Текст книги "Фреон"
Автор книги: Сергей Клочков
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Ни мыслей у меня, ни слёз, ничего, только бездонная, сосущая пустота внутри и всё то же ощущение дурного сна, не прекращающегося с наступлением утра. И два тёмно-зелёных пластмассовых венка лежат на горке – один от школы, другой от местных чиновников.
«А его-то бывшая даже не приехала с дочкой попрощаться. Вот ведь гадина».
И только через четыре дня до меня дошло, что на самом деле случилось, и я как-то вдруг проснулся от того непрекращающегося кошмара. Невыносимо горько подступило к горлу, мир почернел вокруг, а ещё через неделю чёрное горе превратилось в жгучую ненависть. Ненависть шепнула мне, и достал я из сейфа охотничий билет, ружьё и патронташ – всё, что оставалось у меня от прошлой, фермерской жизни, и всё, что требовалось в жизни нынешней. Оружие почистил, разобрал, зачехлил. И ненависть повела меня по предрассветной серой мгле до утренней электрички на Москву, а после пересадки – в один элитный коттеджный посёлок.
Отправлял я письма и телеграммы… или без ответа, или отписывалась «У меня своя жизнь, отстань. Денег Василий соберёт. Жди перевода».
Прислали.
Десять тысяч рублей.
Захватил я их с собой. Как и телеграмму «я оплакиваю но просто не смогу на это смотреть не позволит муж виноват во всём ты никогда не пиши больше».
Хорошо живут, однако… первый раз в гости, и даже странно – два этажа, высокая двускатная крыша, и Василий машину свою блестящую, чёрную из шланга поливает, а на травке целая батарея разных шампуней да восков для ухода. Жарко, и потому в одних трусах он, а от машины кверху горячее дрожание быстро так поднимается. Вытащил я из чехла ствол, цевьё прищёлкнул на ходу, собрал ружьё. Заметил он меня, когда уже загнал я в патронники два тяжёлых красных цилиндрика, а рот открыл, когда клацнула, закрываясь, двустволка. Да, отрастил он брюшко как надо и ряшку наел не слабую. Смотри, затрясся, к дому попятился, видать, всё правильно понял.
– Привет, Вася!
– Э-эй, ты чего? Не дури! Я…
Договорить я ему не позволил. Выстрел как-то сразу смял ему лицо, картечь, пройдя навылет, оставила на двери дома россыпь тёмных метин и широкое алое пятно. Вася свалился сразу, навзничь, широко раскинув руки.
А вот и Марина выскочила в халате, посмотреть, что это такое на улице грохнуло. Ну и подурнела же ты, подруга! То ли подтяжка неудачная, то ли винцом злоупотребляем наряду с сигаретами, но пародией ты стала на ту смешливую, весёлую Маринку из моего далёкого уже прошлого. Глаза воспалённые, покрасневшие, табачная серость на зубах… ба, да ты, по ходу, подшофе. Сейчас протрезвеешь.
Дикий, сверлящий визг, выпученные глаза, и, запутавшись в полах халата, упала она, гулко стукнув локтями по полу, после чего, не прекращая визжать, на четвереньках рванула обратно в дом. После выстрела визг превратился в тошное гортанное бульканье, с каким она обычно полоскала горло во время своих бесконечных простуд. Я вошёл в дом, «переломил» двустволку и под цокот выпавших гильз вложил в патронники ещё два заряда.
Она ещё была жива и ползла на локтях, оставляя сплошную тёмно-красную ленту на дорогом, под цвет морёного дуба, ламинате. Я нажал оба спусковых крючка практически одновременно, и дуплет в доме прозвучал оглушительно громко и резко, так, что тонко зазвенел хрустальный сервиз в шкафу. После чего вышел на улицу и сел на пороге.
Точно помню, как возилась на клумбах семейная парочка в соседнем коттедже, а напротив, через пыльную дорогу, возле настоящего особняка в бассейне плескались поддатые мужики в компании взвизгивавших девах в микроскопических купальниках. А тут – тишина… опустел посёлок как-то вдруг и сразу, даже в окна никто не выглядывает. Должно быть, вызывают милицию. Пускай звонят, мне уже всё равно.
Время шло, милиция всё не приезжала, и потому я просто ушёл из затихшего посёлка, с размаху зашвырнул в омут мелкой гнилой речки ружьё, а потом просто сел в электричку и долго ехал, сам не зная, куда и зачем. Никто меня не искал, милицейские патрули не останавливали на полустанках, где иногда приходилось даже ночевать. Деньги постепенно кончались, и к тому времени, как я проехал на электричках и пустых «товарняках» почти всю Брянскую область, вышли совсем. Бесцельно шатаясь на станции Навля и собирая в карманах последние монеты, которых должно было хватить на полбуханки хлеба, встретил Витю Островидова, с которым когда-то работал в секретном КБ под Красноярском. И хотя оброс я к тому времени дикой щетиной, а куртка и джинсы уже требовали срочной стирки, узнал он в начинающем бомже своего бывшего коллегу, почти друга. И… и началось…
Фельдшер проснулся за несколько секунд до того, как его ПМК издал тихий прерывистый писк. Я взглянул на часы – половина четвёртого утра… надо же, как незаметно пролетело за невесёлыми думками время ночной вахты.
– Всё тихо было?
– Да, нормально. В седьмом часу толкни… дальше места пойдут плохие, к бункерам будем долго добираться. Да и… опасаюсь я насчёт Выброса.
– Хорошо. – «Фримен» уселся возле крохотного окошка, положил на колени автомат, а я просто откинулся на попахивающие сыростью и плесенью обрывки старых матрасов и какие-то слежавшиеся, замасленные болоньевые куртки с вылезающим синтепоном. Заснуть получилось быстро.
Когда из утреннего тумана показались первые песчаные взгорки, поднимающиеся из заржавленной, металлически поблёскивающей жижи Болот, я жестом приостановил группу. Теперь дорожка будет куда сложнее, чем по кочкарнику, и хоть и поросли холмики корявыми соснами, а на песке видны куртины тростника и отдельные островки травы грязно-зелёного цвета, места здесь гиблые.
– Ересь, видел, где гайки упали? Пошёл туда. – Я отступил в сторону, пропуская вперёд отмычку, и, оглянувшись, заметил неприязненный взгляд Фельдшера.
– О как! Видал? – фальшиво усмехнулся побледневший Философ, растягивая в ухмылке дрожащие губы. – Ништяк у меня напарничек?
– Иди давай, – спокойно повторил я, и Ересь начал медленно подниматься по пологому песчаному склону туда, где улеглись возле большого валуна несколько брошенных гаек.
– Чего ж ты, мэн, так гнило поступаешь? – тихо спросил Фельдшер. – Не ожидал …
– Ты мне морали будешь читать в другом месте, уважаемый, – так же негромко ответил я. – Лучше подумай, кто вас вести будет, если на этих пригорках я гикнусь? Ересь выходы найдёт за Периметр? Можешь ты вперед меня пойти… если, конечно, задание твоего начальства не слишком важное, да и вообще ты для них лишний человек. Есть такая штука – целесообразность.
– Есть, – согласился «свободовец». – Да только трендел мне кто-то, что он должок Луню и Хип выплачивает.
– Уже выплатил. Я этого субъекта из-под «долговской» пули на «Ростке» выдернул, знаешь ли. Стрелять его хотели за воровство, мародёрство и подставу. Да, он с мародёрами какое-то время ходил, если ты не в курсе. Теми, что хотели Хип убить вместе с Лунём.
– Фига себе. А такой вроде парень с виду нормальный… но всё равно. Так нельзя.
– Лады. Так нельзя. Скажи тогда, а как здесь можно? – Я посмотрел Фельдшеру в глаза. Он не ответил, но я почувствовал холодок, погасивший начинающуюся дружбу.
Ересь тем временем дошёл до валуна, подобрал гайки и обжёг меня ненавидящим взглядом:
– Можешь идти, сталкерок. Чисто тут.
– Ну, вот и ладно… – Я прошёл по следам Философа до следующей остановки, броска двух-трёх гаек и опять по следам отмычки…
Местность заметно поднималась, и хотя запах Болот был ещё крепок, лужи и мокрая, чавкающая травяная губка остались позади. Под ногами мерно похрустывал хрящеватый песок, шелестели куртинки травы, и отдельные деревца вскоре превратились в редкий сосновый лес. Зона похозяйничала здесь вовсю – сосны были жутковатыми пародиями на своих высоких, стройных сестёр, растущих за Периметром. Стволы деревьев были похожи на застывших змей в крупной красноватой чешуе коры, сосенки завязывались узлами, петлями, а то и вообще лежали на земле, протягивая к небу слабые ветви с желтоватой хвоей. В таком же слабом, больном подлеске местами вспыхивали ленточки холодного синеватого огня, тусклого при свете дня, попахивало разогретой древесиной и озоном, и уже пару раз на лысых полянках с трескучим, мощным ударом бил в брошенную гайку подземный разряд, разбивающий маленький кусочек металла на сотню горячих оранжевых брызг. А потом в лесу оглушительно треснуло, повеяло в лицо тёплым ветерком, и я поднял руку.
– Стоять.
В последнее время «электры», «статики» и «дуговые» начали выкидывать странные фокусы. Вот и сейчас между покорёженными стволами деревьев плыл в нашу сторону яркий фиолетовый сгусток света, слегка задевающий кустарник, и хорошо было видно, как тонкие веточки после коротких желтых вспышек мгновенно обращаются в облачка дыма. Шаровая молния… далеко не редкость по «электрическим» местам Зоны. И при этом крайне неприятная штука.
– Ложись! – приказал я, Ересь и Фельдшер хлопнулись на землю. Надеюсь, не сильно взорвётся, зараза. Главное, чтоб до нас не долетела…
От попадания заряда картечи шаровая долбанула так, что ударной волной качнуло ветки сосен, а в ушах засел неприятный резкий свист. Деревце, стоявшее рядом с взорвавшейся молнией, буквально растёрло в мелкую щепу, а на траве остался широкий выжженный круг.
Слышал я от некоторых сталкеров, что бывают «шаровые» с «сюрпризом». Но не слишком доверял этим россказням, а вот теперь видел своими глазами: по густо дымящей траве, по тлеющим щепкам плавно катился небольшой шар, светящийся чистой, небесной синевой. Он казался очень тонким и лёгким, не тяжелее мыльного пузыря, и горячий дым временами подхватывал этот шарик, приподнимая его над землёй, и тогда на фоне дымных струй было видно, как в глубокой, чистой синеве артефакта играют световые сполохи вокруг засевших внутри картечин.
– «Лунный свет»? – спросил поднимающийся с земли Фельдшер.
– Он. – Я кивнул и, подойдя, осторожно поднял артефакт.
На руки словно сразу надели пуховые варежки. От глянцевитых, тонких стенок «лунного света» расходилось мягкое, ласковое тепло, пробоины от картечин затягивались на глазах, зарастали трещинки, а три большие дробины внутри вдруг засеребрились, расплавились и просто вытекли наружу, упали на землю круглыми свинцовыми кругами.
Вещь довольно редкая, и в старые времена послал бы я Хоря с его заданием – в руках у меня сейчас был и нулёвый, прямо со склада, комбинезон не самой плохой модели, и новое оружие с запасом патронов, и «натовские» сухие пайки, и даже нычка денег на чёрный день осталась бы. Тот самый барыга, что скупал у меня «медузы» и «чертову кровь», отслюнявил бы никак не меньше шести тысяч зелёных рублей. Эх-х… но какой красавец, а? Приятно так, слегка щекочет подушечки пальцев, греет ладони, а внутри играют, переливаются волны синего света, вспыхивают и гаснут огоньки, похожие на далёкие зарницы в вечернем небе. Даже мысль странная проскочила – оставить себе, но… нужны будут нам и патроны, и консервы. Придётся-таки загнать торгашам в каком-нибудь сталкерском лагере или даже Банзаю на «Ростке» – за такой «элитный» хабар даже официальные «премиальные» будут если не высокие, то весьма и весьма приличные. Хм, кстати, сердце кровь живее погнало, вот он, азарт сталкерский, ни с чем не сравнимый адреналин. Находку – в рюкзак, можно и без контейнера, безвредный он для здоровья, говорят, даже полезный. Первый хабар ходки – и сразу «лунный свет». Неплохо совсем. Что-то вроде страховки у меня получилось на случай провала «операции», этакая нычка на плохие времена. И трофей, кстати, полностью мой, собственноручно «отстрелянный», так что извините, мужики, делиться не буду. Передумал.
– Некислая штуковина, – кивнул Фельдшер. – Повезло тебе.
И смотрит внимательно. Изучающе так. Догадываюсь, «фримен», какие мысли у тебя сейчас в голове бродят. Думаешь, наверно, а не кинет ли нас вольный бродяга Фреон? Что ему эти выходы искать, если он уже хабара срубил и скорее всего ещё срубит? Не зря ли вообще связались с этим «специалистом по подземельям»?
Вот почему и не люблю я ходить в компании. Есть ещё опасность одна, очень серьёзная такая бяка, периодически с теми случающаяся, кто в Зону командами ходит. Сколько раз уже было, что уходят четверо – пятеро, а возвращается один с редким, драгоценным артефактом в контейнере и потаённым безумием во взгляде. Может, и погибли его кореша в аномалиях или когтях мутантов, он так в принципе и расскажет всем, и рассказ этот не проверишь, в Зону просто чтоб посмотреть, правда оно или нет, не сходишь. Но… с большим трудом мне в такие байки верится. Да и не хочу, чтоб мне кто спину прикрывал, не желаю никому доверять или оглядываться на товарища по ходке, чтобы вовремя уловить то самое холодное, задумчивое выражение на лице и странный блеск во взгляде. Истину одну в Зоне я усвоил крепко – никому не верь, ни на кого не полагайся, ни с кем не дружи. Были люди, которым доверился бы, да вот не успел…
Опасаться пули в спину в данном случае не стоило. Крепко я «Свободе» и Хорю нужен, так что не тот случай, чтоб за хабар завалили. Так что пока всё путём, ничего ты, Фреон, не теряешь. Маячит в мыслях та самая пятизначная циферка в зелёных рублях, что бывший бармен на листке нарисовал. Заплатят, конечно, меньше, если вообще заплатят, но попытка не пытка, а вот Фельдшер меня точно беречь будет, «Свобода» кого попало на это задание не пошлёт. Ну а пошукать ценных штуковин Зоны в процессе поисков никто мне не запретит. Найдём мы тот выход или не найдём – это слепыш надвое гавкнул, но вот хабара я точно наберу. В «подземках» такие вкусные штуковины порой валяются, что определённо удачно я дал согласие Хорю на этот «экспедишн».
– Не боись, не кину. Подписался, значит, в деле, ты не думай, – сказал я Фельдшеру и, надо же, угадал – расслабился немного «фримен», вздохнул.
Достал гайки, бросил, и Ересь снова пошёл их подбирать, а я сверился с картой. До «стрёмных бункеров» оставалось меньше полукилометра.
Сосновая роща кончилась внезапно, невысоким полутораметровым обрывом. Дальше, насколько хватало обзора, в жидком синеватом тумане простиралась ровная пустошь, поросшая редкими кустиками полыни. И в двухстах метрах – широкая бетонная площадка, и по её углам четыре приземистых строения, напоминавших издалека макушки исполинских черепов, зарытых в землю по самые глазницы, – входы. Вдоль площадки лежала рухнувшая решётчатая мачта антенны, причём в бинокль хорошо видно, что рухнула она не просто так: плиты в центре площади были заметно вмяты в землю, раздавлены до такой степени, что железобетон раскололся сотнями трещин, «паутиной» разбегавшихся из центра мощной гравитационной аномалии. На расстоянии было даже видно дрожащее «зеркальце» спрессованного «плешью» воздуха и раскатанные в блин швеллеры антенны. Понятно, почему «фримены» назвали местечко «стрёмным». Впрочем, «колпаки» бункеров внешне не пострадали, надеюсь, есть там незаваренные двери и незатопленные помещения – Болота всё-таки рядом, грунтовых вод хватает с избытком.
В следующую минуту я понял, что двери скорее всего не заварены и под землёй почти наверняка есть сухие бункеры. Потому что над одним из зданий прямо в воздухе висел кусок ржавой арматуры, а возле почти нового на вид ЗиЛа слегка шевелилась низкая, но при этом очень широкая копна грязного чёрного тряпья.
– Придётся обождать, други. Там местечко пока занято.
«Свободовец», который и без моей подсказки засёк бюрера, молча кивнул, и мы улеглись в сухую траву за более-менее густыми зарослями молодых сосенок. Подслеповаты карлики, но каким-то странным чутьём могут засечь сталкера даже на расстоянии. Может, интуиция у них особенная, может, телепатия, как у изломов, но за двести метров не почует, а искушать судьбу, приближаясь к такому во всех смыслах неприятному мутанту, я не хотел. Подстрелить так, чтоб сразу насмерть, из имеющихся в распоряжении калибров не выйдет, даже если в башку попасть – не факт, что сразу сдохнет, живуч бюрер невероятно. А что такое раненый карлик в подземелье – а он именно туда и свалит, – мне объяснять не надо. Это называется: «мужики, собираемся и дуем в другое место. Про эти бункеры можно надолго забыть».
Кстати, странно, что сталкеры, да и «ботаники» их упорно карликами называют. Фига себе, карлик… некоторые под полтора центнера весом могут быть, не беда, что ростом мне всего по грудь, но зато в плечах в два раза шире, башка размером с хороший котёл и ручищи такие, что голову взрослого мужика одной ладонью в кашу давит. Но самое паршивое в этих созданиях то, что…
– Ох ты ж, ё… – негромко выдохнул Фельдшер, который тоже не отрывался от бинокля. Сказал он это одновременно с громким, хлёстким щелчком, похожим на выстрел из крупнокалиберной винтовки. Просто кусок арматуры, висевший в воздухе, видимо, с места преодолел звуковой барьер, прежде чем глубоко вонзиться в сероватый бетон площадки. Из копны тряпья вдруг показалась багровая, в волдырях ручища, бюрер начал покачиваться. Я увидел, как из стенки ближайшего к нам строения начал большими кусками выкрашиваться бетон, а из пыли и разлетающихся камешков показался извивающийся, словно оживший, металлический пруток, через секунду оторвавшийся с хорошо слышным лязгом. Затем обломок арматуры плавно поднялся вверх и замер в воздухе, застыл и мутант-телекинетик.
– Чего он делает? – тихо спросил, почти прошептал «фримен».
– Сходи спроси у него. Может, тренируется, а может, просто дурью мается. Пойми этих уродов… странно, что он днём вылез. Интересно, один он там или целая кодла?
– А если грохнуть его? – предложил Ересь.
– Наверняка не положу. Первым выстрелом убить скорее всего не выйдет, а очередью – бесполезно. Эта скотина умеет пули останавливать…
Вдалеке снова сухо и громко треснуло, и на этот раз досталось ЗиЛу – машина качнулась, поднялся прорубленный арматурой капот, и на бетон с хорошо различимым звоном выпала какая-то деталь. Бюрер снова вытянул гноящиеся руки, и от упавшей вышки легко отломился большой кусок швеллера килограммов, наверное, под десять. Железяка тут же взлетела так высоко, что начала казаться просто соринкой на ровной серой пелене облаков.
– Что делать будем? – поинтересовался Фельдшер.
– Не знаю пока, – признался я. – Что делать, что делать… ждать. Или свалит карла по своим делам куда-нибудь далеко, или опять в бункеры залезет. Тогда отменяются наши исследования.
– Ясно… – проворчал «свободовец», снял рюкзак, вытащил из широкого бокового кармана ГП-30 и начал присобачивать его к своему автомату.
– Хиловат твой гранатомёт, приятель, против такого урода. – Я с сомнением глянул на усилия Фельдшера. – Осколками посечёт, но не насмерть. Проходили.
– Да я знаю, – кивнул «фримен», извлекая из другого кармана самодельный брезентовый «кошель» на пять гранат, вытащил серебристый цилиндрик ВОГ-25, аккуратно загнал его в ствол. – У меня тут другая мысль появилась. Можно рискнуть…
Уперев автомат прикладом в землю, «свободовец» долго целился, затем подствольник звонко хлопнул, и я увидел быстрый серый росчерк улетевшей гранаты. Бюрер тем временем обернулся на выстрел, и я разглядел в бинокль его широкую багровую морду, словно наспех слепленную из жжёной, в потёках и пузырях, пластмассы. Граната разорвалась в метре от него, гулко, сочно бабахнув и подняв облачко синего дыма. Бюрер хрипло взревел, схватился за глаза и начал вперевалку бегать кругами.
– Ну что, завалил? – спросил я. – Щас он очухается и в подвалы утечёт. Да ещё и выходы завалит…
– Погодь… оп-па! Смотри! Хана парню.
Я снова приложил к глазам бинокль. А молодец «свободный»… точно рассчитал. Напуганный неожиданным взрывом, получивший по морде осколками и скорее всего ослеплённый мутант бежал прямо в «плешь». Аномалию он почуял слишком поздно и, разогнавшись, уже не смог свернуть. Бюрера поволокло по плитам, и в его рёве больше не было боли и ярости – он завывал, как сирена на базе «Долга», пытаясь зацепиться ручищами за металлические петли, местами торчащие из бетона. Карла вопил всё громче, потом вдруг разом смолк и, громко лопнув, словно громадный бурдюк с требухой, растёкся тонким слоем, украсив площадку всеми оттенками сизого и красного.
– О как! Кто не рискует, тот живет на пенсию. – И «свободовец» начал снимать гранатомёт с автомата.
– Молодчина. А чего гэпэшку снимаешь?
– А… неудобно с ним постоянно таскаться. Нужен, скажем так, нечасто.
– Ништяк… здорово! Вот это я понимаю. – Ересь уважительно покосился на Фельдшера. – Не то что некоторые: «Не знаю… подождём… может, уйдёт». Тьфу, блин.
– Не. Не сработало. – Фельдшер аккуратно уложил снятый гранатомёт опять в рюкзак. – Ты эти дела брось.
– Сработает как-нибудь. В челюсть, – пообещал я, снова принимаясь исследовать в бинокль площадку и постройки. – У меня иногда возникает ощущение, что кое-кто просто мечтает получить по морде.
– Ты меня просто задрал уже! – прошипел сквозь зубы Ересь. – Может, на хрен тогда спасать было, если чморишь постоянно? Урод…
– Вы ещё подеритесь, – добавил Фельдшер. – Слушайте, может, хорош уже цапаться, раз в одной команде оказались?
– Это ты с ним в одной команде. А я у вас двоих заместо ходячей гайки, – огрызнулся Ересь.
– И чё ты предлагаешь? – спросил я спокойно, как мог. Ересь уже начинал временами не просто злить, а буквально бесить. Вообще без понятия парень, до сих пор, похоже, не врубается в свою ситуацию.
– Ты ведь в курсе, что мне просто деваться некуда. – Философ смотрел куда-то мимо меня. – Но ты очень ошибаешься, сталкерок, если думаешь, что я тебе всё это забуду или уважать начну.
– А мне не нужно твоего уважения, мародёр.
– Повтори, чё сказал… – Ересь сощурил глаза.
– Чё слышал, ворина…
Я не ожидал, что Философ может броситься на меня, и потому пропустил первый удар. Хорошо врезал, тварь, я даже почувствовал привкус крови из разбитой губы и, прежде чем Фельдшер успел встать между нами, влепил Ереси в скулу так, что его развернуло к обрыву, и он едва не свалился вниз. Впрочем, помотав головой, он снова бросился в атаку, но был профессионально опрокинут «фрименом» и аккуратно уложен лицом в опавшую хвою.
– Дурить будешь ещё? – почти ласково спросил «свободовец», вывернув Философу руку. – Ты, чел, в реале нарываешься на траблы. Другой бы тебя давно за меньшее пристрелил.
– Отпусти, падла!.. – Ересь задёргался, пытаясь вырваться, но из хватки Фельдшера выскользнуть было сложно.
– Я спрашиваю, дурить будешь?
Философ хрюкнул от боли, когда Фельдшер ещё немного приподнял вывернутую руку.
– Нет, всё нормально… отпусти…
– Смотри, друг, обещал.
Когда Ересь поднялся, я вручил ему потерянный в драке дробовик.
– Ты уверен?.. – осклабился окровавленными зубами Философ, принимая оружие.
– Уверен. Давай вперёд.
Смотри-ка ты, удивился, даже ухмылка исчезла. Странно, по-новому взглянул, пожал плечами, но тут же снова ухмыльнулся и сполз по склону к брошенной мной гайке.
Дошли до бункеров мы быстро, без приключений, хотя пустошь, едва покрытая растительностью, буквально дышала смертью – зигзаг получился очень серьёзный, я то и дело останавливал Философа и долго прикидывал, в какую сторону завернуть. Надеюсь, если выход будет под этими подземельями, нормальную дорогу не придётся провешивать заново после каждого Выброса.
К запаху свежих внутренностей добавился тяжёлый дух брошенного подвала. Его ни с чем не спутаешь – прокисший, холодный, сырой, смесь мокрого бетона, залежалого тряпья и разбухшей бумаги. Именно так пахло в постоянно залитых погребах бараков под Красноярском, такой запах бывает в давно заброшенных колодцах отопления, так несло из чёрных подвалов Припяти… знакомый запашок. Привычный.
– Двери вниз точно открыты, – сказал я, ещё не доходя до первого здания, и Фельдшер удивлённо покосился, как, мол, узнал. Однако боец он, по всему видать, неплохой – вон как чётко гранату из подствольника положил. Чувствуется опыт, да и стреляет, думается мне, тоже отлично, здоровый, как медведь, нисколько за переходы не выдохся. В плане «войны» он мне скорее всего сто очков форы даст… а вот сталкер из него не очень. Ветер на всех нас дул, а запахи только я один отметил. Мало того, даже тоненькая ниточка озона проскочила в сыром духе, горьковатая вонь лежалых, но ещё не совсем догнивших костей, мокрая ржавчина – значит не только открыты подвалы, но и «электрика» в них есть, оборудование скорее всего там же бросили – нотка ржавчины и нагретой изоляции сильна определённо… и явно кто-то большой сдох там, причём сдох довольно давно, больше двух месяцев, или же просто бюрер объедков накидал. Многое может поведать простой ветерок в Зоне.
Двери вниз действительно были открыты. Точнее, выломаны. Тяжёлые створки с винтовым замком были просто оторваны от петель, и сколы металла на месте запоров уже успели потерять блеск, хотя и не взялись ещё ржавчиной. Лестница в несколько десятков ступеней уходила дальше, в темноту, откуда с едва слышным шорохом вылетал ровный, холодный ветер – признак того, что туннели идут далеко и скорее всего имеют открытые выходы в других местах.
– Ништяк, – немного бледно улыбнулся «фримен». – Ну что, народ, чувствуется ли у вас в нижних полушариях мозга лёгкое нервное напряжение? Лично в моих – очень даже чувствуется. И не сказать, чтобы лёгкое.
– Так, мужики, я первый. Пока не позову, замрите, чтоб ни шороха, ни звука… а ещё лучше – отвалите от входа шагов на десять.
– Чё, разве я не первый иду? – поинтересовался Ересь.
– Не сейчас. Там ты мне только мешаться будешь. – Я приладил на голове ремень мощного фонаря, вздохнул и, стараясь не хрустеть бетонным крошевом, начал медленно идти вниз. Фонарь выхватил широким световым пятном грязный кафельный пол лестничной площадки, следующий марш уходил направо… ещё площадка, дальше вниз… однако глубоко. Едва слышно пиликнул ПМК, потерявший сеть, ничего страшного, под землёй это обычное дело. Лестничные марши местами скрывались под наслоениями какой-то бурой грязи, запах подвала всё усиливался.
Лестницы кончились на глубине примерно пятиэтажного дома, выложенная плиткой площадка продолжалась дальше, упираясь в вывернутую решётку и разбитый в куски стол, щит с надписью «Стоп! Проверка документов» лежал чуть дальше по коридору. Стены, пол и даже потолок были отделаны одинаковым белым кафелем, грязным до такой степени, что сероватый налёт почти глушил блики от налобного фонаря.
То, что я сделал дальше, повергло бы в шок любого нормального сталкера, если, конечно, слово «нормальный» подходит к нашему брату. Я выключил фонарь и уселся прямо на грязный пол, стараясь не шуршать складками комбинезона и дышать как можно тише. Коридор сразу погрузился в густую, непроглядную тьму, стало так тихо, что я начал слышать удары сердца и шёпот слабого сквозняка в ржавых перилах лестницы. Спокойно, расслабленно, без напряжения слушать тьму, по возможности не шевелясь и медленно-медленно дыша носом. Не нужно обращаться в слух, просто отпустить его на волю… свет уже не мешает, да и включенная в фонаре лампа в такой тишине будет вполне различимо звенеть… тихо… спокойно…
И слух начинает свободно блуждать по коридорам, комнатам, галереям, шахтам. Вот ровный, мягкий шум сквозняков, обычный в таких подземельях. Низко гудит «электра», едва слышно щёлкают по летающим пылинкам крошечные разряды. Тренькает и шипит лампа дневного света, совершенно диким, невероятным образом продолжающая светить при отсутствии электричества. Звонко хлопнулась на пол капля воды. Слушаем, слушаем тьму, узнавая все звуки и шорохи, раскладывая их в уме на безопасные, непонятные или откровенно тревожные. Нет ли сухого, костяного стука кикимор, вальсирующих где-нибудь в угольной черноте давно забытых коридоров? Не послышится ли гулкое, натужное сопение бюрера или хлюпающий вздох кровососа? Не захрипит ли в соседнем помещении заблудившийся и догнивающий свой посмертный век зомби, не слышны ли его неверные, спотыкающиеся шаги? Не скрежетнут ли резцы тушканов или мутировавших крыс? Слушай, Фреон, внимательно слушай подземелье, но только не перестарайся – в такой темноте и тишине начинают иногда мерещиться странные звуки и мелькают перед глазами бледные лица…
– Эй, мэн! Ты там жив вообще? – Голос Фельдшера прилетел ко мне неожиданно громко, разбился скрежещущим эхом от кафельных стенок, ухнул в коридорах. Пришлось включить фонарь и подняться.
– Спускайтесь!
Я дождался, пока вся команда будет в сборе, подошёл к Фельдшеру и отозвал его в сторонку:
– Послушай, друг. Не в обиду, просто на будущее. Помнишь, что я сказал перед тем, как сюда спуститься?
«Свободовец» хлопнул себя ладонью по лбу, покачал головой:
– Прости, брат. Косячину спорол… как-то из головы вылетело. Но ведь полчаса – ни слуху ни духу. Я уже как-то и психовать начал.
– Просто больше так не делай.
Хм… Неплохо. Значит, я тут полчаса сидел… бывает, что при таком сосредоточении теряется чувство времени, я это проходил несколько раз, а бывает, что и Зона интересный фокус выкинуть может. Редко, но случается, что на поверхности и внизу часы по-разному тикают. Было ведь как-то раз, что один сталкер, Бонча, в Зону ушёл и пропал. По нему уже поминки справили не раз и даже забыть успели, а он через год к Бару вернулся и даже не понял, что столько времени ходил. Он-то был уверен, что всего на два дня ходка была, кстати, по Болотам, и долго не мог понять, что над ним не прикалываются. Его с тех пор Бойчей Два Денька и прозвали.
– Сколько на твоих котлах?
– Половина восьмого.
Фельдшер быстро глянул на часы, подсветив фонариком. Ну, у меня на ПМК столько же… значит, просто времени не заметил, увлёкшись «прослушкой» подземелья.
– Слушай, а ведь этих зданий на картах вообще нет, – поделился со мной «свободовец». – Наши их случайно нашли. Веришь, ни в одной карте, и даже на старых аэрофотоснимках, я обратил внимание, всегда облачка были на этом месте.
– Кто бы сомневался, – буркнул я.
– Интересно, вояки это выкопали или «ботаники»? Я, конечно, слышал, что здесь рыть начали ещё в шестидесятых, но чтоб вот так, чтоб столько их по Зоне было… интересно, чьё же это тут хозяйство.
– По виду – ботанические угодья, лаба заброшенная. Вон, кафель кругом. – Я оглянулся на спутников, чтобы дать краткий инструктаж. – В общем, так, мужики. Сдаётся мне, вы по подвалам ещё не лазили. Поэтому не пугаю, просто предупреждаю. В Зоне и снаружи-то ходить плохо, а по таким ямам лазить – в три раза поганей. Поэтому идти будем небыстро, башкой крутить по сторонам часто, а вопросы спрашивать очень тихо – тут слышимость хорошая. Я иду первый, Ересь за мной, а ты замыкаешь.
– А чё, я уже типа не отмычка? – поинтересовался Философ.