Текст книги "Сердце розы"

Автор книги: Сердар Озкан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Не смеши меня, сынок. Помнится, не у меня отвалилась челюсть, и не я широко раскрыл глаза, когда она только появилась здесь. Тут и предсказывать не надо. Ты хотел познакомиться с ней с той самой секунды, как увидел ее. Или, может, я ошибаюсь? Если да, то пусть чайки с твоих картин нагадят на мою глупую голову.

Художник еще больше смутился, извинился и ушел. Ему стало ясно, что старого хитреца так просто не разговоришь.

Но когда старик махнул ему рукой, у художника появилась надежда, что он все-таки сможет что-то узнать о Диане. Что ж, сегодня он сделает еще одну попытку и снова подойдет к старику.

13

Художник поставил на циновку бутылку фруктового сока, которую взял из холодильника в своем джипе. Вчера старик предупредил его, чтобы он не приходил с пустыми руками. И еще сказал, чтобы приходил попозже, когда людей в парке станет поменьше, чтобы не спугнуть возможных клиентов.

– Принимаете гостей?

– Всегда рад тем, кто хочет знать не слишком много.

– Ладно, понял, сегодня я не буду задавать столько вопросов. Но как вы догадались, что она снова придет сегодня? Дар предсказания?

Да. кстати, у меня нет четырех долларов, заранее предупреждаю.

– Ни в какие предсказания я не верю. – отметил старик. – Но люди хотят слышать то, что я говорю им. Что же делать? Сказать: «Поживете и сами узнаете»?

– Значит, вы на самом деле не предсказываете судьбу?

– Нет уж. извините, молодой человек, я уважаю свою работу. Судьба – это в данном случае название игры. Пепел, кувшин, вода – это лишь внешние атрибуты. Ты должен показать людям нечто впечатляющее, подобное тому, что они видят в кино. Даже если скажешь им правду, они не поверят, если ты не подашь се соответствующим образом. Предсказание – это всего лишь слова, а судьбу я читаю на их лицах. Там все написано, и, будь уверен, это у меня хорошо получается.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, я смотрел на лицо этой девочки, когда она говорила с тобой. И знаешь, что я увидел? Ей нравятся твои картины. А теперь вот тебе мое предсказание. Она придет опять.

– Но вы же не имеете в виду, что ее прогулки – это только предлог, чтобы увидеть меня?

Старик пожал плечами.

– Разве я могу знать ее мысли? Я ведь не психолог. я не знаю причин, только результат. Но оставим пока эту тему. Лучше расскажи мне что-нибудь о себе. Девочка, конечно, потрясающая, но расскажи мне, кто ты есть. Или о том, что ты никто и тебя нет. Откуда ты пришел и куда идешь? У тебя на лице я читаю склонность к бродяжничеству.

– Да, что-то в этом роде. Я из Сан-Диего и зарабатываю здесь на билет обратно, рисуя на пляже. А эта картина – первая часть моего летнею цикла. Вообще-то я должен был закончить ее вчера и быть уже за тридцать миль отсюда, но… Впрочем, ты знаешь.

– Никак не можешь закончить картину с тех пор. как увидел девчонку? Да уж, эта игра самая сладкая. Когда ты кого-то поймал или тебя самого поймали, все идет наперекосяк, да? Но это же здорово, сынок, просто здоров! А картина пусть немного подождет.

Старик высыпал мелочь из кружки для пожертвований прямо на циновку и, налив из бутылки фруктового сока, поставил кружку перед художником. Сам он сделал добрый глоток из горлышка.

– А как там в твоем Сан-Диего, можно что– нибудь накрутить человеку моей профессии?

– Честно говоря, не знаю. Да и не мой он, Сан-Диего. Я вообще-то из Нью-Йорка. Учился в колледже в Бостоне, пока не бросил. Потом переехал к другу в Сан-Диего.

И что твои предки сказали, когда ты бросил колледж? Слыхал, что выпускники колледжей зашибают хорошие деньги.

– А в семье и не рассчитывали на мою финансовую помощь. У них и так все в порядке с деньгами. Но они ожидали от меня большего. надеялись, что я стану успешным банкиром или еще кем-нибудь в этом роде. Но дело в том, что я бросил Гарвард, и это вызвало огромный скандал. Впрочем, иного пути для меня не было – я должен рисовать, это я знаю точно.

– Гарвард. да? Ну ты даешь! И девочке небось сказал об этом, а?

– Нет.

Старик странно посмотрел на него.

– Тогда, сынок, возможны только три варианта. Вариант А – ты болван. Вариант Б – ты не хочешь понравиться очаровательной девочке. И вариант В – ты опять-таки болван. Можешь выбирать.

Художник улыбался.

– Чего ты, собственно, хочешь, сынок? Чтобы она приняла тебя за неудачника? Пастуха, пасущего стада картин, которые никто не покупает? Скажи ей, кто ты, иначе как сна сама узнает об этом?

– Не знаю… Хочу ли я, чтобы она по-другому взглянула на меня только из-за того, что я учился в Гарварде? И потом жаловаться, что меня любят не за то, что я есть на самом деле.

– Что? Кого любят? Кому жаловаться?

– Если я буду нравиться ей только потому, что учился в Гарварде, лучше уж я вообще ей не понравлюсь. Я и мое образование – это два разных понятия. Как и моя работа, как мой мозг… Я не есть сумма этих составляющих.

– Значит, ты знаешь, кто ты, сынок?

– Я… да… Я просто тот, кто я есть.

– Слушай меня, сынок. Неужели ты не видишь, как она красива и что слово «Гарвард» станет музыкой для ее ушей? Просто скажи ей «Гарвард», и, может, тебе повезет.

Художник покачал головой.

– Нет, – вздохнул он. – Слишком рискованно… Всегда может появиться кто-то лучше меня. Но зато никогда не будет именно такого, как я. Это как отпечатки пальцев – нет двух одинаковых. Мне кажется, что и сущность человека устроена именно так – нет двух одинаковых людей. А мы пытаемся скрыть свою сущность, надевая перчатки…

– О боже, бедняга уже заговорил о перчатках.

– Извините, – чуть улыбнулся художник, словно очнувшись.

– Так чего же ты хочешь от этой маленькой леди?

– Не знаю. А вы, значит, думаете, что она завтра снова придет?

– Извини, сынок, но предсказание будущего стоит четыре доллара. Я не могу предсказывать бесплатно тому, кто сам не знает, чего хочет.

– Что ж. может, вы и правы. – тихо сказал художник. – Ну. я, наверное, пойлу.

– Как хочешь, сынок. И в следующий раз принеси лучше пива, да побольше…

Сложив картины в джип, художник растянулся на лежаке под звездным небом. Полная луна отражалась в океане, и ее сверкающая дорожка расширялась к горизонту. Он задумчиво смотрел на луну, размышляя о том, какой мог увлечься девушкой, в которой не было того самого света, который он всегда искал.

14

День был, как обычно, долгим и бессмысленным, а вечером Диана опять сидела дома и смотрела на фотографию матери.

– Хорошо, мама, допустим, я передумаю и отправлюсь искать Мэри. Но что это изменит? Ты думаешь, можно найти Мэри, зная лишь имя женщины, которая много лет назад якобы научила ее разговаривать с розами? – Диана тяжело вздохнула. – Давай на секундочку предположим, что я проехала тысячи миль, нашла страну, где находится этот дворец, и даже флигель этой женщины рядом с дворцом. Мама, мы ведь не знаем, жива ли она. А если и жива, то помнит ли маленькую девочку, приезжавшую к ней много лет назад. Впрочем, если она действительно научила Мэри говорить с розами, то наверняка помнит. Но мы ведь знаем, что этого не может быть, мам, верно? И даже если она помнит ее, откуда ей знать, где Мэри теперь? Вот представь, я являюсь туда и вежливо спрашиваю ее: «Прошу прошения, мадам, помните ли вы маленькую девочку, приезжавшую сюда много лет назад. Ее звали Мэри, вы научили ее говорить с розами. Помните? Тогда скажите, пожалуйста, где она сейчас?» И что, по-твоему, она мне ответит?

Возможно, она только любезно улыбнется, но если я буду задавать этот вопрос гостям и прислуге, то она просто предложит мне уехать. А когда я заявлю ей. что не сдвинусь с места, пока не узнаю, где Мэри, она сообщит в посольство, если не выведет меня оттуда силой. Но допустим, я и тогда не сдамся, и ребята из посольства будут часами слушать мои вопросы: «Где Мэри? Где Мэри? Где Мэри?» И что потом? Скорее всего, они решат, что я спятила. и первым же рейсом отправят меня домой с сопроводительными бумагами, свидетельствующими о том. что я сумасшедшая. А в аэропорту меня встретят люди в белых халатах, которые под белы ручки отведут меня в ближайшую психушку. Это и будет блистательным концом моего квеста, потому что именно там я могу найти Мэри.

15

Казалось, что в этот вечер все шатенки Сан-Франциско пришли гулять в парк. И все словно сговорились быть похожими на Диану. Но как только они подходили ближе, художник разочарованно вздыхал. Последние два вечера он ждал Диану на прежнем месте, но она так и не появилась.

Он укорял себя за то, что забросил работу из-за девушки, которая явно не подходит ему, но все равно не мог заставить себя уехать.

Уже давно у нею не было серьезных отношений с женщинами. С тех самых пор, как он понял, что каждая новая встреча неминуемо закончится расставанием. Поэтому он находил утешение в дикой и свободной холостяцкой жизни. Раньше каждое расставание он воспринимал как прелюдию к новой встрече и не жалел об утраченном. Но позже он начал понимать, что прежние отношения все равно оставляют в нем след, несмотря на новые встречи. Он также понял, что после расставания большинство людей считают себя пострадавшей стороной. Они полагают, что партнер просто не отвечал должным образом на их беззаветную любовь. То же самое случилось, когда он разошелся со своей последней подружкой три года назад. Тогда он неделями пытался понять, почему они оба считают себя правыми. И однажды, увидев двух парящих в небе чаек, он понял…

В тот день он рисовал среди скал недалеко от места, где жил. Он с головой ушел в работу, пока его внимание не привлекла чайка, спикировавшая со скалы к воде. Тотчас же с другой скалы сорвалась к волнам еще одна. Едва не столкнувшись у самой воды, они вместе взмыли, словно обнимая друг друга машущими крыльями, и там, наверху, что-то сердито кричали. И тогда он подумал, что, встречаясь с кем-то, нельзя привязываться к человеку, нельзя прикипать сердцем. Люди все равно переносят некоторые прежние чувства на новые отношения.

Кто-то по старой привычке не доверяет партнеру. кому-то все кажется, что его не понимают. кто-то, как обычно, отгораживается стеной. Вот и выходит, что старые связи мешают развиваться новым свободно и легко. Возможно, ты действительно был пострадавшей стороной, но ты забываешь, что перед тобой новый человек, а вовсе не тот, который когда-то причинил боль. Не так-то просто оставить прошлое позади.

Эти две чайки смогли, едва не столкнувшись, снова подняться в небо. Они словно помогли друг другу и опять стали одинокими.

С тех пор художник и начал рисовать чаек. Но его чайка устала от одиночества и все кружила в небе, не зная, стоит ли садиться на этот берег. Когда совсем стемнело, художник понял, что Диана сегодня не придет.

16

Эти мысли не давали Диане заснуть даже на полчаса после обеда. Она никак не могла избавиться от странных видений дворца и розария возле него. Не в силах выбросить эту чушь из головы, она попыталась найти в обрывках видений хоть какой-то смысл, но это ей тоже не удалось.

Диана надела спортивный костюм и кроссовки. Может, прогулка по парку или разговор с художником помогут ей прийти в себя.

Предсказатель, восседавший на циновке с королевским достоинством, увидев Диану, туг же сделал вид, что пересчитывает монеты в кружке, давая понять, что и сегодня не намерен узнавать ее. Но Диане было все равно, она уже не рассчитывала добиться от него объяснений.

Художник тоже был на прежнем месте и все так же увлеченно рисовал.

– Привет, как сегодня с цветом? – спросила Диана.

– Хорошо. А у вас?

– Нормально, мистер Не-Знаю-Как-Вас– Зовут.

– Джонатан или Матиас, как вам больше нравится.

– У вас два имени?

– Да, что-то вроде раздвоения личности.

– В каком смысле?

– Матиасу хочется остаться здесь, а Джонатан стремится улететь дальше.

– Улететь? И куда?

– Не знаю… Может, вообще в другой мир.

– Понимаю… Между прочим, Матиас – редкое имя в наших краях.

– Да, мне часто говорят это, – произнес он, повторив слова Дианы, сказанные три дня назад.

Она улыбнулась и повернулась, чтобы посмотреть на его картину. Поскольку на ней еще не появились чайки, можно было догадаться, что картина не закончена. Диана молча смотрела на нее, не зная, что сказать.

Ее молчание могло означать, что она сейчас уйдет, и Матиас занервничал. Чтобы узнать ее получше, он не только выбился из графика, но и жил в дешевом мотеле, где не было горячей воды, не работал слив в бачке, а кровать была горбатой и узкой.

– Что ж, как видите, сегодня у меня нет вдохновения. Я собирался выпить чашечку кофе для разнообразия. Не хотите присоединиться?

Секунду поколебавшись, Диана с деланным равнодушием согласилась.

– Почему бы и нет? Мне все равно нужно перевести дух после пробежки.

Матиас аккуратно сложит кисти.

– Тогда идем.

Когда они подошли к кафе, он увидел, что это место очень экзотичное, даже более экзотичное. чем он предполагал.

17

Особая подсветка в кафе освещала покрытые кожей столы и стилизованные медные огнетушители по углам. «Как раз то место, где платишь десять долларов за чашку кофе и сидишь на неудобном железном стуле, слушая гомон голосов», – мрачно подумал Матиас. Сам он в жизни не пришел бы в такое заведение, даже если бы жил в Сан-Франциско. Но, к сожалению, других кафе поблизости не было видно.

Едва они уселись за столик у окна, как подошел официант.

– Что будете заказывать, сэр?

Они тут же заказали ванильный кофе по-французски и эспрессо, а Матиас огляделся и вздохнул.

– Да уж, местечко для вдохновения…

– Я тоже как-то пыталась рисовать, – сказала Диана. – Но вдохновение никогда не приходило ко мне. Наверное, в этом и есть разница между художником и человеком, который просто рисует. – не думаю, что вдохновение так уж необходимо.

– Разве?

– Ко мне оно приходит, кода я заканчиваю картину, а не тогда, когда я пишу се. Одни картины пишешь два-три дня, другие не можешь закончить годами. Впрочем, мои карги ни не отличаются разнообразием.

– Это точно. Я, собственно, и собиралась спросить, почему вы всегда рисуете море? А что-нибудь другое пробовали?

– Нет… В последнее время – нет. Несколько лет назад у меня были трудные времена, и с тех пор я пишу только море.

– Можно спросить, что значит «трудные времена»?

– Можно. Все началось, когда я разошелся со своей девушкой. Я тогда совсем обезумел и то был готов с бейсбольной битой бросаться на всех и каждого, то просто не мог обойтись без общения с людьми. Поэтому я решил передать свое состояние на холсте, рисуя море. Как на меня волнами накатывает. Надеялся, что это поможет мне понять самого себя.

– А чайки?

– Это длинная история. Вряд ли вам захочется слушать ее.

– А вы попробуйте.

– А стоит ли?

Но, встретив ее настаивающий взгляд, он рассказал ей о том дне, когда увидел двух чаек. Он не вдавался в подробности, но Диана и так поняла, что значит одинокая чайка на его картинах.

Официант принес кофе и осведомился, закажут ли они еще что-нибудь. Они оба отрицательно покачали головами, и официант ушел.

– Судя по тому, что вы все еще рисуете море, ваш шторм еще не успокоился?

– Вообще-то успокоился, но я кое-что понял. Понял, что мне всегда нравилось рисовать самые разные вещи.

Диана опешила и не знала, что сказать. Несколько минут назад он заявил, что пишет только морские пейзажи, а теперь…

– Видите ли, после того как я начал рисовать один и тот же берег, я вдруг понял, что морс, оказывается, меняется, и очень сильно.

– Как вы? – спросила Диана, вспомнив, что Матиас сравнивал себя с морем.

– Как я…. как все мы… Мы все думаем, что видим одного и того же человека, когда смотрим в зеркало но утрам. И наши друзья думают. что видят тех же самых людей, когда встречаются с нами через несколько месяцев.

– Это точно. Даже если они и замечают какие-то перемены, то это обычно прическа или вес.

– Совершенно верно. Им и в голову не приходит. что перед ними другой человек… Я полагаю, что личность человека может измениться даже за несколько дней.

Диана опустила глаза, думая о том. как жизнь заставила ее измениться за последний месяц.

Матиас слегка коснулся ее руки.

– Извините, я сказал что-то не то?

– Нет, нет, что вы. Просто ваши слова кое о чем напомнили мне, вот и все.

Матиас оперся на локоть, придвинувшись поближе к ней.

– Хотите об этом поговорить?

– Н-не знаю… Может, как-нибудь в другой раз.

Снова появился официант, и Диана повернулась к Матиасу.

– Что будете заказывать? Я хочу взять шоколадные пирожные.

– Разумеется, пожалуйста. Я тоже.

– Прошу прощения. – вмешался официант. – Но только что я отнес шоколадные пирожные другому клиенту. Осталось только два, а это всего одна порция. Может, я принесу вам по одному и добавлю еще по одному ванильному?

18

Пирожные все еще не принести, но Диана и Матиас были стишком увлечены беседой. Впрочем. позже Матиас уже собрался напомнить официанту о заказе, чтобы пирожные случайно опять не достались кому-то другому, но тут наконец принесли две тарелки.

– И в чем цель вашей жизни? – спросила Диана, откусив кусочек ванильного.

– У меня она одна – рисовать.

– Я думала, что цель жизни всегда находится в будущем.

– Мне очень нравится один афоризм: «Пока время течет вперед, будущее, которым мы так очарованы и на которое возлагаем столько надежд, есть не что иное, как нетронутое прошлое». – Ему было интересно, что она скажет на это.

– Кажется, я понимаю, – после минутой паузы сказала Диана. – Любой день в будущем становится «прошлым», по сравнению со следующим за ним днем. А следующий день неизбежно придет, поскольку время течет вперед. Выходит, что любой день в будущем есть не что иное, как отложенное прошлое. Прошлое, которого еще не коснулось время… Так?

– Еще никто на моей памяти не смог выразить это лучше.

– Да, но все это философия и вряд ли имеет какое-то практическое значение в реальной жизни.

– Вообще-то я пытался ответить на ваш вопрос, – мягко напомнил он.

– Ах да, простите…

– Я хотел сказать, что предпочитаю достигнуть своей цели только водном времени, которое реально существует – в настоящем. Поэтому я рисую, и это моя единственная цель.

– Неужели у вас нет долгосрочных планов?

– Есть… один. Я планирую добраться до одного городка неподалеку от Сан-Диего, где я живу, зарабатывая продажей этюдов побережья. А в конце лета хочу устроить выставку в одном из мест, где рисовал…

Ага. значит. Матиас не из Сан-Франциско… Впрочем, она уже догадалась об этом. И то, как он безразлично отозвался о маленьком городке у Сан-Диего, сразу пробудило в Диане знакомое чувство. Чувство одиночества…

– И даже придумал название для нее. – продолжал Матиас. – «Моря Калифорнии».

– Неплохо.

– Вот только не знаю, успею ли закончить вовремя. Да и много чего еще не знаю… К примеру, если даже успею все закончить, хватит ли у меня наличных на такую выставку? А если хватит, то найду ли подходящее место? А если найду, то смогу ли получить разрешение властей? А если получу, то заинтересуется ли кто– нибудь моими картинами? И если да, то буду ли я удовлетворен? Если все пойдет, как я задумал, стану ли я от этого счастлив? Если да, то как долго это продлится? И даже если долго, то смогу ли я избавиться от страха, что это все когда-нибудь закончится? И эти вопросы бесконечны.

– Бесконечны… – повторила Диана.

– Вот видите? Поэтому моя единственная цель – рисовать.

– А если с выставкой все получится, то где она будет проходить?

– Еще не знаю. Для себя я решил, что это будет там, где я напишу свою лучшую картину.

Они уже съели по одному пирожному, причем у Дианы осталось шоколадное, а у Матиаса ванильное. То, с каких пирожных они начали. почему-то привлекло внимание Дианы. Она оставила более вкусное напоследок, а он съел его первым.

«Что ж, теперь моя очередь». – решила Диана.

– Взгляните, – сказала она, показывая на оставшиеся пирожные. – Это тоже доказывает, что лучшее я откладываю на будущее.

Я с детства оставляла вкусненькое напоследок. Но вскоре убедилась, что обычно бывает так: когда очередь доходит до самого вкусного. ты уже сыт. Боюсь, сегодня произошло то же самое.

– Вы уже не можете съесть его? Жаль, выходит, ваше шоколадное пирожное останется в прошлом, «нетронутым».

Они улыбнулись, глядя друг на друга, а потом оба отведи глаза.

Диана мельком взглянула на часы.

– Ого, уже поздно.

Матиас попросил счет.

‘ – Диана, решать вам, но если захотите о чем– то поговорить, я всегда готов вас выслушать.

Ее глаза затуманились, когда она вспомнила, что пережила за последние месяцы, и слова сами сорвались с губ.

Матиас слушал внимательно, а когда она закончила, даже не знал, что сказать.

– Мне очень жаль, что так вышло. – Это все, что он мог выговорить.

– И что больше всего меня расстраивает и выбивает из седла, так это то, что мамы больше нет, что ее больше не су шествует. Это куда хуже, чем просто остаться без матери. Только бы знать, что она где-то есть, пусть даже я никогда не увижу и не услышу ее…

– Диана, – тихо сказал Матиас, заметив слезы у нее на глазах. – Мне никогда не понять ваших страданий. И никому не понять. Поэтому мои слова не будут иметь значения, что бы я ни сказал. Когда умерла моя бабушка, я тоже очень расстроится, но это было несколько по– другому. Я просто не знал, как принять эту смерть. Помню, тогда мне попался один рассказ. который очень тронул меня.

Вспомнив мамины рассказы и сказки. Диана едва не расплакалась.

– Расскажите.

– Что ж… – начат Матиас. – Жила-была в океане волна. Плескалась себе и наслаждалась солнцем и ветром, и улыбалась всем, кого встречала на пути к берегу. И вдруг увидела, как волны, мчащиеся перед ней, одна за другой разбиваются о скаты на берегу. «О боже! – воскликнула волна. – Значит, и я тоже закончу. как они? Значит, и я разобьюсь об эти страшные скаты и навсегда исчезну?» Но тут рядом прокатилась еще одна волна и спросила се: «Что случилось? Почему ты такая грустная? Смотри, какая прекрасная погода, какое чудесное солнце и какое красивое море…» «Разве ты не видишь? – горько ответила первая волна. – не видишь, как разбиваются о страшные скалы у берега наши подруги– волны?! Мне становится жутко, когда они исчезают. И мы скоро разобьемся и исчезнем, как они…» «Глупенькая, – сказала вторая волна. – Ты просто не понимаешь, что ты не волна, а часть океана…»

Сама сказка и сочувствие, которое она увидела в глазах Матиаса, немного согрели Диану. На секунду ей захотелось коснуться его руки, однако она сдержалась и лишь одобрительно кивнула.

Официант принес счет, вложенный в пустую раковину устрицы, но едва Диана потянулась, чтобы взять его. как Матиас остановил се.

– Прошу прощения. Это я пригласил нас…

По дороге обратно, Диана вдруг вспомнила слова старика: «Та девушка очень похожа на тебя. Однажды она встретит того художника». Может, стоит сказать об этом Матиасу, чтобы он, если встретит Мэри, не принял ее за Диану?

Но потом она решила, что о предсказателе лучше не упоминать.

Когда они подошли к мольберту Матиаса, Диана протянула ему руку.

– Спасибо за прекрасный вечер, Матиас или Джонатан.

– Это вам спасибо.

Диане хотелось спросить, когда он уезжает из Сан-Франциско, сказать ему, что он может выехать из своего дешевого мотеля и поселиться в одном из номеров отеля, принадлежащего ей… Но вместо этого она еще раз кивнула ему на прощание и ушла.

19

Было уже за полночь, когда Диана вернулась из арт-студии и сразу упала на диван, лаже не подумав снял, запачканную синей краской одежду. Постельное белье, разумеется, тоже стало синим, но это была небольшая плата за море, которое она рисовала. Впрочем, внешний вид Дианы объяснялся не столько темой ее картины, сколько методом живописи, который она выбрала.

Начала она с того, что послала к черту все правила, которым ее обучали на лекциях по искусству. Она выдавила на ладони целый тюбик синей краски и под мистическую музыку Лорин Маккенит принялась наносить ее на холст круговыми движениями.

Она даже чувствовала себя в долгу перед Матиасом за то, что он напомнил ей о живописи, которую она уже давно забросила. Да и его сказка пришлась ей по душе. И впервые за долгое время она почувствовала себя лучше. Чтобы это чувство не исчезло, ей захотелось сделать нечто такое, что. наоборот, усилило бы его, нечто такое. что обрадовало бы маму.

Она потянулась к зеленому конверту и снова перечитала второе письмо Мэри.

Письмо второе: «Путь в сад».

22 февраля

Дорогая мамочка!

Еще в детстве, невзирая на Иных, я заявила о своем намерении найти тебя. Но время шло, и я чувствовала, как моя решимость осуществить это тает с каждым днем, уступая намерениям Иных сделать меня одной из них.

Но однажды мне приснился сон: я сижу в маленькой деревянной лодочке, и течение несет меня через океан. На мне ночная рубашка и оранжевая шляпка. Горизонт чистый и далекий, а на лодке нет ни паруса, ни весел, чтобы добраться туда. Остается только ждать. пока течение само донесет меня.

И тут из серых облаков над моей головой я услышала твой голос:

– Мэри, вернись ко мне.

– А где ты. мама?

– Ты не потеряю меня. Я всегда с тобой.

– Почему же я не вижу тебя?

– Потому что ты не со мной.

– А как мне попасть к тебе?

– Ты увидишь меня в себе.

– Не могу…

– Тогда попробуй увидеть меня в моих подарках.

И тут удар грома расколол небеса. Рука, сверкающая как молния, простерлась из туч, сняла с меня оранжевую шляпку и положила мне на голову венок из белых роз. Это была твоя рука, мама. А этот венок был самым красивым подарком в моей жизни.

Я смотрела на свое отражение в воде и любовалась твоим подарком, как вдруг разразился сильный шторм. Лодку швыряли огромные волны, я плакала и звала: «Мама, мама. помоги мне».

Шторм вскоре утих, пошел дождь. и океан успокоился.

Я взглянула на свое отражение в воде и увидела, что венка из роз на моей голове уже нет.

И тогда я почувствовала себя так, словно у меня отобрали все самое лучшее, что было в жизни. Я чувствовала себя высохшей рекой, бескрылым орлом, розой без лепестков. Однако я все еще была рекой, орлом, розой… И я решаю, что должна во что бы то ни стаю найти венок.

Я искала его и в лодке, и в море, и в небе… но так и не нашла.

Тогда я крикнула тебе:

– Мамочка, я хочу вернуть свой венок!

– Тогда наклони голову, Мэри.

И как только я сделала то. то увидела в воде свое отражение. Оказывается, венок просто съехал мне на затылок. А потом ты снова заговорила со мной, но твой голос звучал уже не с небес, нет. он исходил из роз в венке.

– Мэри, дитя мое, никогда не ищи то, что у тебя и так есть.

И тотчас посреди океана появился дворец. Рядом был сад с изгородью, увитой розами, а из-за нее раздавалось пение соловьев.

Ты снова заговорит со мной:

– Если хочешь слышать мой голос, то иди по дороге в сад. Возьми за руку садовника и слушай розы.

– Мам, но это так далеко, а я не умею лишать.

– Не бойся, просто иди вперед. Если оставишь свой багаж, то вода выдержит тебя.

– Но у меня нет никакого багажа!

– Вода не выдержит, твой багаж слишком тяжел. Оставь его и иди.

– Но… И куда приведет меня дорога?

– Ко мне.

– Значит, мы можем быть вместе и в этом мире?

– Да, дитя мое, в этом мире.

Этот сон не шел у меня из головы, и я жила в ожидании того, что он сбудется. Три года спустя, когда я путешествовала вместе с подругой и ее семьей, я увидела розовый сад, спрятанный от посторонних глаз за пансионатом, в котором мы остановились. А затем я нашла дворец Топкапы, который очень напоминал тот, что я видела во сне. Отыскав дворец и розарий, я сразу подумаю: возможно, это именно то самое место, куда ты звала меня. И не ошиблась.

Оказалось, что госпожа Зейнеп, хозяйка нашего пансионата – исключительный, необыкновенный человек. Она бит Не-Иная. Она как раз и была Той-Кто-Знает, которую я ждала так долго, чтобы она помогла мне услышать твой голос. Госпожа Зейнеп позволила мне надолго остаться в пансионате, устраивала для меня волшебные прогулки по саду и вскоре научала меня всему необходимому, чтобы я в будущем могла слышать, как говорят розы. И те семена, что она посеяла в моем сердце, дали мне возможность через много лет услышать, как говорит со мной роза в моем доме.

Надеюсь в третьем письме рассказать тебе о третьем этапе моего пути к тебе.

Люблю тебя, мамочка.

Мэри.

Диана уже не впервые читала это письмо, но на этот раз немного с другим чувством. Она думала о том. как ее сестра-близнец посвятила свою жизнь поискам матери. Эта не тускнеющая яркость переживаний, постоянная тоска по матери и непоколебимая решимость найти се…

Что ж. возможно, Мэри потому и увлекается фантазиями в своих письмах, что ей легче жить в придуманном мире, чем в реальном. Может, она сумасшедшая, может, просто фантазерка, – этого Диана не знала, зато знала наверняка. что Мэри безумно любит маму… И более того, она умудрилась все эти годы верить, что мама жива. Как раз то, чего не могла сделать сама Диана.

И теперь, когда Мэри была уверена, что наконец встретит ее, мама умерла. А вдруг Мэри еще не знает об этом? Или же, узнав о смерти мамы, она тоже наложила на себя руки, чтобы как можно скорее увидеться с ней.

Тогда, во сне, мама сказала ей, что они встретятся. И вот мир, созданный фантазией Мэри, разрушился, потому что это оказалось ложью. Мэри никогда не встретится с мамой в этом мире.

– Как и я, – беззвучно прошептала Диана.

20

Матиас закончил работу к полуночи, но оставался в парке до рассвета, безуспешно пытаясь ответить на вопрос, не дававший ему покоя всю ночь. Стоит ли поменять на звание будущей выставки на «Моря Сан-Франциско» или нет?

Море постоянно меняется, и он мог бы снять на лето бунгало где-то здесь неподалеку и работать в парке. Звучало заманчиво, но он долю обдумывал этот вариант. Ему не хотелось терять целое лето плодотворной работы ради отношений. которые все равно долю не продлятся.

Матиас подошел к своему джипу и достал из холодильника две бутылки кока-колы. Это заметил старый попрошайка, который только что проснулся и сладко потягивался.

– Эй, ты, не будь дураком! – крикнул он Матиасу. – Иди сюда.

Художник подошел и молча поставил перед ним бутылку коды.

Это все, что у тебя есть в столь ранний час? – недовольно спросил старик, но все же взял колу. – Я же тебе говорил – большую бутылку темного пива.

– Вы утверждали, что умеете читать по липам.

– Если я сказал, то. значит, так оно и сеть. Но давай сразу договоримся, сынок, – за «спасибо» я не работаю.

– Я вот набросал список из пяти качеств, которые хочу видеть в своей девушке. Он так и называется: «Девушка моей мечты». И представляете, Диана подходит по всем пунктам, кроме первого… Черт, а мне казалось, что я терпеть не могу что-то вычислять и рассчитывать.

– Ну а я при чем, сынок? От меня-то чего надо, давай, говори!

– Я подумал, может, вы мне что-нибудь расскажете о первом пункте, ведь он для меня важнее. чем все остальные вместе взятые.