Текст книги "Сделано в СССР (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Я кивнул ему в ответ, и прикрыв глаза, ударился в воспоминания.

– Вытаскивайте его на свет и сами уходите. Крепь на честном слове держится. Больше никого не спасём, – услышал я знакомый рычащий голос, и меня поволокли к свету на куске брезента.

– Сильный удар сегодня был. Половину переходов завалило. Старики говорят, что последний раз такой силы удар лет сто назад был. Но тогда в основном нижние выработки обрушились. Десятки гномов задавило.

– Ты бы поменьше болтал, Ури. Лучше глянь, не очнулся ли парень.

– Очнулся. Глазами крутит.

– Слава Хашуту! Хоть кого-то спасли, – нависло надо мной бородатое лицо нашего соседа – гнома.

Да. Нелегко дались мне воспоминания. Прилично душу себе разбередил. А глаза, ну что глаза, это соринка просто в них попала. Сейчас всё пройдёт. Пара глубоких вдохов – выдохов, и уже стало легче, а то грудь словно стальным обручем сдавило и комок стоит в горле. Ну всё. Уже отдышался. Мужчины не плачут.

– Ладно. Хотел я и про остальные книги с тобой договориться, да сам вижу, что сегодня толку от тебя немного будет. Ты там у себя давай аккуратнее живи. С врагами я тебе ненадолго помог, а дальше уж сам выкручивайся, – наклонился надо мной дедок, вглядываясь в глаза, – И не смей меня беспокоить раньше, чем через неделю, – уже жестче добавил он, отпуская мою руку.

– Неужели обе жизни успеешь за неделю просмотреть? – просипел я, не сразу справившись с пересохшим горлом. Долгонько видимо я с воспоминаниями мучился.

– Время не для всех одинаково, – расплывчато ответил старик, щелчком пальца активируя висящий у меня на груди артефакт.

Короткий высверк перехода, и я оказался у себя на даче. Первым, на что обратил внимание, был кофе.

Парящий кофе… Та самая чашка, которую я так и не выпил перед путешествием. Я уставился на неё, как на чудо. По моим ощущениям я чуть ли не полдня провёл непонятно где, а тут даже кофе не остыл.

Растерянно озираясь, уловил ещё несколько странностей. Отсутствующий рюкзак и абсолютно сухие ботинки, на которых у меня было много снега.

Машинально потянувшись к чашке, я наклонился к столу. Глухой звук от удара тяжелым предметом по краю стола заставил меня перевести взгляд ниже. Слегка оттопыренная пола куртки ещё раз ударилась об стол, и я, холодея от неожиданной догадки, сунул руку во внутренний карман. Тёплая рукоять Беретты, про которую я забыл, сунув её в карман и увлёкшись затем осмотром револьверов, уже привычно устроилась в ладони.

– А пистолетик-то я, выходит, у ларса спёр, – вполголоса сказал я сам себе, разглядывая ещё раз опасную игрушку и проверяя её на наличие патронов, – Ай, как некрасиво вышло…

Так. Стоп. Я, от растерянности, никак не могу ухватить что-то очень важное. Какую-то очень нужную мысль…

Вскочив из-за стола, я подошёл к зеркалу, висящему на стене. Вытащил из-под куртки амулет, и убедился, что в зеркале его не видно. Значит ларе правду сказал, что его не заметят.

Ларе!

Добросовестно изобразив свободной рукой фейспалм, я посмотрел в зеркало ещё раз. И что я там вижу? А вижу я самовлюблённого идиота, который подогнав первую же придуманную им версию под подходящие ответы, ещё не так давно восторгался собственным умом и проницательностью. Ага, с ларсом он встретился. Как же…

– О-о-о, – я плюхнулся обратно на стул, и застонал в голос, обхватив лицо уже обеими руками, – Тупица… Кусок идиота… Долбодятел… Ну что бы мне просто не спросить у Джехути, кто он такой. Так нет. Я же самый умный… С духами бестелесными на «ты» говорю… И в материальные воплощения не верю… А потом они, эти воплощения, мне карманы оттягивают. Сундук! – рявкнул я в голос, уже зная, что сейчас увижу.

– Бум-м-м, – привычно отозвался сундук, появляясь из небытия… Гадский «утиный тест». Именно им я руководствовался, когда в восторге от собственной гениальности рассуждал, что то, что выглядит как ларе, и. менталит образы, как ларе – это ларе.

Фигарс!

Джим Хейли в этот вечер домой вернулся поздно. В уютной холостяцкой квартире его никто не ждал, и поэтому он чуть дольше обычного задержался в любимом баре.

Американский футбол – это спорт настоящих мужчин. За вечер и он сам, и с дюжину таких же, как и он болельщиков, произнесли эти слова не по разу. Посмотрев на экране большого телевизора игру своей любимой команды, и отметив её победу, Джим возвращался домой счастливый и с отличным настроением.

Прочитав на сон грядущий пару статеек из журнала для мужчин GQ, Джим, уже в полусонном состоянии, выключил свет над кроватью.

– Проклятье, – Джим выкинул в ведро пустую пачку из-под сигарет, и пошёл в прихожую, чтобы посмотреть, не найдётся ли забытой пачки у него в карманах одной из курток, висящих на вешалке. Никогда ещё он не курил так много. Почти полная пачка сигарет за полночи. Хотя, чему тут удивляться. Все три попытки заснуть, оказались неудачными. Какой страшный, кошмарный сон!

Душный, влажный воздух джунглей, запах гниющей листвы, частая дробь тяжёлых капель, скатывающихся с листьев. И гул… Гул десятков самолётов, несущих оранжевый дождь, с первыми каплями которого приходить боль. Боль от разъедаемой кожи, рези в гортани и глазах. И тут же возникает неуёмное желание выплюнуть собственные лёгкие и разорвать руками грудь.

Промокнув ещё одной салфеткой исцарапанную во сне грудь, Джим начал одеваться. Четвёртого такого пробуждения он просто не вынесет. Лучше уж прогуляться пешком до ближайшего автомата и купить сигарет покрепче. До утра ещё далеко.

– Ещё один «вьетнамец», – такими словами встретил Джима его коллега Чарльз Генри, с которым они делили один кабинет.

– Что значит «ещё один»? – поинтересовался Джим, глядя на Чарльза. Посмотреть было на что. Обычно безупречно одетый и причёсанный, Чарльз сегодня был не похож на себя. Кажется, он даже забыл побриться, а уж его причёску можно было повторить только после старательного взлохмачивания волос граблями.

– Ты приехал почти на час раньше. У тебя красные глаза и, скорее всего, трясутся руки. А ночью тебе снился Вьетнам.

– Откуда ты знаешь? – удивился Джим и очень нехорошо посмотрел на коллегу. Он не собирался никому рассказывать о преследовавшем его всю ночь кошмаре, чтобы не загреметь под медицинское обследование.

– Я уже трижды успел сходить в курилку, – пожал плечами Чарльз, выщёлкивая из блистера пару таблеток, которые он запил прямо из пыльного графина, стоящего на подоконнике, – Все, кто примчался на работу раньше времени, видели во сне Вьетнам. Тебе что снилось?

– Самолёты опыляли джунгли. Разбрызгивали эйджент орандж, – Джим осторожно сформулировал обтекаемую версию сна, от которой ему не так сложно было бы отказаться, как от кошмара. Не то, чтобы он не доверял Чарльзу, но когда на кону стоит вопрос карьеры, то кто его знает, как тот себя поведёт. Может и начальству сообщить. Ходи потом по психиатрам, да от глупостей всяких отписывайся.

– Повезло, значит. Меня всю ночь напалмом запекали в каком-то подземном госпитале. А Макс на собственной же мине – «лягушке» стоял, пока ему не отрывала руку крупнокалиберная пуля, – поведал Чарльз, дёрнув воротник своей рубашки с такой силой, что от неё с треском отлетела пуговица и закрутилась юлой перед ним на столе.

Макса Фишера, работающего в соседнем кабинете, Джим недолюбливал. Крепкий парень с бычьей шеей и лицом, не обременённым печатью интеллекта, Макс напоминал ему носорога, а его нелепые шутки и «бородатые» анекдоты, над которыми он сам же первый и начинал смеяться, кроме раздражения у Джима ничего не вызывали. Если уж ночной кошмар пронял этого толстокожего типа, то тогда всё действительно очень плохо.

– И к каким выводам склоняется общественное мнение? – усевшись за свой стол, поинтересовался Джим.

– Общественное мнение – это не маяк, а всего лишь блуждающие огни в тумане, – пробормотал Чарльз, вытаскивая из ящика своего стола транзисторный приёмник. Он покрутил ручку настройки, и найдя разухабистую джазовую песенку, добавил громкости, – Ты же занимался проектом MKULTRA? Так что примерно должен себе представлять, что чувствуют люди, получившие ударную дозу ЛСД. Примерно так и рассуждает наше умное большинство.

Про проект по изучению воздействия на людей различных психотропных средств Джим действительно знал чуть больше, чем многие его коллеги из ЦРУ. Довелось ему побыть куратором канадского отделения этого проекта.

В проекте MKULTRA на протяжении полутора десятилетий были задействованы более 30 университетов и исследовательских лабораторий. В Канаде проектом руководил известный психиатр Дональд Кэмерон. Испытуемыми становились ничего не подозревавшие люди с легкими расстройствами – депрессиями и неврозами. В ходе проекта его пациенты на несколько недель или месяцев вводились в наркотическую кому при помощи ЛСД и других психотропных веществ. Жертвами экспериментов стали тысячи невинных американских и канадских граждан. Что касается самого Дональда Кэмерона, то он, после закрытия проекта, стал главой Всемирной психиатрической ассоциации.

Выслушав Чарльза, Джим огорчённо скривил губы и отрицательно покрутил головой.

– Ага, ты тоже заметил нестыковки. Вот тебе и общественное мнение. Эти уроды до сих пор не поняли, что галлюциногены не могут у всех разом вызвать похожие кошмары на одну и ту же, чётко заданную тему. Я вот во Вьетнаме не был. С чего бы он мне сниться начал? Поэтому я предполагаю, что природа воздействия на нас совершенно другого характера, – Чарльз резко прервал свою речь, и нетерпеливо уставился на Джима, ожидая его ответной реакции.

– Филадельфийский эксперимент? – ответ пришёл к Хейли после недолгого размышления. Мысленно согласившись с подсказкой Чарльза по поводу одинаковой темы кошмаров, которую никак не создать наркотиками, Джим подумал об излучениях.

Основы проекта Филадельфийского эксперимента следует искать в весьма туманной и в высшей степени сложной научной теории, разработанной Альбертом Эйнштейном и известной, как Единая теория поля. Эйнштейн впервые опубликовал эту теорию в 1925–1927 годах, однако затем изъял из соображений «гуманистки», как он тогда сам выразился.

– «Эксперимент очень интересный, но страшно опасный. Он слишком сильно влияет на участвующих в нем людей. В опыте использовались магнитные генераторы, так называемые „размагничиватели“, которые работали на резонансных частотах и создавали чудовищное поле вокруг корабля. Практически это давало временное изъятие корабля из нашего измерения и могло бы означать пространственный прорыв, если бы только было возможным удержать такой процесс под контролем!» – так описывал эксперимент один из учёных, участвующий в проекте «Радуга».

Можно говорить, что попытки сделать эсминец «Элдридж» невидимым в ходе филадельфийского эксперимента завершились полным успехом, но возникла одна очень существенная проблема – корабль на некоторое время не только пропадал из виду, но и вообще исчезал физически, а затем появлялся вновь. Другими словами, экспериментаторы хотели лишь скрыть корабль из поля зрения, а вместо этого получили дематериализацию и телепортацию.

По свидетельству наблюдавших, после включения на эсминце генераторов, корабль в филадельфийской гавани постепенно окутало облако зеленоватого тумана, скрывшее «Элдридж» из виду, после чего туман вдруг исчез, но при этом и судно полностью пропало не только с экрана радаров, но и из поля зрения потрясённых наблюдателей. Несколькими минутами позже была подана команда отключить генераторы, вновь появился зеленоватый туман, из которого возник эсминец, но вскоре стало ясно – что-то пошло не так. Люди на корабле оказались полностью невменяемы, многих сильно тошнило, объяснения произошедшему ни у кого не было…

Состав команды полностью сменили, параметры оборудования скорректировали, желая добиться лишь невидимости для радаров, и в октябре 1943 года провели повторный филадельфийский эксперимент.

Поначалу все шло хорошо, после включения генераторов «Элдридж» стал полупрозрачным, но затем последовала яркая светло – синяя вспышка и эсминец полностью исчез из виду. Затем в течение нескольких минут появившийся из ниоткуда корабль наблюдали на рейде Норфолка, в пятистах километрах от Филадельфии, а потом судно вновь материализовалось на своём прежнем месте. Дела у команды оказались на этот раз намного хуже – кто-то явно сошел с ума, кто-то бесследно исчез и больше его не видели, а пятеро человек вообще были обнаружены торчащими из металлоконструкций корабля… После столь трагически закончившегося эксперимента все дальнейшие работы по проекту «Радуга» было решено прекратить.

Мысли Чарльза Джиму угадать было не трудно. Работу в ЦРУ Чарльз начинал в группе прикрытия, о чём не раз сам же со смехом рассказывал, впрочем, не слишком распространяясь об охраняемых им темах. «Прикрывать» ему приходилось некоторые секретные проекты, которые по тем или иным причинам, становились известны средствам массовой информации. Обычно их группа создавала «пургу», хороня под обилием фантастических выдумок те небольшие зёрна истины, которые становились известны журналистам. Одним из таких проектов была «Радуга».

– Да! Я почти уверен, что это излучение с наложенной на него картинкой. Нечто вроде телевизионного сигнала, который нам проецируют прямо в мозг, – Чарльз сцепил пальцы в замок, и вывернув кисти, громко захрустел суставами.

– Прекрати, ты же знаешь, что меня это бесит, – раздражённо передёрнул плечами Джим.

Иногда бывает достаточно небольшого толчка, сбивающего мысль в сторону, чтобы гениальное прозрение разбилось, не родившись. Хрустом своих пальцев Чарльз Генри – младший только что остановил следующую фразу своего коллеги Джима Хейли.

– Если тебе интересно моё мнение, то больше всего это похоже на магию, – вот что хотел сказать своему коллеге Джим, но так и не сказал. Ему действительно жутко не нравилась привычка Чарльза выламывать себе руки, а хруст пальцев вызывал у него стойкое ощущение пыточной дыбы.

В итоге версия про магию в штаб – квартире ЦРУ первый раз прозвучала лишь спустя две недели. Две недели исследований, опытов и замеров. Две недели отрицательных результатов. Никаких посторонних воздействий учёным обнаружить не удалось. Целые коллективы «умок», вызванные для борьбы с объявившейся напастью, спустя некоторое время сворачивали свою аппаратуру и удалялись «под стук собственных каблуков».

К чести американских медиков стоит отметить, что они научились купировать эффект кошмаров медикаментозно. Правда, врачи сразу оговорили, что оружие и автомобили их пациентам категорически противопоказаны. От слова – совсем. Хорошо ещё, что не навсегда.

Многие великие истины сначала были кощунством.

Мэджикал.

Волшебство!

Когда абсолютно ненаучное определение позволяет ёмко и понятно объяснить происходящее и удовлетворяет всем критериям, тогда моментально возникает когнитивный диссонанс, вызванный столкновением конфликтующих представлений.

Как только во время исследований это слово прозвучало впервые, учёные замерли. А потом идея рванула на самый верх, со скоростью образования факела, полыхнувшего над месторождением газа.

Глава 16

– Двенадцать киловатт! Вы не шутите? Хотя, что это я… Признаться, я и в нашу первую встречу многому не поверил. Ну уж тут вы меня уели. Надо же, серийные модели привезли, – Мстислав Всеволодович посмотрел на планшет, куда сейчас загружалась ещё одна книга, – Двенадцать киловатт… Мда-а. Это же какую программу исследований сотворить можно. А то только и слышишь – лимит электроэнергии… Не больше киловатта…

– Вы про магниты и биореакторы не забудьте. Исследования исследованиями, но тут совсем другой эффект может получится. Кроме экономической составляющей ещё и политика вмешается. Космическая продукция, не имеющая аналогов в мире – это вам не впустую сапогами лунную пыль месить. Наши люди может и не особо заметят, а для убеждения капиталистов лучшего примера и не придумаешь. Буржуи собственной желчью захлебнуться, когда СССР на международном аукционе первые килограммы космических лекарств за миллионы долларов продаст. И для многих из них ответ на вопрос о том, кто же победил в космической гонке, будет уже не столь очевиден. Они нам туристов на Луне показали, а мы им бизнесом в космосе ответили. Идеология однако, – с улыбкой развёл я руки, показывая, что в моём предложении есть доля шутки.

– Опять у вас всё через деньги, – поморщился академик, – Хотя, надо признать, звучит убедительно. Дайте-ка мне дня два – три. Попробую предварительную позицию некоторых лиц узнать. Очень уж неожиданный поворот вы предложили. Могу заметить, мне ваша идея импонирует. Она гораздо симпатичнее, чем мечты некоторых товарищей по отправке космонавтов на Марс. Так изящно по больным мозолям наших конкурентов мы ещё не топтались. Но, не будем забегать вперёд, – зачем-то погрозил мне пальцем один из главных идеологов советской космической программы.

Келдыша я всё-таки вылечил. Наша первая встреча с ним закончилась не слишком хорошо. Расстались мы оба слегка недовольные друг другом. Однако опыт, который я волей – неволей получил при «пробивании» своих проектов, подсказывал, что на этот раз простой схемой мне не обойтись. Нет в СССР прямых путей. Хочешь получить значимый результат – подбирай себе команду из высокопоставленных дядечек. В нарисованной мной схеме, состоящей из кружков и стрелочек, роль Келдыша – одна из ключевых. После многочисленных правок и размышлений я, с некоторой уверенностью, посчитал выстраданную мной схему работоспособной. Каждая подобранная в ней фигура органично вписывалась в свой этап и вполне себе «тянула» промежуточные задачи.

Для повторной встречи мне пришлось использовать то приглашение, которое Келдыш высказал при прощании. Он сам попросил сообщить ему, как появятся положительные сдвиги по компьютерам. Я обещал ему результаты работ по микроконтроллерам, и они у меня появились. Практические. Не бумаги и проекты, не непонятные непосвящённым стеклокерамические корпуса – прямоугольнички микросхем с десятками торчащих из них проволочек – выводов, а реальные изделия. Планшеты, сервера и даже радиодоступ их связывающий. Вполне себе работоспособная сеть, пусть и не такой мощности, как она себе представлялась руководству страны, но и затраты на неё у нас вышли смешные по их меркам. Да, примитивненько пока получилось, маломощно, но зато всё работает. Как говорит мой тренер – были бы способности, а мышцы нарастить не сложно. А для такого наращивания мне нужны более мощные процессоры и в очень большом количестве.

Большого количества процессоров сейчас не получается. Мы закончили переоборудование нашего бомбоубежища и пытаемся там отрабатывать технологии. Как бы не хотелось похвастаться, но если честно, то особо нечем. Брак. Его слишком много. Потрясающе много! Девяносто восемь процентов брака! Уф-ф-ф. Хочется башкой об стену биться, когда видишь здоровую обувную коробку с бракованными микросхемами на фоне горстки процессоров, прошедших тестирование. У зеленоградцев ситуация с браком чуть лучше, чем у нас, но тоже не сахар. Руки не опускаем. Ищем наиболее значимые причины возникновения брака. Пока у нас три «лидера» – качество подложки, химическая чистота материалов и всё ещё «грязный» цех.

Если официальные источники не врут, то у американцев ситуация с выходом кондиционной продукции раза в три лучше, чем у нас, а у японцев в четыре – пять.

Допустим, с чистотой мы скоро справимся. Почти в два раза увеличили мощность пылесосов, которые через трубы выводят пыль из чистого цеха при уборках, заказали специальную ткань для рабочих комбинезонов, поменяли обувь. В качестве образцов закупили знаменитые «костюмы кролика» от разных производителей. Во всём мире в «чистых» цехах работают только в них. В планах предполагаем загнать под колпаки тройку самых ответственных операций. Работать там придётся через рукава, в которые как в перчатки оператор будет засовывать по локоть руки. Видел я такие как-то раз в институте вирусологии. Через их институт и мы заказ сделали.

С химической чистотой сырья ситуация скоро должна выправиться. Те миллиарды, которые выделило государство на поднятие радиотехнической промышленности, ушли не только на новые заводы по производству телевизоров. В министерстве быстренько сообразили, что чуда не произойдёт, и детали сами по себе из ниоткуда не появятся. Нужно сырьё. Современное, чистое, и в большом количестве. По слухам, министерство на оборудование для производства сверхчистых компонентов всю имеющеюся у него валюту ухнуло. Первые промышленные партии сверхчистых материалов обещают выдать через месяц – другой. Говорят и оборудование, и технологии выбирали с запасом. Так сказать, «на вырост». Посмотрим.

Хуже всего обстоят дела с несомненным лидером нашего чёрного списка – кремниевой подложкой. Больше половины брака получаем из-за неё. Казалось бы, основой процессора служит вырезанный из круглой пластины квадратик со сторонами в пять миллиметров и толщиной в папиросную бумагу. Что уж тут-то сложного.

Угу. Посмотрел я на снимки вроде бы идеально отполированной пластины, сделанные при разном увеличении микроскопа. Волосы дыбом встали. Очень по ним, по этим снимкам, удобно изучать разновидности ростовых дефектов кристаллов. Благо, нашлась добрая душа из числа лаборанток, и не только обвела на фотографиях кружочками области дефектов, но и пронумеровала их. И перечень приложила. К основным видам ростовых дефектов относятся дислокации и дислокационные петли, линии скольжения, двойники, дефекты упаковки, кластеры (скопления вакансий), микровключения легирующих примесей. Брр-р.

И как же много такой дряни, оказывается, может поместиться на махоньком квадратике подложки, на котором мы собираемся ваять наш процессор. Некоторые дефекты для него окажутся не смертельны. Для таких потерь в процессоре конструктивно заложено приличное резервирование большинства цепей. Но дефектов на подложках слишком много, и они нас побеждают. Как бы сказали мои знакомые спортсмены – с разгромным счётом 98: 2.

Примерно такие размышления, если о них говорить очень кратко, терзали мой мозг довольно долгое время. С тех пор, как заработал наш экспериментальный заводик в бомбоубежище, я мрачнел день ото дня. Если уж на его площадях мы не можем разместить полноценное производство, то о каком космосе я мечтаю.

– «Первая сотня советских космонавтов со станции „Космический радиозавод – 1“ в этом месяце выполнила план производства процессоров на сто десять процентов. Их почин подхватили ещё две космические станции, также перевыполнив план на пять и семь процентов. Победным шагом к светлому будущему продвигается содружество космонавтики и радиопромышленности. Наши люди верят, что именно сейчас, на их глазах, закладывается светлое будущее всей страны, всего нашего народа», – скоро мне уже и такая бредятина в голову полезет. В лучшем стиле одного знакомого парторга, с которым мне довелось познакомиться в начале своей трудовой деятельности.

На самом деле всё печально. Полноценный цикл производства процессоров, при существующем уровне развития космонавтики, в космос не вывести. Теоретически, может и возможно. Только за январь 1978 года СССР осуществил десять успешных запусков в космос самых разнообразных аппаратов. В их число вошли Союз – 27, с двумя космонавтами на борту и Прогресс – 1 – первый транспортный космический корабль. Остальные аппараты запущены вояками. Шесть из них – разнообразные разведчики. Оставшиеся два – военная связь и навигация. Стоит отметить, что спутники у вояк серьёзные. Тот же Зенит – 4МКМ все советские люди не раз видели. На его «гражданской» версии свой полёт совершил Юрий Гагарин. Всего-то поменяли шпионскую начинку на космонавта, а какой эффект получился.

Если по тоннажу прикинуть, то много чего может на орбите оказаться при соучастии военных. Кроме полноценного производства. Даже наш цех, который по факту скорее похож на этакую большенькую лабораторию, там не сможет нормально «фунциклировать». То бишь, работать более менее пристойно. Слишком много людей в нём трудится. Заменить бы их на автоматику, но для этого нужны более мощные процессоры.

Какой-то заколдованный круг получается и с чего-то нужно начать, чтобы попытаться его разорвать. Начать решил с той трудности, которую на Земле мне ещё долго не решить. Проблема у нас на планете с невесомостью. С той самой невесомостью, которая мне как воздух нужна, чтобы вырастить образцово – показательные кристаллы кремниевой подложки. Даже по самым скромным расчётам избавление подложки от ростовых дефектов снизит количество бракованных процессоров на двадцать с лишним процентов. Немного? Ну, это как считать. Я, в своём разговоре с Келдышем, эти самые двадцать процентов сформулировал иначе – на «космической» подложке выход кондиционных процессоров вырастет в десять раз.

Домик в Подмосковье, который был снят для нелегального лечения иностранцев, Натаныч освободил. Пробил таки он себе командировку в Швейцарию. На три месяца поедет внедрять закупленное ими у нас оборудование. Понятно, что это предлог. Контракт швейцарская клиника ему согласовала, чтобы он там мог лечить их клиентов. Оборудование на десять тысяч франков куплено швейцарской клиникой, как повод для командировки Натаныча. У себя в стране мы решили «прижать уши». Как бы не заиграться. Само собой, что трёхлитровые бутыли с эликсиром профессор с собой не потащит. Достаточно того, что в его багаже окажется маленький светлый камушек, с хитрой вязью узоров на нём. Эликсир я ему контрабандой доставлю. В порядке освоения, так сказать, смежной профессии. Есть у меня далеко идущие планы в этом направлении. Я про контрабанду. Точнее, про её принципиально новый виток развития.

Точно такой же камень я спрятал в снимаемом подмосковном домике. Телепорт до столицы съедает около пятнадцати процентов моего магического резерва. Нет, ну честное слово достало меня самолётами взад – вперёд мотаться. Вроде бы самолёт летит два часа десять минут, но на самом деле времени на полёт уходит слишком много. Начиная с очереди в авиакассах за билетом, и заканчивая выходом с экспресса у московского метро, времени часов семь теряется. Такой хоккей нам не нужен, как однажды выразился незабвенный Озеров.

Через Степана Арамовича подкупил себе вполне ещё добротный Жигулёнок, и припарковал его к домику. Переоформлять машину на себя не стал. Катаюсь по доверенности. Выигрыш по времени колоссальный. Успеваю за день и в Свердловске с делами разобраться, и в Москву смотаться, на встречи.

Встреч много. Желающих помочь – мало. Чиновники от космоса придумывают сотни причин, стараясь зарубить идею на корню, или хотя бы оттянуть её на неопределённый период времени. Если бы не протекция Келдыша, то со мной и разговаривать бы никто не стал.

Больше всего усилий, как ни странно, мне потребовалось приложить, чтобы сломать сложившийся стереотип о лётчике – космонавте. Вот должен космонавт быть лётчиком, и всё тут. Хоть кол им на голове теши. Зачем? Где потребуются его лётные навыки? Ракетой, до выхода на орбиту, управляют не космонавты, стыковку осуществляет автоматика, и на обратной дороге не полетаешь. Сначала атмосферы нет, а когда в неё войдёшь, то обнаруживается, что у спускаемого аппарата нет ни двигателя, ни крыльев. Опять же рулить нечем и не для чего. В конце концов обошлись же Белка со Стрелкой, те две собаки, ставшие первыми в мире космонавтами, без лётных навыков, и ничего страшного не произошло. Вот и нас запускайте в таком же режиме. Мы парни не обидчивые. Можем даже во время полёта погавкать в прямом эфире, если такое для дела потребуется. Обычно, сравнение нас с собачками расслабляло собеседников, и потом в дело шли уже иные козыри.

Одни только дополнительные солнечные батареи, которые мы брались доставить и самостоятельно смонтировать, открывали такие перспективы, что люди, разбирающиеся в космосе, готовы были пойти на риск.

Нынешняя энерговооружённость космической станции четыре киловатта в час. Мы собирались добавить к ним ещё двенадцать киловатт, снабдив станцию дополнительной аккумуляторной батареей, с соответствующими инверторами и контроллерами. На макете станции в Звёздном я дважды показывал конструкторам и иже с ними, как за считанные минуты к одному из наружных рёбер корпуса станции крепится на четыре защёлки раздвижная штанга, и на её конце разворачивается всем уже знакомый «космический зонтик». На этот раз он у нас сделан значительно меньше тех, которые нынче летают в космосе, подсвечивая города по вечерам, и вместо зеркальной плёнки там будут установлены солнечные батареи. Собранные также на плёнке. Снега и града в космосе не предвидится, поэтому стеклом панели защищать мы не собираемся.

Огромным плюсом для меня было то, что уже шесть аппаратов нашей разработки успешно трудятся в космосе, вполне зримо доказывая практическую полезность космонавтики и освещая города. Изучение Луны и далёких планет, дело конечно же интересное, но когда добираешься вечером до дома, гораздо приятнее идти по освещённым улицам, а не пробираться в темноте, рассуждая о далёких планетах и достижениях советской космонавтики. Да и молодёжь у нас в Свердловске понемногу привыкла в центре города по вечерам собираться, чтобы лишние пару часов «погулять под фонариком».

* * *

О встрече с Виктором Николаевичем я договорился как обычно, через старшего Микояна. Причину встречи придумал вполне уважительную. Соорудил я на досуге пару колечек, чуть повеселее первых лечебных артефактов моего же собственного изготовления. Можно и в амулетики нынешнюю модель было впихнуть, но у меня на то имелись свои цели и причины. Была мной в колечко добавлена рунная цепочка – диагност, кроме всего прочего. Не бог весть какой датчик, но тем не менее такая схемка позволяет визуально определить примерное состояние здоровья у носителя кольца.

– На прозрачный камушек можете не смотреть. Он работает практически в пассивном режиме и защищает от попыток постороннего внушения. Защита так себе, но для тех же гипнотизёров средней руки её хватит. Синий камень – это ваш показатель здоровья. Если он начал светлеть, то бегом по врачам. Подлечивающий эффект у кольца не безграничен и с серьёзным заболеванием оно не справится. Так что если синий посветлел, то значит у вас со здоровьем критические неполадки.

Красный камушек – это батарейка. При его розовом цвете уже требуется подзарядка, – коротко выдал я инструкцию по пользованию артефактами Виктору Николаевичу, выложив на стол перед собой два кольца.

– Дальше попробую сам догадаться, – не слишком хорошо улыбнулся «серый кардинал» андроповского клана, – А заряжать их придётся у вас, и достаточно часто.