Текст книги "Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина"
Автор книги: Сергей Белоусов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава седьмая
Ловушка для волшебников
Обозленный балабончик, лопаясь под Лизиной ногой, вместо милого волшебного пустяка совершил недоброе дело. Он забросил Лизу куда-то на окраину Фантазильи, в ее неизвестно какие дебри.
– Обязательно, обязательно разыщем, – уверяла Аленку Фантолетта. – Лиза не пропадет, не погубят ее балабончики. Они, может, даже сами ее вернут через часок, а если нет – найдем ее к вечеру. На Ведьмин луг слетаем к веселым ромашкам, они точно нагадают, где Лиза…
Морковкин неловко суетился вокруг Аленки, совал ей то пряник, то шоколадку, то красно-золотую пирамидку с волшебной газировкой.
Во всяком случае, одно девочка поняла твердо: ее старшая сестра жива и невредима. Пока…
– Будем искать, – сказала Аленка, проплакавшись и высвобождаясь из рук феи. – Что же я из дома компас не взяла!
– Ну, это дело поправимое, – сообщил Морковкин девочке. – Лучший в мире чудесный компас находится в Красной хижине. Сейчас мы как раз туда и отправимся. Узнаем по компасу, где Лиза, и я привезу ее. А вы с Фантолеттой пока отдохнете, успокоитесь. Когда придет срок, нас найдут друзья.
Старик трижды негромко щелкнул пальцами, и вверху над головами возник из воздуха гигантский черный платок, тонкий и, видно, почти невесомый – так медленно он опускался.
Платок окутал фею, девочку и пожилого кудесника. На мгновение настала совершенная темнота, затем платок посветлел и растаял клочьями тумана.
Путники оказались в просторной комнате, обставленной старинной мебелью. По серой гобеленовой обивке дивана и кресел алым шелком выткан был узор из пляшущих летучих мышей. Вдоль одной из стен, во всю длину ее, шел ряд высоких окон. Стекла в них были разных оттенков малинового – от совсем светлого до темного, как сироп. В центре потолка висела золоченая люстра с лампочками красного стекла и того же цвета хрусталиками. Под люстрой стоял восьмиугольный стол, в середине которого сиял красной медью гигантский компас.
Бархатные портьеры были раздвинуты, солнце било в стекла, багровый свет заливал комнату, и от этого вид ее казался подозрительным и зловещим.
– Я боюсь здесь! – закричала Аленка. – Я к Лизе хочу! Я к маме хочу, домой! Тетя фея, бери компас, пойдем искать Лизу. Ты куда нас привез, злой Морковкин? Хижина – это ведь шалаш, а ты нас в страшный дворец привез!
– Мне девятьсот пятьдесят три года, – сообщил Морковкин с достоинством. – Чего только не пришлось испытать в жизни, расскажешь – не поверится! Но – увы! – обращаться с маленькими детьми совершенно не умею. Любезная Фантолетта! Остановите эту маленькую симпатичную фурию.
– Аленушка! – подхватила фея девочку на руки. – Давай с тобой вместе сейчас фокус покажем, и все здесь станет красивым и нестрашным.
Фея села в гобеленовое кресло у камина, усадила девочку на колени и продолжала ласково ее уговаривать:
– Золотко мое, ты считалочки какие-нибудь знаешь?
– Я много считалок знаю, – несчастным голосом прошептала Алена. – Ты что, хочешь со мной в прятки играть или кто первый будет на качелях качаться?
– Леночка! – втолковывала Фантолетта. – Если ты расскажешь первую считалочку и не собьешься, то стекла сразу побледнеют, станут чистые и прозрачные, как водичка. А потом покажем второй фокус. Ну, начинай!
– Барба-барба-барбарис… – Аленка шмыгнула носом, ротик ее приоткрылся, уголки нижней губы поползли вниз, а середина вверх, как всегда перед плачем. Но девочка справилась с собой, сглотнула судорожно и начала после паузы снова:
Барба-барба-барбарис,
Две девчонки подрались,
Одна дергает за косу
– Отдавай мне колбасу!
Я отдам тебе лимон,
Выходи из круга вон.
Хлоп! – послышалось в комнате. Алена сжала губы и распахнула глаза во всю ширь.
Яркий солнечный свет лился сквозь прозрачные стекла, такие чистые, что рамы казались пустыми. Стало непонятно, что же в этой комнате зловещего? «Похоже на нашу с Лизой детскую, – наивно подумала Алена. – Здесь на диване и креслах красные летучие мышки, а у нас на обоях черные мышки – Микки-Маусы. Один мышонок нарисован как раз у Лизы над головой, над ее подушкой. Лиза звала его Пусиком и говорила, что он – ее друг». -Аленка снова собралась заплакать.
– Давай вторую считалочку, малышка, – весело тормошила девочку фея.
Рельсы, рельсы,
Шпалы, шпалы,
Ехал поезд опоздалый.
Из последнего вагона
Вдруг просыпалось пшено…
Дзинь! – Стену напротив кресла, где сидели Алена с Фантолеттой, затянуло белым, плотным, непрозрачным, и на ней проступило изображение.
Лиза и Алена, разодетые, как две маленькие принцессы, плыли по воздуху над праздничной толпой, стоя на ковре-самолете.
Веселые клоуны виднелись в толпе, и седобородые маги в синих колпаках со звездами, румяные гномы в красных кафтанчиках и зеленых штанишках, и прекрасные феи в воздушных розовых платьях; серые, мохнатые, но явно добродушные домовые и рыцари в сверкающих доспехах, драконы, звери, арлекины… всех не перечесть!
Толпа радостно бушевала, девочки махали руками, смеясь. Ковер медленно снижался, готовясь приземлиться в центре скопления народа… и тут видение исчезло.
– А кто нам с Лизой принцессовые платья купил? – выдохнула Алена, зачарованно следившая за происходящим. – Я больше хочу такое платье, как у Лизы, потому что у нее по подолу вишенки вышиты, а у меня землянички.
– Вот это уж как пожелаете, – отозвался Морковкин, сидящий сбоку так, что Алена его не видела. – После победы все, что захотите: вишенки, персики, шоколад, мармелад, можем даже слонят с крылышками…
– Я еще считалочки знаю! – вдохновилась Аленка. – Рассказывать?
– Обязательно! – улыбнулась Фантолетта. – Сейчас будет третий фокус, самый веселый. Начали!
– Катилась витамина
Из города Берлина…
Бум-м! Чугунные решетки упали с потолка, глухо стукнули о подоконники и дверной порог. Покраснели стекла, и багровый свет вновь мгновенно окутал комнату.
А в центре под люстрой, упершись вплотную спинами в грани столешницы, оскалив алые клыкастые пасти, стояли восемь страшилищ, поросших длинной грязно-голубой шерстью. Друг на друга они походили, как близнецы: глаза горящие, желтые, уши волчьи – прижатые, рожи синие, плоские, безносые.
– Не нравится!! – отчаянно вскрикнула Алена. – Плохой фокус! Уберите! А-а-а-а-ай!
Фантолетта и Морковкин стояли уже бок о бок, спинами загораживая Алену, лицами к чудищам. Они тоже явно не ожидали такой концовки фокуса.
Ближнее страшилище сделало шаг вперед и отрывисто проговорило-пролаяло:
– Морковкин, фея, – руки назад, шаг вперед, прыгать в люк по очереди. Девчонка останется здесь! Дом окружен, сопротивляться глупо.
Кивком головы страшилище показало чуть в сторону и вниз. Там в полу как бы протаял круг и открылось отверстие. Оттуда тянуло могильным холодом, и выбивалось язычками зеленоватое свечение.
Алена вжалась в кресло, подтянула к себе поближе корзинку и тихонько вытянула из нее увесистое «волочительное» стекло на длинной ручке. Девочка поняла уже: случилось нечто ужасное и непредвиденное.
Морковкин сделал шаг вперед к люку, поднял руки ладонями вверх и вперед, как бы сдавался. Куст ветвистых ослепительных молний вырвался из ладоней старого мага и ударил в стол и в нечисть вокруг стола.
В то же мгновение Фантолетта подняла вверх свой зонтик и щелкнула кнопкой. Зонтик резко раскрылся, толкнув воздух над собой. От толчка этого колыхнулись стены и с грохотом рухнули наружу. Потолок, как лист бумаги на ветру, спланировал вниз и вбок и ударился о землю, разламываясь на огромные куски. Но перед этим с потолка сорвалась люстра и брякнула о стол одновременно со вспышкой молний.
– Компас!! – заорала Аленка что было сил. – Там же компас! Лиза! Компас! Пустите!
Не выпуская ни увеличительного стекла, ни корзинки, девочка прыгнула вперед, к обломкам стола. Один прыжок, другой, но тут нога ее запнулась о край люка, и с воплем Аленка провалилась вниз в зеленое мерцание и могильную стужу.
Морковкин и Фантолетта бросились за ней, но люка уже не было. На паркете, покрытом пылью и мелкими осколками красных хрусталиков, словно бы кто-то провел окружность мокрой тряпкой по циркулю, а потом вымыл в середине ее.
– Режьте паркет, дон Диего! – воскликнула Фантолетта. – Скорее за Аленой! Мы спасем ее!
– Бесполезно, – прошептал Морковкин, скривившись, как от мучительной боли. – Люк заговорен семью черными заклятьями. Даже нам с вами здесь работы на полдня. Оглянитесь лучше вокруг.
Солнце, клонящееся к закату, освещало достаточно мрачную картину.
Герои находились посредине каменистого плато, окруженного отвесными скалами. Вокруг них лежали развалины того, что совсем недавно называлось Красной хижиной.
С вершин скал со всех сторон наплывали вниз, шипя и пузырясь, языки раскаленной лавы. Жар, волной ударивший в несчастных волшебников, с каждой секундой становился все нестерпимей.
А вверху над скалами, над их головами, раскинув красно-бурые кожистые крылья, парил гигантский дракон.
Алена не успела пролететь и нескольких метров, как какая-то сила мягко, но властно подхватила ее, затормозила падение и понесла вниз уже плавно и медленно. Неяркий зеленый свет лился прямо из стен колодца. Странно, что холода теперь совсем не чувствовалось. Через несколько минут девочка небольно ударилась подошвами валенок о твердое дно люка. Тут же из стен вокруг нее выросли и сомкнулись железные прутья, а на них опустилась сверху железная же крышка, тоже появившаяся из стены.
Алена оказалась в клетке, словно птица или зверь. Часть стены перед решеткой исчезла, и впереди образовался коридор. Клетку стремительно повлекло вперед. Девочка вцепилась руками в холодные прутья, чтобы не упасть. Колечко из лунапарка сияло у нее на пальце по-прежнему. Сейчас оно казалось слишком малой радостью в сравнении с пережитыми уже неприятностями. А что же будет дальше? Об этом Алена боялась даже думать. Плакать уже не было сил.
Она закрыла глаза и представила себя в кроватке под теплым зеленым одеялом. Включен ночник, с пластинки звучит негромко песня Робин Гуда, рядом уткнулась в Майн Рида Лиза, и мама несет им горячее молоко и по куску шоколадной колбаски перед сном. Тут подступила такая тоска, что девочка решила глаз не открывать.
Внезапно клетка вздрогнула и остановилась. Под веками у Аленки стало светлее, и девочка поняла, что освещение сменилось. Сбоку послышались всплески, басовитое уханье и похрюкиванье. На миг Алене даже почудилось, что она на даче: открыла утром дверь, зажмурилась от пронзительного солнца и слышит, как возится у рукомойника дядя Коля Кошкин – сосед по участку.
Аленка с надеждой открыла глаза, но тут же закрыла их снова, помедлила и опять открыла – с отвращением.
Не было дачи, солнца и дяди Коли, а был круглый зал метров десяти в поперечнике, освещенный яркой голой лампочкой, свисавшей на длинном плетеном шнуре с потолка. Влево и прямо уходили два коридора, такие же, как тот, что оставался позади клетки. Справа находилась прозрачная ванна, и в ней, в мутной зеленой жидкости, плескалось и ухало существо, нисколько к себе не располагающее.
Гладкое, безволосое, серо-зеленое, оно походило на странную помесь моржа и бегемота.
– Попались, голубсики, – проговорило существо, не поворачивая к девочке головы, шепелявя и сладко потягиваясь.
Наверное, весь страх, что был отпущен на Аленкину долю в этот долгий день, уже попросту вышел. Она с изумлением почувствовала, что нисколечко не боится, а просто устала и сильно хочет есть.
– Ты, зеленый мешок! – закричала Аленка. – Ты что в своем аквариуме дурака валяешь! Не видишь, ребенок есть хочет!
Когда на нее нападал приступ голода, даже папа и мама не решались спорить с дочкой. Невозможно было уговорить ее дождаться положенного часа кормления. Булка, пирожное, остатки салата, холодные пельмени – Алена мигом сметала все, что подворачивалось под руку, и тут же стихала, добрела. Мама в этих случаях укоризненно смотрела на папу и вздыхала: «Видно, чья дочь», а папа смущался.
Услышав Аленин крик, существо от испуга подпрыгнуло в ванне так, что зеленая жидкость заходила волнами, а часть выплеснулась на пол. Оно медленно повернулось, разлепило голые веки и круглыми глазами бестолково уставилось на девочку.
– Вот-те нате, еж в томате, – бессмысленно прошептало существо и, булькнув, исчезло на дне ванны.
– Я есть хочу! – надрывалась Алена. – Мы так не договаривались! Волшебная страна! Что же в ней волшебного, если есть ребенку не дают!
Она внезапно замолкла, вспомнив что-то, запустила руку в корзинку, вытащила яблоко, оглядела с сомнением и принялась с ним расправляться.
Существо меж тем вынырнуло на поверхность, держа в руках нечто, похожее на слуховой рожок па длинной цепочке. Оно вытряхнуло из рожка воду, подуло в него, отчего раздался противный треск, и принялось докладывать, приседая от почтения, сбиваясь и шепелявя совсем уже невозможно:
– Васе капюсонство, Глупус у аппалата. Не виноват я, клянусь, тут осибоська высла. Клетка плиехала, а в ней, вместо доблодеев заплесневелых, Молковкина с Фантолеттой, девсенка какая-то. Клисит на меня, ногами топает, есть тлебует. Мозет ей, это, дус холодный с головастиками?..
Тут лампочка под потолком мигнула два раза, легкий сквознячок коснулся Аленкиного лба холодной невесомой лапкой и стих, а сверху, наполняя зал, раздался мягкий, но отчетливый голос с леденящими интонациями:
– Болван! Плесень казематная! Службы не знаешь. Девочку накормить, обогреть, обласкать! Пожалуется на тебя – костей не соберешь! Выезжаю лично! Все!
Глупус выскочил из ванны, стремительно прошлепал к клетке и плюхнулся у Алениных ног исполинской лягушкой прямо перед прутьями решетки, обдав девочку брызгами вонючей зеленой жидкости с запахом гнилого болота.
– Миленькая, холосенькая, – всхлипывал Глупус. Туловище его колыхалось, как гигантский мешок с желе. – Бей меня, топси, колоти, сто хоцесь, делай! Ну, дулак, дулак я, но я зе исполнительный! Я же инисиативный! Я зе как лутсе хотел, только не залуйся на меня, у меня зе детки, такие, как ты. Зелененькие, толстенькие, глупенькие. Идиотики мои ненаглядные!..
Чистоплотная Аленка вытерла платочком лицо и руки от попавших на них зеленых брызг. Она с сожалением оглядела недоеденное яблоко, на которое тоже попали брызги, поискала глазами урну или мусорное ведро, не нашла, еще больше расстроилась и бросила огрызок, стараясь угодить в ванну.
Глупус, словно вратарь, взметнулся, перехватил огрызок в воздухе и проглотил его, коротко чавкнув.
– Из васих лусек… – сбивчиво залопотал он. – Посьту за цесть… Пликазете клетоську отклыть?
Он пошарил под ванной, вытащил заржавленный ухват, провел им по двум прутьям, и те исчезли, оставив после себя легкий синеватый дымок. Можно было выйти, но Алена выходить не спешила.
– Ты правда глупый, – вздохнула она. – Совсем как маленький. У меня ноги устали, и есть хочется. Ты мне стул принеси и булочку. А лучше покажи, где, я сама возьму, а то у тебя в лапах она болотом пропахнет.
Бестолковый Глупус засуетился, делая приглашающие жесты, прошлепал к стене, потер ее передним ластом, и в стене проступила и отворилась дверь. Аленка выбралась из клетки, подошла к двери и шагнула внутрь.
Там на полу стояло большое корыто, в котором плескалась на дне та же зеленая жидкость. Очевидно, оно должно было служить удобным диваном для почетных гостей. На небольшом возвышении рядом стояло корыто поменьше. В нем, сталкиваясь и наползая друг на друга, грудой копошились раки, головастики, крупные водяные пауки и проворные, размером всего с кулачок, осьминоги.
К горлу девочки подступила тошнота, она резко повернулась, чтобы выскочить из каморки, но дверь загораживала туша Глупуса, уставившегося на нее преданными круглыми глазами.
И тут раздалась отрывистая дробь барабана, неведомая сила подняла Глупуса вверх, пронесла над Аленой и вдавила в корытце с омерзительной снедью, исчезнувшее под его туловищем.
Девочка выскочила из каморки и застыла на месте. Исчезли ванна, клетка, лампочка на облезлом шнуре и смрадный запах болота. Круглый зал был устлан пушистым белым ковром. Вверху сияла и позванивала многоцветная люстра, а в двух шагах перед Аленкой, протягивая к ней руки и улыбаясь, стоял маленький, чуть повыше ее самой, человечек. На нем был серый плащ до пят, вышитый голубыми драконами. Серебристый, сверкающий до боли в глазах капюшон человечек откинул на спину, и темные кудри рассыпались по плечам, обрамляя его доброе приветливое лицо.
– Я уже все приготовил, – радостно сказал он Аленке. – Пепси-колы ящик, картошки нажарил, салат твой любимый с зеленым горошком и пломбир в шоколадном сиропе. Поехали скорей, а то картошка остынет.
Глава восьмая
Королева пустыни
Медленно переставляя ноги, утопая по щиколотку в песке при каждом шаге, Лиза брела по пустыне. Впереди, сзади и по бокам до самого горизонта расстилался песок, в затылок ей било злое тяжелое солнце. Сколько уже времени идет она вот так, Лиза не знала.
Оказавшись вдруг посреди волнистой и необъятной пустынной равнины без друзей, без сестры, с волшебными таблетками в кулаке, Лиза испугалась, но не удивилась. Сказка есть сказка, случиться может всякое – надо быть готовой к неожиданностям. Только вот что теперь с Аленкой?
Девочка вздохнула и задумалась: как ей быть? Лечь на песок, обмотать голову свитером от солнечного удара и ждать, пока кто-то придет на помощь – несолидно. Значит, надо идти. Куда? Вокруг – сколько хватает глаз – не видно даже холма, за которым можно надеяться встретить оазис.
Поразмыслив, Лиза сняла свитер, обвязала им голову, повернулась так, чтобы солнце светило ей в затылок, и пошла к горизонту. Кто его знает? Может, это обитатели Волшебной страны проверяют ее на мужество и стойкость? В кармане джинсов девочка обнаружила забытую барбариску, сунула ее в рот, и будущее окончательно представилось ей не таким уж страшным.
Так прошло неизвестно сколько времени, но, наверное, немного, потому что солнце за Лизиной спиной только чуть сдвинулось к закату. Но идти становилось все тяжелее. Ноги вдавливались в песок, передвигаться быстро было невозможно. Песок набивался в кроссовки, приходилось то и дело останавливаться и вытряхивать его. Лиза попробовала было идти босиком, но обожгла ноги и обулась снова.
Есть ей не хотелось, но пить… Что там пепси-кола! При виде чашки обычной воды, казалось Лизе, она умерла бы от счастья. Да еще начинала разбаливаться голова.
Был, правда, резерв – волшебные таблетки. Девять красных – бесстрашие и девять зеленых – быстрота и ловкость. Значит, можно продержаться 4–5 часов. Желтые – таблетки хитрости – здесь, наверное, ни к чему. Кого здесь перехитришь посреди песков – саму себя?
Все же Лиза очень надеялась обойтись без таблеток. Ведь было ясно сказано: их можно расходовать только в самом крайнем случае.
Пот заливал глаза, очки то и дело соскальзывали с переносицы. Пришлось снять их и сунуть в карман. Близорукими глазами девочка вглядывалась в расплывающийся горизонт, и вот там вдали забрезжила темная полоска.
Лиза, как могла, прибавила шагу, ойкая от боли в ногах. Непослушный сухой язык, казалось, распух во рту и горел от жажды. Темная полоска приближалась. Уже можно было различить издали ветвистые кроны пальм и какое-то легкое ажурное строение в глубине за ними, – наверное, башенку дворца.
Еще немного, еще двадцать шагов, еще чуть-чуть… Когда Лизе показалось, что до нее доносится даже легкий ветерок, шевелящий листья пальм, видение вдруг качнулось, задрожало и растаяло колдовским маревом.
«Мираж», – поняла девочка. Ноги больше не держали ее. Лиза опустилась на песок, легла на живот, лицом в ком свитера и, забыв о своем стремлении бороться до конца, решила умереть.
Умирать оказалось приятнее, чем представлялось ей до сих пор. Головная боль понемногу уплывала, затылок больше не пекло, жажды не чувствовалось. Под закрытыми веками кружился тихий хоровод разноцветных пятен, предсонных видений, перетекающих одно в другое. Вот выплыло озабоченное лицо мамы, губами она притронулась к Лизиному лбу, и все пропало.
Сколько длилось забытье, Лиза не знала. Она медленно выплывала из пустоты и видела сон.
Солнце, небо, бесконечный песок, посреди песка вниз лицом лежит девочка в синих джинсах и белой майке, уткнув голову в красное пятно свитера. Тело ее неподвижно, а над ним вверху раскручивается, как бы привязанная к солнцу за нитку, черная недобрая птица. Как бывает во сне, девочка была Лизой, и та, что видела все это со стороны, будто на экране, тоже была она – Лиза.
Но вот что-то в картине переменилось: едва заметная точка появилась на горизонте. Сначала она вроде бы не двигалась – так была далеко и вдруг стала стремительно расти, приближаться. Можно уже было различить ее цвета – синий и белый.
Дребезжащий пронзительный звон разбил сухую тишину пустыни. Черная птица в панике всплеснула крыльями, оскальзываясь в воздухе, резко взмыла вверх и растворилась, растаяла – искать другую поживу. А по песку, едва касаясь его мощными колесами, давая звонки, воткнув дуги прямо в небо, с непостижимой скоростью несся к Лизе громадный синий троллейбус с широкими белыми полосами по бокам.
Вот он резко затормозил на полной скорости и встал, как врос в песок в двух шагах от девочки. Дверца у кабины распахнулась, и с водительского кресла спрыгнуло и выскочило наружу маленькое существо – пушистое, золотисто-красноватого цвета – волоча за одну лямку тугой, больше его самого рюкзак.
Тут все поплыло, размылось и исчезло – снова наступило забытье… Лиза очнулась от колкого резкого запаха и ощущения свежести и прохлады. Она медленно перевернулась на спину, подняла голову и села.
Солнце переместилось к закату, под майку забирался легкий холодок, над головой Лизы на четырех шестах был натянут парусиновый тент. Напротив нее на задних лапках (или ножках?), подперев передней правой голову, а в левой держа блестящую поварешку, сидело странное и удивительно забавное существо. Оно походило не то на большую белку, не то на маленькую обезьянку. Все существо от головы до кончиков лапок было покрыто длинной, густой и пушистой шерстью красно-апельсинового цвета – на затылке шерсть загибалась назад и прикрывала уши. Хвост того же цвета, но, опоясанный коричневыми кольцами, пружинисто стоял дугой и зависал над макушкой. На маленьком личике, безволосом, бронзовом, словно загорелом, сияли голубые человеческие глаза, обрамленные темными ресницами. Глаза эти внимательно с ласковым интересом следили за девочкой.
«Пить», – хотела произнести Лиза, раскрывая сухие губы, но выговорилось почему-то другое:
– А зачем вам поварешка?
– Спина чешется, – смущенно объяснило существо, – лапой не достаю. Ну как ты? Встать сможешь?
Лиза с опаской попробовала подняться на ноги, но, против ожидания, это у нее получилось легко.
– Пить хочется… – сказала она наконец.
– Так давай в троллейбус, – с готовностью откликнулся незнакомец. – Там все готово. И позволь представиться: Печенюшкин.
В проходе троллейбуса у водительской кабины стоял маленький столик, накрытый на двоих.
Лиза стакан за стаканом лила в себя холодную газировку, и ей казалось, будто та мгновенно испаряется внутри, не доходя до желудка. «Вот это счастье, – думала она. – Больше в жизни человеку не надо ничего!» Но вот Лиза напилась и поняла, что человеку в жизни необходимо еще и поесть. Когда она управилась с двумя холодными котлетами, куском колбасы и гроздью бананов, стало совершенно ясно, что человеку в жизни нужней всего получить немедленный ответ на сотни две, примерно, вопросов. И все-таки – тут можно похвалить девочку – первые ее слова были не вопросом, а утверждением;
– Вы спасли мне жизнь, – сказала Лиза. – Чем я могу вам отплатить?
– Задавать вопросы по одному, – улыбнулся Печенюшкин. – Постараюсь ответить хоть на самые главные. И не торопись. – Он поднял голову и прищурился на солнце. – Время пока есть.
– Где Аленка?! – выпалила Лиза.
– Тут дело дрянь, – проговорил Печенюшкин. – Алена у Ляпуса. Он сумел перехитрить волшебников, заманить их в ловушку. Но ничего плохого твоей сестренке он пока не сделает, попытается ее приручить. Тут предательство. Кто-то из наших служит ему. Кто – я еще не знаю. Но выясним… – добавил он с мрачной усмешкой, от которой мгновенные мурашки пробежали у девочки по коже.
– А Фантолетта, Морковкин? Ляпус их тоже схватил?
– У них положение тяжелое, но это – старая гвардия. Думаю, отобьются. Во всяком случае, кое-что я успел соорудить. Потом расскажу подробнее.
– Так что мы должны делать? – заторопилась Лиза. – Спасать Алену? Спасать Федю из тюрьмы? Идти войной на Ляпуса? И вообще – как мы с Аленкой должны выручать жителей Фантазильи?
– Так, Лизок, ничего не получится, – твердо сказал Печенюшкин, – ты тогда лучше помолчи, а я тебе кое-что расскажу… Нет! Не успеваю!
Он мячиком прыгнул в кабину, коснулся кнопки на пульте управления, что-то тенью рванулось к Лизе с передней подножки, двери троллейбуса резко хлопнули, закрываясь, раздалось страшное шипение, и голова огромной кобры, перехваченной поперек туловища дверками машины, закачалась в метре от Лизиного лица.
– Не бойся, малыш! – закричал Печенюшкин, оказавшись уже между девочкой и головой змеи. – Она не вырвется! Сейчас я сниму шкуру с этой гадины и брошу ее на съедение грифам. С каких это пор, – тихо спросил он кобру, – вы стали нападать на моих друзей?
– Когда папа на меня сильно сердится, – отозвалась Лиза, – он говорит, что я кончу жизнь в сумасшедшем доме. Я ему не верила, а теперь верю… Если только, – добавила она, задумавшись, – раньше меня не укусит змея, не поглотит земля или не отгрызет голову какое-нибудь страшилище.
– Не сердис-с-сь, Печенюш-ш-шкин, – прошептала кобра. – Я прос-с-сто хотела ис-с-спытать девочку. Вижу, она не такая уж трус-с-сиха… Ты помниш-ш-шь, Печенюш-ш-шкин, какой с-с-се-годня день?
– Постой, постой… – проговорил Печенюшкин, в волнении закрутив хвост спиралью. – Сегодня седьмая пятница последнего года змеи этого столетья. Ты хочешь сказать, что…
– Да, – торжественно продолжала кобра, – сегодня ночью состоятся выборы королевы пустыни. По нашим законам это должно быть самое прекрасное существо из всех, что живут у нас. Мы думали выбрать королевой юную и быстроногую антилопу. Но у этой девочки глаза цвета лесных фиалок, длинные ресницы, как у принцессы, а волосы черные, блестящие и шелковистые, словно они рождены бликом лунного света, упавшим сквозь трещину в скале на гладь подземного озера. Она будет нашей королевой, так решила я, которую называют страхом пустыни и мудростью пустыни.
– Спасибо тебе за предложение, – быстро проговорил Печенюшкин, не давая Лизе вымолвить ни слова. – Но королева должна править своей землей, а нам рано утром придется пускаться в путь. Дело у нас весьма серьезное, – скромно добавил он, – да и ты, наверняка, уже слышала.
– 3-з-знаю, – шипела кобра, но шипение это не пугало больше Лизу. – Все равно правлю здесь я уже не одну сотню лет. Девочка будет приезжать к нам каждый год на весенний бал пустыни, а мы не останемся в долгу перед своей королевой. Решайся, моя умница, и увидишь, мы сумеем помочь тебе и твоей сестре.
Лиза скосила глаза на Печенюшкина, тот чуть заметно кивнул головой. И вообще, даже мама не говорила ей таких красивых слов про ее глаза и волосы.
– Я согласна! – решительно объявила девочка. – Что я должна делать?
– С-с-слушаться, моя королева, – прошептала змея. – А теперь выпус-с-сти меня, Печенюшкин.
Дверь открылась, тело кобры длинной плетью свистнуло в сумерках, Лизины уши уловили едва слышный шорох песка, и все смолкло, умерло.
– Спать хочу ужасно, глаза слипаются, – пожаловалась Лиза. – Можно, я посплю немножечко, ну, пожалуйста.
Печенюшкин приподнял одно из передних сидений, достал простыню, подушку и одеяло и, сдвинув два сиденья, сноровисто постелил постель. Девочка, неудержимо зевая, разделась, юркнула под одеяло и мгновенно провалилась в сон.
…Несколько минут Лиза лежала, не открывая глаз. Ей было страшновато: непонятно, что из прошедшего было сном, а что – явью. Где она сейчас – дома, в постели, на песке в пустыне под безжалостным солнцем или в чудесном троллейбусе Печенюшкина? А может, она задремала в ступе, под неспешный рассказ Фантолетты? Лиза вздохнула и открыла глаза.
В троллейбусе было темно, напротив нее, уютно привалившись к спинке сиденья, дремал Печенюшкин, а вокруг, сквозь прозрачные до неощутимости стекла огромных окон виднелась пустыня, залитая лунными лучами. И там, снаружи, творились удивительные вещи.
Казалось, тысяча маленьких смерчей обрушились на песок перед окнами машины, завивая его в столбики. Столбики эти смыкались друг с другом, образуя подножия стен, а смерчи взбирались все выше и выше. Постепенно проступали очертания узких и высоких окон, забранных узорными решетками, стрельчатых арок, легких балкончиков и ажурных башенок. На глазах изумленной Лизы вырастал из песка поразительной красоты дворец.
– Здорово, а? – тихо проговорил с ней рядом непонятно когда проснувшийся Печенюшкин. – Одевайся, Лизонька, сейчас начнется.
В троллейбусе вспыхнул свет, и Лиза, замерев от восторга, увидела висящее перед ней на спинке сиденья длинное изумрудно-золотое платье. Внизу стояли такого же цвета туфельки.
– Желтое и зеленое, – пояснил Печенюшкин, – цвета пустыни.
Все дальнейшее происходило как в тумане. Лиза надела платье, обула туфельки, замечательно пришедшиеся ей по ноге. Двери машины распахнулись. Печенюшкин был уже внизу и протягивал ей лапу.
Узкий проход, образованный светом фар, вел от троллейбуса к ступеням чудесного дворца. Все остальное пространство оказалось запружено невесть откуда появившимися обитателями пустыни.
Тут были змеи и ящерицы – от малюсеньких до совершенно гигантских, пауки и скорпионы, песчанки и суслики, тушканчики, куланы и антилопы. В самых дальних рядах высились невозмутимые верблюды.
Опираясь на лапу Печенюшкина, Лиза в полной тишине медленно приближалась к дворцовым ступеням. Впереди них скользила по песку, оборачиваясь время от времени и ободряюще кивая, старая подруга кобра. Четыре ящерицы с драгоценными ожерельями на шеях ползли сзади, неся в зубах шлейф Лизиного платья.
– Странно, – тихо шептала девочка своему спутнику, – отчего мне ни капельки не страшно? Дома паука увижу во дворе, ору от ужаса, а здесь – как будто так и надо.
– Это потому, что ты со мной, – скромно пояснил ее спаситель. – Рядом с Печенюшкиным любой даме просто нечего и некого бояться.
Между тем они поднялись по ступеням, вошли во дворец и оказались в гигантских размеров зале. В дальнем конце его на возвышении стоял причудливый трон, сплетенный из золотых ветвей саксаула.
