Текст книги "Да обойдут тебя лавины"
Автор книги: Сергей Бершов
Соавторы: Александра Парахоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
С. Б.– Маршрут Салатэ, который мы выбрали для восхождения, и сейчас у меня перед глазами. Раскаленный калифорнийским солнцем гранитный отвес, над которым нависает стена. Характер скал, совершенно непохожий на все, с чем приходилось иметь дело по нашу сторону океана. Убийственная жара. И нет воды. Неимоверное напряжение каждого шага. Срыв. Еще один... Радость, что все же прошел по глянцу этих плит. Такое не забывается. Даже теперь, когда за плечами немало сложнейших маршрутов – и чисто скальных, и комбинированных, Эль-Капитан занимает в моем сердце особое место. Не стал бы задумываться, если бы предложили подняться по одной из его стен еще раз. Но хочу верить: самые-самые вершины еще ждут меня, моих друзей.
А. П.– Когда мне довелось путешествовать в Гималаях, высоко в горах, в Памаянгтзе, любовались в буддийском храме огромным филигранной работы многоэтажным изображением рая. Чего и кого там только не было! Птицы, драконы, люди, божества обитали в розово-бело-голубом великолепии. А за стенами храма сияла снегами Канченджанга – священная для индийцев и непальцев гора. Подумалось тогда – если бы изобразить рай попросили альпиниста, он бы изобразил мир вершин. Интересно, а чем можно объяснить популярность поговорки «Умный в горы не пойдет»?
С. Б.– Подозреваю, ее придумали сами альпинисты,– люди, умеющие понимать и ценить юмор, склонные к самоиронии. Кто занимается у нас альпинизмом? Академики, профессора, доктора и кандидаты наук, люди с высшим образованием. Горы для них – средство восстановления работоспособности, поддержания формы – ведь там молодеешь душой и телом. За две недели в высокогорье полностью обновляется состав крови. Если бы знали об этом те, кто прошел Чернобыль, кто вынужден жить в зонах жесткого радиационного контроля, наверное, использовали бы все возможности побывать на Кавказе, Памире, Тянь-Шане.
Но есть и еще причины, объясняющие, почему альпинизм – спорт интеллигенции. Рабочему, у которого отпуск короткий, отправиться в многодневную экспедицию не так-то просто. Да и дорогостоящее это удовольствие. Цены пуховых курток, спальных мешков, пластиковых ботинок, веревок, палаток, рюкзаков – просто астрономические. Если даже на среднем уровне заниматься – недешево. Ну и потом, многие у нас просто не умеют, не хотят проводить отпуск активно. Что говорить, если "отдыхать" и "лежать" для многих – слова-синонимы. Предел мечтаний большинства – пляжное безделье.
А. П.– Мне кажется, дело не только в этом. Альпинизм – он все же не для всех. Воли, смелости, да и просто желания снова и снова испытать себя таким образом хватает не каждому.
С. Б.– Да, ты права. По наблюдениям инструкторов альпинистских лагерей, из каждого отделения новичков, то есть из 10 человек, остается 1-2, не больше. Уходят, отсеиваются по разным причинам и позже. Но те, кто полюбил горы по-настоящему, не бросают их. Не обязательно становиться мастером экстра-класса. Можно всю жизнь ходить на восхождения, на уровне третьеразрядника. Таких любителей знаю немало и искренне их уважаю. И честное слово, горы приносят им радости нисколько не меньше, чем членам сборной страны.
Так что многое все-таки зависит от самого человека. Сейчас у тех, кто занимается альпинизмом, появились новые возможности. Работа в бригадах хозрасчетных альпклубов, альпинистских кооперативах дает возможность и зарабатывать нормально, и в горах находиться, сколько надо и хочется. Идея альпклуба: развитие альпинизма на основе финансовой самостоятельности. На Украине таких клубов десятки, они уже взяли на себя большую часть расходов, которые раньше несло государство. Бригады красят телевышки и ретрансляторы, ремонтируют здания, промышленные объекты.
А. П.– Насколько я знаю, альпинисты в народном хозяйстве работают уже немало лет.
С. Б.– И сам я, как помнишь, в свое время был маляром-высотником, пока не стал профессиональным спортсменом. С удовольствием вспоминаю время, когда работал «под куполом» – неба или какого-нибудь гигантского цеха. В мое время альпинистские бригады «не вписывались» в заскорузлую схему экономических отношений, существовали полулегально. А их работа оплачивалась на глазок. Сейчас промышленный альпинизм получил права гражданства. Таких бригад на Украине сотни, объем производимых ими работ исчисляется миллионными цифрами. Большая часть заработанного передается на финансирование экспедиций, работу секций, закупку снаряжения – все это осуществляют альпклубы. Бригады сами решают, какая часть заработанного уйдет на зарплату, какая – на дотацию к государственной пенсии детям погибших альпинистов, как это делается в харьковском клубе.
Не буду перечислять, сколько бюрократических рогаток приходится преодолевать, с какими административно-командными нелепостями сталкиваться. Например, парадокс с налогообложением. Все как будто понимают: альпклубы выполняют социальный заказ, работают с молодежью, пропагандируют здоровый образ жизни, но при этом суммы налогов, которыми облагаются альпклубы, непомерно высоки. Альпинистские кооперативы выполняют те же работы, но хотя трудятся они исключительно на собственный карман, к ним финансовая фортуна значительно более благосклонна. Какими "высшими экономическими интересами" это можно оправдать, не представляю. Кому выгодно "задушить" альпклубы? А ведь если ничего не изменится, это вполне может произойти.
А. П.– Будем надеяться, расчет на сиюминутную выгоду сменится соображениями иного порядка. Но послушай, получается, альпинизм – это бригады, нормы выработки, доходы, расходы... А как же спортивная сторона?
С. Б.– Одно без другого невозможно. И прежде всего альпинизм, может быть, не похожий на все другие виды,– спорт. Уже потому хотя бы, что в нем существует система разрядов, проводится чемпионат республики.
А. П.-Но прославленный итальянец Рейнхольд Месснер не имеет ни официальных титулов, ни разрядов – только имя...
С. Б.– Да, но это имя знает весь мир. У нас все по-другому. Мое мнение: в целом отечественная система подготовки альпинистов – от простого к сложному – и логична, и эффективна. Это признают и иностранцы. У них ничего подобного нет. Как нет и принятой у нас системы соревнований. Вот и не могут западные коллеги взять в толк, для чего мы проводим свои чемпионаты, если большинство из общепринятых для состязаний критериев в принципе не могут быть соблюдены: как говорить о каких-то равных условиях, если соревнуются на разных вершинах, в разное время, при разной погоде? Совпадают только классы (от многих давно пора отказаться. Что, например, проверяет класс траверсов или высотный – кто дольше выживет на высоте?) и категории трудности – но они тоже весьма условны. Не следят за восхождениями не только болельщики, но и судьи – последние лишь провожают и встречают команды. Что было во время восхождения, описывают сами спортсмены. Вот и получается, что соревнуются не люди, а отчеты. Участники стремятся набрать зачетные баллы – ведь без них не выполнить мастерский норматив, не попасть в сборную команду. Или такой нюанс. Проходит команда сложный маршрут. «Двойка», идущая первой,– «забойщики», как мы говорим, – обрабатывает маршрут, проходит его с нижней страховкой. Остальным намного легче – достаточно уметь подниматься по закрепленной веревке. А баллы все получают одинаковые, на равных входят в сборную.
А. П.– Сейчас, когда альпинисты не зависят от финансовых инъекций Госкомспорта, можно от этих надуманных соревнований спокойно отказаться. Но как же тогда определять лучших? И как возможный отказ отразится на подготовке спортсменов? Ведь сейчас большинство тренируется, чтобы повысить разряды, звания. Интересно, как эту проблему решают в других странах?
С. Б.– В 1989 г. одним из лучших в мире было названо восхождение югослава Томо Чессена на пик Жану в Гималаях. В одиночку Чессен прошел за сутки сложную стену этого семитысячника. В свое время много было споров, кто в мировой табели о рангах альпинист № 1 – Месснер или Кукучка (это было еще до гибели Юрека). Месснер первым прошел все восьмитысячники, зато у Кукучки было 4 зимних восхождения на высочайшие вершины. А вот если бы альпинистам представился случай помериться силами на одном маршруте, показать свой класс...
Не было бы в спортивной биографии Сергея Бершова гималайских восхождений, если бы не было в ней многих лет занятий спортивным скалолазанием. Крым – главный "скалодром" наших спортсменов. Соревнования по скалолазанию в Симеизе
А. П.– Но мы же убедились, что создать равные условия невозможно, объективных критериев нет.
С. Б.– Мы говорили о том, что чемпионаты в их нынешнем виде не нужны. Но вот формула проведения первенств в скальном классе видится мне очень перспективной и для других классов восхождений. Представь. Команда подает в Федерацию альпинизма краткий отчет о своем восхождении. Например, двойка прошла южную стену пика Коммунизма. Было время, ее преодолевали за 27 дней, потом за 13, 10. А тут – за 3 дня. Достижение? Безусловно. Судейская коллегия сравнивает восхождения и определяет самые интересные. Каждый маршрут «стоит» определенное количество баллов: «пятерка» – один, «шестерка» – три. Тех, кто набрал за сезон наибольшее количество баллов, или участников наиболее интересных восхождений – человек 50 – приглашают на сбор (сейчас в скальном классе так проводится «школа»), где двойки соревнуются уже не заочно, а на глазах у судей и соперников, на одном маршруте. Связка, которая пройдет его быстрее и грамотнее всех, признается лучшей. И не исключено, что кто-то из участников услышит: «Ты, парень, баллов много набрал, но ты же безграмотный альпинист, ходишь на грани срыва». Зато техничные, способные ребята сразу будут замечены. Пока так происходит не всегда. К примеру, неожиданно для всех закончились соревнования в очном классе летом 1989 г. Их выиграли молодые харьковчане И. Свергун и А. Макаров. До этого по набранным баллам оба значились где-то в начале второго десятка участников. В «школе» ребята сумели показать свой действительный уровень, продемонстрировали, насколько технично, надежно и быстро могут преодолеть заданный маршрут. Неудивительно, что оба прошли отбор и в гималайские команды для восхождений на Лхоцзе и Манаслу.
Выносливость, необходимая на восхождениях, приобретается на тренировках, в том числе лыжных. Впереди – 50-километровая дистанция, до финиша гонки далеко и Сергей пока улыбается
За границей альпинистских сборных в нашем понимании вообще нет. Скажем, Кристоф Проффит, возглавлявший зимнюю французскую экспедицию в 1990 г. на южную стену Лхоцзе, приглашал в свою команду тех, кто подготовлен для работы на этом маршруте и может пройти стену. Надо сказать и о таком аспекте проблемы: экспедиция требует расходов, поэтому рюкзаки собирают те, кто располагает финансами. Сегодня и мы к этому пришли – быстрее, чем нам казалось.
А. П.– Что же, восходительские возможности – не главное, решающим критерием становится, финансовый потенциал?
С. Б.– Ну, не совсем так. Но в экспедиции при прочих равных условиях поедут спортсмены, которые смогут внести определенную сумму, или те, за кого ее внесут альпклуб, спонсоры.
А. П.– А как становятся спортсменом экстра-класса? Что нужно, чтобы претендовать на участие в престижных поездках, экспедициях, войти в альпинистскую элиту?
С. Б.– Наверное, настойчивость. Умение не щадить себя на тренировках, восхождениях. Терпение. Хорошие физические данные. Любовь к горам. Да много всего... Я, например, убежден, высококлассный альпинист – это всегда отличный скалолаз. В нашей сборной большинство альпинистов прошли школу спортивного скалолазания. Та же тенденция наблюдается и на Западе: сильнейшие восходители – обязательно отличные скалолазы.
А. П.– Значит, родившись в недрах альпинизма, отпочковавшись от него в самостоятельный вид спорта – азартный, зрелищный, – скалолазание таким образом возвращает ему «долги»? Недавно с интересом читала о развитии скалолазания в Бразилии. Известный спортсмен Бруно Менескал очень высоко оценил уровень советских мастеров и вообще он считает, что колыбель современного скалолазания – Украина семидесятых.
С. Б.– Ну, бразилец не совсем точен. Истоки скалолазания надо искать в далеком прошлом – на знаменитых Красноярских столбах, где удалые сибиряки, используя кушаки для страховки, похвалялись молодецкой силой и ловкостью. А родиной спортивного скалолазания является бывший СССР, но не Украина, а Кавказ, точнее Домбай, где в 1947 г. «отец» этого вида спорта Иван Иосифович Антонович провел первые соревнования среди инструкторов альпинизма по лазанию на скорость. С середины шестидесятых такие соревнования стали регулярными, скалолазание – самостоятельным. В семидесятых на соревнования, проводившиеся на крымских скалах, начали приглашать зарубежных спортсменов. На Западе скалолазание развивалось по иному пути: время прохождения маршрутов не учитывалось, только сложность. Когда иностранцы впервые попробовали выходить на наши трассы, то маршруты, которые мы «пробегали» за 4-5 мин, гости или вообще не могли преодолеть, срывались, или проходили минут за 20. Это, конечно, не осталось незамеченным. Видимо, Бруно Менескал был гостем или участником крымских стартов, потому и говорит об Украине семидесятых. Наш опыт дал мощный толчок развитию скалолазания в других странах.
А. П.– Слышала, что этот вид спорта планируется включить в программу одной из ближайших олимпиад как показательный. Будет ли нам что показывать?
С. Б.– Думаю, да. Хотя не рискну утверждать, что спортивное скалолазание сейчас на подъеме. После семидесятых, вооруженные нашей техникой, западные скалолазы сделали колоссальный скачок в лазании на сложность. А мы долго варились в собственном соку и в этом виде отстали. В этапах соревнований на Кубок мира в лазании на скорость наши спортсмены неизменные чемпионы, призеры. А в состязаниях на сложность (спортсмены проходят трассу с нижней страховкой, на это отводится определенное время, а победителем становится тот, кто за меньшее время сумел подняться выше) даже на наших скалах побеждают пока гости. Почему так получается? Когда в семидесятых стали соревноваться в прохождении предельно сложных маршрутов, из 50 участников до финала добирались 3-5. Не придумали ничего лучше, чем отказаться от этих соревнований, хотя красноярцы, например, настаивали на дальнейшем усложнении. В итоге все равно пришли к сложности, но – потеряли десятилетие. Теперь догоняем.
А. П.– Не могу не вспомнить демонстрацию по ЦТ фильма, ставшего сенсацией. Он был посвящен французскому скалолазу Патрику Эдланже. Его трюки произвели большое впечатление.
С. Б.– Особенно на тех, кто видел человека на скалах впервые. Французы сделали очень яркий, профессиональный фильм. Эффектные кадры, головокружительные ракурсы. Вот Патрик повис на одном пальце. Сейчас оборвется! Нет, подтянулся. Идет по нависающей стене. Замысловатый балет на камне. Такого наш зритель еще не видел. Десятки людей задавали мне один и тот же вопрос: есть ли у нас хоть что-то отдаленно похожее? Отвечал, что скалолазов такого уровня в стране немало. Тот же Патрик, участвуя в международных соревнованиях на наших скалах, занимал места во второй половине первой десятки. В Красноярске, в Крыму знаю ребят, которые могут ходить и в одиночку, без страховки.
А фильмов таких у нас нет, это точно. И не стоило без всяких комментариев выпускать "Жизнь на кончиках пальцев" к зрителям. Нельзя было не объяснить, что Эдланже сначала много тренировался со страховкой. А в одиночку решился ходить только тогда, когда досконально разобрался во всех сложностях, смог отчетливо представить, какие трудности – и технические, и особенно психологические – подстерегают скалолаза-одиночку. Обо всем этом ЦТ умолчало. Хотя последствия представить было нетрудно: немало ничего не умеющих ребят полезли на скалы повторять за Патриком его трюки, некоторые закончились серьезными травмами. Пойми правильно: я не против таких фильмов, наоборот. И лазание на сложность, как и на скорость, развивать необходимо. Интересно, что сейчас во Франции федерация альпинистов очень заботливо опекает скалолазов. Те поначалу решительно отказывались объединяться под ее эгидой – считали, что с альпинистами скалолазам не по пути. Но федерация настойчиво финансирует скалолазные мероприятия, различные поездки, щедро вкладывает средства в развитие детского спорта. Там во многих школах строят искусственные стенки. Нормальная детская потребность карабкаться на деревья, крыши, заборы переходит в серьезное увлечение спортом. Помню, видел занятие детской секции в Фонтенбло под Парижем. С каким азартом под руководством старших тренировались на скалах малыши!
Что, денег у французов куры не клюют? Нет, конечно. Просто они хорошо понимают: без этого не вырастить классных скалолазов. А из таких и получаются перспективные альпинисты. С возрастом, когда проходить на время маршруты предельной сложности на трассах становится все труднее, многих начинают привлекать восхождения в "настоящих" горах. Так было и со мной, хотя долго старался совмещать оба этих вида. Скалолаз, чья техника, умение работать с веревкой доведены до автоматизма, как правило, становится универсальным альпинистом. С учетом этой перспективы и стоит действовать. У нас в ряде городов работают детские секции. Это же прекрасно: дети заняты, увлечены. Но до настоящей массовости пока далеко. А ведь здесь основа будущих достижений и в скалолазании, и в альпинизме!
А. П.– Давай обсудим такой аспект темы спорта высших достижений. То, что он не может быть любительским, давно ни для кого не секрет. И тем не менее долгие годы профессии «спортсмен» не существовало. Ни в футболе, ни в гимнастике, ни в альпинизме. Рассказывая о твоей спортивной биографии, мы стыдливо обходили этот вопрос, в крайнем случае сообщали читателям, что ты «инструктор по спорту», хотя ты исправно получал госстипендию как член сборной СССР.
С. Б.– И по кому же, давай скажем откровенно, такая «конспирация» ударила? Прежде всего (и больнее!) по самим спортсменам. Заканчивая выступать, далеко не все устраивались на должности тренеров или спортивных функционеров. Что ждало остальных? Пустота, неизвестность. Даже наличие диплома о высшем образовании не давало никаких гарантий – ведь начинать приходилось фактически с нуля: без элементарной социальной защищенности, зачастую и без средств к существованию. А в нравственном отношении такой поворот судьбы какой оборачивался травмой? С детства человек отгорожен от остального мира многочасовыми тренировками, многодневными сборами. Погоне за рекордами, метрами и секундами отданы лучшие годы, здоровье. Что взамен? Не так уж и много. Вчера ты был кумиром, тебя осаждали толпы болельщиков, твое имя скандировали стадионы, перед тобой – только пожелай! – открывались двери самых недоступных кабинетов. Сегодня ты – никто, все двери плотно закрыты. Хорошо, что общество поворачивается лицом к этим проблемам. Социальные гарантии получают те, кто утверждал престиж Украины на стадионах мира.
А. П.– Сейчас много пишут о вышедших «в тираж» спортсменах. С детства мы слышим, что всякий труд почетен, но если общество допускает, что вчерашний олимпийский чемпион становится мясником или приемщиком стеклотары (семью, детей кормить ведь надо), этим, по-моему, оно демонстрирует неуважение к самому себе. Грустно читать о бывших «звездах» – спившихся, опустившихся, ушедших из жизни...
С. Б.– И заметь, никогда в этом ряду не называют имена альпинистов. И не потому, что болельщикам они ничего не говорят. Тут другая причина. Альпинизму «все возрасты покорны». Им можно заниматься с юности до старости. Вот и я в свои сорок «с хвостиком» пока не собираюсь покидать сборную. А когда почувствую, что «не тяну», смогу, как и любой из моих товарищей, стать тренером, инструктором, работать в альпклубе. И конечно, ходить в горы. Тем и прекрасен альпинизм, что проблемы расставания с ним для нас не существует. А секрета никакого здесь нет. Просто живем на пульсе 120.
К сокровищам больших снегов
А. П.– «Сокровища больших снегов» – так можно перевести на русский название вершины Канченджанга. Третья по высоте вершина мира стала вторым восьмитысячником в истории советского альпинизма. Но почему именно Канченджанга? Помню, после Эвереста ты мечтал о Лхоцзе, говорил о Макалу, Манаслу, Дхаулагири...
С. Б.– От мечты покорить Лхоцзе отказываться не собирался. Кстати, этот восьмитысячник (8516 м) по южной стене, а далее – траверс Лхоцзе – Эверест, никем на сегодняшний день не пройденный, значился основным в заявке, которую сразу после Эвереста мы подали в министерство туризма Непала. Но желающих побывать на третьем полюсе так много, что он частенько оказывается «занят». Нам не повезло, кто-то оказался проворней, поэтому непальские власти разрешили использовать запасной вариант – траверсировать четыре вершины Канченджанги.
А. П.– И начался ажиотаж. По опыту предыдущей экспедиции в Гималаи все знали: желающих будет гораздо больше, чем мест в команде.
С. Б.– Что же делать, если альпинистов, которым по силам самые сложные маршруты к высочайшим вершинам, у нас сотни, а мест в команде – не более двух десятков. Об этом думали многие. И значительно раньше, чем начались отборы в команду. Пролезть в «игольное ушко» гималайской сборной можно было, заявив о себе какими-то необыкновенными восхождениями.
Первое (и пока единственное) зимнее восхождение на высшую точку страны – пик Коммунизма (7495 м) задумывалось, конечно, с прицелом на Канченджангу. Ну, и вообще, хотелось сделать в альпинизме что-то посущественнее восхождений в рамках чемпионатов страны.
А. П.– Зимнее восхождение на такую вершину! Насколько я понимаю, это уже что-то из области экстремального альпинизма. Кажется, совсем недавно к нему относились очень настороженно. Считалось, нашему альпинизму не к лицу погоня за сенсациями, авантюризм, на который «у них» спортсмены идут не от хорошей жизни.
С. Б.– Да, что-то в этом духе звучало, как ни смешно, совсем недавно. Но чтобы там ни говорили, спорт (и наш в том числе) развивается, все усложняясь. Экстремальный альпинизм – результат этого движения по восходящей. Зимний пик Коммунизма, без всяких натяжек,– экстремальное восхождение. Наша проба сил в этом «жанре».
А. П.– Разве? А ночной Эверест – ваш с Мишей Туркевичем визит на вершину в темноте,– его к экстремальным восхождениям не следует отнести?
С. Б.– Ну, там в экстремальном «жанре» мы выступали лишь на последнем участке, когда спешили на помощь Мысловскому и Балыбердину, хорошо понимая: если ребята в относительном порядке, наш единственный шанс – эта ночь. Здесь же задумано было восхождение, которое с первого до последнего дня проходило на грани, а то и за гранью риска.
А. П.– Даже странно, что вам разрешили такую экспедицию.
С. Б.– А слово «экспедиция» и не звучало. Официально, по документам, мы приглашались на «сбор по спецподготовке в зимних условиях на Памире сборной команды СССР по альпинизму». Туманная формулировка (кто сказал – восхождение?) – своего рода военная хитрость. Чиновники от спорта могли все застопорить. «Высшие» соображения – как бы чего не вышло... А тут все впервые. И за успешный результат никто не поручится.
А. П.– Думаю, совсем не случайно в экспедиции участвовали многие «гималайцы».
С. Б.– Естественно. «Гималайцы» – костяк сборной. На Памир тогда, в начале 86-го, приехали алмаатинец Валерий Хрищатый, ленинградцы Владимир Шопин и Владимир Балыбердин. От Украины – Миша Туркевич, Леша Москальцов, я. Тренерами тоже были участники штурма Эвереста – Валя Иванов, Ерванд Ильинский. Начспасом – Николай Черный. А возглавил сбор опытный высотник Валерий Путрин.
А. П.– Помню твое возвращение с Памира. Не очень радостное. Может, что-то в этом и было – испытать команду запредельными нагрузками. Уж если экстремальное восхождение, то такое, что вспомнить страшно. Причем, если бы только испытания на самой горе! А то ведь и внизу, в базовом лагере на поляне Москвина. Мне кажется, самым экстремальным элементом той экспедиции была ее организация: нерасторопность, непродуманность, отсутствие нормального снаряжения. А то, что вы пошли к вершине без достаточной акклиматизации?
С. Б.– Я думаю, единственное объяснение преждевременного выхода на вершину – желание во что бы то ни стало быть там первыми. А что акклиматизация недостаточная, стало ясно уже на самом верху. До высоты 6500 вся группа чувствовала себя очень хорошо.
А. П.– Но все-таки, стоило переступать грань риска? Мне показалось, вы себя (не обижайся) немного переоценили, мол, после Эвереста все нипочем. На пике Коммунизма и летом не курорт – это знают даже школьники.
С. Б.– Вспомни, что желают альпинисты друг другу перед выходом...
А. П.– Ну, как же? Хорошей погоды, легких рюкзаков.
С. Б.– А там мы молились всем богам, чтобы послали хоть немного непогоды: легкую дымку, слабую облачность, небольшой снегопад... Ясное небо, блеск звезд никого не радовали – предвещали ветер, какого и врагу не пожелаешь. Географы говорят, даже Гималаи зимой не так суровы. Что касается морозов... Показания термометра там мало о чем говорят. Скажем, на градуснике минус 50 и шкала на этой отметке заканчивается, а сколько на самом деле, как в песне,– догадайся сам. Да еще высота, кислородное голодание. Самочувствие – будто все шестьдесят на дворе. Ну, и ветер – жестокий, ледяной. Вот и получается самая что ни на есть то ли Арктика, то ли Антарктида.
Зимнее восхождение на пик Коммунизма в 1986 году вполне можно отнести к разряду экстремальных. Такой предстала перед альпинистами высочайшая вершина страны
А. П.– Только там у полярников костюмы с подогревом, жарко натопленные балки!..
С. Б.– Д полярники, наверное, скажут: «Что они знают, эти альпинисты? Мерзли неделю, от силы две на своей горе. А мы – всю зимовку...»
А. П.– У каждого свои проблемы, ты прав. Но экипировка не хуже, чем у полярников, нужна и вам.
С. Б.– Снаряжение – вообще «больной» вопрос нашего альпинизма.
А. П.– Даже на уровне сборной... Парадокс какой-то.
С. Б.– Скажи, в каком еще виде спорта у сборной нет своего снаряжения? В нашем случае – палаток, веревок, пуховых костюмов и еще очень многого? Шли с Туркевичем на гору в эверестовских костюмах, много чего повидавших и в Гималаях, и после. А ботинки, носки? Да будь это все нормального качества, не было бы у ребят столько обморожений. Обидно – многое из того, что используют полярники и зарубежные альпинисты, нам недоступно.
Вот еще пример. Альтиметр – прибор для определения высоты над уровнем моря. Те, что выпускает отечественная промышленность, наверное, хороши для самолетов. Тащить такие в горы, когда каждый грамм кажется гирей, привязанной к ногам, немыслимо. Да что альтиметры! Простые термометры – проблема. Ведь так и не знаем, какие наверху морозы. Термометр, в отличие от альпиниста, существо нежное. Любит солнышко, тепло, в крайнем случае, чтоб "мороз и солнце – день чудесный". А на высоте зашкалит, и что хочешь с ним делай. Где вы, Эдисоны? Почему обходите наши проблемы?
А. П.– Можно подумать, ваши проблемы обходят стороной только Эдисоны. Ко всему, что касается человека, его нравственного и физического здоровья – образованию, культуре, медицине, спорту,– очень долго относились как к чему-то второстепенному. А в мире спорта, мне кажется, такое отношение (по остаточному принципу) – к альпинизму. Вам все достается в последнюю очередь – снаряжение, финансирование, внимание к вашим проблемам.
С. Б.– Что у альпинистов, если разобраться, вообще есть, кроме гор?
А. П.– Зато есть прекрасные восходители, готовые несмотря ни на что в эти горы ходить. А сколько бы их было, находись альпинизм не в роли пасынка... Но давай вернемся на Памир. Экстремальное восхождение стоит того, чтобы рассказать о нем подробно.
С. Б.– С самого начала в наши планы вмешалась погода. Базовый лагерь разместили на поляне Москвина, а не на поляне Сулоева, как предполагалось вначале,– вертолет не смог там приземлиться. Жить пришлось в палатках, среди сугробов. Маршрут Бородкина (5-А категории трудности), который нам предстояло пройти по контрфорсу, носящему имя автора первопрохождения,– знаком многим. Это очень популярный путь на вершину. Но – летом. А как будет зимой? Каждый понимал, что сейчас все сложнее, опаснее.
Наша группа (Миша Туркевич, Леша Москальцов, я, наш друг крымчанин Гена Василенко и Юра Янович из Душанбе) 1 февраля вышла наверх. Перед выходом с врачом экспедиции Эдуардом Липенем долго отбирали аптечку. С особым вниманием – средства против обморожений. Понятно, что в эту пору на семитысячной высоте бояться надо именно таких неприятностей. Но, знаешь, как-то не хотелось думать, что весь взятый наверх компламин, трентал в ампулах и таблетках мы используем, чтобы спасти ребятам пальцы рук и ног.
По плану мы должны были подняться до высоты 6200-6400, организовать там промежуточный лагерь, спуститься на поляну Москвина, а 6 февраля выйти на восхождение. Группа Балыбердина вышла днем раньше.
К середине дня мы были на высоте 5800. Заночевать решили в ледовой пещере, с которой связан любопытный эпизод. Когда ставили палатку, начали завинчивать ледовый крюк, – раздался оглушительный треск. Первая мысль: обвал, рушится ледовый свод пещеры. Все сломя голову – наружу, но.... Ничего не происходит, пещера как стояла, так и стоит. Ее многолетний лед был напряжен настолько, что не такого уж и могучего усилия оказалось достаточно, чтобы он треснул. Оставалось надеяться, что землетрясения в эту ночь не случится.
А. П.– Представляю, как вам спалось в этой уютной пещере, готовой в любую минуту превратиться в склеп, К тому же такие резкие броски наверх чреваты горной болезнью. Или асов она обходит стороной?
С. Б.– Если бы... «Горняшка» на титулы и звания не смотрит. Хватает любого. Перепад высот от поляны Москвина до отметки 5800 составил 1600 метров. На следующий день мы были уже на 6300 – верхней точке контрфорса Бородкина. Как хорошо ни были мы подготовлены к высоте тренировочными восхождениями на Эльбрус, «горняшка» вскоре проявилась. По-разному, но дала о себе знать каждому.
С контрфорса Бородкина – спуск на Большое Памирское фирновое плато, восьмикилометровое снежное поле, окруженное вершинами. По плато мела поземка, но было солнечно и довольно тепло. Так тепло, как в тот день, не было потом ни разу. На бивуак остановились на высоте примерно 6100. Почему "примерно", ты догадываешься: по причине отсутствия альтиметров.
