Текст книги "Черепаший галоп или Титановые звезды маршала Каманина"

Автор книги: Сергей Буркатовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

По приземлении начали разбор полетов. Выяснилось – чтобы переждать лунную ночь при такой утечке тепла, аккумуляторный блок должен был быть вчетверо больше – то есть весом с саму станцию. Такое расточительство позволить себе не мог никто. Мог помочь реактор – благо как раз ночью охлаждать его одно удовольствие – но «Буки» и «Топазы» работали пока не совсем чтобы надежно, да и ресурс у них был максимум год – даже если глушить их на ночь. Ну и безопасность, само собой. Решили выбросить на посадочном блоке «Севера» дополнительную батарею и дополнительную ЭВТИ для элементов конструкции. Однако же дополнительный пуск сокращал количество экспедиций в 78-м до одной – выделить дополнительную тяжелую ракету на фоне намечавшихся проблем не было возможности.

В привезенной «поллитре» кислорода обнаружили существенное количество хлора, использовавшегося в технологическом процессе. Дышать им было нельзя, да и хранить было стремно – благо везти было недалеко, дьюар выдержал. Немцы рвались на Луну, пощупать установку в работе. Французы согласились. Двое из разработчиков аппарата прошли медкомиссию и готовились к полету 78 года.

Доктор Дитер Фальке из VEB Buna-Werke был одним из разработчиков установки по выделению кислорода из реголита. Одним из основных разработчиков, добавим сразу. И здоровье у него вполне отвечало полетным требованиям. И зачеты по матчасти экипаж, в который входил Фальке, сдал лучше основного. Однако же первоначально его определили в дублирующий экипаж, при том, что назначенный в основной состав инженер Шмидт разбирался в установке несколько хуже. Причина в том, что членом СЕПГ доктор Фальке не был, а был он стойким католиком. И заявленный им «личный» килограмм багажа состоял из семейной библии с иллюстрациями Дюрера. Однако ставки были очень уж высоки – производство кислорода и сопутствующих вкусняшек было для освоения Луны ключевым. Вопрос решили на самом верху. Дублирующий экипаж перевели в основные.

Восемь лунных ночей, по показаниям приборов, станция пережила нормально. Нагрузки, создаваемые экипажем, отсутствовали, и емкости аккумуляторов хватало. В июле в 50 метрах от нее «положили» аккумуляторный массив, снятый со станции-дублера – с СБ от нее же, и в августе очередной «Север» доставил к «Селене-1» экипаж в составе подполковника Сергея Третьякова и доктора Дитера Фальке. Общаться экипаж мог и по-русски, и по-немецки – Третьяков в бытность вертолетчиком служил в ГСВГ и поднаторел в языке.

Пробросили и подключили в разъем, предназначенный для дополнительных СБ кабель от аккумуляторного блока. Над станцией развернули «шатер» из тканевой ЭВТИ, укрывший почти всю конструкцию, а вдобавок – изрядный кусок прилегающего грунта. Такой же шатер развернули и над аккумуляторным блоком. Немец экспериментировал с кислородной установкой. За остаток лунного дня накачали в баллоны почти тридцать килограмм. Фальке высказал мнение, что проблема с хлором кроется в уплотнителях, недостаточно защищенных от перепада температур. После совещания с Землей приняли решение после окончания всего цикла разобрать установку и привезти наиболее подозрительные узлы на Землю, благо комплект инструментов на станции имелся внушительный.

Стали пережидать ночь. До комфорта было далеко – несмотря на удвоенный запас энергии и меньший теплоотток, выше пятнадцати по Цельсию температура на станции не поднималась. Фальке ворчал о позабытой дома перине. После наступления утра вздохнули с облегчением. Успешно сжиженный кислород испарили в вакуум, оставив толику для анализов «дома». Начали разбирать установку. Через дистанционно-управляемый клапан выпустили хлор, развинтили все, что развинчивается. Кое-какие детали надо было отрезать. Эту операцию провели в предпоследний перед стартом с Луны выход. Когда все интересные узлы были сняты и уложены в вакуумированные контейнеры, ранее служившие для доставки лунного грунта, вернулись в «бочку».

Станция тем временем нагревалась. Меньше, чем раньше, но все же существенно. Сама «бочка» крепилась к силовому каркасу на шести узлах, через которые, к слову, и утекала изрядная часть «незапланированного» тепла. Два из них приходились на область шлюза, четыре – на основной отсек. Пока Фальке в основном отсеке обслуживал скафандры, Третьяков ворочал в шлюзе почти невесомые – Луна все-таки, но не потерявшие массы ящики. Один удар – не очень даже и сильный – пришелся как раз в область крепежного узла.

Перепад между дневной и ночной температурами на Луне – около трехсот градусов. Станция пережила десять циклов таких колебаний. В металле, окружающем узлы, произошли структурные изменения – в худшую, разумеется, сторону. Удар углом контейнера послужил последней каплей. Алюминиевый сплав треснул.

Еще хуже было то, что «бочка» прогревалась неравномерно – ни штатная ЭВТИ, ни «шатер» не закрывали ни входной люк, ни место крепления фермы с солнечной батареей сверху. Возник изгибающий момент – и резко ослабленную трещиной зону начало выворачивать. Телекамера зафиксировала действия Третьякова. Первым делом он дернул на себя кремальеру открытого люка между отсеками, изолируя стремительно теряющий воздух шлюз от основного объема. Микрофон был выключен, но ничего кроме «Скафандр!!!» кричать он не мог. Вторым – дотянулся до аварийного комплекта – баллона с пенообразующим герметиком и пластины, подозрительно напоминавшей габаритами пресловутую «не очень нужную» панель с «Салюта-2». Затем сорвал предохранитель и начал заливать трещину. Пену продавливало в вакуум. Гибкая панель легла на первый слой герметика, поверх заплаты ложились еще слои. И только отбросив опустевший баллон, уже харкая кровью из лопнувших легких, Третьяков открыл вентиль аварийного наддува.

Фальке не был профессиональным космонавтом. Он был профессиональным химиком. Рефлексы – в приложении к данной ситуации – схожие. Не пытаясь открыть люк, он щелкнул тумблером аварийного передатчика, влез в полузаправленный «Кречет» и загерметизировался. Давление в шлюзе росло – прошло уже несколько минут. Наконец, оно сравнялось с давлением в основном объеме. Можно было открыть проход. Работать в ограниченном объеме в полужестком скафандре – та еще акробатика, но «пустотный» стаж немца перевалил уже за двадцать часов. Дитер быстро втянул Сергея в проем и задраил люк. Сергей умирал. Кровавая пена на губах мешала говорить, из динамика связи орали и Земля, и орбитальный экипаж на «Салюте» вверху, и единственное, что смог услышать Фальке, было «Слава богу. Успел».

В эту же минуту в трехстах с лишним тысячах километров от места трагедии от сердечного приступа скончался председатель коллегии Главкосмоса, Маршал авиации, Герой Советского Союза, Дважды Герой Социалистического Труда Николай Петрович Каманин.

Двигаясь, как автомат, Фальке бросил в микрофон: «Сергей погиб. Я в порядке». Вторая часть была неправдой, но было не до точности формулировок. Давление в шлюзе держалось. Дитер снял скафандр. Первым делом он уложил тело командира в спальный мешок, закрыв лицо полотенцем. Затем поставил скафандр на дозарядку. И только после этого вышел на связь.

Жену и сына Третьякова известили через полчаса. Женщина молчала. Потом сказала всего одну фразу – «Похороните его там» – и отвернулась.

ЦУП настаивал на немедленной эвакуации. Однако Фальке игнорировал приказ. Затолкать мертвое тело в скафандр было нереально. Дитер перебинтовал тело поверх спального мешка всем, что попало под руку. Затем – уже надев свой скафандр – перетащил тело в шлюз. Сначала он погрузил на луноход возвращаемый груз – образцы, контейнеры с деталями разобранной установки, гермоконтейнер с личными вещами командира. Затем, не герметизируя шлюза, взялся за болгарку, выпилив кусок обшивки с симметричным залитому герметиком узлом крепления. И уже после, взяв лопату, начал копать могилу. Скафандр пришлось перезарядить еще раз – в кабине «Севера». Через двенадцать часов он уложил тело уже – посмертно – полковника Третьякова в неглубокую могилу, лицом к сияющей в небесах Земле. Засыпал реголитом. От перил, ведущих ко входу в базу, отхватил резаком две трубы. Сделал крест. Соединение перемотал проволокой, зафиксировал соединение аппаратом электронной сварки. Подумав, достал из набедренного кармана скафандра талисман Сергея – гвардейский значок со спиленным из соображений безопасности шпеньком – и той же сваркой прикрепил к перекрестью. Крест – в изголовье, на холмик – Библия с репродукциями Дюрера. Полковник Третьяков стал первым из землян, чей прах так и не вернется к породившему его праху – по крайней мере, в ближайший миллиард лет.

Есть трагедии – и трагедии, неудачи – и неудачи. Одно дело, когда причиной катастрофы становится криво спроектированный парашютный отсек, и совсем другое – когда ситуация описывается чеканной (правда, несколько адаптированной к новым реалиям) формулой Ллойда – «Вследствие неизбежных в Космосе случайностей». Да, конечно, кто-то не учел повышенного теплопотока, кто-то неудачно подобрал схему крепления. Однако все расчеты и проекты базируются на опыте – а опыт существования и работы во столь враждебной среде ох как редко дается без жертв.

В летящем к Земле «Союзе» царило не уныние, но скорбь. В кресле пилота «Севера» располагался тюк с «незапланированными» материалами. На Земле прощались с Каманиным. Похороны отложили до возвращения космонавтов. Прибыли делегации от НАСА – с Гленном и Армстронгом во главе – и космических агентств соцстран. Из Франции прибыл лично Жискар д`Эстен, из ГДР – Хонекер.

Серьезные люди, пользуясь случаем, говорили о серьезных делах. Занявший место покойного Каманина Титов (пост опять не отдали никому из конструкторов) сообщил, что после «работы над ошибками» строительство лунной базы будет продолжено, не исключено, что на том же самом месте. Американцы предложили согласовать процедуры возможных спасательных операций. Стыковочный узел прежних лунных кораблей уже использовался в программе APAS, новую его модификацию было решено принять в качестве международного стандарта. Пользуясь случаем, французы анонсировали на следующий год уже полностью свой пилотируемый старт – «Нормандия» (в девичестве «Семерка» с водородной третьей ступенью собственной французской разработки) должна была вывести на орбиту глубоко переработанную Челомеевскую капсулу с оригинальным французским ПАО. Гленн сообщил, что первый челнок, предположительно, стартует в 80-м – «Вы нас поторопили, парни».

Немцев (ГДР, естественно) официально включили в число участников проекта лунной базы с 10% квотой на полеты – наряду с СССР и Францией. Поляки тоже пытались втиснуть своего «рака с клешней» – лунный скрепер – но тот вот уже пару лет пребывал в состоянии перманентной 70% готовности. Договорились: утром скрепер – вечером полет, а пока Мирослав Гермашевский поработал недельку на «Салюте».

Тем временем другие серьезные люди, также обращенные в помыслах к небесам – правда, в несколько ином аспекте – решали свои сложные проблемы. С одной стороны, первым похороненным на Луне человеком был безбожник-коммунист. С другой – похоронен он был по католическому обряду. С третьей – изучение церковных книг неопровержимо свидетельствовало, что покойный был крещен в православии – бабка втихомолку постаралась. Ну а обычную для каждого русского человека (будь он хоть трижды коммунист) приговорку «Слава богу, успел» многие однозначно трактовали как предсмертное обращение к Господу.

Собственно, не будь тысячелетней распри католиков и православных – вряд ли этому событию придали бы такое значение. Ну умер, ну похоронен. Но уступить первенство вне Земли не кому-то там, а другой христианской же конфессии – церкви не желали никак. А ну как, буде промедлим, оппонент использует сие (скорбно вздохнув) печальное событие к своей вящей выгоде?! И потому на кардинала Войтылу, буркнувшего что-то про «безбожника, да еще и русского, которому придается слишком большое значение» собратья-кардиналы посмотрели с неким осуждением – как на не вполне контролирующего свои страсти перед лицом Высокой Политики – и 16 октября того же года поляк не набрал в конклаве необходимых голосов. Новым Папой стал немецкий кардинал – тоже весьма закономерно.

У идеологического отдела ЦК КПСС хватило ума не вмешиваться в дискуссии католиков с православными. На этом просто не акцентировали внимание – хотя установку креста, снятую камерами станционного лунохода, нет-нет да и прокручивали по ЦТ.

Собственно, возможно, дело было не в уме. В партии намечался явный раскол и идеологам было не до того.

В 79 году стартов было мало. К Луне полетел только фотограф с мультиспектральной камерой на полярную орбиту. К станции летали тоже реже обычного.

Еще в апреле 78-го к "Салюту-5" на околоземной орбите пристыковали еще один 30-тонный блок. Половину его объема занимали служебные системы – баки, гиродины, двигатели. Торцевой стыковочный узел позволял не только принимать топливо, но и заправлять пристыкованные аппараты. Кроме того, еще один стыковочный узел размещался на боковой поверхности, рядом с монтажными площадками базового блока. К этому-то боковому узлу и причалил в январе 79-го 5-тонный шлюзовой отсек, доставленный ПАО "Союза". В марте очередной грузовик наряду с топливом доставил экспериментальную раздвижную ферму. Экипаж во главе со Светланой Савицкой смонтировал ее на одной из площадок базового модуля и попытался развернуть. Это удалось, хотя и с некоторыми сложностями. Электронной сваркой зафиксировали соединения, обеспечив жесткость конструкции. Вторую ферму, усовершенствованную, доставили и установили через три месяца на противоположной площадке. Процесс развертывания и фиксации прошел идеально, однако при возвращении выяснилось, что поврежден люк шлюзового модуля – неверная последовательность операций привелак "вывиху" одной из петель. Пришлось возвращаться согласно резервному варианту – через БО пристыкованного к станции "Союза". Резервный шлюзовой отсек (дублер запоротого) на Земле имелся, но вот ракеты для его доставки не оставалось. Экипаж предложил выход – в порядке подготовки экспедиции к Марсу ресурс "Союза" продлили до года (нужно было минимум полтора – но не все сразу), так что смену экипажа можно было задержать на полгода. Все равно годовой полет планировался для следующего экипажа. В мае на "сэкономленной" ракете стартовал сменный шлюзовой отсек – на сей раз с дополнительной "защитой от дурака", а экипаж Савицкой пошел на годовой полет.

В августе состоялся еще один этапный запуск – правда, без особых внешних эффектов. Очередной разведывательный «Космос» наконец-то нес вместо фотопленки электронную ПЗС-линейку. Разрешением он не блистал – всего метр в градациях серого и 4 метра – в цветном режиме – зато оперативность его работы не шла ни в какое сравнение с аппаратами на базе СА «Востока» или «Союза». К началу ноября полностью отработали съемку и сброс изображений через стационарные спутники связи и напрямую на СКП. Вовремя. Советско-китайские столкновения с декабря 79-го по март 80-го могли без оперативной информации закончиться куда более плачевно – один-единственный кадр сосредотачивающейся китайской танковой дивизии, оказавшийся на столе командующего объединенной советско-монгольской армией всего через полтора часа, окупил и разработку, и изготовление, и запуск спутника – минимум трехкратно.

Что называется – «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Конфликт со столь серьезным противником, как Китай, перевел бушующие в обществе страсти, доходившие прежде до перекрытия магистралей, в более спокойное русло. Оба лагеря – и «промышленники», и «идеологи» левого крыла, как-то присмирели. Переговоры о возможном «разводе» внутри КПСС сместились «под ковер» и на ковры обшитых дубом кабинетов. Чем-то пришлось пожертвовать Устинову, чем-то «сусловцам». Больше всех пострадал Андропов. Его попытка усидеть на двух стульях закончилась, как это часто бывает, на полу. КГБ – опять-таки в качестве компромисса – возглавил молодой (всего полтина!), но перспективный хммм… в общем, журналист и дипломат Примаков.

А Главкосмос буквально окунули в шоколад. Разведка, связь, навигация (пока первого поколения) – все эти космические «плюшки» позволили сократить традиционный бардак начального периода войны всего до трех суток. И хотя в первую неделю потери советских и монгольских войск превысили 10 тысяч человек убитыми (две дивизии – советскую и монгольскую – китайцы первым же ударом привели почти к нулю) – операции следующих двух месяцев напоминали избиение зрячим слепого. Оглоблей. Когда 8 марта Дэн прилетел для переговоров в Москву (официально войну объявить так и «забыли» – по примеру Халхин-Гола), китайцам в качестве сдерживающего средства оставался только ядерный шантаж – вещь, впрочем слишком рисковая. Обоюдно. Короче, договорились. Советские войска отошли с территории Китая, осмысливая новый опыт. Были выставлены скорректированные требования и к связи – нужны были более портативные спутниковые станции, и к разведке – время реакции в 6 часов от подачи заявки до получения данных со спутника должно было стать стандартом, и к навигации – плюс-минус метр в любое время дня и ночи.

Демонстратор технологий космической навигационной системы 2 поколения «ГЛОНАСС» запустили к Олимпиаде – в июне 80-го. Второй, с отловленными багами – к концу года. Развертывание всей группировки – 30 аппаратов – планировалось на конец 85-го, по 2 тройных старта в год.

Американский космический корабль многоразового использования «Коламбия» стартовал в июле 1980 года – работы ускорили, как только могли. В США вздохнули с облегчением – 5-летняя пауза в пилотируемых космических полетах на фоне советской лунной эпопеи и орбитальной активности нервировала общество так же как в 50-60-х. Картер попытался сделать полет одним из своих козырей в борьбе за 2 срок – и проиграл на фоне китайского (республиканцы требовали более активной помощи противнику СССР) и иранского кризисов.

Белый Дом занял Рейган – сторонник жесткой конфронтации с Советами. На совещании Комитета Начальников Штабов было решено, что дешевое средство вывода ПН на орбиту, каким представлялся Шаттл, позволит достичь военного превосходства над русскими на новом театре военных действий – в космосе. В конце концов, русские продолжали летать на ракетах времен зари космической эры – «Семерку» никто не списывал. Да и другое основное семейство – «Н-2» – тоже базировалось на технологии 10-летней давности.

Некоторое беспокойство внушало стремительное сокращение русскими их отставания в электронике. На IBM было оказано мощнейшее давление. В результате производство новой модели персонального компьютера на базе однокристального процессора Интел 8088 на СП в Александрове передано не было. Более того, новая модель – PC XT – хотя и обладала открытой архитектурой, по большинству стандартов была несовместимой со старой. Русские обиделись… и предложили выкупить у IBM долю в совместном предприятии. ИБМ согласилось – новая администрация США стремилась сократить контакты с коммунистами максимально. Все остались довольны. Включая Сименс, который наконец-то дорвался до желанной цели и вошел в капитал нового СП. «Домбаи» хлынули в Европу.

В 81-м НПО «Аргон» представило однокристальный «Домбай-32бис». Его архитектура в основном повторяла «Домбай-32», но вот тактовая частота составляла уже 4 мегагерца.

Новые модели "Рекордовских" персоналок проектировались также исходя из открытой архитектуры – правда, с иной, нежели у IBM, шиной.

"Союзы" летали со старым БЦВК – а вот весь новый транспортный комплекс должен был летать уже с новой электроникой.

В свете пока не озвученных, но известных «кому надо» планов нового американского президента дешевый выход на орбиту становился приоритетом номер раз. В марте 81-го с Байконура стартовала «Н-23» несколько необычного вида. Боковые блоки были снабжены V-образным оперением и несли «на спине» какую-то сложную конструкцию. После отделения и торможения конструкция разложилась в прямое крыло и стреловидное переднее горизонтальное оперение. Запустились турбореактивные двигатели, блоки пошли на посадку к недавно увеличенной ВПП космодрома. Первый блок сел штатно, в автоматическом режиме. Второй – промахнулся, подломил шасси и пропахал брюхом степь. Тем не менее, самая дорогая часть – основной двигатель – не пострадала. Диагностика, переборка двигателей. На повторный старт блок А1 вышел практически таким же, как и в первый раз, блок А2 – с новыми баками и силовой конструкцией. К «Салюту-5» ушел первый чисто научный модуль, а на ВПП космодрома благополучно вернулись первые советские теперь-уже-многоразовые разгонные блоки. Финансовые подсчеты показали, что при десятикратном использовании блоков первой ступени (а в перспективе намечалось увеличить ресурс до 25 полетов) стоимость килограмма на низкой околоземной орбите падала с 700 до 500 рублей. Терялись только баки 2 и 3 ступеней, 3 дешевых серийных двигателя и недорогой БЦВК. Выводимая на орбиту масса несколько падала – с 30.5 до 28 тонн – но это, особенно с учетом прогресса в электронике, было приемлемой платой.

Тем временем на аэродроме в Жуковском учился летать и советский «челнок». Он весьма существенно отличался от американского Шаттла. Прежде всего, в его конструкцию были интегрированы топливные баки 3 ступени – носовой для керосина и два кислородных – в корме. Кабины пилотов как таковой у летного изделия предусмотрено не было – капсула экипажа, снабженная собственной теплозащитой и САС, могла устанавливаться в размещавшийся над кислородными баками отсек ПН. Впрочем, на летавшем аналоге кабина пилотов, контролировавших работу автоматики, присутствовала. Для самостоятельного взлета помимо 2 штатных ТРД обеспечения посадки «аналог» был снабжен еще парой.

После сотой посадки (из них 21– полностью в автоматическом режиме, без людей на борту) аппарат перегнали на полигон в Заволжье. Оттуда, с одного из аэродромов в степи, аналог стартовал в последний раз. В грузовом отсеке разместилась капсула экипажа – несколько измененный СА «Союза» – и габаритно-весовой макет многофункционального стыковочного отсека. На высоте около километра на борт была подана команда. Аналог выполнил полубочку и вверх днищем устремился к Земле. Автоматика среагировала мгновенно. Резкими ударами двигателей ориентации корабль перевернуло в нормальное положение. Вышибая панели створок грузового отсека, капсула стартовала вверх под углом в 45 на высоту, достаточную для открытия парашюта. Сидящий в кресле командира «Иван Иванович» совершил жестковатую, но приемлемую посадку. С неработающими ТРД, с нарушенной центровкой, с развороченной работой САС кормой, аналог продолжал бороться. Уцелевший БЦВК работал и щитками, и остатками топлива в ДУ ориентации. Перед самой землей аппарат дернул носом вверх и пропахал днищем степь, подняв тучу пыли. Подбежавшие от вертолета испытатели остолбенели. Корабль лежал на брюхе. Носовой бак был частично смят, левое крыло пошло трещинами. Из разнесенной ТТРД САС кормы ползла пена от огнетушителей. Но форма корабля осталась вполне узнаваемой.

Расшифровка черных ящиков показала, что будь в аналоге экипаж – он имел бы существенные шансы на спасение. Отстыковав крылья (и естественно, обезвредив все, что подлежало обезвреживанию), аналог вместе с СА загрузили в «Антей» и отправили в Монино, где для столь примечательного экспоната был возведен отдельный ангар.

Первый космический старт советского челнока состоялся в январе 83-го. О старте объявили заранее, и ЦТ за 2 дня до назначенной даты показало СК «Н-23», установленную на него ракету с многоразовыми боковухами и возвышающийся на месте 3 ступени космический самолет.

Однако случился небольшой конфуз – перед самым стартом не отошла одна из ферм башни обслуживания. Запуск перенесли на две недели.

Вторая попытка прошла как-то буднично. Показали старт и автоматическое приземление ускорителей. Впрочем, их показывали уже не в первый раз – но все равно было красиво. Через 4 часа показали полет возвращающегося «Бурана» и его посадку. Толстенький самолетик проигрывал ускорителям в изяществе и зрителей даже немного разочаровал. Но собственно, все было нормально. Работают люди. Молодцы.

Как водится, экономисты начали считать. При старте нашего челнока терялась вторая ступень – баки и 2 «НК-33». Блоки первой ступени, сам челнок и стартовый комплекс нуждались в техобслуживании и частичной переборке. Ну да, «цена билета» выходила чуть поменьше – грубо, вместо 5 миллионов рублей за место – «для своих» – получалось чуть больше трех.

Использовать челнок для вывода на орбиту ПН, что составляло одну из основных задач Шаттла, смысла не имело. Даже в беспилотном режиме он тащил едва 10 тонн, а цена полета – около16 миллионов – более чем вдвое превышала цену пуска аналогичной по грузоподъемности "Н-21". А вот возвращать сверху всякие полезности или не совсем (или не всем) полезности было крайне важно.

В том же году советская ядерная космонавтика оправлялась от прошлогоднего фиаско, когда осколки «Топаза» отработавшего спутника радиоразведки рухнули на Канаду. Были добавлены дублирующие предохранительные системы – и в феврале 93-го на орбиту вышел «Топаз-2», имевший электрическую мощность 50 киловатт и ресурс работы 400 суток. Эффективность системы «Легенда» – морской радиоразведки – значительно выросла.

Следующий «Топаз» служил энергоустановкой ядерного буксира. 10-тонный аппарат был выведен водородной «Семеркой» на орбиту высотой 400 километров. В его составе был комплекс баков с 4 тоннами АТ/НДМГ в качестве полезной нагрузки, самого реактора, батареи электрореактивных двигателей и 4 тонн рабочего тела – ксенон-криптоновой смеси. Полеты с малой тягой – занятие медитативное. До орбиты ИСЛ танкер добирался год. К этому времени его и еще 11 аналогичных аппаратов (по одному в месяц, 6 запитывались от реакторов, 6 – от пленочных солнечных батарей по 250 квадратных метров) ожидал «Салют-6» – жилой модуль с пристыкованым хранилищем топлива емкостью 30 тонн, добравшихся до целевой орбиты значительно быстрее, хотя и ценой применения трех «паровозов». Перелив топливо в баки станции, танкер ушел на гелиоцентрическую орбиту – ресурс реактора подходил к концу, а гадить в месте будущей активной деятельности не хотелось. После прибытия трех первых танкеров до станции «своим ходом» добрался многоразовый лунник-"кран" с подвешенной кабиной экипажа. Одиннадцать с небольшим тонн топлива было перекачано в баки «Хиуса» (длинноногий аппарат напоминал космолет из «Страны багровых туч») – и многоразовый лунник совершил первую посадку. Самоходная кабина отцепилась от захватов и совершила «круг почета» по лунной равнине, после чего была подхвачена «краном» и возвращена к станции. Следующие три танкера перекачали топливо в баки «крана» – а конвейер продолжал работать. Новые танкеры запускались уже только на «солнечной» тяге – это было намного дешевле. После повторной заправки «Хиуса» на станцию на проверенном «Союзе» прибыл экипаж – два советских космонавта, француз и немец. Обследование «крана» показало отличное техническое состояние. В августе 84-го после длительного перерыва космонавты Советского Союза, Франции и ГДР вернулись на Луну. Посадку совершили на Базе Третьякова. Постояли перед могилой, дали залп из трех припасенных ракетниц. Демонтировали кой-какие элементы конструкции базы. За прошедшие годы трещинами пошел весь объем станции, поведение материалов в экстремальных лунных условиях представляло немалый интерес. Особенно в разрезе планов следующего года. Взлетели и состыковались нормально. Повторный осмотр «крана» неисправностей не выявил, БЦВК диагноз «здоров» подтвердил.

Ко времени второй экспедиции подогнали запасной «кран», «внеплановый» буксир притащил еще один реактор на таком же, как у кабины экипажа, луноходном шасси. Этот был предназначен для трехгодичной работы. Вместо эмиссионной рубашки реактор использовал двигатель Стирлинга и хотя давал всего 20 киловатт – для лунной ночи это было в самый раз.

Новую «бочку» положили в 2 километрах от старой базы. Внешне она напоминала старую – но конструкция ее была изменена радикально. Прилунившийся рядом экипаж первым же делом натянул над базой теплоизолирующий полог. Кран ушел вверх и вернулся с реактором. Его отогнали за группу скал, проложили и пометили вешками кабель. К лунному вечеру реактор был запущен. База была восстановлена.

Снабжение топливом для посадочно-взлетных операций осуществлялось «медленным и печальным» – однако относительно дешевым – солнечно-электрореактивным методом. А вот таскать таким образом оборудование было не с руки – терялся темп программы. Посему в декабре 84-го польский скрепер отправили к Луне на долгожданном ядерном РД-410. Нагретый в реакторе водород выбрасывался со скоростью 9 километров в секунду, что позволило из 28 тонн на низкой орбите довезти «до места» и сам 4-тонный «лунный трактор», и 11200 кило топлива, необходимых для его доставки. Реактор также увели на гелиоцентрическую орбиту. Дороговато, но главным было отработать технологию. В течение 85 года стартовало еще три «четыреста десятых». Второй взорвался на активном участке, вызвав волну протестов «Зеленых». То, что все обломки либо остались на высокой орбите, либо рассеялись в атмосфере, не повлияв на радиационный фон, во внимание ими не принималось.

Третий, усовершенствованный, отлетал как надо.

Более мощный ЯРД РД-600 отработал программу наземных испытаний. На околоземной орбите начался монтаж марсианского экспедиционного комплекса. Программа 86 года высадку людей не предусматривала. Планировалось сбросить два автоматических посадочных аппарата с грунтозаборными устройствами и взлетными ракетами. Капсулы с грунтом экипаж должен был подобрать на орбите. Жилым модулем служил аналог лунных орбитальных станций, вылизанный за прошедшее десятилетие до мелочей. Полуторагодовой полет Джанибекова и Полякова позволил медикам дать отмашку. Для возвращения использовался тот же «Союз». Посадка с подлетной траектории в более жестких, чем при возврате от Луны, условиях требовала усиления теплозащиты. Что и было сделано. Для торможения у Марса и старта к Земле использовался разгонный блок на перекиси и пентаборане. Гадость та еще, но при отработке малых спутников (читай – ракет «космос-космос») работать с ней все-таки научились. Эта же гадость использовалось и во взлетных ракетах. Массу одного спускаемого аппарата удалось сократить до 4 тонн, взлетной ракеты – до 2. В принципе, можно было бы обойтись автоматом – однако испытание межпланетного корабля было одной из задач экспедиции.