Текст книги "Ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно, или романтическое путешествие барона фон Мюнхгаузена на берега реки Лугань (СИ)"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– О, найн! – вскричал мой друг барон и замотал головой. – Никаких вин и коньяков! Хозяин, у вас есть...

Карл Иероним сделал паузу, глубокий вдох и по слогам произнес:

– Пер-цов-ка?

Брови тавернщика изогнулись, как спины двух встретившихся мартовских котов, губы расплылись в широкой улыбке:

– О, пан барон знает о нашем фирменном напитке?

– Знаю, знаю, – гулко захохотал Карл Иероним. – Почти полвека назад я и Томас, – он махнул рукой в мою сторону, – уже бывали в здешних краях!

Я глубоко вздохнул. О наших приключениях в молодые годы в "диких степях" можно было написать увесистый том и, клянусь, он жемчужиной бы украсил библиотеку книг о похождениях барона. Эх, жаль, что у меня нет ни граммочки писательского таланта!

– Будет вам перцовка, гости дорогие, – пообещал тавернщик. – Сейчас попрошу дочку принести!

Он приоткрыл дверь в подсобку и позвал:

– Марийка!

– Не забудьте подать к перцовке сало! – вдогонку попросил Карл Иероним. – И чтобы оно непременно было засоленным по местным обычаям!

Ждать долго не пришлось. Барон едва успел выкурить трубку и рассказать очередную историю о своих похождениях в России, как дверь в подсобку распахнулась.

Вот тут и свершилось событие, которое изменило и нашу жизнь, и всю историю земной цивилизации...

4.2

В таверну из темного коридорчика шагнула девушка с подносом, уставленным бутылками и тарелками. Продолговатое лицо, черные брови, русые волосы. Одета в красные сапожки, длинную бордовую юбку и белую сорочку с орнаментом, который в здешних краях называют "вышиванкой". Фигура и не худощавая, и не полная, но со всеми теми выпуклостями и округлостями в нужных местах, на которых, обычно, и останавливается наш мужской взгляд. Это была дочь хозяина таверны Мария.

Барон сидел за столом напротив меня, правым боком к двери. Как только входная дверь скрипнула, распахнувшись, Карл Иероним повернул голову на звук. Вошедшая в зал таверны девушка тоже подняла взгляд. Глаза ее и глаза моего друга встретились.

Хоть режьте меня, хоть сожгите на костре, но готов поклясться, что в то мгновение все вокруг осветилось каким-то неземным светом.

Барон и Мария глядели друг на друга, не отрывая взгляда. Не поверите, но радуга – многоцветный и яркий мост из световых лучей – вдруг сама собой возникла в пространстве между их лицами. И даже время замерло.

Сколько длилось это диво? Мгновение, минуту, вечность? Не знаю. Но ни тавернщик, ни Гаскойн с Чебом и Еном явно ничего не заметили, и я стал единственным свидетелем чуда совершившегося прямо на моих глазах.

Прошла вечность или секунда, и мир снова пришел в движение. Но это уже был совершенно иной мир!

Мы пили и ели за столом, потом отправились на ночлег к хозяину. Перцовка была огненна и дивно крепка, сало и прочие блюда и закуски неимоверно хороши. Я, Гаскойн, Чеб и Ен прибывали в веселом и довольном состоянии духа. А вот барон, напротив, был непривычно молчалив и задумчив.

Дом у хозяина был большим, сложенным из мергеля и камня, со множеством помещений, где можно было разместить добрый десяток гостей. Мы же с Карлом Иеронимом по старой армейской и экспедиционной привычке решили спать в одной комнате.

...Ночью я проснулся. Приподнялся и взглянул на постель барона – она была измята, но пуста. Тихонечко встал и отправился на двор.

Карла Иеронима я увидел сразу же, как только открыл входную дверь. Небо было ясным, светила полная Луна и стройно-худощавая фигура барона была хорошо видна в серебристо-желтом мареве, порожденном светом Селены. Мой друг нервной походкой выхаживал по двору дома хозяина – от забора к забору, туда-сюда, туда-сюда, как маятник часов. Треуголка надвинута почти на самые глаза, плечи непривычно ссутулились, руки сплетены за спиной. Ходит и что-то ритмично бормочет себе под нос, словно стихи читает.

Я не решился его окликать, вернулся в комнату и снова улегся спать.

4.3

Утром Карл Иероним сообщил Гаскойну, что лучшего места, чем в здешних краях, для строительства чугунолитейного завода не сыскать. Карл Чарльз был ошеломлен:

– Но Карл... – начал было он, но мой друг остановил его решительным жестом:

– Ни слова больше, Карл! Это мое окончательное решение!

Барон выхватил из сумки географическую карту и молниеносно развернул ее на столе.

– Смотрите, Карл, – барон принялся водить пальцем по бумаге. – Здесь поселок Каменный Брод, тут река Лугань, вот угольное месторождение... Так можно проложить подъездные пути, в этом месте построить домны, а чуть левее поставить склады для готовой продукции...

Гаскойн внимательно отслеживал траекторию движения указующего перста барона и, в конце концов, поразмыслив, кивнул:

– Ну, что же, Карл... Над всем сказанным стоит поразмыслить!

Впрочем, размышления сэра Карла Чарльза оказались недолгими. Вскорости в дом вернулись с утренней конной прогулки Чеб и Ен. Они, оказывается, совершили променад в Каменный Брод, проехались между домов, по улочкам и пришли к твердому убеждению ставить в поселке свою факторию, чтобы торговать европейскими винами и прочими продуктами. Это решение компаньонов окончательно склонило весы размышлений Гаскойна в сторону "проекта" барона.

Итак, коллективное решение строить завод именно здесь, на берегах Лугани, было принято. Карл Чарльз, Артур Чеб и Джон Ен взялись за дело весьма резво. Им предстояло выполнить кое-какие геологические работы и разметку на местности будущего строительства. Разумеется, я взялся им активно помогать, хотя, откровенно говоря, ни бельмеса не смыслил ни в геологии, ни минералогии, а с геометрией был знаком в объеме курса при церковно-приходской школе. Поэтому числился, в основном, "на подхвате", и исполнял всяческие мелкие поручения господ изыскателей.

А вот барон Мюнхгаузен оказался в стороне от наших славных дел: с моим другом случилось самое светлое и самое страшное в жизни настоящего мужчины – он влюбился. Влюбился, к счастью, не безответно; Марийка отвечала ему полной взаимностью. Ее отец, хозяин таверны Андрей Тудыйогохата, к роману дочери и барона относился благосклонно: Марийке было двадцать, и девицей она была, что называется, на выданье. А поскольку в округе, по мнению Андрея, достойных женихов сроду не водилось, любовь барона и дочери не вызывала у тавернщика никаких нареканий. Исходя из своего немалого жизненного опыта, он понимал, что германский кавалер и дворянин его Марийку не обидит.

Не стал помехой для взаимной любви и возраст барона. Да, моему другу должно было вот-вот стукнуть семьдесят пять. Но случилось невероятное: Мюнхгаузен вдруг начал стремительно молодеть. Сначала у него начали темнеть волосы на голове и брови, причем процесс этот развивался так стремительно, что уже к концу второй недели по приезду в Каменный Брод барон щеголял черноволосой прической и антрацитовыми бровями. Лицо разгладилось и налилось румянцем, морщины исчезли без малейшего следа. Ушли сутулость и старческая худоба. Карл Иероним так раздался в плечах, что нам пришлось полностью обновить его гардероб, – благо в грузовой карете нашлось некоторое количество материалов для шитья новых камзолов и панталон.

Днем Марийка была занята в таверне, а Карл Иероним словно влюбленный юноша километрами строчил лирические стихи, то и дело ломая в поэтическом возбуждении гусиные перья и изводя целые бутыли чернил и рулоны бумаги. Вечером же Марийка и Карл Иероним, взявшись за руки, ходили гулять к Лугани, и у двух больших камней едва ли не до полночи беседовали, читали стихи и занимались прочими совершенно неотложными делами, которыми обычно занимаются молодые люди на любовных свиданиях.

Так в трудовых заботах и душевных радостях прошла весна, пролетело лето, прошуршал желтой листвой сентябрь, отплакал мелкими капельками дождей октябрь. Гаскойн, Чеб, Ен и я полностью завершили разведку окружающей местности. Теперь можно было выписывать в здешние места стройматериалы и нанимать рабочих для строительства корпусов чугунолитейного завода и торговой фактории. Роман же Марийки и Карла Иеронима достиг таких вершин, что барон твердо был намерен уже в нынешнем году сочетаться с дочерью тавернщика законным браком. Этому мудрому решению моего друга способствовало и то, что от него, наконец-то, сбежала его вторая жена Бернардина-Якобина фон Брун, спутавшись с писарем-адвокатом Генрихом Рамкопф-Хюденом и родив от него девочку в сентябре нынешнего 1795 года. Об этом нас уведомило собственноручное послание бывшей баронессы, уже в конце октября доставленное курьерской почтой из Ганновера в Каменный Брод. Поэтому барон Мюнхгаузен отныне мог себя полагать человеком, свободным для заключения новых брачных уз. Посовещавшись, Карл Иероним и Андрей Тудыйогохата наметили сыграть свадьбу в конце декабря.

И тут настало хмурое утро первого дня ноября месяца 1795 года...

Глава пятая. Именно то, или прыщ на ровном месте

5.1

Едва рассвело и я, и мой друг Мюнхгаузен были разбужены громкими криками, раздававшимися со двора. Мы спешно оделись и вышли из дома. В коридоре у самых входных дверей нас нагнали разбуженные Гаскойн, Чеб и Ен и пристроились за моей и барона спинами.

По двору Андрея Тудыйогохаты гарцевал добрый десяток всадников с ружьями и пистолями в руках. Увидев нас на пороге дома, один из них фальцетом заорал:

– Вот они, злодеи!

Черные отверстия ружейных и пистолетных стволов немедля развернулись в нашу сторону.

– Попались, голубчики! – возопил тот же голос. – Барин, туточки они!

Ряд всадников расступился, и вперед на вороном коне выехал тот, кто, по-видимому, и был предводителем всей этой группы. Это был полный мужчина в возрасте около пятидесяти лет, одетый в до блеска начищенные сапоги, белоснежные панталоны, ладно скроенный теплый камзол и модную треуголку, расшитую позолоченной вязью. Парик на голове незнакомца был напудрен так, что косметикой разило за несколько метров от него. На полном округлом лице застыла брезгливая мина. Маленькие водянистого цвета глазки буравили нас недобрым взглядом.

– Кто такие? – рявкнул конный – словно медведь прорычал.

– Я – барон фон Мюнхгаузен, – с достоинством ответил мой друг и по очереди представил всех нас. – С кем имею честь?

Но мордатый всадник проигнорировал вопрос.

– Барон, говоришь? – Его глаза сузились до маленьких щелочек. – Мюгазин, говоришь? А вот мы сейчас тебя на суку вздернем вместе со всем твоим кодлом! Взять!

Он ткнул пальцем в нашу сторону.

Его приспешники было двинулись к порогу дома, но барон одним ловким движением выхватил из-за пояса свой хорошо пристреленный пистоль и нацелил его прямо в лоб всаднику на вороном коне:

– Всем стоять! Одно движение – и, клянусь Богом, я буду стрелять!

Гаскойн и его компаньоны тоже подняли свои пистолеты. Джон Ен, кроме того, левой рукой изловчился достать из ножен длинную шпагу.

Конники мгновенно замерли, словно по мановению руки окаменели. Их предводитель проследил взглядом вероятную траекторию движения пули из ствола пистолета моего друга, и на его лице обозначилась тень сомнения в правильности только что отданного приказа.

– Не сомневайтесь, милейший, – сказал я совершенно спокойным голосом, хотя все нутро мое буквально клокотало от напряжения, – барон Мюнхгаузен – замечательный стрелок! Однажды он вишневой косточкой попал прямо в лоб оленю, который находился от него на расстоянии самое меньшее двести метров! Так что не волнуйтесь: входное отверстие от пули окажется идеально точно между ваших бровей!

– Отставить! – зло фыркнул предводитель конного отряда, не поворачивая головы. Лицо его побелело.

– С кем имею честь беседовать? – вежливо и совершенно спокойно повторил Карл Иероним, тем не менее, на всякий случай, не опуская пистоль.

– Боярин Прыщщин, – хмуро буркнул в ответ мордатый всадник и нервно дернул головой в сторону:

– А это мои рейтуз... рейдер... Тьфу, черт побери! Рейтары!

– И что вам здесь угодно, милейший? – Барон буквально светился благодушием, но дуло его пистоля непрестанно совершало мелкие движения, зорко следя за перемещением в пространстве лба собеседника.

– На сто верст в округе от Каменного Брода – это моя земля, – прошипел сквозь зубы Прыщщин. – И я не позволю всяким проходимцам находиться на ней и строить здесь свои заводишки!

– Мы не проходимцы, а всего лишь мирные путешественники, которые вольны находиться там, где пожелают и делать то, что хотят, – в голосе Мюнхгаузена прорезались веселые нотки. – А что касается вашей собственности на эти земли... У вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие факт вашего владения именно этим земельным участком?

– Какие еще документы?! – Лицо боярина снова начало наливаться кровью. – "Дикие степи" дарованы нам, боярам Прыщщиным, еще самим Иваном Васильевичем, царем Грозным!

– Следовательно, документов нет, – констатировал мой друг. – А значит, и претендовать на окрестные земли вы не имеете никакого права. Поэтому советую вам, боярин, вместе с вашими рейтарами убраться отсюда подобру-поздорову. И лучше – как можно дальше.

– Что?! – взревел Прыщщин. – Да я... Вас... Сейчас...

В горле у него что-то грозно заклокотало.

– Томас, – позвал меня барон, не опуская пистоля, – там, в коридоре стоит бочонок с порохом. Будь добр, принеси!

Гаскойн, Чеб и Ен расступились, и я в мгновение ока исполнил просьбу моего друга. Маленький пузатый бочонок опустил на землю на полшага впереди барона.

Карл Иероним, не сводя глаз с застывшего Прыщщина, достал из левого кармана коротенький фитиль и сунул его мне в руки:

– Томас, вставь эту штучку в бочонок и приготовь огниво!

Никогда не думал, что руки могут двигаться так быстро! Не минуло и пары секунд, как все приготовления были мной исполнены.

– Сейчас Томас подожжет фитиль, а потом запустит этим бочонком в вас, господа! – произнес Мюнхгаузен звонким голосом. – Мы-то успеем укрыться в доме, а вот ошметки ваших тел гробовщики и могильщики еще долго будут собирать по всей округе.

Конный ряд за спиной Прыщщина дружно попятился. Но их предводитель все еще изображал из себя скульптуру всадника на коне.

– Кроме того, в сарае стоит мортира большого калибра с немалым запасом ядер, – нервно кашлянув, сказал Гаскойн. – А я и мои друзья Чеб и Ен – опытные артиллеристы...

Прыщщин издал злобный рык сквозь зубы, круто развернулся на коне и выехал с подворья. Рейтары немедля последовали его примеру.

– Но берегитесь, барон Мюгазин или кто вы там есть на самом деле, – за забором Прыщщин остановил коня и снова повернулся к нам. – Я немедля отправляюсь в Москву! Месяца не пройдет, как я вернусь с бумагами от московского губернатора, с войсками и артиллерией! Ужо тогда мы с вами поговорим по-другому!

– Томас! – барон весело подмигнул мне. – Поджигай фитиль! Сейчас мы устроим маленький салют в честь боярина Прыщщина!

Салют, впрочем, устраивать не пришлось. Из-за забора донеслось беспорядочное хлюпанье конских копыт по дорожной грязи. Враг ретировался.

– Виктория, господа! – Гаскойн достал из кармана камзола большой белый платок и вытер вспотевший лоб.

– Виктория, но не полная, – сказал Карл Иероним, опуская пистоль. – Враг отступил, но не разбит. И он обещал вернуться... Господа, у нас есть не более месяца для подготовки достойной встречи!

5.2

Наскоро позавтракав в таверне, мы прямо за столом собрали рабочее совещание, чтобы обсудить, как нам быть дальше. Конечно же, позвали и будущего тестя барона Андрея Тудыйогохату.

– Пан Андрей, – барон раскурил трубку, затянулся и пыхнул дымом, – прежде всего, я хотел бы узнать, что это за прыщ на ровном месте у нас образовался?

– Боярин Прыщщин Кузьма Ефремыч, – отец Марийки горько вздохнул и пожал плечами. – Живет в поместье где-то под Старобельском. Оброк мы платим ему ежегодно, но сам Ефремыч в наши края наведывается редко: раз-другой в три года, не чаще. Называет себя хозяином здешних земель... А есть ли у него на это бумаги государевы – то мне не ведомо...

Он вздохнул, опустил глаза и тихо добавил:

– А еще этот старый черт звал мою Марийку к себе в дворовые девки. В баньке, значит, прислуживать...

– Вот негодяй! – Карл Иероним выпучил глаза. – Старый ловелас! Нет, господа, нужно найти способ поставить этого зарвавшегося мерзавца на место! Раз и навсегда! Ваше мнение?

– Чугунолитейному заводу здесь быть, – Гаскойн решительно ударил ладонью по столу. – И никакие Прыщщины мне не указ! Я занимаюсь государевым делом! Мной уже спланировано расположение заводских строений и двух будущих улиц жилых домов – Английской и Почтовой!

– Факторию мы тоже твердо решили ставить именно здесь, – сказал Артур Чеб. – И мне, и Джону нравятся здешние края!

Молчаливый Ен кивнул, соглашаясь, и поддакнул:

– Здесь хорошая транспортная развязка! Можно сказать, восточные ворота в страну!

Я про себя с усмешкой отметил, что Чеб и Ен загорелись ставить в Каменном Броде свою торговую точку не столько потому, что здесь хорошие места и выгодные пути, а по большей части по тому, что оба по уши влюбились в младших дочерей Андрея Тудыйогохаты: Артур – в восемнадцатилетнюю Екатерину, а Джон – в семнадцатилетнюю Оксану. Что же касается Гаскойна, то он тоже завел себе пассию. Вдовушка Вера Гунько, живущая неподалеку на безымянном хуторке, скрашивала его вечера и ночи. Впрочем, хуторок не долго был безымянным: с легкой руки Артура Чеба его стали называть "Вера-Гунько", что местные жители почти сразу трансформировали в название "Вергунка".

– Мы построим здесь фортификационные сооружения и будем обороняться! – Лицо Карла Чарльза раскраснелось от возбуждения. – Покажем кузькину мать этому Кузьме!

– Хорошо сказано, Карл! – Мюнхгаузен снова пыхнул табачным дымом. – Мне нравится ваша решительность!

Он сделал паузу, снова затянулся и выдохнул, затем продолжил:

– Только вот времени на строительство серьезной фортификации у нас нет: напомню, господа, что в нашем распоряжении всего лишь месяц. Кроме того, Карл, чем вы собираетесь вооружить наш форт, даже если его удастся построить столь быстро? У нас в наличии всего восемь ружей, семь пистолетов, не очень большой запас свинцовых пуль и всего пять маленьких бочонков с порохом.

– Еще у нас есть пушка, Карл! – Гаскойн не собирался сдаваться. – Мы зададим хорошую трепку этому Трыщ... Дрыщ... Прыщщину!

– Я ни на йоту не сомневаюсь в вашем мужестве, Карл! – Мой друг снова окутался табачным дымом. – Но позволю себе напомнить, что к пушке у нас имеется всего три ядра, да и те пустотелые.

Гаскойн словно подавился воздухом, закашлялся. Потом сказал:

– Но, Карл... Я собирался проводить здесь только динамические испытания новой модели орудия, а не участвовать в боевых действиях!

– Я вас и не упрекаю, друг мой! – Барон миролюбиво улыбнулся. – Я всего лишь веду к тому, что придется поискать иные способы защиты, чтобы отстоять наши мечты от посягательств этого мужлана Прыщщина!

Мюнхгаузен поднялся со скамьи, прошелся туда-сюда вдоль стола, задумчиво хмуря брови, и снова обратил взгляд к нам:

– Прыщщин обещал вернуться, заручившись поддержкой московского губернатора, не так ли?

Мы дружно закивали. Пан Андрей вздохнул:

– Московский губернатор, говорят, его дальний родственник. То ли троюродный дядя, то ли двоюродный дедушка...

– Перешибить московскую бюрократию можно только еще большей бюрократией, – барон прищурился. – Питерской, столичной! Государственной!

– Но как... – Гаскойн растерянно пожал плечами. – Конечно, если бы у нас был на руках личный указ матушки – императрицы о строительстве здесь завода, никакие Прыщщины не посмели бы приблизиться к Каменному Броду даже на пушечный выстрел! Но, увы... Санкт-Петербург много дальше Москвы. Мы просто не успеем добраться в столицу, оформить разрешительный документ и вернуться обратно. Прыщщин со своими рейтарами и солдатами из Москвы вернется сюда много раньше...

– Мы обгоним его в дороге, – на лице Мюнхгаузена расцвела улыбка.

– Тогда нужно ехать в одной карете, оставив здесь весь остальной обоз с оборудованием, – прикинул Гаскойн. – И, пожалуй, нет смысла ехать всем нам...

– Мы отправимся в Санкт-Петербург втроем, Карл, – я, вы и Томас, – не сходя с места, решил барон. – Сэра Артура и сэра Джона оставим на хозяйстве.

– Предлагаю отправиться завтра утром, – сказал Гаскойн. – Нужно только выбрать карету понадежнее...

– Мы не будем связываться с наземным транспортом. – На лице Карла Иеронима появилось озорное выражение. – Томас, дружище, проверь пушку! Мы втроем полетим в Санкт-Петербург уже дважды проверенным мной способом – с помощью пушечного ядра!

– Но, Карл... – Гаскойн опешил. – Я еще никогда не летал верхом на ядрах! И потом, как мы поместимся втроем на маленьком пушечном ядре?

– Все в жизни когда-нибудь приходится делать впервые, – Мюнхгаузен лукаво подмигнул Гаскойну. – А полетим мы не верхом на ядре, а с помощью пушечного ядра! Это, Карл, будет совершенно другая технология полета! Мне только нужно сделать кое-какие математические расчеты и еще кое-что сконструировать! На это уйдет пара дней, но мы все равно успеем вернуться домой раньше, чем Прыщщин выправит бумаги на здешний земельный участок у московского губернатора!

– Тогда от слов – к делу! – Гаскойн нервно потер руки. – Начинаем готовиться!

И не мешкая, мы занялись подготовкой к воздушной экспедиции.

Глава шестая. То, или ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург

6.1

Планы – планами, но реально мы смогли уложиться только в три дня. День-деньской Мюнхгаузен пропадал в поселковой кузнице и что-то там мастерил.

Мне же барон поручил вообще нечто совершенно непонятное: выкупить у местного населения три теплых тулупа, на каждого члена экспедиции штаны потеплее и высокие шапки-папахи на два размера больше, чем требовалось для наших голов. Разумеется, шапки были нам велики настолько, что в них свободно помещалась полностью вся голова целиком. Я выразил Карлу Иерониму свое непонимание, но он, напротив, остался очень доволен моим приобретением и распорядился в каждой шапке прорезать узкие отверстия на уровне глаз и небольшие отверстия для ушей и рта. Кроме того, – опять же по настоянию моего друга, – из теплых заячьих шкурок Марийкой и ее сестрами были пошиты три комплекта теплых перчаток.

Гаскойн, Чеб и Ен все три дня занимались по поручению Карла Иеронима какими-то мудреными "траекторными расчетами".

Только ранним утром 5 ноября 1795 года мы выкатили во двор пушку. Барон, сверяясь с расчетами, законченными нашими английскими коллегами только вчера вечером, нацелил орудие куда-то на северо-запад.

Потом я зарядил пушку пороховым зарядом, и уж было собрался закатить в ее дуло ядро, но барон меня остановил:

– Погоди-ка, Томас! Для полета понадобится не обычное ядро, а кое-что другое!

Он махнул рукой и два местных кузнеца, которые все эти дни помогали Карлу Иерониму в работе, выкатили из сарая телегу, на которой лежал очень странный агрегат.

Ничего подобного я в жизни не видел.

Стальные ленты крест-накрест охватывали пушечное ядро. Эти же ленты соединяли в одно целое шесть металлических колец, разнесенных друг от друга примерно на полметра и имевших такой же диаметр, как и пушечное ядро. Внешне конструкция походила на пустотелый цилиндр с круглым ядром на вершине. В этот цилиндр один за другим были вставлены три деревянных бочонка с порохом. Но это были не совсем обычные бочонки. В их днища были вмонтированы воронки из металла. Из всех воронок торчали веревочные фитили. Каждый фитиль был закреплен в верхней крышке на следующем по счету бочонке – только фитиль на третьем, нижнем бочонке просто торчал из металлического раструба.

Кроме того, на перехваченное стальными лентами ядро была накинута большая и прочная рыболовная сеть – с такой можно было смело ловить даже гигантских акул в Тихом океане. Сеть, видимо, взяли в хозяйстве Андрея Тудыйогохаты. Венчало ядро нечто, отдаленно напоминающее складной летний зонтик, но только много больших размеров.

Еще что-то совершенно непонятное, внешне похожее на скатанное в трубку гигантское одеяло, было закреплено вдоль корпуса цилиндра с бочонками на металлическом шесте.

Я почесал пальцем в затылке:

– Господин барон, но эта штука целиком не поместится в дуло пушки... Она же будет торчать наружу!

– Ничего страшного, Томас, – отмахнулся мой друг. – Ствол пушки нужен только для правильной ориентации этого снаряда перед запуском.

– И все же, Карл, – вмешался Гаскойн, – объясните, что это такое... Никогда не видел подобной конструкции!

– Это придуманная мной ракета, Карл, – пояснил Мюнхгаузен. – Вообще-то, ракеты известны в Европе примерно с тринадцатого века. У вас в Британии, кстати, ими очень интересуется полковник Уильям Конгрев, но пока еще только на теоретическом уровне. Мы же сегодня займемся практикой в виде летных испытаний готового изделия...

– Практика без теории попахивает авантюрой, Карл, – хмурясь, засомневался Гаскойн. – Вы не считаете?

Кажется, он опасался лететь в Санкт-Петербург на этом изобретении Карла Иеронима. Я, признаться, тоже прибывал в больших сомнениях.

– Не волнуйтесь, дружище, – барон фыркнул. – С теорией у нас полный порядок. Лет пять назад я как-то на досуге решил уравнение движения точки переменной массы. А это, по сути, и есть уравнение движения ракетного снаряда.

По знаку Мюнхгаузена кузнецы сняли ракетный снаряд с телеги и аккуратно вставили его нижним концом в дуло пушки.

– Отлично! – кивнул Карл Иероним. Он расправил рыболовную сеть, закрепленную вокруг пушечного ядра. – Я возьмусь за эту оконечность сети, а вы, Карл и Томас, соответственно за левый и правый край. Держаться нужно будет очень крепко и обязательно обеими руками. Но перед этим мы наденем одежду, которую подготовил Томас. Пожалуй, стоит придумать для нее какое-то особое название, но это мы сделаем как-нибудь потом.

Поверх наших обычных мундиров мы натянули теплые штаны, надели тулупы, перчатки и шапки с дырками.

– Замечательно! – констатировал Карл Иероним, осмотрев меня и Гаскойна со всех сторон. Голос его из надвинутой на лицо шапки звучал приглушенно, но был хорошо слышен благодаря отверстиям для рта и ушей, прорезанным мной в папахах. – И вот еще что...

Он протянул мне и Гаскойну два небольших мешка с торчащими из их горловин веревочными петлями, третий взял себе:

– В петли веревок проденьте руки – так, чтобы одна петля оказалась у вас на левом плече, а вторая – на правом.

Толком не понимая, зачем нам эти мешки, я и Гаскойн тем не менее выполнили распоряжение барона. Карл Иероним проделал ту же процедуру. Теперь у нас троих на груди болтались несуразные котомки, удерживаемые перекинутыми через плечи веревками. Котомки на ощупь были мягкими и весили всего ничего. Заметив недоумение на моем и Гаскойна лицах, Мюнхгаузен пояснил:

– Я сконструировал устройство для плавного спуска с небес на землю. Если случайно оторветесь от сети во время полета, немедля развязывайте мешок и обеими руками хватайтесь за веревки, которые у вас на плечах.

Он окинул нас внимательным взглядом и удовлетворенно кивнул:

– Что же, господа, будем отправляться! Да поможет нам Бог!

Я перекрестился. Сердце бешено колотилось, душа ушла в пятки. Эх, не люблю я эти воздушные приключения! Но что поделаешь, дружба есть дружба и служба есть служба.

– Карл! – в дверях дома появилась Марийка, легкими шажками сбежала по ступенькам крыльца и молнией метнулась через двор к нам. Обняла барона за плечи, прижала голову к его груди:

– Почему ты не разбудил меня, Карл?

– Я не хотел тревожить твой сон, милая, – барон снял шапку и поцеловал ее в лоб. – Ты так сладко спала!

– Я не хочу, чтобы ты летел! – Марийка тихонько всхлипнула. – Это же опасно!

– Пустяки, родная моя! – Карл Иероним провел ладонью по ее волосам. – Мы с Томасом уже дважды путешествовали на пушечных ядрах. И, как видишь, живы и здоровы! А полет на ракетном снаряде даже безопаснее!

Барон еще раз поцеловал ее и легонько отстранил от себя:

– Нам пора, любимая! Не грусти, я скоро вернусь!

Он снова водрузил шапку с дырками на голову и повернулся к нам:

– Карл, Томас, держитесь за сеть!

Я и Гаскойн обеими руками вцепились в края плетеного полотна. Мюнхгаузен тоже ухватился за веревочные ячейки. Затем обернулся к Чебу:

– Сэр Артур, поджигайте фитиль пушечного заряда!

Бледный как свежевыбеленная стена англичанин бросился выполнять распоряжение барона. Марийка сделала несколько шагов в сторону и перекрестила нас.

– Длину фитиля я рассчитал на пятисекундное горение! – сказал Мюнхгаузен. Голос его был абсолютно спокоен.

– Есть зажигание! – сообщил Чеб откуда-то из-за пушки.

– Даю обратный отсчет! – Барон почти кричал. – Пять, четыре, три, два, один! Старт! Поехали!

Я едва успел зажмуриться.

6.2

Чудовищный грохот и невиданной силы рывок – словно меня положили спиной на кузнечную наковальню, а по груди ударили доброй сотней огромных молотов. Воздушный поток плотной упругой стеной обрушился на лицо и грудь. С ужасом осознал, что более не ощущаю землю под ногами. Сердце сжалось в комок и даже, наверное, вовсе остановилось. Дышать от волнения я тоже не мог.

– Томас, – донесся откуда-то снизу громкий хохот барона. – Можешь открыть глаза! Мы летим!

Я распахнул веки. В ослепительно-голубом небе сияло яркое солнце. В пространстве под ногами плавали бело-серые клочки ваты. Между ними просматривалось что-то коричнево-зеленоватое. Как-то сразу понял, что вата – это облака, а в просветах среди них – поля, пустоши, дороги и леса.

– Пушечный заряд выбросил нас в воздух! – прокричал Карл Иероним. – Теперь начнут работать ракетные ступени!

Я скосил глаза на хвост нашего летящего в пространстве небес снаряда и охнул – по фитилю, торчащему из металлической воронки, медленно полз яркий огонек. Сейчас рванет!

– В бочонках порох медленного горения! – Мюнхгаузен словно угадал мои мысли. – Ускорение будет плавным!

– Хорошо бы, – отозвался Гаскойн. Он висел на сети с другой стороны ракетного снаряда. – Признаться, Карл, пушечный старт – это не самое приятное, что я испытал в жизни!

"Плавности", однако, не получилось. Нас хорошенько рвануло вперед – хотя, конечно, и не так сильно, как при пушечном выстреле.

– Работает! – радостно возопил мой друг. – Поздравляю, господа, мы сейчас совершаем первый в истории человечества ракетный полет в атмосфере!

Оранжево-малиновое пламя с едва слышным шипением огненным факелом било из конического раструба на заднем бочонке. Наш снаряд снова ускорял свое движение над облаками.

Медленно горящий порох полностью выгорел секунд за двадцать. Что-то гулко пыхнуло внутри бочонка, и я увидел, как по торчащему из его верхней крышки фитилю к воронке на втором бочонке споро ползет яркий огонек пламени.