Текст книги "Век Наполеона. Реконструкция эпохи"

Автор книги: Сергей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

6

Эйлау, Испания, Эсслинг и Ваграм – это был переломный момент, кризис. Но понимал ли это сам Наполеон? Все известные на то время приемы – фронтальная или фланговая атака большой массой войск, обход, рейд конницы, выход во фланг с последующим обстрелом всей линии противника из орудий с господствующих высот – он использовал и не раз.

Громить противника по частям становилось все труднее: и «части» эти становились все больше, да и противник все реже ловился на такой детский мат. (В 1805 году Кутузов, оставшись после разгрома Макка один, предпринял беспримерный отход к резервам. Догнать и разгромить его французам не удалось). Чтобы побеждать дальше, ему надо было изобрести нечто новое. Наполеон, видимо, подсознательно понимал это, как и то, что ничего нового он изобрести не может. Его слова, сказанные, согласно Сегюру, после Аустерлица («Орденер одряхлел. Для войны есть свои годы. Меня хватит еще лет на шесть, а потом придется кончить и мне»), сказанные после изумительной, как по нотам разыгранной, битвы, кончившейся шумной победой, могли быть вызваны предчувствием того, что повторить такое он уже не сможет.

Наполеон был человек из плоти и крови – так что, может быть его одолевал обычный кризис среднего возраста? (При Аустерлице ему было 36 лет, а при Прейсиш-Эйлау – 38). При этом кризисе человек смотрит на совершенное и, как ни велико достигнутое, спрашивает себя: «Ну и что?». Он сравнивал себя с Александром Великим, но должен был признать, что тот в 33 года уже умер, оставив после себя империю, простиравшуюся от Дуная до Инда, от Греции до Египта. Наполеон же давал по Европе один круг за другим, разбивая одних и тех же генералов и одних и тех же королей. При этом Наполеон был из тех людей, которым скучно работать на конвейере, делать одно и то же. Он был художник, а судьба поставила его за штамповальный станок.

В Россию в 1812 году он пошел скорее всего только лишь затем, чтобы разорвать этот круг. Казалось, он должен был понимать, что Россия – громадный непобедимый медведь. Но, видимо, как раз в этом и был интерес: столько лет охотившись на зайцев, Наполеон решил взбодрить себя охотой на серьезного зверя.

Обладай он чутким музыкальным слухом, мог бы почувствовать перемену в настроениях – и не монархов даже, а – народов. Испанские гверильясы, тирольские вольные стрелки, гусары Шилля, прусские офицеры, после разгрома 1806 года массово перешедшие в русскую службу – они воевали не с Францией, а с Наполеоном. Весь континент противостоял одному человеку – прежде такого не было никогда. Но Наполеон искренне не понимал этого, не чувствовал, не слышал.

Музыкального слуха император не имел, впрочем, почти как все Бонапарты («все члены императорской семьи пели также плохо, как его величество, за исключением принцессы Полины», – иронично записал Констан). Он даже танцевать не умел – при вальсе у него после двух-трех поворотов кружилась голова.

Впрочем, возможно, у него был некий полуслух – ведь отличал же он один военный марш от другого. Единственный род музыки, который как-то действовал на него, был звон колоколов. То есть – громкие, ритмичные, раскатистые удары, как тараном в ворота. (Вполне вероятно, что императору понравилось бы диско 80-х – простенькая мелодия, нанизанная на барабанный бой). К этому в конце концов свелись и его военные приемы: в 1812 году он вырезал себе огромную, невиданную прежде, дубину и пошел с ней в Россию.

7

При начале Русского похода Наполеону было 42 года. Он был уже далеко не тот, что в Италии, и армия его была не та: она не слушалась дирижера, не реагировала на его палочку, из-за разноязыкости многие просто не понимали, что им говорят, и почти все удивлялись – зачем им снова играть эту музыку?

Теперь уже Наполеон делал все то, что прежде приводило его противников к поражениям: шел несколькими колоннами, шел медленно, давая противнику опомниться, оглядеться, уйти. В Вильно Наполеон пробыл 18 дней. (Возможно, император понимал, что с самого начала все идет не так, и обдумывал – стоит ли продолжать?). Жомини считал эту задержку величайшей ошибкой, которую совершил император за всю свою жизнь. Если бы французы шли к Минску, то перехватили бы Багратиона.

Ко всему сказалась и еще одна проблема Наполеонова оркестра: ему не хватало хороших солистов. Имелись люди, которым он давал чины и титулы будто бы за их мастерство. Но из всех разве что Даву был действительно способен сыграть самостоятельный концерт (как это было под Ауэрштедтом). Может, стоило его, а не Удино и Сен-Сира, послать угрожать Петербургу? Думал ли об этом Наполеон – неизвестно. Но если думал, то мог понимать, что Даву чего доброго и в этот раз обскачет повелителя: войдет в русскую столицу раньше, чем Наполеон достигнет не то что Москвы – Смоленска. А к славе Наполеон был ревнив.

Русские отступали двумя отрядами, французы пытались их перехватить. Это не особо удавалось Наполеону и прежде (в 1805 году Кутузов отступил с боями на 600 километров и сохранил армию), не удалось и теперь. Гигантские (особенно с учетом средств связи) расстояния между корпусами Великой Армии, жара, усталость войск, нераспорядительность Жерома – все привело к тому, что Багратион с армией избежал разгрома.

В Витебске Наполеон заявлял: «Польская кампания 1812 года окончена» и вел себя соответственно. «Две недели Наполеон промедлил в Витебске. Он жил там в генерал-губернаторском доме и велел перед ним сделать площадь, для чего срыли несколько домов и строившуюся церковь. На площади ежедневно делал он смотр своей гвардии…», – писал Александр Яхонтов в книге «Народная война 1812 года».

Он делал вид, что все идет по его плану. Если бы он и правда остановился там, то все могло быть иначе. Да, русские укрепились бы, собрали бы большую армию, но ведь и эрцгерцог Карл собирал гигантские армии, от чего становилось только хуже. Тем более, что такие армии требовали бы пропитания и сразу бы начали испытывать те же проблемы, с которыми столкнулись французы осенью. Да и ситуация была бы другой: русские вынуждены были бы сами идти к Наполеону – а эта схема была ему отлично знакома.

В Витебске Наполеон отрядил против корпуса Витгенштейна и армий Чичагова и Тормасова пять корпусов. Он поступал как эрцгерцог Карл в 1809 году, распыляя свои войска в попытке прикрыть все дырки и дырочки. В России Наполеон все никак не мог разглядеть, где же здесь «Малый Гибралтар», где та ключевая точка, от удара по которой рухнет Россия? Наполеон, видимо, рассчитывал, что русская армия все же пойдет к нему навстречу, как это раз за разом, словно завороженные, делали австрийцы.

Так и вышло: после объединения в Смоленске русские, и правда, решили наступать! 7 августа войска вышли из города и неделю скитались по окрестностям. Барклай боялся, что Наполеон перехитрит его, тогда как Наполеон только после 12 августа вышел из Витебска. Однако было уже поздно: Багратион, рассерженный бессмысленным маневрированием, увел свои войска в Смоленск, после чего и у Барклая наступательный порыв иссяк.

Под Смоленском у Наполеона было множество шансов разгромить русских. 1-я и 2-я Западные армии действовали несогласованно, Багратион и Барклай не советовались, объединение было условным. 14 августа русские стояли у деревень Волокова и Надва – слева от дороги из Орши, по которой Наполеон шел к Смоленску. Требовалось удержать русских на их месте, а тем временем как можно быстрее взять Смоленск. Но Наполеон вел себя так, будто он уже и не дирижер. Все играли кто во что горазд. Сначала французы ввязались в бой с корпусом Неверовского, что замедлило их движение к Смоленску. Потом 15 августа, достигнув Смоленска, французы вдруг начали чего-то ждать! В этот момент в городе были измученные боем солдаты Неверовского, корпус Раевского и смоленское ополчение. Больше 100 тысяч французов должны были раздавить этот «храбрый и несчастный» гарнизон. Однако 16 августа атаки французов были слабые. Может, Наполеон не хотел спугнуть сбор в Смоленске всех русских войск? Но если он и в самом деле обдумывал операцию, то первое и главное, что ему следовало сделать – послать кого-то, чтобы отсечь русским пути отхода, создать мешок. Тогда Смоленск стал бы его «Малым Гибралтаром». Имея солидное преимущество (183 тысячи против 110 тысяч русских), Наполеон, казалось, должен был отрядить в тыл неприятеля не один, а два отряда. (Барклай этого и опасался, потому, продержавшись в Смоленске день 16 августа, решил уходить из города пока не поздно). Но Жюно был послан в обход только 17 августа, когда стало известно, что русские уходят из Смоленска, да и то не сумел переправиться через Днепр. Поняв, что русские вот-вот вскользнут, Наполеон в 15 часов того дня бросил войска на генеральный штурм. Летний день долог – может, Наполеон надеялся устроить погоню в ночи, ухватить русскую армию хотя бы за хвост? Но и до ночи французы не могли взять город. Они вошли в Смоленск только после того, как русские оставили его.

В Смоленске Наполеон снова заявил, что кампания окончена – в Русской кампании это было его любимое ариозо. Тем не менее, через два дня французы вновь выступили вдогонку за русскими – так змеи тянутся на звук флейты.

При Бородине Наполеон искал внутри себя вдохновение, заставлявшее его бросаться на неприятеля ночью, под дождем – и не находил. Он постарел. К тому же он был в тот день серьезно простужен (Констан пишет, что Наполеон в день битвы даже потерял голос – но тогда кричал ли Наполеон, увидев рассвет: «Вот оно, солнце Аустерлица!»?). Да еще из почек шли камни. Император иногда стонал.

При всем том Бородинская битва вышла у Наполеона по-своему красивой и даже остроумной. Как известно, правый фланг русской позиции прикрывался рекой Колоча. Логика и практика призывали понадеяться на естественную преграду Однако Кутузов учитывал, что против него стоит Наполеон, и ожидал, что тот поступит хитрее хитрого: двинется как раз через правый фланг, рассчитывая, что русские прикрыли его по минимуму В результате Кутузов перехитрил сам себя: выстроил на правом фланге Масловские укрепления и до самого конца держал там войска. На самом деле Колоча еще неизвестно кого прикрывала лучше: пользуясь ею, Наполеон фактически не имел левого фланга, его линия начиналась напротив батареи Раевского. Это позволило ему сконцентрировать уже утром около 40 тысяч человек напротив русского левого фланга и взять флеши, а потом, снова сконцентрировав силы, взять батарею Раевского.

Несмотря на болезнь, отсутствие голоса и связанную с этим необходимость все распоряжения писать на бумажке «малоразборчивыми каракулями», Наполеон пытался сыграть попурри в духе Кастильоне (там, сковав атаками центр и правый фланг неприятеля, французы заняли на левом фланге господствующую высоту и начали расстреливать неприятеля вдоль линии, вдобавок в тыл и фланг вышла дивизия Серюрье). Однако под Бородиным из этого плана не вышло ничего.

Посланный в обход русского левого фланга Понятовский наткнулся на Тучкова и увяз в бою. Богарне, Даву и Ней атаковали русских, сбили их, но русские выстроили новую линию обороны в чистом поле – без редутов, люнетов, просто из людской массы. Наполеон видел, что противник нигде не бежит и никаких надежд на это не видать. Это было совсем не то, к чему он привык.

2 сентября французы вступили в Москву. Наполеон хотел видеть в этом нечто вроде оратории, однако это были первые звуки бетховенского «Траурного марша на смерть героя» – вот как Бетховен все угадал. Дальше были пожар, новые ариозо на тему «Здесь заканчивается Русская кампания», Тарутино и, наконец, начало отступления – начало конца.

8

24 октября состоялся бой за Малоярославец. Дохтуров подошел к городу, уже занятому французами. Дельзон, правда, имел в городе только два батальона. Начался бой, он шел 11 часов. То к одной, то к другой стороне подходили подкрепления, которые тут же бросались в огонь.

Во второй половине дня подошли главные русские силы, закрывшие путь на Калугу. Малоярославец остался за французами. У Наполеона было 70 тысяч, у Кутузова – 90 тысяч. Наполеону надо было пробиваться на Калугу. Но он не решился и пошел по Смоленской дороге. У него впервые в жизни не хватило духу сделать то, что требовалось.

9 ноября Наполеон вступил в Смоленск. У него было 60 тысяч человек. Он собирался остаться здесь на зиму. Однако фланги были разбиты, продовольственные склады разграблены, и Наполеон решил уходить дальше. 14 ноября французы вышли из Смоленска. Обоз уже был брошен, конницы почти не осталось. Вечером 15 ноября вышли к Красному, где их уже ждали русские. Красный (16–18 ноября) одни считают битвой, другие (Денис Давыдов) – трехдневной ловлей обмороженных и голодных французов. 26 тысяч потерял здесь Наполеон убитыми, ранеными и пленными. Но ему надо было уйти, и он ушел.

В конце ноября французы вышли к Березине. Наполеон имел вполне управляемую массу войск – около 30 тысяч человек. К тому же, надо полагать, они впервые с Москвы слушались приказов – ведь всем хотелось спастись. Наполеон своими маневрами запутал русских, которые вдобавок еще и сами путали друг друга: Витгенштейн мог атаковать французов у Студянки, но не стал этого делать: «Пусть Чичагов с ним повозится». (Он к тому же считал, что у Наполеона 70 тысяч бойцов и опасался (!) атаковать его со своими 40 тысячами). Кутузов, находясь от Березины в шести переходах, посылал Чичагову разные приказы, в результате которых тот с войсками метался из стороны в сторону.

При этом сам Чичагов считал, что французы будут прорываться на Минск для соединения со Шварценбергом, и чтобы помешать этому, оставил возле Борисова отряд генерала Ланжерона. Ланжерон в свою очередь знал о переправе французов, но полагал, что, переправившись, французы придут прямо ему в лапы, и поэтому не двигался с места. Мысль о том, что Наполеон пойдет к Шварценбергу, привела к тому, что русские не уничтожили переправ на Зембинском дефиле. Русские под Березиной переоценили Наполеона: они думали, что он еще собирается воевать (в этом случае ему, и правда, надо было соединиться со Шварценбергом), Наполеон же думал о том только, как бы побыстрее вырваться из России, и поэтому вместо Минска пошел на Вильно.

В Зембинском дефиле Наполеон посчитал силы. У него было 9 тысяч человек, из них 2 тысячи офицеров. Армия большей частью разбежалась. Тут ударили сильные морозы, которых в этих местах никто не мог ожидать. 9 декабря французы пришли в Вильно. Из Сморгони Наполеон уехал в Париж – как из Египта.

9

Все остальное был Реквием Моцарта. Торопливо пропев «Вечную память» полумиллиону брошенных в России убитыми и пленными бойцов, воззвав «Господи, помилуй!» (с папой в Фонтенбло в эти дни был подписан новый конкордат – Наполеон, видимо, пытался перед важнейшими в своей жизни битвами замириться с Богом), он 15 апреля выступил с новой армией навстречу своему Судному дню.

К этому времени ситуация была такова. В конце декабря 1812 года русские открыли военные действия, наступая из Ковно на Кенигсберг и Данциг (60 тысяч русских под командой Чичагова) и на Варшаву (Милорадович с 30 тысячами). В центре шла Главная армия (20 тысяч человек).

Командовавший французами Мюрат приказал отступать за Вислу. На тот момент корпус Йорка, состоявший из пруссаков, был уже ненадежен – Йорк заключил с русскими конвенцию о нейтралитете до решения прусского правительства о союзе с Россией. В январе начались переговоры со Шварценбергом (австрийцы в составе французской армии) о перемирии. В середине января Мюрат передал командование принцу Евгению и уехал в Неаполь. К середине февраля русские достигли Одера. 27 февраля в Калише был подписан договор России и Пруссии о совместной войне – с этого началась шестая антинаполеоновская коалиция. 4 марта русские вошли в Берлин. 3 апреля был занят Лейпциг. К коалиции примкнула Швеция. Тут и появился Наполеон. Армия его составляла 150 тысяч солдат при 350 пушках.

Он виртуозно отыграл часть День гнева: 1 мая русские были выбиты из Вейенфельса, а 2 мая союзники (русские и пруссаки под командой Витгенштейна) едва избежали разгрома под Лютценом. 8 мая Наполеон занял Дрезден. Австрия предлагала Наполеону прекратить боевые действия, угрожая тем, что иначе она объявит ему войну. Наполеон понимал, что теряет в обоих случаях, и решил сначала всех победить, а уже тогда разговаривать. 20 мая он атаковал союзников под Бауценом, имея 143 тысячи солдат при 350 пушках.

Наполеон вспомнил молодость: Ней был послан в обход, дабы ждать союзников на путях отступления, Макдональд взял Бауцен и выставил 40-орудийную батарею, которая расстреливала союзников вдоль линии. Ложной атакой на левый фланг союзников Наполеон принудил их сосредоточить там все их силы, а сам стянул войска против союзного правого фланга. Но тут, на самом интересном месте, первый день битвы кончился. Утром Наполеон атаковал фланги союзников, но те не дали себя разгромить, хотя и отступили. Заключая 4 июня перемирие, он надеялся тем временем собрать силы, но результат был совсем другой: от него отпала Австрия.

Если прежде Наполеону надо было по частям бить корпуса и армии, то здесь ему надо было раз за разом побеждать государства. Он планировал вывести из войны сначала Пруссию, потом Австрию, потом – Россию. Но была еще и Швеция! В общем, уже исходя из масштаба понятно, что это невозможно.

Можно было принять позу покорности, тем более союзники тогда просили немного – только отказаться от поддержки герцогства Варшавского, отдать Данциг Пруссии, а Штирию – Австрии. Однако у Наполеона после Бауцена и Лютцена наверняка в голове гремело что-то вроде моцартовского хора «Царь потрясающего величия». Весь мир поднялся против него – но ведь этого он и добивался!

Перемирие затягивалось. К осени 1813 года у союзников 554 тысячи с 1383 пушками. Главнокомандующим назначен Шварценберг, но ему постоянно приходится оглядываться на трех монархов. К штабу союзников приехал Моро. Он дал совет: «Не нападайте на те части армии, где сам Наполеон, нападайте только на его маршалов». У Наполеона было под Дрезденом 350 тысяч человек и 1288 пушек. Еще около 165 тысяч он мог подтянуть. Однако громадный театр военных действий и разбросанность по нему войск союзников вынуждали и Наполеона дробить свои силы. Он отправил Удино на Берлин (70 тысяч), но тот был разбит 23 августа при Грос-Беерне, а 25 августа при Гегельсберге пруссаки разбили Жерара. Наполеон пошел было на Блюхера, но тут узнал, что Богемская (главная) армия (273 тысячи человек) идет на Дрезден. Оставив для удержания Блюхера Макдональда (80 тысяч), Наполеон пошел к Дрездену.

26 августа 200 тысяч союзников начали наступать на Дрезден. В городе были 70 тысяч Сен-Сира. Но к вечеру пришел Наполеон со 125 тысячами и отбросил противника. 27 августа Наполеон двумя корпусами атаковал австрийцев на левом фланге союзников и опрокинул их. Затем французы атаковали центр, а маршал Мортье пошел в обход правого фланга союзников. Барклай предлагал Шварценбергу нанести контрудар по левому крылу французов, но тот не решился. К тому же у австрийцев вышли боеприпасы. Союзники начали отступать.

Чтобы перехватить отступающих, Наполеон послал корпус Вандамма, но он был разбит 29–30 августа при Кульме и сдался. Макдональд еще прежде (26 августа) был разбит Блюхером при Кацбахе. Союзники приободрились. 9 сентября они подтвердили свою готовность биться до конца, подписав договоренности в Теплице. (Они то и дело подписывали такие документы, словно проверяя друг друга – не разбежались ли?).

Театр военных действий был так громаден, что сам Наполеон уже не поспевал везде. Он хотел пойти на Берлин, отогнать Бернадотта (и скорее всего отогнал бы), выйти на Вислу и оттуда напасть на Силезскую армию. Но на Берлин пришлось отправить Нея с 70 тысячами – сам Наполеон собирал войска. Однако союзники начали наступать то с одной (Блюхер на Герлиц), то с другой (Богемская армия на Дрезден) стороны. Наполеон отказался от планов похода на Берлин. Ней, оставшись без поддержки, был разбит 6 сентября в бою под Денневицем Бернадоттом (70 тысяч французов против 150 тысяч шведов). Саксонцы бежали из корпуса Нея массами.

В октябре Бавария вышла из Рейнского союза и присоединилась к союзникам. Шлиффен писал, что Наполеон «довольно равномерно разделил боевые силы против трех врагов. Сколько бы союзники ни делали ошибок, эти ошибки не могли исправить результатов этого рокового мероприятия. Какие бы случаи ни предоставлялись, чтобы возобновить дни Маренго, Ульма и Аустерлица, всегда не хватало сил на выполнение гениального плана». Самое бы время взмолиться: «Господи Иисусе Христе!» – но тогда Наполеон еще не верил в Бога.

Союзная армия – 306 тысяч солдат и 1385 пушек – подступала с разных сторон к Лейпцигу, где Наполеон имел 180 тысяч и 600 орудий. Он хотел захватить союзников порознь, но 9 октября Блюхер ушел от боя под Дюбеном. Наполеон хотел погнаться за Блюхером, но тут выяснилось, что союзники идут к Лейпцигу напрямую. (При этом союзники уже не реагировали на обманки Наполеона: когда он двумя корпусами изобразил атаку на Берлин, чтобы удержать Бернадотта от прихода к Лейпцигу, это не подействовало – Бернадотт не поверил в серьезность угрозы).

К началу сражения при Лейпциге у Наполеона было 170 тысяч человек при 717 пушках. С юга на Лейпциг шла Богемская армия (133 тысячи при 578 пушках), с севера – Северная армия (58 тысяч при 256 пушках), с востока Силезская армия (60 тысяч при 315 пушках). Наполеон готовил при Лейпциге хор «Посрамим нечестивых»: хотел сначала разгромить Богемскую армию, а потом заняться остальными, а вышла Lacrimosa dies ilia (слезный день): к началу битвы на поле пришла не только Богемская армия, но и Силезская, а Северная была в одном дневном переходе.

16 октября в 7 утра союзники атаковали. По старинной привычке, союзники разделили силы на три группы, дав каждой свое направление атаки. Этим они утратили преимущество. На главном направлении против 84 тысяч союзников было 120 тысяч Наполеона. Барклай-де-Толли атаковал центр, взял несколько деревень, но затем был отбит с большими потерями (22 тысячи человек). Богемская армия безуспешно пыталась форсировать реку Плейсе. После 15 часов Наполеон атаковал Богемскую армию. Четыре корпуса Мюрата разгромили все на своем пути. Центр союзников был прорван, французы показались в 800 метрах от ставки союзников. Наполеон решил, что победил. Но Александр Первый заткнул дырку корпусом Раевского и бригадой Клейста. В прорыв бросали все, что попадалось под руку – но союзникам-то под руку попадалось много чего. Наполеон хотел продолжить атаку на центр, но тут союзники пришли в движение на других участках поля (австрийцы Мерфельда атаковали правый французский фланг), Наполеону пришлось реагировать на это, и время ушло. Явившийся на поле Блюхер атаковал Мармона и потеснил его. На отвоеванных позициях пруссаки делали укрепления из мертвецов. Разве что Бертран отбил все атаки союзников на Линденау – переправа оставалась у французов.

К вечеру бой затих. У французов было ощущение, что еще рывок – и победа будет за ними. Однако ночью к союзникам подошли подкрепления – Северная и Польская армии – союзников было 306 тысяч против 185 тысяч у Наполеона. Надо было отступать уже сейчас. Наполеон отослал к союзникам пленного генерала Мерфельда с предложением переговоров. Ответа не было. В ночь на 18 октября Наполеон стянул войска к Лейпцигу. Под прикрытием сражения он надеялся вывести все войска на запад. Плотность боевых порядков у Наполеона была серьезная: на каждый километр – по 9 тысяч человек и 39 пушек. Он создал из человеческой массы крепость (как в 1809 году эрцгерцог Карл при Ваграме). В 8 утра 18 октября союзники атаковали под прикрытием 1000 пушек. В бою за деревню Пробстейде Наполеон сам повел в атаку Старую гвардию. Бой был упорный, и вполне вероятно, союзники не достигли бы успеха, но в самый разгар боя вся саксонская армия вышла из боя. Наполеон удержал позиции, но понимал, что третьего дня он уже не выдержит. В ночь на 19 октября его армия стала отступать. Шли через город. Мост был один. («Император забыл дать приказ, а без его приказа ничего не смели предпринять: ни один из маршалов не решался взять на себя смелость сказать, что два моста лучше, чем один…», – написано об этом в книге Эркмана-Шатриана «Новобранец 1813 года»). Депутация горожан просила союзников дать французам время уйти, не устраивать уличных боев. Союзники потребовали от Наполеона сдаться. Он отказал. Тогда союзники атаковали прикрывающие город войска Понятовского и Макдональда. Мост через реку Эльстер был взорван. В городе к этому моменту оставалось 28 тысяч солдат, которые на своей шкуре испытали, каково было русским под Фридландом. Понятовский, накануне ставший маршалом, утонул в Эльстере. В плен попали 11 тысяч французов.

Наполеон ушел к своей базе в Эрфурте. Хотя это было за 350 километров от Лейпцига, император не считал это отступлением и не рассматривал Лейпциг как поражение. Он снова собрал войска, хотя не мог не видеть, что дела становятся хуже с каждым днем. Мюрат бросил Наполеона. Жозеф еще в июне отрекся от испанской короны, французы с трудом удерживали последние метры испанской земли. Даву – лучший из лучших – оказался осажден в Гамбурге. Наполеон пошел во Францию. На Рейне союзники попытались поймать его: принц Карл Филипп фон Вреде со своей 40-тысячной армией встал на пути императора. Наполеону было не до реверансов: он ударил по корпусу Вреде сначала артиллерией, потом – пехотой, пробил дыру и ушел. (Даже при этом удачном для французов деле 4 тысячи солдат Наполеона поспешили сдаться).

Наступил 1814 год. Наполеон созвал Комитет для разработки плана защиты страны. Это было впервые – даже в 1793 году до этого не дошло. Наполеон опять рассчитывал успеть разгромить союзников по очереди. Это был старый прием, он не подействовал ни в 1812-м, ни в 1813-м годах, но ничего нового Наполеон придумать не мог. У союзников было между тем сверхооружие – громадная человеческая масса: на границах Франции они собрали 900 тысяч человек. Наполеон же мог противопоставить ей только 130 тысяч, из которых многие были совсем юные парни 16–17 лет – за безусость их звали «марии-луизы». К весне 1814 года Наполеон рассчитывал довести армию во Франции до 300 тысяч. Но союзники не дали ему времени – они открыли кампанию 1 января. Союзники шли вперед восемью колоннами на фронте в 600 км. Они пошли через Швейцарию, хотя Наполеон ждал их со стороны Голландии. Даже при этом союзники боялись: Бубна не рискнул атаковать корпус Ожеро. Наполеон перебросил войска к Швейцарии, но тут союзники вторглись в Голландию. Они давили на него со всех сторон.

29 января в Бриенне Наполеон с 40 тысячами атаковал Блюхера, тот удержал позицию, но ночью отошел. 1 февраля Наполеон со своей армией встал на пути союзников под Ла-Ротьером и был отбит к Бриенну. В эти дни Наполеон забыл о необходимости прикрывать коммуникации (да и были ли они у него?). 10 февраля он, узнав, что армия Блюхера сильно растянулась на марше, бросился хватать ее по кускам, словно голодный пес. 10 февраля французы разбили отряд Олсуфьева и взяли Шампобер, 11 февраля заняли Монмирайль, 12 февраля союзников отогнали от Шато-Тьери, 14 февраля под горячую руку Наполеону у Вошана попал сам Блюхер. Силезская армия откатилась к Шалону как слон, ошарашенный атакой моськи. Союзники запросили о перемирии, Наполеон отказал, и 18 февраля атаковал у Монтеро Шварценберга (которому за полтора года до этого выхлопотал у императора Франца маршальский чин). Шварценберг откатился на 60 километров.

Возможно, этой удивительной кампанией Наполеон сделал себе только хуже: он снова и всерьез напугал союзников, уверившихся было, что Наполеон уже не тот и рассматривавших императора как пенсионера. Наполеон мог бы и подыграть – как это было в 1805 году при Аустерлице. Но в 1814 году это было выше его сил: в 1805 году он знал, что сбросит маску, а сейчас понимал, что маска может и прикипеть.

Союзники предложили перемирие – Наполеон согласился, хотя не мог питать иллюзий насчет того, кому перемирие выгоднее. 16 февраля 1814 года в Шатильоне начался конгресс, но только 29 февраля союзники изложили позицию: Франция в границах 1792 года. Наполеон сказал что-то вроде: «Никогда!». 1 марта в Шомоне союзники подписали договор о ведении войны до полной победы.

Наступили последние дни. Были спеты «Жертвы и мольбы», «Свят», «Благословен». Хор запевал «Агнец Божий»: Наполеон шел в свой последний бой. 7 марта он бросился возле Краона на Блюхера, чтобы отогнать его от Парижа. Союзники (часть войск Блюхера были русские полки) отошли к Лаону, где 9 марта нагнавший их Наполеон атаковал снова, хотя на каждого француза приходилось уже по четыре союзника. В ночь на 10 марта Блюхер атаковал корпус Мармона, уже расположившийся спать, и разбил его. Днем Наполеон отомстил Блюхеру за это – атаковал и отогнал в Лаон. При всей напряженности эти бои ничего не давали Наполеону – разве что занимали голову, изматывали тело, позволяли не думать о масштабах катастрофы. Не это ли и было настоящей целью обреченной кампании 1814 года?

13 марта в Реймсе Наполеон разбил корпус Сен-При, решив упредить его соединение с Блюхером, и пошел навстречу Шварценбергу. Удивительное дело: Шварценберг, вчетверо превосходя силы французов, приказал отступать. Император Александр, надо полагать, воззвал к разуму австрийского фельдмаршала: Шварценберг перешел в наступление, и 20 марта противники встретились у Арси-сюр-Об. В первый день сражения 14 тысяч французов бились против 60 тысяч союзников. Наполеон со шпагой останавливал бегущих и потом сам повел в атаку кавалерию. На второй день он начал бой, но ему сообщили, что здесь уже вся армия союзников, а ожидавшиеся Мармон и Мортье не придут. Тогда Наполеон отступил.

Чтобы отвлечь союзников от Парижа, Наполеон пошел с 50 тысячами к Сен-Дизье, в тыл союзников. Наполеон надеялся, что союзники будут гоняться за его армией. Вместо этого Главная и Силезская армии соединились, отрезав Наполеона от Парижа. К Сен-Дизье, чтобы в случае надобности занять чем-нибудь Наполеона, послали 20-тысячный отряд Винцингероде (27 марта Наполеон атаковал Винцингероде, считая, что атакует главную армию союзников, и только в конце боя понял, что ошибается), а главные силы – 170 тысяч – пошли на Париж. При Фер-Шампенуазе эта армия встретила шедшие к Наполеону корпуса Мармона и Мортье, которые, понятно, были разбиты. Мармон и Мортье отступили к Парижу – так у него появились хоть какие-то защитники. 29 марта союзники подошли к окраинам Парижа. Вместе с Национальной гвардией, рекрутами, инвалидами, студентами Политехникума, остатками корпусов Мортье и Мармона в Париже было 45 тысяч человек. Оборону возглавил принц Жозеф. Союзники атаковали в пять утра 30 марта и к 14 часам в некоторых пунктах достигли городской стены. В 16 часов к союзникам приехал парламентер. Ланжерон однако об этом не знал и захватил Монмартр. Союзники требовали капитуляции всех войск в Париже. Мармон и Мортье соглашались только на право свободного выхода. Союзники согласились, но оставили за собой право преследовать. 31 марта в 7 утра французы должны были выйти из города, а в 9 утра союзники должны были в него войти. Однако корпус Мармона вместо того, чтобы уйти, сдался союзникам.