Текст книги "Близнецы и "звезда" в подземелье"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава X «СПОКУХА, ДЖОНИ!»

Вечер сюрпризов между тем продолжался.

– Дорогие друзья! – воскликнул Висюлькин. – А теперь, когда мы остались одни, – он улыбнулся своей шутке, – объявляю главный итог нашего конкурса-экзамена. Мы приглашены на выступление в Туапсе! И едем туда в следующую субботу. Так что попрошу подготовиться, в смысле взять с собой одежду для прогулок и одежду для дискотеки, которую мы вам обязательно устроим. А главное – взять с собой одежду для выступления перед публикой!

Ему ответили радостным и удивленным ревом... Удивленным – потому что все-таки народ чувствовал: выступили они не совсем, как говорится, «конкретно». А тут вдруг – путешествие в другой город. Конечно, странновато выглядит.

Но в основном все-таки радовались. А что: взрослый человек, серьезный специалист говорит, что ты большой молодец, ну и отлично, к чему тут сомнения?.. Разве не так?

В Ольгиной душе тоже произошел примерно такой же «разговор наедине». Как говорится, бьют – беги, ну а если дают, так бери!

Она повернулась к Наде, чтобы выразить свой все возрастающий восторг по поводу такой великой удачи. Однако Нади рядом не оказалось. Ольга глянула влево, вправо, снова влево. На нее никто не обращал внимания, все, естественно, обступили Висюлькина. Да и как тут не обступить? Ведь в другой город едут! Кое-кто просил записку для родителей, чтоб не сомневались; иные спрашивали, на каком транспорте они помчатся в приморский Туапсе, а третьи – долго ли ехать.

Наконец Ольга увидела свою странноватую подружку. Та с невинным видом шла от двери... от той самой двери, за которой скрылись убогие бесталанные певцы и Юра, висюлькинский помощник. По пути, кстати, ее догнал Юра и что-то спросил. А Надя ответила, опустив глаза. Юра усмехнулся, кивнул и пошел к Висюлькину – участвовать во всеобщем торжестве.

Надька же быстренько прибилась к Ольге и зашептала:

Идем отсюда! Быстренько!

Зачем?

– Узнаешь! Я ему наврала, – Надя указала глазами на помощника, – что у меня от волнения живот заболел. И он поверил, потому что так бывает, я читала.

Ольга удивленно посмотрела на подругу – что она такое бормочет? Зачем и почему?

А я на самом деле подсматривала и подслушивала! – чуть ли не с гордостью заявила Надя, словно это было какое-то очень почетное занятие.

Не пойму тебя, Надь.

Потому что ты нелюбопытная! – быстро зашептала Надя, потащив ее к выходу. – Ты не задумалась, почему он этих выгнал? Они ведь ни чуть не хуже многих пели...

И тут Ольга подумала, что, весьма возможно, Надя имеет в виду и ее, Ольгу, которую почему-то не выгнали, а оставили. А других выгнали.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросила Ольга, не слишком приветливо глядя на подругу.

Ведь ей действительно сделалось обидно!

Надя с удивлением посмотрела на Ольгу. Наконец поняла:

– Ой, да я совсем не то имела в виду! Мне просто любопытно стало, почему он их выгнал и что этот Юра им хочет сказать... Вот и решила подсмотреть!

Ольга уставилась на свою подругу.

Он им деньги давал! – выпалила Надя.

А наше какое дело?

Это был правильный и... беспроигрышный ответ. Типа: моя хата с краю! Но, с другой стороны, было действительно любопытно! Почему, в самом деле, совершенно таких же ребят, как и большинство других, вдруг взяли и отсеяли? И почему им же потом дали денег?

Ну и что ты предлагаешь?

Да очень просто! – чуть ли не закричала эта удивительная Надька. – Спросить у них!

А мы имеем на это... право?

Ой, да ладно тебе, Оль! Бежим быстрей!

А что мы им скажем?

Но Надя уже не слушала ее, она потащила Ольгу из прохладного вестибюля на раскаленное крыльцо с колоннами, то самое, на котором уже разворачивались кое-какие события, а именно: сначала Генка дрался с Леней Шальневым, а потом Висюлькин – с Генкой.

На этом же крыльце суждено было случиться и еще одному важному... хотя и не совсем понятному разговору.

Они выбежали на' крыльцо – довольно-таки высокое и вообще шикарное, как строили в прошлые времена. Только годы, конечно, его уже здорово «покарябали»: и ступеньки стали щербатень-кие, и колонны, как говорят в Ростове, «порепанные».

И внизу этого бывшего шикарного крыльца они увидели ту самую группу несчастных, изгнанных. Только вид у них был не совсем «изгнанный» и несчастный. Они спорили и очень даже горячо, как, может быть, спорят фаны «Спартака» и «Динамо» . То есть еще чуть-чуть – и начнутся боксерские поединки. Несмотря на то, что среди них были и девочки.

Видать, такое уж несчастливое крылечко – всех на нем драться тянет!

– Спокуха, Джони! – кричал мальчишка по фамилии Ромашкин.

Ольга запомнила его фамилию за необычность. И– еще запомнилась совсем не певческая внешность этого Ромашкина: он был такой, знаете ли, всклокоченный, худой, кадыкастый, с маленькими серыми глазками и длинным острым носом. И почти самый высокий из всех... Дело, конечно, не во внешности, но все же на сцене необходимо что-то более привлекательное, согласитесь...

Спокуха, Джони! – это он, между прочим, кричал белобрысой девчонке на две головы его ниже, полненькой, с косичками... ну, в общем, на «Джони» никак не похожей. – Спокуха, тебе говорят! Я уже пашу на дядю Серегу три месяца, а ты здесь первый раз. С какого же фига тебе должны давать такой же пай?!

А почему ты здесь все распределяешь? Юра так не говорил!

Правильно! Но «манишки»-то он дал мне!

И сказал: «Раздели честно!»

Вот я честно и делю! ,.

Нет, не честно! Врешь! – И девочка с косичками вдруг залепила здоровенному Ромашкину пощечину.

Страшно было подумать, что теперь произойдет. Но ничего особенного не произошло – Ромапшин растерялся. Он, похоже, не мог поверить в случившееся. Но постепенно осознавал. Так что девчонке не поздоровилось бы.

Но тут уж вмешалась Ольга, – как известно, крупный специалист по разниманию.

Эй, вы! – уверенно окликнула она спорщиков. – Нас Юра послал. – Тут она посмотрела на Ромашкина: – Юра так и знал, что ты глотничать будешь! Всем поровну, понятно?.. Сколько там у вас денег?

Четыреста, сколько же еще-то... – проворчал Ромашкин.

Ольга мгновенно подсчитала – компания «пострадавших» состояла из восьми человек – и сказала:

– Да, все правильно. Он сказал, что всем по полтиннику.

Ребята, хоть и хмурые, но все же мирно разделили деньги, бормоча: «У тебя сдача есть?.. Червонец найдется?..» Так обычно говорят люди, когда делят не очень богатые барыши.

Потом они потеряли друг к другу всякий интерес и распались, как стальные шарики, на которые вдруг перестал действовать магнит.

– Пошли! – шепнула Надя и потащила подругу за белобрысой девочкой.

Однако Ольга покачала головой и направилась к Ромашкину. Белобрысая ведь мало что знала – об этом же сам Ромашкин сказал. А вот у Ромашкина они могут кое-что выведать, если, конечно... Но это уж надо иметь артистические способности и внешние данные.

И тут прямо как с неба что упало – то есть она вдруг вспомнила, как этого верзилу зовут. Побежала за ним впереди Нади, крича на бегу таким примерно голосом, каким фанатки группы «На-На» зовут какого-нибудь Жеребкина:

– Виталий!.. Виталик! – Именно так звали Ромашкина.

И верзила, конечно, обернулся. Да нет на свете такого мальчишки, который не обернулся бы на столь сладкозвучный голос.

Можно с тобой поговорить, Виталий?

Поговори, – ответил он якобы неохотно. А якобы – потому что Оля Серегина была довольно– таки симпатичная и складная девочка, притом и одета привлекательно.

Ольга подошла к нему с такой, знаете, скромностью, от которой мальчишки... ну просто балдеют! Однако дальше ей уже было не до кокетства. Требовалось выведать серьезные вещи. Она сказала:

Можно у тебя спросить кое-что... не задаром.

Ну, это само собой, что не задаром! – спокойно ответил Ромашкин, и Ольга поняла: не больно-то он обалдел от ее несказанной красоты.

Может, оно и к лучшему, что не обалдел?

Скажи, пожалуйста, Ромашкин, почему вам деньги заплатили?

А твое какое дело?

За ответ сто рублей!

Реакция у Ромашкина оказалась отличная, несмотря на то, что он был длинный и нескладный.

Просто Евдокимыч должен был нам, – ответил он, не напрягаясь, ровным голосом.

Ну, ясно, спасибо. – Ольга с равнодушным видом кивнула. И сделала вид, что собирается уйти.

Привет тебе горячий! – закричал Ромашкин. – А где же сто?

А я за вранье ничего не обещала!

Дылда посмотрел на нее совсем другими глазами: мол, надо же, какая девица, соображает...

– А зачем тебе это, собственно, надо?

А какое твое, собственно, дело? – Ольга усмехнулась довольно-таки равнодушно. – Меня-то берут в Туапсе, мне на все начихать!

Так зачем же...

Да просто странно! – Ольга сказала это так, что Ромашкин не мог не поверить. – Любопытно, понимаешь?.. Я поеду выступать, а мне не заплатят. Ты вылетел из школы, а тебе деньгота идет!

Честное слово, она могла бы гордиться своим талантом актрисы. По крайней мере, Виталий Ромашкин ей поверил. Скривил губы, пожал плечами и ответил:

Вот гадом буду, не знаю! Я уже давно работаю «провальником». Кого-то куда-то берут, возят, а меня отсеивают после экзамена.

Но почему? Зачем все это?

Клянусь, не знаю. Нам платят, а мы играем... А бывает иногда, он требует, чтоб я для виду расстраивался, иногда кричал: «А почему, а за что?..» У нас команда. Только вот эта, Верка, новенькая... – Тут он кое-что сообразил: – Насвистела, что Юра велел поровну?

Ольга кивнула.

– И если ты теперь что-нибудь ему расскажешь... или Сергею Евдокимовичу... – Она вытащила сто рублей, давным-давно припасенные на одну... эх, да что теперь говорить об этом? – Пока, Ромашкин! Бери и помни! Проболтаешься, тебе же хуже будет.

Она специально доиграла «мерзкую девицу», чтоб он ничего лишнего не заподозрил. Надя была в восхищении:

– Ну, ты прямо артистка, настоящая артистка, честное слово!

А все-таки тут дело нечисто, Надь!

Зато в Туапсе поедем выступать!

И в этом Надежда была совершенно права. Поэтому прочь сомнения!

Глава XI «БЕДНЫЕ ОВЕЧКИ»

К сожалению, так почти всегда бывает: чего ждешь, чего добиваешься, оно потом, «на поверку», как говорят взрослые, получается не таким уж прекрасным, а то и вовсе дрянью.

Сколько Ольга уговаривала родителей, чтобы ее отпустили на концерты в Туапсе, – а нельзя, говорят. Потому что ведь спектакли. А номер с девочкой, входящей в сейф, вообще без нее существовать не может! И вообще, на близнецах, на взаимодействии близнецов, многое в труппе держится. Как же отпустить Олю на три-четыре дня? Непростое для семьи решение!

И все же родители сказали: да пусть едет. Потому что они все прекрасно понимали.

Счастливая Ольга помчалась на всех парусах с дорогой своей Надеждой, будущей великой певицей. Прискакали к ДК «Суворовский»... и настроение немножко упало: их ждал довольно-таки пыльный, обшарпанный, разболтанный автобус, прабабушкой которого явно была черепаха!

Но стоит ли обращать внимание на такие мелочи? Ведь они ехали навстречу своему первому в жизни успеху! А это, друзья мои, кое-что значит!

Ехать предстояло часов шесть-семь. За это время все перезнакомились, сдружились, разработали программу – в смысле кто первый, кто второй, кто пятый, кто десятый. Одни считали, что престижнее выступать под конец, другие думали, что наоборот: на первых все внимание обратят, а потом устанут. Но тут вмешался Висюлькин и навел порядок. Сказал, что без спору, без драки «выступать будем», по жребию.

В общем, так они ехали-ехали и, наконец, приехали.

Совсем не утомившись приехали, потому что было весело. Правда, наглотались дорожной пыли и всяческой гари. Ну и жара, конечно, достала. Но с этим ничего не поделаешь, искусство, говорят, требует жертв.

Они поселились на старом пароходе, который каким-то ловким дяденькой был переделан под гостиницу. Пароход стоял у берега, может, вообще лежал брюхом на дне. Но все равно покачивания кое-какие чувствовались. Иным от этого становилось плохо, а Ольге нравилось. Их с Надей поселили в крохотной каютке – проход, столик и две койки одна над другой, – зато все-таки отдельно. Окошко же, называемое здесь на морской лад «иллюминатором», было с видом на горизонт. В общем, здорово – чего уж там!

Правда... имелись кое-какие неудобства, причем довольно-таки многочисленные. Например, тюфяки из какой-то особой каменной ваты, которая отдельными булыжниками лежала в матрасе. Например, запах, такой, знаете, противно-химический, иначе не скажешь. И, наконец, самое ужасное для Ольги: они находились там уже два дня, а никаких концертов не было.

Висюлькин говорил, что надо вжиться в обстановку города, почувствовать будущего зрителя, в общем, ощутить себя в иной атмосфере – это для артиста очень важно.

Но ведь Ольга только и делала, что жила в чужих городах, только и делала, что чувствовала будущего зрителя. И самое главное: у нее душа болела за О лежку и за всех остальных Сильверов. Как они там без нее? Это же все равно, что хромая собачка: три лапы бегают, а четвертая – нет! Пусть Ольга была и не самой главной «лапой», но все равно ведь без нее трудно.

А другим в Туапсе нравилось. Все-таки море как-никак. Хотя и портовый город, то есть водичка не самая идеальная в мире, а место для купания найти можно. Они и находили! А то, что химией в каютах пахнет, так зато ни вам тараканов, ни вам клопов! Многие вообще не знали, что такое клопы. Но Ольга-то их прекрасно знала. Кто в гостиницах районного масштаба живал, тот повадки тараканьи изучил вполне.

Ольга и Надя основательно вымыли свою каюту, и стало куда уютней. За ними и другие сделали то же. А когда люди делают что-то вместе, то живут дружнее. Так что они уже вполне сплоченной командой отправились на концерт. Наконец-то!

Но чудес-то все-таки не бывает. Хоть они и приехали из Ростова, хоть и жили в гостинице, как настоящие артисты, хоть по городу и висели афиши про «Утренние цветы», однако петь-то они не умели!

Место, где им предстояло дать концерт, оказалось старым клубом на окраине города. Висюлькин, конечно, сказал, что это специально, что «здесь больше молодежи, больше нашей публики», но вообще-то фокус был в том, что, наверное, такой клуб куда дешевле снять. Уж Ольга-то понимала...

Клуб этот когда-то переделали из старой церкви. Потом такие клубы или там заводики, фабрики, конторы снова превратили в церкви, но этот клуб почему-то остался... Клуб имени какого-то Августа Бебеля.

– А почему не Сентября! – спросила Надя. Она заметно нервничала.

Почти все остальные, между прочим, были спокойны, как холодильники... Почему? А потому что не артисты! Настоящий артист всегда волнуется за свое выступление. А эти... Им Висюлькин сказал, что все в полном порядке, вот они и решили: выступим здесь, поедем в гости к Алле Пугачевой!

Народу собралось не очень уж много. Но поскольку зальчик оказался невелик, то те сто человек, которые пришли на концерт, казались серьезным количеством.

Участники концерта вышли на парад-алле, и Висюлькин каждого представил. Получилось, по правде говоря, длинновато, публике это поднадоело. И последним уже хлопали кое-как, только ради смеха. Потому что ведь публика не виновата, что артисты ведут себя скучно, ей надо развлекаться за свои денежки... по крайней мере, так теперь считается.

Потом наконец начался концерт.

И это был форменный ужас! Потому что они ведь не умели петь. То есть совершенно не умели. Просто кое-как проговаривали или выкрикивали слова под магнитофонную музыку, которую им ее ставил Висюлькин. На этот раз получилось даже хуже, чем на экзамене. Может, из-за того, что публика вела себя плохо.

Висюлькин за кулисами, вернее, в небольшой комнатке, которая находилась прямо за сценой, нервничал, всех успокаивал и говорил Юре:

Какой сегодня трудный зал! Обычно в Туапсе такая доброжелательная аудитория...

Что же вы хотите, Сергей Евдокимович, – отвечал Юра, – жара!

Успех имели только Надя и тот мальчик, которого избил неистовый Генка, – Леня Шальнев. Надя спела уже почти забытую, а года два назад популярную песенку: «Ах ты, бедная ове-э-эчка, что же бьется так серде-э-эчко?..» Глупая песенка, но в ней какая-то милая глупость.

Так думала Ольга, когда слушала Надю, которая и впрямь оказалась одаренной артисткой. Это стало очевидным после неудач других «выступате-лей». Было видно, как Надю слушает уже, казалось бы, заскучавший зал. Певица как бы подтрунивала над той глупой овечкой – и одновременно была ею!

Между прочим, именно так работает великий клоун Семен Птициани. Один раз он сказал – не Ольге, конечно, и не Олегу, а отцу, когда они сидели на кухне в какой-то очередной съемной квартире, отмечали очередное окончание гастролей. Так вот он сказал:

– Поверь, Сева, когда смеешься над другими, это не то. А вот когда смеешься над собой, тут тебя все понимают!

Леня же Шальнев обладал просто замечательным голосом. Он спел совсем несовременную песню, которую будто бы публика и слушать не должна – далось ему это старье. А публика все-таки слушала:

Живет моя отрада В высоком терему. А в терем тот высокий Нет хода никому!

Так получилось, что Ольге по жребию выпало выступать последней. А перед этим человек пять или шесть выли такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать, честное слово. Ольга знала, что она хотя и готовилась с Турами, но... Эх! Не хочется об этом говорить. Но петь-то она не умела. И вдруг ей взбрело на ум: а что если?..

Они досле концерта всей гурьбой собирались пойти на море, то есть купальник у нее был. И вот Ольга в туалете, дрожа, естественно, как та «бедная овечка», надела его на себя. Кое-как прикрылась кофтой и юбкой, но не выступальными, а простыми... Висюлькину же с Юрой было не до нее – тут бы с публикой разобраться.

И Ольга, когда поставили ее фонограмму, выскочила на сцену, как, собственно, и привыкла в цирке – без всяких накрахмаленных и отутюженных глупостей, легко и свободно.

Конечно, это была чистая импровизация. Но ведь музыку она чувствовала, с акробатикой дружила, и всерьез. Вот и отлично!

Когда Оля сделала фляк, сальто, прыжок-олень, колесо, ну и потом всякие танцевальные движения, которых она за десятки и сотни цирковых представлений столько наразучивала, что и не сказать... когда она стала таким образом выступать перед залом, а не петь диким голосом, публика ее приветствовала благодарным ревом.

Так что финал, можно сказать, удался. А это в искусстве самое главное!

– Надо бы тебя отругать, – говорил Висюль-кин. – Да победителей не судят!

Ольга три раза выходила кланяться и сделала на бис еще одно простое сальто и арабское – без рук.

Но потом, когда все они вышли на поклон – что являлось, конечно, большой ошибкой Висюлькина, – их встретили оглушительным свистом, словно бы и Надя не пела, словно бы и Леня Шаль-нев не пел, словно бы и Ольга не показывала свою акробатику!

Время-то еще, кстати, было не позднее – девять часов, и они с Надей смылись от этого позора, от того, что зрители стали врываться в ту комнатку, где артисты переодевались, и требовали обратно свои деньги.

Обычно, когда едешь куда-нибудь с большой компанией, обязательно «заводится» мальчик, который к тебе неровно дышит, а ты к нему, соответственно. А тут – ну просто удивительно, ни одного. Может, из-за того, что все как-то получилось нескладно и Ольга очень переживала, а уж Надя – тем более.

Висюлькин, отбиваясь от наседавших зрителей, сказал «артистам», что у них свободное время до одиннадцати. И все по-быстренькому расползлись. Кому же охота слушать, что пение твое – лажа сплошная.

Глава XII ЛЮБОПЫТСТВО СГУБИЛО КОШКУ... ВО ВТОРОЙ РАЗ

Ольга с Надей вскоре остались одни. Но в незнакомом городе чем заняться? Да еще без мальчишек – того и гляди кто-нибудь пристанет! Да и времени для серьезной прогулки не так уж много. Поэтому Надя предложила:

– А давай, – говорит, – накупим мороженого, фанты и спрячемся где-нибудь на пароходе. Будем сидеть, есть, пить и болтать!

Кому-то ее предложение показалось бы глупым или скучным. Но ведь была жара. А потом, вы, наверное, просто не знаете, какое замечательное в Туапсе мороженое. Неизвестно, кто и когда научил туапсинцев его делать, но-мороженое действительно супер! Тут еще надо добавить, что Ольге мороженое, как и прочие вкусности, доставалось редко, потому что надо форму держать, вес. А Надя, которая придумала такое времяпрепровождение, ну, не то чтобы толстая была, однако «склонная к полноте». То есть мороженое для нее – самая обычная еда.

В общем, девочки сразу же поняли друг друга. Купили два здоровенных пломбира по двести пятьдесят грамм... Надька предлагала еще и третий прихватить. Но Ольга вовремя сообразила, что ей потом слишком много придется на шведской стенке качаться, чтобы победить этот третий брикет, поэтому заявила: только через ее труп!

Но зато они взяли двухлитровую бутылку фанты. После чего пришли на свой пароход, поздоровались с вахтенным, дяденькой лет ста пятидесяти, который стоял у трапа, и пошли...

– Я знаю местечко! – прошептала Надя. – В шлюпке!

Почему она именно прошептала – неизвестно. Просто для таинственности, наверное. Потому что поблизости никого не было. А шлюпка действительно оказалась прекрасным местечком – это на верхней палубе, у одного из бортов, у того, что был обращен к морю. Шлюпку закрепили там по всем правилам, а может, и не по всем, но закрепили надежно. Она стояла там, вообще-то, на случай спасения: если, значит, корабль потерпит крушение и вы будете тонуть, то шлюпку спустят на воду... в общем, ясно – про это во второй части фильма «Титаник».

Но дело в том, что их пароход – гостиница, как уже говорилось, лежал брюхом на дне. А шлюпка осталась – просто, что ее никто не успел прикарманить. Она сверху была обтянута брезентом, который легко поднимался, так что можно было туда забраться – и как бы отгородиться от остальной палубы, сидеть себе и смотреть, как на рейде на кораблях огни загораются, а за ними – звезды на небе; солнце же, хотя уже ушло, еще продолжает таинственно светиться, словно отдавая миру набранный за день свет.

Да и много всего можно увидеть, если тихо сидеть в шлюпке с хорошей подружкой и никуда не спешить, ни о чем не жалеть, а просто знать, что все у тебя сегодня в порядке... Много еще можно про это сказать – про спокойное, вечернее, морское, звездное... Однако дело в том, что у подруг у наших, у Ольги с Надей, настроение вдруг сделалось совсем незвездно-вечерне-мечтательное.

Они успели съесть только один брикет мороженого и даже не развернули второй, успели выпить всего по одному стаканчику холодной фанты, как послышались мужские голоса. Один голос незнакомый, другой – Висюлькина.

Ольга хотела встать и выйти из укрытия, потому что это неприлично: люди разговаривают, думая, что рядом никого нет, а тут...

Однако Надя так крепко сжала ее руку, что Ольга... ну просто такого и не ожидала! Обернулась на подругу, а та сделала страшные глаза. Потом прошипела в самое ухо:

– Интересно же, чего он хочет!

Ох, в самом деле любопытство сгубило кошку!

И Ольга уступила: ну что уж такого, услышат они висюлькинский разговор. Тем более эти двое говорили всего лишь про какие-то газеты. Не ссориться же с подругой из-за такой ерунды.

Она даже и не очень слушала, стала разворачивать вторую пачку, потому что пачечка эта уже начала заметно подтаивать.

Однако Надя толкнула ее в плечо: мол, прекрати ты шелестеть бумажкой. И Ольга невольно прислушалась.

Они ссорились – Висюлькин и тот второй. А из-за чего ссорятся теперь взрослые, особенно бизнесмены или якобы бизнесмены? Конечно, из-за денег.

И Висюлькин с этим тоже ругались из-за какого-то... гонорара.

Вы недооцениваете моих усилий, Сергей Евдокимович! – горячо и с обидой говорил тот второй. – «Черноморская вахта» – прекрасное название, «Солнце Туапсе» – тоже очень недурно и правдоподобно, «Курортная правда» – так вообще с политическим оттенком.

Возможно, возможно, – отвечал Висюлькин с нотой равнодушия в голосе. – Вы талантливый журналист, Вениамин Вениаминович. Однако цены все-таки слишком высоки!

Но я же делаю номер со всеми выходными данными, с другими материалами, все совершенно достоверно. Вспомните номера «Утренней Москвы»!

Тем не менее я не могу столько платить! – сказал Висюлькин с печалью в голосе.

А Ольгу кольнуло это название – «Утренняя Москва»: знакомое какое-то... А Надька схватила ее за руку: дескать, понимаешь или нет? Ольга невольно приложила ладонь к губам, как делают люди, которые вдруг говорят... кричат себе: «Господи! Боже мой! Быть того не может!»

Но тут послышался третий голос – голос Юры:

Там дети идут, решайте, Евдокимыч!

Ладно, – сказал Висюлькин, – согласны вы на семьсот пятьдесят?

Восемьсот!

Хорошо, берите! Юрий, уноси газеты! – И мгновенно изменившимся голосом: – Ребятушки-козлятушки! Все сюда, есть большой интересный разговор.

Они собрались на корме... Тот, кто не знает, что это такое, быстро поясним. У корабля есть нос, а противоположная часть называется кормой. Там по морской традиции собирается команда, потому что на носу – ветер, во время плавания, конечно. А на корме, за палубными надстройками, – там тихо,спокойно.

Сейчас, правда, на этой посудине что нос, что корма, никакой разницы не было. Просто уж так получилось. А Ольге с Надей повезло – они сумели незамеченными выбраться из своего убежища и тоже отправиться на корму.

Вернее, пошла одна Ольга. Надька шепнула: «Одну минуточку!» – и исчезла.

А Висюлькин на корме рассказывал довольно-таки интересные вещи. Оказывается, публика, которая собралась в клубе «Сентября» Бебеля, была не просто публикой, а специально подготовленными самодеятельными артистами, которым сказали, чтоб они освистывали и обкрикивали всех выступавших. А на самом деле концерт прошел вполне успешно. Конечно, были кое-какие недочеты. Но у кого их нет?

Ольга слушала его и ушам своим не верила... Хотя отчасти все-таки верила. Ведь известный деятель искусств, с самой Аллой Пугачевой, с самой Ларисой Долиной и другими...

– Да вот, кстати... – продолжал Висюлькин, словно специально для Ольги. – Вот что пишет здешняя пресса. А должен вам сказать, туапсинская печать отличается большой строгостью оценок. И тем не менее. Вот читаю, слушайте! «Заметным явлением в жизни города стали выступления коллектива под руководством заслуженного деятеля искусств, лауреата многих всероссийских и международных конкурсов СЕ. Висюлькина. Ребята из Ростова исполнили песни современных авторов, те, которые поют наши эстрадные звезды. Но это было свое, особое прочтение того или иного произведения. Ученики Висюлькина хорошо подготовлены. В сущности, они уже настоящие артисты...» – Тут Висюлькин прервал чтение. – Вот, кто не верит, может почитать сам! А я завтра организую нашего Юру, чтобы он сбегал в киоск и купил для всех газеты. Думаю, неплохо будет дома похвалиться!

Все с облегчением рассмеялись. Хотя фокус был довольно-таки простой. Когда тебя хвалят в глаза, говорят, какой ты большой молодец, ты невольно начинаешь в это верить. Думаешь, что, наверное, так оно и есть. Мало ли, что тебе кажется... Люди-то лучше знают!

Правду сказать, Ольга тоже поддалась этому настроению. Тем более ее выступление вообще получилось чуть ли не самым удачным... И тут появилась Надя. Глаза ее были... они вообще у нее, как известно, прожигалки, но тут сделались какие-то лазерные.

– Отвлеки Висюлькина! – прошептала она.

Прошептала так, словно затеяла ограбление банка.

Зачем?

Через пять минут узнаешь... Отвлеки!

Х-хорошо... – пробормотала Оля.

И подошла к руководителю, взяла его за рукав:

– Вы не сердитесь на меня, Сергей Евдокимович?

Висюлькин улыбнулся – эдак по-отечески и чуть укоризненно:

– Я уж говорил тебе, Оля, что победителей не судят. Однако и в искусстве должна быть элементарная дисциплина. Вот помню случай... – Он повысил голос, чтобы все слышали. – Да, друзья мои, была такая история. Однажды Юра Николаев... ну тот, что теперь заправляет на «Утренней звезде»... Так вот, однажды поехали мы с ним... теперь уж не помню в точности, но, кажется, в Прагу....

И он стал рассказывать про то, как в Праге Юрий Николаев нарушил одну из инструкций, и про то, что из этого вышло... Вернее, вышло.бы, если б он, Сергей Евдокимович, не предпринял особых мер. Рассказ получился веселый, и Ольга засмеялась самая первая, потому что косвенно это относилось к ней. Ведь это она нарушила инструкцию Висюлькина... хотя в результате все и получилось хорошо. Но даже в искусстве необходима дисциплина.

Висюлькин еще продолжал рассказывать, он вообще, надо сказать, умел это делать – сочно и «вкусно» про что-нибудь рассказать, особенно из своей творческой биографии. Как, например, они с Филиппом оказались в Болгарии, а Филипп по-болгарски ни слова, хотя сам-то он болгарин, и вот пришлось Висюлькину делать вид, что Филипп потерял голос, вести всю пресс-конференцию, отвечать на все вопросы. Ну и так далее и тому подобное. Таких историй у него, между прочим, имелось великое множество.

И тут Ольга почувствовала, как кто-то взял ее за рукав. Обернулась – Надя. Тянет из толпы, обступившей Висюлькина.

Ольга посмотрела на мастера сцены. Он давно забыл про нее, забыл повод, из-за которого начал свои истории, и уже рассказывал, как однажды в Таиланде...

Они ушли с кормы и теперь стояли у трапа, чтобы спуститься к себе на трюмную палубу, где находилась их каюта.

– Все, я стащила! – радостно прошептала Надя.

Стащила?.. Что?!

Газеты... Что же еще-то? Газеты! – И она потянула Ольгу вниз, в каюту.

Газет оказалась целая пачка – шесть штук. В них были, конечно, и другие статьи – про какие-то зерновые культуры, про возобновление таксопарка, про встречу ветеранов Белорусского фронта. Но главное – про школу!

«Черноморская вахта», «Курортная правда», «Солнце Туапсе». Ольга сразу вспомнила эти названия – про них говорил тот Вениамин Вениаминович. Имелись и другие газеты: «Волна», «Пляжная», «Отдых». И в них во всех говорилось про необычайно успешные выступления «коллектива под руководством СЕ. Висюлькина». В одной газете писали, что «коллектив Висюлькина» дал пятнадцать концертов, в другой, что после десяти платных дали еще несколько шефских, у ребят из детских домов.

– Слушай, Оль, ты можешь мне ответить, зачем ему это?

Но Ольга могла только развести руками:

– Может, чтобы нас привлекать! А вообще... не знаю... – Но она вдруг сообразила: а зачем Висюлькину, собственно, их привлекать? Он же все равно денег не берет!

Минуту сидели молча. И тут Ольгу осенило:

– Слушай, Надька, я знаю. Он для славы... Он сумасшедший!

В следующую секунду в каюту без стука, вообще без всякого предупреждения вошел сам Висюлькин!