Текст книги "Бойцы, товарищи мои"

Автор книги: Семен Борзунов

Всегда в походе

Статистика пока не располагает сведениями о возрастном составе участников Великой Отечественной войны. Но одно совершенно очевидно: удар приняло на себя молодое поколение Страны Советов, рожденное Октябрем. Детство рабочих и крестьянских парней было опалено порохом гражданской войны. У них, как и у Советской власти, было все в жизни первым – нэп, индустриализация, ликвидация кулачества, коллективизация сельского хозяйства, ударничество, школы ФЗУ, рабфаки, вузы, втузы…

Им, молодым, отдавали свои знания учителя старой школы, мастеровые, профессура, ставшая на сторону революции и посвятившая себя тому, чтобы создать советскую интеллигенцию.

Фашистское нашествие было для молодых людей покушением на Советскую власть, которая была их собственной плотью и кровью. Они дрались с врагом, не щадя жизни, дрались по зову своего сердца. Они обладали неисчерпаемым зарядом идейной прочности, стойкости, которую не могла поколебать ни фашистская пропаганда, ни зверства гитлеровских выкормышей, ни их бронированные полчища.

Тот, о ком я пишу, как и многие его сверстники, вырос в рабочей среде. В семье было восемь душ. Его братишки и сестренки хорошо знали, что такое голод и нужда, знали, что честный труд на благо Родины – высшее призвание нового человека, воспитанного Ленинским комсомолом, Коммунистической партией.

Детство Жени Петрова было опалено суровыми годами гражданской войны. Вместе со своим закадычным другом Шурой Ивановым он часто ходил к северному семафору. У того загадочного семафора на станции Няндома, расположенной на полпути между Вологдой и Архангельском, высились причудливые холмы. Северный склон их был опоясан окопами, а перед ними – колючая проволока в несколько рядов. «Смотри, брюхо не распори», – предупреждал друга Шура. И с гордостью рассказывал: «Батя мой говорил, что в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом годах, когда мы с тобой еще и пешком под стол не ходили, вон там, за Няндомой речкой, за один городишко дрались наши не на живот, а на смерть».

Из рассказов отцов и старших братьев узнали ребята, что к концу 1918 года фронт противника в районе Шенкурска сильно вдавался выступом в расположение наших красных частей. Интервенты рвались на соединение с Колчаком. Пристально следил за обстановкой на этом северо-двинском участке фронта Владимир Ильич Ленин. По его указанию прибыл в Няндому из Петрограда Железный батальон в составе четырехсот бойцов да роты рабочих Рождественского района Питера. Из резерва Красной Армии двинулись под Шенкурск десять полевых пушек и тяжелые орудия с крейсера «Рюрик».

В январе 1919 года в сорокаградусный мороз вся Няндома провожала войска, уходящие на штурм Шенкурска. Не помогли интервентам ни окопы с проволочными заграждениями, ни пулеметные гнезда, ни тяжелая артиллерия. Красные войска захватили пятнадцать орудий, пять тысяч снарядов, две тысячи винтовок, шестьдесят пулеметов, три миллиона патронов…

Через рассказы старших укрепились в детском сознании имена командиров и героев гражданской войны на Севере: командующего Северо-Восточным фронтом М. Кедрова, военкома Н. Кузьмина, командира полка, а затем бригады И. Уборевича и многих других.

И какие это были люди! Ребятам очень хотелось быть похожими на них. Позже, из книг, они узнали, что Николай Николаевич Кузьмин с 1903 года в партии. Окончил гимназию и университет. Математик и медик. Сидел в царских тюрьмах.

Это он, Кузьмин, посылал в девятнадцатом году телеграмму Ленину:

«Спешу порадовать победами наших войск на далеком Севере. 14 октября после 3-дневного пехотного и артиллерийского боя под умелым руководством комбрига Уборевича наши малочисленные части взяли, благодаря глубокому обходу, хорошо укрепленную деревню Сельцо, на левом берегу Северной Двины, и, само собой, пал неприступный городок на правом берегу, покинутый в панике англо-американскими войсками, несмотря на полученное ночью подкрепление в 500 штыков».

В феврале 1920 года Архангельск стал советским. Эта победа была рапортом бойцов Севера IX съезду нашей партии.

Слушали ребята разговоры матерей о том, как в гражданскую войну они правдами и неправдами добирались к Белому морю за солью, терпели надругательства от чужеземных солдат; о том, как в одной деревеньке на Онеге читали им вслух письмо американского офицера. Будто бы богатая Америка пришлет крестьянам России муку и что угодно, если они, русские мужики, не будут поддерживать большевиков, а не то разговор короткий. Будто бы Америка разбила Германию, а Россию-то им уничтожить ничего не стоит.

И думали ребята: хоть бы скорее подрасти, чтобы показать, как говорят старшие, кузькину мать той самой Америке!

…А тот скорбный день 1924 года ребята запомнили навсегда.

Январь принес морозы. Густыми узорами заплыли двойные рамы в окнах, припудрились инеем дверные косяки. Над крышами с утра до вечера поднимались стрелы сизых дымов, уносящих в бездонное небо домашнее тепло. В темный, звенящий от стужи вечер тревожно заголосил гудок паровозного депо. А на следующее утро над крылечками домов железнодорожного поселка повисли красные с трауром флаги. Горе словно носилось в воздухе: умер Владимир Ильич Ленин. Суровые, с каменными лицами отец и старшие братья Евгения спозаранку уходили к станкам: работали с самозабвением, не одну смену, будто мстили невидимому врагу, отнявшему у них самое дорогое – Ленина, вождя, учителя и друга всех угнетенных и обездоленных.

Сестренки выполняли домашние задания. С обложки учебника смотрел на них человек с добрым сердцем. Он даже на бумажном листочке был живым, и, казалось, слышался его мягкий отеческий голос: «Учитесь, дети, учитесь! Впереди у вас большие дела».

В тот год ребята пошли в школу. Они любили забираться на горы теплого шлака и с высоты наблюдать за тем, что делается у паровозного дело – этого рабочего царства. Все, что они видели: и корпуса, вытянувшиеся полукругом, и ниточки рельсов, расходящиеся веером в разные стороны, – все это было народное достояние. С замиранием сердца следили они, как паровозы, вернувшиеся из рейса, тихо-тихо вползали на тележку поворотного круга. А потом эти паровозы в клубах пара быстро сходили с тележки и скрывались за массивными воротами депо.

Часами, затаив дыхание, смотрели ребята за тем, как крутились трансмиссии в механическом цехе, как вырывался из трубы котельной пар и пел, наверное, на всю вселенную. Слушали, как заливисто играл гудок, обладающий какой-то магической силой. Он поднимал рабочий люд с постелей, извещал об обеденном перерыве, отпускал в конце смены домой. И не было у ребят выше мечты, чем поскорее побывать под крышей депо, где трудились их отцы и братья.

Вскоре мечта сбылась. После окончания ФЗУ наступила первая рабочая смена. Женя Петров и Шура Иванов меняли тормозные колодки на старых, поизносившихся паровозах, которые ласково называли «овечками». Мелькали их фамилии в стенной газете. Доброе слово слышали они о себе по местному радио.

…Лежали в комодах вырезанные из многотиражки заметки о передовиках соревнования. На паровозах, отремонтированных подростками, устанавливались рекорды скоростного вождения поездов. Что ни день, на привокзальной платформе проводились митинги. Героев-машинистов встречали цветами под звуки духового оркестра. На домах красовались портреты отличившихся. К дверям многих квартир, как мемориальные доски, были прибиты щиты: «Здесь живет лучший машинист СССР».

Накануне семнадцатой годовщины Октября, когда и ребятам исполнилось по семнадцать, в клубе состоялось торжественное собрание. После доклада отличившихся в труде под туш вызывали на сцену. Председательствующий громко и отчетливо называл имя, отчество и фамилию. Дошла очередь до старого мастерового Ивана Васильевича и его напарника – Жени Петрова. Вот он толкает Женю в бок: вставай, мол! А коленки предательски дрожат. Хватит ли сил преодолеть несколько ступенек и подняться на подмосток? Как набраться смелости, выйти на глаза людям, которые знали тебя конопатым, босоногим, а теперь не в шутку, а всерьез вызывают на сцену аплодисментами?

Иван Васильевич как-то неловко, угловато смахивает кулаком слезу и глухим голосом бросает в зал:

– Спасибо, товарищи, за доверие. За такое, если надо, и горы свернем!

И вот в руках у Евгения Петрова первая премия: бобриковое пальто, синее с переливом.

Отныне, как и Иван Васильевич, он – ударник!

Часто Евгений выпускал у себя в цехе стенгазету «Промывка». Не знал, не гадал он, что она, эта «Промывка», круто повернет его судьбу. Робкие шаги в многотиражке. И жадное желание познать тайны родного языка…

Потом комвуз, Государственный институт журналистики и литературный кружок, которым руководил старый профессор – друг Вячеслава Шишкова.

В один из вечеров в гости к литкружковцам приехал сам Вячеслав Яковлевич Шишков. Начал с шутки:

– Уважаемый профессор присвоил мне звание шефа-консультанта вашего кружка. Пусть будет так. Люблю иметь дело с молодыми. И отказать в просьбе профессора не могу. У нас с ним старая дружба. Немалую помощь оказал мне в работе над «Угрюм-рекой», помогает создавать и «Пугачева». Вам, молодые люди, очень повезло. В добрые руки вы попали.

Почти хором прозвучал один и тот же вопрос:

– Как нам научиться писать?

– Рецептов давать не умею. Да их в нашем деле и не может быть.

Вячеслав Яковлевич в тот вечер говорил о том, что писателю необходимо индивидуальное своеобразие, свое лицо, о том, что штамп, шаблон, стандарт – злейшие враги всякого искусства. Что главное в творчестве – правдивое изображение жизни, смелая выдумка, зрительное, образное слово. Будьте беспощадны к себе!

…Зима 1939 года пришла рано – снежная, суровая, злая. Неву и каналы сковало льдом. В небе ни облачка. В звенящем воздухе необычно резко звучали сигналы «эмок», звуки трамваев.

Вокруг свирепствовала стужа. Казалось, что где-то близко сгущаются тучи и вот-вот грянет гром. Первым разрядом неурочной грозы стало короткое известие: на финской границе совершена провокация…

Это совсем рядом. Выходит, что беда подкатилась к порогу нашего дома. В мирную жизнь людей пришло необычное слово: «Война!»

А через год бывшие студенты надели красноармейские шинели. Они совершали многокилометровые марши, ползали до остервенения по-пластунски, хорошо познали суворовское правило: «Тяжело в учении – легко в бою».

Не испытав тягот солдатской службы, не поймешь сердца бойца, не будешь его верным товарищем и другом. Об этом не раз потом думалось Евгению Александровичу Петрову в грядущих боях и походах.

* * *

Великая Отечественная война началась для курсанта Евгения Петрова необычно. Ему только что вручили письмо, в котором жена сообщала о рождении сына. Товарищи по учебе плотным кольцом окружили молодого отца, стали горячо поздравлять его, драть уши, качать: терпи, мол, коль заимел наследника… А закадычный друг Колька Франчук крикнул на всю казарму:

– Сегодня, слава богу, воскресенье. Отметим такое дело, папаша!

«Эти слова Коли перебил горн, – писал позже Е. А. Петров. – Над палаточным городком, раскинувшимся на обрывистом берегу Даугавы, тревожно бился сигнал, сигнал тревоги.

К этим звукам мы привыкли. Без них не обходилась ни одна июньская ночь. Поднимались быстро, без суеты, действовали почти автоматически: на ощупь находили сапоги, ремни, подсумки, саперные лопаты, мчались к стойкам с оружием. Кто брал винтовку, кто изготовлял к походному маршу станковые пулеметы. Проходили считанные минуты. И вот наше военно-политическое училище уже в строю.

Так было и на этот раз. Только недоумевали: „Воскресенье, и вдруг тревога?“

Привычные отрывистые команды: „Равняйсь! Смирно! Направо! Шагом – марш!“

Тот же Франчук закричал:

– Погоняют, как вчера, до первого привала и обратно. Не пропадать же завтраку. Тем более, что сегодня, кажется, вместо чая какао. Чувствуется, как ароматом тянет из столовой…»

Но колонна продолжала ускоренно двигаться вперед. Вот и знакомый поворот. Здесь обычно останавливались. Но никакой команды почему-то не подается. Похоже, что не учебный, а настоящий форсированный марш.

Солнце набрало силу. Палит без пощады. Повлажнели гимнастерки, ка спинах ребят проступила соль. Как награды, ждали вечера.

В хуторах и на пригородных станциях странные картины. У ворот, в подъездах домов – толпы молчаливых, встревоженных людей. В окнах – любопытные лица. Старухи уголками платков утирают повлажневшие глаза.

Колонна шла к Риге, где находилось училище. Курсанты недоумевали: только что обосновались в летних лагерях, корчевали пни, посыпали песком дорожки, натягивали палатки. А тут вновь городские квартиры.

На подступах к городу колонна остановилась. Перед строем комиссар училища объявил о вероломном нападении фашистской Германии…

Обо всем этом по-журналистски спокойно, без надрыва и громких, бьющих на эффект фраз рассказал Евгений Александрович Петров в своей книге «Второй эшелон» (издательство «Знание»), выпущенной в 1970 году.

Рассказал о начале Великой Отечественной войны, о четырехлетней, полной опасности и лишений корреспондентской жизни, о работе многочисленных представителей армейского и дивизионного тыла, которые именовались тогда людьми второго эшелона.

Простота, непосредственность и бесхитростность изложения событий, их абсолютная достоверность и правдивость, предельная, я бы сказал, спрессованность фактов, непосредственным свидетелем и участником многих из которых был сам автор, делают эту книгу интересной и содержательной. В ней повествуется о советских воинах, которые не дрогнули в первые месяцы войны, о том, как обретали они воинскую силу и мудрость в больших и малых делах солдатских. С подкупающей искренностью и достоверностью автор рассказывает о своих боевых друзьях – писателях, журналистах, наборщиках, печатниках. О работниках полевой почты, тех, кто приносил в окопы весточки от родных и близких. О шоферах, доставлявших на фронт боеприпасы и питание. О тех, кто оказывал медицинскую помощь раненым. Словом, о всех, кто был верным другом и помощником воинов в их страдном деле. Как и сам автор, все они трудились день и ночь, в будни и праздники, без выходных, ежечасно ощущая дыхание боя и своим посильным трудом влияя на его исход. Эти люди умели бить врага в обороне и в наступлении. Они перенесли горечь утрат, познали радость успеха, радость победы.

С первого и до последнего дня войны Евгений Петров находился на фронте – сначала рядовым корреспондентом газеты 11-й армии «Знамя Советов», а с 1944 года возглавил редакцию дивизионной газеты «Советский патриот» – самую близкую к солдатам переднего края. По собственному опыту знаю, что фронтовые газетчики были весьма сведущими в боевых делах людьми, к их мнению прислушивались, с ними считались различные категории командного и политического состава. Такая была уж у них работа. Больше и чаще других встречались они с непосредственными участниками боевых операций, глубоко изучали эти операции, анализировали и сопоставляли факты, прежде чем передать эти материалы в свои органы печати. И не раз бывало так, что в один и тот же день корреспондент завтракал в штабе дивизии, обедал на командном пункте полка, а ужинал где-то в роте, вместе с солдатами переднего края. А иногда и вообще оставался без ужина. Таких людей на фронте было не так уж много, и к ним, этим «счастливчикам», как раз и принадлежал Евгений Петров.

«Мы, корреспонденты, – чистосердечно признавался он, – по правде сказать, гонялись в поисках отважных ребят. Однажды я добрался до одной такой батареи. Решил, как говорят, с ходу брать быка за рога, начал расспрашивать, выпытывать боевые эпизоды. Но меня вежливо остановили:

„Завтракал?“

„Нет“.

„Тогда жди. Освободится котелок – испробуешь нашей каши, гречки со свининой. Язык проглотишь!“»

Пришел черед, и повар отвалил полный черпак. Петров достал из кармана алюминиевую ложку с обмотанным черенком. Торопился. Да где там! Каша почти не убывала. Вкусна, да больно горяча.

В этот момент наблюдатель доложил:

– Справа немецкие танки!

– Менять позицию! – приказал командир батареи.

Черепашками, почти бесшумно подкатились к пушкам тягачи на гусеничном ходу. К кухне прирулила полуторка. Никакой суеты. Хладнокровно и деловито.

Корреспондент так и продолжал стоять с дымящимся котелком, не зная, куда податься.

– Становись на крыло, – крикнул ему водитель полуторки. – На новом месте доешь. Не пропадать же добру!

К этому эпизоду относишься с полным доверием. Автор, как всегда, ничего не говорит о себе, о своем участии во внезапно разыгравшемся бое, но мы знаем, что корреспонденты в таких случаях не оставались в стороне. Четыре дня гудела земля под ногами воинов. Части 11-й армии, принявшие первые бои на литовской границе, отбросили гитлеровцев на сорок километров. Враг не ожидал контрудара советских войск. И это его так ошеломило, что 19 июля он вынужден был прекратить наступление и перейти на этом участке к обороне. Тогда же Евгений Петров отметил в своем блокноте: «Исхожена вдоль и поперек земля под Старой Руссой. „Исхожена“, пожалуй, не то слово. Газетчики вместе с солдатами ползали по-пластунски, перебирались через трясины, окапывались. Старыми знакомыми стали отдельные кустики, пригорки, ручейки».

И это далеко не все. Фронтовики знают, что было еще множество неудобств и всяческих военных неприятностей. Не раз корреспонденты попадали под бомбежки и ожесточенные обстрелы врага, месили непролазную грязь, мужественно переносили жару, дожди и морозы, держали оборонительные рубежи и оголенные фланги, ходили вместе с бойцами в атаки, дозоры, разведки, устраивали снайперские засады…

И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год – всю войну.

Как офицер и журналист, Евгений Петров был участником наступательных боев в первые месяцы войны, в районе озера Ильмень и окружения 16-й немецкой армии в начале 1942 года под Демянском. Тогда, по самым скромным подсчетам, в «котел» угодило около семидесяти тысяч гитлеровцев, сотни орудий, автомашин и другой техники. Журналист был среди тех, кто с боем врывался в города и села Белоруссии. Как освободитель он вошел в братскую Польшу, штурмовал логово врага… Множество боев, сотни и тысячи километров страдного пути – все пройдено, пережито и изведано.

Евгений Александрович с полным правом утверждает, что слово на фронте было таким же оружием, как и винтовка. Оно зажигало ненавистью сердца солдат, поднимало их в атаку, разило врага. Слово в то же время согревало людей, помогало им в трудные дни.

«Однажды редакция решила дать передовую статью о том, что солдат должен беречь себя, – вспоминает Евгений Александрович. – В ней, в частности, говорилось: выиграть бой, победить может тот, кто не жалеет пота, чтобы вырыть окоп, соорудить хорошее укрытие. Очередной номер газеты открывался броской, крупно набранной строчкой: „Люби лопату“.

Через некоторое время начали поступать отклики. Командиры подразделений говорили нам, корреспондентам:

– Деловая статья, вслух читали. Крепко подействовала. Даже лентяи за лопату взялись.

Невозможно, конечно, и приблизительно подсчитать, сколько жизней сберегла такая газетная передовица. А сколько их было, подобных статей? Газетные строчки стреляли по врагу, и мы, журналисты, не жалели сил, чтобы наш огонь был наиболее точным».

Но, разумеется, не все журналисты на фронте в одинаковой степени везли тяжелый корреспондентский воз. Творческий состав своей редакции Евгений Петров шутя делит на «батраков» и «писательскую гвардию». Писатели выступали с рассказами, очерками, стихами. Ставили на страницах газеты проблемные вопросы и решали их художественными средствами.

«Батраками» же назывались те корреспонденты, которые то и дело совершали походы на передовую – к пехотинцам и артиллеристам, к саперам и минометчикам. «Часто мы и ели из котелков вместе с солдатами, и спали среди них на полу землянок, и отбивали вражеские атаки вместе с теми, о ком писали потом свои заметки и очерки.

Снаряжение у „батраков“ нехитрое; револьвер системы „наган“, противогазная сумка, набитая записными книжками и сухарями. Карманы шинели оттянуты патронами и гранатами. Их минимум две; одна для врага, другая, на крайний случай, для себя…

Некоторые наши корреспонденты имели фотоаппараты – то были „батраки“ высшего класса».

В книгах Евгения Петрова убедительно показано, что фронтовые корреспонденты постоянно находились в поиске: искали новые интересные материалы, новых героев, новые формы подачи. Их корреспонденции не только призывали к смелым и решительным действиям, но и учили побеждать врага малой кровью. Журналисты находили бывалых воинов, имеющих личный опыт боев за отдельные строения и улицы городов, в лесах и болотах, на песчаной и гористой местности, и организовывали от их имени материалы: «Газетными строками мы вели разговор с воинами».

Журналисты ежедневно были не столько «на колесах», сколько на собственных ногах. Отдыхали накоротке. Спали в кабинах грузовых машин, на подводах, в блиндажах, укрывались шинелями и плащ-палатками. Они мерили землю своими ногами, двигались вместе с пехотой. Корреспондент, по мнению Петрова, – это прежде всего чернорабочий, способный раскрыть суть солдатского подвига, заметить мелочи, из которых складывается воинское мастерство, увидеть технологию боя, проведенного умным командиром.

Работники дивизионной газеты, возглавляемой Евгением Александровичем Петровым, непрерывно совершали вылазки на передовую, были свидетелями и участниками многих боевых дел и каждый раз привозили в газету интересные материалы о подвигах своих однополчан. В тот же день эти материалы попадали на страницы газеты, и весь личный состав частей и подразделений узнавал имена новых героев.

Точно и коротко, как когда-то делал он это в своей дивизионной газете, описывает Евгений Александрович одну из многих атак.

«19 ноября – мощное контрнаступление под Сталинградом. Не смолкает канонада и у нас. Не забыть одного боя морской пехоты.

Под Старой Руссой есть деревня Пустынка. Она несколько раз переходила из рук в руки…

Потом Пустынка снова оказалась в руках немцев. Все постройки сгорели. Остался, как мы говорили тогда, „населенный пункт на карте“.

Пустынка. Отсюда, как с маяка, хорошо просматривалась местность. Высотка вклинивалась в нашу оборону. От рассвета до заката немцы не давали поднять головы. Зимой, весной и летом атаки не приносили успеха. Не помогала и техника. Танки и самоходные орудия даже при сильном морозе проваливались в болото.

В конце ноября стояла уже настоящая зима. Уснули стройные сосны, припудренные инеем. Из землянок штыками поднимались струйки дыма. Медленно разливалась по небу холодная заря. Безоблачный небосклон не предвещал ничего доброго. Хорошая видимость – помощник для вражеских наблюдателей и воздушных разведчиков.

Утром 23 ноября из-за леса ухнули наши орудия. Канонада нарастала. Похоже, что началась еще одна внушительная артиллерийская подготовка. Но для чего? Солдаты в окопах сидели в шинелях и ватниках, ушанки завязаны под подбородком. В такой одежде рукой пошевелить трудно, не то что наступать.

Нет, на этот раз пехота осталась на своих местах. Выступали моряки. Они выстроились в прифронтовом лесу за первой линией наших окопов. Ребята стояли в бушлатах, с автоматами и ручными пулеметами. В центре – матрос с развернутым Красным знаменем.

Снаряды еще густо ложились на немецкие позиции, а цепь моряков рванулась вперед. Парни легко, пружинисто перепрыгнули через наши окопы, преодолели нейтральную полосу и исчезли в дыму. Снаряды рвались теперь в глубине вражеской обороны. Ухо различало треск автоматов и взрывы гранат.

После грохота наступила тишина. Чем кончилась дерзкая эта атака? Успех или поражение? Медленно рассеивался дым. В просвете на высоте алело знамя.

Пустынка – не Сталинград. Но мужество везде ценится одинаково».

Выразительно рассказывает Евгений Александрович о своих товарищах по перу – рядовых газетчиках Александре Калинаеве, Николае Янтикове, Ваграме Апресяне, Сереже Аракчееве, Семене Аипове, Михаиле Строкове, Николае Лисуне и других. Они частенько совершали походы на передовую, по душам говорили там с солдатами в окопах и траншеях о их житье-бытье, узнавали о тех, кто совершал вылазки в тыл врага, подробно расспрашивали снайперов и саперов и, вернувшись в редакцию, «выкладывали» все это на страницы, которые в тот же день в свежем номере или листовке попадали в окопы. Запоминались и передавались из уст в уста стихотворные шапки: «У победы суровый закон, он проверен в жестоких боях: побеждает тот, кто духом силен, кому в битвах неведом страх».

Евгений Петров стремится сказать доброе слово о каждом своем побратиме.

«Горячий бой, но после него выдается минута, когда солдату особенно хочется шутки, острого слова. Зная об этом, Сергей Аракчеев взялся вести в газете поэтический раздел „Будни Кости Русакова, по профессии стрелка“. Русакову присвоили звание сержанта, и свалились на него тысячи забот. И повел Сергей своего Русакова в атаки, в схватки с танками, в разведку, в вылазки за „языками“. Не было, пожалуй, в нашей дивизии бойца, который не знал и не любил бы этого отважного и веселого сержанта. Костя Русаков представлялся иногда реальным человеком даже нам, его создателям.

Сергей Аракчеев, казалось, мыслил стихами. Он не мог обойтись без рифмы даже тогда, когда газета ставила перед бойцами задачи, далекие от всякой поэзии».

Особенно тепло отзывается Петров о тех, кто работал непосредственно в редакции и походной типографии и обеспечивал выпуск газеты, – наборщиках, печатниках, корректорах, цинкографах, радистах, шоферах…

Вот лишь один штрих из жизни дивизионщиков:

«Ночью стучала наша печатная машина, росла стопа пахнущих типографской краской листков, двое корреспондентов мотались по передовой, на попутных возвращались в редакцию и тут же при свете каганца усаживались за работу, только перья скрипели.

– Эх, есть классный заголовочек! – кричит старшина Иван Казаков.

На него шикали:

– Тише, люди спят!

Но какой там сон, в пяти километрах – окопы. Стены подрагивают от глухих орудийных раскатов, в тишине доносилась пулеметная дробь, и небо на западе вспыхивало желтоватым заревом».

В таких условиях выпускалась многотиражная солдатская газета. Но еще в более тяжелом положении находились ее сотрудники, когда они попадали на передовую, в самое пекло боя. Их не баловали наградами, так как их непосредственные начальники не всегда точно знали, где и чем занимаются их подчиненные. Чаще всего корреспонденты довольствовались солдатской похвалой, идущей в их адрес. А такое случалось нередко.

Нельзя не порадоваться и тем удачным находкам и точным деталям, которые выгодно отличают книги Евгения Петрова от других им подобных по жанру и теме. Он умел видеть на войне то, что многие не видели, хотя неоднократно сталкивались с теми или иными явлениями. Я, например, неоднократно бывал под бомбежками врага, но нигде ни слова об этом не написал. Да и вряд ли смог бы это сделать с такой точностью. Не могу удержаться, чтобы не процитировать это место из книги «Второй эшелон» Евгения Петрова:

«Утром на горизонте появился немецкий разведчик. „Костыль“ то плыл, то зависал. На земле было пустынно: все движение замерло с появлением самолета, и в этот момент какая-то запоздалая машина пересекала линию фронта как раз в том месте, где ночью прошли наши войска. „Костыль“ настороженно бросился вниз, словно коршун пронесся над дорогой. Наш ухарь-шофер торопился проскочить к лесу, где укрылась его часть. „Костыль“ исчез. И, конечно же, бомбардировщики с черной свастикой не заставили себя ждать.

Небольшой участок леса воздушные пираты разбили на квадраты. Действовали педантично и размеренно. От машин с черной свастикой то и дело отделялись черные точки. Свист бомб переходил в сатанинский гул. Взрыв следовал за взрывом. Люди не успели окопаться, они укрывались в ложбинках, пластом лежали в зарослях кустарника. Казалось, что бомбы летят прямо в нас. Еще секунда – и смерть!

Я повернулся на спину. Так было спокойнее. По крайней мере можно отличить „свою“ бомбу от „чужой“.

Освободившись от крепления, бомбы опережали машину и стремительно, как к магниту, неслись к земле. Одна из них оказалась „нашей“. Мы почти оглохли, полузасыпанные земляной крошкой и ветками».

Обе книги – «Второй эшелон» и «Служба слова» – плод зрелого и яркого журналистского творчества Евгения Александровича Петрова. Он смог довольно полно и интересно рассказать о подвижническом труде своих коллег на фронте, воспеть их нелегкое занятие, сумел, что называется, показать их в деле: то главное, как, преодолевая трудности и ошибки, учась и обогащаясь опытом, шли газетчики к желанной победе. Шли через белорусские леса и болота, трясины и топи, о которых работник «дивизионки» Сергей Аракчеев образно писал:

 
Мы в том болоте сутки спали стоя,
Нас допекали мухи и жара.
Оно было зеленое, густое,
Там от застоя дохла мошкара.
 
 
Там не хотели рваться даже мины
И шли ко дну, пуская пузыри…
И если б не было за ним Берлина —
Мы б ни за что сюда не забрели.
 

Евгений Александрович Петров воскресил в нашей памяти многие важные моменты и эпизоды войны, создал запоминающиеся портреты людей – солдат, сержантов и офицеров – главных творцов нашей великой победы над фашизмом. Через их судьбы, через повседневные фронтовые дела и подвиги автор как бы изнутри раскрыл благородство души советского человека в наиболее тяжкие дни военных испытаний.

В упомянутых книгах Евгения Петрова идут как бы две параллельные линии: одна – описание боевых операций и подвигов советских людей, свидетелями и летописцами которых были фронтовые корреспонденты, вторая – показ боевой работы самих газетчиков, деятельность редакционного коллектива в самых различных ситуациях, рассказ о многих интересных журналистских поисках и находках, о методах, характере и стиле фронтовой журналистики. И все это объединено, скреплено строгой и точной достоверностью описываемых событий.

Военные газетчики делали на фронте все для того, чтобы помогать своей родной Советской Армии. В этом была их главная гуманная миссия…