Текст книги "Ключ от снов (Ключи Коростеля - 3)"

Автор книги: Сергей Челяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Так размышлял деревянный ниспровергатель истин и потрясатель жизненных устоев, чувствуя, как постепенно в его душу проникает покой. Тихое равнодушие ко всему и всем понемногу охватило Гвинпина, и он задумчиво проследовал через все кладбище, напоследок обойдя его по кругу и выйдя к Лисовину. Рыжебородый друид сосредоточенно хмурил лоб и морщил нос, показывая, как он напряженно решает очередную задачу, конечно, как всегда – из разряда трудновыполнимых. Гвинпин, исполненный тишины и благости в душе, сочувственно взглянул на Лисовина и собрался было уже сказать ему несколько важных и глубоких слов о тщете всего мирского и их бесконечной дурацкой дороги и беготни – в частности. Но в этот миг над Гвиннеусом раздался тихий свист крыльев, и на пенек, одиноко торчащий возле каменной ограды воеводского кладбища, опустилась большая темно-коричневая птица. Местами ее перья даже отливали краснотой, но удивительнее всего был ее загнутый и скрученный в разные стороны клюв. Это был большой клест, немалая редкость в здешних лесах, живущий в чащах и не любящий вылетать на открытые места, тем паче – связанные с человеком, которого своенравные клесты не знают и знать не хотят.

Клест несколько раз переступил сильными лапами и тяжело осел на хвост. Причудливый клюв лесного обитателя был приоткрыт, словно птица запыхалась после долгого и тяжелого перелета.

Гвинпин никогда еще в своей жизни не видел клестов, поэтому необычный загнутый клюв любителя лущить шишки поразил его необычайно. Гвин даже опасливо потрогал своим куцым крылышком кончик собственного носа, очевидно, чтобы сравнить впечатления. То ли птица очень устала, то ли прилетела сюда на кладбище по какой-то своей особенной причине, но клест спокойно посмотрел на бочком-бочком приближающегося Гвинпина. Возможно, он просто не считал деревянных кукол опасными для себя, пусть даже при этом они могли ходить, разговаривать и любить яблочный сидр, о чем клест, понятное дело, не догадывался. Когда же Гвиннеус приблизился к пеньку совсем близко, птица громко каркнула и несколько раз быстро наклонила и вновь подняла голову, словно она здоровалась и приглашала Гвинпина присесть рядом и передохнуть вместе с ней. Озадаченный, Гвин остановился как вкопанный, не ожидая от безмозглой коричневой вороны столь разумных действий. Несколько мгновений они пристально смотрели друг другу в глаза, после чего Гвинпин вдруг попятился и во все горло заорал.

– Лисовин! Это что еще за чертовщина тут прилетела!

Рыжебородый друид вразвалочку подошел к нему, хмурясь от того, что его только что оторвали от полезных размышлений и неплохих мыслей, что, признаться, посещали его в последнее время не часто. Но, увидев чинно восседающего на пеньке их необычного гостя, Лисовин присвистнул от удивления.

– Это же надо! Клест! Настоящий!

Последнее слово было вызвано тем, что друид за годы лесных скитаний неплохо изучил повадки зверей и птиц, и знал, что посещать места, связанные с пребыванием человека, вовсе не в клестовых привычках. Но далее Лисовин удивился еще больше, поскольку клест явно хотел им что-то сказать на своем птичьем языке.

Птица несколько раз взмахнула крыльями, явно имитируя полет, после чего своим мощным клювом в мгновение ока ловко оторвала от краешка своего трона кусочек щепы. Подержав его во рту, клест бросил его на пень. Затем сделал несколько тяжеловесный пируэт вокруг своей оси, будто исполняя некое па из незамысловатого брачного танца, вновь подобрал щепку и подбросил ее в воздух. После чего попытался даже поймать ее в воздухе, но промахнулся. Этот промах явно был именно случайным промахом, или же клест просто очень устал. Так или иначе, птица разинула клюв, тяжело дыша, и молча уставилась на обоих приятелей.

Те молча переглянулись и одновременно пожали плечами: Лисовин – явно, а Гвинпин в силу своего монолитного строения – внутренне. И вновь уставились на своего пернатого гостя.

Клест, видя, что впечатление на человека и куклу он произвел, но и только, медленно скосил куда-то в сторону круглый блестящий глаз и разочарованно каркнул. После чего птица неожиданно развернулась к ним спиной, слегка приподняла хвост и обильно украсила пенек перед собой светло-серой массой вполне определенного происхождения. После чего вновь повернулась к этой тугодумной парочке и выразительно каркнула.

Смысл произошедшего дошел до Гвинпина не сразу, в то время как Лисовин возмущенно фыркнул, уязвленный до самой глубины своей рыжей души.

– Не очень-то вежливо с его стороны! – пробормотал друид, неодобрительно наблюдая, как птица тут же принялась чиститься и прихорашиваться.

– Просто ты ему чем-то не понравился, – предположил Гвинпин, принявший сей недвусмысленный жест пернатого почему-то целиком и полностью на счет своего товарища, но отнюдь не на свой собственный. Лисовин это почувствовал и мстительно улыбнулся в ответ.

– Как видишь, в отличие от тебя он умеет не только летать!

Гвиннеус уже раскрыл было клюв, чтобы высказать друиду очень многое и еще чуть-чуть, но клест вдруг громко закаркал и захлопал крыльями, явно давая понять: вы можете тут выяснять отношения сколько угодно, а меня время не ждет. Тогда оба приятеля переглянулись и, молча решив отложить этот, безусловно, очень важный и полезный разговор на будущие времена, одновременно повернулись к своему гостю спиной. Выразив тем самым свою дружную солидарность по отношению ко всяким летающим невежам, они отошли в сторонку и принялись бурно совещаться. Клест все это время, покуда двое приятелей яростно спорили о предмете его появления пред их очами, смирно сидел на пеньке и чистил жесткие перья своим удивительным клювом. И, кстати, даже при одном-единственном взгляде на эту процедуру могло показаться, что такая странная форма птичьего носа несравненно более удобный инструмент птичьего туалета, нежели привычные прямые клювы летающих сородичей любителя лущить шишки.

– Конечно, его кто-то сюда прислал, в том у меня нет сомнений. Поэтому нужно хорошенько осмотреть этого летающего приятеля, вот что, – решительно заявил бородач. – Я ведь, к твоему счастью, кое-что смыслю в обитателях леса.

И он под несколько скептическим взглядом Гвинпина решительно направился к их удивительному гостю и присел рядом с ним на корточки. После чего друид сказал птице несколько тихих, успоокаивающих слов, и клест в ответ широко разинул клюв, словно ответил что-то. И Лисовин, сочтя это проявлением самых дружеских чувств, принялся обшаривать тело клеста, покуда ему в палец не вонзился крепкий и острый клюв.

– Не тереби ты его как мешок, – дружески посоветовал друиду Гвинпин, внимательно наблюдавший всю процедуру обыска птицы с самым что ни на есть доброжелательным и сочувствующим видом.

– Тебе легко говорить, – с досадой отмахнулся от деревянного советчика Лисовин. – Понятно, что ему не нравится, мне на его месте это бы тоже не понравилось! Но я же не могу сказать этой птице: ну-ка, приятель, давай быстренько выкладывай как на духу, кто тебя к нам прислал и, понимаешь, откуда-куда-зачем!

– С птицами всегда добром надо, – назидательно заметил Гвинпин и получил в ответ негодующий взгляд друида, одной рукой норовящего удержать могучий клюв птицы, в то время как другой Лисовин тщательно прощупывал чуть ли не каждое перышко клеста. Птица отчаянно барахталась и сучила ногами, норовя вырваться от своего невольного мучителя, а тот, видимо, уже решил махнуть рукой на все виды царапин и укусов, которые он уже приобрел и которые еще ожидались в немалом количестве.

Но сколько Лисовин ни разглядывал птицу, сколько ни прощупывал ее жесткие перья в надежде найти скрытую записку или хоть какой-нибудь другой знак или тайную примету, он так ничего и не обнаружил. Клест же, оглушительно оравший во время унизительной процедуры обыска, теперь вновь невозмутимо сидел перед человеком, изредка приоткрывая клюв, словно он все еще не отдышался после дальнего, трудного полета. Наконец друид в сердцах сплюнул и обернулся к своему кукольному приятелю, который терпеливо сидел поодаль и внимательно наблюдал за всеми его действиями.

– Я понимаю еще, если бы у него была какая-нибудь записка к ноге привязана, – раздраженно пробормотал Лисовин, не любящий терпеть поражений на людях, а теперь, видимо, еще и на глазах деревянных кукол.

– Вот что! – решительно заявил Гвинпин и легонько отстранил рыжебородого друида. – Что может понять в птичьем языке невежественный человек? Пусть даже и такой опытный лесовик, как ты?

Добряк Лисовин тут же принялся хмурить брови, но тонкий знаток невежественных человеческих душ Гвинпин только покровительственно похлопал его по спине.

– С этой лесной вороной должен говорить ее сородич, а не бескрылая душа, уж извини. И будь покоен, мой друг, две птицы всегда поймут друг друга и найдут общий язык.

Но только он собрался обратиться к их пернатому гостю с подобающим моменту приветственным словом, как клест подпрыгнул и что есть силы долбанул Гвинпина прямо в круглый и широкий деревянный лоб. Ошеломленный Гвин чуть было не брякнулся по своему обыкновению на спину, но хохочущий друид его вовремя поддержал крепкой рукой.

– Он еще и дерется! – возмущенно завопил Гвиннеус, а клест неодобрительно глянул на него, склонив голову, и назидательно каркнул.

– Он, по-моему, хочет тебе сказать, что он не ворона, и, по всей видимости, находит это сравнение со своей особой крайне для него оскорбительным, – все еще посмеиваясь, заметил Лисовин. При этом он сам удивился: как это ему удалось выговорить такую тираду, более уместную ко двору сиятельных особ, нежели на лесной поляне, да еще и при таких необыкновенных обстоятельствах!

– А кто же он тогда? – сердито выпалил Гвин. – По-моему, эта образина как раз больше всего и смахивает на ворону, которой к тому же вдобавок и клюв вывернули щипцами! Видимо, – добавил он уже потише и на всякий случай опасливо отодвигаясь, – чтобы не пускал его в ход, когда ему только вздумается...

– Нет, мой друг, это – клест. Обыкновенный клест и все. Ты разве таких в лесу никогда не видел? – кротко поинтересовался Лисовин, пряча в бороде лукавую улыбку.

– В отличие от тебя я по глухомани да чащобам всяким не шляюсь, огрызнулся Гвинпин. – Жизнь моя, да будет тебе известна, подчинена иным, неизмеримо более высшим смыслам.

– Воистину, брате Гвинпине, – состроил елейную рожу Лисовин. – А пока соизволь обратить свое драгоценное внимание на этого посланца – он, по-моему, опять начинает нервничать.

– Хорошо, – как-то слишком уж быстро согласилась сварливая кукла. – Сейчас я попробую вытрясти из него все, что нам надобно.

И Гвинпин широко раскрыл клюв и вдруг издал целую серию великолепных щелчков, кряканий, вороньего карканья и множества других, не менее птичьих звуков, только в гораздо более превосходной степени. Когда последний, особенно эффектный щелк стих, ошеломленный Лисовин потряс головой, чтобы вытряхнуть из ушей всю эту какофонию.

– Что это было? – пораженно пробормотал он.

– Понятия не имею, – нервно ответил Гвинпин, не поворачивая головы и сосредоточенно упершись в клеста немигающим взглядом гипнотизера. – Однако смотри – он, кажется, все понял!

В самом деле, клест, внимательно выслушав сомнительную арию Гвинпина, медленно раскрыл клюв и громко прокричал:

– Кр-р-р-ааа!

Казалось, что клест тем самым только что предложил кукле продолжать разговор. Впрочем, это вполне могло означать и "дур-р-рак!".

Однако, по всей видимости весь свой лексикон птичьего языка Гвинпин уже исчерпал до дна, потому что ему больше ничего не приходило в голову, кроме идиотского "чик-чирик". Если бы он был человеком, он, наверное, покраснел бы сейчас как рак. Клест проницательно взглянул на куклу и вдруг, сильно оттолкнувшись, прыгнул Гвину прямо на макушку. Тот от неожиданности зажмурился и что было сил завертел головой, чтобы сбросить неожиданного седока, но клест сильно тюкнул Гвина прямо в темечко, затем еще пару раз и вдруг...

"Не бойся, странный сородич", – услышал Гвиннеус в собственной голове слова, которые поблизости не мог произнести никто. Он вытаращил глаза, но встретился только со встревоженным взглядом Лисовина. Клест тем временем вновь коснулся клювом его головы и тихо защелкал клювом, словно лущил семечки из особенно вкусной шишки.

"Не бойся", – вновь зазвучал голос. "Ты должен запомнить то, что мне велено передать человеку, который стоит рядом".

– Ты кто? – ошеломленно произнес вслух Гвинпин, напряженно глядя в лицо бородачу и силясь закатить ставшие вдруг непослушными глаза, дабы разглядеть усевшуюся на его голове птицу.

"Я – посланник" – ответил клест. Это именно он говорил сейчас с куклой! И говорил на непостижимом языке, который не может услышать никто, кроме того, кому адресованы эти слова. "Но Время Слов, отпущенное мне на этот раз, уже проходит. Слушай и запоминай, что передает твоему человеку мой хозяин и друг Камерон".

Лисовин, которого Гвинпин вдруг среди белого дня перестал узнавать, протянул руку, чтобы привести своего рехнувшегося беднягу в чувство и заодно стряхнуть с него зловредную птицу. Но клест сердито разинул клюв и ударил друида по руке жестким крылом. Одновременно Гвинпин тоже отчаянно замахал своим крылышком на Лисовина, мол, погоди, не мешай. И бородач, пожав плечами, уселся рядом в полном недоумении и стал ждать. Теперь он уже понял, что между этими двумя птицами что-то происходит.

Через некоторое время Гвинпин вдруг кивнул, затем с некоторыми паузами еще несколько раз. Лисовин готов был поклясться, что птица о чем-то спросила Гвина, а тот ответил или что-то подтвердил, после чего последовало еще несколько вопросов и такие же утвердительные ответы куклы. И при всем при этом у Лисовина что-то стряслось с ушами – он ничегошеньки не слышал из разговора лесного и деревянного пернатых! И это притом, что его слух воспринимал и гудение ветра над лесом, и поскрипывание наполовину сорванной калитки на ограде, и далекое карканье кладбищенского воронья, и еще многие другие окружающие друида звуки зимы и леса.

Наконец клест удовлетворенно каркнул, прыгнул с головы ошеломленного Гвинпина вверх и взмыл в небо. Оба приятеля неотрывно смотрели, как красно-коричневая тень обогнула кладбище, и клест, тяжело взмахивая сильными крыльями, исчез в лесу.

Только тогда Лисовин перевел дух и ревниво взглянул на приятеля.

– Что это все значит, а, любезный Гвиннеус?

– Это был посланник, – прошептала кукла. Вид у нее был весьма подавленный.

– Чей это еще посланник? – прищурился бородач. – И откуда ты это знаешь?

– Сейчас я тебе расскажу, – пробормотал Гвинпин. – Он заставил меня выучить его слова наизусть.

– А чего ты все время ему кивал? – удивился друид.

– Он меня несколько раз проверил, как я запомнил. Вразбивку, – тихо проговорила кукла.

– Как же вы друг друга понимали? Я-то ведь вообще так и не услышал ни словечка!

– Видишь ли, сударь, – кукла с некоторым сочувствием покачала головой. Мы ведь все-таки птицы. А две птицы всегда поймут друг друга.

– Ладно, птица, – скрипнул зубами от досады бородач, – и что же он тебе все-таки сказал, этот кривоклюв? – не унимался Лисовин.

– Этот клест – друг какого-то Камерона, – сказал Гвиннеус и поразился тому, как вскинулся от изумления друид.

– Откуда ты знаешь о Камероне? – пробормотал пораженный Лисовин.

– Он мне сам сказал, – вздохнул Гвинпин. – И он принес тебе послание этого самого Камерона о том, где тебя в городе Аукмер будут ждать все друиды. Ну, наверное, и меня тоже, – подумав, прибавил он.

– Кто – все друиды? Где они сейчас? – вскричал Лисовин

– Клест не сказал, – покачал головой Гвинпин, задумчиво глядя на бородача. – Он сказал: все, кто останется в живых...

ГЛАВА 9

РАГНАР

Рута рванулась, но ее держали крепко. Сильная рука закрывала ей рот, другая сжимала локоть железными пальцами. Она рванулась еще несколько раз со всем отчаянием крепкого молодого тела, но сила ломит силу, и она сникла. Однако несколько мгновений спустя хватка рук ослабла, и она в гневе обернулась.

За ее спиной стоял высокий и уже немолодой мужчина в длинном плаще, местами изодранном, а кое-где – и прожженном. Он спокойно смотрел на нее, а в глазах незнакомца бегали огоньки глубоко запрятанной улыбки. Рута видела этого человека впервые!

– Кто вы? – рассерженной кошкой прошипела девушка, готовая в любую минуту вцепиться ногтями в любого, кто снова захочет схватить ее.

– Друг, – коротко ответил человек, – друг Яна.

И тут же поспешно поправился:

– Только он об этом, возможно, пока еще не знает.

– Так вон же он! – Рута обернулась к реке, на другом берегу которой застыла неподвижная фигура Коростеля.

Мужчина ничего не ответил, только Руте показался, что взгляд его стал жестче и внимательней.

– Что? – спросила она, с беспокойством оглянувшись вновь на реку.

– Это не Ян, – человек покачал головой. Рута всплеснула руками.

– Как же это может быть не Ян, когда это он?! Вы что, не видите? Не слышите? Он там стоит на берегу и играет на дудочке, так что у меня просто сердце рвется! Ну, зачем ему это нужно, а? Он что, подает мне какой-то знак? Предупреждает о чем-то? Ну, почему вы молчите?!

Мужчина вздохнул и потом вдруг протянул руку и осторожно погладил ее по голове. От неожиданного прикосновения Рута вспыхнула, отшатнулась от незнакомца, но тот вдруг улыбнулся такой доброй и обезоруживающей улыбкой, что она совершенно смешалась, испуганно прикрыла рукой рот и робко взглянула на него.

– Вы хотите сказать...

– Нет, он не просто на него похож, – губы незнакомца сурово сжались. Думаю, тот человек, что там сейчас... играет, это – вылитый Ян. Он в точности такой же, как и... – человек замялся на миг, – как твой друг.

– Но как... как это может быть? – чуть не закричала на него Эгле, у которой голова буквально шла кругом.

– Сначала давай отойдем немного ближе к лесу, – предложил мужчина и легонько потянул ее за рукав. Все еще не утихшие подозрения Руты разом вспыхнули вновь. Она выдернула руку и вспыхнула.

– Куда вы меня тащите?!

– Туда, где нас не достанет стрела, выпущенная очень меткой рукой, – сухо ответил незнакомец и, шагнув вперед, оказался между рекой и девушкой. Послушай меня, девочка, – сказал он, стоя спиной к Руте и зорко оглядывая противоположный берег. Причем смотрел незнакомец явно не на Коростеля, продолжавшего играть что-то очень нежное и печальное, буквально щемящее душу девушке, а на прибрежные кусты и ближайшую рощицу, мыском выбегающую к воде.

– Меня зовут Рагнар. Просто Рагнар. Понятно?

– Ну и что? – в тон ему сердито ответила девушка. – Меня вот, к примеру, звать Рутой. Просто Рутой, если угодно. А вон его – Яном! Ну и что из того?

Она кивнула на противоположный берег. Коростель уже стоял к ней боком, и она видела, как его пальцы быстро перебирают отверстия дудочки.

– Вот и познакомились, – усмехнулся Рагнар. – А еще я хочу тебя спросить, Рута: ты что, никогда не слыхала, как твой парень играет на дудочке?

– Сто раз, – с девчоночьей непосредственностью безапелляционно заявила Рута, пропустив выражение "твой парень", хотя от этих слов, пусть даже из уст незнакомого человека, ей стало почему-то приятно. – А в чем дело-то?

– А раз слыхала, то послушай сама! – сурово отрезал Рагнар. – Вот, слышишь?

Она прислушалась, и вдруг очень скоро рот ее приоткрылся, на лице стала проступать очаровательная гримаска озабоченности, брови нахмурились, и она недоуменно посмотрела на Рагнара.

– Странные звуки... Что это у него в руках, а? На чем он, черт побери, играет, хотела бы я знать?!

На миг сквозь внешность уже взрослой и вполне рассудительной девушки с такой отчетливостью проглянуло обличье девчонки-подростка, бесшабашной заводилы и бесстрашного сорванца, что Рагнар не мог удержать улыбки.

– А вы чего веселитесь? – сердито воззрилась на него Рута. – Ведь так на дудочках не играют!

– Верно, – терпеливо согласился Рагнар. – Я одно время брал уроки у... словом, у одной достойной пастушки... разумеется, преклонных лет... эээ... игры на дудочках и прочих сопилках всяких...

– Да прекратите вы мямлить! – строго прикрикнула Рута. – Он просто не может так играть, вот и все!

– Опять верно, – вновь согласился Рагнар. – Я хочу сказать, что даже мне известно: на дудочках не выдуешь два звука сразу, свисток-то у них один. Если взять, к примеру, двойную жалейку или опять же – достойную уважения волынку...

– Да мне нет дела до ваших дурацких волынок! – топнула ногой Рута. Сейчас же объясните мне, что тут происходит, кто это там, на берегу, как вы говорите, вылитый Янек, и как он умудряется так играть! Слышите?

– Разумеется, – кивнул Рагнар. – Человек, который там делает вид, что играет, очень похож на Коростеля и поджидает вас, милая сударыня.

– Так это действительно не Ян? – Рута все еще была в недоумении.

– Твой Ян просто не сможет извлечь из своей дудочки двух звуков одновременно. А этот человек на берегу только что выдул одновременно целых три разных звука, и то ли еще будет!

– Это можно объяснить? – тихо спросила девушка. Рагнар посмотрел на нее с сожалением.

– Увы, милая... Кто-то ждет, что ты бросишься к нему прямо через полыньи видишь, там, где на льду выступила вода? Это значит, что по реке лучше не идти, и он, скорее всего, пойдет к тебе сам. Но ты не бойся – у меня найдется, чем его встретить. Да вот уже все и само открылось, видишь?

Человек на том берегу оборвал особенно грустное коленце, в гневе топнул ногой, и дудочка в его руках исчезла в яркой вспышке. Вместо нее в руке зорза оказалась длинная трубка непонятного Руте назначения. В тот миг, когда он повернулся к ним лицом, Рагнар сделал шаг назад и легонько толкнул Руту. Та мгновенно почувствовала опасность, тут же отпрянула к большой сосне и спряталась за ее могучим клейким стволом.

Зорз неожиданно закашлялся, глубоко и натужно, и из лесу немедленно выскочили двое – саам и чудин, с луками наизготовку. Добежав до кромки льда, они разом вскинули свое оружие, и две стрелы со свистом стремительно понеслись над рекой.

– Эге, тут, похоже, становится жарко! – воскликнул Рагнар. – Ты там хорошо схоронилась?

Рута от страха икнула – одна из стрел только что воткнулась прямо в край ствола, за которым она пряталась, отколов добрый кусок коры и щепы. Вторую стрелу, пущенную более меткой рукой, человек в плаще ловко отбил, быстро выхватив из складок плаща короткий меч. Между тем правее от зорза на льду появились двое чудинов-мечников. Они осторожно продвигались между лужами и частыми полыньями. Рагнар нахмурился.

– Пожалуй, пятерых мне не одолеть, – задумчиво пробормотал он. – И оба лучника – хорошие охотники, с ними держи ухо востро. Придется отступать, да только не хотелось бы... Ого, а это кто еще там?

Рагнар тревожно вгляделся в лесную чащу, из которой, прямо за спиной Руты, неслышно возникла крепкая мужская фигура в зеленой куртке, за ней – еще одна, а следом из-за стены деревьев вышла девушка. Она была в полушубке, а на ее плечах красовалась огромная, вся в широких дырах, шаль.

– Ну, надо же! – обрадовался парень помоложе, вглядевшись в черты лица Рагнара. – Это ж Рыбак! Просто какой-то круг замыкается, как я погляжу.

– Лучше погляди во-он туда, Март, – перебил его человек постарше, в волосах которого обильно пробивалась упрямая седина. Он на ходу сунул руку ничего не понимающему Рагнару, быстро пробормотал "Привет!" и сразу же проверил, как у него из ножен выскакивает рукоять меча.

– Спросил бы я в другой раз, как ты тут оказался, да, видать, пока недосуг, – пробормотал седоватый. – А! Тут, оказывается, и наша принцесса-беглянка укрывается! Рута!

– Дядя Травник! – всплеснула руками девушка. – А вы-то откуда?

– Да под землю случайно провалились, – раздался ироничный голос, и Рута встретилась глазами с насмешливым взглядом Эгле. Она поджала губы, смущенно кивнула молодой друидке и тут же попала в горячие объятия Марта. Этот парень ей понравился еще в городе, конечно, не так как Коростель, но он был его добрым и хорошим другом. И у Руты сразу отлегло от сердца. Уж эти-то ее в обиду больше не дадут!

– Кстати, спасибо тебе немалое за Одинца, за то, что позаботился, сердечно поблагодарил Рагнара Травник. – Мы ему и доброго слова-то молвить не успели, так спешили.

– Да ладно уж, – осторожно сказал на всякий случай Рагнар. "Вот еще одна загвоздка", – подумал он. "Сколько же меня еще будут преследовать деяния Учителя в этом теле, о которых я, быть может, и не подозреваю. А скажи я старику, мол, поведай, наставник, чего и кого мне теперь благодаря тебе опасаться придется – глупо бы получилось, и все одно ничего бы ровным счетом не вышло. Дела..."

– Мечники посередь реки, – ровным невозмутимым тоном сообщила Эгле, для чего-то потирая и разминая горло. На миг они вновь встретились случайными взглядами с Рутой, и на этот раз в глазах молодой друидки не было и тени иронии, только глубокая задумчивость с налетом легкой, совсем невесомой печали. Но Эгле тут же отбросила воспоминания и сосредоточила все внимание на реке. Там двое чудинов только что успешно миновали глубокую трещину и потихоньку приближались к их берегу.

– Неужели это – уже Святой? – Збышек сиял от восхищения. – Как мы ловко добрались до дома Янека! Не то, что в первый раз шли отсюда – брели да плелись, как зачумленные...

– Представь себе, юноша, – пробормотал Рагнар и переглянулся с Травником. – А кто таков этот, с трубой?

– От этой трубы стоит держаться подальше, – предупредил Травник и облизнул запекшиеся губы. – Так запоет, что только на том свете и опомнишься. Бьет иглами и маленькими такими стрелками. Хотя так далеко она не достанет.

– Духовая трубка? – осведомился Рагнар. – У меня тоже были подозрения, да уж больно редкое оружие для здешних мест.

– Для этих – согласен, – кивнул Травник. – Хотя его хозяева много где наследили.

И тут же бросил Эгле:

– Думаю, пока мы вполне обойдемся без тебя, девочка. Не торопись.

Между тем чудины выбрались на прибрежный снег и осторожно всматривались в сплошную стену деревьев, меж которыми затаились друиды и Рагнар. Саамские стрелки из лука тоже осторожно двинулись по льду Святого, озираясь и поминутно вбирая головы в плечи. И только Кашляющий остался на том берегу. Зорз по-прежнему сжимал в руках духовую трубку, не спеша расхаживал вдоль кромки льда и поминутно оглашал окрестности хриплым кашлем.

– Жаль, что мы без лука... – пробормотал Травник. – Эх, Молчуна бы сюда...

– Вот уж не надо! – в сердцах откликнулась Эгле, а Март сразу помрачнел. Предателей нам только сюда еще и не хватало.

– Я не знаю, как это сказать, – Рута тихонечко подала голос из-за соснового ствола, за которым она сочла нужным схорониться. – Но только мне кажется, что ваш Молчун – не предатель. Ну, вернее, не совсем...

– Ничего себе, – возмущенно заметил Март. – И тебе еще мало того, что с тобой случилось? А как, кстати сказать, ты очутилась здесь?

– Погоди, Збых, не кипятись, – сказал Травник. – И действительно, Рута, как тебе удалось бежать?

– Меня Молчун отпустил, – тихо ответила девушка.

Март выразительно присвистнул, а Эгле сверкнула глазами, как кошка в ночи.

– Как это – отпустил? – допытывался Травник. – Зачем это ему понадобилось?

– Я не знаю, – пробормотала Рута. – Просто отпустил, и все. Он мне не сказал, почему.

И тут же всплеснула руками.

– Да вы меня тут совсем запутаете! Он же немой, Молчун, как он мог сказать?!

– И как же все вышло? – холодно молвила Эгле, не сводившая глаз с приближающихся чудинов.

– Просто махнул рукой – иди, мол... – замялась Эгле. – Вот и все.

– И ты пошла? – мягко спросил Травник.

Девушка молча кивнула, но потом тихо всхлипнула.

– Я все время боялась, что он в спину стрельнет. Он же из лука вон какой...

Друиды помолчали, после чего Март воскликнул в сердцах:

– Ну, я же говорил, лука нам не хватает. Ну, ладно...

Он вынул метательный нож из перевязи, взвесил в руке, прикидывая тяжесть и расстояние до первого мечника.

– Я, конечно, не Снегирь... До него мне еще далеко. Тогда – тем более!

И он прищурился и, выбросив далеко вперед левую руку для противовеса, сильно метнул тонкий и длинный нож. Бросок был отличный – обоюдоострое лезвие наверняка пронзило бы шею чудинскому мечнику, но тот ловко крутнул рукояткой, одновременно отклонившись в сторону в самый последний момент – и нож Марта звякнул о лезвие чудинского меча.

– Он отбил нож! – восхищенно воскликнула Эгле, а Рагнар нахмурился.

– Давайте-ка, девицы, за деревья, – по-хозяйски скомандовал он. Чувствую, тут дело предстоит нешуточное.

Эгле, видя, что Травник согласен с предложением незнакомца, послушно перебралась под защиту толстых стволов и очутилась по соседству с Рутой, которая с замиранием сердца смотрела, как к ним приближается высокий мечник в традиционной для чудинских воинов черной одежде и стеганом кожаном панцире, прикрывающем грудь. Травник с Рагнаром переглянулись и разом вынули мечи. О мастерстве чудинских воинов в обращении с мечом ходили легенды, и хотя Рагнар был способен сражаться с любым противником, а Травник компенсировал недостаток подготовки поразительным хладнокровием и железной выдержкой, нужно было быть начеку.

Наверное, Рагнар справился бы с чудинским мечником, и даже не одним, в открытом и честном поединке, но тут вдруг удивленно присвистнул Травник и кивком указал Рагнару на противоположный берег. Там из леса только что высыпал целый отряд вооруженных людей, хотя отрядом вряд ли можно было назвать эту беспорядочно бегущую и орущую толпу. Почти все были вооружены, а у тех, чьи руки были свободны, Рагнар тут же примечал висящие за спинами луки и колчаны. Мечник тоже в замешательстве остановился, услышав крики позади.

– Саамы, – пробормотал он. – Охотники. И, кажется, я даже знаю, откуда.

– А я так вижу чудинов, только они все взъерошенные какие-то, – весело откликнулся с правого фланга Март, которого совсем не испугало появление у врага большого подкрепления. Таков уж был нрав у Збышека: большие трудности пробуждали у него гораздо больший оптимизм, чем малые печали, к которым Збышек безусловно относил дела сердечные и всегда связанные с ними душевные раны и уязвления самолюбия.

– Как бы они нас сейчас самих не взъерошили, – пробормотал рассудительный Травник, переводя взгляд на пересекающих ледяной покров реки саамов. Даже двое чудинских мечников, что уже вышли на твердый берег, остановились и принялись оглядываться, гадая, откуда к ним привалило нежданное подкрепление.

– Давайте решать, – сказал Рагнар, внимательно наблюдая за суетящимися на том берегу воинами и беззвучно шевеля губами – подсчитывал мечников и стрелков из лука.