Текст книги "Вася Алексеев"

Автор книги: Семён Самойлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Деньги Эммануила Нобеля

Вася был прав, говоря, что Шевцову придется снять с себя маску, едва ребята начнут выдвигать большие политические вопросы. Обстановка во Всерайонном совете становилась напряженной, представители районов всё более явно поддерживали большевиков, они требовали прямых ответов. Кутаться в плащ таинственной «надпартийности» становилось трудно. Да Шевцову казалось, что это уже и не так необходимо. Времена стали иными. Контрреволюция наступала. Кумир Шевцова Керенский поворачивал к военной диктатуре. Шевцов тоже попробовал наступать.

В середине июля был созван Всерайонный совет. Дрязгов предоставил слово Шевцову.

– Петр Григорьевич зачтет составленный им проект устава, который мы должны принять.

Шевцов встал из-за стола, одернул студенческую тужурку, слишком облегавшую начинавшее полнеть тело. Тужурка была старая, она надевалась только для встреч с заводской молодежью. Шевцов быстро посмотрел в сторону своих противников, – они сидели тесной группой, и группа эта была уже совсем не так мала, как в первое время. Вася Алексеев достал из кармана записную книжку и вертел в пальцах карандаш. Петр Смородин смотрел на докладчика с хмурой насмешливостью – в упор. Задиристый Ваня Канкин тихо говорил что-то, наклонившись к Леопольду Левенсону, и оба искоса поглядывали на Шевцова.

«Сговариваются против меня», – подумал тот, чувствуя нарастающую неуверенность. Он откашлялся, прогоняя неожиданно появившуюся хрипотцу, и начал читать.

И сразу пошел по комнате гул. Дрязгов пытался погасить его председательским колокольчиком, Метелкин несколько раз кричал: «Не мешайте», но гул не прекращался.

Да, в уставе соглашатели выразили свои идеи и намерения куда откровеннее, прямее, чем в манифесте. Тут было и верноподданническое обращение к Временному правительству, и пышные слова о единении славян, и пресловутая «надпартийность».

Организационные положения устава были весьма определенны. Шевцов чувствовал, как редеет число его единомышленников в совете, и заботился о том, чтобы обеспечить свою позицию. Он записал в устав два особых «права»: во-первых, приглашать «необходимых полезных лиц» на заседания Всерайонного совета, во-вторых, исключать из состава членов Всерайонного совета «излишних или вредных лиц». Так можно жить спокойно – позови тех, в чьей поддержке ты уверен, выставь за дверь всех, кто может спорись с тобой, – и любое дело решится, как ты захочешь.

Всерайонный совет должен был стать для Шевцова золотой рыбкой, которая, в отличие от сказочной, беспрекословно выполняла бы любые желания.

Бой начался, как только Шевцов прочел заключительный пункт устава. Первым поднялся Вася Алексеев. Горячий и прямодушный, он с трудом сдерживал возмущение. Надо было разобрать шевцовский устав – пункт за пунктом. И Вася это делал, искусно раскрывая ухищрения составителя:

– Наш Союз должен быть пролетарской интернационалистической организацией, а нам предлагают объединить лишь славянские народы, – говорил он, – нам предлагают с доверием и добрым сердцем относиться к власти, а это буржуазная власть, старающаяся закабалить рабочий класс, не желающая удовлетворить его самые законные требования, ведущая братоубийственную войну. Разве же мы можем согласиться?..

– Весь устав, заслушанный нами, совершенно не пригоден для рабочей молодежи. Он точно списан с устава буржуазного общества «Маяк». А туда рабочим путь заказан, – сказал он в заключение.

– При чем тут «Маяк»?! – крикнул Шевцов. – Зачем вы всё время говорите о «Маяке»? Кого стараетесь напугать?

– При том, что очень у вас похоже. И не пугаем мы никого. Предупреждаем. Вот послушайте, товарищи, другой устав.

Вася достал из кармана листок с проектом, составленным комиссией Петроградского комитета большевиков, и прочитал от начала до конца.

– Такой Союз нам нужен. За такой Союз мы будем всеми силами бороться.

Теперь они основательно подготовились к собранию. Исполкомовцы спешили выступить один за другим. Они заранее подсчитали, на чьи голоса могут рассчитывать. Но большевики атаковали упорно и сильно. И часть тех, кого Шевцов считал своими, не пошла за ним. Делегации трех больших рабочих районов – Петергофско-Нарвского, Александро-Невского и Петроградского – демонстративно встали со своих мест и покинули заседание, протестуя против того, что шевцовский устав выносится на голосование. Некоторые делегаты из других районов ушли вместе с ними. Голосование было сорвано, и когда исполнительная комиссия всё же издала свой устав, написав, что он принят большинством голосов, это, по существу, было уже подлогом.

Спор об уставе не был окончен, и то, что Шевцов считал своей победой, лишь приблизило его падение. Горячая схватка, происшедшая на заседании Всерайонного совета, заставила многих ребят взглянуть по-другому на этого либерального говоруна.

Вася Алексеев с самого начала открыто, в глаза говорил Шевцову, что ему не место в Союзе молодежи. Теперь уже многие члены совета были согласны с этим. Организации четырех крупных рабочих районов договорились совместно добиваться отстранения Шевцова от руководства. Всё же для самого Шевцова удар, сваливший его, был неожиданным. Его взгляды слишком отличались от взглядов этих рабочих ребят, и ему трудно было предвидеть, какую бурю вызовут деньги, добытые им для Союза. Шевцов с гордостью рассказывал, что заводчик Эммануил Нобель внес в кассу «Труда и света» 300 рублей. Рабочие ребята насторожились.

Исполком «Труда и света» жил вообще на широкую ногу: напечатал тысячными тиражами свой манифест, устав, листовки. На Петроградской стороне было снято просторное помещение. Ребята там еще не бывали, но Дрязгов и Метелкин говорили таинственно:

– Раскроете рты. Сейчас там красят всё – и стены, и двери, и потолки. Вот уйдут маляры, проведем электричество, обставим кабинеты… Увидите своими глазами. Всё новенькое, всё самое хорошее, всё будет сверкать!

Районные организации часто сидели без копейки, не на что было купить писчую бумагу и почтовые марки. Из каких же кошельков шли деньги Шевцову, и почему делал пожертвования Нобель?

Районы потребовали финансового отчета. Шевцов долго и не очень ясно докладывал Всерайонному совету: от Выборгской организации получили столько-то, от Нарвской столько, от Петроградской… Были поступления от отдельных лиц…

– Что за лица такие? Эммануил Нобель?

– Да, Эммануил Нобель пожертвовал нам триста рублей…

– Раньше на «Маяк» давал, а теперь на «Труд и свет»?

– Почему вы не допускаете, что у господина Нобеля взгляды могут измениться? Я считаю, что его пожертвование говорит о такой именно перемене. Нобель теперь сочувствует рабочей молодежи.

– Знаем, кому он сочувствует! Первейший капиталист на всю Европу! Нобель не изменился к рабочей молодежи. Скажите, что вы, Шевцов, ей изменили. Так правильнее будет! – кричали из рядов.

Опять Дрязгов махал колокольчиком. Шевцов, оборачиваясь к нему, разводил руками:

– Это обструкция, они хотят сорвать заседание.

Но когда он продолжил свой отчет, шум стал еще сильнее. Странно всё получалось. Расходы исполкома были намного больше поступлений.

– Где еще брали деньги? – требовали ответа от Шевцова.

– Я ведь сказал – от разных лиц. Я сам со своей сберегательной книжки снял тысячу четыреста рублей и истратил их на выпуск брошюр, а также на ремонт помещения. Не хотел об этом говорить, вы вынудили меня.

Он сделал паузу и стоял за столом с трагическим видом. Но это уже не производило впечатления, ему не верили больше. Было похоже, что деньги взяты из источников, о которых Шевцов предпочитает не говорить. У Нобеля брал, где еще побирался?

Встал Вася Алексеев:

– Пускай об этих деньгах хорошенько подумают товарищи, которые на прошлом заседании поддерживали шевцовский устав. Тут цепочка одна – Шевцов пишет устав на манер того, что у общества «Маяк», а Нобель, который раньше давал деньги «Маяку», теперь дает Шевцову. Правда, меньше. «Маяку» он платит пять тысяч в год, Шевцову отвалил три сотенных бумажки. Ничего, может, еще отвалит, деньги у него есть. А Шевцов постарается заслужить. Всё, что он делает в Союзе, – всё это в интересах буржуазии, так как отвлекает молодежь от борьбы за дело рабочего класса. Шевцов знает, что делает, но вы… Неужели вы не видите, что он заставляет вас плясать под дудку господ нобелей?

– Я протестую! – кричал Шевцов. – Эти нападки направлены к расколу нашей организации.

Он кричал еще что-то о большевиках, обвинял их в покушении на свободы… Слов было уже не разобрать в поднявшемся возмущенном гуле. Все вскочили с мест.

Дрязгов растерянно стоял, забыв про свой председательский колокольчик. Он не смел заступиться за Шевцова.

Вася Алексеев снова вышел к столу:

– Мы занимались политикой и будем ею заниматься – в интересах революции, в интересах рабочего класса, и вы, господин Шевцов, напрасно надеетесь нам запретить это. Рабочая молодежь не пойдет за вами. А вам, я повторяю снова, вам пора уходить. Вам с рабочей молодежью не по пути. Мы категорически требуем вашего ухода.

На этом заседании Шевцов был снят с председательского поста. Никто не выступил в его защиту.

Только потом, когда делегаты районов разошлись, Шевцов собрал исполкомовцев в своем солидном и тихом кабинете. Он пробовал спасти что было можно. Председателем сделали Дрязгова – в нем Шевцов был уверен, – решили скорее закончить ремонт помещения, устроить там торжественное открытие организации «Труд и свет» Может быть, молодежь, увидев, как старается для нее исполком, снова пойдет за ним, отвернется от Алексеева, от всех этих большевиков, вносящих смуту и раскол?..

На съезде партии

В конце июля – начале августа происходило событие огромного исторического значения – в Питере заседал съезд партии. Вася был делегатом. 26 июля собрались в небольшом доме «Сампсониевского братства» на Выборгской стороне. Михаил Степанович Ольминский поднялся на возвышение. Он был самым старшим среди двухсот делегатов, заполнивших зал, ему перевалило за пятьдесят, и Васе этот красивый, статный человек в сюртуке казался стариком. Съезд был молод, средний возраст делегатов не достигал и тридцати. Даже Вася в свои двадцать лет не был самым юным. В зале сидели делегаты, которым едва исполнилось восемнадцать-девятнадцать. Но здесь был цвет партии, и он собрался для решений, которым предстояло определить пути истории, судьбу поколений и народов.

– Товарищи! Организационное бюро по созыву партийного съезда поручило мне открыть съезд, – сказал Ольминский.

Вася слушал его спокойную и торжественную речь и вглядывался в лица делегатов. Некоторых он знал раньше, о многих слыхал. Перед открытием съезда делегаты стояли группами, разговаривали. То к одному, то к другому из входящих бросались навстречу товарищи. Долго жали руки, обнимались. Встречались старые друзья, не видевшиеся многие годы. Их дружба началась на сходках и маевках, в тюрьмах, в далеких поселениях.

Знакомясь с новыми товарищами, многие называли себя подпольными именами: «Владимир», «Вера»… Впрочем, это была не только старая привычка. Съезд, собравшийся в «свободной» России, проходил полулегально. Временное правительство могло его разгромить, и это все понимали. Вася знал, что вокруг «Сампсониевского братства» и дальше на примыкающих улицах стоят рабочие патрули, в разных домах и дворах, скрытые от постороннего глаза, заняли позиции боевые дружины. Но думалось не о том, что могло случиться сегодня. Думалось о светлом завтра, о великом повороте, для подготовки которого и собрался съезд.

Первое заседание было недолгим, решили только, как дальше работать, выслушали несколько приветствий, но уже со следующего утра работа пошла напряженно, заседали с 10 утра до 10 вечера – очень многое предстояло обсудить, а времени терять было нельзя.

В первый день Яков Михайлович Свердлов, говоря о том, как организационное бюро готовило съезд, заявил:

– По вопросу о докладчиках организационное бюро сделало всё, что могло, но съезду придется отказаться от тех докладчиков, к голосу которых мы привыкли прислушиваться.

Его могучий бас зазвучал приглушенно. Вася снова непроизвольно обежал глазами зал. Трудно было смириться с тем, что Ленина нет на съезде. Опять в подполье…

О Ленине думали все. Едва Ольминский открыл съезд, как предложили выбрать почетным председателем Ильича. Разом поднялись руки делегатов – все до единой. И чем дальше шел съезд, тем очевиднее было, что Ленин занимает тут не только почетное место. Он в самом деле руководил – незримо, но постоянно. От него исходили положения главных докладов, им были продуманы решения. Свердлов ведь сразу сказал:

– Будет сделано всё, чтобы получить резолюции отсутствующих товарищей и выяснить их отношение к предлагаемым резолюциям.

И это было сделано. Но всё равно так хотелось, чтобы Ленин был здесь, между ними, – в зале, за столом президиума, на трибуне… А вместо этого приходилось решать вопрос о его явке на суд Временного правительства. Делегаты волновались. То, что они думали, сказал Дзержинский:

– Мы должны разъяснить товарищам, что мы не доверяем Временному правительству и буржуазии, что мы не выдадим Ленина…

Так и решил съезд.

Три дня шли заседания в зале «Сампсониевского братства», на четвертый делегаты по дороге на съезд прочли в газетах о новом постановлении Временного правительства. Военному, морскому министерствам и министерству внутренних дел давалось право закрывать собрания и съезды, «которые могут представлять опасность в военном отношении или в отношении государственной безопасности».

– В нас прицеливаются, – заметил Вася.

За последние недели много большевиков было схвачено и брошено в тюрьмы. Делегаты знали, что происходило в июльские дни во дворце Кшесинской, как орудовала в партийной типографии воинская команда, присланная «для охраны». Об этом рассказал на съезде Яков Михайлович Свердлов:

– Караул занял помещение и организованно, умело, холодно произвел разгром типографии. Караул состоял из взвода кавалеристов под командой двух офицеров. Когда мне удалось после разгрома войти в типографию, картина была ужасная. В конторе всё разбито: телефон, бювар, стол; шрифт весь рассыпан и смешан, набор тяжелым орудием разбит и разгромлен. Громилы проникли и в машинное отделение. Орудовали ломами, пускали машину задним ходом, часть машин совершенно разбита.

Надо было принять меры на случай, если съезду придется оборвать работу, не доведя ее до конца. В тот день заседание было закрытым. Даже протоколов не вели. Выбирали новый Центральный Комитет. Каждого кандидата тщательно обсуждали – кроме нескольких самых известных товарищей. Когда называли имя, кандидат вставал и выходил за дверь…

Голосование было тайным, подсчет голосов поручили президиуму, а результаты решили не оглашать. Реакция ведь охотилась за большевистскими вождями. Только на последнем заседании, когда съезд уже закончил всю работу, были названы некоторые цифры. Серго Орджоникидзе предложил объявить, кто получил наибольшее число голосов. Тогда было названо имя Ленина, и съезд бурной овацией встретил его.

На следующий день после выборов «Сампсониевское братство» уже пустовало. Напрасно рыскали сыщики Временного правительства. 30 июля вечером делегаты собрались уже в другом конце города, за Нарвской заставой. Они заполнили комнату райкома на Новосивковской, ту, где со времен чайной стоял старый бильярд с порванным сукном. Теперь бильярд убрали, но комната всё равно была слишком мала. Усевшись, прослушали и обсудили два доклада о текущем моменте. Говорили о войне, об отношении к Советам, о курсе, который партии предстояло взять.

– Завтра с утра соберемся в другом месте, в доме номер два по Петергофскому шоссе, сразу у Нарвских ворот. Там сможем работать в более удобных условиях, – объявил в конце заседания Яков Михайлович Свердлов.

Вася стал объяснять товарищам, как попасть в новое место. Он всё там знал, ведь он и предложил перенести заседания съезда туда. Вечером 29 июля Яков Михайлович Свердлов приехал на Новосивковскую. Вася Алексеев был уже в райкоме. Свердлов совещался с Косиором, познакомился со всеми товарищами в райкоме, каждого расспросил, давно ли в партии, много ли работал в подполье, к чему его больше влечет. С Васей он говорил, как со старым знакомым. Память на людей у него была необыкновенная, и Васю он знал хорошо.

Свердлов показал газету, где было решение о запрете съездов.

– Прихлопнут, сволочи, – проговорил сквозь зубы секретарь райкома Эмиль Петерсон. По его лицу пошли желваки, кулаки были крепко сжаты.

– А вот мы не дадим прихлопнуть съезд, – как-то весело сказал Свердлов. – Вспомним старое и перейдем на нелегальное положение. Съезд переедет сюда, за Нарвскую заставу.

В его глубоком рокочущем голосе звучали энергия и уверенность. Он говорил о том, что путиловцы, конечно, сумеют защитить съезд. Он знал каждую красногвардейскую дружину в районе. В сущности, у него уже был готовый план, как всё организовать. Надо было только выбрать помещение.

Тогда Вася и сказал о домике – сразу за Нарвскими воротами, слева, если ехать из города.

– А что это за дом?

– Да какой-то полковник жил, потом дом пустовал долго. Помещение меньше, чем на Сампсониевском, да ничего, поместиться можно. Хотите, я вас туда сейчас сведу? Задами тут недалеко.

– А что ж, пошли!

Они были в домике возле Нарвских ворот уже через несколько минут. Яков Михайлович всё осмотрел – где можно собраться, каковы подходы к дому, как из него выбраться в случае тревоги. Всё нужно было учесть.

– Подойдет.

Он еще раз напомнил об охране, о квартирах для приезжающих делегатов, о том, что надо как-то организовать питание.

Той же ночью взялись за дело. В охрану отбирали дружинников, вооруженных наганами или крупнокалиберными пистолетами – маузерами, смит-вессонами. Дружинники должны были разместиться вокруг домика, не привлекая к себе внимания. Распределяли красногвардейцев по сменам, чтобы патрули действовали круглые сутки – днем оберегали съезд, ночью следили, не подтягиваются ли карательные отряды, не собираются ли для нападения.

Дружинники решили, что охраны, вооруженной револьверами, все-таки мало. На свой страх и риск поставили на чердаке возле слухового окна пулемет. Позиция была удобная, тут, в случае нужды, можно было долго сдерживать нападающих. Пока пулемет тщательно замаскировали. Никто о нем не знал.

Райкомовцы ходили по квартирам рабочих:

– Надо на несколько дней приютить приезжего товарища.

Везде жили очень скученно, но отказов райкомовцы не встречали. «Квартирный вопрос» разрешили легко. Что за приезжий товарищ, почему надо его приютить, рабочие не спрашивали. Привыкли с давних времен.

Всё делалось быстро. В домике на Петергофском шоссе расставляли скамейки, столы. Большевики, работавшие в продовольственной управе, сумели получить талончики, по которым можно было накормить приезжих.

31 июля съезд уже заседал в домике возле Нарвских ворот. И здесь было тесновато. Сидя на скамейке, Вася чувствовал плечи товарищей, прикасавшиеся справа и слева к его плечам. Но от этого как-то становилось лишь веселее. Настроение было приподнятое. В этот день делегаты получили ленинскую работу, обращенную к съезду. В кармане у Васи лежала брошюра «К лозунгам». Вася взял брошюру и стал снова читать, во второй уже раз.

Вот оно, ленинское слово! Оно дошло до съезда, до каждого делегата. Брошюра у всех в руках. Пускай Ильич в подполье, пускай ему нельзя сюда. Пускай закрыты большевистские газеты, разгромлена типография – Ленин всё равно говорит с товарищами по партии о самом важном, о том, что надо делать теперь, куда идти. Его брошюру привезли матросы из Кронштадта, там она напечатана в дни съезда, и, читая ее, делегаты слышат, как Ленин говорит с ними.

А Ленин говорит о том, что после 4 июля политическое положение в России коренным образом изменилось. Власть перешла в руки контрреволюции. Мирное развитие революции стало невозможным. «…Власть нельзя уже сейчас мирно взять. Ее можно получить, только победив в решительной борьбе действительных обладателей власти в данный момент, именно военную шайку, Кавеньяков, опирающихся на привезенные в Питер реакционные войска, на кадетов и на монархистов».

Теперь курс на вооруженное восстание! Вот о чем говорит съезду Ленин. И съезд принимает этот курс.

* * *

В десять вечера Свердлов закрывает очередное заседание. Делегаты расходятся небольшими группками. Но многим надо еще собраться в секциях и подсекциях, там тоже подготавливаются важные решения. Вася идет в подсекцию по организации молодежи. В небольшой комнате ребята окружили Надежду Константиновну Крупскую, она сегодня докладчик. Пришли и пожилые товарищи, состоящие в партии по десять-пятнадцать лет. Как организовать молодежь – это всех интересует.

Час поздний, уже темно, но света решают не зажигать. Не надо привлекать к дому внимание.

После доклада долго спорят. Какими должны быть молодежные организации? Создавать ли их при партии или лучше, чтобы они были организационно самостоятельны, а связаны с партией лишь духовно? Называть ли Союз молодежи социалистическим?

У Васи на этот счет сомнений нет. Для него такие вопросы уже решены жизнью, в Союзе молодых рабочих Нарвской заставы: партийная организация их не опекает, а молодежь идет за большевиками.

– И зря некоторые боятся назвать Союз социалистическим. Мол, название отпугивать будет. У нас Союз с самого начала так назван, и это не испугало рабочую молодежь. Молодые пролетарии не из пугливых, это уже история показала, это каждый день показывает жизнь.

В таком духе и строится доклад съезду, который слушает его вечером 2 августа. Вася сидит, подавшись вперед. Записная книжка в руках, он готов выступить сейчас же.

До него говорит только один оратор – Смилга. Начинает с того, что в общем согласен с докладом. Но это только дымовая завеса, – Смилга далек от ленинских позиций. Оказывается, что он не поклонник названия «социалистический». Лучше бы назвать молодежные организации «союзами… стоящими на классовой точке зрения», утверждает он.

В общем, возобновляет спор, который был уже в подсекции.

– Слово предоставляется вне очереди представителю Союза социалистической молодежи товарищу Алексееву, – объявляет председатель.

И Вася поднимается на трибуну. Он рассказывает о работе Союза, о борьбе, которая идет в организации «Труд и свет», о том, как оборонцы стараются отвлечь молодежь от политики. Говорит он и о том, как молодые интернационалисты добиваются решения коренных вопросов, интересующих рабочую молодежь, как они готовят создание нового союза взамен «Труда и света», который их вовсе не удовлетворяет.

– На основании опыта этих месяцев я настаиваю на принятии предложенной резолюции как наиболее обеспечивающей интересы социалистической молодежи.

Он возражает Смилге:

– Мы считаем необходимым оставить название «социалистический». Определение «стоящий на классовой точке зрения» может быть просто непонятно для широких слоев молодых рабочих.

Он сходит с трибуны, провожаемый аплодисментами. А в конце заседания он опять на трибуне.

– Последнее слово в прениях принадлежит представителю социалистической молодежи, – объявляет председатель.

Вася снова выступает в защиту резолюции, говорит о том, что рабочая молодежь дружно поддерживает большевиков. Она и на свои собрания неизменно зовет их, а эсеров, меньшевиков не хочет и слушать.

Он уже видит новый союз. Он вместе с товарищами многое сделал, чтобы его создать. Он говорит съезду и о том, что вынашивает давно, что стало его мечтой – о молодежном журнале.

– В ближайшем будущем мы собираемся создать свой орган и просим съезд через ЦК оказать нам материальную поддержку. Орган будет внедрять в умы молодежи идеи Интернационала. Мне думается, что он должен находиться под нашим партийным руководством.

Через несколько минут председатель ставит резолюцию на голосование. Съезд принимает ее единогласно.

«В настоящее время, когда борьба рабочего класса переходит в фазу непосредственной борьбы за социализм, съезд считает содействие созданию классовых социалистических организаций рабочей молодежи одной из неотложных задач момента и вменяет партийным организациям в обязанность уделять работе этой возможный максимум внимания».

Так сказано в резолюции, и с этой минуты она становится партийным законом.

– Ставлю на голосование предложение товарища Алексеева о материальной поддержке журнала Союза молодежи, – объявляет председатель. – Кто за? Кто против? Кто воздержался?

«Принято единогласно», – записывается в протоколе.

Съезд уже принимает другие резолюции, выступают ораторы, проходит голосование. Вася слушает Землячку, Джапаридзе, Серго, Лациса, Свердлова… Он вместе со всеми решает самые важные дела партии. И всё время думает о том, что произошло вот сейчас. Партия, а с ней и Россия подошли к великому перелому. Все решения, которые принимаются здесь, имеют одну главную цель: готовить вооруженное восстание, победу рабочих. И несмотря на это, съезд нашел возможность и время так определенно и ясно сказать об организации молодежи, о ее Союзе. Но почему – несмотря? Именно потому! Ведь в резолюции сказано прямо, что партия «отдаёт себе отчет в том огромном значении, какое рабочая молодежь имеет для рабочего движения в целом».

Вася оглядывает сияющими глазами товарищей. Ему трудно усидеть на месте. Надо бы скорее повидать ребят – Петю Смородина, Ваню Канкина, Колю Фокина, Леопольда Левенсона… Да, всех! Сколько дел надо сделать! Теперь уже скоро, совсем скоро будет в Питере Социалистический Союз молодежи. В Питере и во всей стране.

После заседания он выходит на улицу, поглощенный этими мыслями. Петергофское шоссе убегает в вечернюю мглу реденькой цепочкой тусклых глазков-фонарей. Лица прохожих трудно разглядеть. Вася всматривается в фигуры людей, остановившихся неподалеку. Там человек пять, на гуляющих они не похожи, да и кто гуляет в такое позднее время? Он быстро подходит к людям в кепках. Один из них идет ему навстречу, держа руку в кармане. Они почти сталкиваются.

– Смолин, Иван?

Это свой, путиловский большевик.

Они хлопают друг друга по плечу и смеются – весело, облегченно. Вот ведь, не признали один другого, а еще друзья.

И сразу расходятся. Вася шагает в сторону завода. Смолин с ребятами остаются. Вася знает, чем занят Иван. Он начальник охраны съезда.