Текст книги "Дзи. Чужая судьба."

Автор книги: Сергей Девкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Она не любит, когда я появляюсь в их компании, – чуть улыбнулся Ли, продолжая гадать, зачем же явилась лиса–перевертыш, похоже, и вправду ненамеренная его убивать.

– Понятно, – протянула гостья.

– Ты спасла меня, тогда в логове сигумо. Я не сразу это понял, но все–таки, наверное, должен поблагодарить тебя за это.

– Я сделала это не ради тебя. Точнее, не столько ради тебя, сколько для того, чтобы вернуть азарт в происходящее. Ты сумел сделать эту игру интереснее.

– О вашем безрассудстве ходят легенды, но неужели для вас это и вправду только игра?

– Не только.

– Но вы отнимаете чужие жизни и погибаете сами. Ради чего?

– Людям всегда нужно обоснование своей гибели. Алчность, преданность, глупость, честь и тысячи других причин для смерти. Как же много вы их придумали. Но не пытайся осознать чуждое своему мышлению. Все равно не сможешь понять всего, а то, что сможешь, я не скажу тебе.

– Тогда зачем ты пришла, кумицо?

– У меня есть имя, и ты его знаешь, человек, – последнее слово Фуёко подчеркнуто выделила.

– Разве это не будет оскорблением с моей стороны?

– Ты веришь во все сказки, что слышал в детстве? – кумицо зажмурилась, и на мгновение в комнате стало совсем темно. – А даже если и так, тебя это что, смущает?

– Не думаю. Так зачем ты пришла,.. Фуёко?

– Предложить тебе помощь, Сяо, чтобы потом, возможно, сыграть еще раз.

– А если я откажусь.

– Умрешь, но не подумай, что это угроза. Констатация. Долго твои соплеменники не продержатся, карабакуру почти победили, но в этом почти и кроется твоя надежда.

– Что конкретно ты можешь сказать? – последние остатки сна покинули дзи, а он сам неосознанно подобрался как перед опасной схваткой.

– То, ради чего все это затеяла Старшая Сестра, начало происходить. От Анхэ к вам идет армия Императора, а силы карликов у Сианя скоро будут разбиты тайпэном Анто Гьянем. Марширующие по Шляху войска скопились в Сычуяне еще к началу весны в ожидании подходящего полководца, а твои гонцы достигли этого города как раз одновременно с ним. Еще две недели и здесь будет пять тысяч отборной императорской пехоты, с которой карабакуру уже не получиться сладить, но они вполне могут взять и сжечь Ланьчжоу немного раньше.

– Ты сказала, что есть спасение?

– Есть. Мои сестры этой ночью покинут лагерь карликов. Они больше не нужны нам, исполнив, пусть и не в полной мере, все, что нам требовалось. Наш уход посеет смятение среди командования коротышек, а уж как ты это используешь, будет только твоим делом.

– А если в войске карликов начнутся волнения? – предположил Ли, вспоминая свой недавний разговор с дзито.

– Волнения какого рода? – заинтересованно потянулась вперед Фуёко.

– Сомнения в силе и удачливости верховного вождя. Достаточные, чтобы он был вынужден согласиться на Поединок Судьбы с предводителем людей.

– Да, – изумрудные искры мягко сверкнули. – Это хороший ход. Его можно будет провернуть, будет достаточно лишь бросить пару слов там и тут. Главное, чтобы это говорила та, кому многие из карабакуру доверяют как себе.

– Значит, ты поможешь? Просто из–за возможности сыграть еще раз? – уточнил Ли.

– Может быть, и не только из–за нее…

Темный силуэт оборотня, как капля алхимической ртути, медленно перетек на край постели. Гладкие светлые когти коснулись груди дзи своими заостренными гранями.

– Только не смей проигрывать этому низкорослому завоевателю мира. Ненавижу делать бесполезные усилия.

Рыжий вихрь, украшенный языками малахитового огня, резко выплеснулся из холодного мрака прямо в лицо «тайпэну Ханю». Вздрогнув, Ли открыл глаза и понял, что проснулся. За деревянными ставнями спальни разгоралось тусклое пасмурное утро.

– И кто такая Фуёко? – подчеркнуто бесстрастным тоном спросила Каори, сидевшая рядом уже одетой и пристально вглядывавшаяся в лицо молодого дзи.

– Ночной кошмар, – как это часто бывало в разговорах с Каори, Ли почти не соврал. – Который, похоже, может обернуться реальностью. Прости, но мне нужно идти.

Выходя из дома дзито и подзывая зевающего Удея, Ли бросил взгляд на свежий снег, внезапно выпавший прошедшей ночью и укрывший двор тонким белым одеялом. Лисьих следов он так и не заметил, но память слишком хорошо сохранила вкус того странного и терпкого поцелуя.

Великая Твердь и бескрайнее Небо рушились на его глазах, рассыпаясь мириадами бесполезных осколков, оставшихся от былых мечтаний. Можно было сколько угодно уговаривать себя, что это не так, но это не меняло суровой действительности. С того момента, как предательство оборотней стало явным и недвусмысленным, Гупте лишь ждал, когда его собственные приближенные явятся в шатер верховного вождя с требованием подарить победу беснующейся армии или отдать свою голову на прокорм ненасытной озлобленной толпе.

Новость о том, что люди вывесили на башнях знамена, призывающие его к переговорам, стала настоящим сюрпризом, весьма неожиданным и, как это ни странно, спасительным одновременно. Когда же Гупте сообщили о том, что Хань желает обсуждать условия Поединка Судьбы, верховный вождь даже не сразу понял, что ему надлежит сделать.

Еще вчера он рассмеялся бы человеку в лицо и потребовал бы на коленях умолять о сохранении жизни. Ланьчжоу уже был в руках Гупте, и лишь малое усилие отделяло его от полной победы и богатых трофеев. А сейчас он готов был выть от безысходной ярости, ибо только предложение императорского пса могло спасти его статус в глазах остальных. Десять тысяч не похороненных воинов под стенами людского города взывали к отмщению, и только принеся его своими руками, Гупте мог надеяться на снисхождение и прощение своих ошибок теми, ради кого он и истратил столько сил, отдав перевертышам в залог свой разум и остатки души.

Они встретились у восточных ворот на широкой полосе Степного Шляха, один на один на виду у всего войска карабакуру и бесчисленных свидетелей, взирающих с городских стен. Это была их третья встреча, но впервые Гупте видел своего врага так близко, и впервые смог заглянуть ему в глаза. Нет, в Хане не было ничего от легендарных воинов древности или от благородных героев народных сказаний, он был обычным человеком, и Гупте с трудом сдерживался, чтобы не выхватить меч из ножен и не начать схватку уже сейчас.

Выслушав предложение человека, Гупте нехотя кивнул, дабы показать, что его согласие, лишь знак доброй воли, но не более того.

– Мы будем биться без доспехов, Хань, – выдвинул первое условие верховный вождь.

Человек согласился.

– И дабы окончательно уровнять шансы, ты возьмешь длинный кинжал, а не меч.

Гупте понимал, что от второго требования противник может и отказаться, но тогда никто не будет бросать ему в спину косые взгляды и обвинять в трусости. Если Хань сам откажется от того, что предлагает, то вождю карабакуру не в чем будет упрекнуть себя, а воины с легкостью согласятся на еще один последний штурм.

Но, похоже, императорский тайпэн понимал все это ничуть не хуже, и его согласие вновь было получено без единого возражения.

– Этим же вечером, здесь, на этом месте, – продолжал давить Гупте, в тайне борясь между надеждой на отказ и желанием услышать утвердительный ответ.

– Годиться, – сухо бросил Хань.

– Победитель забирает жизнь побежденного и поступает с ней по своему желанию!

– Хорошо.

– В случае моего поражения, все воины народа холмов покинут окрестности города беспрепятственно, и их не будут преследовать.

– Разумеется. Равно как и в случае твоей победы, вы возьмете лишь оговоренный выкуп золотом, серебром, специями и иными товарами.

– Конечно, – соврал Гупте. – И не забудь о железных изделиях.

– Все будет подготовлено и передано сразу же по окончании Поединка. Если ты победишь, разумеется.

– Когда я одержу верх, так будет точнее.

Развернувшись, карабакуру зашагал прочь. Половина его разума хотела радостно вопить и прыгать, а другая заледенела в осознании того, что теперь на кон поставлено все, чего он добился с того момента, как впервые увидел свет этого мира.

Как изменчива порой бывает Судьба. Все события и неприятности прошедших дней, все труды и старания, усилия и героизм тысяч людей – все это было сведено сейчас лишь к простому поединку между двумя непримиримыми врагами. Все, что случалось и происходило, было лишь прелюдией необходимой для того, чтобы состоялась эта последняя дуэль, в которой разом решались все накопившиеся вопросы, претензии и страхи. Вернее решались для всех, кроме «тайпэна Ханя» и его дальнейшей судьбы.

Къёкецуки дружным дуэтом обругали Ли за отказ использовать в схватке фамильный меч семейства Юэ. Конечно, в чем–то они были правы. Кумицо были лжецами по самой своей природе, и длинная стрела с красным оперением могла в любой момент пронзить безоружного и бездоспешного дзи, как только он вышел бы из городских ворот. И все же, Ли решил довериться своей интуиции, почему–то твердо уверенной в том, что разговор с рыжей лисицей во сне не был ее очередной игрой, созданной из переплетения обмана и тайных мотивов.

Дзи вышел на заснеженную дорогу, облаченный лишь в свободные штаны. Казалось, когда–то необозримо давно, в другой жизни, он также выходил во двор дзи–додзё по утрам, чтобы постигать мудрость мастера Азая и наставления мастера Яна. Но никогда прежде, не решалось так многое, как сейчас. Все, что Ли успел получить в своей новой короткой жизни, оставалось у него за спиной, и хотя дзи прекрасно знал, что его Путь прервется в скором времени, так или иначе, лишь победа давала шанс на то, чтобы оставить после себя что–то большее, чем просто клеймо лжеца и клятвопреступника. Например, целый город, ослабленный и голодный, но все еще живой и с надеждой на восстановление былых сил.

Противник поджидал его в условленном месте. Свободная рубаха из жесткой материи была распахнута на груди у карлика, демонстрируя мощные мускулы, по меркам его народа, и густой черный волос, покрывавший даже плечи и живот карабакуру.

Короткий кривой меч и длинный плоский цзун–хэ не были равноценным оружием, но рост и длина рук действительно позволяли Ли чувствовать себя на равных. Впрочем, в озлобленном взгляде его противника читалось лишь звериное желание убивать. Как–то в детстве, дзи уже видел такие глаза. В курятник при ремесленном дворе ворвался хорек, вырезавший больше половины птиц за какие–то жалкие полчаса. Его поймали, наколов на вилы, но Ли навсегда запомнил маленькие налитые кровью глазки того безумного зверька.

– Приступим? – предложил дзи, и карлик, молча, бросился на него, не собираясь вступать в разговоры или церемонно оглашать начало поединка, как предписывали это традиции самих карабакуру. На людей они, похоже, не распространялись, так что все было вполне справедливо.

Вождь коротышек не пытался сдерживаться или защищаться, он лишь ломился вперед, желая просто изрубить и исколоть врага, совершенно не обращая внимания на собственные раны и увечья. Ли знал, что такое ярость берсеркера, защищать своего тайпэна от таких врагов в бою было одной из первейших обязанностей дзи. Главное в таком случае, любил напоминать мастер Су Ян, физически лишить противника самой «возможности к действию», и Ли не стал отбрасывать совет своего бывшего учителя.

Вместо того чтобы пронзить или разрубить карабакуру, как делали это зачастую многие люди, полагаясь на свою силу и хрупкость тела карликов, дзи сосредоточился на защите и, улучив момент, перерубил правое запястье врага. Клинок цзун–хэ глубоко рассек плоть и разрезал сухожилия, сделав так, что пальцы и кисть перестали повиноваться Гупте. Вождь еще попытался перекинуть меч в левую руку, но Ли, готовый к этому, проткнул его плечо чуть ниже ключицы и опрокинул врага ударом кулака в лицо. Карлик все еще пытался сражаться, потянувшись к ножу, спрятанному за отворотом сапога, но дзи, отбросив жалость, еще одним ударом ноги сломал ему тазовую кость. Это не только лишило карабакуру возможности двигаться, но и еще отозвалось такой болью во всем, теле, что Гупте, резко вскрикнув, потерял сознание.

Опустившись рядом с поверженным врагом на одно колено, Ли, как велела традиция, отдал знаки почета и уважения. Сейчас это было очень важно, ведь почти все двадцать тысяч вражеских воинов неотрывно смотрели на дзи в тот миг. Поднявшись в полный рост, он хотел сказать что–то, обращаясь разом и к людям, и к карликам, но слова о жизни в мире и добрых отношениях, застряли у него в горле. Иногда даже самые простые и понятные истины не имеет смысла объяснять тем, кто не готов их услышать. И Ли лишь, молча, обвел взглядом затихшие ряды врагов и низко поклонился им.

Карабакуру было разрешено забрать всех погибших под стенами, и в ту же ночь осадный лагерь у разрушенных ворот превратился в братский нагот для тысяч безвозвратно ушедших воинов. Под утро орда коренных обитателей этих мест неспешно снялась со своих стоянок и двинулась обратно, уходя по старым тропам в родные им холмы и солончаки. Жители Ланьчжоу встретили эту новость с усталой радостью, ведь несмотря ни на что, многие понимали, что борьба за выживание все еще по–прежнему находится в самом разгаре.

Урок мастера Ю Вея.

Говорят, эта история произошла в те дни, когда великий мастер Со Хэ обучал молодых послушников в стенах монастыря Рякудзи. Узнав об этом, к мастеру пришел сын одного знатного рода и попросил помочь ему достичь вселенской гармонии.

– Это тебе не нужно, – сказал мастер Со Хэ, видя бессмысленность стремлений просителя.

Но знатный отпрыск настаивал.

– Хорошо, – согласился тогда великий учитель. – В течение пяти лет наблюдай за восходом и закатом солнца, ограничь себя в еде согласно монастырской традиции, посвящай все свободное время медитации и самосовершенствованию. Делай добро, ступая по своему Пути, помогай людям, не отворачивайся от чужой слабости, меняй мир к лучшему, но не забывай и о балансе вещей…

– Так делают все! – возмутился юноша. – Но гармонии достигают лишь считанные единицы! Должно быть что–то еще!

– Хорошо, – вновь согласился Со Хэ. – Есть способ попроще. Ступай в лес и встань на место срубленного дерева. Когда лес примет тебя за это дерево, когда ты почувствуешь себя частью леса, то понимание придет к тебе. Но если ты не выдержишь и сойдешь с места, прежде чем это случиться, то должен начать все сначала. И помни, деревья не едят, не пьют и не спят.

Молодой человек поблагодарил мастера и ушел. Он вернулся через месяц, худой, изможденный, но счастливый.

– Спасибо вам, великий мастер, – сказал потомок знатного рода, отыскав Со Хэ во внутреннем дворе святилища в окружении учеников. – Вы открыли мне глаза на устройство Вселенной, я познал истину и готов достигнуть полной гармонии.

Он расправил руки и взлетел к небесному своду, он поднялся выше стен и пагод монастыря, и растаял в золотых лучах полуденного солнца, слившись с самими мирозданием.

– Глупец, ты так ничего и не понял, – сказал недовольно Со Хэ и зашагал прочь.

– Но почему? – искренне и с недоумением вскричали ученики, пораженные зрелищем, но еще больше реакцией своего учителя.

– В детстве я рано узнал о том, как отрывается люк на помойной яме, – ответил Со Хэ. – Но это знание совсем не означало, что я немедленно должен туда залезть.

Глава 16

Последствия. Почти никто и никогда не задумывается о них. В сказках и легендах конец всегда прекрасен и полон радужных красок. И даже в исторических хрониках летописцы редко удостаивают вниманием то, что было непосредственно после знаменательной победы или удачной войны.

Они не пишут о том, как на следующий год на страну победителей обрушивается голод, из–за того, что тысячи мужчин не вышли в поля и поймы, не натянули охотничьи луки и не расставили рыбацких сетей. Все они остались лежать в чужой земле во славу своего нечастного народа и великого правителя, а их старшие сыновья, оторванные от дома и общины, вынуждены были занять место в прореженных рядах несокрушимых армий.

Никто не любит говорить о том, как золотые россыпи, найденные в южных горах, и принесшие еще больше богатства столичной знати и торговым домам, медленно, но верно ведут к запустению земель на севере. Как теряют из–за них работу и пропитание десятки семей старателей, возчиков и мастеров, чьи предки в незапамятные времена расселились на берегах маленьких золотоносных речушек среди непроходимых лесов.

И совсем никому нет дела до городов, переживших тяжелые осады. Писцы оставят лишь короткие упоминания о них, восторженно похвалив мужество и силу оборонявшихся, посетуют на разорение края и проклянут убравшихся восвояси врагов. Из остального для них будут важны лишь имена полководцев на местах да чиновников, что принимали решение в столице. Быть может лишь позже, лет через двадцать эти же писцы, с непонятливым удивлением, вновь вскользь упомянут о вымерших землях, всегда прежде славившихся богатством и процветанием, и выдержавших до этого не одно испытание всемогущей Судьбы.

Может быть, проблема была в том, что Ли, дзи мертвого тайпэна Сяо Ханя и сын ремесленника, скорее всего сгинувшего в том хаосе, что охватил западные провинции, а возможно завершившего свой Путь еще раньше, не был тем, за кого себя выдавал. И там, где настоящий тайпэн принял бы все с безразличным смирением, думая о судьбе государства и своем долге перед Императором, самозванец Хань терзался странной мукой от бессилия и невозможности исправить хоть что–то.

Ни один человек, проживавший или укрывавшийся в Ланьчжоу в те дни, не смог бы упрекнуть Ли в бездействии, отстраненности или безразличии. Казалось, тайпэн был повсюду, без перерывов на еду и отдых, помогая в большом и малом, выслушивая просьбы и жалобы, отдавая приказы и строго наказывая тех, кто ленился или забывал о своих обязанностях. И люди были благодарны ему за это, хотя и понимали, что большего он попросту не сможет сделать.

Некоторые ядовитые языки шептались, что интерес Ханя не так уж чист и благороден, и что слухи о романе дочери дзито с императорским вассалом могут иметь под собой вполне реальную почву. И так выходило, что потомок Йотоки печется не только о благе города, исходя из своего долга и задачи, поставленной ему Золотым Дворцом, но и думает о своем будущем и будущем семьи Юэ.

Конечно, у потомков правителей Чжу были огромные владения на юге, а Сяо Хань являлся представителем старшего рода и первым после своего отца, однако у семьи О–шэй не было прямых наследников, и уже давно шли слухи о том, что Овара приглядываются к Ланьчжоу очень внимательно. Несмотря на то, что должность дзито могла быть пожалована лишь Нефритовым троном, в Империи этот титул в среде энь–гун–вэй очень часто становился почти наследуемым, а о том, к чему могла привести склока между Юэ и Овара за богатый кусок Степного Шляха, горожане старались не думать. Да и тайпэн Хань был для многих не тем человеком, кто сумел бы так мастерски вести собственную политическую игру за ширмой всех случившихся событий. К тому же многие не видели причины, почему между умной и красивой Каори и молодым Сяо, проявившим себя достойно и мужественно, не могут возникнуть взаимные чувства, благо их социальное положение уж точно не являлось препятствием для такого хода вещей.

Пока же первые группы рабочих и ополченцев отправлялись исследовать земли Тай–Вэй, чтобы узнать, что уцелело на них и что еще может быть восстановлено. Крестьяне проверяли уцелевшие запасы семян, посыльные квартальных старост проводили переучет оставшихся припасов, монахи утешали вдов и выхаживали раненых, ремесленники продолжали трудиться на благо горожан и армии, с готовностью принимая вместо денег заверенные расписки градоправителя. Просто так покоряться своей участи город и его обитатели совсем не собирались.

По высохшему Шляху в Ланьчжоу с запада прибыл первый караван, большой и весьма богатый, с почти сотней наемников, половина из которых оказалась иноземцами. Невысокие воины со смуглой кожей и широкими глазами, будто вечно распахнутыми от страха, не вызвали особенного удивления у местных, хотя на их свободные кафтаны, причудливые плетеные доспехи и широкие кривые мечи сразу же натыкался взгляд даже в самой большой толпе. Гости из далеких степных царств, зовущихся на всех языках Срединными, и лежащих на другой оконечности Шляха там, где он раздваивается, убегая к северным лесам и южным бескрайним пескам, хоть и довольно редко, но регулярно появлялись не только здесь, но и в Сиане, порой добираясь даже до русла Анхэ.

Купеческий старшина из дома Кун Лай, приведший сорок груженых повозок, был обеспокоен тем что творилось на Шляхе и долго не рисковал выйти в путь, а когда все же решился, то не пожалел денег, собрав всех, наемных солдат, которые были поблизости. Это оказалось затратным, но безопасным – две банды мародеров, атаковавших обоз за время перехода к Ланьчжоу, не испугала даже численность его защитников. И хотя продовольствия в этом караване, разумеется, не было, многие жители города заметно воспрянули духом, поверив, что былые времена начинают к ним возвращаться.

Разбор завала на месте западных ворот занял все свободное население, но даже так темпы работ были невысоки. С другой стороны никто и не торопил людей, хотя купцы и намекали, что лучше было бы побыстрее закончить очистку дороги.

Посетив это место, как всегда в конце своего утреннего обхода, Ли убедился, что бригады меняются регулярно, инструмент у рабочих в порядке, а к полудню всех будет ждать горячий обед. Перекинувшись парой слов с квартальным старостой, руководившим процессом, дзи направился обратно в резиденцию к Тонгу решать административные вопросы, среди которых в том числе был и процесс о снятии осадного положения.

Къёкецуки, следовавшие позади, двумя угольно–черными тенями, вполголоса вели беседу, в который раз намеренно обсуждая при Ли ту тему, которую ему очень не хотелось поднимать в последние дни.

– Может быть, уже прекратите? – без особой надежды поинтересовался дзи, не оборачиваясь, чтобы не видеть недовольные гримасы мертвых демонов. – Мы говорили об этом уже сотни раз, и я не изменю своего решения.

– Иногда людей нужно спасать от собственной глупости, – Таката, как всегда, была прямолинейна, но вежлива.

– Ты так стремишься умереть? – вопрос Ёми был почти по–детски искренним.

– Моя смерть уже не имеет значения.

– Тогда почему ты должен ее принимать? – не сдавалась старшая кровопийца. – Если ты умрешь, то все равно не сможешь служить своей Империи дальше, а если тихо скроешься этой ночью вместе с нами то, тоже не сможешь выполнять свой долг дальше, но зато хотя бы сохранишь голову на плечах.

– Когда я принимал решения, я понимал и их последствия. Я согласился на это, и теперь должен отвечать. Раньше я руководствовался Догмой, теперь – лишь собственной волей. Империи не нужна моя смерть, но она нужна мне, как возмездие за то, что посмел переступить через все, чему меня учили и к чему готовили…

– Бред, – фыркнула Таката, не давая Ли договорить.

– Тогда просто потерпите два дня, раз уж не собираетесь уходить, как я вам предлагал!

– Кстати, ты так и не поделился с нами, откуда, у тебя такая точная информация о прибытии императорской армии? – тут же напомнила къёкецуки.

– Тайная служба, – неразборчиво пробормотал дзи, но его все равно прекрасно услышали.

– На тайной службе у вашего Императора должно быть состоят духи Ветра, – ехидно хмыкнула Ёми. – Странно, что их не задействовали раньше.

– Как ты умудрялся так долго обманывать всех вокруг? – издевательским тоном «изумилась» Таката. – Ты же совершенно не умеешь врать.

– Но и отчитываться я перед вами не должен.

– Не должен, не должен, – хором зловеще прошипели кровососы, от чего у Ли по спине пробежали холодные мурашки.

Иногда он совсем забывал, кто на самом деле беззвучно следует за ним по пятам изо дня в день, и что на самом деле кроется за привлекательной внешностью и такими разными характерами двух мертвых демонов. В воротах резиденции О–шэй, къёкецуки по молчаливому уговору оставили дзи, но при этом ясно дали понять, что разговор о поднятой теме отнюдь не окончен.

В доме у дзито царила тишина и умиротворение, и Ли с каким–то странным ощущением понял, что ему будет не хватать этого в те последние дни, что он намеревался провести в дворцовой темнице. Желтые шелка и красное дерево, легкость и элегантность неброских, но дорогих вещей и какое–то простое глубинное чувство родного и приветливого места, какими бы ни были настроение дзи или события прошедшего часа, всё это было новым и необычным, но он ни за что не отказался бы от полученного опыта и от возможности ощущать это и впредь.

Слуга остановил Ли на втором этаже и передал послание от дочери хозяина. Каори ждала его в своих покоях, собранная и решительная, как тот день, когда по улицам Ланьчжоу гуляли озверевшие толпы обманутых горожан.

– Ты хотела меня видеть? – тихо спросил Ли, прикрывая за собой перегородку.

– Да. Думаю, тебе больше нет смысла тянуть, сегодня ночью ты сможешь уехать, и тебя не хватятся до прибытия императорских войск, – сухим безжизненным голосом ответила дочь дзито.

– Прости, что? – ошарашено пробормотал дзи, не веря тому, что услышал.

Недавний разговор с къёкецуки еще был так свеж в памяти, и слова Каори на некоторое время выбили Ли из привычной ему колеи. Удивление и страх смешались причудливым зельем, погрузившим разум «тайпэна Ханя» в полную растерянность.

– К вечеру закончат разбор завалов у западной стены, и ты сможешь выбраться, не привлекая внимание стражи, – Каори отводила глаза в сторону и говорила быстро, но четко, нервно перебирая пальцами складки на рукавах своего платья. – Я разговаривала с командиром иноземных наемников. Он согласился дать нескольких своих воинов, включая хорошего проводника. Вместе с ними ты будешь в большей безопасности и без проблем доберешься по Шляху до западных царств. Припасы и дорожное снаряжение Хёсей уже подготовил, Удей занимается лошадьми и обещал уладить вопрос с распорядителем Каном, так что с запасным оружием проблем тоже не должно возникнуть.

– Подожди, – прервал девушку Ли, стараясь взять себя в руки. – О чем ты говоришь? Зачем мне покидать город? И причем здесь Удей и наемники?

– Потому что тебя убьют, как только выяснять, что ты всего лишь дзи, присвоивший себе имя и власть умершего хозяина, – резко, как приговор, бросила Каори, посмотрев на окаменевшего Ли одновременно с усмешкой и с вызовом.

– Ты знала? – это был глупый вопрос, но он не мог не задать его.

– Достаточно давно, чтобы просчитать возможность для твоего побега.

– Но почему?

– Почему не выдала тебя? Или почему помогаю теперь? – Каори приблизилась к Ли, и его буквально обожгло ее дыханием, совсем как в тот первый раз. – Неужели так сложно догадаться? Просто я не знаю, каким был тайпэн Хань, но я знаю тебя, и мне нужен был ты, а не он. Когда ты исчез в разгар зимы, мне показалось, что так и должно было быть, что Судьба сделала выбор за меня, но потом ты вернулся, и все вновь изменилось. А теперь, я не хочу, чтобы ты умирал. Знаю, что не смогу сохранить тебя и оставаться рядом, но просто хочу, чтобы ты жил.

– Но я не могу так, – дзи буквально вытолкнул эти слова через горло против собственной воли, – не могу…

Ее руки легли к нему на плечи, она прижалась к нему, и Ли почувствовал, как горячие слезы Каори потекли по его щеке, смешиваясь с его собственными.

– Разве я могла полюбить другого? Мать была права во всем, Овара не способны изменить свою природу, нам нужен лишь один тип мужчин, но легче от этого мне почему–то совсем не становиться.

– Ты должна понять…

– Я понимаю, поэтому, просто не говори больше ничего, если не хочешь, чтобы я отправилась к предкам дожидаться тебя раньше, чем ты окажешься там.

– Нет, – никогда еще его голос не звучал так испугано. – Ты не должна! Ни до, ни после! Тебе незачем отвечать за мои поступки, и я не прощу себе, если ту уйдешь из этого мира из–за моей глупой смерти.

– Еще мгновение назад она не казалась тебе глупой.

– Глупой ее сделает твой поступок, – дзи прижал Каори к себе, пытаясь унять колотившую его нервную дрожь. – Пообещай… Поклянись, что не сделаешь этого…

– Сначала, ты ответишь на один мой вопрос, и тогда возможно я соглашусь.

– Какой вопрос?

Она чуть–чуть отстранилась, заглядывая ему в глаза.

– Я так и не знаю твоего имени.

– Ли. Просто дзи Ли, верный клинок тайпэна Сяо Ханя из рода Юэ.

– Тогда, я клянусь, что уйду в мир духов лишь в отмеренный мне срок. Клянусь тебе в этом, «просто дзи Ли».

Ее странная печальная улыбка подарила ему успокоение и непонятную холодную решимость, призывающую завершить все, как и было задумано.

– А я клянусь, что буду ждать тебя, чтобы ни случилось в этом мире или в другом…

Войско тайпэна Гьяня входило в город через уцелевшие ворота с высоко развивающимися знаменами и под бой сигнальных барабанов. Анто восседал на боевом коне во главе колонны, будучи облаченным в полный доспех, начищенный до слепящего блеска. Мао Фень ехал на полкорпуса позади него, сгорбившись над лошадиной холкой и укрыв плечи теплым дорожным плащом, ниспадавшим на конский круп.

Три десятка солдат из числа родовых воинов и офицеров, ехавших позади, выглядели не менее браво, а вот у подавляющего числа остальных всадников внешний вид был весьма посредственным. Большинство лошадей были грязными и нечесаными, так, как будто их гнали через степь без продыху последние дней десять с непонятной никому целью. Люди выглядели такими же усталыми и злыми. Угрюмые манериты и тидани, замыкавшие шествие смотрелись особенно колоритно, заставляя зрителей разом вспомнить о популярных в центральных провинциях байках о грубых степных варварах.

Ли и уцелевшие офицеры стражи взирали на всю эту картину со смешанными чувствами. Гьянь явился в Ланьчжоу чуть ли не как освободитель, в то время как многие считали, что его уход из города вместе со всеми новоприбывшими войсками существенно увеличил число жертв осады карабакуру. Поглазеть на все это выбрался даже командир Ногай, нахально удравший из госпиталя вопреки воле лекарей. Анто еще под утро отправил гонца с вестью о своем скором прибытии, а также о том, что его ертаул уже обменялся приветствиями с ертаулом пешего войска, двигавшегося от Сычуяня.

– Ну как же, – усмехался Ногай, глядя на вереницу потрепанных конников. – Разве он мог войти в Ланьчжоу вторым? Только первым. Великий победитель карликов не может уступить место какому–то резерву, присланному уже после того, как он завершил всю основную работу и блестяще справился с поставленной целью.

Слышавшему его Ли захотелось лишь выругаться. Дзи не понимал, зачем нужно было мучить и торопить воинов, некоторые из которых явно были легко ранены. Точнее, теперь он понимал, что это можно сделать из–за гордыни или желания личной славы, но принять это по–прежнему не мог.