Текст книги "Фреон"

Автор книги: Сергей Клочков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Игнат привёл нас в большой, но невероятно запущенный деревянный дом на окраине кладбища. Из открытой двери пахнуло едкой кислятиной, у ног поспешно шаркнуло на улицу странное, отдалённо похожее на кошку создание, которую дед назвал не то Муркой, не то «нехорошей тварью» с несколькими дополнительными матерными эпитетами. Старик, уронив в совершенно тёмной прихожей что-то звонко-жестяное и снова люто выругавшись, вывел нас в единственную, но зато большую комнату, слабо освещенную «вечной» лампочкой Зоны. Несмотря на то что жилище смердело, как логово бюрера, мусора и грязи по углам почти не было, единственно, на столе лежали пустые консервные банки и чёрная сковородка с прикипевшей ко дну бурой массой. Да ещё на лавке у печи сидело бледное костлявое создание с упавшей на плечо головой. Когда я проходил мимо него, солоноватый падальный запах усилился, и я вдруг разглядел, что глаз на мумифицированном лице нет – только две тёмные ямки, а из почерневших дёсен торчат тонкие, такие же чёрные зубы. Существо медленно повернуло к нам голову и тихо захрипело. Пенка ответила таким же тихим, шелестящим хрипом.

– Эт Лушка, Лукерья, значит. Заместо внучки мне, – поделился старик. – В позапрошлом годе из безымянных могилок выкопалась. Не на улице же оставлять… вы не глядите, что страшненькая, у неё душа добрая, по хозяйству помогать старается, только что не говорит. Слышь, доктор, ты её не шугайся. Не цапнет, она безвредная.

– Я не… боюсь, – неуверенно, немного заикаясь, сказал Фельдшер, и я вдруг понял, что он действительно напуган. – Куда товарища положить?

– Да во, на лежак. Это ты ему в челюсть нащекотал, медведь? Пацанёнок-то хилый, соплёй перешибёшь. Ты смотри, поаккуратней в следующий раз.

– Слышь, это… как ты тут вообще живёшь, дед?

– Повторяю для тех, кого бог умишком обидел. Товарищ смотритель я для вас! – старик сварливо заворчал на повышенных нотах. – А как живу? Нешто меня с должности сняли? Нет, не сняли. Бумаги не приходили, начальство не звонит, с району машины не было. Значит, работаю.

– Да нет никакого района, товарищ смотритель, – вздохнул Фельдшер. – Работа твоя давно закончилась. Кругом Зона.

– Ну, это ты свою бабушку лохматить будешь, сопля. Ишь ты, работа у меня кончилась. Работы у меня здесь в пятьсот раз поболе стало, ежели с теми временами сравнивать. И район есть, бо-ольшой теперь наш район, только что начальство сменилось, ха-ха!.. Да мозги-то не напрягай, не надо, один хрен, ничего не поймёшь, даже если захочешь. Сердце у тебя чистое, Фельдшер, а вот башка хламом забита, умнеть тебе ещё и умнеть, да времени уже нет.

– Не понял? – «Свободовец» удивлённо посмотрел сначала на старика, потом на меня, но я тоже пожал плечами.

– Кто бы сомневался. – Игнат тонко, зло захихикал. – Ещё бы ты понял… говорю же, поумнеешь – поймёшь. А вот ты, Фреон… имечко-то какое, а?.. вроде и не дурак, и не умный, а так… ха-ха-ха… наперекосяк. Чего пришли-то?

– Нужно нам выход найти. За Периметр.

– И всё, что ли? А чё рукастую свою не спросили? Из-за такой-то дурости к чёрту на куличики пёрлись… ну, скажи ты им уже.

– Выход есть. Где дом под землёй. Где вы сидели с одним человеком между походами. Я ждала, пока вы отдыхали там, спали. Вы называете бункер. Я могу включить Философ?

– Ну да… то-то я думаю, чего он до сих пор кемарит, вроде и двинул не сказать чтоб сильно. Надо ему седатина дать, иначе опять орать начнёт. Так это… я не понял ни разу.

Смотритель звонко треснул кулаками по коленям и снова разразился громким, каркающим смехом.

– Не… не поняли они-иии… а-ха-х-ха-ха… не могу… ох, тупорезы… под задницей выход у вас всё то время был, пока вы по Зоне туда-сюда мотались. Бункер на старом Кордоне, где в своё время один жадина обитал, а теперь вот второй собирается. Ты-то тоже дура белобрысая, не могла за шкирку подтащить да носом натыкать. Дверку в полу не судьба открыть, а?

И старик едва не задохнулся от хохота. Он чуть не плакал, раскачиваясь на лавке и растирая грязным кулаком слёзы, он рычал и отхаркивался, после чего с натугой втягивал воздух.

– Но как она над вами поиздевалась, а? – спросил он. – Ходила за вами, дураками, ходила, нет чтоб намалевать одну картинку да на привале подкинуть. Зачем?..

– Они нужны, – просто сказала невозмутимая Пенка, похоже, пропустившая мимо ушей все нелестные высказывания полусумасшедшего старика.

– Ну, это я как бы и без тебя понял, мутантина. Не ты одна у нас такая вумная. Я не в курсе, чего ты их сюда притащила. Доктор тебя вроде балакать научил, или половину слов уже запамятовала, объяснить не можешь? Впрочем, пустой башке наука не впрок.

– Посмотри Фреона.

– Посмотри Фреона, – скорчив рожу, Игнат передразнил Пенку. – Он тебе чё, девица-красавица, что ты его мне на смотрины привела? Скажи словами, я кой-чего вижу, но мысли, пардоньте, не читаю.

– Он не хочет жить. Хотел себя стрелять. Нельзя. Он нужен.

Старик сразу успокоился, зло прищурился, а потом вдруг закатил глаза под лоб, так, что стали видны только желтоватые белки, ровно, медленно задышал. Из открывшегося рта закапала тонкая нитка слюны.

В это время очухался Ересь. Он долго, тонко заскрипел, протирая глаза, поднялся на локтях. После чего, полностью очнувшись, ошалело осмотрелся и потрогал челюсть.

– Я где?

– В Караганде! – весело гаркнул Игнат, как-то разом выйдя из странного транса. – Подъём, чушкан, и вали отсюда в коридор. Хирург, за ним ать-два, надо будет, позову. Быс-тра!!! А вы двое – останьтесь.

Подождав, пока за Фельдшером и Ересью закроется дверь, смотритель подошёл ко мне и наотмашь, неожиданно больно врезал по щеке тыльной стороной ладони.

– Ах ты ж, сучёнок… чё удумал, а… мразь. Пулю себе в башку пустить? Тварина… и ведь пустил бы, не подоспей длиннорукая. Ах ты, слюнтяй… дурр-рак… забил бы я тебя сейчас, как мамонта, если бы не нужен ты был… др-рянь.

Обдав меня душным запахом чесночного перегара, старик с неожиданной силой поднял меня за шиворот «Кольчуги» и, вперившись в меня диким взглядом, врезал под дых так, что я долго не мог вздохнуть.

– Гад… ты что-нибудь можешь делать вообще, кроме как ломать? Всем вокруг жизнь изгадил, ни другим не помог, ни себе ничего не нашёл. Всё разнёс, скотина… вокруг тебя только смерть… только вонь. Что ты сделал, прежде чем уходить? Что ты можешь вспомнить? И ведь погано тебе… ох, как погано. Жизнь к концу, а жизни-то и не было, да? Каково?

– Погано… – выдохнул я.

– Эх, ты… мразь. К Саркофагу ходил и ведь дошёл. А ничего и нет там для тебя. Стреляться вздумал, слюнтяй… разве тебе это можно?

Смотритель отбросил меня, брезгливо вытер руку.

– А теперь слушай. Люди, которые нам действительно дороги, в Зоне не умирают. Они просто уходят… бывает, что и навсегда, если их друзья и близкие оказались набитыми дураками, совсем как ты, или же никогда не были им близки. Сделай это, сталкер. Подари им счастье. Ведь именно о них плачет твоя душа. Иначе ты просто зря прожил свою жизнь, слизняк подколодный, так и останешься навсегда той самой сукой, про которую девчонка в Баре сказала. Эх-х, мужик… да она одна стоит десятка таких слюнтяев, как ты. Верни их, пока жив. Теперь это у тебя получится.

От такого у меня перехватило дыхание. Всё стало понятно. Я вытер кровь из разбитой губы и, пытаясь унять колотящееся сердце, с трудом проговорил:

– Спасибо, отец.

– Спасибо не булькает. Да и сколько говорить, что для тебя я товарищ смотритель! Брудершафта мы с тобой не пили и дитёв не крестили. И вообще… гони артефакт. Скоро серые эти, «монолитовцы», заявятся, а у меня и обменять нечего. Лялек с Зоны недосуг было собрать, работы море.

Я без разговоров вытащил основу «пузыря» и положил на стол. На удивление, взял его не сам смотритель, а Лушка, приковылявшая из тёмного угла. Зомби протянула тонкие костлявые ручки, обхватила «пузырь» и, урча, унесла в дальний тёмный угол.

– Хозяйственная, – ухмыльнулся старик. – И это… скажи своим, чтоб всю свою жратву, ту, что в банках, здесь оставили. Я забесплатно советов не даю. А ты ещё патронов для двенадцатого отсыпь. Штучек двадцать. Ружьё-то есть, а вот картечи к нему нема..

– А мы что лопать будем? Три с лишним дня шагать до Кордона.

– Тропу вашей рукастой сообщу. «Монолитовскую». Дойдёте, как по шоссе, за пару дней к Кордону выберетесь. А ежели жрать, то Пенка вам кабанчика завалит, ну или собачатинки пожуёте, не отравитесь. Скоро беды с консервами и прочей провизией у вас всех не будет, ну а пока перебьётесь. Вываливай рюкзак, дурачина.

– Да. Голода не будет, – кивнула Пенка. – Что можно есть человеку, Доктор меня научил.

– «Монолитовцы»…

– Не дрейфь. Пока с вами эта красавица ходит, «монолитовцы» вам ничего не сделают. Она им что-то вроде местного ангела. Так что не шугайтесь, если что. Всё. Консервы прямо в прихожей на пол вывалите, Лушка соберёт, и канайте отсюда скачками. Надоели вы мне так, что сил нет. До свиданьица.

Хорь встретил нас уже без особого энтузиазма. Фельдшер сообщений ему не присылал, из чего торговец, видимо, решил, что мы опять вернулись ни с чем. Добрались мы без приключений, путь, который Игнат сообщил Пенке, оказался чистым, но два дня на одной только очищенной водичке да по две галеты на брата утром и вечером сказались не самым лучшим образом. Хорь снова вычеркнул сколько-то там долларов из моей расписки, вздохнул и ушёл готовить заказанные Фельдшером «трубы с мусором», то бишь макароны по-флотски. И, что удивительно, даже не спросил ничего, видать, лютая усталость на наших лицах была расценена как уныние. Ну, что ж, сталкеры снова вернулись без ничего, шансы найти выход уменьшились ещё в сколько-то там раз, а лавочку, похоже, придётся прикрыть. Надо сказать, торговец проигрывать умел: ни криков, ни злости, ни даже разочарования на лице – всё та же чуть флегматичная грусть во взгляде, совсем как в те времена, когда таскал я ему «капли» да «медузы» в Бар.

Ересь отрубился, едва только дополз до дивана. Даже комбез не снял, что в общем-то совсем не приветствовалось. За последнюю ходку осунулся парень, лицом посерел, а если учесть, что путь от кладбища и почти до границы Тёмной долины он прошёл под «седатином-5», пришлось ему намного тяжелее, чем нам. Хоть и голоден был Философ, однако спать хотел намного больше, чем есть. А мы решили придержать новость – пусть Хорь вначале напоит, накормит, даст выспаться, а уже потом, завтра или даже послезавтра, мы ему и сообщим. Иначе и макароны пригорят без внимания, и спать не даст криками. Ничего. Ждал почти недельку – подождёт и ещё сутки. Когда сталкер отъедается и отсыпается после голодного и почти бессонного рейда, то к нему лучше не подходить. Пока не отобедал и не выспался – злее раненого кровососа, факт.

И то ли потому, что голодные мы были как звери, или же оттого, что решил Хорь не мелочиться и вместо обычной соевой «тухляшки» щедро насыпал в обжигающие макароны дорогой и дефицитной в Зоне белорусской «армейки» из настоящей, стопроцентной говядины в желе, но рубали мы получившееся блюдо так, что пищало за ушами. Похоже было и на то, что из особенных своих запасов вытащил он тонкую, хрустально-блестящую бутылку дорогой водки просто потому, что, мол, «пропадай оно совсем». Надо ли говорить, что уснул я прямо за столом и, проспав так несколько часов, перебрался на стопку матрасов, заплетающимся от недосыпа языком сказав Хорю: «Это… короче… заваренную дверь ломай… вот…»

Фельдшер, спавший чутко, рассказывал потом, что Хорь, не получив никаких дополнительных объяснений, пытался вначале долбить дверь нижнего уровня зубилом и молотком. Потом искал в привезённых из Бара вещах взрывчатку и, таковой не найдя, послал одного из «свободовских» охранников, недавно заступивших на дежурство, за «киселём». На швы заваренной стальной двери было вылито четыре полуведерных фаянсовых контейнера, створки через несколько часов «отгорели» от сварки и петель, после чего с оглушительным грохотом съехали по лестничному маршу. Уже как следует выспавшись, мы два дня ждали, пока на лестнице не исчезнут последние лужи «киселя» и не выветрится тяжёлый кислый смрад, пытаясь при этом успокоить матерящегося и прыгающего от радости торговца. Матерился он потому, что это я сам запретил вскрывать заваренную дверь, а заходился оттого, что был уверен, что уж эти-то коридоры «Производственного комплекса № 36» точно выведут за Периметр. Я этой радости пока не разделял. Хоть и была найдена в одной из боковых комнат длинного коридора вполне себе обжитая, даже уютная спальня, а на столе под давно потухшей лампой лежало больше двадцати одинаковых схем с прорисованным красным карандашом маршрутом, где под стрелками обозначались выходы «наверх». Даже под слоем пыли хорошо угадывалась «тропа» на кафельном полу, протоптанная десятками, если не сотнями «ходоков». У толстого барыги, когда-то жившего в этом подвале и вовсе даже не сгинувшего, а, по слухам, прикупившего виллу на Корфу, яхту и даже небольшой домик в Йоркшире, торговля была поставлена на широкую ногу. Да, выход здесь был. И не просто выход, а, похоже, ещё и с транспортом.

«Производственный комплекс № 36» даже навскидку был, пожалуй, самым громадным подземельем из тех, что я знал. В нём, правда, было всего три уровня, но простирались они на километры. Похоже, что к лабораториям и военным комплексам, скрытым под землю на случай атомной войны, «тридцать шестой объект» имел самое непосредственное отношение. Просто несколько крупных заводов оборонки, оборудованных жильём для рабочих, обширными цехами с сотнями станков, вентиляционными шахтами, душевыми, больницами – целый секретный городок, убранный под землю. Я и представить себе не мог, что под старым Кордоном находится такая громадина. Мне было даже немного странно, что я за годы подработок в НИИ ни сном ни духом не ведал об этом подземелье, хотя мог невозбранно копаться в открытых для общего доступа архивных документах, когда-то бывших секретными. И, что самое интересное, ни в разговорах сталкеров, ни даже в слухах о «потерянных комплексах» я не слышал о тридцать шестом объекте… впрочем, и из Тёмной долины, и с Агропрома уходили под землёй в сторону Кордона несколько малых транспортных веток, взорванных сразу после Второй катастрофы, но считалось, что они выходят к бывшему военному аэродрому и железной дороге. Годами по Зоне лазили, а «слона», как говорится, и не замечали… может быть, ещё и потому, что все выходы наверх в пределах комплекса были подорваны и засыпаны землёй. Вентиляционные шахты, сохранившиеся лишь местами, выходили, похоже, под давно известными мне объектами – мельницей, цементным заводиком, станцией техобслуживания. Я замечал, конечно, странные колодцы с широкими трубами и остатки разрушенных агрегатов, которых, по идее, в подвале обычной АТС или мельницы быть не должно, но залезть в них было невозможно, разузнать подробнее – тоже. Да никто, наверное, и не допускал такую мысль, что скучный, «пустой», бестолковый Кордон, на котором в основном околачивались только новички и отродясь не бывало доброго хабара, может хранить под собой мощный производственный комплекс, практически неисследованный сталкерами. Впрочем, некоторые точно знали о существовании проходов за Периметр, например, тот самый торгаш, обитавший в бункере на окраине деревни. И секрет этот, видно, берёг тщательно, не исключено даже, что доставкой грузов и контрабандой артефактов занимались особо доверенные люди, или же сталкеры эти впоследствии могли «пропадать» – слышал я, тот барыга был не особенно чист на руку. Впрочем, теперь нам пора было выяснить, есть ли всё-таки выход.

«Разведку» я провёл сам, не взяв с собой ни Фельдшера, на что тот нешуточно обиделся, ни Ересь. Привычнее мне было так, что ли… и прослушал подземную тишину я так, как положено, и маршрут наметил. Чистая подземка… ни тварей, которым, видно, здесь лопать было нечего, ни сколь-нибудь опасных аномальных скоплений – Кордон и под землёй оставался Кордоном. Собственно, под бункером Хоря была уже окраина подземного городка, и в трёхстах сотнях метров к юго-западу помещения цехов заканчивались. Зато начинался высокий сводчатый коридор с железнодорожным полотном, уходивший в тускло озарённую слабым мерцающим светом и оттого не слишком густую тьму, а на узкоколейке стояла дизельная дрезина в очень неплохом состоянии. Однако запас соляры в нескольких бочках, поставленных у стены, оказался полностью испорчен – видно, не судьба нам была прокатиться с ветерком, и я просто ушёл почти на семь километров по чистому, практически свободному от аномалий туннелю. То, что я пересёк Периметр, мне сообщил сканер – столбики уровней аномальной активности вдруг резко упали до нуля по всем параметрам, а туннель, уходивший ещё дальше, не был освещен вообще никак: слабый свет лампочек, живущих здесь своей, непонятной жизнью, прекращался за границей Зоны.

Поэтому я просто сел на холодный бетон пола, прислонился спиной к своду стены и тихо рассмеялся. Да уж… ходили, называется, ходили, искали, рисковали жизнью, а ларчик открывался так просто… кому взбрела в голову идея намертво заварить дверь в этот комплекс, да ещё и написать мастикой «Не влезай – убьёт»? Неужели пожадничал старый хрыч, одним из первых нажившийся на Зоне, или же «свободовская» братия решила обезопаситься от подземных гостей в своём схроне? Этого я теперь не узнаю, да и, собственно, узнавать не хочу. И Пенка хороша – знала ведь всё, паразитка этакая, а на кладбище нас потащила, к этому ненормальному деду. Злился ли я на неё? Нет, конечно… потому что, наверное, впервые за всё время я освободился от тяжёлых, давящих мыслей, не грызли меня тёмные думки о том, что пора бы уже прекращать это бессмысленное и бестолковое существование. Нашёл ли я выход? Да, пожалуй, нашёл. Пусть даже пока и не за Периметр, но для меня лично он был очень важен.

Тихо рассмеявшись, я поднялся и зашагал назад, к Хорю, Ереси и Фельдшеру. Порядок. Дорога есть. А если смотритель сказал, что это та самая тайная тропинка за Периметр, то сомневаться смысла уже не было. Нашли. Наконец-то.

– Ох, и ничего ж себе дорожка, – буркнул Фельдшер, когда мы отмахали от «Схрона» Хоря уже далеко за Периметр. Детекторы замолчали больше часа назад, и в полной тьме, едва подсвеченной нашими налобными фонарями, мы ушли, видимо, ещё на пяток километров от границ Зоны, прежде чем тоннель расширился, превратившись в большой гулкий зал, а узкоколейка упёрлась в громадные запертые ворота, полностью перекрывавшие путь. Однако рядом с тяжёлыми створками вверх поднималась ажурная металлическая конструкция с лестничными маршами, а в стене чернел овальный дверной проём и несколько широких окон. Несмотря на то что трещин в потолке не было, под металлическими лестницами лежала большая гора глинистой земли, сломанная лопата и несколько пустых пластиковых бутылок. Прохлада тоннеля стала заметно свежее, когда мы поднялись по лестнице, а огонёк спички у двери начал трепетать и гаснуть.

– Да уж. Дорожка ничего себе так, – повторил Фельдшер, и Ересь вдруг рассмеялся.

– Чистым воздухом пахнет! Неужто вылезли, мужики? Всё, блин? Не, реально всё?

– Погоди, не торопись. Сквозняк ещё ничего не значит. Давайте тихо… там, на выходе, может, армейцы сидят, поэтому общаемся шёпотом и стараемся громко не топать. За мной самым малым ходом.

– Есть, босс. – Философ уже откровенно улыбался, и я впервые увидел, что парень почти счастлив – в глазах его вовсю светились весёлые искорки.

– Эх, чуваки! Классно-то как! Чувствуете – пахнет, а? Свежим таким? Бли-ин, теперь всё… вышли. Не, реально выползли, фак меня побери! Всё, на фиг, прощевай, Зона!

– Да заткнись ты уже! – беззлобно толкнув парня локтем, проворчал я. – Радоваться будешь, когда без приключений выйдем.

Короткий коридор, круто поднимающийся кверху, заканчивался большой круглой комнатой. Широкая дверь с выломанными створками была забетонирована, причём грубо – похоже, в помещение просто вылили несколько машин бетона, отчего к стене поднимался серый холм, наверху которого виднелась щель шириной с ладонь, в неё пробивался слабый лучик света. Выходы, понятное дело, были замурованы, однако в стене зиял широкий пролом, за которым начинался самый натуральный подземный ход, довольно широкий, укреплённый вдоль стен и потолка уже заметно подгнившими досками. Вот, собственно, откуда земля на полу тоннеля – копали, видимо, изнутри. От глинистых стен, перевитых корнями, веяло ощутимой прохладой, а запах свежести, травяной прели и почему-то лёгкого морозца становился всё сильнее.

Ход закончился тупиком, над которым немного прогибались несколько гнилых досок, видимо, присыпанных землёй. От несильного удара они хрустнули и с коротким глухим стуком попадали вниз.

Я даже не понял, что произошло. Жёлтый, непривычно яркий свет больно резанул по глазам. Немного привыкнув к резкой смене освещения и отплевавшись от мелкой грязи, дождём сыплющейся на лицо, я выбрался наверх.

Дом, в полу которого теперь зияло неровное отверстие, был давно заброшен. Крыша обвалилась полностью, превратившись в гору гнилых досок и шиферных осколков, одна из кирпичных стен просто завалилась, внутри дома уже успели вырасти небольшие деревца. Совсем как в Зоне. Если бы не ослепительно, ярко, непривычно, даже страшно не сияло над головой чистое, ясное небо, и лишь на севере высокой серой горой поднимались тучи. Если бы не лежали на упавших досках отдельные шапочки недавно выпавшего по поздней осени, но ещё не растаявшего снега, а лужи за порогом разрушенного дома не взялись иглами льда. От лёгкого морозца в воздухе едва заметно вспыхивали ледяные искорки.

– Вот теперь… вышли, – прошептал я, садясь прямо на шиферные обломки. Ни военных, ни кого-либо другого в пределах видимости не было. Небольшой посёлок был брошен настолько давно, что успел порасти лесом, рядом, тоже в редколесье, виднелись постройки, по всей видимости, воинской части – на ржавых воротах красовалась выцветшая звезда, а казармы, бытовки, здание штаба почти развалились – белый силикатный кирпич от времени размок, позеленел и крошился. От разрушенных домов в лес уходила бетонка, в стыках плит проросли тонкие, хилые деревца и стебли трав.

– Ух… я уже и забыл, как здесь бывает, – тоже почему-то шёпотом сказал Фельдшер, усаживаясь рядом. – Не верится. Не бывает так. Неужто отпустила Зона на Большую землю погостить?

– Выходит, что отпустила. – Я улыбнулся, полной грудью вдохнув сладкий холодный воздух, и с непривычки даже закашлялся.

Ересь промолчал. Он улыбался, закрыв глаза, и мял в руках комок снега, собранного с поваленной стены.

А потом мы шли по бетонке прочь от заброшенной военной части, вздрагивая от шума крыльев пролетающих птиц, заставляя себя просто идти, не выискивая взглядом аномалии на дороге. Опасаться теперь нужно было только встречи с человеком – трое вооружённых людей в защитных комбинезонах на охотников не походили никак, но дорога была пуста вплоть до шоссейки, на которую мы вышли через несколько километров. Там пришлось залечь в придорожных кустах – изредка по заиндевелому асфальту проносились машины, в основном армейские грузовики и легковушки.

Фельдшер достал ПМК, хмыкнул – сигнал ловился, но очень слабо, – и набрал сообщение. После чего откинулся на землю и закрыл глаза.

– Знаешь, сталкер… есть у меня сейчас искушение одно. Бросить всё и уйти далеко-далеко от Зоны. Начать жизнь заново, что ли. Устал я, веришь? Насмотрелся на всё это, да вот беда – идти теперь уже точно некуда, только что обратно в Зону. «Свобода» меня, наверно, не примет, в вольные подамся, а там, глядишь, сподоблюсь до Саркофага дойти, когда с мечтой определюсь. А ты, Философ, что делать будешь, когда Хорь тебе бабла отсыплет?

– Если отсыплет, – усмехнулся я.

– Уйду подальше отсюда и постараюсь всё забыть, – негромко, почти печально проговорил Ересь. – Устроюсь где-нибудь, паспортину-то я сохранил, да и коммуналка наша, должно быть, стоит ещё, не снесли. В Зоне я и года не был, и ничё там не изменилось сто пудов. Хочу просто жить… девку найду, мож, поступлю куда, отучусь, но уже чтоб с башкой, не забивая. Реально было бы, если торгаш в натуре лавешек подкинет – оно на первое время офигенно бы помогло. Вот… просто всё. А ты, сталкерок?

Удивительно, но привычное «сталкерок» прозвучало уже совсем без желчи, шутливо даже, и бывший отмычка вдруг открыто улыбнулся мне, как хорошему старому другу. Меняет людей Зона.

– Ну, есть у меня одно важнецкое дело там… Пенку найду и… нет, не буду загадывать, дурная примета. А потом посмотрим. Буду Зона ходить, хабара брать, пока безносая не приберёт, ну а если подфартит вдруг, домик куплю, старость встречу.

– Бабу найди, – хохотнул Фельдшер.

– Нет… это вряд ли. Баба мне не нужна, а женщину встретить – это ещё постараться надо. Да и характер у меня дрянь. Ужиться сложно будет. Я уж один, а там посмотрим.

– Ага. Ответил наш Хорь, координаты получил. Ра-адувается. – «Свободовец» посмотрел на пискнувший ПМК, кивнул. – Машина, пишет, через четыре часа подъедет за посылочкой, денежку привезёт, половину суммы. Остальное через месяц. Смотри-ка ты, реально немножечко разбогатеем, парни.

– Ах-ха, ни-иштяк, мужики. До чего хорошо-то! Фигасе, раньше ваще было по фигу на то, как небо выглядит. Как-то, помнится, когда меня только Лунь подобрал в том самом посёлке, где сейчас Хорь сидит, вышли мы все втроём – я, Хип, сталкер этот, а на небе полоска синяя, чистое небо. Вот они так стали, смотрят вверх, улыбаются и молчат. Долго стояли, а я не понимал, чего там интересного, ну, прогал в тучах, тоже невидаль. Теперь я их понимаю, мужики. Хреново только, что они меня таким чмырём запомнили… сейчас бы с ними поговорить. Реальные были люди. Ништяк, какие классные.

– Там по глотку осталось. – Фельдшер встряхнул фляжку. – Давайте, парни. За нашу победу. Мы это сделали. Жаль, Пенки нет.

– Нельзя ей из Зоны, – вздохнул я. – Да и как на неё выпивка действует, не в курсах. Однако команда получается неполная. За неё. Спасибо тебе, Пеночка.

– Да, за неё, – согласно кивнул «фримен», сделал глоток, передал мне.

– За команду. – Коньяк ласковым огнём согрел рот, тепло побежало по телу. – Ура, мужики. Мы дошли.

– За Луня и Хип, – тихо сказал Философ и допил спиртное. – Спасибо вам. Вот. Довели меня за Периметр. Знаешь такого чувака, Фреон? Его Сионист зовут. Так вот, ты встреть его обязательно и скажи, Ересь, мол, передал, что люди на сорта не делятся. Он поймёт. Разговор-то он небось не забыл. Хех…

Болтая о том о сём, мы даже и не заметили, как пролетело время. Машина, чёрный «ленд крузер», приехала даже немного раньше обещанных Хорём четырёх часов. Два коротких, длинный и снова два коротких гудка – условленный сигнал, и Фельдшер извлёк из рюкзака маленький кейс с жёсткими дисками, улыбнулся.

– Ну, пошли, что ли?

– Погоди. Мы чуть отстанем.

– Чего, мэн, паранойя разыгралась? – «Свободовец» хлопнул меня по плечу. – Да там наши чуваки, не дрейфь, те, кто «Свободу» финансирует. Братья по разуму.

– Бережёного свинья не съест. Давай иди. А я вон там прилягу, отдохну.

– Ну, смотри. Перестраховщик.

– Скажи, что ты один, понял?

– Ну… хорошо. – Фельдшер пожал плечами, посмотрел странно, поднялся и пошёл к автомобилю.

Пока «фримен» выходил к машине, я, не поднимаясь, перекатился к упавшему дереву, выщелкнул лёгкие сошки, прятавшиеся в цевье моей «феньки», знаком показал Ереси лежать и приник к оптике.

Фельдшер поднялся на обочину, махнул рукой, и дверь машины открылась. Два человека в утеплённых куртках-пуховиках вышли на дорогу, по очереди пожали руку «свободовцу», заулыбались. Должно быть, действительно зря я перестраховался – лица у этих людей были даже приятные, два интеллигентных молодых человека. Голосов я не слышал, но хорошо видел в шестикратный прицел, как они взяли кейс, что-то спросили, рассмеялись, по-дружески хлопнули Фельдшера по плечу. Потом долго стояли, разложив на капоте карту, «фримен» водил по ней карандашом, что-то рассказывал, те переспрашивали, покачивали головой. Снова пожали руки, и Фельдшер, взяв маленькую чёрную сумку, начал уходить. Не переставая улыбаться, один из молодых парней заглянул в салон, что-то поискал там и вылез уже с укороченным автоматом, на который явно заранее был навинчен длинный чёрный глушитель.

Вот тебе и «братья по разуму».

Прицелится в спину Фельдшеру я ему не позволил. Он ещё только подносил автомат к плечу, когда я аккуратно положил ему пулю прямо между глаз. Выпустив из затылка длинный розовый шлейф, хорошо одетый молодой человек завалился на спину. Фельдшер, услышав выстрел, резко отпрыгнул в сторону, упал, перекатился на бок. Второго, успевшего выхватить из подплечной кобуры пистолет, я уложил ещё одним выстрелом. Из открытых дверей «тойоты» выглянули два автоматных ствола, затрещали очереди. Пули сочно защёлкали по веткам, сбили иней с травы, от поваленного дерева отлетела кора, но я перевёл флажок в режим автоматического огня, и «фенька» выдала короткую частую очередь, выпуская в машину весь остаток магазина. На чёрном теле джипа появились серые пятна, разом побелели и осыпались стёкла, гулко лопнула шина. Стрельба прекратилась, и из открытой двери машины на дорогу медленно вывалился третий «друг по разуму», а четвёртый просто обмяк на заднем сиденье – в прицел было видно, что у него пробит висок.

Фельдшер безучастно осмотрелся, плюнул, да так и остался сидеть на земле, пока я укладывал трупы в машину, удивляясь, отчего это Ересь не спешит помогать, и отогнал автомобиль в лесок. Лужи крови на дороге, впрочем, остались, и это было плохо. Надеюсь, успеем уйти назад в тоннель прежде, чем алые пятна на асфальте привлекут внимание какого-нибудь патруля.

– Эй, подъём! Хорош сидеть, блин, валим! – Я резко схватил «фримена» за плечо, встряхнул, и он посмотрел на меня совершенно потухшим взглядом.

– Как же так, сталкер? Ведь они же наши… «свободовские»… я одного даже знаю. Почему?

– По кочану. Потом, понял? Давай поднимайся. Эй, Философ, куда пропал, собираемся. Ау!

И тут у меня перехватило дыхание. Парень лежал на боку, держась за живот, и я ужаснулся тому, как много было под ним крови. Я осторожно перевернул его.

– Вот… блин… – едва слышно прохрипел он синеющими губами. – Слышь… это хана мне… В общем… ты скажи. Скажи честно. Ведь люди на сорта… не делятся, да, сталкерок? Я же… это… не такой плохой был… всё-таки, а? Мог ведь… ты расскажи Сионисту, когда встретишь его. Расскажи, кто я. Не хочу, чтоб он плохо про меня… это…

Лицо Философа побелело и заострилось. Он так и не договорил.