Текст книги "Дзи. Чужая судьба."

Автор книги: Сергей Девкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Все должно было завершиться во дворе гарнизона, куда Анто соизволил направиться. Ли хотел просто подойти к тайпэнам Императора и, не вступая в беседы, быстро и четко доложить о том, что и когда он сделал, после чего просто передать меч истинным вассалам Избранника Неба и смиренно принять свою участь. Присутствие лишь солдат и офицеров могло гарантировать, что не возникнет никаких волнений, а все традиционные правила будут соблюдены в приемлемых рамках.

Но Гьянь начал говорить первым, еще даже не спустившись с коня, и сразу же отбил у Ли всякую охоту возвращаться к первоначальному сценарию.

– Вы, как я понял, снова открыли военные склады для простонародья, тайпэн Хань? – начал Анто в своей неприятной надменной манере.

– Этого требовала ситуация, – холодным тоном откликнулся Ли.

– Не вижу связи. Особенно, учитывая положение. Вам следовало экономить припасы, а не раздавать всем желающим. Жаль, что предыдущие уроки не пошли вам на пользу.

– Я не следую дурным урокам.

Лицо Анто исказилось от гнева.

– И вы опять начали вооружать крестьян и рабочих?

– Это было нужно для обороны города, и для их защиты.

– Они простолюдины!

– Прежде всего, они подданные Империи!

Спор между тайпэнами мгновенно привлек к себе внимание окружающих. Офицеры стражи и войсковых отрядов, десятники и многие солдаты не без интереса наблюдали за происходящим, прислушиваясь к разговору. Мао Фень, выбравшись из седла, встал чуть в стороне, глядя на эту сцену с легкой ухмылкой.

– Вам следовало бы все же начать думать, прежде чем делать то, за что императорский двор не будет очень уж вам благодарен, – процедил сквозь зубы Гьянь, бросив нелицеприятный взгляд на двух къёкецуки, замерших неподалеку.

– За свои поступки я сам отвечу перед Нефритовым троном, – совершенно искренне бросил Ли, вызвав на лице у Такаты горькую улыбку.

– Не сомневаюсь, заодно сможете сопроводить в столицу офицера Сэна и прихвостней Гженей, чтобы их могли судить полноценным судом за измену и неподчинение приказам.

– Офицер Сэн погиб, защищая город, – с трудом сдерживаясь, ответил дзи. – И люди дома Гжень помогали нам в этом не менее активно.

Странная ярость, до этого момента незнакомая Ли, начала медленно затоплять его сознание, поднимаясь огненными волнами откуда–то из глубины груди. Слова и манеры, и даже то, как мыслил и чем руководствовался Анто – все это вызывало у «Ханя» лишь одно чувство, и как ни странно, оно начинало ему нравиться.

– Вы отпустили арестантов?! – вскипел Гьянь.

– Глупо было бы тратить на них провизию, если бы они сидели просто в заточении. Ведь мне надо было экономить припасы, не так ли?

– Но это были мои пленники?! – едва не срываясь на крик, выдохнул потомок Нечхе–Орай.

– Как жаль, что большинство из них отдали свои жизни за Империю, – в который раз Ли поймал себя на мысли, что научился язвить в столь любимой манере командира Ногая.

– Вы, похоже, совсем потеряли остатки уважения к законам и древним традициям нашего государства, – шипел бледный Анто. – Такое самоуправство я не спущу с рук даже выходцу из рода Юэ. Происхождение может и позволяет вам многое, Хань, но не до такой степени, и вам придется отвечать за свою наглую самонадеянность.

– Уж не хотите ли вы обвинить и меня в предательстве, как и Сэна, вся измена которого состояла в несогласии с вашим преступным приказом?!

Еще полгода назад, Ли даже не смог бы себе представить, что окажется способен спорить с тайпэном Императора на повышенных тонах. Но с другой стороны, тот, кто стоял сейчас перед дзи, никак не подходил под тот светлый образ, который ему старательно внушали в стенах дзи–додзё.

– Так значит, по–вашему, воля императорского вассала подлежит обсуждению?!

– В зависимости от того, может ли этот вассал считаться разумным полководцем или всего лишь напыщенным индюком!

– Это оскорбление, Хань, – с угрозой процедил Анто.

– Хотите сатисфакции, Гьянь? – прищурившись, хмыкнул Ли.

Веселая радость окончательно затопила собой все его существо. Это было невозможно, невероятно и в высшей мере преступно, но именно сейчас за шаг до полного разоблачения и неминуемой смерти, Ли вдруг понял, что еще есть то, что он должен изменить, пока у него имеется такая возможность.

– Мне бы не хотелось продолжать этот разговор при всех, – явно начал сдавать позиции потомок Нечхе–Орай. – Быть может, если мы…

– Я сейчас вызову вас на бой, если вы не сделаете этого сами, а попробуете отказаться – покроете себя позором, – срываясь от злости, выпалил дзи, вплотную подступив к Гьяню. – У вас есть последний шанс сохранить лицо перед всеми.

– Личные мотивы не должны преобладать над нашим Долгом и Служением, – Анто ушел буквально в глухую оборону, нервно поглядывая сторонам.

Мао Фень, единственный, кто сейчас мог бы прийти к нему на помощь, лишь безразлично взирал на происходящее, даже не думая вмешиваться. Почему раззадорившийся было Анто так быстро пошел на попятную, дзи не знал, но его это и не особенно интересовало. Хотя возможно стоило задуматься над этим, и понять, что его противнику известно что–то, а чем знает пока лишь только он сам, да еще вероятно хитро щурившийся Фень.

– Тогда давай сделаем это не просто личным, – предложил Ли, по–прежнему пребывая в непонятной ему эйфории. – Я обвиняю вас в глупости, тайпэн Гьянь! В гордыне и надменности, недостойных слуги Императора! В предвзятости суждений в отношении поданных Империи! В нежелании любить свой народ и презрении к его бедам! Я обвиняю вас недостойным носить меч тайпэна и исполнять волю Избранника Неба!

Последние слова были произнесены достаточно громко, чтобы их услышали уже все собравшиеся вокруг. Ли не играл на публику, но призывал всех зрителей в свидетели своего обвинения, прекрасно осознавая дальнейшие последствия, и впервые в жизни не опасаясь их.

– Арестуйте его! – крикнул Анто, побледневший еще больше. – За такие слова ты ответишь перед нашим владыкой, Сяо! Но только перед ним!

Родовые воины Нечхе–Орай двинулись было вперед, но хищное шипение, раздавшееся за спиной у Ли, заметно поубавило их рвение. Кроме Такаты и Ёми с обнаженными клинками с этой стороны толпы уже стояли Удей, командир Ногай и несколько офицеров и десятников из городской стражи.

– Ведьмак! – озлоблено проорал Гьянь. – Мятежник! Бунтовщик! Предатель!

– Никому не двигаться, – спокойный голос Феня прозвучал как будто из какой–то другой реальности. – Не нужно делать глупостей, о которых все потом пожалеют. Пусть Сяо и Анто все решат сами, между собой, без лишней крови.

– Но это ведь личное! Его личное! – обернулся к Мао обескураженный Гьянь.

– Да! – перебил его Ли. – Это личное! Я лично ненавижу тебя, потомок славного полководца Нечхе! Ненавижу за то, кем ты стал и во что выродил свою семью! За то, что превратил титул тайпэна в циничную насмешку, позор для всех императорских вассалов, кто еще не забыл, в чем состоит их истинный долг – служба Империи! Империи, а не собственным безмерным амбициям!!!

Резко шагнув вперед, Ли выхватил из ножен меч, но его острие указывало не на Гьяня, уже тоже обнажившего оружие и принявшего защитную стойку, а на человека, стоявшего среди свиты тайпэна Анто.

– Но еще больше, я ненавижу тебя! За то, что ничего не сделал! За то, что забыл, чему тебя учили, и к чему готовили! Ты не мог говорить, но обязан был действовать, исподволь, незаметно, менять или хотя бы пытаться менять того, кто был тебе доверен. Но ты все забыл, согласившись на роль безмолвного и безымянного слуги. Ты забыл, что ты принадлежишь Императору, а не этому высокомерному выродку, и за это достоин не только ненависти, но и презрения!

Пожилой дзи тайпэна Гьяня смотрел на Ли пустыми глазами так, будто слова произнесенные мгновение назад вырвали из него остатки души или того, что ее заменяло. Остальные безмолвно взирали на него, не зная, как следует реагировать на то, что тайпэн Императора обвиняет в чем–то дзи другого тайпэна. Это казалось абсурдным и нелепым, ведь нельзя же было обвинять в убийстве меч или копье, но в тот момент многие поняли, что в чем–то «Хань», безусловно, прав. У дзи в отличие от любой безликой вещи была воля, был разум и был долг, который он тоже обязан был исполнять, и за который с него вполне уместно было спросить.

– Убей его, Анто, – разорвал повисшую тишину голос тайпэна Феня. – Просто убей, и покончим с этим.

Похоже, после «просто убей» толстяк еще хотел добавить «или умри», но сдержался. Гьянь, одарив его ненавидящим взглядом, шагнул к Ли, поднимая клинок в атакующую позицию.

– Ты сам хотел этого поединка, Хань.

Пожалуй, из всех присутствовавших только Ли, Удей и къёкецуки знали, насколько смехотворны шансы «потомка Йотоки» в этой схватке. Несмотря на все успехи, которые достиг самозванец за эти полгода в мастерстве владения мечом, он не смог бы даже и близко сравниться с Анто, державшем клинок в своих руках еще с пяти лет.

Таката, так и не стала убирать короткий меч обратно в ножны у себя за спиной, в отличие от остальных союзников Ли, успокоившихся едва им стало понятно, что схватка тайпэнов пройдет теперь на равных. А еще старшая кровопийца ни на секунду не спускала глаз с объемной фигуры Мао Феня, который незаметно вытащил из–под плаща свои нефритовые четки с золотыми иероглифами.

Ли знал, что умрет уже в самом скором времени. Он вполне смирился с этим, но здесь и сейчас позволить себе такого мятежный дзи никак не мог. И он знал способ, которым можно победить даже такого умелого фехтовальщика, как Анто Гьянь.

Их мечи соприкоснулись лишь один раз, и Ли сразу же отвел оружие врага в сторону, бросаясь вперед и стремительно сокращая разделявшее их пространство. Дзи ударил Гьяня левой рукой, точным прямым в челюсть без замаха, тут же добавив в продолжение того же движения еще один боковой локтем в висок. Шлем Анто принял на себя второй удар, но на Ли тоже были полные доспехи, и тяжелой стальной налокотник попросту оглушил и ошеломил потомка Нечхе–Орай.

Гьянь не умел драться, и почти ни один тайпэн Империи не умел этого. К чему учиться бесполезному искусству, когда с ранних детских лет в твоем распоряжении десятки видов оружия из стали? Тайпэны не были простолюдинами, которым нужно было хоть как–то защищать себя, не имея права носить что–либо опаснее охотничьего ножа или небольшой дубинки. Тайпэны не участвовали в пьяных драках в закусочных, пропахших дымом опия, где солдаты, матросы и их командиры регулярно набирались практического опыта в простых кулачных потасовках. Тайпэны не были монахами, постигавшими духовные техники самосовершенствования и тайных искусств. Конечно, что–то, какие–то несколько приемов и элементарных блоков они знали, но против опытного бойца, прошедшего школу учителя Су Яна, тайпэн Гьянь оказался бессилен.

Отбросив меч и выбив оружие из рук Анто, Ли принялся избивать его, нанося удары исключительно в открытое лицо или с боков по голове. Он бил Гьяня со злой радостью, с удовольствием, появившимся вдруг из ниоткуда, и с холодным грамотным расчетом, не давая своему противнику ни единой возможности для ответных действий. Те, кто видел происходящее, замерли в новом немом изумлении, и лишь мертвые демоны едва не смеялись, глядя на это представление.

Анто уже с трудом стоял на ногах, когда Ли, ухватив его за руку, потянул на себя и, выставив подножку, швырнул противника к себе за спину. Гьянь с грохотом распластался на камнях гарнизонного двора и глухо застонал, отплевываясь кровью. «Хань» неторопливо обернулся к нему, размышляя над тем, стоит ли и дальше продолжать избиение. В это мгновение дзи тайпэна Гьяня бросился на Ли, вскидывая для удара копье.

Предупредительный крик Такаты и боевой инстинкт, среагировавший на движение сзади, позволил Ли обернуться на полкорпуса до того, как яри вонзилось бы ему в спину. Отклоняясь назад, он попытался перехватить копье руками, и это ему почти удалось. Плоский наконечник скрипнул по травяному узору, покрывавшему нагрудные пластины, не сумев пробить их, но едва не опрокинув Ли на землю. В следующую секунду самозваный Хань уже крепко держал древко оружия обеими руками.

Рядом мелькнула черная тень, и узкий прямой клинок с шипящим звуком вошел в горло дзи Гьяня, распоров полосу дубленой кожи, прикрывавшую кадык. Таката с силой провернула меч в ране, превращая тонкую кровавую струю в настоящий фонтан.

Позади Ли вновь возникло какое–то движение, окончившееся хриплым надсадным кашлем. Обернувшись, дзи увидел Анто Гьяня, упавшего на колени и все еще сжимающего в руке обнаженный цзун–хэ. Меч Ёми вошел тайпэну сзади в узкую щель между доспехом и шлемом, и вышел теперь с другой стороны, пронзив основание шеи насквозь. Къёкецуки, склонившаяся над еще живым Гьянем, уже ощерила клыки с довольно недвусмысленными намерениями.

– Не стоит, – остановил ее Ли. – От той гадости, что течет по его венам, вполне можно подхватить какую–нибудь заразу.

Ёми, хмыкнув, выдернула клинок и отпустила свою жертву, повалившуюся на землю уже бездыханным телом. И с этим последним лязгом рассеялась вся та веселая злость, овладевшая телом и разумом Ли, а на душе у него вдруг стало так спокойно и светло, как бывает, наверное, лишь у просветленного монаха, потратившего годы на медитации и воздержание, чтобы добиться вот этой самой гармонии с окружающим миром.

– А теперь, может быть, кто–нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

Группа воинов в блестящих доспехах появилась в воротах гарнизона еще в самый разгар поединка, но тогда на них никто, понятное дело, не обратил внимания. Во главе этого отряда стоял высокий широкоплечий мужчина, являвшийся, судя по облачению, тайпэном или очень высокопоставленным офицером регулярной армии. Его лицо скрывалось под черной густой бородой, растущей, казалось, прямо из шеи, но все же что–то в чертах его лица показалось Ли необычайно знакомым.

– Что–то не вижу вашей радости, тайпэн Хань, – ядовитый голос Мао Феня не сулил ничего хорошего. – Неужели вы не хотите поприветствовать собственного отца?

Эпилог

Чистые сухие казематы дворцовой темницы уходили в земные глубины, опускаясь намного ниже основания распластанной горы, вокруг которой ярус за ярусом обвивалась роскошным поясом древняя Хэйан–кё. Редкие масляные фонари разгоняли мрак серых коридоров и узких каменных мешков, когда императорские стражники совершали очередной обход с неизменной точностью и подчеркнутой безучастностью. Ли был единственным узником этой части подземелий, и это могло говорить лишь о его особом статусе – уважительном или особо опасном, точно этого дзи не знал.

О наступлении утра свидетельствовал завтрак в плетеной корзине, опушенный в яму дежурной сменой. При этом через решетку на Ли неотрывно смотрели стальные наконечники двух болтов, заряженных в мощные самострелы. Впрочем, стражники явно не слишком усердствовали в своих обязанностях, исполняя свой долг, как и положено бесстрастно и непредвзято. Сама тюремная яма стала для Ли одним из тех двух мест, которые он только и видел за последние шесть дней, с тех самых пор как конвой доставил его в столицу в закрытой армейской телеге.

Едва дзи успел закончить со скудной снедью, как наверху вновь раздались шаги, и тяжелая решетка откинулась вверх. Веревочная лестница, разматываясь, опустилась вдоль идеально гладкой стены, и старший караула велел Ли подниматься. Пройдя несколько длинных коридоров, они попали в уже знакомую пленнику комнату, где тюремный кузнец привычно и сноровисто заковал Ли в стальные кандалы со свинцовыми грузилами. Обычно узников этой темницы держали в цепях постоянно, но для молодого дзи и в этот раз было сделано исключение.

Неторопливо сменяли друг друга одноликие выскобленные переходы и длинные старые лестницы, каменные ступени которых за столетия округлились и были отполированы почти до зеркального блеска десятками тысяч ног. Как и каждый предыдущий раз, Ли вели по новому маршруту, даже, несмотря на плотный черный мешок, надетый на голову заключенного.

То, что они вошли в большую дворцовую приемную, дзи определил, когда подкованные сапоги стражников перестали звонко грохотать по граниту, гулко ступая теперь по полу из резных деревянных плиток. С неизменным скрипом отворились двери тронного зала, и только когда они же лязгнули, смыкаясь за спиной у вошедших, охранники сняли мешок, давая Ли несколько мгновений чтобы привыкнуть к яркому свету, заливавшему помещение благодаря огромной открытой террасе, тянувшейся с восходной стороны здания. За ней, далеко внизу, почти до самого горизонта раскинулась столица Империи – шумная, многолюдная, веселая, пребывающая в бесконечном движении, но вместе с этим степенная, несокрушимая и мудрая, как само время.

И лишь одна вещь во всем окружающем пространстве могла бы поспорить в этой вечной неизменности даже с древней и прекрасной Хэйан–кё. Нефритовый трон. Вытесанный из цельного камня невероятно насыщенного цвета, он возвышался в глубине огромного зала на постаменте из семи нефритовых плит, сложенных пирамидой одна на другую. Золото, драгоценные камни и малахитовые шелка заключали главную святыню Империи в причудливый оклад, не столько пряча его от посторонних глаза, сколько подчеркивая тот контраст, что был между тонкими «воздушными» украшениями и монолитной тяжестью самого трона.

Единственным, что привлекало взгляд любого вошедшего еще больше, чем известнейший памятник долголетия и могущества Империи, были лишь темно–синие одежды, отороченные красной парчой и украшенные белоснежными драконами, собранными из мельчайших жемчужин. Примечательны они были тем, что только один человек от западных степей до Восходного моря и от северных тундр до самой границы с Юнь имел право носить их. Избранный Небом, молчаливо и величаво, занимал свое законное место, всякий раз открыто встречая взгляд юного дзи и мимолетным движением ресниц отвечая на его глубокий поклон под лязг тяжелых оков.

Все остальное, заполнявшее тронный зал в присутствии Ли, за эти дни также оставалось неизменным. У стены, противоположной галерее, располагались несколько скамей и невысоких столов, за которыми без устали трудились писцы, переносившие на бумагу каждое слово, прозвучавшее в зале. Рядом с ними, чуть ближе к трону возвышалась полукруглая трибуна из красного дерева, за которой, разложив бумаги, устроился высший государственный обвинитель.

Только одна скамья, спрятавшаяся в углу у дверей и находившаяся постоянно у дзи за спиной, предназначалась для немногочисленных зрителей, среди которых Ли замечал каждый раз лишь чиновников высочайшего ранга. У дальней стены за возвышением, на котором находился Император, белые шелковые ширмы образовывали закрытое пространство. В глубине этого укрытия можно было отчетливо различить грациозные силуэты, а иногда до присутствующих долетало оттуда нежное женское щебетание. Правда, определить, кто точно в данный момент наблюдает за трибуналом с женской половины Дворца, могли, пожалуй, лишь Избранный Небом да и его безмолвные телохранители, закованные с ног до головы в сплошные доспехи, подобно легендарны лим–бо из царства Юнь.

Сегодня после долгого совещания, занявшего весь предыдущий день, Ли должны были, наконец, вынести заслуженный приговор. И хотя никто, а в особенности сам дзи не сомневался в том, как он прозвучит, этого момента здесь действительно ждали.

На первом заседании клятвопреступнику зачитали его обвинения, полный список которых занял двенадцать пунктов уложения «О законах и наказаниях». По самому незначительному из них преступник подвергался всего лишь отсечению языка, носа, ушей и выкалыванию глаз. Но правосудие Империи было милосердно и всегда начинало с наибольшего наказания, которое в данном случае уже не предполагало какого–либо продолжения.

Обвинитель задавал Ли вопросы по каждому пункту, и в каждом случае подсудимый спокойно признавал свою вину, что было зафиксировано на бумаге и позже в конце дня предоставлено дзи на подпись. Также ему было позволено объяснить свои действия и оправдать совершенные злодеяния. Ли честно и открыто описал свои побудительные мотивы и мысли, подтолкнувшие его к нарушению священных обетов и клятв, но не пытался оправдываться, а скорее наоборот, ставил себе в вину то, что не сумел проявить волю в те самые моменты, когда ему еще не поздно было остановиться.

Второй день начался с допроса свидетелей, и хотя, казалось бы, что признания самого Ли вполне достаточно, высший суд в присутствии Императора строго следовал процедуре, предписанной протоколом, не смея и помыслить об отступлении хоть от одного из пунктов, регламентированных в тысячелетних уложениях предков. Первым в тронный зал был вызван Жибао Кан, который, будучи государственным чиновником, являлся одним из двух гражданских служащих Империи, ставших непосредственными участниками далеких событий в Ланьчжоу.

Кан был сдержан, сух и немного взволнован, что несложно было понять, ведь кроме обвинителя его допрос проводил еще и Мэй Джэнг, непосредственный начальник Жибао. Да и о присутствии самого Единого Правителя тоже не стоило забывать. Уже тогда Ли обратил внимание, что Джэнг, в отличие от императорского судьи, задававшего вопросы лишь о голых цифрах и фактах, потихоньку вытягивает из своего подчиненного то, что тот думает о действиях самозванца, что, по его мнению, могло бы случиться в ином случае и другие столь же личностные и оценочные детали, не менявший вроде бы сути, но придававшие описываемым событиям немного иной окрас.

Следующим после распорядителя военных складов стал, разумеется, дзито О–шэй. Как личный вассал Императора и представитель древнего рода, Тонг робел куда меньше и открыто пытался донести свое мнение до присутствующих. Ли был искренне благодарен градоправителю за слова защиты, хотя и понимал всю их бессмысленность. Он даже был несколько удивлен, ожидая, что дзито будет вести себя иначе в свете той связи, что возникла между Ли и Каори, и которую Тонг вполне мог теперь трактовать совсем по–другому. Но, похоже, что даже если О–шэй и задумывался об этом, то удерживал все в себе, не позволяя личным чувствам влиять на свой долг, который он, в свою очередь, видел сейчас только лишь в восстановлении Ланьчжоу, а также в оказании помощи человеку, сделавшему это восстановление возможным. Слова об этом, о текущем катастрофическом положении дел в Тай–Вэй и о том, что дзито предпочел бы как можно раньше вернуться к исполнению своих прямых обязанностей, не единожды прозвучали во время допроса.

Слушания свидетелей, продолжившиеся на следующее утро, начались с небольшого инцидента, ставшего для многих участников процесса весьма неожиданным. Из–за дверей был вызван командир Ногай, и начальник городской стражи в своем потертом суо не замедлил ввалить в тронный покой, демонстративно скалясь нержавеющей улыбкой и вертя обритой головой с блестящей стальной пластиной на затылке. Гулко топая подкованными сапогами, ветеран направился прямиком к Нефритовому трону и под удивленные вздохи чиновников беспрепятственно миновал караул телохранителей, чтобы смиренно опуститься на одно колено у подножия каменной пирамиды. И к еще большему удивлению дворцовой челяди Император благосклонно кивнул, напрямую обратившись к преклонившемуся воину.

– Встань, Ногай из рода Ногай.

– Как будет на то ваша воля, – ответил начальник гарнизона Ланьчжоу и, поднявшись, посмотрел Единому Правителю прямо в глаза вопреки всем правилам и традициям.

– Я рад, что ты остаешься все тем же, мой бывший учитель, – улыбнулся Избранник Неба. – И надеюсь, что ты по–прежнему все также правдив и честен.

– Я не посмею лгать моему господину, – хитро прищурился Ногай и добавил, – но и не договаривать всей правды я тоже не буду.

– Тогда расскажи мне и остальным, что тебе известно.

Рассказ командира стражи занял почти весь оставшийся день заседаний. Ногай говорил в привычной для него манере, не стесняясь шокирующих подробностей и нецензурных выражений, что не раз было встречено удивленными ахами и приглушенным смехом с другой стороны белоснежных ширм. Опытный воин поведал не только о тех деталях, которые касались непосредственно его службы или планирования боевых действий. Он поносил Мун Гженя, издевался над заносчивостью монахов из Лаозин, обвинял в глупости мертвого Гьяня, нелестно прошелся по личности Мао Феня, упоминал кумицо и их тайные сделки с карабакуру, но главное – ясно и недвусмысленно давал понять, что почти любого из этих пунктов вполне хватило бы, чтобы Ланьчжоу был стерт с поверхности земли, если бы не вмешательство тайпэна–самозванца. Ногай расписал историю дзи от самой первой их встречи на ужине в доме дзито и до поединка с потомком Нечхе–Орай, добавляя что–то от себя, местами приукрашивая или излишне драматизируя, но в целом, как и было клятвенно заверено, не соврав ни единого слова. Более того, зачастую в ходе своего повествования, глава городской стражи бросал упреки и обвинения в адрес Ли в том, что тот действовал недостаточно решительно, не приструнил дерзких, чересчур мягко обошелся с восставшими, да и вообще проявил ужасную деспотичную мягкотелость, не пожелав выгнать на стены в канун осады женщин и стариков. Обвинитель, писцы и чиновники слушали все это, молча, сохраняя беспристрастное выражения лиц, а вот Ли, хотя и старался, не мог удержаться от улыбок, впрочем, как и человек, сидевший на Нефритовом троне.

Общие вопросы и ответы, которые задавали после Ногая попечителю торгового дома Кун Лай, были на фоне предыдущего выступления какими–то блеклыми и невзрачными. Ли прекрасно помнил, кем на самом деле является Кара Дэн и мог лишь позавидовать его выдержке и актерскому мастерству. Купец тайной императорской службы блестяще исполнил роль жадноватого, но осторожного тэккэй, безусловно преданного Империи, и, пожалуй, лишь самую малость радующегося пошатнувшемуся положению его главного конкурента в Тай–Вэй. В основном Дэн рассказывал о приготовление Мун Гженя к восстанию и о том, как он «всячески старался его отговорить», а потом, разумеется, как истинный слуга Императора немедля перешел на сторону законной власти, едва бунт вспыхнул по–настоящему. В итоге можно было не сомневаться, что независимо от исхода этого дела, дом Кун Лай будет иметь благожелательную поддержку Золотого Дворца в западных землях еще довольно долгое время.

От четвертого для Ли не ждал ничего хорошего, ведь список свидетелей и порядок их выступления ему зачитали еще на первом заседании. Государственный обвинитель хорошо знал свое дело, и не трудно было догадаться, что он заранее просчитает настроение выступавших, а потому свои главные козыри он приберег до последнего момента. Был ли в этом особенный смысл? Пожалуй, что нет, но халатности в отношении своих профессиональных обязанностей на глазах у Императора не смог бы позволить себе ни один из его подданных, обладающий хоть какими–то зачатками ума.

Тайпэн Мао Фень появился в тронном зале, высоко вскинув оба своих подбородка и блистая непростительной роскошью. Его суо, расшитое золотым бисером, посеребренная кольчуга, пояс с драгоценными камнями и блестящий меч в специальных «прорезанных» ножнах из невероятно дорогой кожи синей акулы смотрелись слишком ярко и контрастно на фоне того наряда, в котором предстал перед Единым Правителем командир Ногай. Истинному тайпэну никто не посмел заступить дорогу, и Мао также направился к подножию трона. Было видно, что объемный живот мешает ему опуститься на колено так же быстро, как и предыдущему императорскому вассалу, но Фень не демонстрировал по этому поводу ни малейшего смущения.

Ли почувствовал легкий укол обиды и разочарования, когда в ответ на поклон Мао, Император кивнул также милостиво, как и Ногаю, хотя и не заговорил с ним лично. Но уже первый ответ на вопрос обвинителя о том, что известно тайпэну о личности обвиняемого, заставил дзи забыть обо всех своих предыдущих мыслях.

– Что известно мне? – хмыкнул Фень, мотнув головой, от чего его щеки неприятно заколыхались. – Мне известно, что из него вышел бы отличный тайпэн, и что он доказал это делом, а не кровным родством или обманом.

– А как же присвоение чужой власти? – смешался обвинитель, услышав явно не то, на что он рассчитывал.

– Молю всех предков моего повелителя, чтобы побольше таких людей присваивали себе эту власть, и тогда Империя сможет стоять вечно, – снова хмыкнул Мао, явно наслаждаясь тем, как сменяются выражения лица стоявшего перед ним чиновника.

Чуть обернувшись, тайпэн посмотрел на Ли и подмигнул ему. Император вновь улыбался, а из–за белой ширмы слышались веселые смешки.

– Я видел десятки тех, кто носил титул императорского полководца, но лишь некоторые из них вели бы себя так самоотверженно на том месте и в той ситуации, в которой оказался этот безродный дзи.

– Но убийство тайпэна Анто Гьяня? – скорее по инерции, чем действительно пытаясь выстроить обвинение, спросил судья.

– Во–первых, Гьяня убил не он, – Мао демонстративно загнул указательный палец.

– Об этом мы поговорим позднее.

– Хорошо. А во–вторых, поскольку дзи является собственностью своего хозяина, а он в свою очередь несет за него полную ответственность, то выходит, что Анто первым нарушил правила, и сам виноват в том, что случилось далее.

Разочарованный обвинитель нервно щелкал костяшками пальцев. Если бы не Император, он, наверное, начал бы расхаживать взад–вперед, пытаясь собраться с мыслями.

– А что насчет демонов? – вспомнил он, наконец.

– Милые девочки, – крякнул толстяк. – Но по мне так слишком холодны, постель такие не согреют, это точно.

Кто–то из писцов, не выдержав, прыснул. Остальные скрипели медными перьями, записывая творящийся балаган.

– Но если честно, то с вопросами о демонах это лучше к монахам. Они, как мне помнится, сразу невзлюбили эту бледную парочку, но, видимо, не смогли отыскать ничего, в чем можно было бы заподозрить этих комаров–переростков. Да и во время осады, как мне рассказали, они не шлялись по местным закусочным и притонам.

– Вы готовы настаивать на своих утверждениях? Не забывайте, мы ведем речь о клятвопреступнике, нарушители законов и человеке, связавшемся с темными силами подземного мира, – судья все же попытался надавить на Мао, но тот отреагировал на это необычайно резко.

– Вам недостаточно того, что это слова простого тайпэна Феня? Может быть, тогда вас устроит слово Мао Феня, принятого родом Синкай как первого наследника, милостью Нефритового трона?

– Я… – чиновник на мгновение остолбенел, и даже скрип перьев на какое–то время прервался.

Род Синкай был слишком хорошо известен, чтобы упоминать об их владениях и заслугах, накопившихся на протяжении десятков поколений. И хотя многие знали, что после гибели сына, тайпэн Пао Лань подыскивает достойного мужа своей старшей дочери, а по некоторым слухам уже нашел его, для большинства из присутствующих стало откровением, что наследник семьи Синкай стоит сейчас перед ними. За спиной у Ли кто–то закашлялся, то ли из–за перехватившего дыхания, то ли пытаясь скрыть смех.