Текст книги "Колючий подарок"

Автор книги: Сергей Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Ну, как не друг! – сказал он. – Всё время вместе. Друг…

– Ну так что ж?

– Да ладно, ладно… Вот тоже пристал, как смола…

– И вообще я считаю, что ты стоишь в стороне.

– В какой стороне?

– В стороне от общественной работы.

– А стенгазету кто оформлял?

– Ты. А ещё что можешь припомнить ну хотя бы за последние два месяца?

Юрка молчал.

– Ты больше ничего не можешь припомнить за последние два месяца. И за предыдущие два тоже.

8. Дела Павлика

На следующий день посеревший, угрюмый Юрка отправился к своему другу, которого он вынужден был замещать не только по делам домашним, но и по делам общественным.

Погода стояла чудесная. Снег весело искрился на солнце, слепил глаза, аппетитно хрустел под ногами. В такой денёчек выйти бы на лыжах куда-нибудь к Берёзовке, на холмы, с которых видишь речку Мокряну, перерезáвшую огромное белое пространство. Кажется, что она, извиваясь, уползает в лес.

Вот бы где поговорить о всяких приключениях, героях, книжках, пофантазировать… Но нужно идти к Павлику…

Минут двадцать Юрка колет дрова, всё время помня о том, что говорил Павлик: клином нужно, а не топор загонять. Приходит мать Павлика, Мария Петровна, и, увидев Юрку, занятого работой, хвалит:

– Вот молодец, вот молодец! Павлик-то у меня сейчас совсем никуда.

«Хвалит, – думает Юрка. – Не знает, что всё из-за меня».

Клин – великое дело, и колка дров подвигается. Возьмёшь огромный кругляк, ударишь топором с одной стороны комля – радиус, с другой – ещё радиус, посередине. А потом поставишь клин в трещину – и по клину. Кругляк с треском, иногда со звоном, распадается на половинки. А с половинками совсем уже легко справиться. Поставил её – раз топором, раз! Смотри только – по сучьям не бей, и поленья сами будут отскакивать. Даже интересно. И чего это он дома всё отлынивал от этой работы? Поколет изредка, а то всё отец да брат.

Юрка сейчас и за бочку с огурцами взялся бы, да с бочкой боязно. «Кто её знает, ударишь по обручу, а он сдуру возьмёт и лопнет, бочка рассыплется, огурцы раскатятся… Всё простые дела, но поди-ка подступись к ним!..»

Юрка замечтался и не заметил, как наколол солидную кучу дров.

– Хватит, Юра, хватит! – прокричала мать Павлика.

Она дала ему вымыть руки, а после усадила за стол и стала угощать кашей со свининой. Потом – чаем с вареньем. Никогда Юрка не ел ничего вкуснее этой каши, этого хлеба, этого варенья.

Мария Петровна признала Юрку за делового человека и даже спросила у него совета:

– Вот, Юра, как ты думаешь, радио нам покупать, слушать всё, что хочешь, или от узла провод тянуть?

– Приёмник купить надо, – посоветовал Юрка. – Купил – крути и слушай что захочешь. А трансляция – это… – Он хотел сказать «мура», но потом подумал, что нехорошо солидному человеку, за которого его приняла Мария Петровна, употреблять такие слова, и сказал: – Трансляция – это хуже.

– Приёмник покупать, – подтвердил Павлик.

На вопросы Юрки, что ему по тому или иному пункту делать, Павлик отвечал неохотно.

– Коле помочь? А разве ты не знаешь, что он болен уже две недели?

– Знаю, – отвечал Юрка.

– Ну так вот, помочь надо… В кино сегодня был?

– Был.

– Ну-ка расскажи.

Но Юрка озабочен:

– Значит, тебе поручено заниматься с ним?

– Да.

– Всем заниматься? И русским?

– Всем… Кино-то можешь рассказать?

– А-а, чепуха, не кино! Не стреляют, не воюют… Как жил какой-то музыкант, сочинял музыку. И всё у него гости, гости, разговоры, разговоры, а потом поставили оперу, и он стал знаменитым. Правда, царь там чем-то недоволен был, ну так на то он и царь… Ну ладно… – Юрка задумался. – Математика-то ничего, а вот русский… Лёнька ещё говорил – кружок номер два. Что за кружок?

– Всё тебе объясняй с самого начала! Как с луны всё равно свалился…

В прежнее время Юрка ответил бы ему, а сейчас сидит молча и ждёт: поругает-поругает, а потом всё-таки объяснит.

– Кружок – совсем не кружок.

– А что же? – спросил Юрка.

– Опять объясняй! Не все дома успевают газету прочесть. Бывает, некогда или газеты не оказалось. Вот и собираются в школе к семи часам.

– Молодые, старые?

– У меня всё больше старички да старушки.

– И с ними занимаешься? – допытывался Юрка.

– Занимаюсь.

– Так они столько вопросов понакидают, – сказал Юрка, – что утонешь с макушкой!

– А ты не утонывай, – посоветовал Павлик. – Что ещё не понятно?

– Всё не понятно. Ничего не понятно… Ну ладно, ладно! – предупредил Юрка Павлика, готового возразить, и почесал голову. – Сейчас бы кино какое-нибудь интересное посмотреть! – вздохнул он.

– Ну, всё, что ли? – спросил Павлик.

– Всё, – нахмурился Юрка.

Он вспомнил, как они с Павликом вместе выходили из школы и как расходились их дороги. Дороги… Дороги… Выбирай их, не ошибись!

Нельзя сказать, что Юрка совсем уж «стоял в стороне». Нет, он газету оформлял, помогал спектакль на Первое мая ставить… Дома иногда дрова колол, воду носил, попросят гвоздь забить – забьёт.

Но чем бы он ни занимался, душа его витала далеко от этих мелких, будничных дел: неинтересно!

– Паш, – спрашивает Юрка после молчания, – а ты, наверное, здóрово во всём понимаешь?..

– Чего ты там ещё… выдумываешь! – сердится Павлик. – Спроси, что надо, и иди занимайся делом.

– Сейчас.

Проходят минуты две. Юрка медлит. Павлик хотя и говорит так, а, видно, не очень уж ему хочется, чтобы Юрка уходил. Лежит смотрит в книжку, а сам о чём-то думает. Нет-нет да и взглянет на товарища.

– Паш, нога-то сильно болит?

– Прошла нога. Лежу – пусть кожа зарастёт.

– Ты не шевели ногой-то, пусть зарастает.

– Не шевелю и так.

– Ну, тогда зарастёт быстро.

– Зарастёт.

Потом они молчат. Мать убирает со стола, уходит, приходит. Снова уходит.

– Ты вот что, – спрашивает Павлик, – в самом деле будешь заниматься делами?

– Ну, а как же?

– Гм… – Павлик тяжело раздумывает. – Ну, смотри… С Колей позаниматься можешь завтра или послезавтра…

– Я лучше послезавтра, – говорит Юрка. – Или через два дня… А то и три…

9. Происшествие у Коли Лопатина

Коля Лопатин перенёс воспаление лёгких. Сейчас он поправляется, ходит понемногу по комнате, работает. Работы же – не перечислить. Следы её повсюду. На столе – инструменты, гайки, болты, обрезки цинка, схемы, изоляторы. В углу – целый склад всевозможных и невозможных деталей – колёс, колёсиков, шатунов, коробок, цилиндров. В другом углу – сложное сооружение. Рассматривать всё это гораздо интереснее, чем заниматься скучными уроками.

– Что это, Коля? – спрашивает Юрка.

– Электростанция. Не видишь?

– А-а, модель, – наконец узнаёт Юрка.

– Действующая модель, – поправляет его Коля.

– Как – действующая?

– Как?.. Странный вопрос. Вода вертит турбину, турбина – динамку, динамка даёт ток.

– А вода где?

– Вон в углу бак прибит. Источник воды искусственный. Весною на речке смонтирую. Вот где будет раздолье! А то сам наливай воду. Да и сырость. Дома ругаются… Не понимают…

Юрка жадно рассматривает модель. Двухэтажное здание сделано из фанеры, в нём прорезаны двери и окна, вставлены стёкла, внутри – машины. И свет! Всё как у настоящей электростанции. Юрка трогает, щупает, гладит. Это же надо сообразить – такую настоящую модель!

– В ход, что ли, хочешь пустить? – спрашивает Коля.

– А можно?

– Всё можно. Отверни кран, вон там… Видишь? Только осторожно.

Юрка заметил на трубе, идущей от бака к модели, кран, отвернул его. В трубе зашумело, в домике станции взвыла динамка, зажглись желтоватые огни на столбах, на окнах.

– Ух ты! – воскликнул обрадованный Юрка. – А поярче могут гореть?

– Могут. Надо подачу воды увеличить.

Юрка покрутил кран ещё, свет стал ярче, белее.

– Вот это да! Вот это да! – Юрка даже привскочил. – Стой! Да она может дом освещать, электростанция. У тебя свой свет!

И разыгравшийся Юрка, не спросив разрешения Коли, погасил лампу. Стало темнее, но тем эффектнее казалась модель, тем ярче её огни.

– Вот это да! Вот это да! – повторяет Юрка. – Своя электростанция!

Войдя в азарт, он ещё покрутил кран. Шум воды стал сильнее; с бульканьем входила она в трубку и сливалась в корыто.

– Ты мне воду не спусти, – предупредил Николай. – Как, нравится?

– Здóрово! Ты, Коль, великий человек! Тебе памятник надо – и в статью.

Коля важно прошёлся по комнате, свалив со стола вилку, которая упала на пол с дребезжащим звоном.

– Ну да, великий, – возразил он, – скажешь ещё! Просто неплохая модель. А отделана-то! Не масляная краска, а эмаль. Это тебе не что-нибудь. Я эту эмаль в райцентре еле достал. Только воду мне не спусти!

– Нет, Коль, ты знаменитый человек, – настаивал Юрка, то приседавший возле модели с разных сторон, то отходивший в уголок, чтобы охватить взглядом всё сооружение. – Знаменитый человек…

Вдруг шум воды стих, жужжание динамки постепенно перестало быть слышным, и в тишине упали в корыто последние капли. Лампочки погасли. В комнате стало темно.

– Всю воду спустил! – спохватился Коля. – Лампу зажги, ты гасил!

Юрка недолго думая схватился за стекло лампы.

– Ой! – вскрикнул он. Стекло было ещё горячее, и Юрка сильно обжёг пальцы.

Стекло упало и со звоном разбилось.

– Да осторожней ты! – набросился на него Коля. – Вот тоже!

– Чего осторожней… – проговорил Юрка. – Уже разбилось…

Он стал искать по карманам спички, но спичек не было.

– Коля, а спички где у тебя? – спросил осторожно Юрка.

– Где?! – вскинулся Коля. – Искать надо, вот где! Тоже мне!

Стали шарить руками по подоконнику, столу.

– Разбей мне ещё что-нибудь! – предупредил Коля.

Тогда Юрка решил: зачем ему рисковать? И, повторяя про себя «тут нету, тут нету…», спокойненько стоял, заложив руки в карманы штанов.

– Нашёл, – сказал Коля, и Юрка услышал, как загремели спички в сухом коробке.

Коля чиркнул спичкой и зажёг лампу. Фитиль дымил, в комнате запахло гарью, и Юрка прикрутил фитиль.

– Бери веник, – сказал Коля, – замети осколки в угол… А это что?

Корыто было полным-полно, и возле него поблёскивала большая лужа. Вода протекла под стол, под шкаф: повсюду были мокрые следы от валенок.

– Так, – проговорил Коля. – Предупреждал я тебя – не спусти воду? Предупреждал?

– Предупреждал, – промямлил Юрка.

– Тоже мне, помогать пришёл!.. Чего стоишь? Бери тряпку, подтирай! А бак до краёв наполни. Да скорее, пока мать не пришла.

Николай швырнул ему тряпку. Тряпка была чёрная, рваная и, наверное, грязная. Так не хотелось за неё браться! Но делать было нечего. Юрка пошёл к тряпке.

– Куда? Стой! – закричал Коля. – Ты соображаешь что-нибудь? По стеклу ходишь, дробишь ещё больше. Замети в угол, говорю тебе в сотый раз!

– Ну ладно, ладно… Подумаешь…

Юрка уныло подмёл пол, вытер лужу, вместе с Колей вылил воду из корыта.

– А теперь таскай в бак.

Бак огромный (где только Коля его взял?), и Юрка несколько раз бегал за водой. А колодец за семь домов, а дома все, как назло, большие – пока один пройдёшь, пять человек спросят: «Кому это ты воду носишь, Юр?», да обратно опять семь домов.

Юрка одно отвечал:

– Коле помогаю…

…Четыре ведра! Да и то бак чуть-чуть не полон.

– До краёв, что ль? – спросил Коля.

– Вообще-то до краёв, только немножко не хватает, на полпальца, ну, может, на палец…

– Ладно, – сказал снисходительно Коля, посмотрев на своего помощника. – А то ещё надорвёшься, заниматься будет не с кем.

Валенки у Юрки были облиты водой, штаны тоже, на лбу выступил пот.

– Сейчас будем заниматься… – сказал Юрка.

– При свете фитилька, – мрачно добавил Коля. – Как в первобытное время.

– Ну ничего… – успокаивал Юрка. – Нет, хорошая у тебя станция, очень хорошая! – добавил он, желая хоть немного задобрить товарища. – Где-то я такую видел.

– Где-то? – спросил Коля. – Это точная копия станции, которая будет у нас строиться. Голова!

– У нас?

– У нас. А ты разве не знаешь? Проект-то в правлении десять раз видел. Тоже мне!..

– А, да-да.

– «Да-да»!.. Чему же ты меня учить будешь? Давай приступай. Мне вон ещё Островского сорок страниц прочесть надо.

Юрка пересказал Коле уроки довольно сносно. Задержал его, правда, только русский язык. Когда Лопатин стал задавать вопросы. Юрка сказал:

– Отвечу в следующий раз, у меня читка газеты. Опаздываю.

10. Мария Иванова

Юрка попрощался и ушёл. Едва захлопнулась дверь, бегом побежал к школе. Ему показалось, что там уже давно его ждут.

Юрка только на минуту остановился у магазина, где обычно вывешивают афиши кино и спектаклей. Афиша висела и сейчас.

В субботу в восемь часов вечера

КЛУБ КОЛХОЗА «КРАСНЫЙ БОР»

МАРИЯ ИВАНОВА

Впечатления от поездки в Чехословакию

Юрка припустил дальше. «Мария Иванова… Впечатления от поездки в Чехословакию, – повторял он про себя. – Иванова о Чехословакии… Подумаешь, Мария Иванова…»

Мария Иванова, или, как звали её в селе, Маша, была среднего роста курносая девушка. Он часто её видел, но как-то не обращал на неё внимания и узнал более близко совсем недавно в результате одного происшествия.

Однажды в поисках чтения Юрка зашёл к Виктору, её брату, который обещал дать интересную книжку. Брата дома не оказалось. Не было никого и из домашних. Серый лохматый кот раскатывал в горнице клубок шерсти. Пользуясь свободой, метался из угла в угол, вспрыгивал на стол, спрыгивал на пол, затихал, снова бросался на клубок. Юрка вышел во двор. Маша выкидывала из хлева навоз, напевая:

 
Дорогой мой, дорогой,
Суженый, желанный,
Я простая, он простой,
Ты же очень странный.
 

Навоз плюхался на кучу после каждой строчки. Слово «дорогой» она подкрепила швырком чуть ли не пудового веса лохматого от соломы месива.

Увидав гостя, девушка продолжала работать и петь о любви и непонятливом своём поклоннике. Юрка и раньше не очень интересовался сестрой Виктора и сейчас, застав её за таким занятием, не хотел задерживаться.

– Я к Виктору, – сказал Юрка. – Не знаешь, где он?

– Знаю. Мой брат всегда говорит, куда уходит. Не в пример некоторым.

– Скоро придёт?

– К восьми часам. Будет заниматься.

– Он мне книжку обещал.

– Дать тебе её? – спросила она ласково.

– Надо было бы.

– Ну хорошо.

Она воткнула вилы в навоз. Сняла и повесила на гвоздик фартук. Потом заставила Юрку полить из ведра на её сапоги, так как свои руки она считала грязными. После, когда можно было пройти в сенцы, вымыла руки. Юрка ждал. Но этого оказалось мало.

– Отвернись-ка, – сказала Маша.

Юрка отвернулся, а когда увидел её, Маша была уже не в комбинезоне, а в юбке и кофточке.

Только после этого вошли в дом.

– Его книжки в моей комнате. Найди, какую он тебе обещал.

Юрка снял с полки «В Муромских лесах».

– Что за рвань? Наверное, интересная, – полюбопытствовала Маша и перелистала несколько разрозненных страниц. – Разбойники… Пещеры… И, наверное, ничего о настоящей любви. Ну конечно, что они понимали? Убийства… Что за чепуха! И ты из-за этого оторвал меня от работы? – грозно спросила она.

– Подумаешь, работа – навоз выбрасывать! – огрызнулся Юрка.

– Работа, Юра, без всякого «подумаешь». Очень ответственная.

Юрка рассмеялся:

– Научная работа!

Маша рассердилась не на шутку:

– Бери свою рвань и уходи!

Юрка ушёл, недоумевая, за что, собственно, на него обиделась эта Маша.

Так произошла встреча его с Машей, теперь Марией Ивановой, которая будет делиться своими впечатлениями от поездки в Чехословакию.

11. Занятия

Юрка шёл, мрачно подумывая о том, что дорога длинная, неровная, под ногами снежное месиво… И в конце пути – школа, где он должен будет читать газеты и, не дай бог, отвечать на вопросы… И угораздило же Павлика!

Юрка кряхтел.

И вдруг он заметил такое, что его заставило невольно остановиться.

Невдалеке от села, у реки, на пригорке стоял каменный дом с полукруглым балконом. Когда-то здесь жил помещик, потом в этом доме была милиция, теперь – библиотека. Сколько раз Юрка проходил мимо дома, но этого не замечал: на пригорке, обращённом к реке, на белом снегу зиял чернотой какой-то вход или дыра. Юрка подумал – не строит ли что-нибудь колхоз, не копают ли колодец или, допустим, туннель? Впрочем, зачем колхозу туннель? От туннеля мысли Юрки перескочили к таинственным пещерам, где разбойники хранили оружие и драгоценности, к подземным ходам со скелетами людей, умерших от голода и холода, но не сдавшихся врагу, к партизанским штаб-квартирам, где каждая мелочь хранит славу героических дел…

Юрка, проваливаясь по колено в снег, подошёл ближе. Нет, это не просто дыра, а настоящий ход. Вот полукруглый свод из кирпича… Внизу ступеньки туда – в неизвестное, страшное и такое привлекательное…

Юрка уже хотел спуститься, но тут вспомнил о школе.

«Навязалась школа ещё!» – недовольно подумал он и спросил проходившего мимо человека в чёрном романовском полушубке:

– Сколько времени, дяденька?

Тот остановился, расстегнул полушубок, достал часы:

– Тридцать пять седьмого…

«Уже тридцать пять! Нету минутки свободной… Хотя бы двадцать пять!» – подумал Юрка.

– А они у вас не вперёд? – спросил он со слабой надеждой.

Но человек уже не слышал его. Юрка вздохнул тоскливо и зашагал дальше.

…В тёмном классе у топившейся печки сидела дочь сторожихи Анны Еремеевны – Аня, белокурая, с синими глазами девушка – и, лузгая семечки, читала какую-то растрёпанную книгу. Лампы ещё не зажигали, и в классе слабо синели окна.

– Никого? – удивился Юрка, войдя в класс.

Аня взглянула на мальчика, кивнула в знак приветствия, но ничего не ответила.

– А вот… я сегодня занимаюсь, – с трепетом сказал Юрка, думая, что Аня-то уж знает, как трудно заменить Павлика и как боязно приступить к занятиям со взрослыми. И ещё он думал, что Аня может бросить на него недоверчивый взгляд: «Ты заменяешь Павлика? Хм!.. Интересно, как это у тебя получится».

Но ничего этого не случилось.

– Ну-ну! – одобрила девушка.

Юрка вышел в коридор, где висели круглые часы. Ещё десять минут! Вернувшись, он зажёг лампу и вдруг, словно впервые, увидел класс.

Стоял стол. Чёрный, накрытый зелёным сукном с двумя пятнами фиолетовых чернил. Юрка знает, как образовались эти пятна. Одно посадил Яшка. Побежав за Таней, он опрокинул чернильницу. Второе – он сам, когда помогал учителю показывать туманные картины. Сейчас на столе стоял стакан, графин с водой; под его дном, казалось, была налита ртуть. Перед столом – стул. Всё приготовили для него – Юрки, как приготавливали для учителя. А этот учитель сейчас с треском провалится…

Юрка развернул газеты. Чего тут только нет! Время тянулось, а ему хотелось, как с обрыва в воду, ринуться в дело и поскорее развязаться с ним.

«И нужно же было Павлику ногу зашибить!» – думал заместитель, слушая, как гудит печка и ровно-ровно дышит Аня.

Через несколько минут в коридоре послышались шаги.

«Начинается», – решил Юрка.

На читку в школе собралось пять человек, в том числе и страшный Николай Николаевич, который, как предупреждал Павлик, задаёт ехидные и трудные вопросы.

Две старухи, бабушка Новикова и Лазарева, в углу возле печки разговаривали о домашних делах, и то и дело слышно было:

– Ага, ага, моя милая. Вот и у меня так.

Они совсем не интересовались Юркой и пришли, как приходили всегда, видно, поговорить, посмотреть на людей, погреться.

Юрка оглядел собравшихся.

– Приступаю, – сказал он, и сердце у него заколотилось. – Прошу соблюдать тишину.

Шум утих, Юрка начал. Статью о международном положении он читал не останавливаясь, боясь оторвать взгляд от газеты: «Вот зададут вопрос, а я не отвечу».

В первый же раз, когда Юрка поднял голову и посмотрел на собравшихся, увидел Павлика, явившегося, видно, позже всех. Всё шло хорошо, даже вопросы оказались несложными. Отвечая на них, Юрка перечёл кое-что из газеты. Но вот поднялся Николай Николаевич:

– Есть вопрос.

«Вот оно!» – промелькнуло у Юрки.

– Есть вопрос.

– Да, – разрешил Юрка. – Говорите.

– Вот насчёт Вьетнама, – начал Николай Николаевич. – Освободительная война, героическая борьба… Всё понятно. А вот какой там, между прочим, главный город?

«Между прочим» и «главный город» были произнесены ехидно. «Подковырка!» – подумал Юрка.

– Столица? – переспросил он, выигрывая время.

– Столица, да, – подтвердил Николай Николаевич.

– Значит, главный город?

– Именно, дорогой! Главный город, или столица…

– Ага… Столица…

Юрка не знал. Мысль его лихорадочно работала: «Сказать, что не знаю? Порыться сейчас в газетах? А если там нет – позору ещё больше! Может быть, просто сказать: „Не знаю“?» Но он молчал.

Лоб его покрылся испариной. Он увидел улыбающееся лицо Павлика; потом улыбка исчезла, и Павлик стал озабоченным, встревоженным…

– Вот тоже, – вдруг сказал Юрка. – Главный город… Столица… Да так каждого профессора можно в галошу посадить. А тут ещё бабушка Новикова с Лазаревой разговаривают. Разве можно в такой обстановке работать? – Взор Юрки засверкал. Он распалялся всё больше и больше. – Что вы там показываете друг другу? О чём разговариваете? Что у вас в руке? Бабушка Новикова, что у вас в руке?!

Новикова встала.

– Чулок, батюшка… Чулок показываю… – И она высоко вверх подняла руку с длинным шёлковым чулком. Все засмеялись, а она продолжала: – Первый раз такой вижу, с какой-то чёрной пяткой… Дочке привезли – вот Лазарихе и принесла показать…

Но последних слов Новиковой в шуме и смехе разобрать уже было нельзя.

Юрка встал:

– Вот видите: чулок. Чёрная пятка какая-то! А я виноват! Разве можно так работать? На этом я заканчиваю, и чтоб в следующий раз у нас была дисциплина. Всё!

Когда слушатели со смехом и шумом разошлись, Николай Николаевич подошёл к Юрке. Павлик же сидел на прежнем месте.

– Главный город Вьетнама, другими словами – столица, называется Ханой. Понятно? – сказал Николай Николаевич. – Ха-ной, запомни.

Он помолчал минутку, всё время смотря на Юрку, который вспотел и был красен как рак, и спросил:

– Будешь ещё в мой сад через забор лазить? А? Будешь? Запомни: Ха-ной! До свиданьица.

И он ушёл.

Юрка, стоявший как окаменелый, вытер пот и опрометью бросился на улицу.

– Баня! – только и сказал он, вдыхая морозный воздух. – У-ух…

Подошёл Павлик.

– Откуда он про сад узнал? – спросил Юрка. – Припомнил… Раз только и слазил. Добро бы десять… Уф, уф! – отдувался он.

– Иди оденься, – сказал Павлик.

– Уф, уф!.. Разве я не одетый?.. Да, не одетый. Сейчас…

Они вернулись в класс. Тут только Юрка спросил:

– Паша, как же ты дошёл? Больно ведь?

– Доехал… – неопределённо ответил Павлик.

– И сможешь до дому дойти?

– Нужно – дойду.

Юрка только головой покачал: вот это человек! И весь разговор нравился Юрке: громких слов нет, а как всё здóрово!

– Да! – вдруг радостно вскрикнул он. – Павлик, знаешь, что я открыл?

– Нет… Что открыл? – заинтересовался Павлик.

– Подземный ход! – провозгласил Юрка. – А что, если он куда-нибудь ведёт? А что, если там какое-нибудь оружие, патроны, скелеты? Этому дому, может быть, триста лет, пятьсот, а?

И Юрка рассказал о том, что он открыл.

Павлик осмотрелся – есть ли кто вокруг? – и тихо, шёпотом, который заставил радостно в предчувствии необыкновенного сжаться Юркино сердце, сказал:

– Подземный ход? – Он задумался и продолжал так же тихо: – Я видел старинный план нашей местности. И там пунктиром какое-то обозначение, кружочек и в кружочке – крест…

– Пунктир, кружочек и крест? Павлик, это тайна! А где этот план? Где ты его видел?

– Когда библиотеку перевозили, среди старых бумаг и книжек… Я хотел его ещё раз посмотреть, но плана уже не было.

– Вот видишь, его уже не было! Его уже не было! – со значением повторил Юрка. – Ну? Вдвоём – и больше никого? Идёт?

– Вдвоём – и больше никого, – согласился Павлик.

Когда поднялись и пошли обратно, стало ясно, что Павлику ходить трудно: он прихрамывал. Боясь, что во второй раз Павлику скоро прийти сюда не удастся, Юрка предложил приступить к делу сейчас же.

Вечер давно уже наступил. Светила луна, и вся земля была в серебряном ярком свете и чёрных густых тенях.

Юрка ни в чём не сомневался. В такой вечер поверишь во что угодно…

Вот и вход. Наверху полукруглая арка – свод из кирпича, внизу ступеньки. Вокруг – никого.

– Ну? – чуть слышно спросил Юрка.

– А… – растерянно прошептал Павлик. – Ничего не видно… Луна не с той стороны.

– Я первый, – сказал Юрка. – Я видел ступеньки. А ты можешь и постоять, а то ногу зашибёшь.

– Я осторожно…

– Ногу зашибёшь, Павлик!

– Да я осторожно!

– Ну ладно.

Юрка кивнул и полез в дыру.

– Ступеньки… Одна… две… три… – услышал его шёпот Павлик. – Пол… Кирпичи…

Отсюда, из темноты, Юрка видел яркие звёзды на небе, фигуру Павлика, освещённого луной.

Павлик стал тоже спускаться.

– Тише! Осторожней! – предупредил его Юрка и даже помог ему стать на пол. – Ну? Зажигаю спичку. – Он чиркнул спичкой.

Взорам ребят предстали полуразрушенные кирпичные своды, выложенный каменными плитами пол и впереди бочка с чем-то белым и груда новых кирпичей.

Ребята переглянулись.

– Ну, Юрка, кажется, здесь будут ремонтировать, – разочарованно сказал Павлик. – Ничего особенного… Всё?

– Всё. Склад, видно, будет…

Они вылезли наружу и молча пошли домой. Уже возле своего села Павлик, что-то вспомнив, сказал:

– Верно, там была церковь… Крестик в кружочке означает церковь. Остался от неё подвал, и подвал хотят ремонтировать. Склад будет, ясно.

12. Руки в земле

Зима…

Дымки́ из труб, запах блинов, звон льда на речке, где катаются ребятишки, иней на берёзах, накатанная, блестящая от полозьев дорога…

Аршинный слой снега на полях. Но целый день стучит в кузнице Артём, и целый день возят к нему бороны, плуги, сеялки. Странно смотреть, как по снегу тащится за трактором поезд из телег. Ремонт! То и дело ходит председатель колхоза в амбары, где хранится посевной фонд: как там зерно? Сам пускает в четырёхугольный вырез в двери чёрную кошку. Сверху зерно не тронуто, сухое, а что, если снизу его жрут мыши?

В клубе Мария Иванова делится своими впечатлениями от поездки в Чехословакию. В клубе тепло, все раздеты, и зал пестрит нарядами девушек и парней.

Юрка, который сидел рядом с Павликом, слушал рассказ Маши, быть может, внимательней всех. «Послали за границу! А! За что? За урожай…» Ведь он, Юрка, видел, как Маша со своими девчатами вывозила удобрения в поле, когда ещё никто не решался этого делать. Помнит, какие книжки стоят у неё в комнате на полке, – в переплётах, с мудрёными названиями. Тогда они показались ему скучными… Юрка стал думать о том, что когда вырастет, то поедет за границу: в Чехословакию… Индию… Германию… Ему тоже хочется посмотреть, как живут люди за границей; пусть и его поуважают там за то, что он советский.

Впрочем, зачем ждать? Долго и совсем неинтересно. Берут же в делегации разных людей – артистов, героев, ну и его пусть возьмут как пионера. Надо же пионера показать. Он бы всем ребятам за границей подарил по звёздочке, оставил бы им свои подписи с закорючками, рассказал бы обо всём, о чём только захотели бы узнать. Нашёл бы там друзей, стал бы переписываться с ними: он письмо – ему письмо, он фотографию – ему фотографию, он газету – ему газету… Только вот как читать и разговаривать? Ну, как-нибудь бы устроился…

– Паш, – толкает он друга, – ты в какую бы страну поехал?

– В Африку, – тихо отвечает Павлик.

– Почему в Африку?

Павлик молчит, слушает.

– Паш, а Паш! – настойчиво шепчет Юрка. – Почему?

– Не знаю… Знаешь, Юр, наверное, потому, что там ещё есть белые пятна и крокодилы… И, наверное, в Австралии и в Америке Южной есть, – отвечает Павлик. – Смотри-ка, три «А»! – добавляет он и сам удивляется: – Три «А».

– Что «три „А“»? Паш, что «три „А“»? – шепчет Юрка. – А-а! Верно: все с буквы «А» начинаются. Паш, вдвоём – и больше никого? Паш, вдвоём – и больше никого? – добивается согласия Юрка.

– Слушай, – шепчет Павлик.

Юрка слушает, всё ещё думая о своём – о трёх «А», крокодилах и белых пятнах на географической карте. Потом он вздыхает: сидит-то в клубе на скамье. Маша рассказывает, как она с девчатами ещё зимой проверяла семена на всхожесть, рассказывает, как будут девчата учиться и что делать…

– Паш, – спрашивает Юрка, – а мы можем проверить?

– А чего там… Простое дело… Да слушай ты!

Юрка слушает. Иногда он что-то прикидывает в уме и на мгновение задумывается. Иногда, забывшись, хочет обратиться к Павлику, но, вспомнив, что нехорошо всё время отвлекать товарища, сдерживается.

Простые вещи делать тоже очень трудно. Не так легко зимой, в стужу, найти для семян подходящую землю, просеять её, сколотить ящики. Посадить семена просто. Взять сто зёрен и посеять. Прорастут восемьдесят – значит, всхожесть восемьдесят процентов, прорастут девяносто – девяносто. Место хранения не одно. И каждое нужно проверить, определить процент всхожести. А для верности выводов о всхожести семян нужно не один ящик посеять, а несколько. И по ним вывести средний процент для этого зерна.

За двором Павлик, Юрка и Лёня Ёлкин разгребают снег, долбят землю. Кусочек за кусочком летит в решето, а когда набирается решето, Юрка несёт его в дом, ссыпает в ящик. На это уходит чуть ли не полдня.

Потом все трое катаются на санках. Когда смеркается, ребята пьют чай, разговаривают.

К ночи земля оттаяла. Юрка стоит перед ящиком и руками мнёт влажную, ещё холодную землю. В его пальцах с набитыми мозолями перекатываются песчинки, мелкие камешки, рассыпается труха сгнившего дерева. Хороша почва! Навозцу ещё сюда…

Лопаточкой он перекладывает землю, возится, как возилась Маша Иванова с землёй, с навозом.

Каникулы кончились. И хотя совсем не так думал провести их Юрка, они не показались ему скучными.