутылку и устало посмотрел на Рому:

– Узнал ее?

– Кого? Бабу эту? Нет. А кто это?

Мезенцев махнул рукой:

– Так... Было дело...

Он посмотрел на часы и удивился – несколько часов пропали, как будто их и не было. Он хотел сегодня же ехать обратно к Лене, в Волчанск, но теперь-то уже не получится. Придется ждать утра, а потом ехать к бывшей жене. Точнее, к сыну, потому что ключи от гаража были у него. В гараже стояли неисправная «Нива» и новый мопед сына. А в дальнем углу гаража в железном ящике под всяким барахлом лежала генеральская папка.

Если бы Инга с ее привычкой не оставлять свидетелей знала, что, требуя папку, она на самом деле требует, чтобы Мезенцев отвел ее к сыну, она бы не посчитала это дело простым. Она бы надела бронежилет.

– Ну что, Женя? – вернул его в реальность Рома. – Что будем делать с этими гавриками, которых ты настрелял?

– Делать?..

– Женя?

Мезенцев вдруг понял, что Рома смотрит на него сверху вниз.

– Ёпрст! – Рома склонился над ним, расстегнул куртку и отдернул окровавленные руки. – У тебя же тут дыра!

– А я... Я и не заметил... – сказал Мезенцев и закрыл глаза.

Глава 42
Все вниз

1

– Ты знаешь, кто я? – спросил человек.

– Я вас не вижу, – ответила Настя.

– Разве обязательно меня видеть?

С этим вопросом все рушится, как будто Настя находилась в кабине лифта, у которого оборвался трос, и теперь кабина с Настей внутри со страшным гулом летит вниз...

Внезапно она останавливается, застревает, как будто встречает некое препятствие в шахте лифта.

И у Насти перед глазами с невообразимой четкостью и яркостью пролетают события выпускного вечера, который закончился гибелью Димки... Она видит, как лихорадочно набивает сумку вещами, выскакивает из квартиры и бежит, бежит... Она будет бегать еще два года, пока...

Но тут кабина снова проваливается вниз, с грохотом несется в пропасть... И опять останавливается, отчего Настя вздрогнула всем телом...

И увидела уже совсем другой день и другую себя. Она нажимает на кнопку звонка. Настя до мелочей подробно видит собственный палец, жмущий на кнопку. На ногте – облезлый лак с блестками. А в другой руке – пласт массовое ведро для мусора.

Дверь открылась, и у Насти перехватило дыхание. Это ее мама. Она жива и здорова, но... Настя сразу же увидела и человека с редкими светлыми волосами, который сидел на кухне и аккуратно держал за ручку кофейную чашку. Настя видела его напряженные до красноты глаза и понимала, что этот человек имеет какое-то отношение к ней. Что-то их связывает.

– Настя, – сказала мама. – Это школьный психолог, он пришел, чтобы...

– Нет. – Слова сами собой вылетают у нее изо рта, а ноги сами собой пятятся к незакрытой двери. – Он пришел не за этим, он пришел...

Странный гость словно взлетает из-за стола, и слова «чтобы убить меня» остаются непроизнесенными. Настя выпрыгнула из квартиры на лестничную площадку, побежала по ступеням вниз, чувствуя спиной, что сзади...

Когда она спустилась до третьего этажа, резкая боль внезапно пронзила ее тело, заставляя кричать и бить кулаками о грязные исписанные стены. Боль медленно уходит, как вода в песок, но Настя уже знала причину этой боли. Она знала, что в этот момент ее мама умерла.

Настя больше не хотела видеть это, и, словно по ее желанию, кабина проваливается снова, еще ниже, еще глубже...

Пока перед ее глазами не возникает до тошноты знакомая картина: незнакомец задумчиво вертит в руках кухонный нож, а потом резким движением швыряет его в раковину.

– Ничего? И ничего не хочешь сделать? Нет? Так и будешь сидеть?

Он приблизился к девочке вплотную – большой темный человек с чужим запахом и сильными руками. Потом зашел ей за спину и положил ладони на плечи. Его ладони – широкие и тяжелые. Сцепленные вместе, они составляют надежный ошейник, сомкнувшийся вокруг детской шеи...

Настя начала задыхаться – то ли сейчас, то ли в прошлом, она не может отделить одного от другого, и это пугает ее, и воздуха в легких остается все меньше и меньше...

Когда воздуха почти совсем уже не осталось, Настя теряет над собой контроль. Ей кажется, что она начинает суматошно размахивать руками во все стороны, стараясь оттолкнуть от себя ужасного незнакомца с его ужасными руками...

И вдруг ошейник упал с ее шеи. Настя отскочила в сторону и увидела – незнакомец растерянно трогает грудь и живот, смотрит на свои ладони, испачканные чем-то темным. Его лицо искажено болью, но еще больше – страхом и непониманием того, что с ним происходит. Он посмотрел на Настю, и тут Настя снова испугалась – уже не незнакомца, а себя. Она поняла, что сделала что-то нехорошее, что-то, что дети обычно не делают. А раз детям не позволяют этого делать, то за это обязательно накажут. Настя не хотела, чтобы ее наказывали, поэтому она сделала вот что.

Она посмотрела незнакомцу в глаза и сказала, изо всех сил стараясь, чтобы ей поверили:

– А это не я. Это не я сделала. Честное слово. Это...

Ей стыдно, но страх перед наказанием сильнее, и она произнесла:

– Это Маринка Великанова сделала. Честное слово. Это она. Я вам ничего такого не делала. Это Маринка. Это она.

Настя не могла знать, что происходит в голове незнакомца, слышит он ее или нет, понимает он ее слова или нет, запоминает или нет... Может быть, Настя недостаточно убедительно произносила эти слова, и они осядут лишь на задворках памяти этого незнакомца, а всплывут годы спустя... Но пока она умеет только это.

– Уходите, – попросила затем Настя. – Я не хочу, чтобы вы тут были. Вы плохой. Вы черный.

Черный – это не цвет кожи, это нечто другое, это разлито в воздухе вокруг плохого незнакомца. Это его истинный цвет.

– Уходите и больше не приходите сюда.

В этот момент слышен звук открывшейся двери. Секунду спустя в кухню вошел высокий мужчина в милицейской форме. Он видит мертвую бабушку, он видит черного человека, Настю... Его лицо бледнеет... Его лицо искажается гневом и отчаянием...

Все это так ужасно, что Настя больше не хотела об этом вспоминать.

Настя закрыла глаза, и кабина лифта снова проваливается. Еще глубже.