Текст книги "Век Наполеона. Реконструкция эпохи"

Автор книги: Сергей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

2

Впрочем противник и в те времена, и позже нередко делал Наполеону подарки. Так, Вурмзер при Кастильоне распределил войска равномерно, не оставив резерва – тем самым он ничем не мог подкрепить тот участок поля, на который пришелся главный удар французов.

Противники Наполеона еще долго не учили уроков, которые он им преподавал, считая его победы случайностями и не видя его стиля – бить на опережение, бить поодиночке, определять ключевые места позиции и завладевать ими, несмотря ни на что. (В 1805 году при Аустерлице план битвы, составленный австрийцами, повторял все ошибки – австрийцы не могли мыслить иначе даже на сравнительно небольшой территории, где войска вполне можно было концентрировать и где разделение их на колонны не диктовалось необходимостью продовольствовать их).

Продолжая кампанию 1796 года, австрийцы опять разделились – Давидович с 20 тысячами человек стоял в Роверетто, а Вурмзер с 26 тысячами – в Бассано.

Открыть боевые действия они собирались 6 сентября. Наполеон же выступил в поход 1-го и 4-го уже разбил отряд Давидовича. Вурмзер – надо полагать от растерянности – все же решил придерживаться прежнего плана кампании (идти на Мантую, которую опять осадили французы), при том, что армия его теперь уступала французской в численности (у Наполеона было 46 тысяч солдат). Вполне вероятно, Вурмзер (ему в эти дни было 74 года) просто мечтал, чтобы все поскорее кончилось – как угодно, но поскорее! За год до этого он в битве на Рейне разбил Самбро-Мааскую армию Журдана – но тогда у Вурмзера было 185 тысяч против ста тысяч, а главное – Журдан был не Наполеон. Видимо, австрийская армия уже чувствовала это: когда 8 сентября французы атаковали ее у Бассано, австрийцы после незначительного сопротивления частью бежали, частью сдались. Вурмзер с остатками войск сумел пробраться в Мантую, но от этого стало только хуже: запасы в крепости не были рассчитаны на 17 тысяч новых едоков. К октябрю у Вурмзера из 27 тысяч солдат было 10 тысяч больных. Забили коней (кавалерия составляла 4 тысячи всадников – это минимум 6 тысяч лошадей), засолили, этим и держались. (Думал ли тогда Наполеон, что через 16 лет конина будет спасением его армии?).

На выручку Мантуе в ноябре пошел Йозеф Альвинци с армией в 50 тысяч человек (это была еще одна странность противников Наполеона – они еще долго бросали свои войска порциями, которые он вполне мог переварить). У Бонапарта было к тому времени всего 32 тысячи солдат, так что он начал быстро собирать войска отовсюду – немного отнял и от Мантуи. 12 ноября произошел бой у Кольдиеро. Все было против Бонапарта: австрийцы окопались на высотах, выстроив редуты, лил дождь, делавший невозможной ружейную стрельбу и существенно влиявший на темп артиллерийского огня. Бонапарт атаковал, но неудачно – пришлось отступить к Вероне. Оттуда он решил обойти австрийцев и вышел к Арколе, где завяз на три дня (там он пытался сыграть свою партию, так удачно получившуюся при Лоди – побежал по Аркольскому мосту, но то ли мост оказался длиннее, то ли огонь австрийцев эффективнее – ничего не вышло, только погиб заслонивший Бонапарта адъютант Мюирон, а самого генерала солдаты столкнули с моста в болото – так Наполеон впервые проделал путь от великого до смешного). Впрочем, кое-какие нотки Лоди пригодились и в Аркольской сонате: 17 ноября Ожеро, переправившись через реку Альпону, вышел в тыл австрийцам. Альвинци отступил.

Умиравшая от голода Мантуя ждала помощи, и в январе 1797 года Альвинци пошел к ней. Примечательно, что в этой кампании разделены оказались и силы французов: Бонапарт распределил их на зимние квартиры (возможно, Альвинци на это и рассчитывал – кое-чему австрийцы учились уже тогда), так что поначалу роли даже переменились – 10 января австрийцы поймали под Леньяго корпус Ожеро и потрепали его. Тут Наполеону был от судьбы подарок: французы перехватили письмо, из которого Наполеон узнал, что главный удар австрийцы нанесут в направлении Риволи. (За этот подарок судьба взяла плату в момент, когда Наполеон сильнее чем когда-либо нуждался в ее кредите: в марте 1814 года из перехваченного письма Наполеона к Марии-Луизе союзникам стало известно, что путь на Париж открыт).

Когда 13 января австрийцы вышли к Риволи, их там уже ждали 22 тысячи французов при 60 пушках. Командовал французами 27-летний Бартелеми Жубер, который только в декабре 1796 года был произведен в дивизионные генералы. Риволи была его первая самостоятельная операция. 60-летний Альвинци сыграл против Жубера небольшую сонату при явном подражании Бонапарту: атаковав позицию Жубера четырьмя колонами по фронту, пятую Альвинци послал в тыл французам. Жубер не выдержал натиска и отступил. Вечером этого дня к французам прибыл Бонапарт и по бивачным огням понял расположение колонн противника, а из этого – его намерения: Альвинци намеревался утром охватить французов с флангов. Наполеон приказал Жуберу тут же, не дожидаясь ни утра, ни подкреплений, атаковать. Французы бросились вперед, но австрийцы устояли и едва не задавили неприятеля. Только Массена, пришедший к 10 утра 14 января с 6 тысячами солдат, а затем и дивизия Рея позволили отбросить австрийцев. К тому же на поле появился Мюрат (он с кавалерией переправился на лодках через озеро Сало). Австрийцы побежали. Боевой дух у них явно иссяк: когда на следующий день 15 января Альвинци пытался атаковать, это была уже чистая формальность – после первых своих атак австрийцы сами же и побежали. 10 тысяч пленных указывали на полную деморализацию австрийских войск. Дальше была «кода» январской кампании: колонны Провера и Баялича были разбиты, Мантуя сдалась.

16 марта он сыграл сонату «Тальяменто». Соната, как известно, начинается с экспозиции (завязки), которая определяет начальные темы. При Тальяменто экспозиция состояла из артиллерийской дуэли, а потом – атаки французской кавалерии. Разработка темы однако не удалась Наполеону – австрийцы, которыми командовал эрцгерцог Карл (это была их первая встреча на поле боя), отбили атаку. Тогда Наполеон пошел на неожиданную репризу: его войска сели обедать. Австрийцы решили, что на сегодня война кончилась и ушли в лагерь, но в 1797 году у Наполеона даже обед был маневром: французы вдруг вышли из лагеря, перешли реку Тальяменто, которую теперь никто не защищал, и заняли часть неприятельского берега. Кроме атаки по фронту, французы ударили во фланг. Австрийцы начали отступать. Ко всему оказалось – у Наполеона везде были сюрпризы! – что на путях отступления стоит Массена. Эрцгерцог с трудом выбрался из переделки.

31 марта Бонапарт уже и решил было, что сыграл все, что умел (он послал эрцгерцогу Карлу письмо, в котором писал, что если удастся заключить мир, то этим он будет гордиться больше, «чем печальной славой, которая может быть добыта военными успехами»), но душа, видимо, требовала исполнить что-нибудь «на бис», даже если утомленная публика об этом не просит: 1 апреля войска Массены ворвались в городок Фризах, а затем прошли до Неймаркта, где нашли эрцгерцога Карла с войсками. В 15 часов Массена атаковал первую линию и прорвал ее. Французы начали общий штурм. Австрияки были отброшены. К ночи французы ворвались в Неймаркт, а потом прошли до Леобена, хотя и понимали, что без поддержки рейнских армий (а они еще не открыли военных действий) этот порыв бесполезен. Однако у всей этой музыки все же был смысл: она сообщила миру, что Бонапарт становится Наполеоном! В Леобене был подписан предварительный мирный договор, а 17 октября 1797 года – мирный договор в Кампо-Формио.

3

Все эти сонаты были сыграны Бонапартом в изрядном мажоре. А вот дальше был минор – Египет. Побеждая противника везде (кроме Аккры), Наполеон, как потом в 1814 году, проигрывал в целом.

От этой войны даже славы было немного – все европейские армии били турок по любому поводу, повышая за их счет и свою самооценку, и свой престиж на континенте. Турки были европейскими мальчиками для битья. Уменья у них не было никакого, но вот число их было так велико, что Наполеон, надо признаться, увяз.

Чтобы хоть как-то отвести душу, он пошел в Сирию, будто бы надеясь через нее пройти в Индию (вряд ли он всерьез думал о ней, пускаясь в поход с крошечной – в 13 тысяч – армией, скорее надеялся этими слухами заставить понервничать англичан, напомнить о себе во Франции и примериться к судьбе Александра Македонского). Египетский поход был элегией – пьесой печального характера. Бонапарт же элегий не любил – поэтому, потеряв к этому предприятию всякий интерес, сбежал из Египта, использовав первый же сколько-нибудь благовидный предлог. (Он потом так же – под предлогом плохих новостей из Франции – сбежит от армии и из России).

Потом было Маренго. Армия Наполеона в начале похода составляла 62 тысячи человек при 48 орудиях, на поле боя он привел 23 тысячи человек – вполне в пределах управляемости. (С армией в 20–40 тысяч человек Наполеону нередко удавалось сделать больше, чем с войском в 80–100 тысяч). 45-тысячная армия Меласа атаковала французов и, используя преимущество в артиллерии, начала теснить. К полудню у Бонапарта кончились резервы, а к 15 часам поле боя осталось за австрийцами. Мелас уже отправил в Вену курьера с известием о победе. Но в четвертом часу пополудни вдруг пришел Дезе с 6 тысячами человек – и вместо реквиема получилась вполне себе бодрая токатта в быстром движении и четком темпе: Дезе атаковал австрийцев и к 17 часам ошарашенные такой переменой участи австрийцы отступили. Более того, – 4 тысячи человек попали в плен.

В этих удивительных событиях многие слышали музыку а один – Бетховен – в 1803 году даже записал ее на бумагу. Получилась Героическая симфония. Как известно, изначально она и посвящалась Бонапарту, но в 1804 году, узнав, что генерал кончился, а появился император, Бетховен посвящение вымарал. (Интересно, что впервые Героическая симфония была исполнена 7 апреля 1805 года в Вене – за полгода до нового столкновения Австрии и ее союзников с Наполеоном).

В 1804 же году Элиза Бонапарт приблизила к себе 22-летнего скрипача Никколо Паганини, который как-то исполнил на двух струнах пьесу «Любовная сцена» – одна струна «говорила» за девушку, другая – за юношу. «А одной струны не хватит вашему таланту?» – поинтересовалась Элиза. Паганини к 15 августа, дню рождения главного из Бонапартов, преподнес Элизе сонату «Наполеон» – для исполнения на одной, четвертой, струне. Хотел ли Паганини подчеркнуть, что у героя его сонаты получается многое с малыми возможностями? Если и так, то Паганини опоздал: на Маренго время малых форм для Наполеона кончилось. От виртуозно исполняемых им сонат ему требовалось перейти к concerto grosso (большой концерт) и многочастным симфониям. (Интересно, что само слово «концерто» означает «состязаюсь»). Первым состязанием должно было стать форсирование Ла-Манша, но Наполеон при всей внешней энергии, должно быть, не мог решиться на это предприятие внутренне – опыт Египта давил на него: после гибели флота все победы на суше были лишены смысла. Так первым concerto grosso стал Аустерлиц.

В 1805 году Наполеон впервые собрал гигантскую армию в 250 тысяч человек при 340 пушках. Впервые армия была разделена на семь армейских корпусов. Впервые в ее составе были не только французы, но и ганноверцы, баварцы, вюртембержцы, баденцы.

Противники сочинили целую оперу в несколько действий, картин и актов: в Голландии высадился корпус Петра Толстого – ему надлежало захватить Ганновер; предполагался русско-английский десант в Южной Италии, чтобы действовать потом вместе с войсками неаполитанского короля. Может, этим союзники хотели раздергать силы Наполеона, а может, их просто увлекала грандиозность действа, масштаб постановки. При этом, союзники на главном театре создали пять армий, которые большей частью были невелики (Кутузов – 50 тысяч человек, Буксгевден – 30 тысяч человек, Беннигсен – 40 тысяч человек, эрцгерцог Иоанн – 30 тысяч человек, только в Дунайской армии Макка было 80 тысяч солдат), да еще и в худших традициях выступили к театру войны порознь и в разное время. Союзники были обречены с самого начала.

Концерт, как музыкальное произведение, состоит обычно из трех частей, причем первая и последняя исполняются быстро. Так и вышло: Наполеон с огромной для тех времен скоростью (за 28 дней, нередко войска перевозили на подводах – это было впервые) перебросил 250-тысячное войско с берегов Ла-Манша в центр Европы. Тогда Наполеон охотно вводил в музыку войны новые звуки и инструменты, неожиданные для уха любителей классики: в 1805 году таковыми стали распускаемые Наполеоном слухи о том, что в Париже началось восстание и Великая Армия вот-вот повернет назад. Макк терял от этого голову, как спутники Одиссея – от пения сирен. (Для русского императора Александра и его штаба Наполеон потом сочинил новую песенку – о том, что Великая Армия слаба и боится битвы. Получился шлягер – в русском штабе все с удовольствием исполняли эту песню хором вплоть до самого Аустерлица). С 14 по 16 октября французы окружали Макка. 20 октября он сдался. Это был страшный удар, но и после него союзники не насторожились и не пересмотрели своих планов (так уже было – в сентябре 1796-го, когда после разгрома Кваждановича Вурмзер все равно решил придерживаться первоначальной схемы действий).

Ноябрь ушел на интермедии (маленькие музыкальные пьесы, исполняемые между частями основного произведения): так, Наполеон прислал к союзникам своего представителя с предложением начать переговоры о мире. Наполеон тянул время (у него было всего 53 тысячи человек, тогда как союзники к тому времени собрали уже больше 80 тысяч), но почему так поддавались на его уловки русские и австрийцы? «Продлись, продлись, очарованье…», – не это ли чувство опьяняло тогда русского и австрийского императоров? (Возможно, для верности ждали еще войска эрцгерцогов Карла и Иоанна (150 тысяч человек), да и Пруссия вот-вот могла вступить в войну, дав союзникам еще 180 тысяч солдат). Им, должно быть, даже жалко было разбить Наполеона: раз – и все кончится. Они «тянули удовольствие», думали, что играют с Наполеоном как кошка с мышкой. Наполеон терпел, хотя иногда самоуверенность неприятеля выводила его из себя («Эти люди считают, что нас осталось только слопать!» – воскликнул Наполеон после беседы с князем Долгоруким). Но очень скоро роли переменились: к Наполеону подошли корпуса Даву и Бернадотта, число его войск достигло 73 тысяч солдат. Однако союзники об этом не знали (разведывательное дело в те времена было плохо поставлено у всех) и полагали силы французов в 50 тысяч человек.

4

Аустерлиц был первым и последним, единственным большим произведением Наполеона, где ему все удалось. Во всех остальных (Эсслинг, Ваграм, Йена, Прейсиш-Эйлау, Бородино, Дрезден, Лейпциг) чего-то да не хватало: то пехота увязнет в атаках, то артиллерия не вступит когда нужно, то кавалерия плохо сыграет свою партию.

Под Аустерлицем же 2 декабря 1805 года получилось все. Союзники, в ушах которых звучали песни Наполеона о его слабости, оставили Праценские высоты, чтобы атаковать французов. Наполеон махнул дирижерской палочкой – и корпуса Мюрата, Сульта и Бернадотта бросились на Працен. Центр союзников был прорван. Бой кончился уже к пяти часам вечера. 17 тысяч солдат и офицеров союзников попали в плен. (Последняя часть концерта как и положено была сыграна в темпе presto: уже 4 декабря император Франц приехал в лагерь Наполеона просить о перемирии, а еще через три недели был подписан мир).

Впрочем, в 1806 году был еще славный день 14 октября, когда одновременно состоялись два сражения, после которых прусская армия перестала существовать. Но торжество Наполеону наверняка отравляла мысль, что первой скрипкой оказался не он: под Йеной он разбил принятый им за главные силы корпус Гогенлоэ, насчитывавший всего 30 тысяч человек, тогда как Даву под Ауэрштедтом, имея 26 тысяч солдат, схватился с 70-тысячной прусской армией и победил!

К тому же кампания 1806 года была первой, которая не кончилась: русские, союзники пруссаков, вместо того чтобы сделать вид, что забыли о союзническом долге, пошли в Пруссию. Музыки оказалось так много, что она стала утомлять. Concerto становился слишком, неподъемно grosso. «Музыкантам» приходилось то и дело расчехлять инструменты. «Музыканты» устали и роптали. 26 декабря под Голымином и под Пултуском состоялись два боя, победители в которых не выявились. Война впервые с 1797 года (тогда Альвинци пытался деблокировать Мантую) перешла на зиму. 10 лет назад Альвинци пытался поймать французов на зимних квартирах. Наполеону понравился этот мотивчик, он его запомнил и попытался использовать: 20 января его 70-тысячная армия начала наступление, намереваясь отрезать русских, зимовавших в Восточной Пруссии, от баз в России, окружить и растереть в пыль.

Тогдашний русский главнокомандующий Беннигсен уже не имел самонадеянности и апломба, с которыми пускались в бой с Наполеоном союзники в 1805-м и пруссаки в 1806 годах: они верили всему, даже тому, чего не было. Беннигсен же не верил ничему, даже тому, что было. Это в общем-то и позволило Наполеону выиграть Первую польскую кампанию.

Под Прейсиш-Эйлау из его музыки впервые получился хаос. Ну да, мела метель, из-за которой Ожеро вместе с корпусом заблудился и вышел прямо на русские пушки – корпус перестал существовать. Затем русские атаковали с такой силой, что навстречу им пришлось бросить кавалерию Мюрата. Она прорвала фронт русских – геройский, но совершенно бесполезный маневр – и лишь чудом не сгинула в мясорубке. Даже если атаки французов оказывались удачны (как на русском левом фланге), русские не пускались бежать, а отходили, создавая новые рубежи обороны практически в чистом поле, и что самое удивительное – удерживая их! К тому же уже в сумерках пришли пруссаки (корпус Лестока) и дали волю ненависти, отомстили как могли за Йену и Ауэрштедт, выбив французов почти из всех захваченных с таким трудом пунктов. Наполеон должен был спросить себя – что не так? Он делал то же самое, что всегда, но сейчас это не дало почти никакого результата. Летом кое-как, имея численное превосходство (85 тысяч против 60 тысяч Беннигсена), поймав его во Фридланде на ошибке, Наполеон разгромил его.

Однако душевное спокойствие если и наступило, то ненадолго. Осенью 1807 года Наполеон влез на Пиренеи, а уже весной Испания восстала. Картонный король Жозеф не имел в Испании поддержки. 19 июля 1808 года в Байлене случилась катастрофа – французский генерал Дюпон (в 1805 году именно он начал бой под Ульмом) капитулировал с 20-тысячным корпусом. Восстала Португалия. 6 августа в Португалии высадился 17-тысячный экспедиционный английский корпус. 21 августа Жюно был разбит под Вимейро. 30 августа он капитулировал в Синтре. В сентябре в Испании создана Центральная Хунта. Джон Мур с 35-тысячной армией пошел на Мадрид.

Наполеон какое-то время, видимо, думал, что все утрясется само собой. Он не мог поверить: его музыка так долго очаровывала публику – так почему же сейчас публика кидается яйцами? В октябре он все же собрал в Германии и Италии 200-тысячный «оркестр», с которым в начале ноября вступил в Испанию. Это уже было нечто большее, чем война: огненный каток прокатывался по стране. 10 ноября Наполеон разбил испанцев при Бургосе, 30 ноября прорвался через Сомосьерру, завалив батареи на горной тропе телами мертвых поляков (ради свободы Польши они пришли превращать в рабов испанцев). 4 декабря Наполеон вступил в Мадрид. Затем он пошел против Джона Мура, но добить его и его крошечную армию уже не успел – в январе в привезенных из Парижа письмах сообщалось, что Австрия готовится к войне. Империя трещала по швам.

Наполеон бросился латать дыры. Он бросил Испанию, и там началось болеро – чисто испанская мелодия: один и тот же мотив, становящийся раз от разу все мощнее до полной коды, какофонии, взрыва…

5

На этот раз Наполеон не намерен был шутить с Австрией: он собрал 300 тысяч солдат и 400 пушек, обеспечивая себе численное и огневое превосходство.

Он намеревался сыграть что-нибудь быстрое – это особенно важно было для урока Европе, где после Испании все чаще сомневались в его исполнительском мастерстве. Австрияки делали все, чтобы Наполеон победил: они рассредоточили силы, наступая в четырех направлениях. 19 апреля при Абенсберге 25 тысяч австрийцев натолкнулись на 2 тысячи французов и – не смогли победить. Это должно было обнадежить Наполеона – австрийцы, выходит, ничего из преподанных им уроков не усвоили. Однако 20–21 апреля при Ландсхуте 125 тысяч французов не смогли раздавить 55 тысяч австрияков. Французские генералы забывали нотную грамоту: Клапаред вышел австрийцам в тыл, но атаковать почему-то не стал.

22–23 апреля 1809 года обе армии с разбегу столкнулись лбами под Экмюлем. Для Наполеона это было элементарным упражнением: пехота атакует с фронта, затем с фланга, конница атакует главную австрийскую батарею. Австрийцы отступают. Наполеон видит: его сила не иссякла. Но он же понимает, что пять дней боев не дали ему главного – решающей победы, Ульма-1809. Наполеон вошел в Вену, но на этот раз император Франц с просьбой о мире не приехал. Эрцгерцог Карл за Дунаем собирал войска. Наполеон решил, что будет ошибкой дать неприятелю окрепнуть, и в ночь на 21 мая начал переправляться на австрийский берег. Это была битва без затей – Наполеон не посылал в обход кавалерийские отряды, не делал обманных маневров и не распускал слухов. Используя остров Лобау, он начал переправу. Австрийцы могли бы штыками сбрасывать французов в воду, но промешкали и начали бой только когда французов на их берегу было 35 тысяч человек. Длившийся весь день бой не принес результатов никому 22 мая противники схватились вновь, при этом у Наполеона на неприятельском берегу было уже 70 тысяч человек при 144 пушках – надо думать, что он уже считал победу решенным делом. Так почти и было – к 16 часам австрийцы прекратили атаки и даже готовились к отходу. Но тут поднявшийся Дунай снес мосты, по которым французы получали боеприпасы и подкрепления. Нервы у французов сдали – солдаты начали метаться, оборона дрогнула. Австрийцы, напротив, нажали. Начался ад, который до этого испробовали на себе русские под Фридландом (а в 1813 году еще раз испробуют французы в Лейпциге). Французов, сгрудившихся на берегу, выкашивала австрийская картечь. К ночи у французов остался лишь крошечный плацдарм, но и его Наполеон приказал оставить. Этот день стоил Наполеону 37 тысячи жизней.

Австрийцев надо было хорошенько проучить. К июлю на острове Лобау и около него Наполеон сосредоточил 170 тысяч солдат при 584 пушках. В ночь на 5 июля он под проливным дождем начал переправлять войска через Дунай по мостам и на паромах. Получив плацдарм, французы бросились вперед. Эрцгерцог Карл ждал их на позиции у деревни Ваграм. Он не зря надеялся на нее: пятикилометровая по фронту, она делала возможным плотное (15 тысяч человек на километр) построение войск, как показала битва – практически непробиваемое. Наполеон, пользуясь преимуществом, атаковал почти все пункты – и везде был отбит! В Руссбахе французы даже бросились бежать! Окруженная в Ваграме одна из дивизий Бернадотта была уничтожена почти полностью. Не упусти Карл момента отправить Наполеону во фланг 18 тысяч кавалеристов князя Лихтенштейна – и еще неизвестно, чем кончился бы этот бой.

К несчастью, Карла хватило только на этот, первый день битвы. Распоряжения, сделанные им ко второму дню, были далеко не так хороши. Он раскидал свои силы на фронте в 27 километров, собираясь, видимо, устроить несколько разных очагов боя. Однако что это могло ему дать? К тому же Карл взял на себя партию первой скрипки в этом бою – он атаковал французов в четыре утра, хотя, находясь на высотах, мог бы предоставить это право неприятелю. План был простой – отрезать французов от переправ, чтобы повторить ситуацию 22 мая. И это почти получилось. Напор австрийцев был таков, что французская оборона прогибалась. Чтобы выправить ситуацию, Наполеон сформировал 45-тысячную колонну при 104 пушках. (Еще недавно такие войска завоевывали страны, а сейчас это должен был быть лишь эпизод в сражении). В полдень пушки открыли огонь, после этого колонна пошла вперед и… этот страшный таран увяз в сопротивляющейся австрийской массе! С необычайным трудом, громадными жертвами, отбирая у австрийцев по шагу пространства, тесня их, французы взяли Ваграм и высоты Нейдизель. После этого эрцгерцог Карл приказал отступить. Французы не преследовали неприятеля.