Текст книги "Три сердца, две сабли (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Внимание его секунданта в продолжение сей стремительной схватки было отвлечено пугающими звуками со стороны. Полагая, что командир сам справится с противником, секундант держал под прицелом своего пистолета кусты, откуда вот-вот грозило выпрыгнуть какое-то клыкастое чудище. Меня, как ни удивительно, те звуки пока совершенно не занимали. Может, именно потому, что знал я наверняка, что никаких чудищ в лесах подмосковных не водится со времен царя Гороха. Зато у французов, по счастью, были о Москве и ее окрестностях самые мифические представления – с медведями, заходящими в трактиры на Неглинной.

Как только ружье оказалось в моих руках, унтер, не стреляя в меня, сам бросился в кусты, хотя и не прямиком в пасть чудищу.

Я не стал разряжать ружье ему вдогонку: он удирал шустро, а пулю стоило приберечь. Глянул я на лежавшего навзничь Евгения. Лицо его было залито кровью. Жалость, искренняя жалость стиснула мое сердце! Хотя, казалось бы, чего жалеть: самый опасный враг мой убит, и я вновь свободен пред ним от всех мыслимых и немыслимых обязательств чести. Оставалось только позаботиться в сих непростых обстоятельствах о безопасности хозяйки усадьбы и ее больного отца.

Но… Я присмотрелся к Евгению, опустился на колени… Он дышал! Пуля прошла почти по касательной линии, разорвала кожу с мякотью как раз на виске, и, ударив пролетом кость, контузила, лишила лейтенанта чувств. По крайней мере, в этой части приключений наших мы с Евгением были теперь наполовину квиты: я получил контузию от своих дважды, и вот мой соперник наверстал часть от своих же… По сию пору я поражаюсь тому чувству теплой радости, что охватило меня – радости, что остался в живых враг мой, коему, вероятно, малого стоит, как встанет на ноги, застрелить меня или заколоть мудреным италианским приемом на следующей по его счету дуэли!

Тем временем из кустов выскочило «чудище». Им, разумеется, оказался изобретательный кузнец с апостольским именем. Удивляться было некогда… да, пожалуй, я изначально догадывался в глубине души, чья затея спасла нам с Евгением жизнь.

– Ваше благородие, ведь все и сошлось, как я подслушал! – поделился и радостью своею, и гордостью кузнец, подбегая. – Как мы с братцем-то накрыли того подсадного! Он только ружье выставил в вас палить, а мы на него – ух! Он и смазал! А апосля-то как пуганули хранцев, любо-дорого!

– Уж и не говори, – признал я. – Благодарю! Моя б воля, так медальку немедля тебе на грудь повесил. Одно, однако, беспокоило меня: другой-то удрал?

– Никак нет, ваше благородие! – наконец всерьез удивил меня кузнец. – Брат его за ноги – хвать! А я тут как тут – как он упал, по затылку-то – тюк! Оба тихо лежат да живы. Делать-то чево с ними тепереча? Вязать?

– «Чево-чево». Веди, показывай добычу, – с неприятным чувством велел я.

В ином случае два «языка» – совсем не лишняя ноша, но в том смутном положении дел пленные, и при том соучастники злодейского покушения, были вовсе ни к чему, более того – опасной обузой. Я лишь попросил братьев постоять в сторонке и не смотреть: такая расправа портит юные души. Коротко приколол я обоих… потом посчитал первые итоги: двадцать минус четыре… Ошибся де Шоме: с первым заданием по арифметике я справился сносно, но до искомого «нуля» было еще далеко.

Вернулся я на поляну, к Нантийолю.

– А ентот что, ваше благородие? – в боевом возбуждении вопросил кузнец, брат же его всегда оставался нем как рыба. – Как будто не мертвяк еще.

– Живой, – подтвердил я. – Ранение неглубокое.

– И его бы в тот же расход, чево цацкаться-то? – разгулялся новоиспеченный вояка.

Холодок пробежал у меня меж лопаток: вот так дай таким веселым да ушлым кузнецам волю, пусти по Руси, не страшнее ли «хранцев» в разнос пойдут да в расход все пустят?

– Охолонись-ка, молодец, – строго урезонил я кузнеца. – Сей француз с особым секретом. Его и беречь особо надо. Сейчас же поднимаем его и несем бегом в усадьбу. Оба держитесь подле меня, пока не отпущу. Приказ: не удивляться ровно ничему, а рот держать на замке.

– Всегда рады стараться, ваше благородие! – гаркнул на весь лес воодушевленный молодец.

Я взялся было поднимать Евгения с головы, но кузнец едва не толчком отстранил меня:

– Не извольте трудиться, ваше благородие! Нам он как пушинка. Вы только повелевайте, куда нести да куда после заносить!

Внесли мы Евгения в усадьбу с парадного въезда прямо как на курьерской бричке. Едва вбежали через мост во внутренний двор, как я закричал во все горло:

– Егеря! На конь! Егеря, на конь!

Французы повысыпали навстречу кто откуда.

– В лесу партизаны! Ваш капитан храбро отбивается! – продолжал кричать я уже с двух шагов. – Живо на выручку!

Как я и предположил, в заговор, на наше счастье, были посвящены только три ближайших подельника де Шоме. Моя уловка была принята остальными разом за чистую монету, а кровь на лице Нантийоля вмиг возбудила всю мародерскую, но не трусливую партию. Все загрохотало во дворе, пыль поднялась столбом. Еще не успели мы внести Евгения в дом, как уже гудели под копытами коней перекладины моста.

Когда мы поднимали Евгения на крыльцо, краем взора приметил я в одном из окон второго этажа необычную фигуру в стеганом халате: сдавалось мне, что больной хозяин усадьбы, наблюдавший за происходящим, уже немало пришел в себя.

Разумеется, первым, на кого мы наткнулись в доме, была Полина Аристарховна: потрясенная, побледневшая, но готовая на любой подвиг.

– Что с ним?! Убит?! Ранен?! – подлетела она к нам.

Сердце мое ощутило укол непростительной ревности… Однако ж к сей, новой встрече я был готов как никогда.

– Полина Аристарховна! Евгений жив и скоро встанет на ноги, а негодяй де Шоме убит. Но нельзя медлить ни мгновения. Вскоре его хищники, коих мне удалось обмануть и отвлечь, вернутся, пылая местью. Я виноват, но неизбежного предотвратить уже не в силах: в ближайшее время – полагаю, через полчаса, не более – здесь наверняка будет бой. Ваш батюшка верно предрекал своему дому судьбу крепости. Немедля поднимайте вашу партизанскую армию в ружье… или в косы с вилами! И отдайте мне командование обороной!

Все сие выпалил я на одном дыхании… разумеется, постеснявшись сказать, кто убил капитана.

Полина Аристарховна стояла предо мною бледная и неподвижная, подобная совершенному изваянию Микеланджело.

И нужно ли уточнять, что каждое слово мое было произнесено на чистом русском языке?

Кузнец и брат его стояли рядом, вовсе не тяготясь ношей, и только улыбались до ушей.

Двух бед опасался я в те мгновения: того, что молодая хозяйка усадьбы упадет в обморок, и того, что Евгений, напротив, очнется и сделается самой опасной помехой в грядущем деле. По счастью, оба опасения оказались напрасными.

– Вы… вы… – прямо обвинительным тоном обратилась Полина Аристарховна она ко мне и запнулась… Признаюсь, как раз кстати.

– Да. Я тоже русский разведчик, переодетый французом, императорским порученцем, – с облегчением сказал я и, представившись по артикулу, коротко и ясно объяснился: – Интрига наша против подходящих частей неприятельских – весьма скрытная и сложная, я бы сказал, с тройным дном. Не имею ни малейшего права раскрывать вам ее подробности. Пока могу сказать вам, сударыня, лишь одно: появление здесь негодяя де Шоме весьма осложнило исполнение тайных планов. Теперь тактическая задача – лишь защитить вас, вашего батюшку и ваш дом. Что же до Евгения, он контужен, и я очень опасаюсь, что он, толком не придя в себя, тоже ринется в бой…

У меня были самые смутные подозрения на тот счет, чью сторону он в этом бою возьмет, а потому я затеял еще одну интригу:

– …а сие означает, – на верную смерть. Сейчас его необходимо укрыть где-нибудь понадежнее и даже запереть. Но главный теперь расчет – на вашу партизанскую партию. Час славы ее наступает!

Полина Аристарховна выслушала меня, держась хладнокровно и величаво, покачала головой сокрушенно и обратилась к братьям хозяйским тоном:

– Ну-ка, сдайте мне!

И подставила руки.

Я на миг потерял дар речи… да и глазам своим не поверил!

Ничтоже сумняшеся братья просто-напросто… перекинули Евгения на подставленные руки барышни. Она подхватила его, будто спящего ребенка, и даже плечи ее не опустились от тяжести тела ни на вершок!

– Полина Аристарховна! – взмолился я, ринувшись…

– Погодите, господин поручик! – решительно и сердито отстранилась от меня хозяйка усадьбы, кою и вправду вернее было именовать «русской Брунгильдой», а не Герсилией. – Теряем драгоценное время!

За сим она отдала приказ:

– Орлы мои, летите с Богом! Поднимайте ополчение. Наша тактика нынче – засада в осаде. Уразумели?

– Как есть, ваше высокоблагородие барышня Полина Аристарховна! – дерзко выпалил кузнец… правда, на русском наречии. – Рады стараться!

Вон оно что было! Хозяйка усадьбы и саму себя велела в военное время по-военному же и величать ради ратной строгости, пусть и машкерадным манером!

– Одна нога здесь, а другая – в деревне! – предупредила барышня обоих, да уже вдогонку, за сим повернулась с удивительной ношей к лестнице и велела мне через плечо: – А вы следуйте за мной и прошу вас – не хватайтесь, только помехой станете!

Суди меня, любезный читатель, коли волен… но я не решился тогда отнимать силой чудную ношу у царь-девицы: мало того, что в той небывалой оказии я отчетливо видел, что моя новая попытка помочь будет принята едва ли не оскорблением, ведь пример де Шоме, прокатившегося по лестнице, вспомнился мне кстати…

Поднимаясь следом по ступеням, я уж не мог сдержать в себе злорадной мысли: «Ежели ты очнешься сию минуту, то могу держать пари, что застрелишься еще до нашего поединка».

– Могу ли узнать по праву военного, что означает сия тактика «засады в осаде»? – вопросил я вслух.

– Увидите сами, – лаконично отвечала Полина Аристарховна, в чем видел я еще не избытую обиду ее на меня за тайное и несвоевременное отсутствие.

Ясно мне стало, что ходатайство мое о назначении меня командиром партизанской партии удовлетворено не будет.

Лишь в потаенной комнатке с крохотным окошечком под самой крышей Полина Аристарховна позволила мне помочь ей, а именно устроить бесчувственного Евгения на весьма просторную лежанку, занимавшую почти все помещение. К моему вящему изумлению, в сей комнатке, служившей также арсеналом, помимо пяти отличных армейских ружей с припасом пороха и пуль и стольких же пистолетов, нашлась под рукой и материя для перевязки, коей барышня умело перевязала голову Евгению, кровь на коей уже почти запеклась и сочилась едва.

– Я потрясён! Все вы умеете! – восхищенно прошептал я, с опаской присматриваясь к Евгению: не пора ли живо убираться отсюда, заперев его и оставив от греха подальше.

– Батюшка всему учил меня, – по счастью, так же тихо стала говорить и Полина Аристарховна. – У него, однако, бывали и странные фантазии: в сей комнате он мечтал перед самым приходом завоевателей скрыть, будто в брюхе Коня Троянского, пятерых самых верных мужиков-«рекрутов», коим он мог на время доверить оружие. В роковую минуту сии отважные «ахейцы» должны были внезапу выскочить и взять в плен какого-нибудь маршала или, как чаял батюшка, даже самого Бонапарта! Не задалось… Может, и к счастью. Но вот, на удивление, тайное отделение пригодилось нынче.

Все то барышня поведала мне, пока мы выносили оружие из комнаты и пока она запирала саму комнату с помощью потайной задвижки в полу, под одной из паркетин. Когда она нажала на нее ножкой, я вздохнул с облегчением.

– Точно так же комнату можно запереть и открыть изнутри, – сообщила Полина Аристарховна. – Мои избранные «ахейцы» знают секрет… А ваш благородный друг и однополчанин, я уверена, в том случае, ежели останется тут в живых один-одинёшенек, сам справится с секретом за день-другой. – И с этими словами она наконец-то милостиво улыбнулась мне!

– О да, мой «однополчанин» несомненно справится, в сообразительности ему не откажешь, – осмелился и я улыбнуться в ответ, не уставая поражаться врожденной ли отваге молодой девицы, способной с улыбкой смотреть смерти прямо в темные ее глазницы. – А в каком состоянии, позвольте узнать, пребывает сейчас ваш батюшка?

– Несколько лучше, – чуть нахмурившись, ответила Полина Аристарховна. – Но не настолько, чтобы командовать обороной. Увы, я бы в сей час предпочла бы даже, чтобы он был менее подвижен. Опасаюсь, как бы он, подобно вашему другу, не вылез под пули, еще худо соображая, что происходит и кто в доме.

– В таком случае предлагаю следующую поправку к вашей необыкновенной тактике, – поспешил высказать я и свой замысел, к коему, поостыв после первой сшибки, стал склоняться более, нежели к встрече неприятеля огнем разом из всех «бойниц». – Вдруг ваша партизанская партия не успеет подойти, как озлобленные егеря уже нагрянут? Полагаю, даже если они заподозрят неладное, у них все же не будет полной уверенности в том, что с их командиром разделались не мифические партизаны. Без капитана и предводителя шайки кто они теперь? А я в их глазах офицер и императорский порученец… Видом, по меньшей мере. Уверен, что смогу провести их всех, заговорю им зубы, подчиню их своей воле на время – то самое время, кое необходимо выиграть. Встречу их открыто и, можно сказать, с участием у дверей дома. Маневр рискованный, но свеч стоит.

Сей план Полина Аристарховна приняла без обиняков, чему я был несказанно рад. Успели мы еще составить ополчение всего из двух слуг, у коих коленки при выстрелах не дрогнули бы в первый же миг, прочую никчемную дворню отправили в лес, сами же зарядили все ружья и пистолеты… О, как хотелось мне возыметь власть и над Полиной Аристарховной, и саму ее тоже спровадить подальше от дома... но, признаюсь, я и заикнуться о том боялся, полагая итог уговоров прямо противоположным: барышня движением крепкой руки отстранит меня прочь и ну как выйдет сама навстречу врагу! Ведь опыт такой она уже имела, и весьма успешный. Ее уж не остановить, коли решит по-своему.

– Ежели они вам не поверят, а то будет видно издали, мы их и так уговорим, – решительно «успокоила» меня хозяйка. – У нас двенадцать зарядов. Уверяю вас, ни один не пропадет втуне.

Я и не сомневался… и невольно совершил в уме новое вычитание: семнадцать минус двенадцать… всего пяток в остатке! С ними, пожалуй, я и сам справлюсь, коли удачно начну. Согласись, любезный читатель, под участливым взором Прекрасной Дамы драться с пятерыми – сущий пустяк!

– Вы забываете еще один заряд – мой, – с улыбкой указал я и на свой пистолет. – Да еще сабля добрая при мне. Уже и не знаю, что останется на закуску вашей партизанской армии? Разве что объедки с господского стола.

Полина Аристарховна с такой нежданной теплотой улыбнулась мне, что сердце мое растаяло и решился я было на самый отчаянный комплимент… но именно в сей миг донесся до наших ушей дальний стук копыт.

– Вот они! – воскликнул я.

– С Богом! – перекрестила меня барышня.

…И тотчас сама перекрестилась.

Теперь уж точно сам черт мне был не страшен!

– Не поминайте лихом, коли что, Полина Аристарховна! – крикнул я, уже слетая вниз по лестнице.

– Вы живой куда нужнее! Всей России… и мне тоже! – прокричала вослед она, воодушевив меня на самый невероятный подвиг.

Я нарочно распахнул двери дома настежь и стал спускаться с крыльца навстречу возвращавшимся егерям неторопливым, важным шагом. Речей вкрадчивых да обманных я не готовил: надеялся, что в столь опасную минуту Бог не оставит меня, тем более молитвами Полины Аристарховны, и вложит в уста нужные слова.

Двое конных егерей, оторвавшись от остальных и ускакав вперед авангардом, первыми заехали на мост – то шум от них мы услыхали наверху. Теперь они пытливо шарили глазами по двору, по службам, стараясь догадаться, не ждет ли их здесь засада.

Увидев меня, они явно успокоились. Один, осадив коня и сдав назад, развернулся и ускакал к своим, другой остался на мосту дожидаться. Я сбавил шаг, решив не отходить от дверей слишком далеко.

Партия показалась. Верховых была дюжина без одного, остальные шли пешими, ведя в поводу своих коней, у коих через седла были перекинуты тела убитых. Первым везли капитана…

Воспользовавшись тем, что дозорный развернулся в седле и глядит теперь на своих, я и сам отвернулся, думая окинуть взором окна, дать бодрящий знак Полине Аристарховне… да и заручиться ее участливым взором.

И застыл в ужасе!

Одно окно было наполовину раскрыто, и в нем стоял в неизменном халате своем хозяин усадьбы… но не просто любопытствовал, а держал в здоровой руке ружье! Я и рта раскрыть не успел, как матерый охотник плавно поднял ружье и, не удерживая его долго на весу, нажал на курок.

Грохнул выстрел! Я развернулся волчком… и увидал, как дозорный не торопясь валится с седла на мост. Конь его, встревоженный гулким раскатом, отраженным стенами служб, попятился и потащил седока за ногу, утопленную в стремени.

«Шестнадцать!» – невольно подумал я.

Тотчас же треснуло несколько выстрелов.

Я бросился назад – в распахнутые двери дома. Лихорадочные мысли скакали у меня в голове: «Выживший из ума хозяин дома… Может, уже убит. А я тут ни при чем! Я императорский порученец, и я кинулся его усмирить… Значит, еще не все потеряно».

Но ясно было, что потеряно немало: если не все, то – надежда на мирные уговоры. Теперь мародеры точно разгромят усадьбу, и мне оказаться в стороне уже невозможно… Но каков оказался старый несчастный паралитик!

К его боевой позиции я поспел как раз следом за дочерью его. Полина Аристарховна уже обезоружила отца, угомонила его и укладывала в постель. Журить его было никакого толку: он восторженно лепетал нелепицу и хвалился, что, коли не маршала, так генерала точно «как вальдшнепа снял». Оставленную при нем крепкую и дородную сиделку тоже ругать не приходилось: с нее еще бледность не слетела после того, как барин грозился и ее, «как вальдшнепа», коли мешаться вздумает.

– Ах, как мой батюшка всех нас подвёл! – сокрушалась Полина Аристарховна.

– Хотя все решилось, но не все пропало, – поспешил я не успокоить барышню, но настроить на нужный лад – а именно на мои команды. – Для них я, может, еще и остаюсь порученцем, попавшим в нелепую переделку. Диспозиция та же, но уже без расчета на выжидание. Шайка отступила, но сейчас они сговорятся без командира и пошлют троих, самое большее четверых – самых отчаянных голов, кои рискнут проникнуть в дом через службы. Их расчет – разделаться с опасными хозяевами и дать знак остальным к общему нападению. Необходимо сделать так, чтобы сей знак дал я, а не они. Беру ваших ополченцев, ставлю засаду у дверей. А вы готовьтесь… И батюшке ружье зарядите: его пуля тоже не пропадет, уверен в том. Ведь каков стрелок!

Полина Аристарховна молча приняла мою тактику, и я стремглав, пока не передумала, убрался с ее ополченцами из челяди. Их я поставил поудобнее на лестнице, наверху, и велел стрелять по первым двум вошедшим тотчас же после моего выстрела. Сам же встал под лестницей, оставив двери дома гостеприимно распахнутыми.

Долго ожидать не пришлось. Двое конных егерей, крадучись, подошли вдоль стены к дверям и с удвоенной осторожностью просочились в дом. Как только они вошли и дали знак наружу, в дверях появился и третий. Я дал им время еще поозираться в безмолвном и, казалось, обезлюдевшем доме и немного пройти далее… И тихо окликнул их:

– Эй, стрелки! Старик выжил из ума! Будьте настороже!

Увидев меня, вышедшего к ним открыто, хоть и с пистолетами в обеих руках, все трое чуть осклабились.

– Где он? – вопросил первый.

– Прямо перед вами, – весело пошутил я.

И выстрелил в двоих одним залпом. Тотчас грохнул и нестройный залп сверху. Две пули прожужжали мимо первого, метко поразив широкую стену. Однако «счастливчик» совершил ошибку: он невольно разрядил свой пистолет вверх, в стрелявших по нему ополченцев, а не в меня. Я выхватил саблю, он – свою. Мы сшиблись, он оказался недурной рубака, отбил пару моих выпадов.

И вдруг появился четвертый разведчик с пистолетом наизготовку, коего я, поспешив, не учел в своем расчете. Я отскочил за колонну… Но тут бы и конец моим «пряткам», как вдруг сверху грянул новый выстрел. Француз опрокинулся. Третий, уже воодушевленный победой, не ожидал такой развязки, и на миг потерял запал. Тут-то я кинулся на него. Он защитился от обманного удара, но пропустил коварную «восьмёрку» и упал, обливаясь кровью.

– Благодарю вас, Полина Аристарховна! – воскликнул я с восторгом, еще не успев поднять глаз.

Хозяйка усадьбы стояла наверху… теперь уж подобная не иначе как богине Афине. И с двумя пистолетами в руках.

– Не стоит благодарности! – деловито ответила она.

Я живо окинул взором поле битвы:

– Осталось двенадцать.

– Заряды на всех уже готовы, – милостиво доложилась богиня Афина.

По голосу ее и взору мог я уже смело судить, что, даже если и не снискал еще ее благоволения, то, по крайней мере, прощение за оплошность, а именно за мое предурацкое отсутствие, уже заслужил.

– Коли будете стрелять только вы с вашим батюшкой, я могу уже идти в буфет за прохладительными водами! – воскликнул я снизу. – Однако ж готовьтесь немедля!

Я живо зарядил вновь пару пистолетов и поспешил было наружу, на старую позицию «подсадной утки» у самых дверей… и вдруг замер, оцепенев. Так же оцепенев, с выпученными от изумления глазами замерли на мосту и подошедшие на выстрелы конные егеря. Между мною и ими, у самого крыльца, стоял новый, необычайный страж усадьбы, объявившийся как по волшебству. Древний «лыцарь» в сверкающих латах, с огромным мечом и щитом!

Как я мог догадаться, кузнец и его брат, нагруженные броней, проникли в службы то ли вслед за авангардом врага, то ли даже раньше, и младший братец помог старшему облачиться… Настал великий час рыцаря блеснуть в глазах своей Прекрасной Дамы!

Первые мгновения я не знал, что и поделать. Не выскакивать же под тяжелую руку рыцаря в роли его оруженосца! Казалось, французы тоже не ведали поначалу, как им подступиться и чего ожидать от сей грозной железной фигуры. Однако, помявшись, они осторожно двинулись вперед и стали переходить через мост. В сей миг рыцарь отвел в сторону щит, прикрывавший грудь, и выставил на врага пищаль, прикрепленную к железной шуе снизу. Французы даже не заметили угрозу! Никак не вязалось в их воображении такое оружие с доспехом времен Крестовых походов!

Грозный рыцарь сделал только один тяжкий шаг навстречу превосходящим силам врага и железной десницей ударил по запалу. Ударил оглушительный выстрел, из жерла маленькой пищали вылетел нешуточный сноп пламени. От отдачи рыцарь покачнулся, едва не повалившись навзничь. Однако итог был великолепен – залп мелкой картечи смел одного конного егеря, будто его лягнул обеими ногами здоровый битюг, и поранил еще двоих. Французы откатились обратно на мост, но, отступая, дали залп из ружей. Раздались сильные удары по железу… и рыцарь, увы, все же упал навзничь у ступеней крыльца!

Не помня себя, я бросился к нему. В тот же миг французы тоже кинулись через мост во двор. Но удивительно – кинулись они не в атаку, а словно в бегство и при том в замешательстве, некоторые даже стали поворачиваться спиною. Ужасный грохот и шум раздался на мосту. И уже склонившись над храбрым рыцарем, приметил я краем взора, что прямо через мост во двор несется разъяренный бык!

Мне удалось без возни сорвать с десницы рыцаря боевую перчатку, крепко схватить его за руку и, прикрываясь рыцарским щитом от возможных выстрелов потащить храбреца по ступеням в дом. Признаюсь, едва не надорвался я от тяжести кузнеца и его доспеха.

В те мгновения во дворе творилось настоящее светопреставление… Иным словом, гишпанская коррида, о коей я только в книгах читывал, а вот Евгений видал бои с быками воочию и мог бы оценить действо с толком… однако он досадно пропустил его, лежа без чувств далеко в сторонке.

Бык гонял французов по двору, норовил поддеть рогами, те спасались, отстреливались от него, забивались в открытые службы. Один, даже попытался опередить меня и нырнуть в открытую дверь дома… но тут уж мне стало не до притворства, и я, отпустив на миг тяжкую ношу, пристрелил его на глазах у остальных («Десятка осталась!»), а потом завез рыцаря в дом и, тут же захлопнув двери, сбросил в пол щеколды. Выстрелы и крики наружи зазвучали глуше, а вскоре и вовсе стихли. Пару раз только послышалось злобное и обиженное мычание быка – и наконец во дворе наступила полная тишина.

На доспехе и шлеме «лыцаря» я насчитал полдюжины вмятин, а одна пуля коварно прошла под кирасой и чувствительно – хотя, казалось, не смертельно – повредила молодцу бок.

Я снял шлем с головы кузнеца. Он болезненно морщился и щурился, но не стонал.

Полина Аристарховна слетела вниз и кинулась прямо на колени перед своим чудесным защитником, лежавшим у самых дверей дома и служившим дополнительной преградой неприятелю.

– Пашка, ты жив ли, дурень?! Ты учудил-то что?! – с таким участием, с такой душевной болью воскликнула она по-простонародному, что «лыцарь» сквозь боль расплылся до ушей.

– Зато постоял, ваше высокоблагородие Полина Аристарховна. Славно постоял! – проговорил он.

– Где только доспех столь изумительный отыскал?! – с истинным благоговением перед героем вздохнула его Прекрасная Дама.

– Эх, не обижайте уж вашего мастера Пашку! – горестно и радостно вздохнул, в свою очередь, кузнец. – Из своих же рук ради жизни вашей, госпожа, и отыскал. Comprenez vous?

Полина Аристарховна приникла к кузнецу и расцеловала его в обе щеки.

Теперь он мог быть счастливым до конца дней, доказав своей госпоже, что истинные рыцари водятся не только в романах!

Эх! Я же вздохнул с досадою. И вновь постыдный укол ревности! И к кому! Но что же мне было делать, чтобы заслужить подобную похвалу? Разве через минуту умереть под пулями?

– Несите его живо наверх, – приказал я обоим «метким стрелкам», спустившимся к нам и теперь стыдливо тупившим взоры. – Хоть какой толк от вас будет! Впрочем, что стреляли – хвалю. Пускай там девка, – я подразумевал дородную сиделку барина, – промоет ему рану и обвяжет крепко простынею. И живо назад, на подмогу!

Кузнеца понесли. Мы с Полиной Аристарховной переглянулись.

– Вам, сударыня, тоже подняться бы наверх, – не решился я прямо приказывать ей. – Там позиция вернее и безопаснее.

Полина Аристарховна весьма таинственно улыбнулась мне и сказала:

– Не стоит уж трудиться впустую. Разве вы не слыхали звона колокольчика?

– Какого, позвольте узнать?! – удивился я, вправду не слыхав никакого звона или же пропустив его мимо ушей в суматохе.

– Колокольчик – приманка для быка Рыжка, – с тою же загадочной и лукавой улыбкой пояснила хозяйка усадьбы. – Раз позвонили, значит, Рыжок наш дело свое сделал и пора его отозвать. Он от колокольчика тотчас смиреет. Ученый он у меня, дрессированный.

Я только глазами хлопал, не понимая.

– А раз Рыжка отозвали, воевать более не с кем… – продолжала Полина Аристарховна. – Поди уж никого в живых нет. Слышите, какая тишина стоит. Пойдемте, посмотрим.

И она двинулась было сама поднимать щеколды и растворять двери.

Я тотчас протиснулся между нею и дверью:

– Простите меня, сударыня, но я не могу позволить вам так безрассудно рисковать своей жизнью.

– Разве учтиво идти первым в двери, вперед дамы? – еще более лукаво прищурилась Полина Аристарховна… но отступила.

– Вопиющая неучтивость с моей стороны! – держа сурьезную ноту, решительно признал я. – Придумайте мне достойное наказание, пока я займусь своим прямым делом – разведкой.

Не выпуская из руки оставшийся заряженный пистолет, я низко пригнулся, еще раз прислушался – ничто не нарушало тишину! – поднял щеколды внутренних дверей, вышел и приоткрыл осторожно одну внешнюю дверь.

Двор был совершенно пуст и безмолвен! Лишь два мертвых тела свидетельствовали о недавней битве: один конный егерь, сраженный залпом картечи, лежал у моста, другой, сваленный моей пулею, – на крыльце, у самых дверей.

Я вышел на крыльцо… и стал в уме разгадывать, куда запропастились французы, ежели не забились в службы и теперь пережидают опасность, прежде чем как и я осторожно высунуть носы наружу.

– Видите, я оказалась права, – беззаботно проговорила у меня за спиной Полина Аристарховна.

Не дожидаясь итогов разведки, она без опаски вышла из дома. Я только рот раскрыл, чтобы пожурить ее за безрассудство, как она громогласно отдала команду, эхом прокатившуюся по двору:

– Выходи, мужики, с добычею!

Отворились внутренние двери служб – и мужики вышли с «добычею»: выволокли во двор бездыханные тела оставшихся французов.

Так вот что была за удивительная «засада в осаде»! Подмога успела подойти. Мужики-партизаны с двух сторон подошли к службам, проникли в них и нишкнули, а быка Рыжка, по плану, выпустили загонять «хранцев» в ловушки. Растерявшие боевой порядок и дух французы пытались скрыться в службах, где и находили свою смерть под ударами палиц, молотильных цепов, а то и крепких ручищ. Арифметическая задачка была примерно решена! Искомый «нуль», которым грозил капитан де Шоме, был, наконец, обрящен.

Мне бы вздохнуть с радостью и облегчением… а я опять вздохнул с досадою: увы, не осталось более на мою долю подвигов! не заслужить мне поцелуя русской Герсилии, Брунгильды и богини Афины в едином лице!

Я только и нашелся, чтобы дать новый совет… но никак не приказ:

– Не ровен час, накатит сюда новая партия неприятельская… сильнее прошлых. Надо бы немедля скрыть всех убитых и порядок навести.

Но, увы, и сей совет не имел надобности.

– Все уж предусмотрено, – не без гордости кивнула мне Полина Аристарховна. – Ямы на отшибе выкопаны. Погребем сих нехристей как людей… хоть и без отпевания, соломой места завалим, чтоб в глаза не бросались – и вся недолга.

И она тотчас отдала приказ уносить «добычу» куда следует и заметать следы скоротечной баталии.

– А Евгений-то! – как раз спохватился я.

Полина Аристарховна взглянула на меня с изумлением… и тоже спохватилась.

В пылу осады позабыт был еще один «русский разведчик»!

Мы поспешили наверх, открыли дверь клети и ступили в сумрак…

Глава 5

ГЛАВА ПЯТАЯ

С фантасмагорической женитьбою мертвеца, устроенной самим императором Франции, тушением геенны огненной превосходным бургундским вином, явлением богини Немезиды и окончательной дуэлью, переместившейся на поле Бородинское

Мы нашли Евгения в том же бесчувственном положении, в каком его оставили. Полина Аристарховна не в шутку встревожилась, сама за нашатырными каплями побежала, а я взялся пошлепать Евгения по щекам и слегка пощипать ему уши… Он раскрыл глаза, посмотрел на меня строго и бессмысленно. В следующий миг рассудок вернулся к нему, и Евгений поспешил подняться на ноги, однако тотчас же покачнулся и едва не упал. Я поддержал его. Он глухим голосом поблагодарил меня, привалился к стене, потрогал рукою голову, поморщился, поозирался кругом и… ничего не понял.