Текст книги "Ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно, или романтическое путешествие барона фон Мюнхгаузена на берега реки Лугань (СИ)"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я только вздохнул. Когда они еще будут, эта вторая звездная экспедиция и этот безвизовый режим...

– У тебя будет на Земле специальное задание, – тем временем деловито продолжал барон. – Имя Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена не должно затеряться в истории человечества. Томас, именно ты будешь поддерживать нашу славу путешественников и первооткрывателей! А когда я вернусь через двести или триста лет...

– Триста лет! – У меня округлились глаза. – Боюсь, барон, я не смогу выполнить ваше поручение... Этой весной мне стукнуло уже восемьдесят...

– Я подумал об этом! – Мюнхгаузен улыбнулся. – Знаешь, я завел там, наверху, кое-какие весьма полезные знакомства. Только что тебя облучили "живым светом". Теперь ты с легкостью проживешь и триста, и тысячу, и даже миллион лет...

– Я стал бессмертным!

Мне даже не хотелось скрывать свою иронию:

– Бессмертный восьмидесятилетний старикашка, уже почти без зубов во рту и с тремя волосинками на голове!

– Ничего подобного, – решительно возразил Карл Иероним. – К завтрашнему утру ты трансформируешься в пятнадцатилетнего юношу, а впредь будешь омолаживаться каждые пятьдесят лет...

– Угу, как раз по достижении пенсионного возраста! – не преминул подколоть я. Впервые в жизни позволил себе усомниться в правдивости слов моего друга – слишком уж необычные вещи он обещал.

– Только учти, – барон не обратил никакого внимания на мои колкости и сомнения, – ты теперь можешь не просто омолаживаться, но и заказывать себе новый облик: рост, лицо, волосы – все, что пожелаешь.

Я только вздохнул. Увы, не верилось в слова моего друга.

– Времени очень мало, – сказал Мюнхгаузен. – Сейчас вокруг Земли летит большой корабль, и на нем меня ждут. Пойдем, поможешь собраться в дорогу фрау Марте и баронету.

Конечно же, фрау Марта несказанно обрадовалась возвращению барона и, разумеется, согласилась следовать за ним не только в какую-то там небесную галактику, но и вообще на край света.

Сборы были недолгими, взяли только мелкие личные вещи. По словам Мюнхгаузена, на небесном корабле были прекрасные каюты, в которых можно было заказать все, что душе угодно и заказ тут же появлялся прямо из воздуха. Чудеса, да и только!

Из дома уходили тем же путем, через окно. Барон подсадил Марту, забрался на подоконник сам и принял у меня на руки спящего сына.

– Сегодня 7 июля 1800 года, – он полуобернулся ко мне. – Прекрасный день, Томас! Седьмой день, седьмой месяц, и, манипулируя единицей и восьмеркой, можно получить еще одну семерку. Три семерки в дорогу – это хорошо!

Мюнхгаузен улыбнулся и продолжил:

– Пожалуй, и наше возвращение наметим на похожую дату – 7 июля, а из цифр, составляющих год, так или иначе должна получиться тоже семерка!

– В промежутке от двухсот до трехсот лет от сего момента? – со смешком уточнил я.

– Именно! – кивнул Мюнхгаузен.

Они – Марта и Карл Иероним с сыном на руках – ступили на серебристо-салатную дорожку и стали подниматься к светящейся блямбе. У овальных дверей остановились, оглянулись, замахали руками на прощание.

– До свидания, Томас!

– До свидания... – проговорил я срывающимся голосом.

Слезы снова затуманили взор. Я кинулся утираться, а когда вновь поднял взгляд, моих друзей уже не было видно, они уже были внутри небесного корабля, и овальные двери закрылись. Исчезла без следа и светящаяся дорожка к моему окну.

Блямба медленно, но все более ускоряясь, стала уходить вверх. На уровне крыши на мгновение замерла, а потом молнией унеслась ввысь и исчезла среди звезд.

Я вздохнул, прикрыл ставнями окно, задернул шторы и отправился спать.

Глава двенадцатая. И снова будет то, или как из Цельпульбункеров получаются Штирлицы и Ржевские

Остаток ночи я проспал беспробудно. Снились мне наши с бароном приключения. Сначала мы устраивали побег всему наличному составу гарема турецкого султана. Потом, когда мы оторвались от погони и оказались на прекраснейшем острове среди Атлантического океана, бывшие наложницы, а ныне свободные женщины с востока, одаривали нас своим вниманием и благодарной любовью. Наслаждения были воистину райскими, и если бы кому-то вздумалось в те часы моего пребывания в царстве Морфея палить из пушки прямо над моей головой, я бы все равно ни за что не проснулся.

Когда все же открыл глаза, в комнате царил полумрак – тоненькие спицы света пробивались сквозь щели в ставнях и просветы в недозадернутых шторах. Среди золотистых лучей света плавали невесомыми серебристыми звездочками мельчайшие пылинки. Солнце стояло высоко, день был уже в самом разгаре.

Я сладко потянулся и сел в кровати. Спина отчего-то не ответила обычной ноющей болью в пояснице. Несколько раз наклонил голову поочередно вправо и влево. Шейные позвонки больше не скрежетали, как ржавые гвозди, вытаскиваемые из старой ссохшейся доски, и двигались легко и безболезненно. Вообще в теле ощущалась какая-то давно уже забытая легкость.

Зачесалась макушка головы. Я сунул руку под ночной колпак и с удивлением обнаружил на голове еще и какую-то меховую шапочку из жестких и вьющихся волос. Хотел сдернуть ее пальцами, но кожа на голове ответила болью. И только тут я сообразил, что ночью на моей голове отрасли волосы...

Разом вспомнилось все – светящаяся блямба, возвращение барона, сборы в дорогу Марты и баронета, последние наставления Мюнхгаузена...

Неужели мне это не приснилось, и было на самом деле?!

Ноги словно сделались мощными пружинами и одним движением выбросили меня из кровати. В мгновение ока я оказался около небольшого зеркала, которое висело в углу комнатушки, и перед которым каждое утро я брился и иногда причесывал гребешком жидкие пряди седых волос над ушами и на затылке. Сорвал ночной колпак, опасливо заглянул в округлый глаз зеркала и охнул.

Сердце взлетело едва ли не в самую шею и там тарахтело звонким молоточком. Дыхание замерло, а невидимые мурашки строем прошагали по спине вдоль всего позвоночника.

Из зеркала на меня смотрело испуганное лицо совсем еще молодого человека. Курчавые черные волосы, антрацитовые брови. Уши с легкой степенью лопоухости. Румяные щеки без единой морщинки, прямая линия чуть припухших губ. Римский, с едва обозначенной горбинкой нос. Вытянутый овал лица, немного выступающие скулы, подбородок с небольшой ямочкой. И темно-карие глаза под длинными ресницами.

Ничего общего с восьмидесятилетним старцем Томасом Цельпульбункером!

"Значит, ночной прилет барона на светящейся блямбе мне не приснился? – В виски словно били кузнечные молоты. – И выходит, что Карл Иероним, фрау Марта и баронет Андре действительно отправились в звездное путешествие? А я теперь снова стал молодым?!"

Одним рывком стащил через голову ночную сорочку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – мое тело стало телом юноши. Более того, я заметил, что не только помолодел, но и стал заметно выше ростом, а ноги из "кривого колеса" сделались длинными, стройными и мускулистыми.

Я зажал рот обеими руками, чтобы не заорать от радости – я снова волшебным образом стал молодым! И не просто молодым, а еще и писанным красавцем, каким прежний Томас Цельпульбункер никогда не был!

А может быть, я всего лишь сплю? И это чудесное превращение мне снится?

Эта мысль обожгла меня морозным холодом.

Сердце в одно мгновение застыло. Я медленно поднял правую руку и ущипнул себя за грудь. Кожа молниеносно отозвалась болью.

Облегченно и шумно выдохнул.

Слава тебе, Господи! Это не сон! Я действительно теперь молодой красавец!

Хотелось орать во весь голос и петь. Лишь огромным усилием воли я сдержал себя. Не хватало еще, чтобы мои вопли услышала прислуга, и решила, что старина Томас окончательно свихнулся!

Стоп! Но ведь "старины Томаса" больше нет! А есть юный и весьма привлекательный... Кто?

Я задумался.

Томаса Цельпульбункера сейчас во мне не признал бы не только покойный мой батюшка, но и все здравствующие и поныне мои родные и друзья. Для них я просто какой-то молодой незнакомец.

Что же делать? С минуту на минуту сюда, в комнату исчезнувшего старого Томаса, явятся повар и садовник, чтобы получить обычные ежедневные распоряжения. И обнаружат вместо старика управляющего совершенно голого молодого человека!

Не требовалось много фантазии, чтобы вообразить, чем все закончится. В лучшем случае мне припишут убийство Томаса Цельпульбункера и его тайные похороны где-то в дальнем углу сада.

Как же быть?

Мой взгляд всполошено метался по комнате, пока не остановился на письменном столе. Только тут я заметил на столешнице, рядом с чернильницей и подсвечником, большой конверт из белой бумаги.

Я мог поклясться, что вечером его не было. Значит, конверт появился нынешней ночью!

Ножницами вскрыл это запечатанное послание неизвестно от кого. Внутри оказалось несколько бумаг.

Развернул первую. Написано рукой барона, адресовано мне. Начал читать:

"Дорогой мой друг Томас! Я понимаю, какие проблемы возникнут у тебя завтрашним утром при завершении первого цикла преобразования. Две выписки из метрики на разные имена найдешь в этом же конверте, там же содержатся рекомендательные письма, которые дадут тебе возможность устроиться в обществе – и в Германии, и в России. Деньги – в ящике твоего письменного стола. В шкафу – новая одежда. В последующих циклах перевоплощения изволь позаботиться о документах, деньгах и одежде сам – достаточно будет только представить ясно, что ты хочешь получить вечером накануне дня преобразования.

Твой друг Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен.

P.S. В этом конверте ты найдешь также записку фрау Марты, адресованную нашему бургомистру. Будь добр, вручить ее градоначальнику лично, но без всяких дополнительных объяснений с твоей стороны".

Согласно первой выписке из метрики я теперь стал особой дворянских кровей – Томасом фон Штирлицем. В рекомендательном письме престарелый барон Макс Отто фон Штирлиц отсылал своего младшего отпрыска в компаньоны к старшему сыну барона фон Мюнхгаузена Феофилу.

По второму документу я значился князем Дмитрием Валерьяновичем Ржевским и был рекомендован Хацапетовским дворянским собранием графу Кутузову Михаилу Илларионовичу для зачисления корнет-стажером в Ахтырский гусарский полк.

Записка фрау Марты в адрес нашего городского начальства была весьма короткой:

"Дорогой герр бургомистр! Ставлю Вас в известность, что вместе с моим сыном Андре и нашим управляющим Томасом Цельпульбункером я уезжаю к моему батюшке на историческую родину. В мое отсутствие прошу Вас позаботиться о городском доме и пригородном замке барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена. Думаю, что хорошо было бы создать на основе этих домостроений музейный комплекс, который мог бы приносить экскурсионно-туристический доход в городскую казну, – вплоть до самого возвращения барона Мюнхгаузена из дальних странствий.

С уважением, Марта-Мария фон Мюнхгаузен, писано 7 июля 1800 года от Рождества Христова".

Мне не хотелось давать какие-то объяснения прислуге из дома Мюнхгаузена, поэтому я спешно собрал свои новые вещи, взял из ящика стола деньги – огромную сумму, между прочим! – и тихонько покинул дом, в котором прожил многие и многие годы. На память об исчезнувшем "старине Томасе" – прихватил совсем уж мелкие безделушки.

Я в точности выполнил указания барона. В тот же день прощальная записка фрау Марты оказалась на рабочем столе у бургомистра. А вечером все того же бесконечного дня 7 июля 1800 года молодой дворянин Томас фон Штирлиц появился на пороге дома Феофила фон Мюнхгаузена с рекомендательным письмом от своего отца.

Послесловие от автора. Жизнь продолжается

Что было дальше?

А дальше я жил своей обычной жизнью, но теперь уже под другим именем. Сначала несколько лет пребывал при сыне барона Феофиле фон Мюнхгаузене. Потом перебрался в Россию и под фамилией Ржевский принял весьма деятельное участие в Отечественной войне 1812-1815 годов против французов и их союзников. Вместе с молодой женой, которую я обрел на российских просторах, некоторое время жил в Париже.

Но, как говорится, "сердце позвало в дорогу", и в первой половине XIX века я, – уже снова став Томасом фон Штирлицем, – вдоволь попутешествовал вместе с внуком Мюнхгаузена по всему белому свету. В смысле увлечения различными приключениями потомок Карла Иеронима оказался копией своего знаменитого деда. Мы объездили весь мир – от полюса и до полюса. Спускались на морское дно и поднимались до невиданных небесных высот. Мотались по планетам Солнечной системы и даже совершили несколько весьма успешных вылазок в прошлое и будущее.

Во второй половине позапрошлого века, после моего перерождения в 1850 году, я по большей части жил в Америке, хотя иногда бывал в Европе и Азии. В частности, посетил и те края, в которых некогда барон фон Мюнхгаузен обрел свою любовь – Марту-Марию. Здесь я узнал о судьбах наших друзей – Гаскойна, Чеба, Ена и Андрея Тудыйогохаты.

Вопреки местным традициям Карл Чарльз Гаскойн не вывел в оффшоры деньги из царской казны, выделенные ему в рамках бюджетного финансирования на строительство нового предприятия, и таки построил чугунолитейный завод на реке Лугань. Предприятие стало успешно выпускать вполне конкурентоспособную на мировом рынке продукцию. За это в 1797 году Гаскойн был жалован орденом Святой Анны второй степени. Не загордился, продолжал работать, и в 1798 году был произведён в чин действительного статского советника и награждён орденом Святой Анны первой степени.

Артур Чеб и Джон Ен женились на сестрах Марты-Марии – Екатерине и Оксане. Вместе с Андреем Тудыйогохатой они создали коммерческую компанию и открыли сеть торговых пунктов по окрестным городам и селам. Название фирмы составилось из фамилий учредителей и приставки "Ко" – то есть "компания" – в самом конце. Правда, фамилия Тудыйогохата оказалась слишком длинной для внесения в юридические документы, и ее заменили первым слогом имени учредителя – "Ан". В итоге получилось название "Чеб, Ан, Ен, Ко". Поскольку у Артура с Екатериной и у Джона с Оксаной было множество детей и внуков, и все они работали на семейной торговой фирме, со временем название предприятия трансформировалось в общую фамилию всех потомков англичан и Андрея Тудыйогохаты – их стали называть Чебаненко.

Впрочем, сам Андрей Тудыйогохата большого участия в работе первой в "диких степях" коммерческой структуры не принимал. В июле 1800 года – буквально через несколько дней после отлета в космос Карла Иеронима, Марты-Марии и баронета Андре, – старший Тудыйогохата подал в отставку с поста исполнительного директора предприятия. Побрив голову налысо, пан Андрей уехал в Азию, говорили, что "на Тибет, в какое-то местечко со смешным названием – то ли Камбала, то ли Чамбала". По слухам, он достаточно быстро продвинулся по карьерной лестнице и всеобщим голосованием "был избран местным правителем – каким-то "Делай-Ломай", что ли". Разумеется, выслушав от жителей Каменного Брода, все это, я понял, куда уехал старший Тудыйогохата и кем он в дальних краях сделался. Однако виду не подал: мне совсем не хотелось, чтобы возник народный ажиотаж по поводу перехода пана Андрея в иную веру – чего-чего, а проблем в Луганском крае хватало и без религиозных распрей.

Кстати, в честь барона Мюнхгаузена местное население Каменного Брода еще в начале XIX века окрестило торговые точки фирмы "Чеб, Ан, Ен, Ко" "мюнхгаузенами". А поскольку фамилию барона все-таки трудновато произносить на славянских языках, название пунктов торговли со временем стало звучать сначала "мюхазен", а потом вообще "магазин".

Хочу с удовлетворением отметить, что уже в те годы в каждом "мюхазене" продавались ежемесячно выходившие тоненькие книжки с приключениями барона – обычно сшитые металлическими скрепками или шелковыми нитками листки с картинками. Поскольку эти образчики "литературы для простого народа" попали в Европу, на берега Темзы, – Чеб и Ен не порывали коммерческих связей с родными великобританскими краями – там их вскорости стали именовать "magazine", сиречь "журнал". Публиковались в них теперь не только путешествия барона, но и всякая другая весьма полезная для тамошних обывателей информация.

Мне захотелось вставить и свои "пять копеек" в развитие Луганского края. В семидесятых годах XIX века я убедил местного руководителя Николая Холодилина подать прошение о присвоении поселению на берегах реки Лугань статуса города, и в 1882 году название "Луганск" обрело городское значение. Увы, мое предложение переименовать новорожденный город в Мюнхгаузенград и установить конную статую барона напротив городской думы не встретило поддержки местной бюрократии. Господа чиновники поосторожничали...

Очень хотелось, чтобы наше путешествие из Каменного Брода в Санкт-Петербург было достойно описано в литературном произведении. Однажды я рассказал эту историю одному молодому и очень талантливому автору. Он пришел в невероятный восторг от сюжета. Но... В книге, которую он вскорости издал, Мюнхгаузен был заменен местным кузнецом Вакулой, наш ракетный снаряд – нечистой силой, а само действие перенесено на хутор около Диканьки.

В бурном двадцатом веке внимание к личности барона фон Мюнхгаузена стало несколько ослабевать – количество графоманов, мнящих себя писателями, росло, поэтому появились новые книги и соответственно новые герои. В ответ я предпринял масштабную информационную атаку на все человечество, дабы имя Карла Иеронима по-прежнему яркой звездой сияло в истории Земли.

Как известно Карл Иероним и Марта-Мария впервые встретились восьмого марта 1795 года. Мне стоило больших нервов и личного обаяния – куда же без этого! – убедить Клару Цеткин и Розу Люксембург считать именно этот день в году Международным женским днем. Правда, повод для официального объявления его праздником смышленые революционные барышни нашли все же другой – уж слишком необычно бы прозвучало в пролетарском контексте "женского дня" имя моего друга барона.

В 1928 году я надоумил поэта Корнея Чуковского адаптировать книгу о приключениях Мюнхгаузена для детей, читающих на русском языке – потом ее перевели еще на украинский, белорусский, казахский и даже чукотский, опять же с моей помощью и участием.

Именно я убедил руководство советской фирмы "Мелодия" выпустить аудиозаписи похождений барона на пластинках, и с озвучиванием текста книги блестяще справился гениальный "Плейшнер и профессор Преображенский" – актер Евгений Евстигнеев.

В начале шестидесятых годов двадцатого века я обговаривал с английским писателем и драматургом Джоном Бойтоном Пристли идею написания романа под названием "31 июня" – о последних по времени приключениях Карла Иеронима фон Мюнхгаузена на Земле. Но строптивый британец не согласился писать о бароне. Более того, само название – вот, хитрец! – использовал потом для совершенно другого произведения. И, увы, в нем не было ни словечка о моем улетевшем в космические просторы друге...

Поэтому в тайном соавторстве с Григорием Гориным мной была написана пьеса "Тот самый Мюнхгаузен", на основе которой позднее был снят одноименный фильм. Я лично утвердил Олега Янковского на роль барона – у них с настоящим Карлом Иеронимом действительно было, как говорится, "одно лицо".

В середине семидесятых годов XX века я помог сочинить веселые песенки для мультфильма о похождениях Мюнхгаузена. Особенно мне запомнилась вот эта:

"В просторах голубого,

Большого океана

Я сам за рулевого,

Я сам за капитана.

Находчивость и храбрость,

Отвага и удача,

В беде не растеряться -

Вот главная задача!"

Гениально, не правда ли? Ну, а о том, кто во всех путешествиях был рядом с бароном, ваш покорный слуга скромно умолчал.

Морально и финансово старался я поддерживать и писателей, которые писали о ближайших сподвижниках и родственниках моего отправившегося в звездные миры друга. Русскому писателю Андрею Некрасову истребовал государственный грант на книгу "Приключения капитана Врунгеля". В долгих философских беседах убедил поляка Станислава Лема, что написанный им цикл рассказов о звездных похождениях Ийона Тихого будет благосклонно принят читателями – и даже подарил идею использовать при создании произведений "технологию сепулек". Украинского писателя Юрия Ячейкина наставил на путь сочинения историй о капитане Небрехе и его верном штурмане Азимуте. Еще одного вредного и занудного типчика принудил к литературной записи историй, которые рассказывал один из прямых потомков фон Мюнхгаузена – командор Брехуненко-Водолей.

В Германии, в Ганновере и ближайших окрестностях, я организовал производство вин и прочих спиртных напитков, так или иначе связанных со славным именем барона Мюнхгаузена. Знатоки говорили, что продукция получилась весьма недурного качества.

Как мог, я старался внедрить разработанные бароном ракетные технологии для организации воздушных и космических полетов. В середине 50-х годов мне удалось выйти на советского конструктора ракетных систем. Конструктор, оказавшийся невысоким, круглоголовым, крепким человеком по имени Сергей Павлович (фамилия его была строжайше засекречена), выслушал меня очень внимательно и сказал:

– Ракетные двигатели на медленно горящем порохе – это хорошо, но мы делаем ставку на жидкостные ракетные моторы. А вот круглая форма ядра... Это очень хорошая форма для первого искусственного спутника Земли! И еще... Когда, вы говорили, Гаскойн запустил первую печь на своем заводе в Луганске?

– Четвертого октября 1800 года, – с некоторым недоумением ответствовал я. – Но какое это имеет значение для ракетных технологий?

– Я верю в счастливые совпадения, – мой собеседник улыбнулся и что-то пометил в своем рабочем блокноте. – Хорошие дела лучше назначать к исполнению на те же даты, в которые были начаты другие хорошие дела. 4 октября – прекрасная дата для первого прорыва в космос!

В начале 60-х годов, уже в Америке, я добился аудиенции у одного из высокопоставленных сотрудников Национального управления по воздухоплаванию и исследованию космического пространства (НАСА) и снова рассказал о ракетных экспериментах барона.

– Итак, из Санкт-Петербурга вы летели обратно на коническом аппарате под названием "Аполлон"? – поинтересовался мой собеседник. – Гм... А что, это очень неплохое название для нашей программы высадки человека на Луну! И коническая форма пилотируемой капсулы будет тоже очень к месту!

Вот так мы – мой друг барон и я – внесли свой скромный вклад в космические достижения человечества: первый спутник Земли действительно полетел в космос 4 октября 1957 года, а американские астронавты стартовали к Луне на корабле, который назывался "Аполлон"...

Мне всегда хотелось, чтобы образ барона был увековечен в скульптуре. Когда в Луганске строили здание областного краеведческого музея, моими стараниями обнаружилось "письмо Гаскойна потомкам", в котором этот великий человек пророчески завещал:

"Буде при Луганском поселении сооружаться музеум славы, прошу установить рядом с моим памятником бюст барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена, поскольку оный барон внес большой личный вклад в становление чугунолитейного завода и развитие всего Луганского края".

Разумеется, архитекторы прислушались к заветам великого промышленника и спланировали установку бюстов и Гаскойну, и Мюнхгаузену – одного собирались выставить перед фасадом у левого крыла здания, а другого – соответственно у правого. Центральную часть композиции должно было составить артиллерийское орудие, с помощью которого в ноябре 1795 года я, Мюнхгаузен и Гаскойн совершили полет в атмосфере по маршруту "Каменный Брод – Санкт-Петербург". Бюсты были заказаны скульпторам Редькину и Головченко и изготовлены. Пушку подмарафетили и привели в состояние будущего памятника.

Увы, в последний момент все поломалось по идеологическим соображениям. Окончательный план строительства Луганского областного краеведческого музея утверждал тогдашний первый секретарь обкома Коммунистической партии. Выслушал архитекторов, он нахмурил лоб:

– Вы, товарищи, что, совсем охренели? Ладно, еще Гаскойн, так его и растак! Англо-шотландец, шпион, может быть, – но тут уж никуда не денешься, указ царицы на него был выписан! Но вот этот ваш фон-барон?! На кой ляд памятник этому эксплуататору в нашем пролетарском городе, славном своими революционными традициями и трудовыми успехами?!

В итоге памятник Гаскойну торчит теперь около музея в одиночестве, а пушка, которая отправила нас в воздушный полет, перекочевала к правому углу здания. Бюст же барона Мюнхгаузена был припрятан архитекторами "до лучших времен".

Эти "лучшие времена" наступили едва ли не через четверть века. В конце девяностых городское руководство решило установить в центре Луганска, на площади имени Героев Великой Отечественной войны бюст первого секретаря городского комитета Компартии Владимира Шевченко – говорят, много сделал этот партийный товарищ в свое время для развития Луганска. Бюст партайгеноссе поставили у правого крыла с тыльной стороны здания бывшего обкома партии. А симметрично, у левого крыла, архитекторы решили поставить бюст барона Мюнхгаузена – в ознаменование, так сказать, заслуг и к двухсотлетию сверхдальнего полета в атмосфере.

Городское руководство выслушало предложение скульпторов-архитекторов, почесало пальцем в затылке и сказало:

– Мы, господа, конечно, идем в Европу, и барон фон Мюнхгаузен, несомненно, видный европейский общественный деятель... Но его имидж и репутация... Н-да... Меня и так упрекают в... э... некоторой, так сказать, завиральности моей программы развития города до 3795 года. А тут еще этот ваш барон... Нет, ребята, никаких Мюнхгаузенов!

И снова архитекторы припрятали бюст барона...

Далее следы воплощенного в камне моего друга теряются. По слухам, весной нынешнего года его выкупил один из кандидатов на пост президента Соединенных Штатов Америки, и теперь бюст Мюнхгаузена украшает частную коллекцию во дворе шикарного дома на берегах Потомака. Поговаривают, что по вечерам кандидат в американские руководители любит приходить к скульптуре – словно мысленно беседует и советуется с бароном. Это же не Пол Манафорт, за моим другом компроматов не числится.

Мюнхгаузен обещал вернуться через двести-триста лет после своего отлета. Зная верность Карла Иеронима своему слову, я убежден, что это событие всемирно исторического значения совершится 7 июля в год, из цифр которого можно будет, так или иначе, получить число семь. Не удивлюсь, если сверкающая небесная блямба вновь появится перед моими глазами ровно в семь часов семь секунд утра – Мюнхгаузен всегда любил точность и строгую определенность.

Ну, а что касается места, где барон высадится на родную планету...

Я абсолютно убежден, что случится это на берегах Лугани, – в тех самых местах, где Карл Иероним и Марта-Мария встретили свою ставшую звездной любовь.

Луганск – место самого романтического приключения барона фон Мюнхгаузена на Земле – к началу нынешнего века превратился в большой город. За двести с гаком лет его преобразили до неузнаваемости новые площади, улицы, парки и дома. Те камни, – остатки скульптуры "Каменный бред", – у которых Карл Иероним встречался с юной Марией, больше не лежат на берегу реки. Их перенесли вглубь города, и теперь они находятся около транспортной эстакады, – справа, если ехать в сторону железнодорожного вокзала. Их можно легко найти: считается, что это композиция в стиле японского "сада камней". На самом крупном из каменных осколков имеются надписи белой краской "Ксюха-дура" и "Маня + Ваня = любовь". Последняя надпись говорит о том, что и сегодня камни служат местом встречи любящих сердец.

Говорят, что в полнолуние, ровно в полночь, можно прижаться ухом к камням и услышать ритмичное постукивание: "Тук-тук, тук-тук, тук-тук".

Если вам слышится в этом звуке деловитый перестук молотков – это к удаче в работе.

Стук копыт коня – ваше путешествие будет удачным и приятным.

Бешенная дробь сердец Карла Иеронима и Марты-Марии – вас ждут любовь и семейное счастье.

Поговаривают, что некоторым удается слышать все сразу – и стук молотков, и топот копыт, и биение сердец.

Что же, это, наверное, самые счастливые люди на свете...