Текст книги "Бойцы, товарищи мои"

Автор книги: Семен Борзунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

«В это утро я встал с особенным настроением и, как только показался утренний свет, я уже был далеко за передним краем, лежал на заранее подготовленной мною огневой позиции. В этот день убить гитлеровца я считал своей почетной обязанностью. Ждать долго не пришлось. Чужеземец выскочил из траншеи для того, чтобы срубить не саженное им дерево. И тут раздался мой выстрел. Фриц упал и больше не поднялся. Это был мой 44-й подарок народу – новогодний. Записав в снайперскую книгу 44-го, я вернулся в землянку, где ожидали меня новогодние сто граммов и вкусный обед».

Этот пожелтевший, почти истлевший листок Вострышев хранит как драгоценную реликвию. К заметке бережно приколота записка снайпера редактору дивизионной газеты: «Тов. Вострышев! Поздравляю Вас с Новым, 1944 годом и желаю Вам самых наилучших успехов в Вашей трудовой деятельности. Жму Вашу руку. Ст. сержант снайпер Шевелев».

Это была награда за тяжкий газетный труд, за опасные военные дороги, за бессонные ночи над газетной полосой.

А вскоре пришла и другая награда…

– На всю жизнь запомнилось ясное майское утро 1944 года, – рассказывал мне позже Вострышев. – После жестоких боев наша 364-я стрелковая дивизия отошла на отдых. Мы лагерем расположились в лесу, залечивали раны, принимали пополнение. В это утро на лесной поляне, в окружении белых берез, выстроились офицеры, младшие командиры, участвовавшие в последних боях. Среди них и я – военный журналист. Ярко светит солнце. Командир дивизии вручает награды. Один за другим подходят к нему командиры рот и батальонов, политруки подразделений, сержанты, солдаты. «Майор Вострышев!» – вызывает комдив. Я подхожу к нему. Он смотрит на меня по-отечески тепло и ласково: «За образцовое выполнение боевых заданий…» И я получаю орден Отечественной войны II степени. Трудно передать чувство, испытанное мною при этом. Это чувство от радостного, счастливого сознания, что здесь, на фронте, в этом боевом товариществе ты равный среди равных и твой ратный труд оценен по заслугам. И тогда я подумал: «Да, осуществилась мечта великого советского поэта – к штыку приравняли перо!»

Кончилась война. В июне 1945 года Иван Васильевич Вострышев демобилизовался, вернулся в редакцию «Комсомольской правды». Съездил в Горьковскую область, привез своих детей. У военного журналиста началась мирная жизнь…

Мирная ли? Характер у Ивана Васильевича беспокойный. Ему перевалило уже за сорок, он решил учиться. Поступил в Академию общественных наук при ЦК КПСС на факультет литературы и искусства. Через три года защитил кандидатскую диссертацию. Заведовал отделом литературы и искусства всесоюзного общества «Знание». Занимался научно-исследовательской работой в Институте мировой литературы имени А. М. Горького Академии наук СССР. Писал статьи и читал публичные лекции о русской художественной литературе…

Болезнь подкосила здоровье Ивана Васильевича, когда он работал в Отделе литературы и искусства ЦК КПСС. Пришлось уйти на пенсию. Казалось, теперь все – на покой…

Но и тут военный корреспондент, старый коммунист не сдался. Прошло некоторое время, и в «Блокноте агитатора», издаваемом Главным политическим управлением СА и ВМФ, стали появляться статьи-беседы Вострышева под рубрикой «Советы агитатору». В них автор писал об искусстве говорить с массами, о силе, ясности и выразительности речи. Затем одна за другой вышли в свет брошюры, пропагандирующие художественную литературу («Художественная литература в агитации», «Великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин» и др.), статьи в газетах и журналах о русских классиках и советских писателях.

Ивану Вострышеву не сиделось в Москве. Превозмогая свой недуг, он выезжал в колхозы и совхозы Подмосковья, пристально изучал сельскую жизнь. В результате этого в шестидесятые годы одна за другой вышли в свет две его повести – «Зимой в Подлипках» и «Ласкины». В этом литературном жанре И. Вострышев выступал впервые, и надо отметить, что он не ударил лицом в грязь, написал яркие и правдивые книги о советской деревне начала шестидесятых годов. И в этих книгах он оказался верен военной теме: главным героем повестей явился демобилизованный офицер Советской Армии Константин Ласкин, вернувшийся в родное село. Ласкин в самом начале Великой Отечественной войны юношей добровольно ушел на фронт. От Тихвина с боями прошел до Берлина. Был храбрым, отважным солдатом. А хороший солдат, как говорится, и в миру воин. Вернувшись в родное село, Ласкин увидел, что колхоз в беде: во всем бесхозяйственность, низкие урожаи, кругом убытки. И по зову сердца, по долгу коммуниста демобилизованный майор решил остаться в колхозе. Он стал работать на самом отсталом участке колхозного производства – на свиноферме. Не жалел сил, не гнушался грязной физической работы. Вскоре, по заслугам оценив самоотверженный труд Константина Ласкина, колхозные коммунисты выбрали его своим секретарем, затем колхозники оказали ему доверие – он стал председателем колхоза. Ласкин – мыслящий и ищущий человек. Он мобилизует колхозных коммунистов, поднимает всех честных тружеников на преодоление недостатков и трудностей. И колхоз начинает расти и крепнуть у всех на глазах.

Повести И. Вострышева читаются с интересом. Они написаны простым, ясным и точным языком. Радуешься удачным пейзажным зарисовкам. Чувствуешь, что автор хорошо знает и любит сельскую природу.

Ивану Вострышеву далеко за шестьдесят. Казалось бы, теперь-то ему и отдохнуть пора. Но нет! Он еще полон творческих планов. Пишет новую книгу – на этот раз о минувшей войне, которую он прошел от самого начала и до победного конца.

Осенью 1969 года Иван Васильевич выезжал в Ленинградскую область, побывал на берегах Волхова, где летом 1941 года начинал свой путь военного журналиста. Бродил в районе Тихвина по местам боев. Это ему необходимо для будущей книги.

– Нужно еще забраться в архив Министерства обороны СССР и посидеть там недельки две-три, – говорит Вострышев. – Потом в Библиотеку имени В. И. Ленина… Надо читать да читать! А после этого уехать на дачу и писать, писать! – И затем тихо, с еле заметной грустинкой Иван Васильевич добавляет: – Надо спешить! Кажется, я очень поздно понял свое призвание, слишком мало сделал…

Верность теме

Майским днем, выйдя из вестибюля станции метро «Автово», человек в сером военном плащ-пальто, с погонами инженер-подполковника, огляделся. Скользнул взглядом вдоль цепочки киосков, внимательно осмотрел вереницы торопливых ленинградцев, возвращающихся с работы, и, свернув направо, ускорил шаг. Улица Строителей. А вот и дом… Какая-то будет встреча? Шуточное ли дело – пятнадцать лет не виделись!

Поднимался по гулкой узкой лестнице торопливо, перешагивая через две ступеньки. Наконец, вот она, дверь в квартиру. А вдруг в Ленгорсправке ошиблись? Все может быть. Но подполковник решительно нажимает на кнопку звонка.

За дверью ни звука. И вновь звонок. И вновь ни голоса, ни шагов. «Неужели и в самом деле ошибка?»

Во дворе спросил:

– Тут ли живет Волков Владимир Иванович?

– Тут. Скоро вернется с работы.

Присел в скверике, на лавочке. В ожидании томительно прошел час, начинался второй.

Вставал, снова шел к подъезду, поднимался по лестнице, звонил – не пропустил ли? Нет, не пропустил. За дверью молчание. И опять вернулся, стал терпеливо ожидать. Заприметив военного, явно кого-то ожидавшего, подходили сердобольные женщины, заговаривали. Узнав, судили-рядили:

– Надо же так случиться! Может, на работе задержался Владимир Иванович, может, собрание? Может…

А его все нет и нет. Уйти подполковник уже не мог. Решение твердое: должен повидать. В Ленинград приехал в командировку, завтра уезжает назад, в Москву. Другого такого случая не будет.

И вдруг… Он ли? Темная шляпа, синий плащ. Человек еще далеко, только вышел из-за угла дома, идет неторопливо. Но походка военная. Походку эту кадрового, немало послужившего человека узнаешь сразу, пусть на нем и костюм сейчас штатский.

Подполковник решительно поднялся, подошел к подъезду: станет сворачивать, тут и…

Смотрел, не спуская глаз с того, кто приближался. Тот тоже, видно, заметил военного, прогуливающегося у подъезда. Но мало ли кто тут может стоять! Мельком поглядывал и опять отводил глаза. И все-таки странно: так пристально смотрит этот военный. А подполковник уже видел знакомое, хотя и несколько изменившееся лицо: появились складки, кажется, чуть отцвела голубизна глаз, посветлела. Но прежняя орлиность во взгляде, властность – их не сгладило даже время – остались. «Ах, полковник, полковник!.. Владимир Иванович!» – шепчет мысленно подполковник, не спуская глаз, совсем забыв, что вот так, в упор, сверлить идущего на тебя человека неучтиво, бестактно.

А тот продолжает идти. И теперь его уже, кажется, начал беспокоить этот упорный, пристальный взгляд. «Странный подполковник! Странный взгляд!» – подумал человек в плаще и, сердито вскинув глаза на военного, повернул к двери подъезда.

И вдруг внезапно:

– Владимир Иванович!

Человек резко обернулся, на лице сложная гамма – сердитость, недоумение, беспокойство. А подполковник улыбается, вскинув руку к козырьку форменной артиллерийской, с черным околышем фуражки. Подобрался – и по-военному:

– Разрешите доложить? Инженер-подполковник Горбачев, специальный корреспондент газеты «Красная звезда»…

И словно вихрь пронесся по лицу Владимира Ивановича:

– Постой, постой! Горбачев! Ты?! Комбат?! Лейтенант Горбачев?!

И – шаги друг к другу. И объятья – крепкие, мужские.

– Вот не ожидал! Вот случай! История! – в явном замешательстве повторял полковник. – В дом! В дом!.. Без всяких возражений.

Вскоре пришла и жена Владимира Ивановича.

– Лида! Лидия Ивановна, гость у нас! Горбачев, помнишь? Комбат был, молодой… – Но спохватился: – Ах да, конечно же, не помнишь! Война была… Наезжала ты раз-другой. Где уж тебе запомнить…

Подполковник, встав навстречу хозяйке, вновь подумал о времени: были они тогда молодыми лейтенантами, и Лидия Ивановна – жена командира полка – была молодой. Она их могла и не заметить. Ничего удивительного. Но они-то, конечно же, замечали ее в те короткие наезды…

На столе дымился ужин.

– Значит, Николай Андреевич, специальный корреспондент? А инженер? Как же так?!

Николай Андреевич положил на стол две книги:

– Вот вам, Владимир Иванович, на память. От меня…

Тот смотрел на титульные листы книг, читал дарственные надписи.

– И… писатель!

– Да, Владимир Иванович, хотя еще не совсем… – весело проговорил инженер-подполковник. – Словом, путь за эти годы был долгий… Не икалось вам? Я же все эти годы вспоминал вас часто. Вспоминал до шестидесятого года, признаюсь, недобро… Начиная с сорок восьмого, когда вы, Владимир Иванович, не отпускали своего комбата учиться на редакторский факультет… А послали в радиотехническую академию. Помните? Думал, жизнь изломали, не туда подтолкнули…

– Да если бы я знал! – искренне, с горечью произнес полковник. – Если бы! Что так выйдет, знать бы! Разве встал бы поперек пути!

– Нет-нет, Владимир Иванович! Так я думал, повторяю, до шестидесятого года. Потом метаморфоза произошла настоящая: вспоминал добром. Спасибо вам!

И подполковник стиснул сердечно руку Владимиру Ивановичу. Тот смотрел, прищурив голубые глаза.

– Не понимаю тогда, – проговорил он, и в голосе его прозвучало замешательство.

…Победа застала лейтенанта Горбачева и минометную батарею, которой он командовал, в Чехословакии. Еще утром 8 мая немцы сопротивлялись. Батарея вела огонь, и сам Горбачев находился на НП в передовой линии пехоты. А потом весь день гнали фашистов. И вечером – капитуляция! Победа!

Утром к комбату подошел командир взвода младший лейтенант Нифонтов – красивый, с бакенбардами, голубоглазый:

– Товарищ комбат… Вот стихи. Почитайте!

Стихи о победе, о чувствах солдат, и показались они неплохими. Нифонтов уже не впервые доверялся комбату со стихами и всякий раз при этом заливался краской. Но, видимо, догадывался: он будет правильно понят.

– А ведь я тоже писал, – улыбнулся Николай Андреевич. – Было. Даже в прозе себя пробовал…

– Так и думал! А почему же?..

– Не знаю. Война…

– Списала и это, что ли?

– Нет, не совсем так.

И, может быть, действительно, в первый раз вдруг засосало, защемило под ложечкой: «Что же это, верно „списала“? Несерьезно было? Пожалуй, нет – просто не хватало времени…»

…Войска перебазировались своим ходом из Чехословакии в Венгрию. В лесу, в сорока километрах от Будапешта, солдаты жили в полуземлянках. Потом эшелоны потянулись на Родину. Бывалых солдат пригрела родная русская земля. И полк приступил к мирной учебе. Тут же и батарея лейтенанта Горбачева: прыгали с парашютами, учились минометному бою, стрельбе – солдату ратный труд нельзя прерывать ни на минуту.

Но теперь уже в свободное время Горбачев заполняет блокноты наблюдениями, зарисовками боевых дел – вновь «заговорил» тот «червь», что беспокоил его и тогда, когда он учился в Махачкалинском дорожностроительном техникуме и позднее – в Ростовском морском…

Приспело время подавать рапорт на учебу. Теперь уже Николаю Горбачеву представлялось, что другого пути нет, – только на редакторский факультет Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Об этом коротко и ясно было написано в рапорте.

…Посыльный из штаба полка, запыхавшись и раскрасневшись, отыскал комбата далеко за чертой города, на полевых тактических занятиях: отрабатывался перенос огня. Сыпались команды, доклады, поправки…

– Товарищ лейтенант, вас командир полка вызывает.

В маленькой приемной перед дверью в кабинет командира полка было пусто и тихо. Спросить даже не у кого: зачем? Действительно, зачем вызывает полковник Волков? Вряд ли так просто, это не в его правилах. По пустякам не приглашал. Провинность? Кажется, ничего особого не случилось.

И вот лейтенант в кабинете. Полковник с виду суровый – красивые усы, темные волосы, голубые глаза смотрят строго.

Комбат подошел, доложил по форме:

– Прибыл по вашему приказанию!

Полковник взял со стола лист бумаги, и лейтенант догадался: его рапорт. И сразу отлегло от сердца. Значит, не происшествие, не ЧП…

– Это серьезно в рапорте? На редакторский факультет? – голос у командира полка густой, глуховатый.

– Да, товарищ полковник! – бодро, уже радуясь, и в то же время соображая: теперь бы только поубедительнее сказать…

– Так вот, – строго, как приказ, объявил командир полка, – делать вам нечего там. Ясно? Вот приказ получил. Новая академия создается… Хотите, подавайте рапорт – отпущу. Инженером станете. Идите, подумайте!..

Рука взметнулась к фуражке, четкий поворот на сто восемьдесят градусов: у полковника Волкова не поговоришь.

Два дня трудных раздумий. Да, радиолокация… Техника будущего. Он знал: только-только в конце войны появились наши РУСы – станции обнаружения самолетов, американские СОНы – станции орудийной наводки в зенитной артиллерии. Читал: техника не временная, не однодневка, у нее перспективы – не окинешь глазом! А может, в самом деле податься в инженерию? Может, то, другое, – блажь? Несерьезно? А дело жизни – тут?

Через два дня снова пришел к командиру. Вскинул полковник голову от стола, от бумаг и строго:

– Ну, как?

Горбачев положил перед ним новый рапорт: «Прошу отпустить на учебу в Военную академию радиолокации…» Полковник тут же молча, но решительно вывел размашистым твердым почерком: «Не возражаю». И расписался.

…Война закончилась совсем недавно, и офицеры съехались сюда, еще по-фронтовому одетые: одни в полевых гимнастерках, другие в неформенных, сшитых из разного материала кителях, третьи – в зеленых «английских» шинелях. Ульем гудели этажи каменного здания дореволюционной судебной палаты. В коридорах, просторных переходах, выложенных скользкой цветной плиткой, в комнатах, отведенных под общежитие, недавние фронтовики в одиночку и группами штудировали забытые за эти годы науки – алгебру, физику, химию. Скверик перед зданием тоже был заполнен людьми. Облепляли густо беседки, устраивались целыми колониями прямо на траве, разложив вороха учебников, тетрадей. Дивились горожане такому поведению военных, терялись в догадках, а иные, осведомленные, шептали не без восхищения: «Будущие академики!»

А они, эти «будущие», действительно жаждали после пороха и гари войны учиться, рвались с фронтовым, еще не остывшим напором через жесткий экзаменационный заслон, желая сесть за парту, а после стать инженерами самой новой, самой таинственной радиолокационной техники. Одни из них уже знали кое-что о ней, прослужив на радиостанциях, на локаторах – РУСах, СОНах, РАПах, для многих же радиолокация была только «вещью в себе», таинственной, но заманчивой. Позже, уже став членом Союза писателей СССР, Николай Горбачев вспоминал:

«…Это были годы, когда всесторонне обобщался и осмысливался опыт войны, опыт использования радиолокационной техники. Всевидящее око локаторов стало неотъемлемой частью системы противовоздушной обороны, неизмеримо выросли задачи радиосвязи, радионавигации. Во всем, что касалось радио, надо было делать ставку на современную технику. Конечно, в ту пору существовали училища, средние военные учебные заведения, они готовили технических специалистов. Но возникла настоятельная необходимость готовить самых высоких специалистов-инженеров. И тогда Высшая школа ПВО была реорганизована в академию. Это-то и привело в движение такую массу офицеров. Лучшие из них, пройдя лабиринт экзаменационного „чистилища“, садились за парты, начинали нелегкий путь в инженеры, и академия им становилась доброй и строгой матерью».

Среди них был и лейтенант Николай Горбачев, комбат.

Строгие и точные науки: математика, физика, механика, радиотехника, электроника, теория электромагнитного поля… И хотя Горбачев был с ними в ладах, однако, возвращаясь после лекций домой, садился к столу – писал рассказы. Потом эта тяга стала каждодневной. В альманахе «Харькив», в украинских газетах стали появляться его очерки, рассказы.

И вот с той поры и стал поминать он недобрым словом Владимира Ивановича: свернул, мол, полковник меня с истинного пути. Все не то и не так…

Но время неутомимо отсчитывало свой бег. Учеба осталась позади, выпускники новой академии пошли в войска: на испытательные полигоны, в радиоэлектронные и другие специальные подразделения. В частях внимательно присматривались к молодым «академикам», на значках-ромбиках которых значились пока еще не известные буквы АРТА. В войсках хорошо знали цену выпускникам других академий с ласковыми и старыми названиями «ленинка», «жуковка», «дзержинка», «куйбышевка»… Но постепенно и «говоровка» – Артиллерийская радиотехническая академия имени Маршала Советского Союза Л. А. Говорова – стала завоевывать прочные позиции и входить в повседневный военный обиход. Выпускники этой новой академии быстро приобретали добрую славу.

В 1953 году у инженер-майора Горбачева началась служба в ракетных войсках: они только-только зарождались тогда, становились на ноги. Сложная, передовая техника! Мощные станции наведения, ракеты – все это было интересно, ново. С желанием отдается Горбачев, но не забывает и литературный труд: рассказы уже появлялись теперь в центральных газетах, в журнале «Советский воин». Служба в ракетных войсках была познанием жизни, проникновением в существо всех сторон армейского организма и вместе – познанием военного человека, того нового воина, которому суждено совершить революцию в военном деле. Однако нет-нет, а та мысль: «Подпортил полковник мне жизнь» – приходила во все эти годы.

А потом работа в Главном штабе – глубокое изучение ракетной техники, инспекционные поездки в войска, на полигоны, активное и непосредственное участие в учениях, боевых стрельбах…

Со всеми своими трудностями, присущими становлению всякого нового дела, развивалась «революция» военного дела, и, естественно, у будущего писателя, видевшего все это, остро ощущавшего пульс событий и явлений, шло осмысление происходившего. На это надо было откликнуться, об этом надо было написать… Тогда-то и появились первые наброски повести «Ракеты и подснежники». Писал ее Горбачев в свободное время, когда приходил со службы, когда уже бывало сделано немало иной сложной и важной работы, писал вечерами, в часы отдыха, в воскресные дни, во время очередных отпусков. Такова уж судьба всех литераторов. Зря им только завидуют некоторые непишущие…

В 1960 году происходила реорганизация газеты «Красная звезда», центрального органа Министерства обороны СССР. Военной печати предстояло учесть новые явления в армии и на флоте. Офицера Горбачева, которого знали уже по выступлениям в прессе, пригласили в штат. Он, конечно, с радостью согласился: еще бы, сбывалась давняя мечта!

Началась новая пора – журналистская, беспокойная, бурная. С подлинным рвением ездил он по ракетным частям и полигонам. Приезжал с заполненными блокнотами, отписывался и вновь уезжал в командировку. Писал о том, что мешало быстрее становиться ракетным войскам на ноги, утверждаться, совершенствоваться, писал о тех, кто шел впереди и кто тормозил движение.

…За столом оба – Волков и Горбачев – помолчали. Каждый думал о своем. Инженер-подполковник улыбнулся:

– Да, Владимир Иванович, произошла метаморфоза в моем отношении к вам… Инженера не получилось – это верно! Но инженерное образование, опыт инженерный… Впрочем, представьте себе такую картину. Приезжает корреспондент в ракетную часть. Идет на ракетную позицию, прямо к технике. Что-то происходит в этих шкафах – горят лампочки, перемигиваются, создавая таинственность происходящих в них процессов. Возле аппаратуры колдуют, чаще молча или только перебрасываясь специфическими фразами, техники и инженеры… А тут корреспондент. Да еще с вопросами: что, да как, да почему? А ну-ка, подкинем ему «ежа». Происходит, однако, невероятное – корреспондент не только раскусил этого «ежа», но в свою очередь, подкидывает вдруг такого, что техник, стыдливо краснея, бормочет: «Нет, мы это не учили. Я ведь только техник». Словом, после этого идет разговор «на равных». Сами понимаете, знания облегчают любую работу, тем более журналистскую.

– Выходит, так решается в литературе проблема «физиков» и «лириков». Надо знать, о чем писать!

– Выходит так, Владимир Иванович.

Выступая с рассказами и очерками на страницах «Красной звезды», Николай Горбачев собирал материал для повести, над которой упорно работал в те дни. Вскоре в Военном издательстве Министерства обороны СССР вышла его первая книга «Ракеты и подснежники» – лирическое, взволнованное повествование о воинах грозного вида оружия.

Не прошло двух лет, и читатель получил еще одну книгу. На этот раз повесть «Звездное тяготение». Героями ее, как и в ранее выпущенной повести «Ракеты и подснежники», являются воины-ракетчики: офицеры, сержанты, солдаты, у кого нелегкая, но интересная и романтическая служба. В этом смысле книга Николая Горбачева открывает новую страницу в литературе, распахивая перед читателем мир людей еще невоспетой профессии. Она вызывает радостное чувство знакомства с этим необычным миром, с его красивыми героями, сильными своими хорошими душевными зарядами и большим внутренним мужеством.

Но судьбы людей, жизненные положения и ситуации рисуются автором не упрощенно, рисуются без скидки на условия воинской специфики, поэтому повести предельно емки по фабуле, глубоко драматичны и конфликтны.

Автор не обходит острых и трудных жизненных проблем, а, наоборот, вскрывает их смело и правдиво и вместе с тем достоверно передает ту общую атмосферу романтической влюбленности, патриотического подъема, глубокого понимания долга, характерных для советских воинов. Индивидуальные судьбы героев повестей включены в общий поток нашей жизни. Основное внимание автор уделяет формированию характера молодых солдат и офицеров.

Гошка Кольцов в повести «Звездное тяготение» – солдат трудный. Читатели знакомятся с ним в госпитале, где он лежит, тяжело обожженный во время спасения ракеты. Повесть – история перестройки характера Гошки, его столкновения с коллективом, которому он поначалу противопоставил себя; история разрыва с любимой девушкой, ошибок и самобичевания и в конце – осознанного подвига. Гошка спасает ракету, отводит, казалось, неминуемую беду от товарищей по расчету.

Путь Гошки нелегок, и читатель, увлеченный его судьбой, стремится разобраться в ней вместе с героем, увидеть тех, кто помог ему стать другим… Повесть утверждает мысль: да, армия, новая техника, новые люди – офицеры, солдаты – перековывают, воспитывают человека.

Повесть «Звездное тяготение» получила заслуженное признание и высокую оценку, а ее автор удостоен премии Министерства обороны СССР за лучшее произведение о современной жизни Советской Армии.

Писем с просьбой рассказать о дальнейшей судьбе героев «Звездного тяготения», так полюбившихся читателям, поступило много. Они идут непосредственно к автору, в редакции газет, в издательство. И автор, горячо влюбленный в своих героев, отложив все срочные дела, снова садится за письменный стол и пишет новое произведение – на этот раз многоплановый роман «Дайте точку опоры».

О чем эта новая книга? Не трудно догадаться – о том же, о ракетных войсках, о тех же славных советских ракетчиках.

И опять – муки творчества, бессонные ночи, годы терзаний, груды исписанной бумаги, душевные страдания и поиски, поиски без конца. Трудно писать о новом, неизвестном, о том, что еще только рождается, возникает. С величайшим усилием пробивает оно себе дорогу. Старое не сдается, не желает уступать свое место, всячески сопротивляется. Так происходит не только в природе, но и в жизни, в творчестве.

Но вот и это все позади. Написан заключительный абзац. Поставлена последняя точка. Первые отрывки нового романа появились в печати накануне пятидесятой годовщины Октября. Писатель спешил. Как и все советские люди, он хотел преподнести Родине к ее славному юбилею свой личный подарок. Как исповедь звучит его письмо воинам-уральцам, которым он послал на читательский суд первый отрывок из нового романа.

«Для меня нет ничего приятнее, как писать о воинах сегодняшней армии, о человеке в серой шинели, о человеке с ружьем, – признается Николай Горбачев. – Этот путь в литературе мною выбран прочно и окончательно, и, как говорится, доказательства тут налицо: вы, вероятно, читали книги „Ракеты и подснежники“, „Звездное тяготение“, „Возвращение“, „Человек и ракета“, „Одна ночь“, „Сказание о ракетчиках“.

Другое „ружье“ сейчас в ваших руках, другими стали и сами воины – морально и духовно, – как и все мы, сыны нашего героического пятидесятилетия. Поэтому и почетно и сложно нам, писателям, создавать литературные произведения о советском солдате. Поэтому-то с чувством волнения предлагаю вашему вниманию отрывок из нового романа…»

Роман «Дайте точку опоры» также получил положительную оценку читателей.

Ежегодно мы видим, как по брусчатке Красной площади следуют в грозном и внушительном шествии ракеты разных калибров и назначений, знаем, что в воздух для нашей защиты может каждую минуту подняться ракетоносная и атомоносная авиация, а моря бороздит наш атомный флот…

Думается, что теперь уже ни у кого не остается сомнений – в военном деле, бесспорно, произошла самая настоящая, самая решительная революция. Однако проявление ее не только в очевидном резком изменении технической оснащенности армии, но и в тех революционных сдвигах в ее главном фонде – человеке.

Современное оружие потребовало не просто солдата, офицера, техника, инженера, человека с высоким техническим кругозором. Того самого «физика», для которого у ракеты, в атомной подлодке возникают нередко условия, когда надо не просто нажимать кнопки, переключать тумблер, крутить штурвалы, – требуется напряженная, высокоумственная, мгновенная по реакции и психологическому взлету работа ученого, работа «физика». Конечно, боевое применение, эксплуатация этой техники максимально автоматизированы, но для сложной техники известен как бы обратный закон: нажимать кнопки, переключать тумблеры можно лишь при ювелирном знании всей «анатомии и психологии» тех самых ракет, с виду безмолвных и ручных, но по существу (ракетчики это знают), каждой из которых присущ свой характер, свой норов.

Однако речь идет не только о «качественных сдвигах» в знаниях нынешнего солдата, офицера, но и о психологических и нравственных сдвигах. Эти сдвиги определяются многими причинами. Человек велик, способен создавать могучую технику, вдохнуть в нее жизнь, отдав ей частицу себя, но вместе с тем техника, своеобразие воинского труда, в свою очередь, оказывают влияние на характер человека, на его эмоциональный арсенал и психологию поступков. Словом, техника принимает участие в формировании человека, его облика, его внутреннего «я». В этом смысле революция в военном деле представляет собой неисчерпаемые кладези тем и находок для литературного проникновения, исполнения благородной писательской миссии.

Техника и человек… Извечная проблема. Сколько ученых, философов, психологов ломали и поныне ломают над этим головы! Но самым строгим и верным ценителем является время – крутое, неумолимое и властное. Оно проверяет и испытывает все в человеке: его духовную и физическую крепость, мужество и талантливость, дружбу и любовь. Круто порой поворачиваются и ломаются в наше время судьбы человеческие…

О людях, кому доверено грозное современное оружие, о создателях могучих ракет, о тех, кто на своих плечах вынес революцию в военном деле, об их самоотверженном труде, о чести и достоинстве советского человека, о глубоком чувстве братства, дружбы и любви, о том, как нелегко и вместе с тем радостно шагать по нашей бурной, наполненной большим смыслом жизни, – обо всем этом и рассказывает Николай Горбачев.